Колени Йена подогнулись, и его безжизненное тело упало на бок. Я навела карабин на охранника и нажала на курок, держа его грудь на прицеле. «Нажать. Нажать. Нажать». Когда его тело ударилось о тротуар, я продолжала нажимать. Челюсть охранника отлетела, половина его лица превратилась в месиво. Кровь сочилась из дюжин отверстий на груди. Внезапно карабин опустел, и я осознала, что нажала на курок больше раз, чем требовалось.

К моему виску прижался ствол. Стук ботинок, направляющихся ко мне, раздался из окружающих зданий.

— Ты сделаешь все в точности, как я скажу. Дернешь ресничкой без спроса, и ты — труп. Кивни один раз, если поняла, — произнес голос.

Я кивнула головой, и мышцы тела напряглись, чтобы воплотить в жизнь одну из многочисленных техник рукопашного боя, вбитых в мою голову.

— Хорошо. И сейчас ты, наверное, понимаешь, что мы позволили тебе убить пьяницу, — мужчина с ружьем нахмурился под спутанными волосами и скользнул безумными глазами по толпе. — Если бы он выполнял свою работу, а не слонялся без дела, он бы поймал ее, когда она кралась мимо него. Кусок дерьма заслужил это.

Собравшиеся закивали головами и одобрительно закричали.

Мужчина сильнее ткнул ствол ружья мне в голову, его голос прозвучал резче:

— Теперь бросай карабин, пальто и все, что ты под ним прячешь, на землю, — затем он отбросил мои вещи и пинком отшвырнул упавшее оружие. — Ложись на спину. Руки за голову.

Воспоминание о холодных пальцах на моих запястьях парализовало мою храбрость. Я могла выносить все это бесконечно долго, пока меня не связывали.

Бетон холодил позвоночник и царапал костяшки пальцев, когда я лежала с поднятыми над головой руками. Если бы я сумела затащить его в позицию «закрытой охраны» (прим.: защитная позиция, при которой борец лежит на спине и ногами обхватывает туловище соперника) по джиу-джитсу, то смогла бы с силой обхватить его ногами и использовать тело противника как прикрытие от его приятелей, собравшихся вокруг и выкрикивавших пошлые шуточки.

Мужчина опустился на колени рядом со мной и поднял мой подбородок моим же кинжалом.

— Бог уничтожил наших женщин и детей. Кто ты? Демон, маскирующийся под красавицу, чтобы соблазнить нас? — он плюнул мне в лицо. — Меня не так легко одурачить.

Вдалеке взревел мотоцикл. Моя рубашка разорвалась под его рукой. Я двинулась от него, но слишком медленно. Мужик вонзил мой кинжал мне под ключицу.

Туман боли размыл все перед глазами. Я дернулась под сталью, пришпиленная к тротуару. Все еще держа кинжал в ране, он сделал разрез вдоль моей грудины. Кожа разошлась от краев разреза. Грудь взорвалась огнем. Я боролась, стараясь оставаться в сознании, и стиснула его руку. Отдававшиеся эхом тяжелые удары крови в моих ушах приглушили для меня мои крики.

Он обвел кинжалом мою грудь по кругу. Осознание его намерений ударило по мне. Я потянулась сквозь пламя боли и собрала последние клочки силы. Я удержала его запястье, не давая закончить мастэктомию (прим.: хирургическая операция по удалению молочной железы).

Вдруг что-то просвистело в воздухе. Вздрогнув, он выпрямился. Удивленный вздох сорвался с его приоткрытых губ. Затем его глаза сделались безжизненными, и он упал на бок.

Крики и выстрелы взорвались вокруг меня. Боль прожигала грудь, приглушая мои чувства. Кровь лилась меж моих пальцев в ритме моего пульса. Я неуклюже поискала свое оружие, зрение померкло, и взгляд остановился на кинжале в обмякшей руке рядом со мной.

Мое тело трясло от озноба. Я нашла плащ, укуталась в его тепло, и перед глазами прояснилось. Тогда-то я и увидела это — стрелу, торчащую из спины мясника.

Внезапно крики и выстрелы стихли. Я сморгнула замерзшие слезы. Парковка была усеяна мертвыми телами, пронзенными стрелами с черно-красным оперением.

Мой защитник бежал ко мне, его медные глаза смотрели все напряженнее с каждым шагом. В нескольких кварталах отсюда двигалось шумное сборище топота ног и криков — оставшаяся команда.

— Они идут, Иви, — южная тягучесть в голосе Джесси сделалась резкой. — Я могу их задержать. Ты должна идти.

«Он последовал за мной? Он был на корабле?» Тьма накрывала меня. Я хлопнула ладонью по бетону, чтобы остановить обморок. Моя слюна загустела. Я пробормотала:

— Просто нужна… — «Игнорируй боль, дыши глубоко», — …минутка.

К горлу подступила желчь. Я сглотнула и сосчитала до трех в ритме своих вдохов.

Дневной свет просочился обратно. Джесси склонился надо мной, пытаясь раскрыть плащ.

— Иви? Насколько все плохо?

Прилив эмоций взял надо мной верх, и его хорошо знакомое, прекрасное лицо наполнило мои пустоты ошеломительным чувством умиротворения. «Я не одна».

— Я скучала по тебе.

Он сглотнул, забираясь одной рукой под мой плащ.

— Дай мне посмотреть, Иви.

Я отстранилась и, пошатываясь, поднялась на ноги. Огонь распространился по моим внутренностям.

— Я в порядке.

Джесси указал на свой мотоцикл.

— Ехать сможешь?

Головокружение боролось с пульсацией боли в груди. Я кивнула.

Его глаза расширились, наполнились теплотой. Потом так же быстро сузились.

— Иди. Убирайся отсюда к чертовой матери.

Топот ног стал громче.

— Иди, сейчас же.

«Я не могу его оставить», — была моя первая мысль, но яростное выражение его лица заставило меня попятиться. Агония, обрушившаяся на мою грудь, решила все. Я потеряла много крови, но когда спешила прочь, поняла, что чувство потери меньше всего относилось к ране и полностью сводилось к мужчине, которого я оставила позади.

***

Несколько дней я разъезжала по улицам Дувра, ища мужчину, который последовал за мной. После набега на аптеку и получения бацитрацина (прим.: антибиотик, эффективный против ряда микроорганизмов), мои поиски привели меня обратно на пирс. Дюжины тел усеивали парковку, оскверняя воздух разложением. Но не было видно ни следа Джесси. И даже его стрел. «Он избегал меня?» Я больше не могла игнорировать уколы голода или зеленый гной, коркой покрывавший мою рану. Мне нужно было найти еду и убежище.

Той ночью я стояла на безлюдной улице в каком-то маленьком городке, расположенном на полпути к Лондону. Заброшенное здание, за которым я наблюдала с заката, демонстрировало первые признаки человеческой жизни, увиденные мной после порта. Крошащиеся кирпичи удерживали два этажа заколоченных окон. Лоза с шипами оплетала здание со всех сторон. Три часа никто не входил туда и не выходил, но тени от пламени свечи танцевали за бороздчатой стеклянной панелью на двери.

Суровый ветер решил украсть очередную букву из единственной вывески паба.

«РЫБА И Ф И ПО АЕМ 24/7»

Порыв ветра высушил мои глаза быстрее, чем мои слезные протоки успели выработать влагу для пролития. Что-то было не похоже на ноябрь. Я вытерла нос рукавом и снова моргнула. Мой живот заурчал. «Если я струшу, будет очередная голодная ночь».

Я прочистила горло и потренировалась произносить свои мужественные односложные ответы. Несколько скрипов в голосе подтвердили, что невербальная коммуникация (прим.: взаимодействие между людьми без использования слов, передача информации через жесты, мимику, интонации и пр.) — мой единственный вариант. Улица оставалась заброшенной в обоих направлениях. Больше я не стала откладывать, тяжело сглотнула и сделала шаг по направлению к пабу.

«Останься в живых».

Я поправила капюшон плаща, пряча лицо в его тени. Сделала еще два шага. Я засунула руки в противоположные рукава и погладила ножны. Вес карабина, пистолета и вещей давал небольшое утешение моим нервам. Затем я расправила плечи и своей отработанной мужской походкой вошла в паб, прерывисто выдохнув и дернув за ручку тяжелую дверь. Столики были пусты. Большинство из них лежали на боку и были завалены перевернутыми стульями. Служебная дверь на кухню открывала вид на запертый черный вход.

Лохматый, крепко сложенный бармен стоял, прислонившись к кассовому аппарату. Единственный, видимо постоянный посетитель паба сидел в дальнем конце бара в плаще-тренче до лодыжек.

Бармен бросил на меня раздраженный взгляд из-под густых бровей.

Я была здесь незваным гостем.

Я прошла неуверенно через дверь. Постоянный посетитель сидел спиной ко мне, держа голову опущенной. Судя по моим ночным наблюдениям и полупустой бутылке виски «Бушмиллс», составляющей ему компанию, я подумала, что он будет здесь еще долго.

Глаза бармена сузились до щелочек. Я сосредоточилась на своей походке и медленно подошла к барной стойке. Когда мой ботинок ударился о ножку барного стула, я опустила подбородок, чтобы оставаться в тени капюшона.

— Что будете заказывать? — его скептический голос звучал утомленно.

Я указала на доску позади него. Он изучил мой палец. «Он ищет зеленую прозрачную кожу? Образовавшиеся клешни? Заметит ли он изящную форму моих женских рук?»

— Так значит рагу. А запьете его чем?

Я кивнула на бочонок с резьбой.

Он проворчал что-то и спросил:

— Вы не разговариваете?

Я коснулась горла и покачала головой. Затем, чтобы избежать дальнейших вопросов, я направилась к столику в дальнем углу. В груди вспыхнула резкая боль. Я содрогнулась и порадовалась укрытию плаща. Я сняла с себя вещмешок и карабин и устроилась на стуле с лучшим видом на входную дверь и черный вход. И постоянного посетителя, который еще не заметил моего присутствия.

Тридцать минут спустя я опрокинула вторую пинту пива. Горький хмель пощипывал язык и освежал пересохшее горло. «Рай». Бармен принес рагу вместе с третьей пинтой. Он не задержался. Притворяться немой срабатывало лучше, чем я ожидала.

Неподдающиеся определению куски плавали в вареве. Я жадно заглотила еду. Слишком жадно. Мой язык метнулся к стекающему ручейку, но рука поймала поток, текущий по подбородку. Я дочиста обсосала пальцы, как голодающая, и собрала оставшийся в чашке бульон черствой горбушкой хлеба. Затем я отпихнула от себя чашку и подумала о второй.

Завсегдатай у бара поднял голову. Его волосы цвета меда вились на плечах, закручиваясь в дреды, и были заправлены за уши. Его широкая спина и плечи проверяли на прочность швы пальто. Стоящая неподалеку свеча освещала полные губы и линии широкого подбородка.

Он почувствовал мой взгляд и покосился в мою сторону, проводя пальцем по краю стакана с виски. Когда его глаза остановились на моих, я отвернулась. «Дерьмо».

Его барный стул отодвинулся, после чего последовал стук ботинок по полу. Пистолет на моем бедре сделался тяжелее. «Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо!»

Ботинки остановились у моего стола. Запах солодового виски омыл меня. Я не отводила взгляда от пустой кружки, доставая кинжал из ножен под плащом.

Он опустил ладони на стол и оперся на руки. Я крепче стиснула нож. Один взмах отрезал бы его распростертые пальцы. Я бы воспользовалась моментом удивления, нацелив нож вверх и погрузив лезвие в его горло.

— Могу я присесть? — спросил мужчина голосом с густым ирландским акцентом.

Я не ответила.

Он наклонился ближе.

— Пожалуйста, не бойся. Мне всего лишь любопытно, — незнакомец помедлил — ждал моего ответа.

Рукоятка кинжала горела в моей хватке. Я вновь не ответила.

Спустя несколько ударов моего сердца он выпрямился и распахнул пальто. Под ним незнакомец носил черную сутану на пуговицах, четки и белый воротничок.

— Могу я присесть? — опять спросил мужчина, его сильный акцент смягчал гласные.

Я оставалась молчаливым параноиком.

Он не изменил позы, только склонил ниже голову.

— Ты все еще голодна?

«Если я буду игнорировать его достаточно долго, он уйдет?»

Незнакомец сделал рукой жест бармену.

— Эм… Ллойд? Еще одну чашку твоего аппетитного рагу.

Шаркающие ноги Ллойда скрылись на кухне.

«Нависающее присутствие» протянуло мне руку. Шрамы поселились на костяшках его пальцев, некоторые из них были свежими, розовыми.

— Я — отец Рорк Молони.

Он ждал, позволяя мне бегло осматривать его. Я старалась поверить, что этот мужчина — священник. Его диалект и массивное телосложение предполагали более тяжелую жизнь. Впрочем, я готова была поспорить, что его возраст был близок к моему. Я изучала его глаза, глубокие озера нефрита. За ними я увидела дисциплинированный устав. И он улыбнулся, когда увидел в моих глазах женщину.

Я не была уверена, что мое католическое воспитание привело к этому моменту слабости, но удивила и напугала саму себя, указав на стул напротив и сказав:

— Прошу, садитесь, отец.

Он опустил свою руку и сел на стул. Движение продемонстрировало заплечную кобуру и ножны на поясе.

Я согнула пальцы на ноже и другой рукой приспустила капюшон на несколько дюймов.

— Что меня выдало? — спросила я.

Его губы изогнулись в улыбку.

— Твои изящные пальцы и маленькая фигурка.

По крайней мере, он не винил в разоблачении мои попытки ходить как мужчина.

— Я Эвелина Делина. Иви.

Он выпучил глаза и ахнул.

— Да святится имя твое.

— Прошу прощения?

— Твое имя. Ева, — он погладил крест, висевший на его шее, и уставился на меня.

Я моргнула, притворяясь, что не понимаю явную отсылку к Библии.

— Иви, — исправила я его.

— Точно. Ты знаешь книгу Бытия? Бытие 3:20 — «Мужчина назвал свою жену Евой, потому что она стала матерью всего живого».

Я опустила голову, когда Ллойд поставил на стол еще одну чашку рагу. Когда он вернулся к бару, я подняла глаза и сказала:

— Конечно, я знаю это, отец. И этой же женщине ваш Бог сказал: «Я сделаю твои муки вынашивания детей крайне тяжелыми; с болью ты будешь давать жизнь своим детям. Ты будешь желать своего мужа, а он будет господствовать над тобой». Давайте проясним. Вы не будете проповедовать мне свои догмы. Я отслужила свое время в католической церкви и больше в этом не нуждаюсь.

Он ощетинился.

— Без обид, — добавила я.

Будь проклят мой характер и гребаное католическое чувство раскаяния. Я заставила себя спокойно выдохнуть и сказала:

— Кроме того, отец, учитывая текущие события, разве вы не должны искать кого-то из Книги Откровений?

— Возможно, — ответил он и улыбнулся. У него была мальчишеская улыбка, которую я сочла успокаивающей. Но этот волевой подбородок делал ее сексуальной. Я отбросила эту мысль.

— Пожалуйста, зови меня Рорком, — он сглотнул. — Есть и другие? Женщины?

Я поднесла чашку ко рту и покачала головой.

— Я проделала долгий путь, — рагу умеренно теплым потоком проскользнуло по горлу, — и не видела больше никого. Из человеческих женщин, имею в виду.

Он закрыл глаза и сложил пальцы перед губами.

— Как получилось, что ты оказалась здесь? Когда остальные женщины не выжили?

Я откинулась назад и убрала нож в ножны. «Был ли хоть один день, когда я не задавала себе этого же вопроса?»

— Не можешь найти ответ в своей Библии?

Уголок его рта приподнялся. «Мое неуважение его веселило?»

Рагу внезапно выплеснулось из моей чашки, неровно стекая по стенкам и проливаясь на стол. «Моя рука дрожит? Или это комната?» Я поставила чашку и потерла руки, покрывшиеся мурашками.

Температура в помещении упала, воздух как будто заклубился и собрался у входной двери. Туманная дымка стала просачиваться через замочную скважину, и вместе с ней в паб вплыла Анна. Широкая улыбка озарила ее лицо, и ее ножки коснулись пола, проступая из щупалец серого тумана. Складки ажурного платьица Анны лизали ее ноги, пока она вприпрыжку поскакала к бару, а кудрявые хвостики подпрыгивали.

Я задрожала, будучи не в состоянии посмотреть в глаза Рорка, хоть и чувствовала на себе его взгляд. Он не мог видеть ее, мою галлюцинацию.

У бара Анна потянулась к кругу из подсвечников. Я вжалась в стул, когда ее пальчики приблизились к свечам. Она погладила один горящий фитиль, напевая:

ее улыбка пропала, голова дернулась к двери.

Ее пальцы слились с огнем. Кожа на ее руке, а затем и ее тело вспыхнули. «Зачем она это делает? Она пытается мне что-то сказать? Пожалуйста, перестань, Анна. О, Боже!»

Обнажавшиеся участки мышц пульсировали в свете свечей, цепляющихся за ее крошечную фигурку. И все же входная дверь удерживала ее внимание.

Вдруг свечи зашипели, ее прозрачная фигура стала испаряться. Мой живот скрутило от запаха горящей плоти.

Я насторожилась из-за того, что находилось по ту сторону входной двери. Укол боли пронзил мое нутро. Я узнала это ощущение. Мои мышцы напряглись, готовые к атаке.

— Иви? Иви?

Пламя поглотило Анну, и свечи погасли с хлопком.

Рорк пробормотал в темноте:

— Какого фига…

— Ш-ш, — я подхватила карабин и нацелилась на дверь. Его рука легла на мою спину. — Надеюсь, ты знаешь, как пользоваться этим пистолетом, — прошептала я. — Они идут.

— Почему? Что ты…

Дверь распахнулась и ударилась о стену. Холодный поток ветра пронесся по комнате, а с ним и гудение голода.

Раз-два, раз-два! Горит трава,

Взы-взы — стрижает меч,

Ува! Ува! И голова

Барабардает с плеч.

— Бармаглот. Кэрролл Льюис (пер. Д. Орловской)