Обычно ему удавалось оттянуть расплату, но в конце концов она настигала его с железной закономерностью. Дохни на меня. Ты курил? Нет, чистил зубы. Головомойка за прожженную майку, запихнутую на дно корзины, откладывалась на завтра. Это уж как пить дать. Но комната, куда он вошел после ванной, грозила головомойкой СЕЙЧАС. Он понял это, едва ступил босиком на ковер. У окна светился экран телевизора. Передавали последние известия, но никого не интересовало наводнение в Италии. И визиты иностранных министров тоже. Отец изучал содержимое Сашиного портфеля. Тетради. Растрепанный дневник. Играл на уроке. Арифметика — стр. 27. Забывает дома учебные принадлежности. Принес в школу иголки. Но это все старое, тут уже стоит подпись родителей. Прилеплял к парте жевательные резинки. Ого, кажется, будет гроза.

Отец спрашивает:

— Ты почему не выучил стихотворение?

— Какое? — Он пытается оттянуть время. — Про пса?

Хотя проще сразу сознаться: забыл… Но, очевидно, это еще не все. Взгляд отца становится строже, потому что строчкой ниже он читает:

При выходе из школы подставлял товарищам ножку. Выкрикивал неприличные слова.

Саша пробует защищаться:

— Да, а зачем Шалкова мне листьев за шиворот напихала? Пап…

— Какие слова ты выкрикивал?

Бац.

От второго подзатыльника Саша увернулся.

На экране готовятся к старту гоночные машины. Какие слова ты выкрикивал? Машины мчатся по асфальту, перегоняя друг дружку. Я исправлюсь. Вот увидишь. С завтрашнего дня. На крутом повороте две машины сшиблись. Увидишь, пап… Саша страшно медленно собирает портфель, запихивает в него дневник и пятится к двери, не отрывая глаз от экрана, чтобы не упустить финиш. В дверях не выдерживает — останавливается.

— Пап, можно я посмотрю?

Взгляд, которым его удостаивают, достаточно красноречив. Лучше убраться подобру-поздорову.