Фарбус его знал совсем другим. На его мускулистом торсе всегда была блестящая кольчуга, которая сверкала на солнце, словно сотканная из бриллиантов, в руках беспощадный меч правосудия и пронзительный взгляд, от которого ничего нельзя было утаить. А за ним стояло все его воинство против несправедливости и зла. И вряд ли кто на земле догадывался, что его соратники с ним во главе уже давно среди людей.

К шести часам вечера машины забивали до отказа улицу Меркеля и медленно ползли к перекрестку возле Академии художеств. Особо нетерпеливые и неопытные пытались перестроиться из одного ряда в другой, но быстрее от этого вперед не продвигались. Тут было все задумано свыше.

Неизвестно сколько лет тому назад на этом перекрестке появился мужчина с восточным лицом по имени Миша. На нем была накидка с вышитым красным крестом, на шее висели прозрачная коробка для сбора денег и небольшой плакат, на котором яркими буквами было начертано «Сбор средств для поиска пропавших детей» и что-то еще, что могло сделать проезжающего человека более жалостливым.

Как только автомобили застывали у перекрестка, он медленно проходил вдоль тротуара, чтобы они успевали прочесть надпись. На мгновение останавливался там, где из окна высовывалась рука с монетами. Он благодарно, по-отечески улыбался, бросал монеты в коробку и, поблескивая стеклами своих круглых очков, шел дальше. Когда машины начинали двигаться, он возвращался на свою исходную позицию, и все начиналось сначала.

В середине дня он отправлялся на перерыв. В левом кармане пиджака у него всегда лежали бутерброд с тонко нарезанной корейкой и несколько ломтиков российского сыра, завернутых в прозрачный полиэтиленовый пакет. В правом кармане были пачка папирос «Беломорканал» и коробок спичек, произведенных еще в советское время Рижской фанерной фабрикой. Где он их доставал, для всех, кто видел, как он прикуривает, оставалось загадкой. Некоторые пытались у него «стрельнуть» раритетную папироску, но он грустно смотрел большими карими глазами сквозь толстые стекла очков и, виновато улыбаясь, неизменно отвечал: «Извини, осталась последняя!» И это не потому, что он был конченым жмотом, просто там, откуда он явился, для людей это считалось грехом, приравненным к самоубийству. А он любил людей, со всеми их пороками и недостатками, поэтому и жалел.

Случалось, что он пропадал на несколько дней, и многие, кто привык его всегда видеть на этом месте, начинали волноваться. Может, с ним что-то случилось? Но вскоре он снова появлялся и опять продолжал свою миссию.

Иногда он доставал из бокового кармана телефон и куда-то звонил: «Вас беспокоит Михаил! Вы знаете, Владимир Астапчик сегодня пожертвовал пять латов! Он дал бы и десять, но рядом была жена. Вы же знаете этих женщин, она не жадная, просто очень экономная и уговорила его на пятерку». И кто-то отвечал: «Ну и отлично, значит, искорка в нем еще есть! А как там банкир этот, на «Бентли», все рожу в сторону воротит?» И Михаил докладывал: «Как всегда. Все без изменений!» И голос спокойно приказывал: «Надо намекнуть ему, что жизнь на земле – это преходящее явление».

И на следующий день в газете появлялось сообщение: «Водитель автомобиля «бентли» не справился с управлением, и машина врезалась в стоящий на обочине грузовик. Водитель в тяжелом состоянии доставлен в больницу».

Конечно, не всегда было так трагично, иногда люди просто заболевали и, борясь с недугом, начинали задумываться над мирским бытием. Но это приходило только тогда, когда в сердце еще оставалась искорка…

А Михаил, снова и снова, изо дня в день, появлялся на этом перекрестке, проверяя людей на искорку доброты и сострадания в их душе.

Даже несмотря на отсутствие у него архангельских крыльев, Фарбус узнал его сразу. Но денег не давал, надеясь в душе, что, может быть, его побыстрее отсюда заберут. Да Михаил у него бы и не взял, отлично зная, кто он такой и что тут делает. И проходя мимо его машины, просто приветливо улыбался.

Если у Фарбуса в машине сидела женщина, он мельком смотрел на пассажирку, сразу определяя, кто она. И однажды, проходя мимо, сказал, как будто в никуда: «Не глазами смотри! Сердцем смотри!» И прошел дальше.

Это Фарбус и сам знал.