Гонцы с вестью о смерти Юлия опередили в Урбино Джулиано. Для доставки срочных вестей из Ватикана имелись специальные гонцы. При монастырях на дороге имелись конюшни, где всегда стояли оседланные свежие лошади. Гонец выезжал из Рима, скакал до аббатства Римио, передавал письмо другому и так далее, далее, далее. Бумага была в пути непрерывно, передаваясь по эстафете.

Поэтому письмо от кардинала де Шарни прибыло к кардиналу Джованни раньше, чем Джулиано.

Младший Медичи не встретил, вопреки своим ожиданиям, никакого сопротивления.

— Ах, мой бедный брат, прости меня, прости! — все, что сказал ему Джованни при встрече.

Конклав должен был собраться через две с небольшим недели, и кардинал с утра до ночи читал письма, которые составлял Биббиена для отправки их сторонникам. После «Сиенского инцидента» кардинал перестал слепо доверять своему секретарю.

— Что случилось? — Джулиано настороженно огляделся. Вокруг было как в пчелином улье.

— Как? Ты разве не знаешь? — изумился Джованни. — Юлий умер! Теперь Панчифика будет в безопасности. Правда… Не знаю, как сказать тебе… Она так плоха…

— Мессере Леонардо еще здесь? — тревожно спросил Джулиано.

— Да, только он… он очень занят… — кардинал скосил глаза в сторону.

Джулиано не стал больше расспрашивать его и бросился вниз.

— Конди! — он громко постучал в дверь. — Кроче, отопри! Это я!

Дверь распахнулась. Заплаканная, осунувшаяся мавританка разразилась рыданиями.

— О боже! Ваша светлость! Мы уже не надеялись, что вы вернетесь!

* * *

Джулиано отодвинул ее в сторону и бросился внутрь.

— Конди! — крикнул он, влетая в комнату.

Увидел Панчифику, он не смог удержаться от слез.

Она едва дышала и походила на высохший цветок.

— Конди, очнись! — Джулиано схватил ее за плечи, но, испугавшись, что сильный толчок убьет девушку, мягко разжал пальцы.

— Она не ела и все время плакала, — слезы лились из глаз Кроче ручьем. — Мессере Леонардо и его ученики все делали, чтобы унять ее печаль. Но потом она решила, что вы умерли, ваша светлость, как ее мать, и она сошла с ума от горя. Она отходит, ваша светлость, сделать уже ничего нельзя…

Джулиано тяжело рухнул на колени, рядом с изголовьем девушки:

— Прости меня! Прости!

Неожиданно ее бледные веки дрогнули. Глаза открылись. Она взглянула на Джулиано, и легкая улыбка коснулась ее губ.

Джулиано обхватил ее лицо ладонями и приблизился к нему:

— Это я, Конди! Это я!

Глаза его расшились от ужаса. Дрожащей рукой он взял со столика рядом зеркало и, с трудом удерживая его в омертвевших пальцах, поднес к губам Панчифики. Поверхность осталось гладкой. Дыхания не было.

* * *

Крик Джулиано докатился до самых отдаленных уголков замка. Его услышал и Леонардо, спешно исполнявший новый тайный заказ кардинала.

— Она умерла, — сказал он и схватился рукой за стол, потому что ноги внезапно отказались ему служить.

Франческо бросился за табуретом и усадил учителя.

Тот не мог говорить. Слезы лились по его щекам прямо на кусок древнего холста. Того самого доказательства, что когда-то лишило Панчифику права на собственную жизнь.

— К-как же так? — заикнувшись, спросил Мельци. — Он ведь обещал, что отпустит Панчифику, передаст под вашу опеку, если вы сделаете для него эту плащаницу! Господи, что же это?…

Франческо схватился за голову.

Леонардо поднялся, взял дрожащей рукой губку, обмакнул ее в тигль с кипящим, дурно пахнущим веществом, и приложил к холсту. Выверенными движениями он специальным раствором покрывал холст, на который таким же способом уже был нанесен силуэт человеческого тела.

— Неужели… неужели вы продолжите? — едва слышно спросил Мельци.

Леонардо не ответил.

И тут Франческо заметил, что рисунок, который учитель наносит на холст, отличается от эскиза, лежавшего рядом.