Сотни возражений, начинающихся с «не», собрались на моем языке, но в итоге они слились воедино, трансформировались и вырвались из меня одним приказом:

— Не останавливайся!

Он не остановился. В спешке, слившись губами, мы, спотыкаясь, дошли до кровати, сдернули с нее кишащие жучками одеяла и рассмеялись, не прерывая поцелуя, когда неловко завалились на матрас, так и не разомкнув соединенных губ.

Бункер наполнился треском и шорохом разрываемой одежды. Наконец, обнажив тела, наши руки принялись исследовать друг друга. Мои руки пропутешествовали по его груди, очерченным линиям спины, сжали его упругую задницу. Руки Рорка в это время обхватывали и сжимали мою грудь, затем они спустились вниз и погладили выпуклость моего живота.

Когда его пальцы нашли влажный жар между моих бедер, восторг от ласки полностью уничтожил остатки силы воли, которые у меня еще оставались, чтобы прекратить это. Его рот вновь завладел моим, и я вступила в игру, полизывая и посасывая язык Рорка, желая его сильнее и сильнее.

Я подстроила себя под изгиб накрывавшего меня тела. Прижавшись бедрами к его паху я ощутила, как стальная эрекция, толкающаяся мне в бедро, подтвердила его намерения.

Затем он приподнялся надо мной, приоткрыв губы и наблюдая, как его пальцы двигались между моих ног. Внутрь и наружу. По кругу и еще раз по кругу.

— Такая мягкая. Гладкая, — его взгляд метнулся к моему лицу, акцент усилился. — Священная.

— Вуду-вагина, — выдохнула я, разводя бедра шире.

Хриплый шепот вырвался из его горла:

— Да, похотливая ты соблазнительница.

Я закрыла глаза и увидела себя обнаженной, стоящей под яблоней. Вокруг меня покачивались лианы. Вот только одна из этих лиан была змеей, шипящей мне на ухо. «Искушение. Фрукт. Грех».

Мои веки быстро поднялись. Сквозь алкоголь и туман чувства вины я обнаружила среди своих мыслей вопрос, который все еще меня беспокоил.

— Насколько ты пьян?

Рорк отрицательно покачал головой, его глаза блестели.

— Твое убийственное тело сразу же отрезвляет парня.

На меня нахлынули противоречивые эмоции. И во главе всего стояло дурное предчувствие, что «это» произойдет. Но когда пройдет потрясение от случившегося, где мы окажемся?

Я обхватила его лицо ладонями и, удерживая Рорка, сказала:

— Это не сможет закончить все между нами. Понял?

Его рот изогнулся в кривой улыбке, а его бедра сократили расстояние между нами, член заменил пальцы, толкнувшись в меня. Одновременно освободившиеся пальцы скользнули в мой рот, давая мне почувствовать вкус моего возбуждения, а затем переместились к моим волосам, спутывая их и потягивая. Его взгляд, такой же обнаженный, как и наши тела, стал искать мой взгляд.

— Это, — он пошевелил бедрами, — еще как кончит между нами, — затем Рорк сделал толчок.

— Ух, — он уронил голову на мое плечо, щека потерлась о щеку. — Ухх… ооох…

Дюйм за мучительным дюймом блаженство переполняло меня. От него дрожали мои бедра. Наши языки сталкивались, сплетались, и я потерялась… Потерялась в грохоте сердцебиений, в шуме участившегося дыхания, в движениях сталкивающихся бедер.

— О, любовь моя. О, Иви. Это…

По Рорку прокатилась дрожь. Он отстранился, открыв рот, чтобы облегчить затрудненные вдохи.

— Я не могу…

— Нет, ты не сделаешь этого. Не сейчас, — сказала я и согнула ноги, зажав его туловище между своих бедер и вонзив пятки в мускулистую плоть его задницы.

Рорк издал прерывистый смешок, руками удерживая мои извивающиеся бедра.

— Мне просто нужна минутка, любовь моя, — его ирландский акцент был очень выраженным.

О! Мои губы изогнулись в улыбке.

Я лежала неподвижно, пока мы смотрели друг на друга, прерывистые дыхания сливались воедино, интимное соединение усиливало предвкушение. Несколько секунд спустя он сел и прижал мое тело к себе. Обхватив меня руками, Рорк накрыл мой рот своим и начал двигаться.

Я раскачивалась на его коленях, икрами потирая его спину. Мы нашли свой ритм, и удовольствие стало нарастать. Мое тело напряглось, готовое взорваться, когда его рот оставил мой.

— Кончи со мной, — произнес он одними губами.

Я крепче сомкнула руки вокруг его шеи. Я уже была готова, балансируя на грани, поэтому кивнула головой.

Внезапно моя спина ударилась о матрас, и тело надо мной задрожало. Бедра Рорка встречались с моими, раз за разом. Темп сделался более жестким, более страстным.

— Сейчас, — его выдох опалил мою щеку.

Глубоко внутри меня его член увеличился, и Рорк замер, находя разрядку. Утонув в его стонах, его исказившемся от удовольствия лице, сжавшихся кулаках в моих волосах и опьяняющем трении его паха о клитор, я с криком присоединилась к нему, сжимаясь вокруг его содрогающегося члена, полностью удовлетворенная.

Придя в себя, я толкнула жесткое тело, придавившее меня. Оно не шевельнулось.

— Рорк?

Ответом мне стал храп. Все еще погруженный в меня, его член дернулся. Сдаваясь послеоргазменному сну, я наслаждалась нашим единением, ощущением его члена в себе, его проницательной способностью прочесть мои мысли и тем, как он обвился вокруг моего сердца.

***

Стены пещеры вокруг меня кровоточили. Я перекатилась на бок и обнаружила нежные черты женского лица перед собой. Глаза на нем были закрыты. Я потрясла женщину за плечи. Ее голова качнулась и отделилась от тела.

Мое сердце грохотало в груди. Я перевела взгляд и увидела, что женское тело было выпотрошено. Все внутренности были вывернуты наизнанку. Желчь подступила к моему горлу.

Смех прокатился эхом по пещере. Ко мне приблизились черные ботинки, отбрасывающие шуршащий край соболиной накидки при каждом шаге.

— Ш-ш-ш. Не бойся Аллаха. Ты — необходимый инструмент в моем замысле.

Мои глаза внезапно распахнулись, грудь тяжело вздымалась, пока руки обшаривали кровать рядом со мной. Пусто. Я села.

Рорк встал с молитвенной скамьи, одетый в рясу, с четками, извивающимися между пальцев, выражение его лица было строгим. Тогда до меня дошло, что он одевался так, когда имел серьезные намерения.

Я сглотнула, мое горло было сухим.

— А как же настрой «нахер-это-все»? — поинтересовалась я и взглянула на наши припасы, упакованные и ждущие нас в коридоре. — Сегодня у нас будет поездка? Или это значит что-то еще? — «Пожалуйста, пусть только в его глазах будет не неприязнь».

Рорк подошел ко мне и накрыл ладонью мою щеку.

— У тебя был кошмар?

Я кивнула головой и произнесла:

— Бывало и хуже.

Его рука опустилась, сжавшись в кулак.

— Гребаный ад. Прости меня. Я был… — его глаза метнулись к молитвенной скамье на полу. — Ты все еще хочешь уехать сегодня?

— Да. А ты?

— Готов, если и ты готова, — он улыбнулся, но его глазам недоставало веселья.

Я скользнула пальцем под его белый воротничок и потянула.

— Зачем это?

Рорк встал, болезненное выражение исказило его прекрасные черты.

— Я — духовное лицо. Меньшее, что я могу сделать, — это одеваться подобающе, — отвернувшись от меня, он широкими шагами устремился к коридору.

Тревога вскипела во мне, сменившаяся осознанием.

— О, мой гребаный Бог! Ты жалеешь об этом? Ты жалеешь о том, что мы сделали?

Рорк застыл, затем повернулся ко мне.

— Тебе стоит найти другое ругательство. Из уст неверующей оно звучит пустым.

Огонь гнева хлынул по моим венам. Я промаршировала к нему абсолютно голая, осознавая, что последствия случившегося секса образовали засохли коркой на моих бедрах, а мои титьки подпрыгивают с каждым шагом. Я встала лицом к лицу с ним и толкнула его рукой. Гора не сдвинулась с места.

— Ты — лицемерная скотина, — я снова его толкнула. — Чье имя ты стонал, пока толкал в меня свой священный член? — я накрыла ладонью свою грудь. — «О, Иви. О, любовь моя». Определенно, не имя твоего Бога. Ты, бл*дь, наслаждался этим, и это заставляет тебя чувствовать себя крысенышем.

Его глаза запылали, лицо побагровело.

Мое сердце рухнуло на пол и разлетелось на миллионы кусочков. Мой голос прозвучал надломленным шепотом:

— Ты в безопасности со своей клятвой. Я пойду одна.

Шипение со свистом вырвалось сквозь его зубы.

— Хрень собачья. Я поклялся защищать тебя, даже если это последняя клятва, которую я могу сдержать, — он сделал шаг назад. — Я буду ждать у двери, — затем Рорк резко развернулся и ушел, оставляя за собой торнадо эмоций.

***

Во время нашей поездки в грузовике, нагруженном едой, боеприпасами и канистрами с бензином, дорога на север вела нас через покрывающиеся рябью болота и старинные деревни. Поездка для меня была утомительной из-за постоянных попыток избегать встреч с людьми и тлей. А мрачный священник рядом со мной только делал ситуацию еще хуже.

Он ничего не говорил о стене с колючей проволокой, выросшей между нами. Его молчание вгоняло шипы боли и разочарования глубже под мою кожу.

Когда я давила на него с попытками поговорить, Рорк сворачивал грузовик на обочину, останавливался и отправлялся искать дополнительные припасы. Эти ненужные остановки приводили к рискованным сражениям с мутантами, так что я перестала давить.

В результате мы спали в грузовике, и хоть нас разделяли всего два фута (прим.: примерно 60 см), с таким же успехом мы могли спать в разных странах.

Так почему я от него не отделалась? Было бы просто — поднести карабин к его голове и стащить ключи.

Но воспоминания о его пьяном смехе, его невинной улыбке и его вовсе не невинных губах сформировали узел в моем животе, который заменил собой ярость. В своем запутавшемся разуме я убедила себя, что он был всего лишь стражем. Тем, кто прикрывает мою спину.

«Слабая». Я была такой слабой.

Спустя несколько дней и семь сотен километров мы добрались до бассейна реки Туид, которая служила границей между Англией и Шотландией. Мы не знали, как собирались пересечь Атлантику (прим.: Атлантический океан) на пути к Исландии, но планировали стащить лодку и воспользоваться перегоночным маршрутом до Северной Ирландии. Проплыть по тому же маршруту, которым воспользовался Рорк двумя годами ранее, когда вспышка инфекции вынудила его покинуть дом.

Теперь он сидел на каменной стене, обрамлявшей покрытый мхом мост, и наблюдал, как я купаюсь в течении реки внизу.

— Ты думаешь, этот чертов Лакота следит за тобой? — спросил вдруг Рорк.

Я наградила его тяжелым взглядом и заставила себя напоследок нырнуть в студеную воду. Возможно, обнаженное шоу сделает его член таким твердым, что тот треснет и отвалится.

— Мы бы знали, если бы он следовал за нами? — продолжил он.

— Неа.

Я вышла из воды, спугнув поползня с места, где он искал пищу.

Рорк наклонился вперед, упершись локтями в колени. Наше взаимодействие было настолько слаженным, что мы могли общаться, лишь обменявшись взглядами или легкими жестами. Посмотрев друг на друга через разделявшее нас пространство, мы увидели боль друг друга. Нам не нужно было озвучивать свои чувства или прояснять проблемы. Что нам было нужно, так это найти, казалось бы, невозможное решение проблемы.

Вскоре солнце опустилось за луг, простиравшийся под обрывистым утесом, на котором мы припарковались. Ночь сделалась еще темнее из-за стены собиравшихся облаков.

Спустя час повалил дождь со снегом, намочивший нашу одежду и загнавший нас в укрытие известняковой пещеры.

Устроившись на нашем спальном мешке и обсохнув, он потом сел рядом со мной, его протянутая рука предлагала открытую банку чили и ложку.

— Ты в порядке? — спросил Рорк пять дней спустя.

Я фыркнула и сказала:

— Эти земли напоминают мне о доме моего детства.

В этом климате часто шли дожди, что отпугивало тлю. Но кого, бл*дь, это волновало?

— Нам надо поговорить, — начал он и макнул свою ложку в мою консервную банку, затем сунул ее между губ, и его талантливый язык облизал ее с обеих сторон.

— Я знаю, — согласилась я.

Мои глаза вернулись к нашему ужину. «Какого черта я себя мучаю?» Я хотела его, но не могла получить. Еще больше болезненного молчания повисло между нами.

Рорк опустил свою ложку.

— Тогда ладно. Я выскажусь первым.

Его руки стиснули мои плечи и прижали мою спину к его груди, а ноги расположились по бокам от меня. Его дыхание дразнило мой затылок.

Я желала, чтобы моей реакцией на это было взорваться водоворотом атакующих конечностей, но вылилось это все лишь во вздрагивание и трепет разбитого сердца. Не стало смысла в днях сдерживаемой злобы. Находиться так близко к нему — успокаивало. Я пожурила саму себя, но не отстранилась. Я скучала по нему, и все тут.

— Я не жалею, что занялся с тобой любовью. Это было потрясающе, восхитительно. Священно, — он втянул воздух. — Я никогда этого не забуду.

Мою грудь сдавило.

— Это звучит… окончательно.

Его лоб коснулся моего плеча.

— Я все еще священник, — раздался тяжелый вздох. — Священник, влюбленный в красивую женщину. Я нарушил клятву. Но она от этого не исчезла. Мне просто нужно стараться еще упорнее.

Каждая мышца в моем теле напряглась. «Влюбленный?» Неужели я стала настолько жадной, что пытаюсь отвратить Рорка от его Бога или не дать ему быть тем мужчиной, которым он хотел быть? Но я чувствовала его желание, он был там со мной, на каждом шаге пути.

— То есть божьи коровки, песня, притяжение между нами… это ничего не значит?

Его руки обвились вокруг меня и сжали в объятии.

— Это значит все. То, что у нас есть… — его рука прижалась к моей груди, — эта связь не исчезнет. Я не могу вынести мысли о том, чтобы не прикасаться к тебе, не смеяться и не сражаться с тобой, не целовать тебя…

Я отбросила его руку.

— Целовать меня?

— Дружескими поцелуями.

«Дружескими».

— То есть я позволяю тебе целовать меня, лапать меня и притворяюсь, что твоего твердого как сталь члена — который сейчас тычет мне в спину — не существует?

Рорк застонал.

— Да, точно.

Я развернулась в его руках и вопросительно выгнула бровь.

— И я могу разгуливать голышом, пользоваться своей пулей в постели рядом с тобой, тогда как жаркий потный секс остается недоступным?

Кадык на его горле подпрыгнул.

— Ты не облегчаешь все это, да? Но ответ остается прежним.

Я поднялась на ноги, знатная доля сомнений сделала выразительнее мою позу.

— Проблема в том, отец Молони, что мы вышли за пределы дружбы. Та маленькая штучка, которую ты вытащил на свет — ну, знаешь, дрожащий танец электричества, который ты чувствуешь под нашими дружескими прикосновениями — я не могу это игнорировать. Так что, пока ты цепляешься за свой целибат, помни одну вещь. Я такой клятвы не давала. Если ты недоступен, значит, я доступна для других, — от этой мысли подступила тошнота.

Его взгляд скользнул выше, глаза Рорка ничего не выражали, вопреки влажности в них.

— Я же сказал. Я не ожидаю того же взамен.

Я не знала, что причиняло больше боли, — его отказ или тот факт, что он согласился с тем, что я буду спать с другим мужчиной. Агония от этой боли подтолкнула мои ноги, отправляя меня продираться сквозь проливной дождь.

Молния периодически освещала рапсовое поле золотистым сиянием (прим. травянистое растение семейства капустных с очень развитым корнем (стержнем), который проникает в почву до 3 м). Защита дождя обеспечивала отсутствие тли. Я воспользовалась передышкой от нежеланных встреч и побежала меж намокших стеблей, листьев, цеплявшихся за мои джинсы. Снова и снова я шла. Мои ноги ослабли, а тело дрожало от холода.

В конце концов, утомление победило, и я обнаружила, что с трудом тащусь к грузовику, затем сажусь за руль и борюсь со сном, но несчастная гребаная ночь все-таки взяла надо мной верх.

***

«Тук-тук».

Я проснулась с дрожью. Через ветровое стекло были видны сверкающие на ночном небе звезды. Дождь стих, значит, скоро подтянутся мутанты.

Я почувствовала жесткие мышцы рук, обвившихся вокруг меня. «О, черт, нет! Как я не услышала, когда он забирался в грузовик?»

Я выдернула его руку из-под своей рубашки и перевернула, чтобы посмотреть на его наручные часы. Я моргнула и посмотрела еще раз. Почти наступил рассвет. Я отбросила его руку.

Хотя его дыхание сбилось, его напряженная нижняя челюсть, которая днями решительно оставалась закрытой, ослабела под действием сна и гравитации. Легкая щетина оттеняла совершенные черты его лица. Я протянула руку, мечтая о всего одном поглаживании…

«Тук-тук. Тук-тук».

На этот раз кто-то постучал ногтем по стеклу. Я прижалась к груди Рорка, отстраняясь подальше от окна водительской двери. По другую сторону нависала тьма. Я потрясла его за плечи.

— Проснись.

Ровный ритм его дыхания во сне даже не сбился. Я снова тряхнула его.

— Рорк. Рорк? — его голова перекатилась по спинке сиденья. Я повернулась к окну. Желто-зеленые глаза светились по ту сторону двери.

Уходи, о , человечье дитя:

К воде и в глушь под ручку с фейри,

К миру, полному рыданий больше, чем ты можешь осознать.

— Уильям Батлер Йейтс.