Оксана Гофман

Русская книга мёртвых

Не следует навязывать окружающим свое собственное понимание горя. Горе всегда сугубо личное и индивидуальное понятие.

  У каждого из нас есть право выражать себя в горе так, как мы лично можем и хотим выразить эту самую печаль и боль утраты.

 Если ваших близких постигло горе последней утраты, вам не следует делать и говорить нечто особенное.

Просто будьте рядом.

Будьте терпеливы, дайте громкой боли перейти во все принимающее молчание.

Просто откройте свое сердце рвущимся в него чувствам, и вам станет легче.

 

Часть 1

О жизни и о смерти

Пересечения

Меня всегда как магнитом притягивала к себе гениальная картина Иеронима Босха "Пляски Смерти". Злобно и иронично скалящийся скелет, который, кажется, жутко клацает своими суставами, высматривает обреченные жертвы. Страшно.

Впрочем, человек так устроен: он любит бояться. И наш страх смерти - самое мучительное из всех человеческих страданий, самая сладостно-мучительная из всех наших Любовей. Мысль о смерти, которая когда-нибудь перечеркнет- все наши планы и надежды, - непереносима. Мы привыкли противопоставлять жизнь и смерть, разгонять их на разные полюса, не позволяя им никоим образом соприкасаться друг с другом. Так, Людвиг Витгенштейн писал, что смерть не является событием жизни. Следовательно, ее следует опасаться, перед ней следует трепетать?.. Следовательно, она жестока?

Увы, брутальны и жестоки только мы с вами. Борьба за выживание всегда груба и безжалостна. Мы живем в состоянии непрекращающейся борьбы, не оставляя себе свободного времени на размышления, в том числе и о природе смерти. Мы охотимся на внешние ценности, мы устраиваем хитроумные засады зверьку по имени Успех. И все это всего лишь знаки панического ужаса перед смертью и перед тем, что последует после смерти. Смерть не является проблемой, это мы сделали ее таковой.

А ведь именно она всегда являлась неотъемлемой частью нашего существования, более того, она есть нечто самое главное, что непременно когда-либо произойдет в жизни каждого человека. Человек через всю свою жизнь проносит в себе осознание смерти. Да, стремление сохранить жизнь - естественнейшее для всего живого чувство, но все то, что не имеет конца - не имеет и смысла. Смерть постоянно находится не просто рядом с человеком, она - внутри него. Иными словами, каждый из нас носит в себе свою смерть, каждый пишет свою собственную книгу мертвых. О Смерти, об этом совсем ином Времени. О том, что после нее нет полнейшей темноты, о том, что и после будет полное незабываемых впечатлений существование, идущее по своим законам.

Мы все привыкли искать "смысл жизни" (это всегда было делом весьма модным, признаком хорошего тона). Я же предлагаю вам отправиться на поиски "смысла смерти", сделав ее метафорой русской жизни. "Думая о смерти... о загробном воздаянии <…> мы должны иметь в виду не гибель наших врагов или друзей, а нашу собственную гибель. Этот разговор - не о вашей жене, не о вашем сыне, не о Нероне или Иуде. Он о вас - и обо мне" (К.-С. Льюис).

Упражнение "Загляни за тот порог"

Это упражнение основывается на мудром опыте средневековых монахов, в уединении и одиночестве познавших пред Богом мудрость Смерти, искусство умирать. Вы можете медитировать каждый день, выкроив на данное упражнение малую толику свободного времени. Звучит несколько парадоксально, но по завершении этой своеобразной "Медитации Смерти" вы почувствуете себя более бодрыми, сильными, вы вновь ощутите неподражаемый вкус жизни. Ничто не помогает лучше разглядеть все прелести мира живых, как увеличительное стекло Смерти.

Я загляну за Тот порог, рукою к праху прикоснусь и саван приоткрою.

Мои глаза прикованы ко праху, и я невольно возвращаюсь в мыслях ко всем этапам моей жизни: Успехи и трагедии... Боязнь и радость... Усталость, вечные конфликты...

Торопливые попытки забраться повыше на социальной лестнице жизнелюбивого тщеславия, мечты, желания... Любовь и отвращение...

Все то, что делало жизнь мою Жизнью. И все это развеется прахом земным по ветру, будет поглощено жадным космосом... Мне от меня останется малая толика праха, символ того, что все-таки пришлось от чего-то отказаться. Отказаться от моей жизни. Моей жизни.

Я гляжу на горстку пыли за Тем порогом и думаю о том, что на плечи наваливается тяжкий груз, подобный тверди земной. Бремя моих горячечных фантазий: я что-то значу, что-то значу в этом мире живых...

Силой заставляю себя отвести глаза от горсти праха моего за Тем порогом и внимательно изучаю мир, что продолжает существование в вечности: деревья, птиц, землю, звезды, солнечные блики на земле; впитываю в себя крик младенца в новенькой коляске, не так давно родившегося у моей соседки; провожаю взглядом электричку, что резко взяла старт, убегая от перрона,- слежу за торопливыми облаками, за танцем жизни и вселенной... И я знаю, что все это рождено, вскормлено и духовно наполнено людьми, уже перешагнувшими за тот порог. Это они позволяют говорить нам "Я - это я" и считать своей собственностью жизнь, дарованную богом и нашими родителями.

Не бойтесь заглянуть за тот порог и когда-нибудь сказать "Здравствуй" праху земному.

 

Сияющий водоворот Перехода: попытка медитативного познания

(вариации на тему Книг мертвых)

В тот самый момент, когда я сумела увидеть и понять собственную смертность, я поняла, что могу действительно жить. Просто жить.

Истинное просветление человек испытывает в самом начале, в момент смерти. При умирании какая-то частичка личности переходит в новые условия Реальности и продолжает самостоятельное существование.

Ведь сознание человека не прекращает своей деятельности и после смертного исхода. Мысль ведет человека, как при жизни, так и после его смерти. "В самый последний момент вся жизнь человека отразится в угасающем сознании, и память поднимет из всех забытых уголков и потаенных закоулков все события жизни и все эмоции, сопровождающие их. И во всем этом "фильме" будет доминировать одна главная мысль, одно главное событие, определяющее смысл уходящей жизни... Душа попадет в ту область Тонкого мира, уровень вибрации которой соответствует уровню вибрации души в момент умирания" (В. Ю. Тихоплав, Т. С. Тихоплав. "Великий переход").

Сияющий водоворот Перехода

Настало время искать Путь. Сейчас Ты воспримешь Чистый Свет, каков он в мире, где все вещи подобны ясному безоблачному небу, а обнаженный незамутненный разум - прозрачной пустоте, у которой нет ни границ, ни центра. Познай себя в это мгновение и останься в этом Мире.

Сейчас приходит к тебе то, что называют смертью,- думай о ней так:

"Вот и настал час моей смерти, воспользуюсь же ею во благо всех живых существ, которые населяют беспредельные просторы земли и небес, и буду поступать так, чтобы достичь совершенного состояния, движимый любовью и состраданием к ним и направляя все свои усилия к Высшему Совершенству. Я хочу явиться в любом образе на благо всем существам,- я буду служить всем живым существам, число которых беспредельно, как просторы небесные".

Когда ты созерцаешь Изначальный Чистый Свет, постарайся остаться в том мире, где сейчас пребываешь. Познай его. Твой разум пуст, он лишен формы, свойств, признаков, цвета,- он пуст - это сама Реальность, Всеблагость.

Твой разум пуст, но это не пустота Небытия, а разум как таковой: свободный, трепещущий, блаженный,- это - само Сознание. Твое сознание, сияющее, пустое, неотделимо от Великого Источника Света; оно не рождается и не умирает, оно - Немеркнущий Свет.

Так достигается Освобождение.

Сосредоточься на своем божестве-Хранителе. Думай о нем так, словно он, этот хранитель, подобен отражению луны в воде, видимому и в то же время не существующему сам по себе. Подумай о Великом Сострадательном Боге.

Ты покидаешь этот мир, но ты не одинок: смерть приходит ко всем. Не привязывайся к этой жизни ни из любви к ней, ни по слабости. Даже если слабость вынуждает тебя цепляться за жизнь, у тебя не достанет сил, чтобы остаться здесь, и ты не обретешь ничего, кроме блужданий. Не привязывайся к этому миру,- не поддавайся слабости.

Какой бы страх и ужас ни охватили тебя, не забывай этих слов,-храни их смысл в своем сердце и иди вперед,- в них сокрыта тайна познания Реальности:

"Когда Неопределенная Реальность предстанет передо мной, То, отбросив всякую мысль о страхе и трепете перед всеми видениями,

Да сумею я понять, что они - лишь отражения моего собственного ума,

- Да сумею я понять, что по природе своей - это лишь иллюзии,

- А не убоюсь я сонмов Мирных и Гневных Божеств - своих собственных мыслей".

В тот момент, когда твое сознание отделилось от тела, ты должен был увидеть сияние Чистой Истины, неуловимой, сверкающей, яркой, ослепительной, чудесной, величественной, лучезарной, похожей на мираж, который непрерывным пульсирующим потоком пронизывает окружающее тебя. Не пугайся его, не страшись, не ужасайся - это сияние твоей истинной сущности. Познай его. Из глубины этого сияния раздастся естественный звук Реальности, подобный раскатам тысячи громов. Это естественный звук твоего подлинного "я". Не пугайся его, не страшись, не ужасайся.

Теперь, чтобы овладеть Истиной, ты должен предоставить своему уму успокоиться в бездеятельном, бездумном состоянии неомра-ченности, изначальности, ясности, пустоты. Даже если при жизни ты был слепым, глухим или увечным, то здесь, в Посмертном Мире, твои глаза увидят образы, уши услышат звуки и все остальные органы чувств будут невредимы, восприимчивы и совершенны.

Теперь ты обладаешь способностью беспрепятственно проходить сквозь скалы, холмы, камни, землю, дома и даже сквозь гору Меру1.

Отныне ты наделен чудотворной силой; она возникла в тебе естественно и имеет кармическую природу. Ты можешь в мгновение ока пересечь четыре континента, окружающие гору Меру, можешь попасть в любое, какое ни пожелаешь место быстрее, нежели смертный человек успевает поклониться или протянуть руку.

Но не возжелай, не возжелай этих сил иллюзии и превращений! Ты видишь своих родных и близких и обращаешься к ним, но не получаешь ответа. Увидав, что семья оплакивает тебя, ты думаешь: "Я мертв! Что делать?" - и жестоко страдаешь, словно рыба, выброшенная из воды на раскаленные угли. Ты будешь страдать, но страдание тебе не поможет. Молись божеству-Хранителю, молись Сострадательному.

Когда тебя носит повсюду не знающий покоя ветер кармы, твой разум, лишенный опоры, подобен перышку, увлекаемому вихрем. Ты вынужден блуждать безостановочно и взывать к оплакивающим: "Я здесь, не плачьте!"

И вновь тебя одолеет страдание. Не поддавайся ему! Повсюду будет серый сумеречный свет, днем и ночью, во все времена. Ты увидишь снег и дождь, мрак, свирепые вихри, толпы преследователей; услышишь звуки горных обвалов, шум морских волн, треск пожара и вой сильного ветра. Сделай все, чтобы не забыть этого!

Причина твоих страданий - твоя собственная карма,- только карма и ничто иное. Поэтому молись усердно.

Исповедь отрицания

Даже теперь, когда все сочтено, не бойся, не ужасайся. Не лги, не страшись бога Смерти.

Твое тело - духовное тело, оно не может умереть. Природа твоего тела - пустота, тебе нечего бояться. Бог

Смерти - твои собственные видения. Пустота не может причинить вред пустоте. Бескачественное не может причинить вред бескачественному. Но эта Пустота не есть простое ничто, это - Истинная Пустота, перед которой ты испытываешь благоговейный трепет и благодаря которой ясно и ярко сияет твой разум. В той области, где ты сейчас пребываешь, ты с непреодолимой силой ощущаешь нераздельность Пустоты и Света.

Пустота имеет природу Света, а Свет - природу Пустоты,- Свет неотделим от Пустоты. Ее энергия, излучаясь беспрепятственно, сияет повсюду. Что бы ни делали те, кого ты покинул(а), не позволяй возникнуть ни одной гневной мысли, сосредоточься на своей любви к ним. Избегай нечестивых мыслей, но проявляй ко всем чистую любовь и смиренную веру. Молись Сострадательному и своим божествам-хранителям и с полной решимостью произнеси молитву. Искренняя молитва, несомненно, станет твоим надежным проводником. Можешь быть уверен(а): она тебя не обманет. И ты достигнешь осознания и Освобождения...

В основополагающем для всего христианского вероучения "Символе Веры" есть такие слова: "Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века...".

Физическая смерть не властна не только над душой, она не способна даже на разрушение тела!

Каждому из нас предстоит вновь облечься в телесные покровы и узреть небеса, "свернувшиеся, как Свиток". Сама природа начертала эту истину о Смерти на полотнище мира, где непрестанен процесс рождений-умираний. Мудрость жизни - это упражнение в смерти. Ощутите подобно древним славянам, как боги, столь же древние, сколь и сама Вселенная, "умирают в жизнь".

 

Экскурс I: Диалог Жизни и Смерти

(вариации на темы древнерусских текстов)

В поле чистом, в раздолье широком повстречалась я, Жива душа со Смертушкой. И был вид ее страшен, как у рыкающего льва. Ужасен он для человеческой природы. Увидав ее, я, душа смиренная, сильно устрашилась. И спросила я Смерть: "Кто ты, лютый зверь? Очень уж страшен облик твой: вид у тебя человеческий, а поведение звериное".

Отвечала мне Смерть, мне - душе Живой: "К тебе пришла, хочу тебя взять. Знай же, чадо мое, нет в этой жизни ничего постоянного, крепкого нет ничего, неизменного. Все вокруг изменяются со временем вещи, вертится все колесом. Так и жизнь душ человеческих..."

И, набравшись отваги, отвечала я, душа Жива: "Хочешь меня, значит, взять? Да я не хочу, а тебя не боюсь". Смерть же в ответ: "О человече, почему меня не боишься? Цари и князья, и воеводы меня боятся. Я славлюсь по всей земле, а ты меня не страшишься".

"Ты ко мне одна пришла. Знаю, что спокойную жизнь у тебя мне нельзя ни вытребовать, ни с достоинством вымолить, а потому и бояться тебя не буду, хотя и все во мне трепещет, когда смотрю я на тебя. Уходи от меня прочь".

Тогда говорит мне Смертушка, мне, душе Живой.- "Я ни сильна, ни хороша, ни пригожа, а вот сильных и пригожих забираю. Вот что скажу я тебе, человече, послушай меня. Умереть не позорно, позорно жить дурно. Как дым, дыхание в ноздрях ваших, и мимолетно житье ваше, как след облака: ведь тень - мимолетная жизнь ваша.

Жизнь прекрасна, если научишься жить. А научились ли вы сему? Вся светлость этой жизни мертва для вас и бесцельна. Да знаешь ли ты, человече, что я, Смерть, - не взяточница, богатства не коплю, нарядных одежд не ношу, а славы земной не ищу". И вопросила я, душа Жива, о том, что долго уже мучило меня: "Не здесь мне ужасно мучение, но вечная мука там страшна! Ты скажи мне, Смерть-госпожа, чувствует ли человек после смерти?" "Разве не слышала ты, душа Жива, слова великие: "Не умру, но жив буду"? - после моего уж прихода, ибо различает вечно душа добро и зло".

И сказала я: "Госпожа моя Смерть, будь благосклонна ко мне в час прихода твоего, когда жизнь моя пресекается, близок конец мой, а солнце мое зашло".

Отвечала мне Смерть: "Не печалься! Я - сон, а сон есть не что иное, как смерть. Сновидение надмирное, где нет места боли и горечи земной. Узок путь, вводящий в вечную жизнь, но пройти по нему ты со мною сможешь".

И со словами этими исторгнула мою душу, душу Живу, и стремительно вылетела я, душа, из тела моего, как птица из тенет. Паренье крыльев легких отныне мне приятней тяги земных мозолей жизни на стопах.

Закатывается, закатывается жизнь земная солнцем красным. Не удержать закат сей. И не хочется. 

На Свете Том немыми все мы будем. И неземной восторг чрез края чаши души нашей прольется каплями росы всегда живой. Росинками. Душа то плачет о теле бренном... Уходя в мир иной, оставьте даже самые дорогие часы домашним. Там они вам все равно не понадобятся. Там ждет Иное Время.

 

Часть 2

Древняя Русь и Великая Смерть

Души умерших в неведомой стране

"Напрасно забываем мы доблесть прошедших времен и идем неведомо куда. И так мы смотрим назад и говорим, будто бы мы стыдимся познавать Навь, Правь и Явь, и стыдимся обе стороны Бытия своего ведать и понимать" ("Велесова книга").

Вопросы жизни и смерти всегда интересовали человека более, чем все остальные. Загадочность и непостижимость смерти сама порождает веру в то, что жизнь непременно продолжится и после земной гибели, что душа-то бессмертна и ей уготовано место в загробном мире. У славян смерть тоже мыслилась не прекращением существования человека, а лишь переходом его в другой мир.

Древние русичи вообще были частью самой Природы, самой Вселенной. Они наблюдали, как зарождается жизнь по весне, а зимой цепенеет в мертвом сне холода. Вот и человек умирал, "вроде солнышко за облака теряется". Жизнь закатывается и уходит во мрак, в ночь, в пустыню увядания и... в сон. Помните, что заявляют все русские богатыри без исключения, оживляемые водой живой? Да-да, то самое: "Ах, как же долго я спал!" А в похоронных причитаниях мы можем услышать следующие слова:

Любопытен и тот факт, что "в Архангельской губернии слово "жить" и слова, образованные от слова "жить", обозначают бодрствовать, не спать. Были в ходу такие выражения: "по вечеру, как это приключилось, вся деревня была еще жива", "мы зажили утром рано". Здесь зажили значит проснулись, жила - значит бодрствовала, не спала" (Ю. В. Мизун, Ю. Г. Мизун. "Святая Русь от Исхода до Крещения"), До сих пор умершего называют усопшим, то есть заснувшим.

Таким образом, покойник у славян - это просто уснувший вечным сном от житейской суеты. Собственно говоря, Смерть на Древней Руси тоже представляли весьма образно, как и все остальное во Вселенной.

Так, Симеон Полоцкий писал: "Смерть на лица не смотрит, царя и нищего одинаково умерщвляет". Смерть у древних славян всегда крылата. Это Смерть-птица, прекрасная и молниеносная:

Но Смерть - всегда мудра в своем выборе. Она может быть жестокой, молниеносной, ужасной. Но только никогда не будет она нелепой. А потому северные славянские племена рисовали, ее совой, птицей мудрой и зловеще-спокойной. "Не можно ее накормити... ни пиром, ни миром, ни добрыми людьми".

Различные приметы и гадания о смерти связаны с образами птиц. Вот мы до сих пор уверены, что карканье ворона, крик совы или филина подле дома, влетевшая в дом ласточка принесут нам горе и беду. В том далеком славянском мире сама Природа, сама Вселенная отзывалась на людские горести и радости.

Древние русичи, столь близкие ей, научились понимать "птичий язык" Смерти. Судите сами:

o Курица яйца несет без скорлупы - будет или мор на людей, или в семье покойник.

o Курица запоет петухом - предвещает покойника.

o Ласточка залетит в дом - залетит за кем-нибудь.

o Кукушка окукует в затылок - к смерти.

Но ведь и душа человеческая крылата, и душа - птица. То есть ду1па человеческая и есть Смерть, то есть человек при жизни носит в себе Смерть, а после смерти - Жизнь? Судите сами: в песнях "Крале-дворской рукописи" не единожды упоминается, что душа человека после его смерти живет, оставаясь подле человека. В песне же "Честмир и Влеслав" сказано:

"Вот и вышла душа из стенящих уст, Взлетела на дерево и порхала по деревьям".

В другой песне, "Забой и Славой" имеются такие слова: "Там много душ носятся туда-сюда по деревьям...".

Души же умерших детей превращаются в ласточек, коноплянок и других певчих птиц. По крайней мере, такое поверье было записано на Волыни. В одной из древнерусских сказок говорится, что душа убитой девушки прилетает к любимому соловьем. Соловей сей поет ему песни о своем горе-несчастье:

"... Как цвела роза алая в Ирии, в розу был влюблен соловей. Пел ей песни, близ розы вился. Но-не смог он к милой пробиться, лишь шипами сердце изранил... Быстротечны жизнь и любовь, и за песнею соловьиной - наступает смерти молчанье. Но у самого края бездны - той, откуда возврата нет, - роза алая расцветает и поет над ней соловей!"

"Святорусские Веды. Книга Коляды"

Древние славяне также считали, что душа летает в образе голубя вокруг места погребения тела. Поэтому на Руси строили на могилах голубицы - помещения, предназначенные для отдохновения души, а также для защиты ее от ненастья.

Но душа, сия малая частичка Природы, Космоса, Вселенной, не только птица, очень часто она способна превращаться и в растения. И так продолжать жить на земле.

Неслучайно в древней "Голубиной книге" говорится, что "кости крепкие от камни, телеса наши от сырой земли". На могилах умерших вырастают травы, цветы, тоненькие хрупкие деревца. Считалось, что они произрастали из праха погребенного.

Душа проявляла себя и в дереве. В сказке "О Сне-ясевиночке" говорится, что на могиле убитой героини вырастает камыш. Из камыша рыбаки делают дудочку, которая достается родителям Снежевиноч-ки. Родители разломили дудочку и оттуда выскочила их дочка. Существовало даже поверье, что незамужние дочери после смерти превращаются в тополь, а в песне "О Василье и Софьюшке" говорится, что "На Васильевой могиле вырастала золота верба, на Софииной могилушке кипариско деревцо".

То есть душа после смерти уходит в область "красна солнышка", в вышний мир. В солнечный Ирий-рай. Слово "рай" в принципе означает "сад". Древние славяне стремились в сад вечнозеленый, где царствует вечное лето, светит солнце, зеленеют деревья и трава.

"Бродят в Ирии звери дивные, и колышутся травы чудные, птицы вещие распевают. Серебрятся ручьи хрустальные, драгоценными камнями устланные, златоперые рыбы плещут. В том саду лужайки зеленые, на лугах трава мягкая, шелковая, а цветы во лугах лазоревые. Нет прохода в те горы пешему, нет проезда сюда и конному. Все дороженьки загорожены, заколодели-замуравели. Горы путь заступают толкучие, реки путь преграждают текучие. Все дорожки-пути охраняются василисками меднокрылыми и грифонами медноклювыми"

"Свято-русские Веды. Книга Коляды"

Нет в Ирий проезда-пути живому, вход открыт только мертвой душе.

"Прославление Триглава" - "Велесова книга"

Арабский путешественник Ибн-Фадлан приводит слова славянской девушки, которая добровольно обрекла себя на сожжение ради умершего возлюбленного.

Находящаяся уже на грани меж Явью и Навью, она говорит в полутрансовом состоянии: "Вот сидят все мои умершие родные; вот и мой господин - он сидит в раю, и рай так прекрасен и зелен". Эта неведомая живым страна была желанной.

В "Ригведе", из истоков мудрости которой черпали все арийские племена, имеется следующий гимн: "Где светит свет, туда стремлюсь я, в Сома, в бессмертный, нетленный мир, в святилище небес, там, где покоится лучезарное Солнце, - о дай мне быть там бессмертным". Рай - это страна отцов, а Смерть есть воссоединение со всем своим родом в бессмертии.

Впрочем, у древних русичей-язычников был не только "рай", но и "пекло". В разное время им правили Черный Змей, Скипер-Зверь, Индрик-Зверь, Волх, Кащей/Чернобог. Собственно все они - ипостаси одного и того же Первобога, хозяина царства Нави, сына Матери-Сырой Земли. Пекло разделялось на три уровня: первый относится к самым глубинным слоям матушки-земли, второй - к собственно Пеклу, а третий - к надземной местности перед входом в подземное царство, называемый Темным Царством. Одно могу сказать точно: до христианского ада языческому "пеклу" шагать не дошагать... По большому счету, "пеклом" славяне называли просто горную область, согреваемую небесной теплотой, солнечными лучами. Сюда они "отсылали" своих умерших безо всякой мысли о возмездии за "грехи". Но если вначале Ирий/рай помещался между небом и землей, то потом он вообще оказался под землей, по соседству с пеклом, разумеется.

Логика подобного перемещения проста: душа-то отлетает к солнцу, а оно после заката и до рассвета находится под землей. Здесь все погружено в сон, здесь царствует все усыпляющая матушка-Смерть. Этот подземный мир в сказках будет назван "тем светом ".

Древние славяне полагали, что в подземную страну отцов ведет Млечный Путь. Так, в Ушицком уезде считали, что он ведет в вечное пристанище, в Ирий. В Холмской Руси уверяли, что Млечный Путь- это "дорога жизни" умерших, идущих на вечное поселение-житие, или же дорожка с развилкой - один отрезок ее ведет в рай, другой же - в пекло. Ну, а по какому из них идти, умерший для себя определяет сам.

В страну отцов души сопровождает поводырь: "А всем нашим душам/Через ту реку провожатися будет".

Обычно поводырь в своей утлой лодочке переправляет через море или реку смелых странников, что направляются в пекло к царю-Змию или же на край света к ясному Солнышку. Звали таких славянских поводырей-перевозчиков Возуй, Пла-вец, Ний, Водца/Водец. Все они переправляют умерших через Свят-реку, реку великого забвения жизни. Боги-поводыри всегда двулики. Один лик у них человеческий, обращен к миру живых, а второй лик - звериный, обращенный в мир мертвых. За свою работу поводырь получал определенную плату. Для этого умершего снабжали монетами, отпуская в долгое, вечное странствие. Их клали в руки покойнику или около нижней челюсти (кстати, данный стародревний обычай просуществовал вплоть до недавнего времени).

Почти добравшись до "места назначения", душа вдруг обнаруживала, что страна отцов охраняется сторожами. В похоронных причитаниях говорится: "Сторожа стоят ведь там [у страны отцов. - Авт.], да все не стареют". Помните, какова охрана у Ирия в "Книге Коляды"? "Василиски меднокрылые и грифоны медноклювые". Впрочем, во всей ведической мифологии упоминается о сторожах царства мертвых. Так, в Свят-реке обитает еще и Обман, имеющий вполне обаятельное лицо, испещренное цветами тело и хвост скорпиона. Когда мимо проплывают души людские, он подплывает к ним, не ожидающим никакого подвоха, и жалит ядовитым жалом, доставляя невыносимые страдания.

Но души умерших не всегда уходили в страну отцов. Они знали, когда им следует оставаться на земле и в образе человека. Так, сама Смерть продолжала служить живым.

Род и Чур - первые домовые, или Первобоги - остающиеся с живыми

Итак, древние русичи верили, что душа умершего может остаться на земле в образе человеческом. Восходят эти представления к древнейшим божествам - Роду и Чуру. Род - не просто славянский бог, он - Праотец всех славян. Он тот, кто продолжал оберегать свое племя/род даже после собственной смерти (пускай и космического масштаба). Он - бог и как бы не умирает. Он всегда рядом. Он пращур всех - Чур, двуликий бог, охранитель границ родо-вища. Одним ликом своим он обращен к человеку, со-родичам, а вторым - к врагам, в том числе и к Гибели, всегда готовый вступиться за своих живых родичей.

Недаром, когда хотели защитить себя от опасности, то творили заклинания: "Чур меня!", то есть "Храни меня, Чур", или "Чур, наше место свято!". В присутствии Чура - бога-Пращура ни один из злых духов не мог причинить человеку вреда.

Довольно часто Род/Чур появляется среди сородичей в образе Дида, божества почтенного и разумного, предостерегающего живых от великого множества напастей, среди которых были и беды Смерти:

o Подушку на стол не клади - покойника наворожишь.

o Зеркало в доме разобьется - к покойнику.

o Не ставь три зажженные свечи в комнате - покойник будет.

o Если человек во время болезни часто поворачивается к стене или смотрит в потолок - скоро помрет"

(Приметы взяты из книги М. В. Рейли "Истоки жизни").

Но Дид - это еще и дед, а дедом издавна на Руси звали домовых. Следовательно, Род и Чур - первые славянские домовые, хранители рода и дома, которых отцы христианской церкви назвали "проклятым бесом-храможителем".

Вдумайтесь, насколько ужасно звучат подобные заявления: хранитель, в которого переселяется душа предка, называется "бесом"! Да нет, конечно, не бес, а свой, свой усопший на заре возникновения рода-племени пращур. Поэтому-то и называли домовых у славян "дед", "дедушка", "дидька", "дзад". (И точно такими же словами именовали умерших близких.)

На Руси домовых любили, именуя "доброжилами" и "доброхотами" и даже кормильцами. Домовой Род/Чур воплощал в себе душу-защитницу, пусть незримую, но бесспорную. И славяне прекрасно осознавали, что охраняет их жизнь от всевозможных напастей предок, перешедший черту Яви и Нави: недаром домовой считается "постеном" (от слова "Тень"), как призрачное существо, привидение. Привидение доброе, даже после смерти физической оболочки решившееся остаться со своими со-родичами и отказаться во имя их от светлого Ирия. "Зла людям он не делает, а, напротив, старается даже предостеречь от грядущих несчастий и временной опасности" (С. Максимов. "Крестная сила. Нечистая сила. Неведомая сила").

И именно этого защитника хотела впоследствии лишить славянские народы христианская церковь: отобрать надежду на то, что живой, бренный человек не останется один на один с бедой, с лихом, что ему всегда придет на помощь с просторов смертной Нави его прародитель-домовой.

Человека можно лишить куска хлеба, крыши над головой, но нельзя лишить его собственной защитительной Нави со всеми ее обитателями, невозможно отнять его собственную Смерть и пращуров. Вот и остался домовой назло всем врагам.

Собственно говоря, иначе-то и быть не могло: он, домовой, жилец Нави, был истинным хозяином любого дома. Его так и называли - хозяином, хозяюш-ком. Считали, что домовой "словно вылит в хозяина дома*. То есть нет Смерти, ибо душа обязательно инкарнируется/"выливается" в новое тело.

Отношение к домовому/Роду/Чуру как к прародителю просматривается в целом ряде обрядов, часть которых связана с постройкой дома. Славяне были твердо уверены, что новопостроенное жилище только тогда будет прочно, когда умрет глава поселившейся в нем семьи. Он после смерти и будет нести функции охранителя. Смерть стояла на страже Жизни и ее благополучия.

Кроме того, "в древние языческие времена на месте основания нового дома или вообще поселка закапывали в землю жертвы. Могли закапывать в качестве жертвы и человека.

В преданиях Новгорода рассказывается, что когда Славенск запустел и было решено срубить новый город, то были посланы на все четыре стороны гонцы захватить, кто попадется, живую жертву. Попалось дитя, и его заложили в основание города. Поэтому город назвали Детинцем" (Ю. В. Мизуа, Ю. Г. Ми-зун. "Святая Русь от Исхода до Крещения").

Как видите, древние славяне твердо верили - да что там, были незыблемо убеждены, - что души предков переселяются в Рода, Чура, Дида и домового. Затем круг расширился. Все живущие надеялись на то, что души умерших родичей будут непременно и в Смерти охранять их, живых. Захоронения вырастают на распутьях ("при путех"). Читаем в "Повести временных лет":

"Аще кто умряше, творяше тризну над ним, и по сем творяху кладу велику, и возложаху и на кладу мертвеца, сожьжаху, а по сем собравше кости, возложаху в судину [в сосуд. - Авт.] малу и по-ставляху на столпе на путех".

Смерть несла стражу, охраняла живых и лепила своего, соответствующего бога - Креспгоса. Бог Кре-стос был хранителем перекрестков дорог, богом умерших - покровителей своего на-рода. Позднее Крестос будет христианизирован, превратиться в Христа. То есть Крестос/Христос есть бог мертвых и покровитель живых. Он и изображался язычниками как истинный охранитель: его распростертые руки ("распятые"?) словно защищают и прикрывают в обережном объятии всех живых.

Мы все вышли из Рода, его космическая первоги-бель стала рождением нашего мира. Вчувствуйтесь в слова "Все мы от Рода Русского", проникните в пер-восмерть Рода...

Медитация: Попытка проникновения... (Вариации на тему Святорусских Вед)

Бог Сущий и Бог Всевышний! Родитель и Нерожденный! Эта песнь о Тебе - Родитель!

Я вижу: нет Света Белого, тьмой кромешной мир окутан. Но во тьме я вижу только Рода, Рода - Родника Вселенной. Род заключен в Яйце, семя Он непророщенное, почка Он нераскрывшаяся.

Но я вижу, как разрушает Род темницу силою Любви, и мир любовью наполняется.

Из себя, умирая на миг, Род рождает Ирий небесный, а под ним создает из себя же Поднебесный наш с вами мир. Бьет в глаза Свет мне первозданный: то разделил Род Свет и Тьму, Правду с Кривдою.

Но слепит мне глаза все сильней боль Рода, агония его нестерпимая - из лица Его солнце выходит, из лица Прародителя! Стон протяжный меня оглушает - из груди его месяц светлый выходит. Стон растет, всю Вселенную в сердце моем заполняет, то звезды частые из очей Родовых на небушко взлетели, звезды-души наши человеческие. Зори ясные - из бровей Его. Ночи темные - да из дум Его. Ветры буйные - из дыхания, что со смертью космической борется. Дождь, и снег, и град - то от слез Его, что от боли катятся нестерпимой уже. И я чувствую боль Его! Громом с молнией - голос стал Его, что боль болью побеждает! Утвержден в колеснице огненной Гром гремящий - Господень глас. В лодке золотой - Солнце Красное. А в ладье серебряной - Месяц.

Я учусь ощущать, понимать, познавать: Родом были рождены для Любви небеса да и вся землица поднебесная. Род - Отец богов, Род и Мать богов, Род- рожден собой через Смерть свою и родится вновь. Для него Жизнь, Любовь, Смерть грядущая - все есть цепь единая, неразрывная. Род- все, что было уже и то, чему быть суждено, что родилось, что умерло, в землю уйдя, что родится и вновь умрет. Род - все боги, весь мир, и мы с вами - все Род.

Ведическая медитация о Смерти (вариации на тему ведических гимнов)

Умение погребать

Наши немыслимо далекие предки несли в себе, передавая из поколения и в поколение, не только умение умирать, принимать Смерть как данность, необходимость и даже благо, но и великое умение погребать. Поэтому Смерть любого человека, его проводы в Мир Иной были обставлены гениальными (не побоюсь этого слова) похоронными обрядами.

Как протекал один из таких обрядов, во всех подробностях описал один из очевидцев Ахмад ибн-Фадлан, живший в X в.: "Если умирает глава, то говорит его семья его девушкам и отрокам: "Кто из вас умрет вместе с ним?" Говорит кто-либо из них: "Я". И если он сказал это, то... уже не вправе отказаться. И если бы он и захотел этого, ему бы это не разрешили".

Ибн-Фадлану самому довелось стать свидетелем похоронного обряда у русов:

"Поручили ее [согласившуюся отправиться в мир иной вместе с главой рода. - Авт.] двум девушкам, чтобы они оберегали ее и были бы с нею, где бы она ни ходила, до того даже, что они ... мыли ее ноги своими руками. И принялись родственники за дело - кройку одежды для него [умершего. - Авт.], за приготовление того, что ему нужно. А девушка каждый день пила и ела, веселясь, радуясь будущему. Когда же пришел день, в который будет сожжен он и девушка, я прибыл к реке, на которой находился его корабль, и вот вижу, что он уже вытащен на берег и для него поставлены 4 подпорки из дерева, и поставлено также вокруг него нечто вроде больших помостов из дерева... Они принесли скамью, и поместили ее на корабле и покрыли ее стегаными матрацами и парчой... и подушками из парчи, и пришла старуха, которую называют Ангел Смерти... она убивает девушек. И я увидел, что эта ведьма большая и мрачная. ...Поместили мертвеца: принесли: крепкий напиток, плоды, пахучие травы и положили возле него, также хлеб, мясо и лук положили перед ним, потом... все оружие покойника положили возле него, привели двух лошадей... разрубили их.... и мясо их бросили в корабль... когда же наступило время после полудня, привели девушку... И вот она сняла два браслета ... и дала их той женщине, которая называется Ангел Смерти, и она та, которая убивает ее...

Потом вошли в корабль 6 мужчин и совокупились все с девушкой. Потом положили ее на бок рядом с ее господином и... старуха, называемая Ангелом Смерти... подошла, держа в руке кинжал с широким лезвием, и вот начала втыкать его между ее ребрами, в то время как мужчины душили ее веревкой... Потом подошел ближайший родственник умершего ... и зажег сложенное под кораблем дерево... И принимается огонь за дрова, потом за корабль, и за мужчину, и за девушку, и за все, что там находилось... И сказал один рус: "Вы, арабы, глупы, вы берете самого любимого человека и бросаете в грязь на съедение червям, а мы сжигаем его в мгновение ока, так что он входит в рай немедленно". И действительно, не прошло и часа, как весь корабль и все в нем превратилось в золу и пепел. Потом насыпали они на месте корабля круглый холм.

Событие это описано Ибн-Фадланом в 922 г., и вы поначалу можете счесть обряд сей бесчеловечным, диким и ужасным. Но не стоит забывать про заветы отцов, что Ирий/рай загробный отделялся от мира живых рекой, что обтекает со всех сторон землю. А реку, как водится, следует переплыть. Поэтому-то для умершего делали ладью/корабль, в котором и сжигали мертвеца.

Помните, в "Повести временных лет" говорится: "Аще кто умреше, творяху кладу велику, и возложа-ху и на кладу, мертвеца сожьжаху". "Клада" же имела форму лодки1. Более того, даже в эпоху христианизации Руси языческая ладья осталась в обряде погребения.

В "Сказании о святых Борисе и Глебе" читаем: "Убиену же бывшу Глебови и повреждену и пусть месте межю двема кладома". И далее: "Святого Глеба положиша в леса межи двема кладома под насодом". Насод - это речное судно с набоями или лодка.

На средневековой миниатюре есть изображение данного погребения: окутанное покрывалами тело юного князя кладут между двумя колодами, а семь воинов опрокидывают над ним вверх дном лодку.

Что же касается жутковатого ритуального убийства девушки из рассказа Ибн-Фадлана, то - да, у славян действительно существовал обряд "посмертного венчания". Еще один араб, аль-Масуди пишет: "Когда кто умирает холостым, ему дают жену по смерти".

Страшная, кровавая тризна! - воскликните вы. И будете по-своему правы. Просто мы утеряли загадку, таинство и даже мудрость этого обычая, совершаемого "Ангелом Смерти".

Однако совсем еще ближние наши предки о нем помнили очень хорошо: недаром еще совсем недавно данный обычай "посмертного венчания" (пусть и в смягченном варианте) можно было наблюдать в Витебской губернии. Здесь умершего холостого юношу сопровождали до могилы поездом, похожим на свадебный. Значит, верили, что там, в далеком надмирном Ирии/раю, юношам тоже нужны жены.

А вот что мы читаем у В. Татищева в "Истории Российской": "...когда умрет муж, тогда между женами его бывает прение, всякая хочет показать, что муж ее лучше других любил... Одну лишь той чести умереть с мужем удостоят, оную как все мужчины, так женщины с великим почтением к могиле мужней провожают, и один из ближних родственников мужних при могиле ножом ее заколет, и с ним вместе положат, а другие жены отходят в дом с печалью, что той чести не удостоились, ибо то им у людей к великому порицанию". Судите сами: вот он, древне-славянский "фэн-шуй" погребения:

"...выкапывают великую четырехугольную яму, мертвое же тело, выпотроша и перемыв все внутренности, положив снова в тело с корнем дикого галгана, толченый тимьян, анис, семена епиха, облепив его воском, отвезут к другому народу [соседнему прасла-вянскому племени. - Авт.]. Оные, приняв, обрежут мертвому уши и волосы, отвезут к иному народу с провожанием... И как довезут. .., отпустят в приготовленную могилу и обтычут копьями.

С ним положат одну из любезнейших ему наложниц, удавив оную веревкою, а также его повара [если умерший считался вождем ряда славянских племен. - Авт.), чашника, дворецкого и казначея, лошадь и других его любимых животных и золотую чашу,- потом, заметав хворостом, насыпят великий бугор. По прошествии же года выберут из его вернейших служителей прирожденных..., а не иноплеменников, 50 человек, и всех при могиле задавят, а также 50 лошадей лучших зарезав, выпотрошат людей и"лошадей, потом поставят колеса на колья и каждую лошадь, просунув от хвоста до головы жердь, положат на два колеса, чтоб ноги лошадиные сквозь колеса висели. Сдавленных же служителей, также вздев на колья и посадив на лошадей, колья сквозь оных лошадей в землю утверждают".

В. Татищев

Да-да, вы все правильно поняли: шли годы, и на Руси появились земляные могилы (правда, хоронили в них поначалу без гробов). Арабский путешественник Ибн-Доста так описывает погребение знатного русса:

"Когда у русских умирает кто-либо знатный, то выкапывают могилу. .. кладут в ту же могилу как одежду его, так и браслеты золотые, которые он носил,- далее опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и другие... ценности".

Славяне искренне верили в то, что на том свете все будет как на земле, а поэтому делали не могилу, а дом ("в виде большого дома"). Края могил нередко обкладывались камнями, делали каменный или деревянный потолок, могилы были просторными.

Жизнь не кончается, просто она продолжается в новой домовине, хороминке. Дочь умерших родителей, обращаясь к роду с просьбой вырыть могилу, обыкновенно говорила: "Прийдите, будьте добры, к нам и помогите построить отцу/матери новую хату. Он /она не захотел/ла жить в старой". То есть Смерть для славян - это "переезд", переселение и новоселье в новом доме. В древнеславянских ведических гимнах могилу называют земляным домом:

"Там построено хоромное строеньице, Прорублены решетчаты окошечка, Складены кирпичны теплы печаньки, Насланы полы да там дубовый, Перекладники положены кленовые".

"Строили" этот земляной "дом", как правило, рано утром перед погребением, так как оставлять могилу открытой на ночь было нельзя. Ее вообще не оставляли без присмотра, все время караулили. Если все-таки приходилось отлучаться со "скорбной стражи", "земляной дом" замыкали: клали поперек могилы лопату, заступ. Славяне твердо были уверены, что будущее место обитания тела следовало защищать от проникновения злой силы. 

Умерших отправляли в путь в загробный мир, в Ирий не только в ладьях, но и на санях. В санях хоронили и Владимира Крестителя в Киеве. В Ипатьевской летописи под датой "15 нуля 1015 г." сказано следующее: "Умре же [Владимир. -Авт.] на Бе-рестовем, и потанша и, бе бо Святополк Кыеве. Ночью же можно клетми проимаша помост, обертев-ше в ковер и ужи свесиша на землю. Взложыие и на сани.

Такое свидетельство оказывается далеко не единственным в летописных сводах. Там содержится целый ряд указаний, в которых сани фигурируют в погребальной процессии. Тела умерших везут на санях и летом, и зимой. В Лаврентьевской летописи под 1054 г. записано: "Всеволод же спрята тело отца своего, взложьше на сани и везоша к Кыеву".

Сани использовались и для перевозки мощей убиенного княжича Глеба. Более того, в санях не только перевозили, но и переносили тело. И даже христианству не удалось изжить этот древний языческий погребальный обычай.

Так, в России вплоть до самого недавнего времени существовал обычай оставлять на могиле сани или даже закапывать их в могиле рядом с покойником. Вернее, закапывали не сани целиком, а только оглобли от саней, на которых привезли тело, переломленные полозья, а также ступицу от колеса телеги.

Все это лишний раз свидетельствует в пользу того, что раньше на Руси существовал обычай погребения покойника на санях.

То же самое подтверждают и результаты археологических находок. В одном из курганов были обнаружены остатки волокуш, которые в древние времена заменяли сани. Покойника привезли на них к месту последнего успокоения и похоронили на этих волокушах. А вот захоронения времен Ярослава Мудрого часто производились в колодах. Умершего помещали внутрь выдолбленной колоды, которая делалась следующим образом. Брали бревно и раскалывали его на две части. Выдалбливали середину и помещали в углубление тело умершего. После этого накрывали второй половиной бревна, также с выдолбленной серединой. Гробовую "конструкцию" затем крепко связывали. После чего покойника либо перевозили к месту последнего успокоения, либо хоронили в земле или в дуплах деревьев.

То есть лишь в эпоху Ярослава Мудрого, когда язычество отчаянно конкурирует с христианством, хоронить начинают в гробах, в новом доме покойного (недаром с давних пор на Руси бытовала поговорка: "Дома нет, а домовище будет"). Гробы начинают делать из досок, но доски не скрепляют железными гвоздями, а сшивают корнями или берестой.

Более того, считалось преступно непозволительным заколачивать домовище железными гвоздями.

Да и крышку гроба нельзя было заколачивать наглухо. Ее закрывали с помощью потайных деревянных нагелей. На уровне же глаз покойника с правой стороны гроба вырезали маленькое окошечко.

Доски тоже должны были быть соответствующего качества: для него не годились береза, сосна, ель, годился только дуб. Некоторые люди при жизни сами мастерили себе домовину: ведь сделанный своими руками дом гораздо роднее.

На дно гроба древние русичи клали березовые листья из сухих веников или очески льна. Под голову и под ноги покойнику помещались подушечки, также набитые листьями, паклей и волосами покойного. Кроме того, в гробовину обязательно клали пояс.

Неподпоясанного человека ни в коем случае нельзя было отправлять на тот свет. Случалось и так, что родичи надевали на умершего сразу несколько поясов, так сказать, на все случаи загробной жизни. Иногда в домовину укладывали одежду про запас, а женщинам - гребешки, соль и другие необходимые предметы обихода.

Если не сделать всего этого, умерший мог явиться во сне своим родичам и просил передать ему что-либо из его вещей вместе с кем-нибудь из тех, кто преставиться в ближайшее время.

Но был еще один, самый древний, наиболее запоминающийся обряд похорон у славянских или арийских народов...

Захоронение в египетской Долине Царей

Египет как кладбище праславянскйх-праарийских племен? А египтяне - великие могильщики древней Руси и Европы?! Да быть такого не может! 

Оказывается, может. Оказывается, славяне и египтяне были очень близки. Даже в своей "философии" - культе мертвых, отразившемся в египетских мифах и славянских сказках. Помните сказку А. С. Пушкина "О царе Салтане"? Сюжет ее дошел до нас в устном изложении из немыслимой глубины веков. И перекликается он с египетским мифом, в котором Верховного Бога Ра, царя Египта и земли, Осириса, обманом заманивают в деревянный гроб-ящик и, заколотив крышку гроба, сбрасывают в воды Нила. В русской же сказке сына царя Салтана, наследника престола Гвидона тоже после продолжительных интриг помещают в деревянную бочку и тоже бросают в "бездну волн". Осирис вроде бы погибает, но чудесным образом спасается - воскресает. Царевич Гвидон тоже спасается не менее чудесным образом.

Вы скажете, что А. С. Пушкину была известна сия удивительная египетская история, и он трансформировал ее в свою сказку? Увы! Пушкин не знал мифа об Осирисе, поскольку миф этот был прочитан совсем недавно, в конце XIX в., только после того, как сумели перевести "Тексты пирамид" и папирусы Среднего царства. А чего стоит египетский Анубис, страж Секретов, бог погребения, шакалоголовый открыватель пути мертвых! Да ведь это наш, язычески-родной Серый Волк, сопровождающий погребенных в мир иной или помогающий живым посетить загробное царство Кащея/Чернобога. На Руси этого зверя даже наделяли крыльями. Летает себе Серый и переносит на своей спине сыновей царских в мир загробный, где служит им проводником и помощником.

Еще в 1979 г. увидела свет работа Н. А. Мещерского под любопытным названием "Египетские имена в славяно-русских месяцесловах", способная подтвердить версию о близости египтян и славян. Н. А. Мещерский приводит огромное количество египетских имен, вошедших в русские святцы. Это, например:

 Аммон, Аммун;

 Варсануфий;

 Исидор, имя, явно связанное с именем египетской богини Исиды;

 Манефа - женский вариант египетского имени Манефон, знаменитого жреца-историка Египта;

 Моисей...

"...Это имя, - поясняет Н. Мещерский, - по-видимому, было нарицательным названием ребенка в древнеегипетском языке (msj)". Но и в русском языке до сих пор слово "масенький", "масетка" означает крошку, малютку. И вряд ли это можно назвать простой случайностью. Завершает свою статью Мещерский замечательными словами: "Итак, почти 4 десятка имен в славяно-русском... фонде объединяют историю и культуру русского народа с историей и культурой древнего (дохристианского)... Египта... Это след давних культурно-исторических связей*.

Вот и в "Велесовой книге" также упоминаются "походы" славян в земли Египетские. Впрочем, "походы" вовсе не значат войны и сражения. Это ведь может быть "поход" похоронной процессии. Так, академик А. Т. Фоменко утверждает, что египетское "поле пирамид" есть единое кладбище для огромной Великой Русской Империи. 

Я не являюсь поклонницей "новой хронологии" Фоменко, этой попытки пластического омоложения истории, но в данном случае готова согласиться с академиком-неохронистом. Правда, с одной маленькой, но существенной оговоркой: Египет был усыпальницей Древней праславяно-арийской единой империи. Ну, а фараонами называли не живых властителей Египта, а царственных покойников данной праимперии. Ведь слово "фараон" (в котором в английской и немецкой, к примеру, транскрипциях звук "ф" передается как "ph") вполне может происходить от русского слова "похороны" (пхрн).

И вот что удивительно: иногда находишь веские подтверждения всему этому даже там, где и не ищешь! Согласно утверждению В. Татищева, издревле у славян, а затем и на Свято-выкрещенной Руси существовало слово "тутон" (от египетского - Тутанх&мон), означающее "навье" или "мертвеца". Вот что мы читаем в татищевской "Истории Российской" при описании событий, датированных уже 1092 г. н. э.:

"В ночи тутоны... являлись, словно человеки, по улицам. И если кто выходил из дому их видеть, был невидимо от тутона уязвлен язвою тяжкою, и от того некоторые помирали... Потом начали оные являться на конях, но самих и коней было не видно, только коней их копыта видимы были. И так уязвляли множество людей... Из сего произошла пословица: "Мертвецы бьют..."".

Более того, обнаруженные в Египте захоронения того периода, когда мумифицирование еще не вошло в обычай, один в один совпадают с захоронениями праславянских-праарийских племен. Раскопав подобные захоронения, археологи были не только поражены хорошим состоянием останков усопших, всех гораздо сильнее шокировал ярко-рыжий или белый цвет их волос. Блондины в Египте? Да, сейчас их там дефицит.

А вот на заре человеческой истории внешность египетского населения, скажем так, была более "славянистой". Об этом свидетельствуют и письменные документы ритуалов захоронения.

Но самым, по-видимому, главным доказательством индоевропейского происхождения египетской цивилизации оказывается "чудо света" египетской культуры и место обретения последнего покоя пра-славян-язычников - пирамиды. Да-да, пирамиды. Весь Русский Север тоже усеян пирамидами. Возможно, не такими глобальными, как в Египте, но тем не менее.

Г. Н. Матюшин в своем археологическом словаре так и пишет, что и древнерусские "курганные насыпи являются остатками сложных сооружений типа пирамид Египта.

Крупные погребальные сооружения на территории нашей страны появились более 5 тысяч лет тому назад, то есть почти одновременно с египетскими пирамидами. Эти сооружения, строившиеся из дерева и грунта, раньше и напоминали по внешнему виду пирамиды. Дерево истлело, грунт осыпался, и от монументальных сооружений остались лишь насыпи диаметром до 200 метров".

Важным фактом является и то, что самая древняя пирамида Египта была построена лишь в 2650 г. до н. э., то есть спустя некоторое время после гипотетического визита-переселения арийских/праславян-ских народов в Египет.

Н. А. Морозов же считал, что пирамиды были явными языческими предшественницами православных колоколен. Подобно египетским пирамидам, колокольня всегда ориентирована своими четырьмя сторонами "на четыре стороны света". Вот что вы видите к востоку от современной церкви? Алтарь, прикрытый от дождя куполом - храм, а под алтарем обязательно "мощи" - кусочек мумии того святого, которому тут должно молиться.

К востоку же от пирамиды всегда располагался храм (где-то ведь необходимо обитать жрецам- "Ангелам Смерти"), а в самой пирамиде обязательно помещали мумию-"мощи". И, следовательно, это были специальные кладбищенско- "заупокойные" храмы: так, около пирамиды Хеопса мы видим, словно около христианской церкви, огромное количество частных гробниц.

Помните языческие славянские поверья, в которых душа отправлялась в загробный мир "через реку", "по воды" на большой ладье? Так вот самое удивительное то, что рядом с пирамидой все того же Хеопса были обнаружены засыпанные песком огромные ладьи. Одно судно с высоким носом имеет длину свыше 30 метров, другое - 43 метра. Все характеристики судна свидетельствуют о том, что оно предназначалось для плавания по бурному морю. Уж не на этих ли ладьях плыли души мертвых славян в Страну Смерти Египет?

Воспоминания о сем пути скорби сохранились в древней легенде о "птице Фениксе". После смерти Феникса из его семени рождается новая птица, "которая переносит тело своего отца" в... Египет, где жрецы Солнца его сжигают (см.: "Мифологический словарь").

И в этом кроется еще одна древняя истина: дело в том, что одно из значений слова "пирамида" означает "огонь" или "жертвенный костер". Жертвенный костер славян в усладу Смерти, сложенный из египетского камня...

"Могила... знаете ли вы, что смысл ее победит целую цивилизацию. .. Т. е. вот равнина... поле... ничего нет, никого нет... И этот горбик земли, под которым зарыт человек. И эти два слова: "зарыт человек", "человек умер" своим потрясающим смыслом, своим великим смыслом, стонающим... преодолевают всю планету... может быть, мы всю жизнь живем, чтобы заслужить могилу. Но узнаем об этом, только подходя к ней: раньше и на ум не приходило".

В. В. Розанов. "Уединенное"

Антиистория, или Великая княгиня Смерть задает свои загадки

"У каждого человека есть особый день детства, с которого он начинает осознавать себя, помня события до деталей подробно. У каждой страны это событие - смерть" (Л. Васильева. "Жены русской короны"). Особый день, когда она, эта страна, начинает чувствовать себя взрослой, неожиданно выпрастав-шейся из савана-пеленок детства, начинает помнить Смерть, вбирая в себя до самых мельчайших деталей каждую черточку ее страшно-дорогого лица. 

Для Древней Руси детство кончилось внезапно, когда Смерть предстала в образе великой киевской княгини Ольги, жены князя Игоря, и объявилась "на люди" в далеком 945 г.

Тот год оказался самой крупной ошибкой князя Игоря. Пойдя на поводу у своих дружинников, Игорь произвольно увеличил размер дани, причитавшейся с древнеславянского племени древлян. Собрав эту, уже непомерно увеличенную дань, князь отправился в Киев, да по дороге домой передумал - решил вернуться к древлянам и пособирать еще "налоги". Узнав, что поборы не кончились, древляне вместе со своим князем Малом посовещались и решили: "Если повадится волк к овцам, то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит".

Так, произвольно обиравший своих подданных правитель-"налоговый инспектор" в древнерусском варианте стал в глазах примученных "налогоплательщиков" не законным повелителем и защитником, а волком-оборотнем, несущим смерть, преступившим универсальный вселенский закон, известный среди славянских племен под названием "роты".

Ну, а с нарушителями этого глобального закона, на котором держался весь мир, славяне не больно-то церемонились. Ради восстановления закона Вселенной его нарушитель подвергался ритуализированной Смерти - расчленению на части, т. е. Смерти, воспроизводящей акт творения Вселенной путем разъя-тия космического тела Первобожества. Наш с вами "знакомец" Ибн-Фадлан писал:

"А кто из них [славян. - Авт.] совершит прелюбодеяние, кто бы он ни был, то заколотят для него 4 сошника, привяжут к ним обе его руки и обе ноги и рассекут (его) топором от затылка до... его бедер... Потом каждый кусок его... вешается на дерево... И они убивают вора так же, как убивают прелюбодея".

Нарушителем воли Вселенского закона в данном случае сделался Игорь, и это предопределило способ его казни: ему была суждена Смерть-"Рота". Захваченного в плен Игоря привязали к двум согнутым деревьям и, отпустив их, разорвали на части.

Смерть-"Рота"... Она кроваво-символична и мудра. Дело в том, что согласно представлениям, многие века господствовавшим на Руси, вселенский закон-"Рота" сам карал преступившего его, а исполнители воли Смерти-"Роты" были всего лишь простыми орудиями в ее руках, и никакой ответственности за свершившееся не несли. Истинным виновником этой смерти был сам преступник, нарушивший

"Роту" и получивший от нее заслуженную кару. Собственно говоря, Игорь принял смерть от самой Вселенной, от Природы: разорван деревьями. А посему древляне были твердо уверены, что смерть Игоря на них "не сыщется".

В языческой истории разных народов жену убитого приводят в жены победителю. Она - материальный символ победы, своего рода "контрибуция". И в Киев направляется 20 послов древлянских, еще не ведающих, что собираются получить самую страшную добычу - Смерть.

Что было делать Ольге? Понятное дело: ей безумно хочется расправиться с древлянами, но в глазах всей Руси они невиновны: Игоря погубил Вселенский закон. Но Смерть всегда мудра и хитра; и вот княгиня Ольга прибегает к другому хорошо известному всем славянам погибельному ритуалу.

В древнеславянских сказках есть такой популярный сюжет: царевна задает женихам загадки. Цена неразгаданной загадки - всегда Смерть. Самое главное в этом ритуале то, что в случае неудачи, постигшей жениха, на царевне нет никакой вины, ибо испытания Смертью есть удел сильных. И вот, прямо не сказав о конкурсе "О, счастливчик!" по-древнерусски, Ольга не в сказке, а в действительности задает древлянам загадку заневестившейся Смерти:

"...хочу воздать вам завтра честь перед людьми своими; ныне же идите к своей ладье и ложитесь в ладью, величаясь, а утром я пошлю за вами, а вы говорите: "Не едем на конях, ни пеши не пойдем, но понесите нас в ладье, - и вознесут вас в ладье" (здесь и далее "Повесть временных лет").

По сути, она дала им бездну подсказок: "воздать честь" - т. е. похоронить, "ложиться в ладью" значит умирать, "понести в ладье" означает отправить человека в последний путь, "вознесут вас" - уж, как пить дать, похоронят. Древляне сами обрекли себя на мучительную гибель. А Ольга рисковала.

Спросите, почему? Помните про славянский добровольно-принудительный обычай, когда любимая жена умершего следует вслед за дорогим мужем? Ведь в любой момент того же самого могли потребовать и от Ольги. Впрочем, ее собственную ладью уже несло не по волнам реки Вечности, а по грязным струям речушки Власти Мирской.

Древлян "возносят в ладье". Похоронная процессия входит на теремный двор, где за ночь была выкопана "яма великая и глубокая". По велению княгини Смерти древлян сбрасывают в яму вместе с ладьей. Напоследок ритуальная Смерть, хозяйка рачительная в своем загробном хозяйстве, голосом великой княгини Ольги интересуется: ""Хороша ли вам честь?" "Они же ответили: "Пуще нам Игоревой смерти". И повелела засыпать их живыми, и засыпали их".

Но что такое 20 человек для Смерти? Ничтожно мало. "И послала Ольга к древлянам и сказала им: "Если вправду меня просите, то пришлите лучших мужей..."".

Вот она, еще одна загадка ненасытной Смерти: кого просят прийти, когда жизнь земная уже немила, уже не в радость? И кого, как не лучших, первыми забирает Смерть? На этот раз ей перепадает больше людей: целых 500 человек. И на этот раз им уготован совсем другой древний похоронный обряд - очищение через сожжение. "Когда же древляне пришли, Ольга приказала приготовить баню, говоря им так: "Вымывшись, придите ко мне". Все верно, Смерть принимает к себе только очистившихся духом и телом. "И разожгли баню, и вошли в нее древляне и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от двери, и сгорели все".

500 человек сгорело в очистительном огне Смерти? Мало! Не загадана еще одна хитроумная загадка. "И послала к древлянам со словами: "Вот уже иду к вам, приготовьте меды многие у того города, где убили мужа моего, да поплачусь на могиле его и сотворю тризну по своем муже"".

Смерть готовится совершить ритуальное жертвоприношение, где место жертвенных агнцев приготовлено людям. Она прекрасна и нарядна в светлых своих ризах. Отроки Смерти прислуживают живым: пусть вкусят напоследок сладость священных медов. "И когда опьянели древляне, ...сама отошла прочь и приказала дружине рубить древлян, и иссекли их пять тысяч". Могильный холм князя Игоря омывается древлянской кровью. Смерть пытается утолить великую свою жажду.

Трижды спародировав принятый славянами похоронный обряд, Ольга жестоко отомстила древлянам за убийство мужа.

Д. С. Лихачев писал, что похоронный ритуал по Игорю точно синхронизируется с загадками его вдовы-Смерти: "Несение в ладьях - первая загадка Ольги, она же и первый обрядовый момент похорон, баня для покойника - вторая загадка Ольги - второй момент похорон, тризна по покойнику - последняя загадка Ольги - последний момент похорон". Те, кто не может разгадать загадки Смерти, обрекает себя на верную гибель. Недогадливость людская всегда оплачивается жизнью.

Думаете, Смерть-княгиня устала играть в игру "Слабое звено"? Нет. И если ранее гибель приходила к десяткам, сотням и тысячам, то теперь Смерть собирается навестить всех древлян разом.

Она берет город за городом, село за селом и подходит к Коростеню - древлянской столице. Коростен-цы пытаются откупиться. Но разве от Смерти откупишься мехами и медами? К тому же она хитра, наметив свои жертвы. Великая княгиня заявляет, что готова удовольствоваться самой малостью и хочет получить всего лишь по три голубя да по три воробья с каждого двора.

Древляне вновь не сумели разгадать загадку хитроумной Смерти - и отдали просимое.

С наступлением позднего вечера к каждой птице было привязано по зажженному труту, после чего воробьев и голубей выпустили на волю. Птицы полетели в свои гнезда, и город Коростень вспыхнул, как огромный костер. Жители толпами побежали из города в поле, где их как раз и поджидали воины великой княгини Смерти. Почти все были убиты на месте...

И запустел город Коростень на реке Уж, что впадает в Припять около Чернобыля...

Спустя десять столетий великая княгиня Смерть вернется в эти места жестоким чернобыльским атомным пожаром. Мы все не до конца осознаем происходящие игры со Смертью, и лишь далеким потомкам будет дано окончательно разгадать загадки великой княгини Гибели, реинкарнирующейся на земле славянской вновь и вновь.

Княгиня Ольга могла вступить в Ирий небесный, добровольно взойдя на погребальный костер мужа. От этой возможности она отказалась, предпочитая превратиться в живую Смерть и киевский престол предпочтя небесному раю. Врата к блаженству были закрыты для нее навсегда.

Вот так с тех самых пор душа ее неприкаянной птицей погибели скитается между небом и землей. Свыше тысячи лет она остается чудовищем и чудом. Приснославная великая княгиня Смерть не умирает - "нетленна во веки пребывавши" ("Тропарь княгине Ольге", XI век).

Упражнение "Научиться прощать"

Княгиня Ольга утратила возможность прощать, отказавшись последовать вслед за мужем в страну отцов и надев на лицо маску карающей Смерти. А маска имеет обыкновение прирастать к коже навечно. Бушах Ольги звучал голос Эго Смерти. А оно, это Эго, не выносит прощения как такового. Смерть-мстительница всегда шепчет: "Не прощай; если ты сделаешь это, ты всем покажешь свою слабость. Через прощение ты признаешь, что все, содеянное врагами твоими, есть благо. Им будет хорошо". Эго Смерти жаждет конфликтов и раздоров.

Смерть-мстительница медленно, по капле вливает разъедающий яд в тело человеческое. Научиться прощать в данном случае означает излечить это тело на физическом и духовном уровне, очистить поры от яда, облечь скелет мести плотью прощения. Научиться прощать означает победить Смерть, перестать ее страшиться.

Очищая себя от яда убийственной мести, помните:

Прощение есть лучший рецепт счастья. He-прощение было, есть и будет лучшим рецептом страдания. Бряцанье доспехов мести, отказ от любви и сочувствия отрицательно воздействуют на наше здоровье и всю нашу иммунную систему. Бойтесь СПИД' а мстительности и ненависти! Прощение ведь не означает согласия со Смертью, не означает признания преступления/зла добром.

Прощение означает не-же-лание и дальше, и впредь жить в липком страхе прошлого. Прощение дарует нам шанс ощутить, что на духовном уровне мы связаны с законами Вселенной, и что прощение Смерти уравнивает нас с богами. Помните, простить никогда не поздно. Мир на земле воцариться только тогда, когда Жизнь научиться понимать и прощать Смерть, а Смерть, утишив голос своего мстительного Эго, научиться прощать микрокосмос Жизни.

 

Часть 3

Время печали

Личный миф на тему "Смерть"

Экскурс II: Погребальная песня богов - время жить и время умирать

Умирание всегда ритуально, оно символично в абсолюте. Природа Жизни и Смерти (включая будущее воскрешение души) - это естественный цикл рождения, созревания, упадка и смерти, за которым всегда следует новое Появление. "Все в мире - Солнце, звезды и Луна, как и дела людские и дела мельчайших тварей, клеток и атомов, - все подчиняется этому циклу: пульсация, замирание и снова пульсация" (К.-П. Эстес. "Бегущая с волками").

А мы боимся символичности мироздания, его ритуализированных циклов. Мы позабыли о том, что после смерти... "продолжение следует". А потому не удивительно: мы страшимся неопределенности, нас пугает далее один-единственный конец. Большая часть людей уже утратила Знание того, что Смерть (и по большому счету только она!) олицетворяет важнейший принцип творения. Благодаря ее "трудовой деятельности" возобновляется жизнь человеческая. Вероятно, мы забыли все это оттого, что омрачены страхом смерти. "Поэтому наша способность следовать циклам этой природы очень слаба. Эти силы ничего с нами не делают. Они не воры, отнимающие у нас то, что мы любим. Эта природа - не водитель-лихач, разбивающий то, что мы ценим. Силы Жизни-Смерти-Жизни - это часть нашей собственной природы, часть сокровенной власти, которая знает шаги, знает танец Жизни и Смерти. Она состоит из тех наших аспектов, которые знают, когда чему-то можно, следует и должно родиться и когда надлежит умереть" (К.-П. Эстес. "Бегущая с волками").

Чтобы познать всю мудрость Жизни, следует вступить в контакт с природой Смерти, наладить с ней "добрососедские отношения". И вместо того, чтобы рассматривать архетипы Жизни и Смерти как противоположности, их нужно воспринимать как две частички одной и той же гениальной мысли Творца.

Контакт первый: Мара-Морена - Нави Царевна

Кто сказал, что образы смерти, создаваемые средневековыми живописцами, являются идеальным "фотороботом" этой Белой Дамы? Кто сказал, что черты ее наводят ужас? Кто сказал, что ходит она с серпом и "пожинает" не чующих опасности людей? Кто сказал, что "лик ее ужасен"? Древние славянские боги отнюдь не мыслились такими бездарно-"одноцветными" . Вот и богиню Морену не следует изображать в одних только мрачных тонах.

Мара-Морена - одно из самых древних, таинственных и "смутных" божеств в славянских поверьях. Иногда она - богиня в облике высокой женщины с длинными распущенными волосами. Иногда - красивая девушка в белом. Мара-Морена в русских поверьях не столько воплощенный ночной кошмар из чертогов Смерти, сколько воплощенная судьба, ведающая перемены в жизнях человеческих. Она, образ ее, в полном соответствии со значением имени - призрачна. Остались только отрывки каких-то ипостасей.

В "Толковом словаре живого великорусского языка" Владимира Даля мы читаем: "мор" - смерть и "морок" - мрак, ночь.

В подобном же обличье соответствующая лексическая основа имени богини Морены предстает также в других языках древних ариев: на санскрите шага = смерть, а также "убивающий, уничтожающий"; на тибетском (древнем и современном) morana - смерть.

Все это слова из общего языкового источника - праязыка ариев1. Значит, смерть, смертное начало в природе: гибель света, Солнца, животворных времен года и наступление мертвящей зимы. И именно поэтому древние славяне столь страстно пытались "победить" Морену с помощью огня и света. Люди пытались поучаствовать в космической битве жизни и смерти, света и тьмы, добра и зла.

Лучшее тому свидетельство - древние обряды славян. Один из них, самый, наверное, древний и самый красочный праздник Ивана Купалы сопровождался еще сравнительно недавно изготовлением соломенного чучела, нарекаемого народом Мореною. Сжигание Морены - соломенного чучела происходило и на Масленицу.

Во время огненных действ существовал обычай катать зажженные колеса, символизирующие Солнце и изгоняющие холод Смерти.

Например, в русских деревнях (заметим - вплоть до XIX в.) практиковался обряд отпугивания Смерти-Морены. В урочную ночь старые и молодые женщины, вооружившись метлами, кочергами, ухватами и прочей утварью, гонялись по огородам за невидимым призраком, во весь голос посылая проклятья в адрес Морены 1.

Выходит, Мара-Морена - это Смерть, неизбежное зло... Но я вновь и вновь задаюсь вопросом: и это все? Да нет, далеко не все. Сами по себе подобные рассуждения, вроде бы, и убедительны, но применительно к образу богини - более чем односторонни и поэтому неверны.

За грозным "Морена" нашему уху слышится более привычное: Марья, Мария. Как известно даже младенцам, в христианстве имя Мария носит мать Спасителя, давшая жизнь Христу и олицетворяющая светлые силы созидания.

Правда, академическая наука полагает, что это имя образовано от древнеиудейского "тага" - противиться, отвергать, а русские, мол, усвоили его после крещения Руси.

Так, да не так. Ибо я опять напомню, - как же тогда быть с Марой-Мореной? Этот языческий образ возник внутри славянского сообщества задолго до каких бы то ни было контактов с семитскими народами! Скорее, все было с точностью до наоборот: это древние иудеи позаимствовали имя Мария у наших предков, а исконно своими считают как раз его варианты - Мириам, Мирра. К тому же русский язык дает и истинный ключ к пониманию смысла этого имени. Что за ключ? - спросите вы.

Есть в древнерусских сказках персонаж - Марья Моревна, прекрасная королевна. Образ древний, восходящий к образу Великой Богини-Матери эпохи матриархата. Она не только прекрасная, но и сильная женщина, могучая богатырша и предводительница войска.

("...Лежит в поле рать-сила побитая. Спрашивает Иван-царевич: "Коли есть тут жив человек - отзови-ся! Кто побил это войско великое?" Отозвался ему жив человек: "Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна"".)

Сказка! - скажете вы, - которая не имеет никакого отношения к деве Марии. Да как вам сказать. В христианских духовных песнопениях часто в связи с упоминанием имени Пречистой Девы говорится о том, что она чистотой жизни своей, подвигом жизни своей победила Змия, совратившего в раю Еву.

И что же мы видим в языческой русской сказке? В доме у Марьи Моревны томится прикованным на двенадцати цепях тот самый Змий/Дьявол-искуси-тель Евы. Правда, ему, согласно сказке, нельзя давать пить вволю. Иначе обретет он силу, разорвет цепи и вырвется на свободу, а уж в противостоянии один на один с ним никому не справиться. До каких же тонкостей доходит языческое сознание в изображении противоборства Личности и Дьявола!

Более того, как я уже вскользь упоминала, Марья Моревна изначально воспринималась как воплощение той, кто обладает властью над всеми божественными силами - Великой Богиней-Матерью, то есть Богоматерью.

Следовательно, выстраивается удивительнейшая цепочка: Мара-Морена=Смерть=Марья Моревна= Мария рождает в дар людям сына (Спасителя), который символизирует собой Спасение, Воскресение, Жизнь и победу над Смертью.

Вот и получается извековечное "смертью смерть поправ", то есть Мореной/Смертью поправ идею Вечного Небытия и Тления.

Но вот что еще любопытно: в образе Морены/ Марьи Моревны просматривается сразу несколько пластов. Есть в этом имени нечто "морское": живет-то она на "Море-Окияне".

Я предлагаю вам немного "поиграть в слова": по-латыни "море" звучит как "mare", а "смерть" как "mortis"; и взаимосвязано все это опять же с многозначной лексемой mar в санскрите. Зато немецкое "теег"/"море" по своей вокализации практически совпадает с названием Вселенской горы Меру - священной горы человеческой прародины.

Вы спросите, при чем здесь Смерть-Морена? А она и есть образ вселенской горы - космологического символа арийских (в том числе и славянских) народов земли. И означает она одновременно и Вселенную, и род людской, и справедливость-"меру", и конец жизни = смерть, мор.

Помните, я говорила, что живет Морена=Марья Моревна на "Море-Окияне"?

Говорила я об этом не случайно. Дело в том, что, согласно древнеарийской философии, существует бесчисленное множество миров. Каждый такой мир напоминает плоский диск, окруженный океанской водой. И в самом центре океана находится гора (Су)Меру=(С)Мерть. И олицетворяет она вечный круговорот умирания и воскрешения.

Эта гора утраченной прародины имела форму усеченной пирамиды. Кто из людей не стремится вернуть утраченное, вернуться к истокам? Вот и древнеславянские племена стремились и строили... усеченные пирамиды, искони веков называя их марами!

Особенно распространены мары на Русском Севере. На крутых берегах служат они "темными маяками", а в горах - путевыми ориентирами, что указывали дорогу к утраченной прародине с горой Меру1, к утраченной Морене.

Вы спросите: почему же имя вселенской горы Меру, символ бессмертия, породило семантическое и лексическое гнездо понятий, связанных со "смертью"?

Тут можно предложить сразу две версии.

1. Смерть - всего лишь ступень при переходе к бессмертию в иной жизни.

2. Гора Меру располагалась на Севере, и после вселенской катастрофы скрылась подо льдом в океанической пучине. Так гора Меру/Морена превратилась в символ смерти. Морена - воплощение смерти - сама не смогла избегнуть гибели...

Мой личный миф Морены

Мара-Морена=Вселенная, Мара-Морена=Судьба, Мара-Морена=Женщина, Мара-Морена=Смерть... - все это можно назвать общественными "раскопками" археологических напластований мифологического мышления, но у каждого человека (помимо "скелетов в шкафу", как говорят англичане) есть свой собственный миф. Есть он и у меня.

В моем мифе Морену зовут Маринкой, "чародей-ницей", "колдуньей". (И ничего пугающего в этом нет: дело в том, что в ряде областей Мара-Морена в купальских обрядах заменялась так называемым деревом Марины, вокруг которого эти самые обряды и совершались.) А сам миф обрел название былины о Добрыне и Маринке.

Сам былинный текст таков:

Гулял как-то раз Добрыня по городу Киеву, завернул в малый переулочек, где жила злодейка Маринка Игнатьевна - чародейница, ненавистница. На окошке терема ее прекрасного, скатным жемчугом изукрашенного, сидят два сизых голубя, смотрят вниз. Вскинул Добрыня свой тутой лук - запела шелковая тетива, просвистела каленая стрела, да оступился Добрыня на правую ногу, не попал в сизых голубей, а попал в косящатое окно. Проломила стрела стекольчатую окончину, улетела в Маринкин терем, разбила ее зеркало хрустальное.

Вышла Маринка на высокое крыльцо, увидела Добрыню, стала ему грозить: "Изведу я тебя, как извела многих молодцев". Отвечает Добрыня: "Не твой я кус, не тебе меня съесть. А и съешь, так подавишься". Сказал - пошел прочь с Маринкиного двора. Тут Маринке за беду стало, за великую обиду показалося.

Принесла Маринка беремя дров, затопила печку муравленую, бросила в огонь Добрынины следы, сама стала приговаривать: "Сколь жарко дрова разгораются со теми со следами молодецкими, разгорелось бы сердце молодецкое у молодца Добрыни Никитича". В тот же час взяла Добрыню тоска - пуще булатного ножа. Не ест Добрыня, не пьет, ночью ему не спится - еле дождался белого света. Хотел Добрыня пойти в Божью церковь, да свернул на Маринкин двор. Поднялся на высокое крыльцо, постучал в дубовую дверь.

А Маринка из-за двери отвечает: "Уходи прочь, деревенщина!" Тут Добрыня рассердился, ухватил бревно в обхват толщины, вышиб двери дубовые, вошел в Маринкин терем. Стала она ворожить - обернула Добрыню гнедым туром. Рога у него золотые, копыта чистого серебра, шерсть - рытого бархата. Пустила Маринка Добрыню в чистое поле. Обернулась сама Маринка ласточкой-касаточкой, полетела в чистое поле, села Добрыне на правый рог и спрашивает: "Не прискучило ли тебе, Добрынюш-ка, в поле гулять? Не хочешь ли, Добрынюшка, жениться, меня, Маринку, взять за себя?" Отвечает Добрыня: "Коли возьму я тебя, Маринка, замуж, так отплачу за все твои злодейства!" Маринка тем словам не поверила, обернула Добрыню добрым молодцем. Воротилися они в Киев, столы столовали да пиры пировали, а как пришло время спать ложиться, взял Добрыня острую саблю - и снес Маринке буйную голову. Развел Добрыня палящий огонь и сжег Маринкино белое тело.

Скажете, сказка? Но что-то не хочется мне вслед за нашими исследователями-фольклористами называть победу Добрыни над Маринкой уничтожением воплощенного зла (сам-то герой ведет себя откровенно недостойно). Для меня это миф несостоявшегося Союза и несостоявшегося Обретения мудрости. Потому что ради обретения мудрости, чуткости жизни Добрыне следовало встретиться с тем, что он больше всего боится. Другого выхода у него не было, он должен был полюбить Маринку=Морену=Великую Богиню Смерть.

Былина эта, сей миф приобретет наивысшую духовную ценность, если понять ее как цепочку из пяти задач, выполняя которые, подчиняясь ритму которых душа человеческая может обрести счастья познания Мудрости, полноты Бытия мироздания через... любовь к Смерти. Вот они, звенья данной цепочки:

Добрыне было предназначено увидеть в "чародейке Маринке"/Морене некое духовное сокровище, даже если поначалу и не хочется понять, что нашел. Он сокровище отринул со словами "Не твой я кус, не тебе меня съесть"

Далее следует традиционное бегство от Смерти/ Морены с элементами преследования. Добрыня убегает с Маринкиного двора, что "Маринке за беду стало, за великую обиду показалося", и она начинает творить обряд любовного приворота человека к Смерти.

Человек должен полюбить Смерть как самую желанную земную Женщину, полюбить Мудрость Смертного Исхода: "Разгорелося бы сердце молодецкое". И Добрыня начинает тосковать по этой самой Мудрости - "взяла Добрыню тоска - пуще булатного ножа". И тоска эта по обретению высшей Мудрости есть на самом деле первый этап умирания, этап перехода в иной мир - "не ест Добрыня, не пьет, ночью ему не спится - еле дождался белого света".

  Далее следует попытка слияния с возлюбленной, оборачивающаяся для Добрыни изгнанием Мудрости, удалением от нее. В некоторых вариантах былины в тереме Маринки/Морены присутствует Змий. А Змий, как известно, есть не только образ гипертрофированного зла земного, но и извеко- вечный символ мудрости. Огонь этой мудрости может опалить человека. И именно этого пугается Добрыня - он гонит Мудрость/Змия от себя прочь: "Я тебя, Змеище, в куски изрублю да по чистому полю размечу!". Он не знает, что гонит саму Мудрость Жизни и Смерти, которая могла быть дана ему в виде испытания, проверки всех его способностей. И что еще хуже, Добрыня не знает, что не знает.

И как наказание, перед ним открывается второй этап умирания - оборотничество читается в бы-лине не как колдовской прием "чародейницы-не-навистницы", а как перевоплощение человека при помощи Смерти/Морены в иную сущность - "гнедого тура". Жизнь после смерти в иной сущности должна была стать для Добрыни этапом познания его любви к Смерти/Маринке. Не случайно в былине Маринка/Морена/Смерть предлагает Добрыне жениться на ней, полюбить ее. ("Ведь любовь всегда вызывает спуск в природу Смерти... Когда решаешься на любовь, решаешься и на то, чтобы воскресить к жизни сущность Женщины-Скелета и ее учений". - К.-П. Эстес. "Бегущая с волками"). И именно Смерть способна воскрешать: в данном случае превратить Добрыню из тура в человека.

В задачи Добрыни входило вытерпеть Смерть/Морену, ее объятия и ее мудрость. Без нее не может быть подлинного Знания Жизни, а следовательно, человеческое существование становится неполно, серо и тускло.

Добрыне предоставлялся в былине шанс: распутать тайну Морены, что положило бы конец человеческому страху кончины, страху перед вечным Ничто, вечной смертью. А чтобы распутать тайну сию, ему не нужно было брать на себя роль героя, не нужно было вступать в вооруженную схватку со Змием/ Мудростью, не стоило стрелять в терем Морены. Нужно было только захотеть узнать тайну. Добрыня предпочитает убить Маринку/Морену, убить тайну и потерять единственно данный шанс.

И его даже нельзя назвать коварным, он - просто "невежа", "деревенщина", как говорит сама "чаро-дейница". Сначала он насильственно врывается в ее терем/чертог Смерти, что "хорош, высок, разными красками расписанный, скатным жемчугом изукрашенный" , что священен для Смерти, это ее духовное пространство. А затем уничтожает и его хозяйку.

Ее всегда убивают, потому что не могут вынести, смириться с ее присутствием, понять. Ее убивают, когда не понимают всей важности преображающих циклов (в данном случае жизнь в ином существе - туре) Смерти: когда и чему позволить умереть, уступив место другому, новому и неожиданному.

И вот что еще любопытно. В былине мы читаем: "Киевляне Добрыню благодарили - избавил он Киев от злой чародейницы-ненавистницы". То есть благодарили за то, что он отказался осознать воскрешающую силу Смерти. Они не поняли, что Морена в своей воскрешающей к Жизни ипостаси есть та, кто видит суть мирозданья со всеми его рождениями и кончинами, горестями и праздниками. Она - единственная, кто может сказать, когда время жить и время умирать. А не осознав всего этого, люди приравняли божественную Мудрость к дьявольскому Злу.

Медитация: Попытка проникновения, или Видение Морены

(вариации на тему Святорусских Вед)

Я попытаюсь проникнуть в образ, душу и плоть Мары-Морены, свой голос к ее мольбам присоединяя:

- Боже Род наш, Всемогущий! Ты позволь мне чрез Ирий пройти, в дом мой вернуться!

И услышал Род Всемогущий молитву, он позволил мне, Морене, по реке огня в дом мой отправиться. На главе у меня не златой венец - то ящерица в венец свернулась, на руках у меня не браслеты - то свились змеи мудрые кольцами черными. Я сходила уж в темную глубь шаг за шагом и круг за кругом. Но не дали мне, Маре-Морене, в дом мой вернуться и в вечности отдых обресть. Слышу голос я гулкий:

- Подымись ты, Морена, на землю! Подошла пора жатвы смертной! Отворились врата гнева!

И воскликнула я тогда:

- Род наш, бог Всемогущий! Как не лить мне слезы горючие?! Вновь вернусь я из глуби дома моего, вновь пройду по землям живым, землям, оставленным богом. Много здесь грехов, беззаконий. Там лжецами попрана Правда и землею там Кривда правит. Нет почета старцам от юных, и пращуров не слушают дети.

Братья бьются между собою. Предаются все вожделенью, предаются тяжким порокам. Нет там свадеб, разврат царит. И все жены - мужьям враждебны. На отца сыночек доносит, брат- на брата, и мать - на дочь.

Кто был первым, - тот стал последним, а последний - воссел над всеми. Там правитель славен тиранством. Воин там - грабитель, насильник, не встает на защиту рода. А глупец слывет мудрецом. Жрец оставил свои обеты, попирает истину Вед. Отвергают в тех землях светлых богов, и не славят Рода Всевышнего! И с богами светлыми к Роду Мара-Морена отправилась. Я, Морена, Роду Живому молилась. И молитву ту Бог услышал, и отдал от Неба ключи.

Вот вижу, как свод небесный сейчас открывают. И с небес не дожди пойдут, в сто потоков как хлынут воды. Поднимаются Воды Великие!

Наполняются водами дебри лесов, реки широкие по земле разливаются, и земли вдруг не станет видно, - все покроет собой вода...

Все холмы водою сокроются, смерти горькой предастся все - род людей, род зверей.

Крик великий все тогда поднимут, кверху глас и дух тут испустят - в злой тот час.

Птицы в синее небо поднимутся, из последних сил в нем летая. И падут птицы, люди в воды гневные, все потонут, всех скроют волны - та смерти вода! О древних эпохах помните!

О Великом Потопе, людей поглотившем! Знайте, будут последние годы - годы тяжкие и потрусливые!

Будет день Морены последний! И Солнце во тьме! И ослабнет рука у всякого, и смятутся дети и старцы, и изменит их лица пламень Морены. Приклонюсь к Земле я - и не слышно будет горького моего рыданья. Рыданья Мары-Морены.

Поспешите вы на могилы - ко усопшим своим родителям и попросите их, чтоб пустили вас, - вас не пустят к себе усопшие! Лишь Морена нас примет людей живых в объятья свои со словами великой Любви: "На земле вы были во прахе, и в болезнях все, и в страданиях - у меня же в руках вечно мирные дни".

Контакт второй: И прядет пряжу судьбы... Баба Яга - богиня Мокошь

Но вот ни на миг не мига бродят очи богов,

Ригведа.Х, 10

соглядатаи наши.

По древнеарийским (в том числе и древнеславян-ским, древнерусским) представлениям, жизнь человеческая есть не что иное, как нить бытия, которую прядет богиня, или Дева Судьбы.

Восседает Великая Пряха где-нибудь на небесном своде и прядет нить человеческой жизни, привязав конец ее к далекой и прекрасной звезде. Тянется ниточка, дрожит от проносящихся метеоритов, окрашивается золотистым светом Млечного Пути, живет человек. 

Но вот приходит закономерный для всего живого "Час Икс" - смертный час, и безразлично перерезает Великая Пряха тоненькую ниточку жизни, и гаснет звезда - душа живая.

У каждого из нас на небе своя собственная звезда, наша душа изначально мерцает в далеких высях, а незримая нить, что спрядена руками неутомимой Пряхи, связывает ее с нашей слабой физической оболочкой. Нарождается звезда на небе, когда появляется человек живый на свет и исчезает ("падает"), когда с тонким звоном обрывается нить жизни и человек умирает1.

И пролился дождь на Ирийский сад - водяными нитями с неба. И в тех струях Мокошь - Повелительница Судьбы. Она нити прядет, в клубок сматывает. Не простые нити - волшебные. Из тех нитей сплетается наша жизнь - от завязки-рожденья и до конца, до последней развязки - смерти.

А помощницы - Доля с Недолею на тех нитях не глядя завязывают узелочки: на счастье, на горе ли - только Мокоши это ведомо. Даже боги пред нею склоняются, как и все они подчиняются тем неведомым нитям Мокоши

"Святорусские Веды. Книга Коляды"

Наша древнеславянская четырехрукая Мокошь и есть та самая Великая Пряха, что прядет кудель по ночам, торопится - ведь отпрядет, звезда с неба сорвется. Богиня Судьбы "отпрядает" жизнь человеческую.

Так, значит, судьба и есть сама Великая Смерть? Так, значит, Великая Смерть и есть главное божество славянского пантеона? (Ведь не случайно в "Слове об идолах" Перун-громовержец следует только после Мокоши!) И кто она, Мокошь, Смерть-Великая?

Первоначально звали ее Мокш, слово это вопиюще близко санскритскому "мокша", означающему в первую очередь "освобождение" и "спасение души", в санскрите "мокшака" означает разрывающий связи жизни, а по Ригведе "макха" есть не что иное, как жертвоприношение человеческой жизни.

На это первым обратил внимание Г. В. Вернадский во втором томе своей "Истории России".

Спасение же души, в свою очередь, неизбежно сопряжено с понятием судьбы. А еще спасение души от тела, звезды от цепкой нити, и есть Великая Смерть. Ночная пряха, рвущая нить...

Но семантически Мокошь-Мокша есть то же самое, что и... "макушка". А "макушка" в русском языке - это всегда верх чего-либо: головы, горы, дерева.

То есть Мокошь есть Верховность, Вознесение в горние выси. И это самое вознесение опять же предполагает "освобождение", "спасение" души от тела. То есть предполагает верховность Смерти. Смертьвознесение и Смерть-спасение. Смерть-Великая Мать.

Богиня Смерти и Судьбы предопределяет/"прядет" жизнь человека. С самого его рождения. Более того, с момента зачатия. Смерть покровительствует зарождающейся Жизни. Скажете, нелепо? Скорее уж в этом заключена космическая мудрость.

У Мокоши два лика - милостивый и карающий. Она есть Доля и Недоля одновременно, Добро и Зло, Свет и Мрак могильный.

Четырехрукая Пряха Смерти Мокошь... Уж очень она напоминает богиню смерти и возмездия Кали! Или сказочную, нашу, русскую, родную... Бабу Ягу, многоликую ипостась Великой богини.

Но, позвольте, заметите вы, ведь она не богиня, она - просто популярный персонаж сказок, или, как писал В. Даль, "сказочное страшилище, болыпу-ха над ведьмами, подручница сатаны".

Да, возможно, Баба Яга/Мокошь - персонаж сказочный, но одновременно и "очень трудный для анализа" (В. Я. Пропп). Да, конечно, Баба Яга - старая, страшная, злая, в ступе летает, за людьми охотится. Но вот что писал о ней М. И. Без-Корнилович в книге "Исторические сведения о примечательных местах в Белоруссии" еще в 1855 г.: "За рекою Полотою в поле находится озерко Воловое: о нем есть предание, будто бы в древности... при оном озере стояли капища Перуна и Бабы Яги.

Из этих слов видно, что Яга была таким же полноправным божеством, что и Перун, и имела свои места поклонения. Она - богиня войны, а следовательно разрушения, кровопролития и смерти. Не столь она дряхла и немощна, как привыкли мы представлять по экранизациям сказок.

Не случайно даже в ряде сказочных сюжетов Баба Яга выступает могучей воительницей, она - бога-тырша, спит с мечом-кладенцом в изголовье и бьется с богатырями. Среди ее вооружения есть даже волшебный огненный щит, опаляющий жаром все окрест, устрашая врагов.

Более того, до конца XVIII в. проводили параллели между Бабой Ягой и древнеримскою Белло-ною - богиней войны и одновременно властительницею Подземного мира, мира Смерти.

Г. Глинка в книге "Древняя религия славян" в описании храма бога Световита оставил удивительные слова о Бабе Яге: "Яга, дщерь Чернобога [бога подземного царства мертвых -Авт.], вооруженная железною палицею, разъезжала на крылатой своей колеснице, и сбивала с мест горы". Опять же богиня войны сеяла смерть и разруху.

Одновременно с этим Баба Яга - богиня Судьбы (то есть все та же Мокошь); ее основное занятие - очерчивать будущее тем, кто завоюет ее благосклонность. Она тоже Великая Пряха Жизни и Смерти.

На Русском Севере про нее говорили: "...Сидит огромная баба на печке и прядет". Результатом ее "прядильной деятельности" становится волшебный клубочек, символ всеобъемлющего и всепреодолевающего знания (Высшей Мудрости Смерти), путеводная нить в подземное царство.

Здесь тоже скрыт тайный смысл. Чтобы обрести Вечное Знание, Вечную Любовь и Счастье Жизни, герою следует взять нить сотворенного Великой Богиней Смерти клубочка и отправиться за тридевять земель в тридесятое царство, а именно - совершить путь во времени, продвинуться назад в глубь тридцати поколений - к чертогам загробного царства.

Но богиня Судьбы и Смерти может быть не только убийственна, она может быть милостива. Именно ей доверено поддержание священного огня Вселенной, то есть Смерть поддерживает священное горение самой Жизни.

Древнерусские сказки свидетельствуют о том, что печка у Бабы Яги всегда затоплена, а своих гостей она обещает изжарить. То есть гости Смерти горят/живут благодаря ее непосредственной поддержке.

Собственно говоря, русское "огонь" (слышится-то "агонь") происходит от корня "Аг", лежащего в основе прозвища Яга.

То есть "значение лексемы "ага" связано вовсе не со злым, а с добрым и благостным началом.

Достаточно вспомнить, что означают русские имена с этим корнем: Агафон (переводится "добрый", "благостный") и Агафья (Агата) переводится "добрая", "хорошая" (В. Н. Демин. "Гиперборея"). Но в имени Яги/Аги содержится также и название подземной страны Агарты.

И это не просто мои досужие домыслы, не "языковые игрища бесовские", а констатация фактов. Дело в том, что на Русском Севере чрезвычайно распространенным было мнение, что Баба Яга живет не в лесу, а глубоко под землей. Чтобы попасть туда, необходимо "просесть" (то есть умереть?), и окажешься - сначала в кромешной тьме, а затем в городище с улицами и домами, осиянном неземным ярким светом. В Агарте, царстве вещей старухи Смерти и Бессмертного Знания.

Но "ягать" в древнеславянском - это еще и "кричать". И если соотнести слово "Яга" с понятием "гама, шума", сквозь толщу тысячелетий мы услышим пронзительный крик космотворящей птицы Великой Богини Смерти.

И это опять не просто пустые слова. Дело в том, что самая древняя скульптура Великой Богини, Великой Смерти была найдена в Восточной Сибири (возраст ее 34 тысячи лет). Это образ богини-птицы, порождающей Вселенную. Смерть, рождающая космос, рождающая неотвратимую, вечную жизнь... Вы спросите, а при чем здесь Баба Яга?

У нее "костяная"(то есть птичья) нога и длинный (птичий) нос. Избушка у нее на курьих ножках, а помело, на котором она столь лихо рассекает сказочное небесное пространство, несложно поэтически сравнить с птичьим хвостом. Баба Яга/Смерть, птица-дева снесла и высидела Мировое (космическое) яйцо?! Неплохо? Но погодите, это еще не все.

Смысловая параллель яга-гай-гам позволяет отождествить Ягу и... Гамаюна! Гамаюн - вещая птица с женским лицом. (Богиня Судьбы Мокошь тоже нередко изображалась крылатой.) Как тут не вспомнишь А. Блока:

Увы, мне неизвестны какие-либо специальные серьезные исследования, посвященные анализу образа птице Гамаюн. Более того, не нашла я о ней упоминаний ни в "Мифах народов мира", ни в "Славянской мифологии" Института славяноведения при РАН. Зато есть замечательная картина В. М. Васнецова, на ней-то и изображена крылатая птица-Смерть. Она притягивает своей красотой, своей глубиной и тайной. Сидит Смерть-Гамаюн (Баба Яга/ Мокошь) на Мировом Древе Жизни. 

Оно, это Древо, объединяет верхний и нижний миры Вселенной, символизируя связь времен, единство всего Сущего и неразрывную связь с Космосом, всеведение и торжество жизни. Из-под корней его бьют ключи с живой и мертвой водой. Крылатая же Смерть в данном случае является охранительницей, берегиней Древа Жизни, его душой:

Так Древо тайное растет душой одной Из влажной Вечности глубокой, Одетое миров всечувственной весной, Вселенской листвой звездноокой. Се Древо Жизни так цветет душой одной.

Вяч. Иванов

Но о Древе Жизни мы поговорим чуть позже, а сейчас я еще раз хотела бы вернуться к Бабе Яге, Богине Великой и многоликой Смерти. Все превращения Мокоши-Яги-Гамаюна не должны никого удивлять: Смерть имеет возможность быть разнообразной, имеет право на "двойников". И одним из ее "двойников"

является... бог Иегова. Библейский бог и Смерть/Баба Яга? Странно? Да ни в коей мере. Дело в том, что представление об Иегове/Ягове как Боге мужеского пола возникло в умах человечества довольно поздно: где-то в 536 г. до н. э. (см.: Л. Гарднер. "Чаша Грааля и потомки Иисуса Христа"). Изначально имя библейского бога было именем Яги, именем Великой Богини Смерти. "Древние евреи, унаследовавшие миф творения от... доеврейского населения Палестины, ощущали недоумение: в книге Бытия женского рода "дух Божий" сидит, как наседка, на поверхности вод, хотя Мировое яйцо и не упоминается.

Читающие Библию обычно не задумываются, почему порождает мир Бог-отец? Это очевидное искажение древнейшей мифологической традиции и прямой вызов здравому смыслу - ведь роженицей должна быть женщина!" (А. Абрашкин. "Предки русских в древнем мире").

Так оно и было: рождение Вселенной - заслуга божества женского пола - Бабы Яги, Мокоши, Великой Богини Судьбы и Смерти. Женщина-Смерть своими крылами бережно поддерживает хрупкую скорлупку мира.

Упражнение "Мифы наших предков"

(Единственное, что вам в данном случае потребуется, дорогой читатель, так это выкроить немного свободного времени для себя - хотя бы час, когда никто не сможет помешать вам. А вы, в свою очередь, сможете расслабиться и одновременно с этим сосредоточиться на самом Главном. И если внешние и внутренние "пси-факторы" будут действительно благоприятными, вы непременно сумеете благодаря данному упражнению получить некую чрезвычайно важную для вас информацию. Информацию, которую любой человек планеты "наследует" вместе с "мифами", идеями жизни своих далеких предков. Успехов вам!)

Подыщите место, где у вас была бы самая настоящая "свобода передвижений" и где вы в любом случае не стали бы натыкаться на мебель и прочие предметы обстановки. Устройтесь поудобнее и закройте глаза.

Сделайте шаг назад и вообразите, как вы, ваше эфирное тело проникает в тело и душу вашего отца или матери.

Дайте себе время на то, чтобы свыкнуться с тем чувством, каково это: жить именно в этом теле и ощущать себя именно этой самой личностью.

Сделайте еще один шаг назад, проникнете в тело и душу отца вашего отца или же матери вашей матери. Прочувствовав себя в их оболочке, сделайте еще один шаг назад - в тело и душу отца вашего деда/матери вашей бабки. И еще раз повторите попытку "вселения": войдите в тело и душу вашего прапрадеда/ прапрабабки, то есть тех людей, которых лично вы знать никогда не знали, но физическое и духовное генетическое наследство которых вы все равно несете в себе.

Ведите себя так, как согласно вашим представлениям могли бы вести себя эти люди. Постарайтесь почувствовать и понять, что значила именно эта манера поведения/поза в жизни вашего далекого предка.

В данном случае вам будет легче осознать, что вы сами есть на самом деле, а также кем является ваше окружение, и в чем заключается ваше жизненное предназначение. Поверьте, ваша личная семейная мифология пропитывает всю вашу сущность и всю вашу жизнь. Представьте, что вы слышите эхо вашей собственной души.

И это эхо проникает в такие непостижимые глубины вашей сущности, что нетрудно будет поверить: все те ответы, что предлагает вам время от времени ваша интуиция, есть не что иное, как заботливо-мудрые подсказки ваших самых далеких, неимоверно далеких предков. И если уж вы смогли вообразить себя во плоти ваших прапраро-дителей, то постарайтесь задать им следующие вопросы: Что действительно может считаться жизненно важным для меня, чем действительно следовало бы мне заняться? Где оно, мое реальное место в обществе со всеми его моральными ограничениями и рамками правил, привилегиями, правами и обязанностями?

Кто он, мой надчеловеческий авторитет, способный прояснить мне вехи человеческой судьбы?

Дайте вашим прапрародителям несколько минут времени, чтобы они смогли сосредоточиться и ответить на ваши вопросы, и постарайтесь услышать их ответы.

Сделайте шаг вперед и представьте ваших прадедов, словно это ваши старые знакомые-одногодки. Задайте вашему прародителю те же самые вопросы, и постарайтесь услышать его ответы. Сделайте еще один шаг вперед, ощутите зримо собственное присутствие в теле и душе ваших бабушки и дедушки и проделайте все то, что было описано выше. И, наконец, "сходите" в тело и душу вашего отца или же вашей матери. Вновь "вернитесь" в свою собственную физическую оболочку, в "дом" своей собственной личности.

Ведите себя как обычно. И вслушайтесь в себя: какими словами, какой мелодией жизни отзовется при "возвращении" ваше собственное тело. Помните, все то, что вы произнесете в данный момент, то, как будете двигаться, нести себя в пространстве, и есть Истина. Запишите все то, что вам удалось пережить и узнать. Причем сделайте это сразу же после окончания упражнения, поскольку переживания вашего "путешествия" к прапрародителям могут забыться с такой же легкостью, как забываются даже самые прекрасные сны.

Если вам очень этого хочется, вы можете "прогуляться" по всему вашему родословному древу. Таким образом, вы можете исследовать линию вашей бабки, продолжить ее линией отца вашей матери, а потом "начертить" линию матери вашего отца, отца вашего отца и т. д. Помните, все в ваших руках!

 

Часть 4

Друзья из иного мира

Древо Жизни

Кто они? Прорицатели, пророки, служители богов? Верховные судьи славянских племен? Хранители тайного знания Жизни и Смерти? Они - волхвы.

Единого названия у них не было, да и функции оказывались самыми разнообразнейшими. Но все волхвы, будучи служителями древних богов Жизни, оказывались при этом и верными вождями войска Смерти. Впрочем, эти два явления сливались для них в неразрывное целое. Судите сами:

  Волхвов-обаянников призывали, "хотяше некая от них увидеть неизреченная тайна". А что может быть неизреченней Великой Богини Смерти?

  Все волхвы во время народных бедствий толковали народу причины несчастий, часто указывая на каких-либо лиц, называя их виновниками сих бедствий и обрекая народному мщению.

 Волхвы-облакопрогонники повелевали дождем и вёдром (хорошей погодой), урожаем или неурожаем.

  Волхвы-волкодлаки могли предсказывать затмения солнца. Солнечное же затмение мыслилось славянами как смерть бога Солнца Даждьбога, его схождение в царство тьмы - царство Смерти.

 Волхвы-ведуны знали тайную силу, что способна управлять судьбой человеческой и обстоятельствами.

  Волхвы-кобники являлись хранителями статуй/ идолов богов и участвовали в обрядах жертвоприношения.

И все они, обладая экстрасенсорными и прочими магическими способностями, умели входить в контакт с богами, с космосом ("Тем Светом" по Э. Мул-дашеву) и получать оттуда дозированную информацию.

В своих храмах волхвы были способны наиболее эффективно использовать магию слова и музыки. Более того, у них эта магия концентрировалась в единый сгусток силы, невероятной по мощи. Вот что пишет историк и этнопсихолог А. Андреев в книге "Очерки русской этнопсихологии":

"...я услышал, как они поют. Их голоса вдруг начали сливаться... Какое-то время их совместное звучание осознавалось мною как слившиеся голоса, но произошел еще один переход, и общее звучание-голос словно отделилось от них и зазвучало само по себе, будто над столом, вокруг которого они сидели, появилось самостоятельно поющее пространство!.. У меня в теле началась мелкая дрожь, словно я трудился до изнеможения на голодный желудок, в глазах начало плыть.

Изменились очертания избы, лица у стариков начали меняться, становились то очень молодыми, то жуткими, то просто другими. Я помню, что ко мне из кромешной тьмы пришли несколько раз очень важные для меня воспоминания, но это было почему-то страшно и больно... Я сумел выдержать это состояние только потому, что уже испытывал подобное раньше... Это... не только сопровождение обряда, но и воздействие... Одно из магических орудий... человека... хранили его еще с того времени, когда по всей Руси Великой стояли другие храмы!"

Волховство - не просто мистико-оккультное явление, это - мировоззрение, прафилософия мира. Существует настоящий волховской Космос, волховская Вселенная. Волхв всегда окружен предметами, которые символизируют небесное, земное и подземное царство. Впадая в трансовое состояние, волхв посещает самые различные миры и участки Вселенной. Транс для него экстатическая и короткая Смерть, мудрость которой ускользает от современного человека. Волхвы ощущали Смерть так, как теперь мы ощущаем своих самых близких людей. Они различали в Смерти добрые и злые стороны, они пели ее, молились ей и разговаривали с нею, просили, требовали, укоряли, любили и ненавидели ее.

Иными словами, это было постоянное ощущение любовного единения с ней. Смерть, так же как и волхвы, двигалась и жила, была исконно и безмолвно согласна с ними. Во время экстатических актов волхв напрямую общался со Смертью. Все его пророчества, дар ясновидения были энергоинформационным подарком Смерти волхву. Поверьте, это не пустые слова. Волхв - всегда личность, необычная в квадрате. 

"Как говорится, каждый желающий им стать не может. Нужен особый дар, он либо дается от рождения, а потом закрепляется и наращивается путем изнурительных тренировок, либо же неожиданно открывается после некоторого потрясения, чаще всего в результате смертельной болезни, когда человек чувствует себя как бы заново родившимся".

В. Н. Демин. "Заветными тропами славянских племен"

Почему люди способны обрести чудесный дар волхования в пограничных ситуациях, особенно на пороге смерти?

Дело в том, что смерть "в ноосферном аспекте представляет собой естественный и необходимый этап отделения вакуумно-полевой структуры умершего человека (обычно называемой душой) от мертвого тела и переход ее в энергетическо-информаци-онную сферу" (В. Н. Демин. "Загадки Урала и Сибири").

Если абстрагироваться от естественно-научной терминологии, то для волхва в Смерти как бы приоткрывается "дверца" информационного поля Того Света, через которую неизбежно должна отлететь в иные миры душа. 

Однако судьбы волхвов - случаи редкие и нетипичные: в их судьбе процесс умирания прерывался, душа никуда так и не "отлетала" в силу "нелетной погоды", а "дверца" так и оставалась приоткрытой, обеспечивая недоступный простым людям канал общения со Вселенной Смерти.

Но волхвы, при жизни спокойно общающиеся со Смертью, иногда выступали и ее жесточайшими антагонистами.

Легенда I: Волхв и ищущая любви Смерть-Выргонь

Легенда эта о влюбленной Смерти-Выргони многим покажется странной и издавна (с далекого детства мира) знакомой по совсем иному исполнению.

Выргонь-Смерть прекрасна, единственное, что способно оттолкнуть от притягательного облика ее, так это змеи вместо волос на голове. Ну, и, разумеется, взгляд ее смертелен. Живет Смерть-Выргонь, как ей, впрочем, и положено, "на море Окияне", на острове у Мирового Древа. Весь год играет и смеется. Но когда наступает время любви, ей уже не до смеха, не до игр веселых. Она начинает призывать, - сначала льва, затем других зверей, птиц и пресмыкающихся и даже человека: "Приидите ко мне!" Разве можно отказать Смерти, не откликнуться на зов любви? Кто бы зов ее ни услышал, все идут к ней, ибо ведомы Смерти-Выргони все языки живых существ. Смерти никто противиться не может, но, заглянув в глаза ее единожды, навек с ней остаются. Познание Любви Высшей через Смерть - есть ли что прекрасней в Жизни?

Ведом Смерти, конечно же, и особый язык волхвов. Волхв, в свою очередь, по звездам вычитывает дни любовного свидания со Смертью и издалека еще наказывает ей: "Вырой яму и спрячь в нее голову, чтобы я не увидал ее и не умер, приду и удовлетворю твое желание". Смерть, самой себе роющая могилу? Да. Ибо волхв берет серп (знаменитый рабочий инструмент вечной антагонистки Жизни) и отсекает голову Выргони.

Голова Выргони-Смерти, именуемая Горгоной, - вещь в хозяйстве любого мало-мальски уважающего себя волхва более чем полезная. И после ее отделения от тела она продолжает оставаться живой, а взгляд ее - умерщвлять. Ибо смерти для Смерти не будет, ей одной уготована жизнь вечная.

Но погодите! - воскликнет отлично во всем осведомленный читатель. - Эта ваша Выргонь Горгона не что иное, как двойник древнегреческой Медусы Горгоны.

И вы совершенно правы, друг мой - оба этих варианта древней Смерти восходят к единому общему источнику, который был связан с еще нерас-члененной праарийской культурой Смерти. Ибо Медуса есть всего лишь прозвище Выргони, означающее "владычица", "повелительница". Владычица Смерть. Именно ей поздние славянские авторы поручат охранять вход в рай/Ирий. И она же считалась греками прародительницей праславян-ского племени (здесь мы опять имеем дело с созидающей стороной Смерти).

Греки просто трансформировали миф, приладили его к своей древнеэллинской реальности, связали конфликт Владычицы Смерти с Мудростью-Афиной.

Когда власть становится губительной, ей начинает противостоять мудрость. А волхвы в данной ситуации (повторяю, только в данной ситуации) выступают на стороне Мудрости.

И не случайно, что после христианизации Руси "гильдия" волхвов трансформировалась в бродячих офеней, т. е. афинян. Офенский (афинский) язык и магическая практика волхвов-офеней восходит не к афинским грекам, а к культу богини Мудрости Афины Паллады, причем культу в его первичном, праарийском варианте. "Тайные тропы" волхвов-офеней, хранителей великих таинств - это тропы Мудрости, столкнувшейся со Смертью.

И лучше всего доказывают данную мысль не геро-дотовские "Истории", а подлинные изображения Выргони Горгоны, найденные при раскопках курганов Южно-Русской равнины.

И все те же волхвы славянские прекрасно знали не только о губительной власти Повелительницы Смерти, но и об охранительной силе истинной Владычицы Мира. Не случайно в волховских традициях сохранились знаменитые амулеты-"змеевики", изображения Выргони-Смерти. С каждого из них на нас смотрит магический взгляд Девы-охранительницы Смерти-Горгоны.

Жаль, конечно, что до сих пор не дано сколько-нибудь удовлетворительного объяснения происхождению и назначению русских "змеевиков".

А ведь стоило бы, наверное, задуматься над тем, что изображения Смерти-Горгоны сопровождаются заговором: "Матка чернотою чернеющая черная, как змея извивалась, как дракон шипела и как лев рычала, когда агнец был зачат".

И смысл, заключенный в данном заговоре, воистину обладает космическими масштабами. "Черная матка" - это мать всего сущего Смерть.

Она, Горгона, ведает язык животных: змей, драконов, львов. Здесь ее сравнивают со змеей ("как змея извивалась").

Но змея - существо для славянского мира священное, за ее убийство полагалась смерть. Более того, В. Маннхардт сообщает, что встреча со змеей - добрый знак. Встреча со Смертью - благо?

В волховской традиции - да. Голова побежденной Смерти-Выргони - магична: смотреть на змею-Смерть полезно, ибо это исцеляет нанесенные злом язвы.

Исцеление через Смерть есть краеугольный камень волховской философии.

Когда волхв чувствует, что его личная магическая сила исчерпана, он повернет лик отрубленной главы Выргони к себе и пристально вглядится в него. Их взгляды непременно встретятся, и волхву откроется неземная Мудрость. Мудрость Великой Богини Смерти.

Что значит "зачатый агнец" из текста заговора со змеевика Девы Смерти?

Агнцем волхвы (а вслед за ними и поздние христиане) считали бога войны и солнца Исуса, всегда сопровождаемого богиней Смертью - Выргонью.

И о боге Солнца и войны Исусе, рожденном Девой Смерти, наша вторая легенда.

Легенда II: Рождение Жизни от мертвой Смерти

(по "Сказанию Афродитиана")

Не наречется Выргонь-Смерть, "но Небесная, великое бо Солнце целова ею". Есть в земле древней Русской кумирница Смерти-Божуни.

"Эту кумирницу устроил царь как знаток всякого благочестия, и в ней поместил он золотые и серебряные статуи богов, и украсил камнями драгоценными". Однажды царь вошел в кумирницу, желая получить разгадку сна, а волхв-служитель обратился к нему со следующими словами: "Порадуюсь вместе с тобою, владыко. Выргонь-Божуня во чреве зачала". Царь рассмеялся, а затем ответил: "Имеет ли что-либо во чреве мертвая?" На что волхв отозвался совершенно гениальной фразой: "Нет! Мертвая ожила и жизнь рождает". "После этих слов раскрылась крыша [кумирни-цы. - Авт.] и сошла вниз блестящая звезда... И был слышен'голос сказавший: "Госпожа-источник[т. е. Смерть-Выргонь. -Авт.]. Дитя, зачатое без семени, зовется Начало и Конец, начало спасения, конец погибели".

Что может быть удивительней: Смерть как источник гибели и источник спасения? От осмысления этой древнеславянской мудрости человека охватывает дрожь, трепет познания... "Небо радуется с землею, а земля похвалами превозносится, принимая небесное прославление. То, чего не случилось вверху, произошло внизу".

То есть здесь мы видим, что благодаря рожденной Смертью Жизни происходит окончательное слияние небесного/бессмертного начала с земным и смертным миром. Более того, оказывается, что даруют бессмертие все-таки не небеса ("верх"), а земля/мир тлена ("низ").

И не случайна в связи со всем этим молитва, которую приносят женщины к источнику Жизни живой госпоже Смерти: "Госпожа, Источник, сделавшийся матерью небесного светоча, облако, орошающее от зноя мир, вспомни о нас, твоих рабынях!"

В сакральном фольклоре волхвов немало мудрых и гениальных легенд, дающих ответы на все тайные загадки и вопросы. Вот одна из них:

"На небесах есть древо. Вершина его доходит до девятого неба, окружность его никто не может определить. Начиная от корня до самой вершины - дерево сие покрыто наростами. В этих наростах дерева зарождаются волхвы. Сильные находятся у основания ствола, "волхвы полной силы зарождаются у корней дерева, в наросте величиной с небольшой курган".

В кургане-могильнике рождается "волхв полной силы"... Что может быть прекраснее и одновременно ужаснее этой мысли: в Смерти рождается Жизнь полной силы? Душа волховская в ветвях Древа сего спряталась, сокрылась. Душа - священная птица, вернее, птенец крылатой Смерти, что, сидя .на Мировом Древе Жизни, выкармливает души волхвов.

Древо Жизни и его берегиня

"Как текла-протекала реченька, а водичка в ней вся слезовая, и в той реченьке струйка малая, струйка малая - вся крововая. Вытекала она с-под Камня, из-под Камешка Алатырского, текла речкой Алатыркой. Поднимался росток из-под Камешка, потянулся вверх - вырос в дерево. К небу дерево протянулось, а корнями ушло в Землю-Матушку.

То не дуб поднялся, не вишня, и не яблоня златы яблочки, это Дерево Бога Вышня поднималося на Алатыре. В сам Алатырь - пустило корни, и связало тем землю-Матушку с Троном Вышня и Божьей Сваргой.

На восточных веточках Древа свил гнездо Алконост солнцеликий. Луноликая птица Сирин свила гнездышко в ветках западных. На вершину его садилась птица Вышнего Гамаюн. А в корнях его - Змей шевелится. У ствола же ходит небесный царь".

"Книга Коляды" - "Коло Рода"

Помните, "на море-океане, на острове Буяне стоит дуб зеленый..." ? О чем это говорят в сказках древних, в "Книге Коляды"? Да о Вселенском Древе Жизни, конечно же! Древе волхвов. Это не просто Древо, это сложнейшая схема "мифологического космоса".

Образ этот пронизывает историю всех древних цивилизаций: древнеиндийской, древнекитайской, древнеегипетской, шумерской, хеттской, ассиро-вавилонской, древнеиудейской, древнеиранской, ацтекской, инкской и, конечно же, праславянской (в первую очередь, праславянской). Ничего нового за последние 12 тысяч лет человечество не придумало, оно лишь "разукрашивало" и без того многоцветную схему древнеславяно-арийских волхвов.

Изначально в мире не было ничего, абсолютное ничто, где существуют одни только деревья. Космическое Древо прорастало сквозь три главных мира-плоскости: царство богов, земную область людей и нижний мир духов, - соединяя Вселенную в единое целое.

О царстве богов мы в принципе "наслышаны": и картины видали, и умные книжки читали. Чего тут только человеческий ум не рассадил на ветвях Древа Жизни Мирового: и ангелов, и святых, и богов, и все благие стремления, и упования - все, абсолютно все уместилось в пушистой его кроне. Все да не все.

Древнеславянские волхвы недаром изображали Древо сие "перевертышем" - крона его могла оказаться повернута к земле, а ствол и корни уходить в неоглядные выси и дали Вселенной.

Таким образом, на одной плоскости с богами как-то вдруг оказывался мир умерших, мир пращуров. А берегиней мира Богов и мира пращуров на Древе Жизни оказывалась крылатая Смерть. Помните из "Книги Коляды"? "На вершину его садилась птица Гамаюн". Вещая птица-Смерть-созидательница.

И это не домыслы. Одним из самых ранних изображений Древа Жизни, относящимся еще к эпохе прародины всех арийских племен, является петроглиф Онежского озера. Рисунок этот объединяет целых два космических сюжета: миротворящую птицу и жизнедарящее дерево. То есть миротворящая птица-

Смерть питает своими соками жизнедарящее Мировое Древо. И вместе они являются зримым символом развития. Все это в целом для волхвов славянских означало космический жизненный процесс, направленный из прошлого через настоящее в будущее.

Ну, а поскольку Древо было для них еще и "перевертышем" (крона менялась местами с корнями), то прошлое периодически оказывалось будущим человечества, а будущее отходило в область воспоминаний. Волхвы умело выстраивали удивительнейшую схему. Прошлое уравнивалось со Смертью (оно находилось в плоскости корней, плоскости Нави), настоящее всегда являло человеческое "теперь", жизнь, а будущее в мире богов/мире пращуров с берегиней Смертью вновь означало небытие. Вот почему в "Книге Коляды" Мировое Древо Жизни/Смерти названо "печальным древом" (прошлое=Смерть сладостно-горестно для воспоминаний). Но здесь же оно называлось и дарующим "вечную молодость"/будущее в царстве богов/пращуров.

Помните знаменитое "растекался мысью по древу" из "Слова о полку Игореве"? Вещие волхвы обладали даром путешествия по стволу Мирового Древа, начиная путь от корней и, заканчивая на вершине в царстве Смерти-Гамаюна, им было дано чудо созерцания недоступного. Обещая и жизнь и смерть, они проникали в суть возникновения жизни. Волхвы шли космической дорогой богов, Млечным Путем Жизни и Смерти, звездным стержнем видимого космоса и одновременно смутным воспоминанием о Стране Смерти.

Оно никуда не исчезло до сего дня, это волховское Древо Жизни и Смерти. Оно с нами, "растет душой одной из влажной Вечности глубокой", оно проросло даже в сложные орнаменты русских вышивальщиц и народных мастеров. Оно по-прежнему объединяет Жизнь и космос, Бытие и Смерть. А вкус его плодов, обещающих вечную молодость в будущем, по-прежнему ощущается у нас на губах.

Экскурс III "Сказка о мертвой царевне" - сказка волхования

"Сказка о мертвой царевне"? Но это же Пушкин! - воскликнете вы. О да...

Вероятно, вы страшно удивитесь, узнав, какое потрясающее учебное пособие по волховству дремало на полке вашего книжного шкафа, до поры до времени оставаясь милым инкогнито в модном плаще сказки...

Эта девушка может назвать себя кем угодно, но только не счастливой. В ее "царском" прошлом "вьется вьюга, снег валится на поля, вся белешенька земля", в прошлом ее савана дремлет Смерть. В настоящем есть мачеха, что "горда, ломлива, своенравна и ревнива", "черной зависти полна", есть мачеха - верная черная прислужница Смерти черной, Смерти лютой. В будущем ее тоже ждет Смерть ("Весть царевну в глушь лесную/И, связав ее, живую/Под сосной оставить там/На съедение волкам") в ритуале жертвоприношения у Древа Жизни и Смерти. Блуждания ее в лесу Смерти приводит к порогу неведомого девушке доселе мира.

Во всех традициях волховства четко указывается на то, что унижаемый, оскорбляемый, загоняемый, как зверь в посюстороннем мире, человек имеет особый доступ к не-обыденной, не-обыкновенной реальности. Лес является преддверием подобной реальности. Оказавшись в этом лесу и чуть не став жертвой черной Смерти (смерти ложной, неправедной и несвоевременной), царевна, согласно идеям волхования, наделяется иным уровнем мировосприятия.

Она переступает порог священного терема Иной Реальности, охраняемого Стражем из Нижнего мира Древа Жизни - собакой. "Ей навстречу пес, залая,/ Прибежал и смолк, играя;/...Пес бежит за ней, ласкаясь".

В ином мире волхвов все существа способны вступать в общение с человеком. В данном случае это пес-Страж. И он принял царевну, то есть ее принял Иной Мир.

В результате царевне предстоит встреча с семью богатырями - Хозяевами священного терема, Хранителями Великого Знания Жизни и Смерти. Ей они предстают не в виде богов - обитателей мира богов из волшебного леса Древа Жизни, а обычными людьми, сохраняющими, однако, все признаки богов-служителей Великой Богини Смерти.

Как известно, Смерть-Морена вместе со своими слугами пожинала "человеческий урожай" как раз "перед утренней зарею". Царевна остается в священном тереме в качестве Ученика Хранителей Велико--го Знания.

До "Посвящения" Ученик должен пройти испытание: вкусить плод (в данном случае яблоко) от Мирового Древа, дающий "вечную молодость", то есть смерть в чертогах священного терема. При этом умирание не мыслится как "тлен, гниение" - отнюдь. Смерть у волхвов уравнивается со сном жизни, когда свет/жизнь еще должны зародиться по новой:

Хрустальный гроб царевны - это прозрачная, но все равно защитная оболочка/кокон Смерти, временно защищающая Ученика/царевну от жизни. Волхвы знали, что после испытания им придется возвращаться в повседневную реальность, даже если условия обитания в ней далеко не идеальны.

Хрустальный гроб понимается как символ Посвящения и должен означать, что Посвящаемый наделяется во время пребывания в его оболочке особыми способностями и талантами - даром Воскрешения или "умирания в жизнь".

Разбивание хрустального гроба - это переход из состояния временной тьмы в состояние вечного света бессмертия. Плоды Древа Жизни и Смерти, умертвив Ученика для материального мира, даруют ему "вечную молодость" бессмертия - Посвящение в волхвы.

В иной мир способны проникнуть лишь самые немногие, и еще меньшее количество способно выйти из хрустальной оболочки зачарованного небытия...

"Сказка о мертвой царевне" очень точно описывает путешествие в страну не-обыденной, не-обыкно-венной Реальности и встречи с населяющими ее силами. Это учебник волховства и волховской этики.

Наука волховских благовоний Смерти

Ничто не исчезает. Оно, это самое Ничто, имеет обыкновение затаиться в непостижимых глубинах. Когда же настанет его время, оно очнется от "зимней своей спячки" и появится вновь.

Так и с мудростью волхования. Христианство по "идейным соображениям" требовало забыть ее, отказаться от нее. Но забыть не удавалось, тонкий аромат сей науки дивной пробивался сквозь толщу апостольских запретов

Для волхвов ритуалы были точно такими же значимыми вехами жизни, как рождение, свадьбы, начинания чего-то нового, неведомого и смерть. Благовония, "дым священный" придавал их действиям дополнительный сакральный смысл. Они сами обретали аромат мистического, превращались в Моление, Благословение, Служение Богам.

Ныне мы живем в эпоху, когда возраст изо всех сил скрывается, о смерти предпочитают не думать и тем более не говорить. На вершине нашей пирамиды жизни процветает культ бездумной и безумной молодости.

И все же нам следует вспомнить про мудрость волхвов, их сакральные благовония смерти, их личное послание небесам. 

Можжевельник. Волхвы использовали для приготовления благовоний сухие веточки, ягоды и иголки можжевельника. Он вообще был излюбленным растением волхвов. Его запах обладает дезинфицирующим эффектом, очищает помещения и проясняет затуманенный разум. После выноса тела умершего из помещения, в котором он находился долгое время, комнату непременно окуривали можжевельником.

Шалфей. Волхвы пользовались засушенными листьями шалфея. Точно также как и можжевельник, шалфей считался наиболее "популярным" ароматизатором в традициях волхования. Он очищает воздух, его запах утешает убитых горем родственников и открывает их сердца для постижения духовной мудрости и света. Точно так же волхвы и славянские ведуны использовали шалфей для окуривания помещений с тяжелобольными, поскольку сей запах отлично нейтрализует неприятные запахи.

Сосна. В этом величественном, тянущемся к самым небесам древе волхвы видели символ гармонии, красоты и связи человека с миром богов. Одновременно с этим сосна была для них символом бессмертия и чести. Благовония приготовлялись из веточек, иголок, смолы и коры дерева. Ими окуривали пространство в помещении, где находился умирающий; считалось, что благодаря данному запаху умирающий будет подготовлен к переходу из Жизни в Смерть. Им же пользовались при похоронах, поскольку волхвы были твердо убеждены, что аромат соснового благовония способен и утешить, и одарить высшей мудростью Смерти, понять свои духовные силы. Запах соснового благовония "говорил" оставшимся в Жизни о том, что круг смыкается, небо и земля, жизнь и смерть сливаются в неповторимое единство, в коло Морены.

Я попыталась классифицировать некоторые из "рецептов с кухни" волхвов, и вот что у меня получилось.

Благовония для окуривания в "смертной комнате" во время прощания с умершим (положения во гроб)

Берется 1 доля сосновой коры или иголок, 1 доля веток можжевельника, 1 доля цветов лаванды. Ветки можжевельника следует растолочь в ступке, кору сосны или сосновые иголки натереть на мелкой терке, чтобы образовалась мелкая стружка (можно также добавить еловые иголки) и добавить цветы лаванды. Смесь как следует перемешать, и можно считать благовоние готовым.

Благовония для дезинфекции "смертной комнаты"

Берется 1 доля иголок можжевельника или ели, 1 доля шалфея, 2 доли еловой смолы. Следует как следует растолочь смолу, растереть в руках листья шалфея (сушеные), мелко нарезать еловые или можжевеловые иголки. Затем смешать все вместе, и благовоние можно считать приготовленным.

От всего сердца желаю вам как можно дольше в вашей жизни не пользоваться этими рецептами волхвов!

 

Часть 5

Русь христианская и жизнь загробная

Загробная жизнь по-христиански

Надо сказать, что после крещения Руси в народ буквально хлынула довольно мутным потоком самая разнокалиберная литература христианского толка. Причем хлынуло все то, чего как раз и не надо было.

Поскольку самого учения Христа, изложенного в евангельских текстах, среди этой литературы не было вообще.

К сожалению, литература о загробной жизни была столь же низкопробной. Зато здорово помогала разрушать языческие традиционные устои народа. Славяне в конце концов оказались "задурманены" самым изощренным способом, это был своего рода бескровный "Drang nach Osten" ("Натиск на Восток"). Указы великих князей, а затем и царей отменяли целый ряд обрядов, праздников, верований народа.

Я не буду говорить о христианской трансформации абсолютно всех традиций славян, остановлюсь только на изменениях представлений о рае/Ирии и аде/Пекле.

И вот что в данном случае кажется мне наиболее любопытным: по сей день церковные представления воспринимаются как противоестественные, нежелательные. Так, по умершим на Русском Севере стали после христианизации причитать в следующем духе:

Слова "видно" и "знать" здесь появились далеко не случайно. Как-то не хочется людям мириться с мыслью о том, что Там будешь всенепременно находиться под крепкими замками, без вольной волюшки. И так этого Здесь страшно не хватает...

И если в языческих представлениях существовал в загробном мире, в общем-то, один только рай Ирий, то с приходом христианства из рая этого выселили грешников, оставив одних только праведников: и запустел пресветлый Ирий.

Рай же церковный описывается в многочисленных духовных стихах. В них мы читаем, что:

Но в рай этот попадают только те, что "охочи были ходить в Божий церкви", "грехов своих не утаивали", "посты и молитвы соблюдали", "божьи книги читывали", "во темных во темницах Бога просвещали", "терпели слова неудобныя ото всякого злого человека" и т. д.

То есть жизнь в раю является посмертной наградой за примерное поведение. Впрочем, многие детали даже после крещения Руси остались прежние. Так, например, осталась огненная река. Изменилась, правда, ее роль, она не пропускает души грешников в рай. Праведники же легко преодолевают огненное препятствие:

"Они идут ровно посуху и ровно по земле, Огнем их пламенем лице не пожирает".

Что касается ада/Пекла, то его у язычников, в принципе, не было. Уж простите за каламбур, но ад появился на Руси лишь вместе с христианством. И грешников в этом самом русском аду ожидает весьма некомфортная жизнь: тут вам и "огни неугасимые", и "зима зла-студеная, сы морозами с лютыми", и "смола зла-кипящая", и "печи будут медныя, заслоны железныя", и "черви ядовитые, черви лютые", и "тьма несветимая", и "пропасти глубокия, и место темное".

Согласно церковным представлениям, наказание в аду напрямую зависит от профиля "прегрешений" человеческих. Например, "змеи ядовитые поедающие" предназначены "мужам-беззаконникам, же-нам-беззаконницам и младенческим душегубцам", а также "чародеям", клеветникам и еретикам. Муки в реке огненной - прелюбодеям, блудникам, волхвам, чародеям и пьяницам. Смола кипучая в аду заваривалась специально для сквернословцев, пьяниц и душегубов. Преисподний ад в земле был назначен в качестве перевоспитания колдунам. В жаркий огонь неугасимый попадали скоморохи и плясуны, а также чудотворники. "Судии неправедные" в загробной жизни на "собственной шкуре" своей души должны были испытать "морозы лютые, места все студеные, погреба глубокие". Страшное наказание - "скрежетание зубов" - христианские церковники подготовили двуязычникам и "книжникам и учителям да неправедным читателям".

И вот что самое примечательное: все это вместе взятое не имеет ничего общего с истинной сутью христианства, с учением Христа, с Евангелиями. Такие представления были привнесены на Русь многочисленными апокрифическими сочинениями-домыслами ("Хождение Богородицы по мукам", "Хождение апостола Павла по мукам" и т. д.).

По древнерусским представлениям еще до обязательной явки на Страшный Суд душа должна была пройти мытарства. Первые два дня после смерти душа блуждает по земле "ищущи, яко горлица гнезда". На третий день душа идет на поклонение к Богу. И только после этого она препровождается по мытарствам. В мытарствах душа "истязуется показателем всех дурных дел, совершенных человеком при его земной жизни". Но в мытарствах душе дается проводник - светлый дух, ангел. Он-то и старается защитить ее.

На четвертый день душа вновь является к Богу на поклонение. В это время душе демонстрируют рай во всей его красе. По раю душа перемещается до 20-го дня. На 20-й день душа в третий уже раз является на прием к Богу. И вот тут-то душе демонстрируют все "прелести" ада. Здесь она видит самый разнообразный спектр пестрых ужасов, мук 40-го дня. В 40-й же день душа в последний раз попадает на "рандеву" к Богу.

В этот самый день Бог окончательно определяет ее дальнейшую судьбу, ее дальнейшую прописку по месту жительства - в раю или в аду. Это зависит от того, что "уготовала" себе душа еще при жизни. Не поленюсь процитировать отрывок из духовных стихов средневеково-христи-анской Руси:

Именно они, эти самые "враги", удостаиваются чести поведать душе обо всех ее грехах: "бранилася, да не простилася" и т. д. Ну, и если грешна душа (как будто по таким суровым меркам может быть иначе), то "сверзили душу грешную, засадили душу грешную во тьму во кромешную".

Возвращаясь памятью к язычеству, можно сказать, что христианство ни огнем, ни мечом не смогло все-таки его задушить. Более того, христианство и выжило в древнерусском мире только благодаря... язычеству. Учение Христа (а не церковь, назвавшаяся христианской) уже присутствовало в правилах общежития славянских предков, в их морали и взаимоотношениях. А. Н. Соболев так напишет об этом: "Наш предок хотя и принял новую религию с ее новым учением, но сущность его представлений о загробном мире мало изменилась... Язычество только присоединило к себе христианство... Оно во многом изменилось, но не дало вырвать себя с корнем, а продолжало проявлять себя и в христианстве". 

И наиболее полно данный тезис подтверждается на отношении живого человека к человеку умершему, переступившему порог в царство Смерти. Огромное значение в постязыческой Руси придавалось приготовлениям к смерти. Ее, как правило, уже не совсем язычники, но еще не вполне христиане, не боялись. Более того, к ней предпочитали готовиться загодя. Благочестивые (и по меркам языческой религии, и по меркам христианства) люди утверждали, что следует быть готовым к смерти в любую минуту своего земного бытия. Ложась спать, женщины ставили в печь воду в горшке. Делалось это в принципе "просто так", на всякий случай: ведь постель по еще языческим представлениям считалась той же могилой, ночью вполне можно "отдать Богу душу", вот тогда вода и понадобится - для обмывания умершего. К языческим временам относится и бытовавшее на Руси поверье, что иногда в смерти домочадцев повинны все те, кто не соблюдал следующих правил и заветов предков:

 "Нельзя двумя вениками избу мести: покойник будет. Вечером нельзя избу мести: выметешь кого-нибудь. Свистеть в избе старухи не велели: высвистишь кого-нибудь. С могилы брать ничего нельзя: несчастье будет. Нельзя брать цветов, венков, древесных веток с кладбища, а то в доме будет покойник... Даже шутя, даже в игре нельзя высказывать пожелание смерти другого человека. Бывает, что пожелание смерти одному может повлечь за собой смерть другого. Отсюда поговорка: "Не избывай постылого, Бог приберет милого"".

М. Рейли. "Истоки жизни"

По поверьям постязыческого периода, умершие родственники и знакомые своим появлением во сне или наяву могут не только предвещать, но и вызывать смерть. Если у покойника один или оба глаза открыты, считалось, что он один идти в могилу просто категорически отказывается, и говорили: "Выглядывает, кого-то утащит, за собой поведет".

Душа для русского человека, присоединившего к своим языческим верованиям верования христианские, сохраняет все, что свойственно телесному существу при жизни: она видит и слышит, чувствует боль, голод, жажду, холод, гнев, обиду, способна радоваться и страдать, мстить и покровительствовать живым.

Именно поэтому для древнерусского сознания был столь важен момент смерти - момент отделения духа/души от тела. Считалось необходимым присутствие всех родных при последнем издыхании. Умирающего нельзя было ни на минуту оставлять одного, а при наступлении агонии созывали всех родственников и даже соседей.

Верным признаком того, что человек скоро начнет отходить, была его просьба перенести его с постели на пол. Во время агонии требовалось соблюдать тишину. Нельзя было плакать и лить слезы. Слишком сильная скорбь присутствующих затрудняет умирание.

Более того, существовало даже поверье, что, если хоть слезинка упадет в гроб или даже на щепки гроба, глаза плачущего или плачущей заболят так, что самые сильные знахари не смогут данного человека вылечить.

День погребения был наиболее насыщен самыми разными обрядовыми действиями, в общем и целом лишь отдаленно напоминавшими христианские традиции. К выносу тела собирались все родственники, знакомые, друзья - проститься с покойником и попросить у него прощения.

Лишь знахари, ведуны, которым были подвластны и силы загробного мира, не ходили просить прощения у покойников. Зато когда в мир иной уходил сам знахарь или ведун, с ним прощались абсолютно все. Важно было, чтобы не только умерший простил всех своих родных и знакомых, но и они не затаили бы на него обиду.

Прощение обязательно должно было быть обоюдным. И обычай этот просто невероятно, потрясающе мудр: в сознании древнерусского человека не только покойный мог навредить оставшимся в живых, но и весь живой белый свет был способен со своей стороны нанести точно такой же вред покойнику.

И вот для того, чтобы обеспечить себе покой в загробной жизни, он должен был попросить прощения за свое отношение к силам, обитающим в тех местах, где протекала его жизнь земная. Он просил прощения за все зло, вольное или невольное, что причинил при жизни физической всему мирозданию.

"... Готовящегося к смерти, вели под руки в поле... Он вставал на колени и с крестным знамением клал четыре земных поклона на все четыре стороны... Прощаясь с землей, он говорил: "Мать - сыра земля, прости меня и прими!", а со светом: "Прости, вольный свет-батюшка!"

М. Рейли. "Истоки жизни"

Сами видите, не так уж много здесь осталось элементов христианской религии. Скорее уж в данном случае мы имеем дело с верой в существование особой магической силы, что есть всюду, и что может быть особенно опасна в критических ситуациях перехода человека в иной статус - смертный.

Русский человек принял христианский обычай 40-дневных "мытарств души", но все равно трансформировал их почти до неузнаваемости. Считалось, что через 40 дней кончались посягательства мертвого на живых, прекращались его возвраты в родной и чужие дома, утрачивалась его сила (порой очень даже вредоносная). Душа умершего окончательно покидала этот свет и навсегда уходила за границы забвения.

Так, в 40-й день устраивался специальный прощальный обряд. В полдень всем миром выходили провожать душу в царство все забывающей Смерти, брали с собой иконы, кутью и пряженики.-Изворотливо-языческий ум охристианенного русского человека придумал и соответствующие прощальные причитания:

Считалось, что если душа "уедет" в царство Смерти и выпьет смертной водицы, то не будет она больше тревожить и обременять своими "визитами" живущих в мире земном. Но здесь важен еще один момент.

В данном прощальном причитании прямым текстом говорится, что смерть - это переход в мир будущего ("ты сойдешь... на тот да свет на будущий"). А будущее, как известно, всегда предполагает надежды и перспективы жизни, а потому славяне, уже принявшие христианство, все равно с языческим упорством твердили: смерти нет и не будет, и отправлялись, смертью смерть поправ, в мир забвения, устремляясь в Будущее.

Так что не сложно в общем-то сделать выводы о том, что новое, уже христианизированное сознание русского человека не смогло расстаться с совершенно языческим, самобытно-славянским отношением к загробному миру Смерти и ее подданных - покинувших ареал обитания живых людей.

В свое время эту мысль со всей очевидностью замечательно удалось выразить известному русскому мыслителю Василию Васильевичу Розанову (1856-1919):

""Языческое", "язычники" вовсе не умерли с Зевсом и Палладою,-но живут среди нас то как странствующие люди, то как странствующее явление, то как оттенок нашей биографии, души и совести,-наших идеалов, чаяний и надежд".

Таким образом, традиции и обычаи, верования и пристрастия, посвященные теме загробной жизни и сложившиеся многие тысячелетия назад, однажды войдя в плоть и кровь славянской жизни, сохранились там навсегда. Другое дело, что любое новое, так сказать "новорожденное" поколение распоряжается этой неисчерпаемой кладезью мудрости на свой собственный лад и на свое собственное усмотрение.

Антимедитация: Мытарства неприкаянной души (вариации на тему "Жития преп. Василия Нового")

Мы все не знаем, что ждет нас за Тем порогом. С самого рождения есть у нас свой ангел-хранитель, что записывает все добрые дела наши вплоть до самого смертного часа. Но есть у нас и лукавый дух, что тоже не "дремлет" - ведет статистические записи злых и преступных наших деяний. Но вот отлетела душа от тела и оказалась на границе Царства Небесного, вышли навстречу новоприбывшей иностранке грозные таможенники-мытари, преграждают путь душе, визу въездную требуют... Что скажу я о болезни телесной, о жесточайших страданиях, которые претерпевают умирающие?

Подобно тому, как если кто-нибудь брошенный в сильный пламень, горя, как бы истаивает и обращается в пепел, так и болезнь смертная разрушает человека. Воистину люта смерть для подобных мне грешников. И была убогая душа моя в великом страхе и трепете. И вот пришла смерть, рыкая как лев,- вид ее был очень страшен, она имела некоторое подобие человека, но тела совсем не имела, и была составлена из одних только обнаженных костей человеческих. С собой она несла различные орудия мучений: мечи, стрелы, копья, косы, серпы, рога и иные орудия неизвестные. Увидев все это, смиренная душа моя затрепетала от страха,- святые же ангелы сказали смерти:

- Что медлишь? Разреши душу сию от уз плотских, скоро и тихо разреши...

Тотчас же смерть приступила ко мне, взяв секиру, отсекла сперва ноги мои, потом руки, затем все остальные части моего тела разрушила, и члены от суставов отделила. И не имела я ни рук, ни ног,- и все тело мое омертвело. Смерть же взяла и отсекла голову мою, - так что я не могла повернуть головой, и она была мне чужой. После всего смерть сделала раствор в чаше и, преподнеся его к моим устам, напоила меня. И столь горек был раствор тот, что душа моя, не имея сил стерпеть горечи, содрогнулась и вышла из тела, как бы насильственно оторванная от него. Взглянув назад, я увидела тело мое, лежащее бездушным, бесчувственным и недвижимым. Совлекши его, как совлекают одежду, я смотрела на него с безмерным удивлением. Ангелы же взяли меня и понесли по воздуху на восток.

Когда мы поднимались от земли к высоте небесной, нас встретили сначала воздушные духи первого мытарства, на котором судят за грехи языка, за всякое слово праздное, бранное, бесчинное, скверное.

Приблизились мы и к другому мытарству, называемому мытарством лжи, на котором истязуется всякое ложное слово, особенно клятвопреступления, призывания имени Божия всуе, лжесвидетельства, нарушения обетов, данных Богу, и тому подобное. Духи этого мытарства весьма яры и свирепы - они испытывали меня весьма настойчиво, не упуская ни одной подробности.

После того достигли мы третьего мытарства, которое называется мытарством осуждения и клеветы. Удержанная там, я увидела, сколь тяжек грех оклеветать кого-либо, обесславить, похулить, а также надсмеяться над чужими пороками, забывая о своих. Всех, кто предается власти этого греха, жестоко истязают злые духи, как своего рода антихристов, предвосхитивших власть Христа, имеющего прийти судить людей, и сотворивших себя судьями ближних своих, в то время как сами они более достойны осуждения.

И дошли мы до четвертого мытарства, называемого мытарством чревоугодия. Злые духи были весьма отвратительны видом своим, изображая собою всю мерзость чревоугодия и пьянства,- при этом одни из них держали блюда и сковороды с яствами, другие же - чаши и кружки с питьем, и я увидела, что пища та и питье были подобны смердящему гною и нечистым испражнениям. Думаю я, что никто из живущих на земле не знает, что бывает здесь и что ожидает грешную душу после ее смерти... Мы достигли пятого мытарства, мытарства лености, в котором испытываются все дни и часы, проводимые в праздности, и истязаются тунеядцы, живущие чужим трудом, сами же ничего не делающие. Испытуется там также уныние и небрежение о душе своей, и всякое проявление и того и другого строго взыскивается.

Поднимаясь выше, встретили мы мытарство лихвы, где испытываются всевозможные лихоимцы и грабители, а также все, дающие серебро свое в лихву и приобретающие богатство беззаконными средствами.

После того мы достигли мытарства неправды, на котором подвергаются истязаниям все неправедные судьи, берущие мзду и оправдывающие виновных, невинных же осуждающие. Там же взыскивается всякая неправда.

Миновали мы следовавшее затем мытарство зависти, на нем испытывали также грехи вражды и ненависти. Прошла я и мытарство гордости, где надменно-гордые духи взыскивают грехи тщеславия, самомнения и величания.

Достигли мы мытарства гнева и ярости, дошли до мытарства злобы, на котором немилосердно истязуются держащие злобу на ближнего и воздающие злом за зло.

Мы вошли в мытарство убийства, в котором испытывается не только разбой, но и всякая рана, всякий удар, а также всякие заушения или толчки, сделанные во гневе. Миновали мы и мытарство чаровании, отравлений наговорными травами и призываний бесов с целью волшебства. Духи этого мытарства были подобны четвероногим гадам, скорпионам, змеям, ехиднам и жабам, и зрак их был весьма страшен и мерзок.

Но для душ верных иного пути, возводящего к небу, нет, и все грядут этим путем. Немногие души проходят эти мытарства беспрепятственно, так как мир во зле лежит, люди же весьма слабы и от юности пристрастны к грехам.

Наконец, встретили нас злобные духи последнего мытарства, называемого мытарством жестокосердия. Истязатели этого мытарства весьма жестоки и люты, но особенно лют князь их, имеющий весьма унылый и скорбный вид, дышащий огнем ярости и немилосердия. И если кто-нибудь, хотя и совершит многие подвиги, затворит сердце свое для ближнего, тот низвергается оттуда в ад и заключается в бездне.

Миновав все страшные мытарства, мы с радостью великой приблизились к самым вратам небесного царствия. Были эти врата подобны светлому кристаллу, и от них исходило неизреченное сияние. И что я там видела и слышала, о том невозможно рассказать подробно! Видела я, что око человеческое не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша. Тут я, падши, поклонилась невидимому и неведомому Богу.

Пострижение в монахи - умение прощаться с миром жизни

"Высокий сумрачный храм стал заполняться народом... только что проследовало духовенство.

Они прошли в полупустой еще храм. Шаги звенели по каменным плитам, отдавались под высокими сводами и замирали в углах.

По трое-пятеро входили монахи, истово крестились, кланялись во все стороны. На клиросе, покашливая и пробуя голоса, становились певчие.

Пахло воском и ладаном. Длинные косые лучи от окон купола, дымная полумгла высоких сводов, мерцание свеч и лампад, густой голос иеродиакона, читавшего Евангелие, - все настраивало на печально-торжественный лад.

Раздалось величавое согласное пение.

Когда отзвучало и замерло "Боже правый, помилуй нас", распахнулись западные двери и показалась процессия, вводившая постригаемого. Взгляды всех обратились к нему...

Впереди шли два послушника в стихарях, неся высокие подсвечники с горящими свечами, за ними следовали иеромонахи, прикрывая своими мантиями постригаемого. Он шел босой, в одной срачице...

Было в нем что-то суровое, мученическое, напоминавшее лик Спасителя...

Процессия приблизилась к архиепископу. С посохом в руке, он стоял в царских вратах, и постригаемый простерся ниц у ног владыки.

- Боже милосердный, - раздался в ту же минуту торжественный голос певчих, - яко отец чадолюбивый, глубокое зря смирение и истинное покаяние, яко блудного сына, прими его кающегося, к стопам твоим вторицею припадающего-о-о...

Едва замерли слова невидимого хора, владыка коснулся посохом спины простертого ниц.

- Почто пришел еси, брате, ко святому жертвеннику? - спросил он.

- Жития ищу совершенного, постнического, святый владыко, - раздался из-под монашеских мантий глухой голос.

...вопросы следовали один за другим:

- Вольным ли своим разумом приступавши ко господу?

- Ей, святый владыко.

- Не от некия ли беды или нужды?

- Ни, святый владыко.

- Отрицаеши ли ся вторицею мира и всех якоже в мире, по заповеди господней?

- Ей, святый владыко...

- Обещавши ли вторицею сохранити себя в девстве и целомудрии, и благоговении даже до смерти? - донесся... голос архиерея.

- Ей Богу споспешествующу, святый владыко... Под сводами храма звучала молитва: "Ему же и

слава, и держава, и царство, и сила, со отцом и святым духом, ныне и присно и во веки веков..."

- Аминь, - донеслось откуда-то сверху.

Два иеромонаха в мантиях принесли Евангелие в тяжелом золотом окладе с лежащими на нем ножницами.

- Возьми ножницы и подаждь ми...

Он взял ножницы и протянул владыке. Тот отвел его руку, как бы призывая еще раз подумать... Но вот ножницы уже в руках преосвященного...

- Брат наш... постризает власы главы своея в знамение конечного отрицания мира, и всех якоже в мире и в конечное отвержение своея воли и всех светских похотей, во имя отца и сына и святаго духа, рецем вси о нем: господи помилуй!

Гулко ударяясь о своды, пронеслось по храму троекратное: "Господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй".

И всякий раз, когда преосвященный вручал ему власяницу ("сей хитон правды"), пояс ("дабы препоясал чресла свои во умерщвление тела и обновление духа"), куколь ("сей шлем спасительного упования и молчаливого в духовном размышлении пребывания"), мантию ("ризу спасения и броню правды"), вервицу ("сей меч духовный ко всегдашней молитве Иисусовой"), крест Христов ("щит веры, в нем же возможеши все стрелы лукавого разженные угаси-ти"), горящую свечу, - под сводами раздавалось торжественно и величаво: "Господи помилуй, господи помилуй, господи помилу-у-уй..."

- Миром господу помолимся, - возвестил между тем иеродиакон.

- О брате нашем..., и якоже от бога поспешении ему, господу помолимся.

- Господи помилуй, господи помилуй, господи помилу-у-уй... - подхватил невидимый хор.

...Преосвященный коснулся его [свежепострижен-ного монаха. - Авт.] плеча и велел встать.

- Приветствую тебя, возлюбленный брат наш..., приветствием святым мира и любви с принятием великого чина иноческого, - обратился к нему владыка...

Опять загудели басы монахов, зазвенели пронзительные дисканты семинаристов, и под звуки торжественных песнопений вновь постриженного ввели в алтарь для преклонения святому престолу, а затем архипастырь, все в том же парадном облачении, ввел нового инока в его келью" (В. Кривцов. "Отец Иакинф").

Я не случайно потратила последние крохи вашего внимания на цитирование данного отрывка "с постригом" из романа, посвященного жизни знаменитого русского ученого-востоковеда, литератора и путешественника первой половины XIX в. отца Иакин-фа (1777-1853).

Дело в том, что отрывок сей как нельзя лучше иллюстрирует обряд узаконенного христианством бескровного самоубийства - ухода из жизни в смерть при жизни - монашество. Здесь соблюдена просто "бухгалтерская" точность церемонии прижизненного прощания с миром, как в отношении молитв, так и в отношении самого процесса пострижения.

Сам институт монашества на Руси появился в конце X - начале XI в., вскоре после принятия христианства, и существует до сих пор, пережив множество трудностей XX века и непростых периодов в более древнем прошлом. Однако история русского монашества, история религиозной секты живых мертвецов, не побоявшихся прижизненного перехода из мира Яви в мир Нави, так и не написана до сих пор.

Монашество на Руси быстрыми темпами становилось средоточием "христианского максимализма" в вере и жизни.

Почему я говорю о "христианском максимализме" в чистом его, абсолютном виде? Я хочу напомнить вам о начале знаменитой Киево-Печерской лавры. В XI-XII веках она начиналась с пещер ("печер"), которые выкопал в песчаных берегах Днепра для своего отшельнического жития Антоний Печер-ский (983-1073).

Здесь нежелание жить ("в миру", в обществе) приводит к уходу в загробный мир, в пещеры, т. е. в подземное царство Смерти. И хотя Антоний положил начало монашеской общине, сам он тяготел к уединенному, аскетическому подвигу, т. е. доведению "иноческого жития"-тления до абсолюта!

В "Послании Ивана Грозного игумену Кирилл о-Белозерского монастыря" мы читаем замечательные слова, размышления об идее монашества: "Иноческое житие не игрушка".

И это совершенно верно: игры со Смертью, пусть даже и не лишающей душу физической оболочки, в монашестве не допускались. Жизнь иночества для Руси средневековой была поистине иной - ошеломляюще загадочной, ломающей все привычные представления о жизненных ценностях. Монашество существовало "не в миру", и потому только оно виделось по-настоящему отделенным от мира, святым и могло являть недоступный свет Иного Мира.

Я сразу же вспоминаю рассуждения Э. Мулдашева об информационном поле "Того Света", и поневоле рождается в голове вопрос: так, может, монашество и есть малый отблеск "Того Света", а он, в свою очередь, является не чем иным как светом Недоступного Бога, потустороннего мира божества Смерти?

Ведь само слово "святость" в славянских языках происходит от слова "свет". И этот свет не заслоняли от мирян черные одежды монахов-чернецов, напоминающие об их "смерти для мира" с его земными, такими живыми грехами.

Прежде чем стать монахом, мирянин должен пройти период послушания - исполнения-тех или иных работ в монастыре. Если настоятель монастыря убеждается, что послушник твердо намерен стать монахом, он совершает обряд пострижения, восходящий к ветхозаветной символике посвящения человека Богу и обрезанию волос как знаку рабства. То есть пострижение является символом рабства, порабо-щенности миру Смерти.

Обычай требовал, чтобы остриженные волосы сжигали, бросали на воду или закапывали в землю. Таким образом, волосы "захоранивали", так как вместе с ними умирало прежнее существо человеческое и рождалось новое. И обычай "похорон" волос не церемониальная прихоть монашества. Испокон веков на

Руси существовало представление о том, что волосы являются средоточием жизни и жизненной силы человека.

Кроме того, волосы, как и глаза, в народных верованиях представлялись обителью души человека. Голова, волосы у некоторых славянских народностей считались обиталищем четвертой души, которая всегда находилась при человеке. Душа, обитающая в волосах, после смерти человека вселялась в новорожденного ребенка.

Существует три степени посвящения человека в монахи богини Смерти. Первая - пострижение в рясу, когда монах получает новое имя и право носить широкое и длинное монашеское одеяние (рясу) и головной убор - камилавку. Прошедших такое посвящение называют рясофорными монахами. Следующие две степени - пострижение в малую схиму и в великую схиму. Постригаемый в схиму приносит новые, более строгие обеты и еще раз получает новое имя в ознаменование окончательного отречения от мира, лежащего во зле жизни.

Во всех степенях подобного посвящения Смерти, как вы сами могли заметить, присутствует обряд обретения нового имени. Почему? Зачем нужен этот обряд?

Все дело в том, что получение нового имени полностью соответствовало древнерусской традиции не называть покойного по имени, не беспокоить его во время перехода в загробный мир через реку забвения. А монах, как и Посвящаемый, как раз и находится в подобной стадии перехода. Само же пострижение в монахи становится равносильно смерти.

Не случайно монахов на Руси называли непогребенными мертвецами. Принимая постриг, монах отрекается от своей воли и дает обет всецелого послушания наставникам (служителям не только Бога, но и Смерти) даже в мелочах, он начинает жизнь заново (т. е. рождается вновь) в царстве Нави/Смерти, здесь он - новорожденный младенец (именно поэтому монашеский куколь по форме напоминает детский чепчик).

По законам общества, человек, принявший постриг, умирал для остального мира и терял все права наследования. И этим законом общества - лишение прав наследования - стали вовсю пользоваться на Руси царской. Цареубийцы не всегда пользовались мечом и кинжалом. Для достижения своих тронных замыслов они с необычайной легкостью брались за ножницы для монастырского пострига. Ибо престолонаследник, ближний к царскому трону человек, оказавшийся за стенами монастыря, умирал для власти и истории.

В истории до сих пор бытует версия, что "угличское дело" с убиением царевича Димитрия на самом деле развивалось по другому сценарию: царевича не убили подосланные Борисом Годуновым злоумышленники, а насильственно постригли в монахи, т. е. убили для мирской власти.

Возможно, в истории беглого расстриги-самозванца из Чудова монастыря есть доля истины. Точно такое же религиозно-ритуальное убийство совершает (причем неоднократно) и Петр I, постригая в монахини против воли и свою первую жену Евдокию Лопухину, и родную сестру Софью.

А сейчас я хотела бы обратить ваше внимание на одну из самых загадочных фигур русской истории, насильственно лишенную через пострижение в монахини всяческих прав на русский престол.

Монахиня Досифея "Тараканова"

Императрица Екатерина II была просто абсолютной рекордсменкой по сбору "медалей"-самозванцев. Вероятно, потому, что ангальт-цербстская принцесса, нареченная в православии Екатериной, сама была самозванкой. А еще потому, что столь активно приложила руку к нескольким оборванным в Никуда императорским линиям...

В 60-е гг. XIX в. на одной из петербургских художественных выставок всеобщее внимание привлекла картина Флавицкого "Княжна Тараканова". Юная красавица, вжавшись в стену каземата, стоит на своей тюремной кровати, пытаясь спастись от наводнения. Окно с решетками отрезало девушку от мира, от жизни. Она уже "призрак бестелесный", уже фантом, а когда умрет, люди увлеченно начнут писать о ней, рисовать - фантазировать без конца.

Эта женщина мелькнула в истории как комета, оставляя за собой роскошный шлейф сплетен и загадок, начиная с имени. Дочь императрицы Елизаветы, "княжна Тараканова" (вернее, Дараган, переиначенная на русский лад), княжна Азовская (из потомков князя Владимира Крестителя), графиня Силинская и... монахиня Досифея.

"Со слов" картины Флавицкого, эта самая "княжна"-фантом захлебнулась холодной водицей своенравной Невы во время наводнения. Да вот незадача, обманул всех талантливый художник: по документам, "княжна" умерла в 1775 г., но наводнение-то, вечный страх узников Петропавловки, случилось в... 1777 г.

И кем же тогда была монахиня Досифея, прожившая (вернее, просуществовавшая в загробном монашеском мире) вплоть до 1810 г., которую историк И. Снегирев называет той самой "княжной Таракановой"?

"Княжна" не умерла в 1775 г. от чахотки (как утверждают некоторые авторы) и не погибла в крепости во время наводнения (сколь ни привлекательна выразительная картина Флавицкого), а была убита для престола иным способом - заточена в монастырь (московский Ивановский женский монастырь) под именем Досифеи.

О монахине Досифее существует довольно обширный, хотя и загадочный материал. Есть, среди всего прочего, даже рассказ Смирновой-Россет о том, как Николай I на прогулке поведал Пушкину трогательную историю о дочери императрицы Елизаветы, ставшей монахиней из-за несчастной любви. Принимать этот рассказ на веру или не принимать - личное дело каждого.

Известно, что в монастыре ее навещали весьма знатные особы. И беседовала странная эта монахиня с ними на иностранных языках. В Ивановском женском монастыре она оказалась по секретному приказу Екатерины II от 1785 г. Поначалу Досифее не велено было ни с кем общаться, кроме игуменьи, духовника, причетника и московского купца Филиппа Шепелева (торговля чаем и сахаром), т. е. ее погребали заживо, сознательно отгораживали от мира. Впрочем, "погребали" с комфортом: на ее содержание отпускалось из имперского казначейства довольно кругленькая сумма. Иногда на ее имя откуда-то приходили значительные денежные перечисления, - она отдавала их монастырю.

Целыми днями Досифея молилась, читала духовные книги. Казалось, она смирилась с фактом своего убиения. Последние годы вообще безмолвствовала и умерла молча.

И вот что настораживает более всего: светского имени ее в документах монастыря не значится! То есть в списках живых Досифея вообще не значилась. И она почему-то была согласна не значиться. И когда к окнам ее кельи стекался народ (а стекался он постоянно), женщина не показывалась ему. В ее келье-склепе не было места любопытным взглядам Жизни.

Умерла Досифея окончательно, покинула земную юдоль 64 лет от роду в 1811 г. Следовательно, родилась в 1746 г. и вполне могла быть, как и утверждала в мирскую свою бытность, дочерью императрицы Елизаветы, которая в 1742 г. тайно обвенчалась с Алексеем Разумовским.

И вот что в данном случае примечательно: после смерти физической на погребении Досифеи "стечение народа в монастыре было необыкновенное", на отпевание съехались главнокомандующий первопрестольной граф И. В. Гудович и другие вельможи екатерининского времени.

Скажите на милость, к простой, ничем не примечательной монашке, если она не творит невиданные чудеса (а Досифея не творила), съехалась бы знать того времени? Думаю, что нет. А вот проводить в "последний путь" дочь императрицы Елизаветы дворяне и народ отправились бы с охоткой.

У историка И. Снегирева читаем вообще об удивительных вещах: "Тело Досифеи погребено не в том месте, где обыкновенно хоронили инокинь Ивановской обители, но в Новоспасском монастыре, усыпальнице Романовых, у восточной ограды, на левой стороне от колокольни ".

Думаю, в данной ситуации какие-либо комментарии совершенно излишни. Монахиня Досифея "Тараканова", видимо, вполне могла претендовать на трон, где с комфортом пристроилась незаконная Екатерина П. А та, в свою очередь, была способна не только заточить и убить, но и заточить, сохраняя жизнь физическую, но лишая перспектив жизни исторической и династической, то есть постричь в монахини, дабы дерзкая (с точки зрения залетной ан-гальт-цербстской птички Фике) претендентка еще при жизни прошла горькую и подчас страшную науку прощания с миром земным, науку Умирать.

Впрочем, я не исключаю и такой возможности, что Досифею, дочь Елизаветы, умудрились символически убить целых два раза: первый раз - заточив "княжной Таракановой"/самозванкой в Петропавловку, а второй раз - проведя над ней обряд монашеского пострига.

Экскурс последний: "Сказ о том, как царя

Петра хоронили"

О нем принято спорить подолгу и взахлеб, безразличной золотой середины лично мне так и не встречалось.

До сей поры мы, россияне, так и не решили, направил ли Петр I Россию к свету европейской образованности, ввел ли ее в число великих держав и открыл ли перед ней путь в блистательное будущее? Или подверг жестокому испытанию национальную самобытность русского народа, заразил его проказой подражательства чужому и влечением не к духовным ценностям, а к жизненному комфорту на западный лад? Или реформы Петра при всей их шумности и поверхностной выразительности только скользнули по глади вод русской жизни, не всколыхнув ее глубин, - подумаешь, сменили покрой кафтанов да бороды обрили?!

В мои планы не входит решать вопрос о роли Петра в истории, хотя в глубине души я придерживаюсь того мнения, что невероятный заворот мозгов, когда общество (уменьшившееся во время правления Великого... Палача на 25 %) не очень-то понимало, куда вообще следует брести по болотине жизни и на какие кочки перескакивать, - вот единственный закономерный результат всей деятельности Петра.

О нет, в настоящий момент меня интересуют его смерть и погребение.

Петр умер 28 января 1725 г. Собственно говоря, ждали этого достопамятного события уже давно и в великом нетерпении. Здоровье его, изъеденное многолетним пьянством, ухудшалось прямо на глазах. Лихорадки, простуды, приступы мочекаменной болезни терзали его беспрестанно.

В письмах императора к супруге Екатерине, будущей государыне всея Руси, довольно часто встречаются известия о его болезнях. "То он страдает "чечю-ем" [в XVIII в. так именовали "модную болезнь" геморрой. - Авт.], то завалами или расстройствами желудка, отсутствием аппетита, то припадает с ним "рее", вообще ему "мало можется" (М. Семевский. "Царица Катерина Алексеевна").

"Любящей" супруге и любящему ее светлейшему князю А. Д. Меншикову оставалось только набраться немного терпения и чуток подождать.

(И о том, что это не голословный оговор с колокольни субъективзма автора, свидетельствует сохраненный историей факт: однажды, в весенний день 1719-го тогда еще года, в кабачке при кирпичных заводах угощалось несколько человек, среди которых были и певчие князя Меншикова. Как водится, провозгласили здравицы. Крикнули тост и за здоровье царя, на что слуги Александра Даниловича спокойно ответили: "Здравствовал бы светлейший князь, а государю недолго жить!"

История "любовно" сохранила и память о 15 января 1723 г. - о разговорах уже императрицы певчих: "его императорскому величеству и нынешнего года не пережить. А как он умрет, станет царствовать светлейший", то есть князь Меншиков. Что ни говори, а вывод напрашивается сам собой: любили светлейший и императрица послушать пение певчих, а певчие их, в свою очередь, любили поговорить...)

Как бы там ни было, болезни или не болезни, но государь Петр Алексеевич был обречен уйти. Незадолго, в общем-то, до своей кончины он совершает несколько "опрометчивых" поступков, стоивших ему венценосной жизни:

1. Коронует в Москве Екатерину I. Само по себе дело очень даже неплохое: чего ж не короновать красивую женщину. Одна из надписей в коронационном фейерверке 1724 г. гласила: "Божиею милостию, Петра велением, Екатерина Алексеевна императрица Российская". Красиво! Да вот только сумма букв в словах этих, если считать по порядковому номеру каждой буквы в алфавите, равна примечательной дате "1725". Именно в этом году Екатерина предначертала себе взойти на престол? и судьба ее была решена в день коронования: именно тогда россиянам было указано "свыше", что правление Петра приближается к своему логическому завершению. Видимо, здорово увлекалась нумерологией и магией чисел будущая российская государыня...

2. Коронацией Екатерины Петр не "удовлетворился", и за несколько месяцев до своей смерти предает казни поэта Виллима Монса, по совместительству секретаря и доверенного лица государыни-императрицы. Поговаривали о любовной связи государыни с талантливым секретарем, но, скорее всего, дело заключалось в том, что государю на стол попали письма Монса с проектом заговора супротив его августейшей персоны.

Что бы там ни было на самом деле, мы никогда уже не узнаем наверняка: сразу после смерти Петра все бумаги по "делу" поэта попали к самому главному сберегателю высокомонаршей чести - князю Меншикову, а он приказал сжечь документы, считая, что на его любимой императрице не должно быть ни малейшей тени. После казни поэта голова его была заспиртована по всем правилам искусства и выставлена Петром на ночном столике императрицы. Современники с удовольствием сплетничали, что увидав на своем столе этот "новый предмет обстановки", Екатерина даже в лице не изменилась под пристальным взором слегка неадекватного супруга. Равнодушно скользнула взглядом, отвернулась. Думаю, в этот самый момент она зачитывала приговор неуравновешенному супругу.

3. В середине ноября 1724 г. (опять же за два месяца до кончины) указом Петра всем подданным было запрещено принимать к исполнению приказы и распоряжения Екатерины; она также потеряла право распоряжаться денежными средствами, отпускаемыми на содержание ее двора.

4. И наконец, самая большая ошибка Петра: в опалу (немилость) попадает любезный друг младых лет государя, светлейший приятель императрицы, ее "верный пес" - князь Александр Данилович Меншиков...

Приговор зачитан и обжалованию не подлежит...

После праздника Крещения 1725 г. государь слег. Последние дни он не знал ни минуты покоя: его тело сотрясалось в конвульсиях, приступы мучительной боли следовали один за другим.

"Вскоре от жгучей боли крики и стоны его раздались по всему дворцу, и он не был уже в состоянии думать с полным сознанием о распоряжениях, которых требовала его близкая кончина. Страшный жар держал его в почти постоянном бреду... Когда боль ненадолго отступала, царь жарко каялся в своих прегрешениях,- два раза он причащался из рук Феофана Прокоповича1 и получал отпущение грехов. Императрица не оставляла его изголовья три ночи сряду".

Из записок Г.-ф. фон Бассевича

Выдвинув замечательный просто аргумент, что боль отпустит бренное тело Петра, если он простит целый ряд осужденных на казнь дворян (а их, поверьте на слово, было немало), Екатерина буквально выторговала прощение всем (!) осужденным на смертную казнь дворянам, не явившимся на последний смотр пред пресветлые очи императора-эпилептика.

"Он прожил, однако ж, еще 36 часов"... боль не отступала, не отступала и жена. Улучив минуту, она просит Петра ради обретения вечного душевного покоя простить Меншикова, по-прежнему пребывавшего в немилости. Последнее прощение Данилычу было даровано. Боль отступает, сменяясь беспамятством: "он лишился уже языка и сознания, которые более к нему не возвращались...Ждать оставалось недолго. "Ждали только минуты, когда монарх испустит дух, чтобы приступить к делу"

Из записок Г.-ф. фон Бассевича

Как горевали...

Официальные источники (конечно же!) утверждают, что горе всех россиян было просто безмерным. Так, иностранные посланники при русском дворе доносили, что все, начиная с императрицы и заканчивая последним подданным Петра, переживают кончину императора как глубокое личное горе. "Легче вообразить себе, чем описать пером ...крайнюю печаль и скорбь императорского семейства", - писал сразу же после смерти Петра посланник Г. Мардефельд. И далее у него же мы читаем: "не было ни одного рядового, который бы горько не плакал", "стоят раздирающие сердце плачь и вопли".

Ему вторят и другие иностранные представители. "Жалко смотреть на их рыдания и слезы", - пишет, например, Лефорт. О "плаче и воплях" писали не только наблюдатели-иностранцы, но и наши с вами соотечественники.

А. А. Матвеев в письме к А. В. Макарову из Москвы сообщает, что по получении известия о кончине императора поднялся "вой, крик, вопль слезный, что нельзя женам больше того выть и горестно плакать, и воистину такого ужаса народного от рождения моего я николи не видал и не слыхал".

Феофан Прокопович превзойдет всех в описаниях "горя" народного, сообщая о "вопле и стенании": "не было ни единаго, кто вид печали на себе не имел бы: иные тихо слезили, иные стенанием рыдали, иные молча..."

Но как все это, по-вашему, вяжется со словами: "Ждали только минуты, когда монарх испустит дух"? А очень просто. Да, конечно же, слезы, рыдания и даже вопли могут быть выражением горя. Но в данном случае необходимо учитывать традиции публичного оплакивания умерших.

"В подобных случаях у русских искони в обыкновении были громкие рыдания, плач и разные причитания"

"Записки Вебера о Петре Великом", 1872 г.

То есть речь идет о публичной экзальтации с элементами театральной постановки: смотрите, как всем нам плохо. Характерным в данном случае примером являются воспоминания И. И. Неплюева, в 1725 г. находившегося с дипломатической миссией в Константинополе:

"1725 году в феврале месяце получил я плачевное известие, что отец отечества, Петр, император 1 -и, отыде сего света. Я омочил ту бумагу слезами, как по ДОЛЖНОСТИ моей о моем государе, так и по многим его ко мне милостям...; да и иначе бы и мне и грешно было".

Обратите внимание, здесь Неплюев черным по белому описывает свою "скорбь" не как выражение личного чувства к государю, "милости" которого он обязан своей карьерой, но как реакцию законопослушного подданного, исполнение "должности".

Ну, а идеальным образцом публичной демонстрации горя становится поведение императрицы. Екатерина появлялась на публике "вся окутанная черным крепом", "казалась убита горем и притом обливаясь слезами".

"Все страждущих и болезнующих, - велеречиво заявит Феофан, - в ней единой смешанные видеть было: ово слезы безмерныя, ово некакое смутное молчание, ово стенание и воздыхание; ...иногда весьма изнемогала".

А ведь эта публичная экзальтация в театральном костюме из черного крепа была не чем иным, как "маленькой местью" Екатерины за "большие пакости" последних месяцев "трудовой деятельности Петра на личном фронте". Уж кому-кому, как не супруге почившего в бозе императора, не знать, что Петром на "похоронах строго приказано было, чтобы никто громко не плакал и не причитало ("Записки Вебера"), и что еще в 1715 г. Петр издал указ, запрещавший "выть" по покойникам.

Зная, что умершему государю ее и не только ее поведение было бы неприятно, и, вслед за Феофаном, уверенная в том, что после смерти Петр "дух свой оставил", Екатерина мстила скончавшемуся тирану, взяв на себя роль профессиональной плакальщицы. Что ни говори, а это уже нечто из разряда мистической, оккультной мести!

Не лучше себя ведет и второй выдающийся актер-плакальщик - Феофан Прокопович. И в "Слове на погребение Петра Великого", и в ряде других своих сочинений, нацеленных на публичное "воспроизведение", Феофан, вместо того, чтобы слыть безутешным, откровенно проговаривается о всенародной... радости по поводу случившегося.

Судите сами: "Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем! Не мечтание ли си? Не сонное ли нам привидение?"

Вот так так: смерть Петра видится ему как самая заветная мечта, как сон приятный! Дальше больше, для Феофана предаваться скорби по ушедшему Петру просто позорно - " позор был печали", "да отыдет скорбь лютая". В связи с чем он ставит в пример (!) любому гражданину российскому поведение императрицы, с завидной легкостью скинувшей флер печали. Феофан специально подчеркивает, что императрица не предалась "вдовьей" скорби, не забыла "высокого долженства своего".

Ну а придворные, эти милейшие "птенцы гнезда Петрова", еще больше утрируют идею скорби на общегосударственном уровне.

В один прекрасный день к непогребенному еще телу императора явится обер-прокурор П. Ягужин-ский и начнет во всеуслышанье жаловаться этому самому телу, что князь Меншиков учинял ему сегодня обиду, хотел снять шпагу и посадить под арест. Клювы "птенцов" становились все более острыми...

Россияне, оставшись сиротами без "отца отечества", ликовали тайно и явно.

- Здравствуйте. Государь ваш умер! - радостно возвещал прихожанам поп Златоустовской церкви в Астрахани.

"Смерть его... не примирила с ним народных "учителей"; они изрекли, что Петр отправился туда, где уже давно приготовлено было ему место толками народа, т. е. в ад кромешный... Но здесь, здесь-то, на земле, должна прогреметь над ним из рода в род анафема!".

М. Семевский. "Тайный сыск Петра I"

И анафема прогремела. В самом центре Москвы, в Богоявленском монастыре. Молодой проповедник напишет:

"Злочестивый, уподобльшийся самому антихристу, мерзости запустения, стоявший на месте святе, и восхитившему божескую и святительскую власть, бывый соблазнитель и губитель душ христианских, прегордостным безумием надменный держатель всероссийского царства, попущением божиим Петр, бывый великий, ныне всескверный император... да будет проклят!". "Сына своего [царевича Алексея, ребенка от первого брака. -Дет:] за христианскую веру казнил", "первый император был зверь и антихрист" .

Вслед за М. И. Семевским, замечательнейшим русским историком второй половины XIX в., человеком удивительной порядочности и кристальной исторической честности (и, скорее всего, именно поэтому не пользующимся даже сейчас популярностью), мы можем однозначно сказать, что "нельзя выводить того заключения, что русский народ того времени всецело видел в смерти Преобразователя какое-то испытание, ниспосланное Богом, какое-то сильное, повергающее в отчаяние несчастье. Ничего подобного со стороны массы народа не было. Мы видели противное...". Горе превращено здесь во вполне правомерный фарс, а сами похороны императора превращаются в подобие средневековых "плясок Смерти", изгнания беса из человеческой жизни.

Как хоронили...

Погребение императора было подробно описано в двух современных событиям сочинениях: в официальном "Описании порядка, держанного при погребении... Петра Великого" и так называемой "Краткой повести о смерти Петра Великого" Феофана Про-коповича. Ну, и, само собой разумеется, обо всем, что происходило в России в начале 1725 г., подробно доносили в "старушку Европу" иностранные посланники.

Это самое погребение Петра, как подчеркивают все исследователи без исключения, ни с какого боку не назовешь традиционным.

В "московский" период похороны царя назначались на день смерти или на следующий день и имели чисто религиозный характер. Именно такими уже при самом Петре были похороны царя Ивана Алексеевича (брата Петра) 30 января 1696 г. и царевны Татьяны Михайловны (родной тетки Петра) 24 августа 1706 г.

Вот как все тогда происходило: утром высшее духовенство отправлялось с иконами и крестами в царские хоромы, откуда и начиналось скорбное шествие. Гроб несли дворяне и стольники, крышку от домовины несли отдельно. На Красном крыльце гроб ставили на так называемые "выносные сани", обитые красным сукном (при похоронах вдов - черным). Затем сани вместе с гробом несли до Архангельского собора или Вознесенского монастыря. Там сани ставили на землю, гроб снимали с саней, вносили в церковь и ставили на подставку (стол). После отпевания гроб относили к месту захоронения (чаще всего это был каменный саркофаг), где умершего вынимали из гроба и клали в могилу. Гроб же уносили и ставили в звоннице под главным колоколом.

Петру I, прозванному за глаза даже самыми близкими ему людьми Антихристом, в чисто религиозном погребении было отказано.

Судите сами: тело Петра, вопреки существовавшей традиции, было выставлено на всеобщее обозрение в так называемой "печальной зале" уже в день смерти - 28 января, где и находилось вплоть до погребения, назначенного на начало марта, хотя сам Петр намеревался ввести по крайней мере трехдневный срок с момента смерти до похорон для всех классов населения без исключения, включая и членов царской фамилии.

Более того, в который уж раз подтверждается истинность фразы "ждали только минуты, когда монарх испустит дух": "печальная зала" готовилась заранее] В этой "печальной зале" не было ни малейшего намека на религиозную печаль по испустившему дух императору: все ее украшения были посвящены светской тематике - имперской и военной по преимуществу.

Начало карнавализованным "пляскам Смерти" - первому загробному наказанию Петра было положено. Организация погребения поручается Екатериной близкому ее единомышленнику и по совместительству знаменитому московскому "чернокнижнику" Якову Брюсу, человеку потрясающих знаний и талантов, ученому, составителю астрономических таблиц и календарей, которыми пользовались вплоть до конца XIX в.

Достоверно известно, что, когда Яков Брюс вручил царице прошение об отставке, она заплакала - и на этот раз совершенно искренне: "И ты, Вилли-мыч, меня покидаешь?! С кем останусь?!" Екатерине и вправду было, страшно остаться без таких, как Брюс.

И Брюс, опять же по хитроумному и весьма символическому поручению Екатерины, берет за основу образец, который использовался Петром для погребения генерала Франца Лефорта (не путать с посланником польского короля) в 1699 г.

Вы спросите, в чем символичность данного погребения? Надобно знать, кем был генерал Франц Лефорт для Петра, фигура столь же зловещая, сколь и загадочная. Выражаясь в духе братьев Стругацких, Лефорта по праву следует называть "человеком безо всякого прошлого". Человек, крайне небрезгливый, активнейший участник петровского Всепья-нейшего собора, пытавшийся даже "усовершенствовать" творящееся на нем безобразие. Сохранились довольно неприятные слухи о связях его с нечистой силой.

Вот один из слушков: за несколько дней до его смерти глухой ночью в спальне Лефорта раздался невероятный шум. Вбежали слуги и не увидели ничего и никого. Но наутро все кресла и стулья в спальне оказались опрокинуты и разбросаны по полу. Умирал же Франц Лефорт как угодно, но только не по-христиански. Священника он от себя гнал, и в последний час потребовал вина, девок-плясовиц и музыкантов. Под песни и пляски Лефорт пил вино, пока не началась агония. Присутствовали при ней многие люди, потому что Франц Лефорт не велел никому переставать играть и плясать, пока он жив. И многие видели, как труп Лефорта с зеленым оскаленным лицом сорвался с кровати и стал выписывать танцевальные па, воздевая руки.

И в тот же миг, когда труп пустился в пляс, раздался дикий свист, многоголосое уханье с чердака и из-под пола дворца Лефорта. Этому можно верить или не верить, но все равно возникает поневоле вопрос: кто же именно "колобродил" вокруг Петра?

Обо всем этом и Екатерина, и Брюс прекрасно знали и видели в последних днях Петра зеркальное отражение последних дней Лефорта. Так давайте же и мы всмотримся в эту муть исторических зеркал.

Незадолго до своей смерти (а именно на Рождество 1725 г.) Петр в последний раз собирает Всешутей-ский собор для выборов нового князь-папы, и, чтобы облегчить работу мысли и себе, и конклаву "кардиналов", он велит выпивать всем собравшимся по ковшу водки каждые четверть часа.

За день до смерти, по свидетельству иностранных послов, "с царем сделался бред, он встал со своей постели, прошел три комнаты, жалуясь, что окна были нехорошо пригнаны", лицо царя было мертвенно-бледно, глаза сверкали и блуждали, все тело сотрясалось в конвульсиях. Не произнося ни слова, он долго ходил по комнатам из конца в конец и бросал на близких страшные взгляды. Петр множество раз вынимает и кидает свой кортик - вбивает его в двери, шкафы и стол с такими страшными гримасами и судорогами, что служанка великих княжон, дочерей Екатерины, в ужасе забивается под стол. А Петр продолжает бесноваться, увеча кортиком дорогую мебель. "После такого волнения силы его начали упадать". Еще бы!

Вот почему "антихрист"-Петр в силу своей зеркальной похожести был удостоен погребальных почестей "антихриста"-Лефорта, его "любезного друга Франца".

Собственно, и черный цвет траурных одежд напрямую адресовался ко времени похорон Франца Лефорта. На похоронах своего генерала "его величество вел те три полка сам, и был в черном платье" ("Журнал государя Петра I, сочиненный бароном Гизеном").

Именно поэтому "царица приказала обнародовать распоряжение, повелевающее всем одеваться в черное, а высшим сановникам, до генерал-лейтенантов включительно, обтянуть черным по две комнаты в своих домах", - доносил ко своему двору посол Кампредон.

Но еще 30 января в донесениях иностранцев проскальзывает вот какая прелюбопытнейшая информация: "Иностранные министры хлопочут о траурных экипажах и ливреях своей прислуги, хотя нам еще не объявили ни о смерти, ни о порядке траура". Есть над чем поломать головы, господа историки?

Но вернемся, однако, к "печальной зале" - месте последней "прописки" Петра I в земном мире. Здесь было сделано возвышение ("амвон"), его покрыли "кармазинным бархатом и золотыми коврами". На этом амвоне "был поставлен одр, золотою парчею посланный, под зело богатым балдахином". Стены первоначально были украшены шпалерами, "на которых некие чудеса Христовы зело искусным мастерством истканы".

Посмотрела Екатерина I на шпалеры, посмотрела... да велела Брюсу убрать их - что-то не вязались "некие чудеса Христовы" с "плясками Смерти" Петра - и "скоро потом черным сукном все убрано было".

Но самое замечательное то, что о теле Петра забыли, да-да, его все как-то забывали похоронить, предать земле, будто она, русская землица, не принимала тело "антихриста" 1. Вот что доносит 9 февраля 1725 г. посланник Мардефельд: "Труп покойного императора лежит еще на парадном ложе, несмотря на то, что он уже позеленел и течет". Далее в донесении подчеркивается, что все с нетерпением ждут погребения ("все желают, чтобы это свершилось").

Но наказание "антихриста" этим не ограничилось. Сам Петр еще при жизни не желал, чтобы тело его бальзамировали по всем правилам тогдашней науки. Но вот что мы читаем в донесениях иностранных послов: "Несмотря на запрещение царя, его вскрыли и набальзамировали, но это было сделано тайно".

Вот так: мол, чтобы ты там ни желал, а наказан неисполнением воли последней пребудешь! Церемониал погребение-наказание продолжалось. И Петру, обожавшему публичность, было отказано даже в официальном объявлении о месте захоронения. Откажут ему и в присутствии на церемонии погребения столь любимых императором иностранцев.

Когда тело покойного Петра было перенесено в Петропавловский собор, "иностранных министров на нее [церемонию погребения. -Авт.] не пригласили", - жалуется французский посланник. Ну, как тут не подумаешь, что богу-богову, кесарю-кесарево, а антихристу - лишь "пляски Смерти"...

Карнавальные "пляски Смерти" разворачивались по великолепно продуманному сценарию: "была сильная снежная метель с градом, и однако царица все время пешком шла за гробом", более того, погребение носило чисто символический характер: тело императора посыпали землицей ("предали земле"), закрыли гроб и... бросили на катафалке в недостроенном Петропавловском соборе.

Лучше всех карнавальность погребения почувствовал простой русский люд. "Народ, славный своим юмором... осмеял "плакунов придворных" в сатире. Народные сатирики и карикатуристы представили погребение ненавистного им Преобразователя и сетования над ним верноподданных в рукописной, потом и в печатной притче: мыши кота погребают" (М. И. Семевский. "Тайный сыск Петра I").

Целью сочинителей была не одна только забава, не одно только балагурство. Мышам были присвоены человеческие страсти: лицемерие, ненависть; радость и торжество у них прикрыты внешней печалью. Так, знатные крысы, показывая притворную грусть, хотят кота утопить в помойной яме. "В этом коте народ видел обидчика, в мышах - обиженных, в смерти же кота вообще освобождение и торжество других, отрадный конец гонениям", - пишет проф. И. М. Снегирев). Картинка, изданная вскоре после событий 1725 г., сопровождалась текстом, в котором есть знаменательная фраза: "Умер в серый месяц, в шестопятое число, в... шабаш".

Шабаш не шабаш, антихрист не антихрист, но в одном народная молва удивительно точна: как и полагается сатанинскому существу, Петр до конца не умер после своей физической смерти. Скорее всего, Екатерина об этом интуитивно догадывалась, а, может, и наверняка знала, да только как в таких случаях поступать должно - не вполне понимала. В итоге он, Петр, оказался единственным из русских православных государей, кто после своей смерти окончательно превратился в дьявола...

Маленький дивертисмент: Загробное бытие Петра I

В высокую воду, при ветре с залива и в ненастье шатался по берегам Невы высокий человек с дубинкой в руках, с безумно горящими адским пламенем глазами. Встретить его было можно и в метель, и в пургу на берегах или на тропинках, ведущих через лед Невы.

Истории эти рассказывались в 1730-1770-е гг., задолго до появления Медного Всадника. Говорили, что сей бес зашибает дубинкой, а если кого-то и не прибьет до смерти, то этим-то как раз хуже всего и придется: встреча с призраком императора Петра предвещает несчастье, преждевременную кончику самых близких и любимых людей. Ну, а в 1782 г. в Петербурге с подачи ангальт-цербстской "екатери-низированной" принцессы прочно поселится Медный Всадник.

Уверяю вас, А. С. Пушкин знал, о чем писал! С самого начала 1790-х гг. памятнику Петра приписывали способность срываться с постамента и скакать по городу в поисках кровавых жертв. Медный царь ожидал щедрых жертвоприношений.

Происходило это, как нетрудно догадаться, в темные осенние ночи, когда ветер гнал воду из залива в Неву, грозя наводнением, а низкие тучи сеяли манну дождя небесного и не подпускали к Петербургу свет звезд, свет тихой небесной надежды. Страшный всадник (если, конечно, хоть немного верить легендам, а сбрасывать их со счетов истории никогда не следует) отправлялся "на дикую охоту" за душами людскими и в метель, в пургу, когда январский день продолжался считанные часы.

Скажете, неправда? Но из густой дымовой завесы истории нет-нет да и проглянет маленький язычок адского пламени с серным душком: есть свидетельства тех, кто убегал от чудовищного всадника, слыша за собой "тяжело-звонкое грохотание копыт по потрясенной мостовой", имеются и полицейские документы, посвященные расследованию более чем странных смертей.

В двух шагах от Адмиралтейства находили трупы, буквально вбитые в землю страшной, невероятной просто-таки тяжестью, в которых не было ни одной целой косточки. И ведь дела-то уголовного по таким телам не "сошьешь": медный царь-государь Петр Алексеевич пошаливает-с!

Страшные черты черного вестника смерти, потустороннего убийцы, охотящегося на одиноких путников, приписаны историей именно Петру. Призрак Петра I встречали Петр III (внук Екатерины I) и Павел I (ее правнук). В этих встречах Петр выступает как вестник несчастий, которые должны обрушиться на царствующую династию, как носитель всевозможных ужасов.

И стоит ли удивляться, что оба императора после такой "встречи" даже заболели, и оба были убиты заговорщиками с прямого попустительства своей родни? Там, где речь заходит о Петре I, ничего другого не следует и ожидать.

Ничего другого не стала ожидать и Екатерина I, которой за пару дней до смерти Петр явился во сне и буквально силой потащил в небо от дочерей и подданных. Петр и после смерти продолжал творить зло, которым так увлеченно занимался при жизни.

На единое мгновение я предлагаю вернуться к тому моменту, когда загробный Петр еще не очнулся от почти волховских заклинаний "плясок Смерти" вокруг его умершего тела. Автору этих "плясок", Екатерине, пророчили блестящее будущее.

"Она вся безусловно проникнута одним желанием: царствовать с блеском", - писал французский посланник. И он не был одинок в своих прогнозах политической погоды.

"Царствование этой Царицы будет тихо и счастливо", - полагал посол польского короля. "Она принимает такие меры, - вторил ему Мардефельд, - которые сделают ее на целую треть могущественней и значительнее покойного императора, при котором... государство дошло до крайнего положения и клонилось к упадку".

И самое главное - Екатерина не казнила, она миловала, тем самым творя такое же, даже более сильнодействующее заклинание, направленное против "антихриста", нежели созданные по ее августейшему сценарию "пляски Смерти", то есть жизнью побеждала смерть неправедную.

Судите сами: "несколько иноземцев, затем известные "птенцы" Петра, бывшие в немилости, - барон Шафиров, Скорняков-Писарев, доктор Лесток - получили прежние чины и отличья. Протопопы, попы и дьяконы Покровско-Суздальского девичьего монастыря, всего шесть человек, страдальцы за преданность царице Авдотье и ее сыну ... ныне получили право жить в каких угодно монастырях, хотя бы в московских.

...Из Сибири, по свидетельству современника, в марте 1725 г. провезли человек двести ссыльных, возвращенных на родину: то были лица, пострадавшие за непринесение присяги в 1722 г. установленному Петром порядку престолонаследия" (М. И. Се-мевский), то есть Екатерина воплощала на деле принцип не-мщения даже своим собственным политическим противникам.

На краткое время в России воцарилась тишина, заботливо охраняемая женщиной на престоле, одним из "политических" кредо которой был принцип: "Умейте жить и умирать, не скорбя о суете мира сего".

"Песня смерти" (вариация по Л. Карсавину)

В 1931 г. в Каунасе выходит в свет книга Льва Карсавина "Поэма о смерти". Медитации "Поэмы" рождаются переживаниями из-за кончины возлюбленной. Книга Карсавина о смерти имеет свою лирическую героиню, живую, реальную личность. Но вот поразительный факт: когда писалась "Поэма" о безысходной скорби и жгучих терзаниях автора, в реальности ее героиня была жива-здорова! Впрочем, смерть самого философа - самая настоящая глава из его поэмы: находясь в ГУЛАГе и предчувствуя скорую кончину, Карсавин подготавливает тайную эпитафию по самому себе и просит... похоронить ее вместе с собой. 

Вот строки из воспоминаний его ученика А. Ванеева: "У него заранее был припасен флакон из темного стекла... В акте вскрытия, в этом акте врачебной некромании, флакон... был вложен в разрезанный труп. С этого момента и навеки прах Карсавина имеет в себе памятник, стеклянная оболочка которого способна противостоять гниению и разложению". Сжатая формула мысли философа осталась слита с его прахом; и духовно-телесное единство не разорвано смертью.

Смерть вовсе не принадлежность каких-то отдельных воплощений, не один из промежуточных моментов, это момент завершающий, итоговый, а потому не просто необходимый, а имеющий смысловое первенство над другими. Смерть первее жизни... Или же это умение жить через смерть? Так, значит, смерть не зло? Напротив, зло и есть нехотение умереть, уйти вовремя.

Смерть - жертва, созидающая жизнь. Она - оброк греха, но сразу же и врачевание.

Прелюдия

Песня о смерти... Почему бы Смерти и не быть поэмою? - Оттого и поется, что тяжело.

Не проходит моя смертная тоска и не пройдет, а - придет, сильнейшею, невыносимою. Не безумею от нее, не умираю,- и не умру: обречен человек на бессмертие. Смерть сама придет, если только... придет.

Внутри себя самой недвижима я, как моя каменная могила. Тесно мне от нее: распирает она мою душу. Веет от нее холодом... Труп этот во мне как что-то неотмененное, как мое тело. В самом деле, не есть ли тело лишь застывшая, умершая душа? Человек есть существо умирающее. Смерть его - он сам как собственное тление. Общаясь с другими, он может лишь заражать их трупным ядом. Ибо и они все так же умирают и тлеют. Вот это - только внешний вид нашей общей смерти. Умирание - распадение.

Окончательная смерть - полный распад. Но дело-то в том, что все мы только распадаемся, только умираем, а не распались и не умерли... Какие-то тоненькие-тоненькие ниточки связывают всех нас, и живых и мертвых, весь мир,- они становятся все тоньше, а не рвутся,- не ниточки - тоненькие жилки, по которым бежит наша общая кровь. Не рвутся слабые ниточки, а страшно, что вот-вот порвутся. Такие они тоненькие, что их даже не видно. Кажется, точно и совсем их нет... А боится человек одиноко умирать,-не берет примера с подыхающей собаки. Хочет, чтобы кто-нибудь его пожалел, да и сам иногда пожалеет.

Умирание мое, смертная моя тоска - умирание и тоска всех, мира смертная мука. Мое "я" - маска мира...

Спор с разумом рождает чудовищ

Долго смотрю на зимнее, свинцовое, снежное небо. Мелькают какие-то блестящие точки. Точек этих множество. Они внезапно появляются, не торопясь, но неотвратимо проплывают по кривой и - неизвестно, куда и как, - пропадают. А солнца нет. И ни одна из них не станет солнцем. 

В темной, холодной душе все время возникают желания, утомительно мелькают. Но все равно бессильны. Ни одному не удается увлечь душу. Ни одно не осуществляется. И слишком их много, и слишком все они противоречивы.

Не разум ли это развращает жизнь? В царстве разума все распадается, рассеивается, и он один, холодный, скользит, как змей, в облаке праха. Ему недоступно живое: все он должен сначала умертвить. Он питается прахом, древо жизни делает древом познания и смерти.

Давным-давно была моя душа раем. Зеленело там древо жизни. Было там все, что должно быть в раю. Солнце заходило и восходило,- ночь сменялась днем, зиму сменяла весна, а на смену осени приходило лето. Зимою все умирало и наступала тишина. Зато весною все воскресало к новой, хотя и той же жизни, так что и была смерть, и не была, почему и была блаженною жизнь. Но без ярости и без радости в любой рай рано или поздно вползает змей-разум, равнодушно и как бы безжизненно умерщвляет и разлагает он всякое желание и высмеивает всякую цель. В его призрачном, зеркальном царстве все распадается и рассеивается колючею ледяною пылью. Уныние, тление, которому нет конца, не жизнь и не смерть, а - вечно живущая смерть. В самом деле, как может умереть живущая смерть, раз вечное умирание и есть ее жизнь? Невозможно представить себе ее конец или начало.

"Есть вечная, бессмертная жизнь", - раздвоенный язычок разума небрежно капнул ядом.

- Что же это за жизнь, если в ней нет умирания? В такой "жизни" ничего не исчезает и, стало быть, ничего и не возникает. Любви в ней нет, ибо нечего отдать, нечем пожертвовать: все стоит на месте, неотъемлемое, неизменное. Это не жизнь без смерти, а смерть без жизни: то, чего нет. Все убивает и погибает, но из смерти рождается новая жизнь. Не сияющий ли космос восстает из темного хаоса? Да и в самом хаосе, в разрушении и смерти не бьет ли ключом все та же безумно щедрая жизнь?

"Неужели тебе еще не приелись все эти светлые космосы и темные хаосы? Не в них тишина и покой. Вечная тишина и неизменность в тебе. Она- твоя бессмертная душа, пока плененная умирающим телом. Войди внутрь себя, в свою сокровенную келью", - в змеином шипении разума мне чудится ледяное тление соблазна.

- Не надо мне твоего "вечного покоя", твоей смерти, прикинувшейся бессмертием! Слышу Божественную тишину мирозданья, лишь потому, что меня оглушает его неистовый вопль. Это - вечный покой вечного движения.

"Но есть же все-таки бесплотная душа", - ленивый разум чуть отступил, свернулся кольцами, готовый вдруг признать существованье своей противницы исконной - души.

- Чем же она смотрит, если нет у нее глаз? Чем слышит, дышит? Как без тела чувствует и мыслит? Нет, не существует души, которая бы вместе с тем не была и вечно умирающим телом. В другом мире и в другой плоти не может быть этой моей души. Только из этого тела сознаю я этот мир; только в этом теле он так сознает себя и страдает. В нетленном теле нет изменения.

"Но как же ты тогда сочетаешь отрицание бесплотной души с верой в своей бессмертие?" - на мгновение вновь мне почудился раздвоенный язычок разума. - "Ты не можешь представить себе, что умрешь. Никто не может себе этого представить. Тем не менее, все умирают".

- Я вовсе не утверждаю, что не умру тою смертью, которой умирают все люди. Такую смерть я легко могу вообразить. Не могу лишь представить себе, чтобы при этом не было меня. Конечно, и я умру, как все. Но это еще неполная, неокончательная смерть. "Значит, остается душа", - капнул ядом разум.

- Нет, не душа, а замирающая и беспредельно мучительная жизнь моего тела, сначала неодолимо неподвижного, потом неудержимо разлагающегося. Разгорается огонь тления. Не могу его остановить, не могу пошевельнуться, но все чувствую. Земная жизнь была только чистилищем.

"Кончается жизнь тела на земле. Кончатся и посмертные муки. Преходит образ мира сего", - змей мой, разум, постепенно терял весь свой интерес ко мне.

- В том-то и дело, что ничто не кончается. Того, что было и есть, сам Бог не сделает небывшим, ибо Им все живет. Конечно, тело мое распадется, даже кости мои обратятся в прах. Но и останется вместе с тем мое тело, останется всякое мгновение его жизни. Сохранится мое сознательное средоточие мира, из него охвачу еще и весь мир как мою телесность. Рассеется мое нынешнее тело во всем мире, перемешается, срастворится с другими телами, будет в них жить новыми жизнями.

Будет оно без конца дробиться. Но, распятое, разъятое, рассеянное во всем мире, останется оно и моим. То, что было моим телом, не перестает быть "моим". То, что еще будет моим телом, - уже "мое". Умру, и будет все как-то сразу.- и прожитая уже жизнь, и та, которую изживаю, и та, которую еще проживу, и весь мой телесный процесс, и тление моего тела в земле, и весь мир как мое страдающее тело. Не то что не будет времени: время останется, но вместе с тем все будет здесь и сразу. И как настоящее, и как прошлое, и как будущее. В смерти все умершее оживает, но как бы только для того, чтобы не исчезло мое сознание, чтобы всецело и подлинно переживала я вечное умирание в бесконечном умирании мира.

Антимедитация на кресте

Всякое страдание связано с разъятием или распадом. Оно немного уже и смерть. Совершенно напрасно люди воображают, что они хотят только жить, а умирать вовсе не хотят. Вне всякого сомнения, хотят люди жизни чрез смерть, но только сами не знают, чего хотят. Разделилися они с Богом, разделили Его и потому все уже разделяют. Одного и того же - Божьей Жизни Чрез Смерть - сразу и хотят они, и не хотят, внутренне разделяясь. И вместо того, чтобы подойти к Богобытию с другого конца: со стороны страданий и смерти, - измышляют они, будто не по доброй воле страдают и умирают, а кто-то их мучает и умерщвляет, Бог или дьявол. Впрочем, как же человеку и понять нелепость своего существования? - Подслеповатый разум его жалко пресмыкается, а на небо даже не смотрит. Обломал и потерял он свои звенящие крылья, угасил пламень свой влажным прахом земли.

Одна и та же жизнь распылилась во множестве как бы и отдельных жизней, как бы и самостоятельных мирков. Всякая тварь живет как бы сама по себе. Как бы не хочет распределяющая себя Жизнь жертвенно умирать. Но эта же жизнь хочет наслаждаться и жить, как бы забыв о муках и смерти. Ценою страданий и смерти покупает себе мир жизнь, но не стоит эта жизнь и тридцати серебренников. Ибо лишь в ничтожной мере мир причастен Божественной Жизни, в коей все становится всем. Не сознает мир своего зла ни в бесчувственном камне, ни в рабствующем тлению звере и как бы безвинен. И боль-то в позвоночнике ощущает для того, чтобы как-нибудь собой не пожертвовать.

Пред самой собой виновата я. Недостаточно хочу умереть - недостаточно живу; мало страдаю - мало и наслаждаюсь. Умру ли Божьею Смертью, если даже Богу запрещаю ею умереть, и Бог меня слушается?

Ну, что же, Бог мой, Христос мой? - Будем вместе жить этою несовершенною жизнью, вечно томиться. Ты не оставишь меня. Конечно, я-то буду от Тебя уходить; снова и снова буду грешить. Но ведь Ты уже все мне простил. Не разгневаешься Ты, когда я от Тебя отойду: будешь молча ждать, пока не вернусь к Тебе с опустошенной душою и, рыдая, не припаду к Твоим прободенным ногам. Ты благословляешь и расслабленно-умиленное терпенье, зная, что приходит оно от долгой муки и нелепых метаний.

Но зовешь Ты к безмерному усилию - так, как один Ты умеешь звать: не принуждая. И вот, буду я с Тобою не только терпеть, а и жить, - жить всею жизнью, на какую только способен немощный наш мир. Пусть Любовь Твоя, творящая меня, сделает меня Богом на Твое место. Тогда всю себя отдам Тебе и, сама возвратясь в небытие, своею смертью верну Тебя из небытия. Без Твоей Любви совсем бы меня не было,- Ты же и без меня - Бог высшей жиз"ни и смерти. Все приму от Тебя и, раз Ты хочешь, сравняюсь с Тобой.

С Креста, что в пылающем сердце Божьем, сама же я - совершенная себя - несовершенную призываю и за всю себя Богу говорю, хотя и несовершенными словами. Сораспятая Иисусу, всю себя приношу в ответную жертву.

Долог еще не крестный мой путь, а мой путь ко Кресту,- но - так ли уже безотраден?

Зло не дает умереть. Зло и есть не-хотение умереть. Она все та же, эта бедная моя жизнь. Ничего в ней не забываю и ничего не могу вспомнить. Обрекаю в ней себя на бессмертие - вечно тлею.

Маленькое, но важное заключение

Я не собиралась писать книгу-пособие для начинающих плакальщиц, мне хотелось убежать от канонов пустых ритуалов и еще более пустых советов.

Каждый волен выбирать из тысячелетнего опыта лишь то, что подходит ему лично.

Моей мечтой было вернуться к чувствам и их выражению. К чувствам Смерти.

Но во время написания сей книги мне пришлось - вот ведь поразительные парадоксы судьбы! - побывать на похоронах моего дальнего родственника.

И тут я с горечью убедилась, что от нас, нынешних, окончательно ушла культура Смерти. Да-да, именно культура, ибо смерть есть начало и сердцевина культуры.

И я не любитель каких-либо советов, все-таки вынуждена заняться таким неблагодарным делом хотя бы напоследок.

Не следует навязывать окружающим свое собственное понимание горя. Горе всегда сугубо личное и индивидуальное понятие.

  У каждого из нас есть право выражать себя в горе так, как мы лично можем и хотим выразить эту самую печаль и боль утраты.

 Если ваших близких постигло горе последней утраты, вам не следует делать и говорить нечто особенное.

Просто будьте рядом.

Будьте терпеливы, дайте громкой боли перейти во все принимающее молчание.

Просто откройте свое сердце рвущимся в него чувствам, и вам станет легче.

Понимаю, бывает очень больно, бешено больно. Но позвольте себе даже после самой страшной утраты найти обратную дорогу в жизнь. Ибо Жизнь была, есть и остается самым бесценным подарком, какой только может преподнести нам Великая Богиня Начала и Конца - Смерть.