Кардинал Адриано де Корнето прибыл утром в полном облачении для мессы. Александр Борджиа почти не слышал его затаенного, едва различимого дыхания. Зато чувствовал страх. Кардинал боялся. Боялся как никогда в жизни. Кислый запах его пота, какой бывает у страдающих желудочными коликами, вызывал у папы тошноту. Старый Борджиа любил все сладкое и цветущее.

— Больных и уродливых следовало бы гуманно умерщвлять из христианского милосердия к остальным живущим, — сказал он как-то, — дабы никто не тратил свои годы на пестование гнилого дерева.

Запах болезни, исходивший от кардинала, так раздражал папу, что месса показалась первосвященнику необыкновенно длинной и нудной. Он почти скороговоркой читал молитвы. Быстро, по-деловому, как расторопный приказчик в лавке показывает, куда складывать товар, крестил и благословлял паству.

Когда служба кончилась, Адриано удалился сменить свое облачение на обычную темно-красную рясу и немного отдохнуть. От волнения у него закружилась голова.

Папа также сменил пышную золоченую ризу на простую, из белого шелка. Когда он вернулся из собора во дворец, его нагнал легат и тихо сообщил, что прибыл Чезаре.

— Он ждет вас в библиотеке.

— Передайте, чтобы пока убирался, — раздраженно бросил первосвященник, — мне сейчас не до него. Пусть приезжает вечером во дворец кардинала де Корнето, — и добавил: — Он намерен устроить пир в его честь.

* * *

Узнав, что в его дворце вечером состоится пир в честь Чезаре, кардинал Адриано стал белее своего воротничка.

— Но… мы… я… я не готов совершенно…

— Пустяки, не волнуйтесь, мой друг, — ласково успокоил его папа, — все необходимое доставят из моих кладовых. Я пришлю музыкантов и позову гостей. Поезжайте к себе и ждите моего распорядителя.

В свой дворец де Корнето вернулся в полуобморочном состоянии. Как назло, кардинал Ровенна уехал к опальному, скрывающемуся в Испании делла Ровере, самому яростному врагу рода Борджиа. Кардинал Адриано уже ни на секунду не сомневался, что не доживет до завтрашнего утра. Оставалось только гадать, кто и каким способом его убьет.

«Бежать!» — забилась в виске отчаянная мысль.

В панике кардинал бросился вниз. В подвале дворца был тайник с драгоценностями и деньгами. Де Корнето буквально налетел на Тротео, папского распорядителя. За его спиной стояли двое гвардейцев.

Тротео поклонился.

— Куда-то спешите, ваше преосвященство? — спросил он тонким противным голосом евнуха.

— Н-нет, — заикнулся кардинал, забыв на секунду, что перед ним всего лишь слуга. Потом почти истерично закричал: — Да как ты смеешь?!

— Простите, — Тротео немедленно склонился почти до самой земли. — Простите мою наглость. Я прибыл по приказу его святейшества служить вашему преосвященству. Пусть кто-нибудь из ваших людей укажет мне место, где будет пир, и дорогу на кухню. Больше вас не побеспокоят.

Он опять сложился пополам, словно все его тело было на шарнирах.

Кардинал неловким жестом, будто пытался схватиться за воздух, подозвал своего камерария.

— Покажите… зал… зал Феличе и… кухню…

С последним словом он мягко, словно полупустой мешок соломы, упал на пол в глубоком обмороке.

* * *

Когда кардинал Адриано очнулся, то обнаружил, что его отнесли и положили на кушетку у входной двери, как подвыпившего старого лакея.

Мимо, не обращая никакого внимания на хозяина, сновали папские слуги. Дворец преобразился. Словно по волшебству, вокруг оказалось множество корзин с цветами. Старые стены дворца покрылись роскошными драпировками. Пол — великолепными коврами. В воздухе витал крепкий аромат сладких благовоний, столь любимых папой. Рядом с кардиналом стояла гвардейская стража. Он стал пленником в собственном доме. С трудом поднявшись, на дрожащих ногах он побрел в зал Феличе. Он так назывался из-за прекрасной картины Джотто, где живописец запечатлел любовницу кардинала Феличе Фарнезе в образе мадонны.

Большие стрельчатые двери с кусочками желтоватого кварцевого стекла были широко распахнуты в сад. Он тоже не остался без внимания. Деревья подстригли, расстелили дорожки, поставили диваны.

Дворец превратился в муравейник. Неожиданно кто-то тронул кардинала за рукав. Он обернулся и брезгливо убрал руку. Сзади стояла одна из тех, кого называют презрительным словом «маммола». Целая толпа их с визгом и смехом ввалилась в зал. В числе многих странностей Александра Борджиа была любовь к старым, опустившимся и утратившим всякий стыд проституткам. Куртизанкам, превратившимся в обычных уличных шлюх. На его пирах они ползали голыми по полу, а гости должны были швырять им объедки.

— Не узнаешь меня, Адриано? — грустно спросила она. — Я так постарела?

— Кристина? — изумленно прошептал кардинал.

Перед ним стояла одна из некогда блестящих венецианских куртизанок, называвшая себя Кристиной Руже. Когда-то она утверждала, что является незаконной дочерью герцога Анжуйского, держала роскошный дом в Венеции, где собиралась знать. Это было почти пятнадцать лет назад. Молодой де Корнето потерял голову от нее настолько, что даже хотел жениться на этой блистательной блуднице, отказавшись от сана. Но здравый смысл и страх позора победили его безрассудную страсть.

Теперь она стала похожа на собственное измятое платье с загрубевшими от стирки кружевами и масляными пятнами по истертому шелку. Ей должно быть около сорока. Вокруг черных, глубоких как омуты, неподвижных глаз легли глубокие тени. Под толстым слоем белил и румян были видны глубокие морщины. От великолепной куртизанки осталась только тень.

Кристина печально улыбнулась, сделала шаг вперед, к кардиналу, заговорила быстро и тихо:

— Я не хотела идти сюда, Адриано, но узнала кое-что и хочу предупредить тебя. Когда-то ты был ко мне добр…

Де Корнето позволил ей дотронуться до своей руки. Потом посмотрел на стражу, неподвижно застывшую в нескольких шагах от них, и нерешительно обнял проститутку за талию, нарочито громко воскликнув:

— Вот это встреча! Дай-ка посмотреть на тебя! Ты постарела и подурнела, но наверняка выучилась каким-нибудь новым штукам. Или, может, у тебя есть молоденькие ученицы?

Он грубо схватил Кристину за руку и потащил за собой. Добравшись до дверей своей спальни, он открыл их и гневно взглянул в сторону стражников:

— Вы и сюда пойдете вслед за мной, господа? Не бойтесь, бежать мне отсюда некуда. Вот, убедитесь, окна наглухо закрыты, а дверь только одна. Возможно, сегодня последний день моей жизни. Так что будьте милосердны, позвольте старику насладиться грехами плоти в последний раз.

Гвардейцы переглянулись между собой и замерли как изваяния возле спальни.

Закрыв за собой дверь, кардинал задрожал как осиновый лист. Неужели Бог сжалился над ним и послал спасительную соломинку?

— О чем ты пришла предупредить меня? — свистящим шепотом спросил он. — Говори же, Кристина!

— Я держу публичный дом на улице Перно, — отвечала та, — в последнее время ко мне часто наведывается Корнелио Иоджо, папский виночерпий. Сегодня днем он пришел и сказал, что папа собирается устроить оргию в честь своего сына Чезаре, и велел ему доставить во дворец кардинала Адриано сотню проституток. Человек двадцать молодых и свежих, а прочих — бесстыдных уличных, для потехи. Это хорошая возможность для меня, ведь папа много платит. Но когда я услышала о тебе, во мне все перевернулось. Я пришла бы сюда и бесплатно, лишь бы взглянуть на тебя, Адриано, хоть издали. Я не хотела, чтобы ты видел меня такой… Но потом Корнелио выболтал мне, что старый дьявол Борджиа дал ему отравленное вино. Корнелио уже многим наливал его, и папа ему доверяет. Иоджо велили отравить тебя! И… — Кристина понизила голос до едва различимого шепота: — И Кровавого герцога!

Кардинал пошатнулся. «Кровавым герцогом» в Риме звали Чезаре! Неужели папа решится на это?! Неужели его страх потерять престол так велик, что он хочет избавиться разом и от неугодных кардиналов, и от своего грозного сына?!

В голове Адриано помутилось. Трусливый и слабый, он никогда не мог противостоять силе. Он бежал или приспосабливался. От всего, чего нельзя было получить за деньги своей семьи, он отказывался. Ничего и никогда де Корнето не решал сам. Но сейчас — словно загнанный зверь, словно приговоренный к смерти — он внезапно обрел мужество, какого не имел никогда ранее. Впереди его ждала неминуемая смерть. И единственный шанс избежать ее был…

— Ты можешь привести ко мне этого Корнелио? — неожиданно ясным и твердым голосом спросил он.

Кристина кивнула.

— Думаю, да. А как же быть с твоей стражей?

— Я буду ждать его в… в уборной на этом этаже, через полчаса. Пусть приходит один. И… — он порывистым движением схватил ее за руку, — и я не забуду того, что ты сделала. Я… Клянусь, если переживу эту ночь, то найду тебя.

Де Корнето заглянул в широко распахнутые черные глаза Кристины, и в душе его что-то шевельнулось. Внезапно что-то словно толкнуло его изнутри. Он склонился и легко коснулся губами ее щеки.

* * *

Отец вел себя странно. Это обеспокоило Чезаре. Бывало, что Александр встречал сына площадной бранью и едва не набрасывался с кулаками, но с тех пор как герцог подчинил себе Романью, этого не случалось. Сегодня же Александр даже не пожелал увидеться с сына. Отослал его, но объявил о пире, который состоится в его честь. И почему-то во дворце кардинала Андриана де Корнето… Что бы это все могло значить?!

Гонзалес привез из Флоренции всего один пузырек с противоядием. Чевеллини поклялся, что ничего, кроме канта-реллы, Александр VI уже давно не заказывал.

Основной рецепт кантареллы изобрела мать Чезаре — Ваноцца Катанеи. Первую его порцию получил ее ненавистный муж. Он промучился полгода.

Потом Ваноцца подарила этот секрет своему любовнику — кардиналу Родриго Борджиа. Так до принятия понтификата звали Александра VI. Чевеллини же усовершенствовал рецепт, и теперь яд убивал жертву за несколько часов.

В основе кантареллы были ядовитые грибы и редкие травы. Чезаре знал, как готовился яд. В полые трубки из тростника собирали яд особого вида муравьев — их вставляли в муравейник на несколько часов, а затем вытаскивали полными смертоносной жидкости. Последним компонентом служили железы рогатой, похожей на камень рыбы, обитающей у берегов Египта. Их сушили, а затем растирали в порошок.

Действенного средства против кантареллы нет. Противоядие, что приготовил Чевеллини, может лишь ослабить ее действие.

— Может, не пойдете, господин? — спросил Гонзалес. За собачью преданность испанцу многое позволялось — например, давать советы герцогу. — Похоже, ваш отец не просто так распорядился устроить этот пир. Там повсюду его слуги и стража. Думаю, он хочет отравить вас, а потом обвинить в этом де Корнето. У кардинала есть причины ненавидеть вас?

— Кажется, Лучия, герцогиня Анконы, приходилась ему двоюродной сестрой. К тому же у нее был сын от де Корне-то, — безразличным тоном ответил Чезаре.

— Тот юноша и его мать, которых по вашему приказу под пытками заставили подписать передачу их земель вам, а потом задушили и сбросили тела в море? — уточнил Гонзалес.

Герцог спокойно кивнул.

— Я бы на вашем месте не ходил, — повторил свою рекомендацию испанец.

— Я должен выяснить, что известно отцу, — последовал короткий ответ.

Чезаре не знал что и думать. Если отец и правда хочет избавиться от него, то объяснение этому может быть только одно — Александр VI сошел с ума. Ведь Чезаре вместе с его армией — единственный реальный источник власти понтифика. Если, конечно, за его спиной не было принято решение о созыве церковного собора с целью узаконить нищенку, подобранную Пьетро Медичи в Турине…