Голод не давал им спать. За прикрытыми ставнями — тьма и туман. Промозглый холод проникал в комнату, залезал под перины.

— Придется захлопнуть ставни, — пробормотал большой. — А то замерзнем.

Он приподнялся на колени, поглядел на лежащего рядом мальчика:

— Плохо тебе?

— Живот болит.

Геркулес стоял в горле.

Старший сказал:

— Думаешь, у меня не болит?

Скрипнули петлями ставни. Загорелась свечка. Фангия вытащил пробку из бутылки с вином. Налил Саше.

— Отпей — пройдет.

— Оно кислое…

— Это только сначала.

Вино колыхалось в рюмке. Через ее выпуклую прозрачную стенку мальчик видел парня в куртке, растерянно почесывающего затылок.

— Будешь все время думать про свой живот, никогда не перестанет болеть. — Он вытряхнул из паспорта ворох бумажек. — Хочешь, что-то покажу?

Это была фотография. Вдоль трека ряды флажков, несколько гоночных мотоциклов устремились к финишу, вроде бы «пятидесятки». Неразличимые, смазанные фигуры гонщиков, скорее похожие на грязные полосы.

— Второй — это я, — сказал Фангия. — В красном шлеме.

Саша машинально пил вино.

— Правда? — Носом чуть не влез в фотографию. Восхищенно смотрит то на Фангию, то на карточку. — Можно мне ее взять? — И добавил просительно: — Пан…

— Меня зовут Рудла, — сказал Фангия. Восхищение мальчика льстило ему.

Он написал на фотографии:

НА ПАМЯТЬ.

В паспорте лежала еще одна, точно такая же.

Напомнил:

— Второй, не забудешь?

Саша отпил еще. Теперь, когда в руках была фотография, вино не казалось таким терпким.

— Была бы у меня порядочная машина…

Комната стала покачиваться.

— Второй в отборочных… — доносился откуда-то издалека голос парня, которого звали Рудлой и который был настоящим гонщиком. — Спи. Постарайся немного поспать.