Когда Эрику исполнялось двадцать пять, он с нетерпением ждал своего дня рождения, чтобы можно было как следует отпраздновать с друзьями. Но с тех пор прошло целых пятьдесят лет, и большинство его верных приятелей кануло в Лету. Кто-то погиб в горах, а кто-то умер на больничной койке, а если повезло, то просто не проснулся. Ему пока везло, болезни обходили его стороной. Два раза в год он со своей женой Мадиной уезжал на несколько недель в горы и поднимался на вершины средней сложности. Конечно, прошли те времена, когда на подобные вершины он просто взбегал за считанные часы, но все равно это было ему под силу.

В тот день рождения они с женой были только вдвоем, и им совсем не было скучно. Бутылка вина разогрела память, и они все время прерывали друг друга: «А ты помнишь?» И память сразу рисовала в воображении далекие события, сольные восхождения на Кавказе, Памир, Гималаи и близкие Альпы. Мадина не была альпинисткой, но всегда ездила с ним в горы и любовалась белоснежными вершинами, ожидая в базовом лагере, когда он вернется. Но мысленно она была всегда с ним, там, наверху, он это знал, и это было важней самой надежной страховки. Многие из их друзей не одобряли их совместные горные путешествия, но на самом деле просто завидовали.

Однажды Мадина вспомнила:

– А ведь ты так и не сделал северную стену Эйгера, а жаль!

И тут Эрика пронзила сумасшедшая идея, и он просто сказал:

– А я ее сделаю!

Как же она испугалась, зная его характер! Он никогда не бросался словами, и если он так решил, это означало лишь одно – что в мыслях он уже в пути с ледорубом в руках и рюкзаком за спиной…

Прошло три месяца, никакие причитания и угрозы неминуемого развода не могли его поколебать, он только нежно ей улыбался, смотрел в ее глаза и обещал:

– Все будет хорошо!

– Ты просто выжил из ума, тебе же семьдесят пять, о чем ты думаешь?! – ставила перед ним невидимые глазу препятствия его жена. Но он был непоколебим.

Она смотрела на его ровную спину, не по годам пружинистую походку и понимала, что он ничуть не изменился за эти годы, по крайней мере, в душе, и он осуществит свою давнюю мечту, чего бы это ни стоило. И стала потихоньку собирать его в горы.

В Институте гражданской авиации молодого доцента Эрика Янсона и его супругу, преподавателя английского языка Мадину Янсон знали все не только как хороших педагогов, но и как неутомимых путешественников. И если находилась свободная «минутка», они прощались с городом Ригой и улетали куда-нибудь в середину или на окраину своей огромной в те времена страны, но только туда, где были горы.

Им тогда было около тридцати пяти, а их сыну Олежке всего семь, и для него это было самое первое путешествие в жизни. Родители взяли его с собой на Тянь-Шань. Мадина вначале была против и предлагала оставить ребенка у бабушки. Но Эрик хотел привить своему сыну любовь к горам и считал, что лучше всего начать именно с этого.

Долетев на самолете до Ташкента, следующие два дня они осматривали достопримечательности города, а потом сели в автобус и через несколько часов были у начала тропы.

Забитые до отказа рюкзаки гарантировали хорошее питание, а палатки со спальными мешками обещали теплые и уютные ночи. Любопытный Олежка так и рвался побежать куда-нибудь вперед по тропе, обогнав отца, но через несколько часов его пыл поугас и он покорно шел между отцом и матерью.

Первую палатку они разбили на высоте около километра неподалеку от хижины пастухов, которые предложили им лепешки и горячий чай. Вечер у костра, недолгая ночь, утренний чай, и они снова шагали к вершине хребта Заилийского Алатау. И так несколько дней.

С высоты 3889 метров они с восторгом смотрели на раскинувшуюся у их ног долину реки Чон-Кемин. Отдохнув и закусив всухомятку, стали спускаться вниз.

В горах не бывает просто – откуда ни возьмись, набежали облака, и с неба пошел снег, больше напоминавший крупную манку. Сильный ветер бросал колючие снежинки в лицо и, закрутив снежную карусель, совсем скрыл тропу. Так они спускались несколько часов, боясь сбиться с пути, но, к счастью, в этой свистопляске они наткнулись на большую пастушью палатку.

Гостеприимству в этих местах европейцам надо было бы учиться и учиться. Четыре дня, пока бушевал ураган, они из палатки почти не выходили. На пятый день небо очистилось, словно ничего и не было. Сердечно попрощавшись с хозяевами, они хотели двинуться дальше, но мощная вода смыла все ближайшие мосты, и им пришлось вернуться. Тогда один из пастухов оседлал лошадь и на ней по очереди перевез всех их через быструю воду на другой берег.

Еще три дня они перебирались через перевал Санташ. За четыре дня у пастухов припасы подошли к концу, из еды остался только ломоть венгерского перченого сала. Маленький Олежка еще два дня назад ни за что на свете не стал бы его есть, а сейчас уплетал всем на зависть.

У подножия перевала на тропе показался всадник в киргизском халате. Поравнявшись с ними, он спешился и согласно местным обычаям поинтересовался, кто они, откуда и не нужна ли какая-нибудь помощь.

Его лицо преобразилось, когда узнал, что они из Риги.

– Да у меня сын там учится! – и, не давая им вставить ни слова, продолжал:

– В институте гражданской авиации. Недавно письмо прислал, говорит, очень хорошие преподаватели. Но больше всех ему нравится учитель английского языка Мадина Олеговна!

За несколько тысяч километров от дома, далеко в горах, встретить отца одного из своих не самых лучших учеников и услышать из его уст, что о тебе думают твои студенты, – это может поразить кого угодно. Мадина и Эрик, стояли, не зная, что сказать. Увидев их изумление, горец спросил:

– Что-то случилось?

Тогда маленький Олежка ответил за всех:

– Мадина Олеговна – это же моя мама, это она там учительница!

Теперь с открытым ртом стоял горец.

Он ни за, что не хотел их отпускать, просил подождать, пока поедет сделать укол заболевшему барану, а потом пригласил их к себе в дом. Но у них уже совсем не оставалось времени, надо было побыстрее добраться до сердца Тянь-Шаня, озера Иссык-Куль. Наверное, такие слова благодарности говорят только на Востоке, но ради этого стоило бы проехать полмира. Они сердечно попрощались и отправились дальше.

Озеро как мираж появлялось на горизонте за горами и исчезало. Прошло еще много часов, пока они добрались до палаточного лагеря у его берега. Когда они были уже рядом, из одной палатки показалась небритая рожа:

– Ой, а я вас знаю – вы Эрик Янович и Мадина Олеговна! Я у вас учился в Риге.

Через час они сидели в окружении бывших студентов, их угощали потрясающим пловом, потом жарили шашлык из баранины. А Олежка очень гордился своими родителями.

С тех пор прошло сорок лет, а кажется, что это было вчера. Эрик давно уже не был в тех краях, сейчас было поближе куда-нибудь в причесанные Альпы, где на автобусе доезжаешь до нужной горы, выходишь на остановке и лезешь вверх. Все чересчур просто и обыденно. Но есть, конечно, места, куда тянет любого альпиниста, – это те вершины, на которых ты не успел побывать. Северная стена Эйгера притягивает многих экстремалов, тем более что первым ее покорил легендарный Герман Буль. Мечтал об этом и Эрик.

И все-таки Мадина поехала вместе с ним. В аэропорту «Рига» задержка самолета – большая редкость, но в этот день им пришлось отсидеть в кафе возле огромного окна с видом на взлетно-посадочную полосу больше четырех часов. Их даже накормили бесплатным обедом. До Цюриха они долетели без приключений, а оттуда на нескольких поездах, ходивших по расписанию с точностью швейцарских часов, добрались наконец до уютного городка Гриндельвальд, где остановились в апартаментах с великолепным видом на Эйгер, который в лучах заходящего солнца казался огромным и неприступным.

На следующий день они взяли маленькие рюкзаки, положили туда пару бутылок воды, несколько бутербродов и отправились обследовать местность.

Вверх к подножию громадины Эйгера вела извилистая тропа. Конечно, туда можно было и доехать на маленьком специальном поезде из нескольких вагонов, в которых поднимали ленивых туристов. Но это было не для них. Вдохнуть свежий утренний воздух гор с ароматом альпийских лугов, наслаждаться открывающимися перед тобой пейзажами, когда по твоему лицу стекают струйки пота, – только тогда ты сможешь ощутить себя частью всего этого величия и красоты. А когда ты все это видишь через прозрачное стекло, ощущение, словно сидишь перед телевизором на мягком диване и смотришь «Клуб кинопутешествий».

Здесь зелень кончалась, и вверх уже шла каменистая тропа. Чем было выше, тем суровей – редкая трава пробивалась среди разбросанных валунов, и ветер уже не казался таким теплым, а с ледников приносило запах зимы, словно включили гигантский кондиционер.

Недаром эту гору прозвали Белой коброй, или Стеной смерти – она казалась совершенно неприступной, страшной и в то же время непреодолимо манящей. И многие под гипнозом этой горы-кобры становились ее жертвами.

Горячий сладковатый чай из термоса, бутерброды, аккуратно разложенные Мадиной на большом валуне, и потрясающий вид Гриндельвальдской долины привели Эрика в приподнятое настроение.

Он смотрел на этот склон и вспоминал всех тех, кто пытался на него подняться. Удалось это немногим, и одним из них был его кумир Герман Буль. Там в далеких пятидесятых прошлого века погиб известный итальянский альпинист Стефано Лонжи. Его тело не могли снять с горы несколько лет, из-за чего в деревне Клейн Шеддег местные жители за большие деньги сдавали в аренду подзорные трубы, чтобы любопытные до неприличия туристы могли полюбоваться на погибшего героя. Может быть, это и есть та смерть, ради которой стоит жить и стремиться к чему-то недостижимому? Правда, один из столпов альпинизма Вальтер Бонатти, не поднявшись на эту гору, сказал: «Никакая гора не стоит человеческой жизни!» Но Эрику так хотелось вдохнуть в себя этот неповторимый дух авантюризма, удачи или поражения.

На следующий день он вышел из дому в пять часов утра с большим рюкзаком за плечами и такими же большими надеждами. Перед самыми дверями его обняла Мадина и тихо произнесла:

– Помни, ты живешь в этом мире не один!

Ему было хорошо знакомо это предстартовое волнение, от которого даже слегка подташнивает. Он размеренно шагал по тропе, но его мысли были не на горе, они были рядом с Мадиной. Он вспоминал, как они познакомились, как впервые, словно случайно, дотронулся до ее щеки губами. Как она родила ему первого сына. И многие другие моменты жизни пробегали перед его глазами: первый поход в горы вместе с ней, потом с детьми; жизнь казалась удивительно длинной, и воспоминаниям не было конца. До подножья оставалось уже совсем недалеко.

Мадина испугалась неожиданного стука в двери, понимая, что ей могут принести любую весть.

За дверью стоял счастливо улыбающийся Эрик, похожий на озорного, слишком быстро поседевшего мальчишку, а не на степенного институтского профессора.

– Мадиночка! Самую большую высоту в своей жизни я покорил много лет назад! И эта высота – ты! И зачем мне рисковать, если я могу ее лишиться? Ни за что! Дай я тебя поцелую!..

Они целый вечер проболтали, вспоминая свои путешествия по горам, запивая их молодым красным вином и чувствуя, что у них все еще впереди.

* * *

Полная луна и яркие созвездия отражалась на ровной поверхности бассейна. Казалось, что можно разбежаться и нырнуть к самым звездам. Отдыхающие разбрелись по своим номерам и в воздухе повисла тишина, птицы заснули высоко в скалах и кронах пальм. Фарбус лег на влажный от ночного воздуха шезлонг и стал разглядывать небо, словно что-то там искал…

Рядом с созвездием Большой Медведицы появилась едва заметная точка и, словно маленький метеорит, ярко прочертила полнеба и остановилась прямо над ним. Он приподнялся на локте и с любопытством стал всматриваться в знакомый силуэт с луком и колчаном со стрелами за спиной.

– Здравствуй, добрый друг всех мечтающих о любви!

– Привет, Фарбус!

– Что нового во Вселенной?

– Как всегда, свет и рядом тьма! Как ты?

– Ищу!

– Та, что ты видел сегодня, – это не она!

– Знаю. Сегодня я увидел по ее рисунку, что она влюблена! Твоих стрел дело?

Амур чуть заметно улыбнулся:

– И кто-то сегодня объяснил ей это. Ты опять начал заниматься своей работой?

Фарбус задумался.

– Наверное, я никогда и не прекращал.

– Знаю!

– Ты раньше посылал в ее сердце любовь? Или это впервые?

– Нет! Это впервые! Но это из первых лучей солнца на всю жизнь! И они все равно вместе не будут – он монах и необычный человек.

– Такой, как я?

– Нет! Он создан извращением человеческого ума, но, вопреки этому, ему дана чистая душа с незаурядными способностями. Ты же знаешь, не всякий, имеющий руки и ноги, может считать себя человеком.

– Я бы хотел на него взглянуть.

– Нет ничего проще! Он в монастыре на вершине вон той горы, – и Амур указал рукой вверх, в темноту.

Солнечный луч пробился сквозь листву и упал Фарбусу на лицо, отчего тот сразу проснулся. Ранние любители загара с полотенцами подмышкой быстрым шагом, словно могут опоздать, торопятся на берег моря. Более расчетливые еще с вечера бросили свои полотенца на шезлонги и спокойно завтракают на террасе, потребляя в неимоверных количествах немецкие сосиски, жареные яйца, козьи сыры, йогурт, запивая все это свежими соками или бесплатным местным вином.

Запах свежесмолотого кофе приятно защекотал ноздри и заставил подняться. Фарбус немного постоял на краю бассейна, потом скинул с себя майку, шорты и нырнул в отдающую голубизной воду. Остатки сна растворились в прохладной утренней воде. В несколько взмахов Фарбус пересек неширокий бассейн, потом проплыл в обратном направлении, поднялся по ступенькам из воды и долго растирался полотенцем, вспоминая ночную беседу с Амуром, которого почему-то иногда стал забывать, словно он стирался из памяти. И еще раз удивился, как люди не ценят дара любви, меняя его на сытую, быстро проходящую жизнь в окружении таких же заурядных людей, как и они сами.

Конечно, у всех жизнь складывается по-разному…