— Решили включить сарказм? — поинтересовалась я у Ладлоу.

— Отнюдь. Я очень уважаю способности Монка, — ответил писатель. — Как я, простой писака, могу спорить с легендарным детективом? Вам подписать книгу?

— Конечно, — я взяла одну для себя и парочку на рождественские подарки и передала их Лоринде вместе с кредиткой. Она провела покупку.

— Как Вы оказались вовлечены в это дело? — спросил Монк.

— Как только заканчиваю очередную книгу, болтаюсь пару дней в участке с лейтенантом Дозьером, пока не происходит убийство, способное заинтересовать меня.

— Но это дело не являлось необычным или странным, — засомневалась я. — Оно кажется вполне заурядным.

— Именно это и привлекло меня, — охотно подхватил он. — Я обнаружил, что кажущееся простым или обычным при поверхностном осмотре часто оказывается более сложным и привлекательным, чем можно представить. Это визитная карточка моих книг.

— Ага, как и описание женских персонажей, начинающееся с груди, — хмыкнула Лоринда, протягивая мне квитанцию на подпись.

— Я всего лишь хочу придать пикантности моим произведениям, — оправдывался автор. — Что здесь криминального?

— Что пикантного Вы нашли в истории Эллен Коул? — скривила губы Шарона.

— Разыгрываете меня? — изумился писатель. — Она началась с банального удара по голове, но стоило копнуть поглубже, как обнаружились воюющие лесбиянки, битва за воспитание ребенка, политическая борьба в столице за однополые браки, предательство в университете и роман с женатым мужчиной. Столь дивного сюжета я и пожелать не мог! Материала хватит аж на два романа про детектива Маршака. Да еще имеется неожиданная развязка: убийца — садовник.

— Но он не виноват, — возразила Шарона. — Это сделал кто-то другой.

— Еще один шокирующий поворот, — кивнул Ладлоу. — История становится все лучше и лучше.

— Я бы почитала, — произнесла Лоринда, вкладывая мою копию квитанции в одну из книг и передавая мне.

— Вот видите, — улыбнулся Ладлоу, — книга пойдет нарасхват.

— А в чем интимная часть сей истории? — я протянула книги на подпись.

— В разрушенных отношениях. Салли изменяла Эллен, — взахлеб затараторил Ладлоу, подписывая книги, — с мужчиной. Доктором Кристианом Бейлисом. Хотите новую неожиданную подробность? Он был их тайным донором спермы. И он женат, по крайней мере, был, пока не всплыла эта история.

— И Вы считали моего мужа главным подозреваемым? — взорвалась Шарона. — Да у этой парочки миллион причин убить Эллен Коул!

— Смысл, безусловно, прослеживается. Салли и ее любовник — самые очевидные подозреваемые. Ску-ко-та, — зевнул Ладлоу. — Получается, когда Дозьер пробивал лбом стену, пытаясь прищучить их, я смотрел совсем в другую сторону.

— На наименее вероятно подозреваемого, — вставил Монк.

— Вы поняли. На парня никто и не смотрел, а у Тревора имелись средства и возможность. Не хватало лишь мотива. Дозьер кое-что проверил и выяснил, что Тревор — известный на Востоке мелкий аферист, постоянно ищущий способ урвать быстрый доллар. Я наткнулся на его счет в иБэй, и все встало на свои места.

— За исключением того, что Вы неправы, — негодовала Шарона.

— Я признаю, — сказал Ладлоу и повернулся к Монку. — А какая теория у Вас?

— Тревор не убийца. — Ответил босс. — Виноват кто-то другой.

— Хорошо, когда узнаете, кто виноват, сообщите мне, пожалуйста, — попросил писатель. — Получится чертовски удачная книга!

* * *

Мы остановились в Холидей Инн у пирса Санта-Моники на ночь вторника. Заняли номера 204 и 206. Монк расположился в одном из них, а мы с Шароной разделили другой.

Босс постелил свои простыни и положил на кровать свою подушку, потом достал на ужин часть еды, привезенной с собой. Мне кажется, что остаток ночи он провел, занимаясь уборкой в ванной. Не уверена — ел ли он вообще? Спал в противогазе или нет? Постеснялась спросить.

Мы с Шароной заказали пиццу и поужинали на балконе с видом на парковку торгового центра. Но если наклониться через перила и вытянуть шею, откроется отличный вид на пирс и колесо обозрения.

Пирс — приятное зрелище, если наблюдать в темноте и с расстояния. Вблизи же, полуразрушенный, с шумными торговыми точками и обшарпанными тележками, он напоминал мерзкие передвижные шапито, устраивающиеся по выходным на автостоянках у торговых центров.

Также темнота скрывала бездомных, собирающихся в длинном парке параллельно Оушен-авеню, обрывающемся у залива. Они, вероятно, считают его лучшим лагерем для бездомных в Америке.

Шарона попыталась позвонить Тревору в тюрьму с желанием сообщить, что верит в его невиновность и будет бороться за него до конца. Но ее с ним не соединили. Мы решили, что я с утра отвезу ее навестить мужа, а потом пообщаемся с Салли Дженкинс, бывшей любовницей Эллен Коул.

Еще вчера Шарона была моим злейшим врагом, но теперь мои чувства изменились. Я со стыдом поняла: мной двигал не только страх потери работы, но и банальная ревность.

По сути, мы похожи. У нас обеих двенадцатилетние дети, растили мы их в основном в одиночку. И мы работали на Эдриана Монка — этот подвиг никто, за исключением капитана Стоттлмайера, оценить по-настоящему не в состоянии.

Но есть и различия.

Она всегда будет номер один для Монка. Неважно, сколько времени я с ним, я — лишь замена Шароны, утешительный приз.

У нее нужная и полезная профессия, а у меня нет. Я так и не нашла свое истинное призвание, хотя до возвращения Шароны думала, что оно заключается в помощи детективу.

Еще у нее есть муж. Не будь мы так похожи, этот факт вряд ли вызвал бы у меня ревность.

Я думала о жизненных перипетиях, доедая холодный кусок пиццы, а Шарона смотрела на пирс и океан, наклонившись над перилами.

— Всего один толчок, и тебе больше не придется беспокоиться, что останешься без работы, — задумчиво протянула она.

— Мне это приходило в голову, — усмехнулась я, — но даже если я обставлю все как несчастный случай, Монка не проведешь.

— Он бы мог позволить тебе уйти от наказания, — выпрямилась Шарона. — Если я умру, а тебя посадят в тюрьму, кто позаботится о нем? Он же, в конце концов, самый эгоистичный человек в мире.

— Хорошая мысль. Посмотри-ка еще разок на чудесный вид.

Мы обе улыбнулись.

— Ты отличная помощница для него, — вздохнула Шарона. — Теперь вижу. Я заблуждалась, говоря некоторые вещи о тебе.

— Только некоторые?

— Вообще-то я ожидала признания, что ты тоже наговорила лишнего про меня, — хмыкнула она. — Это бы нас сблизило.

— Знаю, — согласилась я. — Но теперь если скажу, покажется, что я извиняюсь лишь потому, что ты этого ожидаешь. И не прозвучит искренне.

— А это было бы на самом деле искренне?

— Наверное, нет, — призналась я. — Но сейчас ты очень мне нравишься, если для тебя имеет значение.

— Имеет.

* * *

Весь час утром в среду, который Шарона провела на свидании с Тревором в тюрьме, мы с Монком просидели в машине. Я попыталась почитать одну из подписанных Ладлоу книг, но Монк не позволил мне насладиться чтением. Он истязал меня требованием помочь ему написать членам Конгресса письма с призывом о принятия закона, чтобы «M&M's» в пакетиках были одного цвета.

— Если мы хотим победить в войне с терроризмом, — вещал он, — нам следует начать со своего дома.

— Разноцветные «M&M's» — не террористический акт, — увещевала я.

— Вот и тебя одурачили! Это покрытая сахаром анархия! — горячился он. — Гениальное коварство! Замысел делает анархию доступной и даже вкусной. Оставаясь необузданной, она в конечном итоге разрушит наше общество и всю систему власти.

Мне трудно представить себе террористов, пытающихся уничтожить Америку с помощью разноцветных конфет.

Шарона вернулась с налитыми кровью глазами и заплаканным лицом. Села в машину, не сказав ни слова. Она молчала почти двадцать минут, пока мы проехали две мили по загруженному шоссе Санта-Моники.

— Он любит меня, — всхлипнула она. — Можете в это поверить?

— Да, — ответил Монк, — могу.

Я тоже могу.

Нам потребовался еще час, чтобы добраться до небольшого бутика, в котором Салли Дженкинс торговала «модными аксессуарами с остротами». Именно так значилось в рекламе.

Я не совсем понимала, что сие подразумевает, но собиралась выяснить.

Бутик оказался крошечным магазинчиком, втиснутым между цветочным магазином и «Старбаксом». Когда мы проходили мимо последнего, клиенты оторвались от ноутбуков и планшетов, пялясь на странного человека в противогазе.

Монк не обращал внимания. Всего раз я видела его смущенным — когда он вышел на улицу в рубашке с расстегнутой пуговицей на воротнике. Когда он узнал это, страшно огорчился из-за «публичной демонстрацией наготы».

В бутике царил эклектический беспорядок; хаотично наваленные модные ремни, шарфы, головные уборы и аксессуары выглядели, словно их выбросили из магазина ретро-одежды. Мне такое не по душе. Я лучше куплю нормальные вещи и гораздо дешевле.

Нас поприветствовала молоденькая девушка с шокирующе-белыми волосами и голубыми глазами. На белой блузке выделялась пришпиленная звездообразная брошь с тоненькой золотой цепочкой, уходящей за плечо.

— Могу ли я вам чем-то помочь? — с улыбкой встретила нас она.

— Вы Салли Дженкинс? — спросила Шарона.

— Она самая.

— Думаю, лейтенант Дозьер уже позвонил Вам утром и предупредил, что мы приедем пообщаться, — сказала моя со-помощница. — Это Эдриан Монк, он расследует убийство Вашей подруги.

— Бывшей подруги, — уточнила она. — Бывшей в смысле «мы расстались», а не «она умерла», разумеется. Это показалось бы черство и жестоко, а я не такая.

В этот момент на ее плечо выполз самый огромный таракан из всех, что я видела, и зашипел на нас.

Мы с Шароной инстинктивно дернулись. Монк же инстинктивно пулей унесся обратно к машине.

Через некоторое время мы поняли, что десятисантиметровое насекомое привязано к цепочке от броши Салли и его тушка украшена кристаллами Сваровски.

— Вижу, вы заметили мою тараканью брошь, — обрадовалась Салли.

— Такую трудно не заметить… — потрясенно уставилась я.

— Настоящая приманка для глаз и самый продаваемый аксессуар, — горделиво приосанилась она. — Мадагаскарский шипящий таракан.

— Кто хочет носить на себе таракана? — ошарашенно вымолвила Шарона.

— Любой, кто желает находиться на пике моды, бросая вызов общественному мнению, превращая уродливое и отталкивающее в искусство, — разглагольствовала Салли, — Я не могу держать их в магазине.

— Потому что они разбегаются? — предположила Шарона.

— Они доступны по цене, долго живут и требуют совсем мало ухода, — рекламировала хозяйка бутика.

— Непросто, наверное, их продавать как ювелирное украшение, — поинтересовалась я.

— Не хотите примерить одного из них? — предложила Салли.

— Нет, спасибо, — шарахнулась в сторону я.

Зазвонил мой телефон. По дисплею я поняла, что звонит Монк с мобильника Шароны из машины.

— Поверить не могу, что вы еще там! — раздался голос.

— Мы еще не поговорили с Салли, — напомнила я.

— На ней таракан размером с собаку! — закричал он.

— Это ювелирное изделие, — успокоила я.

— Бегите! Ради ваших жизней — бегите оттуда!

— Нет, пока не закончим, — отрезала я.

Переключила телефон в режим громкой связи, чтобы Монк слышал, что говорит Салли и тоже задавал ей вопросы. Первый мой вопрос казался довольно грубым, но я сочла, что женщина, носящая на себе таракана, справится.

— Убийство подруги немного упростило Вашу жизнь, не так ли?

— Хоть мы и расстались, но между нами оставалась глубокая и вечная связь. Ее смерть меня опустошила.

— Вернее, ее убийство, — поправила Шарона.

— Но теперь, когда ее не стало, Вам не придется бороться с ней за право опеки вашей дочери, — продолжила я. — Больше никаких судов, никакой неопределенности…

— Так и сомнений не было, что я получу право опеки, — отмела мои доводы Салли. — Я ее родила. Она мой биологический ребенок. Суд не собирался признавать, что лесбиянка сможет иметь право на опеку ребенка ее любовницы.

— А еще во время ее убийства Вы находились в столице штата на слушании дела об однополых браках, — вставила Шарона.

— Ну и что? — не поняла Салли. — Думаете, из-за разрыва с Эллен я перестала верить, что гомосексуалисты и лесбиянки должны иметь одинаковые права с гетеросексуалами?

— При условии, что суд не признает право опеки над ребенком за Вашей бывшей любовницей, — парировала Шарона. — Разумеется, теперь, когда она мертва, вопрос решен.

— Гнусно так говорить! — Меня поразило довольно причудливое заявление от женщины с огромным тараканом на плече.

— Странно то, что Вы боретесь за однополые браки после расставания с любовницей в пользу мужчины, доктора Кристиана Бейлиса, — заметила я. — Этот вопрос Вас уже заботить не должен.

— Неравенство затрагивает все наше общество! — распалилась она. — Мое выступление перед сенатом штата, особенно учитывая личные обстоятельства, показывает, насколько сильно я верю в принципы справедливости. Не вижу ничего странного.

— Тогда Вы, наверное, считаете нормальным сойтись с человеком, предоставившим сперму для искусственного оплодотворения, — гнула свое я.

— Разве не глупо? — поддержала Шарона. — Если Вы хотели бросить Эллен ради парня, могли бы сэкономить на ЭКО, забеременев по-старинке.

— Не будьте гротескными! — выпалила она.

Вот, опять. Мне захотелось указать на таракана, сидящего у нее на плече.

— И венчает все факт, что он женат, — не отступала я. — Поэтому, если я правильно поняла, Вы, вскоре после расставания с лесбийской любовницей ради женатого мужчины, искусственно оплодотворившего Вас, поехали в Сакраменто утверждать, что наступило время либерализировать наши представления о браке.

Ее лицо стало пунцовым. Она покраснела от гнева, а не смущения. Уверена, она не видела предосудительного в своем поведении.

— Не представляю, как такие гомофобы и грязные клеветники могут иметь отношение к расследованию убийства Эллен, — кипела она.

— Учитывая лицемерие и противоречия в Вашей истории, — посуровела Шарона, — циничный человек мог бы утверждать, что Вы поехали на слушание в Сакраменто только ради алиби на момент убийства бывшей любовницы.

— Вы в самом деле думаете, что я хоть что-то выиграла от ее смерти? — задвигала скулами она. — Тот, кто убил ее, превратил мою жизнь в ад. Моя личная жизнь теперь — достояние общественности, и брак Кристиана разрушен.

— Что делает его свободным для Вас, — подсказала Шарона. — Опять выигрыш.

— Дети теперь ненавидят его. И хотя у него неплохая должность, эта история скорее всего разрушит его шансы занять место председателя отдела гендерных исследований в университете.

— Разве не там работала Эллен? — удивилась я.

— Они были коллегами, — подтвердила Салли. — Она знала его достаточно хорошо, чтобы попросить стать донором спермы.

— Должно быть, это был занятный разговор, — подняла бровь Шарона. — Почему он?

— Кристиан был женат и плодороден, — сказала Салли. — Он бы не предъявил права на ребенка, и Эллен нравились его дети. Они яркие и привлекательные.

— Так почему осеменили не ее? — поинтересовалась я.

— Медицинские проблемы. Она не могла иметь детей.

— А Эллен тоже метила на пост председателя? — в лоб задала вопрос Шарона.

Лицо Салли так покраснело, что она стала похожей на царя помидоров, пожирающего тараканов.

— Да, — кивнула она.

— Значит, Вы получаете ребенка, мужчину, и скорее всего дом — резюмировала Шарона, — а если дела пойдут хорошо, Ваш мужчина еще станет председателем отдела. Да, убийство явилось большой трагедией для Вас. Не сомневаюсь.

— Где находился доктор Бейлис во время убийства? — подумала я вслух.

Этот вопрос, казалось, сильно скрасил настроение Салли. Она самодовольно осклабилась. — Он читал лекцию перед пятьюдесятью студентами.

Ну, вот и все.

Мой поток вопросов иссяк. Похоже, у Шароны тоже.

— Мистер Монк, у Вас есть вопросы? — сказала я в трубку.

— Да, — ответил динамик телефона голосом босса, — когда мы наконец сможем убраться из этого проклятого города?