Командующий Восточным фронтом не разделял надежд Министерства иностранных дел на сепаратный мир с русским Временным правительством. К концу июня подготовка к наступлению у русских становилась все более явной, и когда 1 июля началось в Галиции русское наступление, то для нас оно отнюдь не явилось неожиданностью. С возобновлением военных действий со стороны русских Верховное командование снова получало свободу действий.

Генерал Людендорф по телефону спросил меня, считаю ли я еще и теперь целесообразным произвести предложенный ему в свое время прорыв в районе Тарнополя, чтобы таким образом встретить русское наступление, а также какое количество подкреплений потребуется командующему Восточным фронтом. Так как германское наступление вдоль железной дороги Львов – Тарнополь должно было в самом непродолжительном времени приостановить начавшееся в Галиции наступление русских, то на вопрос генерала Людендорфа я с радостью ответил утвердительно. Чем больше войск сосредоточили бы русские для своего наступления против австрийцев и нашей южной армии, тем больше должен был быть наш успех.

Что касается подкреплений, то я попросил не меньше четырех дивизий, Верховное же командование обещало мне шесть дивизий.

Командующий Восточным фронтом начал энергично готовиться к наступлению, руководство которым поручено было генералу Эбену, командующему на злочовском участке (начальник штаба майор Франта). Выполнение артиллерийской подготовки опять вверено было подполковнику Брухмюллеру.

Установка артиллерии и подвоз войск должны были занять около двух недель, так что самым ранним сроком для наступления мы назначили 15 июля. Однако уже с 1 июля началось русское наступление. Между Зборовом и Бжезанами русские ворвались в австрийские позиции. К счастью, головные части германских войск, предназначенных для наступления, уже прибыли в те места. Они тотчас же введены были в бой и 2 июля восстановили положение. Дальнейшие русские атаки, предпринятые с большим порывом, потерпели неудачу.

4 июля начались сильные русские атаки против южной армии графа Ботмера, которые после многодневных боев закончились полным успехом для этой армии.

6 и 7 июля начались атаки против австрийской 3-й армии к югу от Днестра. Эта армия только что была подчинена командующему Восточным фронтом. Мы придали ей одну германскую дивизию, относительно употребления которой мы установили, что она сначала вся полностью будет находиться в резерве и в дело будет введена для контратаки в случае русского прорыва.

За несколько дней до начала русского наступления командующий Восточным фронтом побывал в этой армии, чтобы ознакомиться с состоянием войск и позиций. В общем, он вернулся довольным. К сожалению, австрийское командование не удержало германской дивизии полностью в резерве, а ввело ее сразу в бой; когда же 6-го числа последовал русский прорыв, то войск для контрудара уже не имелось, так как большая часть австрийских войск вообще уже не годилась для активных действий. Германские войска были вовлечены в отступление, фронт 3-й армии отодвинулся за Ломницу, Калуш попал в руки русских, в результате чего положение стало очень серьезно. Если бы не удалось удержать линию Ломницы и взять обратно Калуш, а отступление 3-й армии продолжалось бы, то Стрый, главный тыловой пункт южной армии, и нефтяные источники Дрогобыча оказались бы под угрозой.

Командующий Восточным фронтом вынужден был поддержать 3-ю армию переброской германских войск, но теперь для него встал вопрос, сможет ли он вообще осуществить наступление под Злочовом, которое должно было начаться только после 15 июля.

Новоприбывшая баварская кавалерийская дивизия с резервным гвардейским егерским батальоном были направлены в 3-ю армию, а с ними и еще одна пехотная дивизия. От мысли наступать под Злочовом решено было пока не отказываться. В худшем случае – то есть если бы не удалось поддержать германскими подкреплениями 3-ю армию – имелось в виду с войсками, собранными к 15 июля в районе Злочова, позади нашего фронта, передвинуться к югу и ударить во фланг русским, форсирующим Ломницу.

Баварской кавалерийской дивизии удалось остановить продвижение русских, также было восстановлено и положение под Калушем. Вследствие этого злочовское наступление могло теперь начаться. Приходилось сожалеть о войсках, уступленных австрийской 3-й армии, прежде всего об усиленной баварской кавалерийской дивизии. Командующий Восточным фронтом предполагал с особой тщательностью сформировать кавалерийский корпус и тотчас же после прорыва у Злочова перебросить его на восточный берег Серета, чтобы отрезать русские войска в южном направлении. На долю этого корпуса выпал бы, вероятно, крупный успех.

* * *

Пришлось отсрочить на несколько дней начало наступления, так как ежедневные ливни не давали возможности перевозить тяжести на галицийской глинистой почве иначе, как по шоссе. Наконец, рано утром 19-го числа, наступление началось. Главный удар наносили 1-я и 2-я гвардейские дивизии и 5-я и 6-я пехотные дивизии под начальством генерала Катена.

Командующий фронтом за два дня перед тем отправился в Злочов, чтобы в случае надобности лично распорядиться на месте. Благодаря отличной артиллерийской подготовке, выполненной подполковником Брухмюллером, прорыв вполне удался на протяжении двадцати километров, и первый день наступления продвинул нас на пятнадцать километров за неприятельские линии.

Эта победа была случайно одержана в день заседания рейхстага; некоторые назвали ее поэтому алармистским средством для поднятия настроения. Генерал Людендорф просил меня известить его о ходе операции до шести часов вечера, то есть до того момента, когда рейхсканцлер намеревался выступить в рейхстаге с речью.

Артиллерийская наблюдательная вышка, с которой командующий фронтом и я наблюдали за боем, была связана телефоном со Ставкой, и таким образом уже в пять часов пополудни высшее командование могло в несколько минут осведомить рейхсканцлера об исходе боя.

В течение следующих дней наступление планомерно развивалось. Тарнополь был взят 25-го числа, и, как и предсказывалось, весь русский фронт, до самых Карпат, начал теперь колебаться. Нам пришлось немного еще поволноваться, когда 21-го числа сильной атакой около Крево, южнее Сморгони, русским удалось прорвать наш фронт и оттеснить одну ландверную дивизию, сражавшуюся, впрочем, блестяще. Мы не могли там немедленно помочь: понятно, что лишь через несколько дней могла туда подойти одна сейчас же отправленная дивизия, освободившаяся благодаря началу общего русского отступления. До того времени 10-я армия должна была сама себе помочь, что она и сделала. Сильным артиллерийским огнем нам удалось задержать русских, проникших в наши позиции, и в конце концов принудить их снова отдать занятые ими окопы. Русская армия много потеряла вследствие революции в моральной стойкости – раньше же наше положение могло бы стать тут несколько более тяжелым.

Одновременно с началом русского отступления в Галиции союзные войска, а именно южная армия, австрийские 3-я и 7-я армии, начали преследование. В первых числах августа преследование достигло Збруча, и за исключением незначительной части вся Галиция и Буковина были теперь очищены от русских.

На этом операция, к сожалению, и остановилась.

Наши войска слишком удалились от своей базы, подвоз не поспевал, а австрийским войскам, расположенным дальше к югу, не хватало необходимой энергии для дальнейшего развития успеха. Не удалось осуществить попытку Верховного командования распространить удачу злочовского прорыва также и против румынской армии, хотя с этой целью на румынский фронт направлен был на подкрепление германский альпийский корпус; румыны сами перешли в наступление и местами даже достигли некоторых успехов.

Когда в первых числах августа очевидно стало, что до восстановления железнодорожных путей и думать нечего о продолжении преследования в Галиции, генерал Людендорф вызвал меня к телефону. Нам обоим было ясно, что восстановление это займет довольно продолжительное время и что было бы жалко оставлять войска так долго в бездействии. Генерал Людендорф сказал мне, что при данном положении вещей на западе он не может заранее сказать, надолго ли ему можно будет оставить у нас подкрепления, присланные для прорыва под Злочовом, но что очень было бы желательно в непродолжительном времени нанести русским еще один сильный удар, чтобы этим ускорить разложение русских войск. Поэтому он спросил меня, возможно ли, по моему мнению, с имеющимися в нашем распоряжении силами выполнить старый излюбленный план командующего Восточным фронтом: перейти Двину и занять Ригу. Если возможно, то он, генерал Людендорф, попытается еще на некоторое время оставить подкрепления у нас на фронте. Я, конечно, ответил утвердительно.

Еще во время злочовской операции я вызвал к себе подполковника Брухмюллера и поручил ему отправиться в Митаву к 8-й армии и там, на месте, предпринять обследование позиции артиллерии для подготовки переправы через Двину, о которой в свое время мне говорил генерал Отто фон Белов и которую я сам проектировал.

К сожалению, прошло довольно много времени, пока мы вывели войска из Галиции, погрузили на железную дорогу и расположили их в боевом порядке под Митавой. Все это завершилось лишь к концу августа. Несколько дней мы провели в величайшем напряжении, не зная, сможем ли мы оставить войска у себя, или еще до занятия Риги мы должны будем вернуть их обратно.

На западе с 31 июля происходила великая Фландрская битва, и как раз в последних числах августа там последовали сильные атаки, и положение стало критическим. Дважды генерал Людендорф телефонировал мне, что ему нужны войска, и дважды, что он может обойтись без них. В конце концов мы получили уверенность, что можем их оставить у себя, и приступили к последним приготовлениям для атаки.

Командующий фронтом отправился, как это он обычно делал, к месту действия, чтобы в случае необходимости отдать личные распоряжения.

Наступательная операция поручена была 8-й армии генерала фон Гутира (начальник штаба генерал Зауберцвейг). В нашем распоряжении для прорыва имелось три корпуса, всего одиннадцать пехотных дивизий и две кавалерийские. Главный удар наносился тремя дивизиями: 19-й резервной, 14-й баварской и 2-й гвардейской, под начальством командующего 51-м корпусом, генерала Беррера, после подготовки дела ста семьюдесятью батареями подполковника Брухмюллера и двумястами тридцатью средними и большими минометами. Эти три ударные дивизии должны были переправиться сначала на понтонах, а затем по мостам, причем каждой дивизии предоставлялся один мост.

1 сентября в четыре часа утра началась газовая атака на неприятельские позиции, на рассвете в шесть часов – артиллерийская стрельба, а в девять часов десять минут отошли первые понтоны. Работа артиллерии и на этот раз была безупречной. При начале нашей атаки стреляли лишь немногие неприятельские орудия, но и то плохо и с перерывами.

Как только первые пехотные части достигли северного берега, началась наводка мостов. Лишь один мост, расположенный всего далее к востоку, был немного обстрелян неприятельским огнем во время наводки и переправы по нему войск: мы понесли при этом некоторые потери. В остальном переправа прошла почти шутя.

Первым перешедшим по среднему мосту был принц, командующий фронтом, стремившийся, как всегда, вперед, чтобы сопутствовать войскам в атаке. Серьезное сопротивление наш натиск встретил лишь на Малом Егеле, но и оно было скоро сломлено.

Результаты прорыва в отношении пленных и другой добычи были менее значительны, чем мы ожидали. Еще задолго до того, как мы начали наступление, русские добровольно очистили западную часть рижского предмостного укрепления, а когда наступление началось, то с лихорадочной поспешностью очистили и все остальное.

Я очень сожалею, что нам не довелось наступать на Ригу двумя годами раньше, как того так хотелось тогдашнему командующему Восточным фронтом. В то время русские не очистили бы предмостное укрепление, и весь его большой гарнизон попал бы в наши руки, так как я нимало не сомневаюсь, что и тогда переправа удалась бы нам так же хорошо, как и 1 сентября 1917 года, разве только с несколько большими потерями.

Сами войска были полны воодушевления и охотно продолжали бы маневренную войну до самого Петербурга. В военном отношении это не составило бы затруднений, при условии, если бы Верховное командование могло оставить нам войска. Но, к сожалению, это было невозможно. Через несколько дней мы вынуждены были задержать движение 8-й армии, чтобы выделить часть войск на запад, часть на итальянский фронт.

Трогательна была радость, с которой нас встретили в самой Риге. Население сильно пострадало от поведения войск, мораль и дисциплина которых сильно понизились под влиянием революции, а также и от ненависти латышей, и с облегчением вздохнуло, когда германские войска заняли город и принесли с собой спокойствие и порядок.

Таким образом, для дальнейших операций командующему Восточным фронтом оставалось рассчитывать лишь на свои силы. Цели могли ставиться лишь ограниченные, так как бои под Злочовом и Ригой, особенно же на Малом Егеле, показали, что русские хоть и пострадали морально и уже не обладали прежней стойкостью, но все же еще оказывали сопротивление.

Два таких ограниченных предприятия напрашивались сами собой: взятие предмостного укрепления у Якобштадта, где русские все еще держались на южном берегу Двины, и занятие островов Эзель, Моон и Даго. На первом предприятии настаивала 8-я армия, а второе было необходимо, чтобы спокойно занимать Ригу; в то же время оно являлось еще большей угрозой для Петербурга.

Для захвата якобштадского предмостного укрепления в 8-й армии оставлен был подполковник Брухмюллер с нужным количеством артиллерии. Как и всегда, подполковник Брухмюллер образцово выполнил артиллерийскую подготовку, и 21 сентября предмостное укрепление с легкостью было взято.

Подготовка к занятию островов потребовала более продолжительного времени вследствие участия флота, у которого, понятно, не было никакого практического опыта в такого рода десантных предприятиях. Морское ведомство с удовольствием приняло участие в этом деле, так как оно опять получало здесь возможность, после долгого промежутка времени, проявить свою активность, помимо одной подводной войны.

Продолжительная бездеятельность флота и тесная скученность столь большого количества людей в одном месте благоприятствовали пропаганде недовольных элементов. Уже давно ходили печальные слухи о настроении во флоте, особенно в связи со слухами о мятежах, имевших место летом на некоторых кораблях и ставших известными благодаря судебному разбирательству и прениям в рейхстаге.

Для обсуждения этой операции я один раз съездил в Берлин и перед самым ее началом в Либаву. Командующий Восточным фронтом поручил проведение этой операции генералу Катену. В его распоряжение отданы были 42-я пехотная дивизия и одна бригада самокатчиков.

В начале октября все приготовления были наконец закончены, но неблагоприятные ветры задерживали начало операции. Лишь 11-го числа вышел транспортный флот под защитой части линейных кораблей из Либавской гавани и 12-го числа бросил якорь в Таггарской бухте на северном берегу острова Эзель. Остров был хорошо укреплен рядом долговременных укреплений. Высадка, особенно на северном берегу, явилась для русских совершенной неожиданностью. Особого сопротивления она не встретила. Десантные войска быстро прошли к югу и востоку через весь остров, смелым натиском взяли дамбу к острову Моон и без труда заняли в ближайшие дни Моон и Даго.

Я впоследствии хорошо познакомился с руководителем обороны островов; это был адмирал Альтфатер, принимавший в качестве эксперта участие в большевистской комиссии о перемирии. Он рассказывал мне, что в то время большевистская пропаганда уже так глубоко проникла в войска, что о фактическом сопротивлении нельзя было и думать. Войска прямо-таки растаяли у него в руках.

В то время как Восточный фронт одерживал легкие победы над все более разлагавшимися русскими войсками, на западе шли тяжелые бои во Фландрии, во время которых наши войска лишь с трудом удерживались на своих позициях.

С августа месяца и на итальянском театре войны также шли атаки против австрийских армий. Бои, происходившие в августе и сентябре и известные под общим названием Одиннадцатой битвы на реке Изонцо, оказались успешными для итальянцев к северу и югу от Горицы; стало и тут совершенно ясно, что силы австрийских войск подходят к концу. Можно было опасаться, что если начнется двенадцатая битва на Изонцо, то они иссякнут совершенно. В связи с этим австрийцы обратились к германскому Верховному командованию с просьбой об активной поддержке. Тут снова возник вопрос, какова должна быть эта помощь: только ли произвести сильный удар на фронте Изонцо и тем облегчить положение австрийцев, или же предпринять большую операцию, которая нанесла бы итальянцам окончательное поражение.

Генерал Людендорф объясняет в своей книге, почему в то время можно было осуществить только первое. Из его объяснений следует, что высшее командование обсуждало и второй вариант, то есть одновременное наступление из Тироля и на Изонцо. В качестве единственного основания против этого генерал Людендорф приводит то, что Германия не могла дать всех нужных для этой операции войск, а только шесть – восемь дивизий, которых не хватило бы для большого двойного удара. Я не вполне с этим согласен. Восточный фронт в это время мог свободно отдать более значительные силы, если бы это потребовалось. Нельзя было предполагать, что русские еще раз предпримут наступление, и риск был бы очень невелик, хотя бы мы и очень сильно ослабили Восточный фронт. Если только вспомнить, как ничтожно было сопротивление итальянских войск германскому натиску, то трудно себе даже представить, какого успеха можно было бы достичь крупной операцией.