Когда нагоним огонь, наверстаем версию? Переулки, арки, проходные дворы, лестничные марши, гаражи, цветники с крапивой, стрелки и указатели… Мне захотелось пройти маршрутами памяти по местам боевой славы, где на верёвках с прищепками сохнет невидимое бельё. Снежная одержимость, непролазная чистота!

Завтра дата, а далее пост, и, впадая из крайности в крайность, то стою, то иду через мост и о ранние сумерки ранюсь. Хорошо, что черешня сошла, хорошо, что нагрянула вишня! Знать, ещё не остыла зола и молитва о дате не лишня. Позади палисады села, впереди ещё большая глупость… Нас доступность куда завела, а уж как завела недоступность!

Застыли вместе на краю воронки, Куда-то снег идёт, но очень тёплый, А кто-то прямо смотрит в стороне. И ты уже раскрыла перепонки, Моя рука сама в тебе утопла, Мы в ширину растягиваем не… Сначала тыльной стороной ладони, Затем чуть-чуть подушечками пальцев Проверили хватательный рефлекс; Так мысль твоя в меня всё время тонет, Чернилами охота ей мараться, Что сам в себя я словно в нору влез. Там зеркало, храня твою осанку Навязчиво, настойчиво как вето На акт искусства от искусствоведа, До слизистой слезится наизнанку, Что нет на свете никакого Нета, А в Нете никакого света нет. Себе, конечно, я тебя придумал, Лишь похоти духовной потакая, Увы, отнюдь не пряничной доской, А уймой стройной молодости – с дулом. А ты действительно какая-то такая, Что я с тобой какой-то не такой.

что подоплёка – с мягкими гантелями — как ты проникла в пойму – не пойму я бредил Модильяни и моделями а делаю зарядку – на дому все развелись – друзья враги и роботы материки и страны и цари лишь по мостам стучат копыта пыток опыта а на душе всплывают волдыри но где-то тлеет – избегая тления — мой собственный оазис на песке вдали от удалого удаления с игрушками лаврушек на виске он задаёт мне новые задания и тишину – гармошкой – тормошит — ещё губной – как завязь мироздания — и розой ставит лилию на щит что подоплёка – с мягкими гантелями — как ты проникла в пойму – не пойму я бредил Модильяни и моделями а делаю зарядку – на дому

Страдает от одышки гений, но, обретённый на пути, весомый сонм моих сомнений подвигнул ходики идти.

Зайду на сто грамм в чебуречную, Потом к Мандельштаму на точку, Чтоб каждую первую встречную Вести по речному песочку — До перекрёстка-распятия, А вот и церковная кружка, Наедине с голубятнями, Как внутренняя наружка — Среди переулков с кувшинками Из первозданного снега, Где малые стали великими, Какая жестокая нега, Когда обнимают черёмухи И кисти сирени с крестами, Видны мне все меткие промахи, Хранимые образы – в храме, Ведь это не книжка с картинками, А город, раскрытый как книга; Бывают ли иноки инками? Но это другая интрига…

Не поможет копирка — Вот мы и стали свободными! Я – под куполом цирка, Ты – под церковными сводами. Опыт я приобрёл, Все тобою грехи перебороны. Мы опять, как двуглавый орёл, Смотрим в самые разные стороны. Снова бегство в Египет — С апокрифами неслабыми… Но державу и скипетр Сжимаем – хоть разными – лапами.

Никакая звукоизоляция не может унять тишину! Она просачивается, доставляя мучительное наслаждение. Ещё бы, тишина – это мощный стон, с помощью которого вечность излечивает самоё себя.

Весь улей вновь гудит от гула и узел, и лоза, и луза! И ты меня не обманула, и я в тебе не обманулся. Ушко тугое взял за ушко, что и задумал спозаранку… И счастья маленькая сушка баранкой стала за баранкой. Пошла и обогнула пробки, и завершила полмаршрута. А то, что долго были робки, так нынче это даже круто.

Пух, сверкая, воздух чистит, ёлки хвоей ловят пух. Вечер близится душистый тени сосчитать до двух…

И кто кому подарил вино или хлеб – из массива небова? Немного буднично было, но Просто так ничего ведь не было…

От чего же сердце сжалось, как наклон кнута ни крут? Шелковистость и шершавость мне ладонь – на пальцы – рвут! Лезвие ножа стреножа, вынимает боль из рук жизни яблочная кожа — обожаемый мой фрукт.

Бой с тенью шёл по городу-Китаю и – с длинной — становился всё короче. Я больше дни до встречи не считаю, а только лишь — просроченные ночи. И потому, всё более спокоен, воздушной, – путник, — в сумерках рад – яме… В краю краеугольных колоколен ввысь тишина идёт очередями.