Вся коллекция взрослых игрушек — для подвижных игр – состоит из единственного экземпляра в заводской упаковке, с которым некому играть. Неизвестно, кому она принадлежит, нет сведений, из чего она состоит и для чего была так старательно подобрана… Упаковка скрывает содержимое в неподвижности. Загадка это или тайна, но мандариновый запах хвои — всегда поразительно новый! Значит, кто-то стал взрослым, оставаясь ребёнком.

Ещё живут глаза на фото, А сердце, неживое, ноет… И некому спросить кого-то — Уже никто их не закроет. Не вдруг откроем это сами, Но после долгого испуга… И мы – с открытыми глазами — Стоим и смотрим друг на друга.

Вблизи надежды прозревая дали И гребешками проводя полозья По нежной коже снежистой берёзы, Весь мир сегодня – крашенка, не так ли? Зелёные его омоют слёзы До твёрдой сути лакомой эмали! Невидимое солнце увидали, Себя переливающее в лозы. Свет вьёт себя в весеннем пьедестале, Где винт креста вращал шипами розы. Христос воскресе, вырвав жало прозы, Воистину – из адовой скрижали. И как бы жернова ни скрежетали, Разрешена поэзия, не так ли?

Здесь и мёртвые встали в двойное живое кольцо, Словно молнии выбиты на обелиске. В том подъезде мой дедушка значится в списке жильцов, В этом – папа, такие посмертные списки… Я куда-то иду, а в глазах моих – дождь, Пятьдесят уже лет, как приехал я в каменный город, Тридцать лет, как ушёл, и куда ни придёшь, Ржавое время на месте вращает колодезный ворот.

Во мраке есть внутренний свет — Мой белок и твои белки, Мы же с дальних пришли планет, Полок пустых полки. Полны содержанья лишь очи ведь, Поди, две тысячи лет тому; Давай же и мы поиграем в очередь, Ты – за мной, а я за тобой займу! Не зря нас тянет на поиск сана, Ты, кенгуру, скоро станешь гуру. Но за тобой уже кто-то занял — И с плеч снимает земную шкуру…

Я бабочек, тех, что Набоков сам посадил на массу игл, всю сумму образов, до сроков неосторожно отпустил. И вот взошла косая стая, и краски выстроились в клин. Лети, мозаика святая, над чистым зеркалом долин! Над Новым Иерусалимом — на Старый Иерусалим в стремлении неумолимом и в Истру возвращайся с ним! Я игл тебе не обещаю, хоть стал и до свободы злей. Увещевать нельзя пищалью блажь разделения долей.

Бывает, если мы солдаты Любви и службы на постах, Припадок памяти вне даты И без причины – просто так! Припадок – низкий, подлый, сучий — Познать хотя кого-нибудь, Когда тебя трясёт в падучей И звёзды поднимает в путь.

Меня догадки поразили, Что здесь другого не дано: В какой-то допотопной силе Подолье сделано в России — С любовью —    навсегда —       давно! Да не горами иль равниной — Иное, в камне, как одно Небесное морское дно, Что тоже стало Украиной, А не окраиной оно.

После тёплого ливня монеты растут – как грибы — царские, польские, римские… От патины, грязи и окислов шляпки рябы этих гвоздиков времени — с тусклыми рисками. Стопка монет, изгибаясь, стоит, как змея, качая под музыку узкими бёдрами! Империи, царства, республики снова рожает земля подольская — только ручными и добрыми.

Ходит с музыкой призрак весны по музею, каждому он говорит экспонату: Держись! Делай ты жизнь, наслаждаясь лишь ею, и наслаждайся, лишь делая жизнь.

Исключив случайности, ошибки и авось, радость благодарности крепко держит ось!

Нашла – и на меня нашла, прости, Гравитации дар предо мною есть выну — Силлабо-тоническая сила слабости: Отец ушёл к Отцу, оставил сына Сыну. Здесь мы лизать пустышки разошлись, А там срослись в обнимку две могилы… Из глаза лезет ледяная слизь: И в этом – атомная слабость силы.

Тридцать лет горит окно, Занавешенное тюлем, Я смотрю в него давно, Правда, только по июлям. Приезжая каждый год, Занимаю пост под кленом, А куда оно ведет, Размышляю в сне бессонном. Вновь гляжу на яркий свет В ожидании чего-то, Только никогда там нет Никого – одна свобода! Не от быта или жён! В этом мире – несогретом — Для меня там был зажжён Свет неведомым поэтом. Не разматывайте нить В мой прямоугольный свиток! Да и некого спросить — Этот свет никто не видит.

Всё хлеще и хлеще… С нахлёстом гула… Благодатью — кругом разлитой! Хлещет… Захлёстывает… Захлестнуло… Молниеносно — одной молитвой!

Боюсь, что здесь не строчек намолю — И не для басни, песни или оды… Я снял твою колоду, ты – мою; Так были перемешаны колоды! И стол был чист до лаковой блесны, дверной проем скрипел вратами рая… Чужие жизнь показывали сны, Родные бездны мне приоткрывая. Дом справился с эффектом домино И вековым нашествием крапивы… А вот и виноградное окно: Горят – слезами смыты – негативы.

Нашёл во рту фитиль от жала — Нетленный корень слова – в знак, Что я узнал, куда бежала Во тьме старинного подвала Собака с факелом в зубах.