Мне с детства не нравились хорошисты. Это порода людей, которые пытаются казаться для всех очень хорошими. Обычно они – люди с прилизанной прической приказчика с пробором, виноватой улыбкой и почему-то чаще всего со светлыми глазами и волосами.
Когда хорошисты учатся в школе, большинству одноклассников часто хочется дать им пендель за то, что они постоянно подлизываются к учителям и ябедничают из хороших побуждений. И, как правило, это остается только желанием, потому что в противном случае в школе сразу появляются их родители и разбираются с обидчиком.
Став взрослыми, они благодаря своей скользкой сущности достигают многого в карьере. Они любят и холят себя, ходят на маникюр и в солярий и часто бывают нетрадиционной сексуальной ориентации.
При знакомстве хорошист делает все, чтобы вам понравиться – приглашает к себе домой, угощает недорогими напитками, купленными в супермаркете салатами, шпротами, паштетами и разной другой снедью, не требующей собственных усилий для приготовления. Конечно, это все делается только в том случае, если вы – в сфере его интересов или, по крайней мере, если он так думает. Он пытается прикинуться глупее вас, задавая разные дурацкие вопросы с таким выражением лица, словно, если вы ему ответите, то практически спасете его жизнь:
– Вот, хочу на мотоцикле покататься! Не знаю, покупать мне шлем или нет?
И ждет ответа.
Конечно, хочется сказать:
– Нет, не покупай! Тебе он не нужен!
Но вы, как и большинство людей, поучаете:
– Конечно, покупать! Как же без него!
А он наверняка про себя подумает: «Вот дурак! Думает, я не знаю!»
В давние времена такие люди обычно работали в галантерейных лавках, парикмахерских, магазинах дамского белья, в скупках и ломбардах. Но с тех пор прошло уже лет сто, и мы видим эти персонажи только в старых кинофильмах или магазинах модной одежды.
С этой парой я познакомился на выставке молодых художников в Академии. Вернее, я вначале познакомился с женой, Марией, молодой талантливой авангардисткой. Меня ей представил мой старинный друг Валерий, с которым мы пришли на эту выставку. Конечно, я видел и более одаренных художников, но она выгодно отличалась от них своими работами и внешними данными. По большому счету, она могла и вовсе не рисовать, ей надо было просто стоять рядом с мольбертом.
Я уже собирался расправить остатки своих общипанных с возрастом крыльев, чтобы произвести впечатление на свою новую знакомую. Но тут подошел мужчина и приложился губами к ее свежей щеке:
– Дорогая, сегодня ты просто великолепна!
И потом с видом собственника посмотрел на нас.
У меня сразу пропал к ней интерес. Но ее муж непонятно почему стал приглашать нас в кафе рядом с галереей, чтобы выпить по бокалу вина за первую выставку своей ненаглядной.
Вино он выбрал неплохое, с легким привкусом клубники, и принялся рассказывать, что это любимый напиток его жены, которым они обязательно балуются по выходным. После первого бокала он стал приглашать нас к себе домой в ближайшую субботу, зажарить на мангале мясо и распить бутылочку этого замечательного вина. Необъяснимая доброжелательность и любезность из него так и лезла.
Отказываться от столь назойливых приглашений было неудобно. Я был уверен, что все это обычная болтовня, и согласился, и даже обменялся с ним номерами телефонов.
В пятницу мне позвонил Валерий.
– Привет! Ты помнишь? Нам завтра к художнице с ее мужем в гости!
Передо мной сразу встали образы очаровательной молодой женщины и ее мужа – упитанного, гладкого, с любезным выражением лица. Но мне не хотелось ни мяса, ни вина, ни его жены.
– У меня тут столько дел навалилось, я завтра так занят!
Но голос моего приятеля с интонацией, в которой явно проскальзывало, что он мне ни грамма не верит, пояснил:
– Поверь, я тоже не хочу! Но ты первый пообещал, что придешь, а они мне уже позвонили и сказали, что нас обязательно ждут!
Деваться было некуда, и я согласился.
Юрмала тянется вдоль побережья на сорок километров, и найти частный дом только по названию улицы и номеру практически невозможно, если не знать, на какой он станции. У Валерки был только адрес, дозвониться до хозяев мы не смогли, кто-то поднимал трубку и сразу же ее вешал. Это потом мы познакомились с двухгодовалым мальчиком Петей, фотографической копией отца, который, скорчив недовольную рожицу, твердил, что его папа «кака», а мама «дуууула». Отчего его родители, непонятно почему, очень радовались.
А пока мы колесили по Юрмале и рассматривали названия улиц. Наверное, этот день был для нас счастливым, и нужную улицу мы нашли довольно быстро.
За металлической оградой по сочному зеленому газону кругами бегал французский бульдог, разбрызгивая вокруг свисающую с его губ тягучую слюну.
– Интересно, кто выбрал эту собаку? И по каким критериям? Да, говорят же, что каждый подбирает животное, похожее на себя… – но поделиться своими соображениями с Валерием я не успел, на крыльце светло-зеленого дома с колоннами появился хозяин с широкой бульдожьей улыбкой.
Мы поздоровались, я даже попытался изобразить радость на лице и протянул ему пакет с двумя бутылками их любимого вина. Мы прошли в дом, где нас ждала его жена и маленький, сообразительный не по годам мальчик Петя.
Сквозь прозрачный обеденный стол из толстого стекла были видны мои потертые джинсы и синие носки в крупный голубой горошек. Напротив – спортивные шаровары хозяина и тапки на босу ногу. Рядом – две стройные женские ножки в тонких чулках и очень короткая юбка, едва закрывающая кружевную резинку чулка. А также идеально отглаженные брюки и блестящие туфли моего друга. Между всем этим на четвереньках ползал Петенька и смотрел снизу вверх своими умненькими глазками.
Поскольку на улице начал накрапывать дождь, идею с шашлыком во дворе отбросили и попивали из бокалов вино, закусывая мягким козьим сыром и сладким печеньем.
После нескольких бокалов эта пара уже начала мне нравиться. Он – такой обходительный и даже чересчур вежливый, она слегка высокомерная, оба показывали своими манерами, что относятся к другому, более возвышенному миру, и нам просто повезло, что мы удостоены чести с ними общаться. Мне это казалось чуть-чуть забавным.
Они говорили о высоком, о музыке, о нищих на улицах нашего города, о голодающих Африки и о многом другом. Я внимательно слушал их рассуждения о милосердии и любви к ближнему и о том, сколько в мире несправедливости.
Хозяин с благородным видом изрекал:
– Вот, бывает, поможешь человеку, а в ответ тебе одна неблагодарность.
И его жена, подтверждая, кивала, вскидывая тонкие брови вверх.
А из-под стола через равные промежутки раздавалось:
– Папа кака! Папа кака!
Мой мозг, расслабленный вином, умилялся их речам и корил меня за то, что я не такой правильный и язвительно отношусь к этим замечательным людям, а сам очень часто прохожу мимо бабок, стоящих на улице с пластмассовым стаканчиком для монет. Что мне абсолютно безразличны голодающие где-нибудь в Зимбабве. Что для меня самое главное – это моя семья и близкие мне люди. И насколько я никчемный человек со своими меркантильными интересами.
На прощание я галантно приложился губами к ее руке, что говорило о том, что принял я сегодня достаточно, и обнялся с ее мужем, облобызав его в обе щеки.
Машину мы оставили на стоянке неподалеку от их дома, а сами отправились на такси.
– Валерка! А он, наверное, работает в какой-нибудь благотворительной организации? – поинтересовался я у приятеля, развалившегося на заднем сидении.
– Да, наверное, что-то с деньгами связано, какие-то кредиты или еще что, точно не знаю, ну, своя частная фирма… – пробормотал он сонно и задремал до самой Риги.
Через две недели я уже забыл о существовании этой пары, так, иногда вечером у телевизора, когда речь заходила о благотворительности, сразу вспоминал их.
Своего старого знакомого Гунара я встретил случайно на улице. Выражение его лица соответствовало первым осенним дням, было серое и унылое. После обычных приветственных слов он поделился неприятностями:
– Я в полной заднице! Квартиру банк отнимает! Верней, не банк, а одна финансовая контора! Три года назад я купил квартиру, внес пятьдесят процентов, а теперь остался без работы, и выплачивать кредит совершенно нечем. Все, я с детьми на улице, уеду нафиг в Ирландию! А сейчас иду в эту чертову контору.
Не знаю почему, но я вызвался сходить с ним туда за компанию, наверное, хотелось его как-то поддержать морально.
В кабинете он пробыл с полчаса и вышел совсем расстроенный, а вслед за ним оттуда появился мой знакомый, муж художницы. Увидев, что рядом с Гунаром стою я, он как-то странно, снисходительно улыбнулся, быстро поздоровался и, сославшись на занятость, скрылся за дверью.
– Просил отсрочку дать, месяца на два, чтобы мог квартиру сам продать, чтоб каких-то денег отбить. Не дали, будут продавать через аукцион, это же их чистый навар. Вот суки! – и Гунар спросил: – А ты что, этого знаешь?
И кивнул в сторону кабинета.
– Да нет, не знаю! Правда, слышал, что он «кака»!
Через два месяца Гунар уехал в Ирландию за новой жизнью. А этих случайных знакомых я больше никогда не встречал. Да и не хотелось.
* * *
Мария смотрела на Фарбуса, удивляясь, как все переплетено в этом мире. Еще совсем недавно она мечтала о таком наставнике и возможности хотя бы поговорить с ним об искусстве, а тут волею провидения они оказались за одним столом. И не могла найти слов, чтобы завязать разговор. Ее смущение не ускользнуло от Фарбуса. Решив прийти ей на помощь, он спросил:
– Как ваши успехи в живописи? Я был на одной из выставок в академии, и ваши работы заметно выделялись!
От неожиданного комплимента она смутилась еще больше, ее уши порозовели.
– Ну что вы, я еще только учусь!
– Что вас привело на это волшебный остров? Я так понимаю, если вы одна, это, должно быть, творческая командировка?
Она кивнула.
– Ну и что нового вы тут «натворили»?
– К сожалению, только вчера сделала небольшие наброски одного портрета…
– Можно взглянуть?
– Да, конечно, можно прямо сейчас.
Фарбус долго рассматривал лицо на холсте.
– Такое ощущение, что вы влюблены в этого человека. Это чувствуется в каждом мазке вашей кисти! Он, наверное, хорошо играет на флейте?
– Нет, это невозможно! Я с ним только что познакомилась.
– То, что вы с ним знакомы недавно, ничего не значит! Любовь или приходит сразу, или никогда! Поверьте, я это знаю!
– Он монах! И он принял обет безбрачия, а я замужем. Между нами ничего не может быть…
– Милая девушка, настоящая любовь – это когда люди соприкасаются не телами, а душами! Все остальное – для продолжения рода человеческого. И напоследок Фарбус сказал:
– Во всем самом прекрасном, что на земле создает человек, всегда присутствует любовь. Все, что создано без нее, пусто и бессмысленно. Так что желаю вам любви!
И он уже собирался уходить, но потом остановился, на секунду задумавшись, пристально посмотрел ей в глаза и сказал:
– Если приходит настоящая любовь, она будет светить тебе всю жизнь. Как это случилось с одним моим другом…