На пятой палубе круизного лайнера «Лирика», совершающего очередной рейс в Атлантическом океане по экзотическим островам, собралась разнообразная и интересная публика. В основном это были итальянцы, глубокие старики и старухи, где-то в глубине души мечтающие умереть красиво – во время роскошного путешествия, а не дома, в кровати, обложенным грелками со всех сторон в помощь уже остывающей крови.

Публика была разодета в смокинги и вечерние платья по случаю устроенного капитаном приема, где он представлял пассажирам высший офицерский состав команды корабля. Туда затесалось и несколько человек среднего возраста, и пара вертлявых юнцов, насмотревшихся фильмов про итальянскую мафию и теперь старательно изображавших «крестных отцов».

Один из них постреливал глазами вокруг с таким выражением лица – пусть кто-нибудь только дернется, и он сотрет его в порошок. Но старики его не замечали, они радовались этому маленькому празднику, устроенному в их честь, и наслаждались каждой минутой, поднося дрожащей рукой ко рту бокал с шипящим шампанским. И скорей всего, многие из них действительно имели непосредственное отношение к тем далеким годам, когда бились насмерть между собой преступные кланы. А сейчас это были приятные старички с добрыми лицами.

Мне тут нравилось все, за исключением вечерних приемов, где была обязательная форма одежды «гала», что просто сводило меня с ума. Вечерние платья на старушках, которым далеко за семьдесят, галстуки-удавки под горлом у их седовласых спутников создавали впечатление, что это просто репетиция перед похоронами, и они прикидывают, в чем им лучше лечь.

У некоторых джентльменов, с виду еще довольно молодых, вроде меня, белоснежные рубашки и бабочки под горлом не позволяли отличить, кто официант, а кто приглашенный, и только экзотические лица обслуживающего персонала из Индонезии выдавали, кто есть кто.

Многие взоры притягивала к себе крупная женщина в красном, лет сорока пяти. С первого взгляда было видно, что она готовилась к этой поездке очень серьезно и спать одна не собирается, поэтому она надела обтягивающее яркое платье, рассчитанное на сексуальных гурманов. Оно подчеркивало каждую складку ее тела, демонстрируя всем, что голодать ей не приходится, и то, что где-то люди недоедают, – это не про нас.

Мне же она напомнила самый большой страх моего детства, здоровенную породистую свинью в деревне у бабушки – правда, та была не красного, а розового цвета, и я ужасно ее боялся, когда она смотрела на меня сквозь прорези деревянной ограды своими маленькими ненасытными глазками. Но потом, когда хрюшку закололи перед Рождеством, мне стало ее безумно жалко, и за праздничным столом я наотрез отказался есть отбивные из знакомой свиньи.

А сейчас, несмотря на теплый вечер, почему-то захотелось сала с водкой вместо холодного шампанского.

Языковой барьер оставлял мне на выбор два варианта – прикидываться глухонемым или просто на любой вопрос глупо улыбаться. И я выбрал улыбку, кляня себя за то, что не выяснил до поездки, будут ли тут мои соотечественники, с которыми можно опрокинуть по стопке водки и обсудить мировые проблемы.

Бармен, чернокожий верзила, скучающе смотрел по сторонам, ожидая, что кто-нибудь хоть что-то закажет. Но публика, одетая в дорогие вечерние платья и костюмы, поблескивая драгоценностями, пила дешевое бесплатное шампанское и не изъявляла желания тратить деньги на более качественный продукт.

Несколько фужеров кислого шипящего напитка привели меня в более подходящее настроение, и сразу очень захотелось общения. Но общаться, не зная итальянского, можно было только с самим собой. Праздник вокруг явно обходил меня стороной, потянуло на зевоту, и я потихоньку стал пробираться к выходу на верхнюю палубу.

Огромные винты взбивали темно-синий океан и оставляли за лайнером широкий бирюзовый след с белой пенной каймой. Безбрежные просторы постепенно окутывала своим покрывалом ночь. С одной стороны на небе уже стали появляться звезды, а с другой на горизонте был виден след утонувшего солнца. Теплый ветер обдувал лицо и лохматил волосы своей невидимой рукой. Было скучно и одновременно как-то очень хорошо, наверное, потому, что некуда и незачем было спешить. Просто стоять, опершись на борт, смотреть в темноту и ни о чем не думать.

Я долго стоял один на корме и с высоты десятого этажа разглядывал далекие огни кораблей, наслаждаясь приятными мгновениями, о которых я грезил еще в детстве, начитавшись книг о великих морских путешествиях. И, погруженный в свои мысли не заметил, что неподалеку от меня стоит еще один человек, устремив свой взгляд в черную даль так, словно он мог разглядеть за ней что-то невидимое мне. Потом, словно очнувшись, он посмотрел в мою сторону и приветственно кивнул мне головой. Я кивнул ему в ответ. Мы еще долго так стояли молча. За это время я смог его рассмотреть. Это был мужчина далеко за семьдесят, но стариком его называть не хотелось – он был подтянут и строен, чего нельзя было сказать обо мне. Темный костюм элегантно облегал его фигуру, а вместо галстука поверх рубашки был повязан цветной платок, и я подумал, что он похож на француза. Седые, длинные и густые волосы и черные усы на худом, испещренном морщинами лице делали его похожим на художника или писателя. Я старался разглядывать его незаметно, скосив глаза, но он был весь в своих думах, и мое присутствие его совершенно не волновало. Вскоре откуда-то набежал прохладный бриз, и я спустился вниз.

Огромное окно во всю ширину каюты раздвигалось в разные стороны, открывая выход на лоджию, где стоял небольшой столик и два удобных раскладных кресла красного дерева. Вид на океан здесь был ничуть не хуже, чем наверху, просто был ограничен одной стороной, немного не хватало простора, что открывался с верхней палубы. Но зато тут была бутылка виски, любимая женщина и широкая удобная кровать.

Утро. Небо переливалось разноцветными красками, оно становилось светло-зеленым, потом превращалось в розовое с ярко-белыми вкраплениями, через секунду все исчезало, и уже желтый с красным играл в облаках у горизонта. Вдруг, непонятно почему, все как-то поблекло, и в одно мгновение из океана вырвался ввысь яркий столб белого света, разлившись по всему небу. Я без остановки щелкал камерой, пытаясь запечатлеть это торжество света, заранее зная, что никакая фотография этого не передаст.

Каждое утро я стою на палубе с камерой в руках, пытаясь сделать редкий кадр, и всякий раз встречаю на ней человека, которого про себя прозвал французом. Он просто любуется восходом и уходит, только когда солнце полностью покажется из океана.

Во время завтрака он сидит через два столика от меня в окружении трех элегантных пожилых дам. Они неторопливо разглядывают меню, а потом заказывают у предупредительно стоящего неподалеку официанта, как я заметил, каждый раз почти одно и то же – горячие булочки, йогурт, фруктовый салат, омлет и черный кофе, молоко отдельно. Утром тут практически все заказывают одно и то же. Молодежь насыщается быстро и убегает на верхнюю палубу понежиться на солнце, а остальные чинно поглощают завтрак, запивая его горячим, ароматным кофе.

Мне интересны эти люди – за их плечами более семи десятков лет, сколько бы они могли мне рассказать увлекательного из своей долгой и, надо полагать, далеко не серой жизни. Но это несбыточное желание, пройдет еще немного времени, и они унесут истории своих жизней навсегда.

Я долго бродил по палубам, разыскивая свою жену, и уже начал волноваться. Через несколько дней после отплытия из Генуи на лайнере появилась пара человек с загипсованными руками, а у одной женщины была до колена забинтована нога. Океан, качка, – всякое бывает.

Она стояла на корме, там, где я любил по утрам щелкать камерой, рядом с тем самым интересным пожилым мужчиной, и, к моему удивлению, разговаривала с ним.

Мы познакомились, его звали Владом, он и вправду оказался почти французом и очень неплохо говорил по-русски.

Утром они вместе поднимались на лифте, он спросил у нее что-то на итальянском, она улыбнулась в ответ и непонимающе пожала плечами, он перешел на французский, потом на немецкий, и только когда добрался до английского, она смогла объяснить, что она русская.

Он очень обрадовался и сказал: «Я так люблю русских! Во время войны нас с женой сослали в Казахстан. Я был в польских войсках инженером, и, если бы не русские, мы бы там не выжили». Так началось наше знакомство. Русские сослали его, и они же помогли ему выжить, а он их за все за это еще и любит!?

Вечером Влад пригласил нас в итальянский бар и объяснил свое отношение: «Простой человек не правит этим миром, он подчиняется воле сильных и делает в основном то, что ему приказывают правители. Не будет выполнять – умрет сам. А когда он живет обычной жизнью, он совсем другой», – и добавил: «Есть хорошая польская пословица: «Когда паны дерутся, у холопов чубы трещат». А мне с женой именно обычные холопы выжить и помогли. Нас высадили с поезда недалеко от большого села – мороз, вьюга, – и дали лопаты – землянки копать. Но как ты землю эту мерзлую расковыряешь? И местные жители разобрали нас по своим домам, чтобы мы насмерть не замерзли. Многих у себя жить оставили, и нам с женой повезло. Несколько лет чужие люди делили с нами свой кров и еду, думаю, что родных таких не бывает». Мы долго еще разговаривали в этот первый день нашего знакомства и ушли из бара одними из последних.

Пассажиры высыпали на палубу и с любопытством наблюдали, как лайнер, выполняя сложный маневр, подходит к причалу острова Мадейра. К его склонам прилепились тысячи домов, между которых змейками протянулись дороги до вершины перевала. Пальмы, кипарисы и множество других неизвестных мне растений покрывали склоны. На набережной прилепились друг к другу десятки кафе. Кроме того, там был огромный воздушный шар с прикрепленной к нему снизу большой корзиной, в которой стояли столики со стульями для гостей. Туристы, попивая знаменитую терпкую мадеру и кофе с пирожными, медленно поднимались вверх к небесам, обозревая окрестности.

Мне захотелось поскорее вытащить из каюты жену, поскорее сбежать с ней на берег и забраться в эту корзину. И тут я услышал за спиной голос французского поляка: «Вам нравится?!» – и, не дожидаясь ответа, продолжил: «Когда я с женой впервые увидел этот остров, мы только и думали, как бы побыстрей на него спуститься с корабля. А этот шар, – он указал рукой в сторону берега – тут, наверное, уже пару десятков лет! Мы с женой тоже поднимались. Как это было давно! Прошло уже пять лет… А кажется, что это было только вчера».

По его интонации я понял, что его жена уже ушла из этого мира, и почувствовал, что Мадейра для него как встреча с чем-то очень близким. Но его лицо ничем не выдавало внутренних переживаний, на миг мне даже показалось, что я ошибся. Он задумчиво посмотрел на меня и предложил: «Хотите, я буду вашим гидом? Мне тут знаком почти что каждый камушек!» Я с радостью согласился.

Наклонная теневая сторона улицы – самое лучшее место для летнего кафе в в такую жару. Все столики заняты, но нам удается пристроиться с самого края у входа. Спинка моего стула упирается в кадку с пальмой, немного неудобно, но ничего, главное – мы сидим. Мы заказываем свежий апельсиновый сок и джин с тоником, медленно потягиваем через трубочки напитки и рассматриваем публику, которая медленно прогуливается то в одну, то в другую сторону. Влад рассказывает нам о местных рукодельницах, которые вышивают удивительной красоты салфетки и скатерти, о производстве специфического местного вина – мадеры.

Потом ненадолго замолкает и продолжает о другом: «Я в этом кафе последний раз был с женой пять лет назад, она у меня тогда много ходить уже не могла, и я возил ее в коляске. Мы сидели вон за тем столиком у витрины. Она у меня очень цветы любила, и в тот день я ей принес сюда большой букет из стрельцов и орхидей».

Медленно едем на машине по крутому серпантину дороги куда-то вверх, к самому старому собору на острове. Навстречу попадаются большие туристические автобусы, от чего замирает сердце – а вдруг не разъедемся. Но водители тут – настоящие асы, и несколько миллиметров, отделяющих машины друг от друга, – здесь это нормально.

Сверху просматривается вся бухта, в которой у причала стоят уже два огромных океанских лайнера и множество парусных яхт, при виде которых у меня всегда разгорается страсть к путешествиям. Я закрываю глаза и вижу, как лечу по волнам, управляя парусами, тут адреналин подступает к горлу и в душе кипит жажда битвы со стихией. Да, это тебе не каюта с балконом и телевизором. Во всем есть своя прелесть, там не полежишь с бокалом виски, наслаждаясь мгновением, там надо вкалывать.

Время летит быстро, и вот мы уже спускаемся вниз на странных санях по асфальту, это необычно и смешно, но и на этом зарабатывают деньги.

Прощаемся с Владом на нашей палубе, он благодарит нас за приятно проведенный день.

О, как хорошо вытянуться на кровати после долгой прогулки по склонам Мадейры! Через несколько минут уже вскакиваю, достаю из мини-бара свою собственную бутылку виски, лед, наливаю в два стакана, разбавляю содовой и удобно устраиваюсь в кресле напротив жены. Какая на фиг яхта! Я с наслаждением делаю большой глоток. Лайнер издает прощальный гудок, и мы снова в океане. Мадейра постепенно исчезает за горизонтом, становиться прохладно, даже виски не помогает. Мы ретируемся с балкона и продолжаем выпивать, делясь впечатлениями. Жена моя тоже заметила внутреннюю боль нашего нового знакомого и сказала: «Он на этом корабле не из-за радости путешествия, он здесь от тоски». Я соглашаюсь.

Утренняя сырость проникает даже через плотное окно. Я поднимаюсь с кровати, раздвигаю стеклянные двери и в одних семейных трусах, трепещущих под порывами ветра наподобие флага, любуюсь огромными широкими волнами, которые плавно качают лайнер вверх и вниз, как на качелях. Скоро завтрак, он становится ритуалом, мы уже и есть-то не хотим, но надо – за все заплачено, да и себя нужно хоть как-то развлекать между двухдневными переходами.

Мы улыбаемся Владу и киваем ему головами, он тоже рад нас видеть, вместе с ним нам приветливо кивает его дамское окружение – видно, он о нас уже рассказал своим спутницам.

Меню выучено наизусть. Снова фруктовый салат, омлет, булочки и кофе. Официанты-филиппинцы снуют между столами с приклеенными улыбками. И занесла же их нелегкая в Италию в поисках заработка! Но они, кажется, довольны. Нас каждый день обслуживает один и тот же филиппинец. По секрету он мне сказал, что он, как и мы, христианин. Наверное, думает, что получит от меня больше чаевых, но я ему так же по секрету говорю, что я кришнаит. Он, расстроенный, отходит от стола – не угадал. Если бы он еще знал, что я сам довольно долго бегал с подносом по залу и все эти дешевые уловки знаю, как азбуку, ему бы не пришлось радовать меня своим фальшивым вероисповеданием. Но он все равно мне мило улыбается и, прощаясь, говорит: «Кришна – это тоже очень хорошо!» А я в знак согласия молитвенно складываю руки.

Наташа с книжкой спряталась от солнца под навесом на палубе, а я разлегся в шезлонге на самом солнцепеке, пытаясь впитать в себя солнце с запасом на всю нашу холодную зиму. Меня охватывает дремота, и я попадаю в пространство между явью и еще чем-то, откуда-то слышится гул итальянской речи, и я забываюсь смутным сном. От легкого прикосновения чьей-то руки открываю глаза и, приподнимаясь на локтях, непонимающе верчу головой по сторонам. Надо мной стоит Влад и по-отечески предупреждает: «Владимир, тут опасное солнце, так лежать нельзя, будь осторожен». Я благодарю его и ухожу в тень к жене. Она всплескивает руками: «Да ты весь красный, как рак!» Остаток дня провожу в каюте, солнце просто ненавижу, все тело горит, а лицо словно прижгли утюгом.

К вечеру становится полегче, но на ужин все же идти отказываюсь. Наташа со мной солидарна.

Ночью от качки поскрипывают перегородки каюты. Просыпаясь, начинаю вспоминать фильм «Титаник» и радуюсь про себя – сюда айсберги не доплывают. Внутренний голос пугает: «Сейчас идет глобальное потепление, чем черт не шутит! Недавно в Антарктиде льдина оторвалась размером с Францию, ой как она долго таять будет!» Потихоньку, чтобы не разбудить Наташу, натягиваю джинсы, майку, осторожно открываю дверь и выбираюсь по лестнице-трапу на верхнюю палубу, посмотреть, как там по курсу. Наверху все нормально, бары работают, бассейны покрыты сеткой, чтобы подгулявший пассажир случайно не потонул. Все красиво сверкает огнями, но тут пусто, все спят. Становится немного грустно, не хватает здесь славянского огня, официанты, как очумелые, бегали бы до утра, разнося полные бокалы, и только с самым рассветом, может быть, пассажиры разбрелись бы по каютам, а кто-то остался бы встречать солнце прямо на палубе. Да, еще раз посетовал я, они – это совсем не мы.

Обойдя по кругу всю палубу, на корме я наткнулся на темную фигуру у поручней и уже собрался было повернуть назад, чтобы не нарушить чье-то уединение, как меня окликнул голос: «Владимир!» Это был наш почтенный новый знакомый. «Вы совсем мало спите!» – поприветствовал я его. «В моем возрасте люди мало спят, а если уснут крепко, так это навсегда», – как-то невесело пошутил он и предложил: «Может, по стаканчику хорошего вина?» Я бодро согласился: «Можно даже по два, а потом посмотрим». Есть все же на этом корабле настоящие славяне.

Вино в фужере на длинной ножке покачивалось в такт волнам, мы долго сидели и молчали, разговаривать не хотелось. Выпили за удачное путешествие, за знакомство, потом заказали еще.

Я немного расслабился, стало легче, и я спросил: «А кто эти ваши попутчицы, которые завтракают с вами?» – «Мы вместе ездим по морям уже двадцать лет. Вначале нас было четыре пары, потом мужчины начали по одному уходить, семь лет назад осталось четыре женщины и я. По большому счету, следующим должен был быть я, но судьба меня наказала, и моя жена умерла первой. – Он поднял бокал – Пусть земля им будет пухом. Конечно, не земля – мы тут завели традицию: после кремации пепел рассыпать над океаном. Дай Бог им царствия небесного!» – и мы, не чокаясь, выпили.

В темноте было видно, как по морщинке от глаза к усам поползла слеза. «Вы извините меня, молодой человек, слабость души, вернее, боль. Говорят, время лечит, но это неправда – расставание с любимым человеком вылечить нельзя. Мы сидим за столом с этими почтенными вдовами, и все разговоры только о них, о тех, кто уже ушел. Вроде сидим вчетвером, а незримо нас там восемь. Устал я от этого, тоскую очень».

Мы снова замолчали. Бармен скучающе смотрел на нас в ожидании, что мы что-нибудь еще закажем. Я поднял руку, и через секунду рядом уже стоял официант. «Еще два бокала». Но Влад извинился и сказал: «Спасибо, мне пока достаточно, я пойду немного продышусь. Счастливо тебе!» – и, как-то ссутулившись, пошел по трапу вверх на корму, где мы с ним часто встречались.

Оставшись с двумя бокалами вина, я заскучал, выпить еще очень хотелось, но чего-нибудь другого, пока мой товарищ пошел подышать свежим воздухом. «Виски, пожалуйста».

Как описать черное небо над Атлантикой с мириадами алмазных звезд над головой, когда ты ощущаешь себя меньше песчинки! Кажется, что оно вечное, и тут вдруг огненная дуга метеорита на мгновение разрезала его пополам. Вечные звезды – и звездочка на миг. Запрокидываю голову и любуюсь этим чудом.

После одного виски я заказал еще, в ожидании, когда подойдет Влад, но его все не было и не было. Я попросил дружелюбного официанта, чтобы тот посмотрел, где мой друг. Он быстро взбежал наверх по ступеням и через минуту уже вернулся, подошел ко мне и, пожав плечами, сказал: «Его там нет. Он, наверное, ушел в свою каюту».

Далеко внизу, под кормой, винты превращали воду из темно-синей в бирюзовую. Хмель улетучился от того, что могло произойти. Я смотрел в эту бездну воды, осознавая, что он не мог вернуться в каюту, не пройдя мимо меня. Напрягая зрение, я смотрел в длинный след взбитой воды. Начинало казаться, что мне кто-то машет рукой. Внутри появилось смутное чувство вины, словно я мог его остановить. «А вдруг он как-то прошел незаметно и сейчас преспокойно спит в своей каюте? – схватился я за успокоительную мысль. – Да, да, наверное, так оно и есть».

Спустившись вниз, я выпил залпом еще виски, пришел в свою каюту и попытался уснуть. Назавтра наше путешествие заканчивалось, и лайнер прибывал в Геную.

Пассажиры группами столпились в ожидании своих чемоданов. Вскоре и мы двинулись к выходу.

Неподалеку от трапа, ведущего вниз с корабля, стояли три пожилые дамы, что путешествовали с вместе Владом, и, оживленно жестикулируя, разговаривали с офицерами лайнера.

Наверное, он просто устал ждать.