Некоторое время шли молча. Просьба Оливера словно повисла в воздухе. «Поговори со мной», — сказал он зимнему человеку…

Они подошли к возвышавшейся посреди леса каменистой гряде, похожей на хребет какого-то громадного зверя. С ее гребня неплохо было бы осмотреть окрестности и поискать тропу меж деревьев. Но Фрост методично продолжал идти на восток по подветренной стороне возвышенности, и Оливеру ничего не оставалось, кроме как следовать за ним.

Зимний человек внимательно изучал ветви, стволы, вглядывался в лесную чащу, обступившую их со всех сторон. Один раз остановился и нагнулся к траве. «Что он там увидел? Почему так нервничает?» — подумал Оливер. Не успела эта мысль посетить его, как Фрост глянул через плечо и замедлил шаг, ожидая, пока спутник поравняется с ним. Бледно-голубые глаза словно светились изнутри. А может, в них просто отражалась луна? В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным.

— Для начала ты должен усвоить, что все — правда, — сказал зимний человек. — Каждая история, каждая волшебная сказка, миф или легенда. Хотя, конечно, на самом деле большинство известных тебе историй являются лишь версиями правды, придуманными сказочниками за долгие века и тысячелетия.

Что-то снова зашуршало в траве, слева. На этот раз Оливер вместе с Фростом повернулся на звук и несколько секунд всматривался в темноту. Затем они продолжили путь. Оливер поймал себя на том, что ему передалось напряжение спутника. Теперь он гораздо чаще озирался, вглядываясь в темные закоулки леса. По словам Фроста, Сокольничий не мог догнать их столь быстро, однако вел себя зимний человек так, словно сей факт был слабым утешением.

— Об этом ты уже говорил, — возобновил беседу Оливер. — Здешний мир — настоящий, и все старые легенды обитают здесь, по эту сторону Завесы, как за стеной. Но…

Фрост нахмурился и фыркнул. Из ноздрей вырвались струйки холодного тумана.

— Что значит «настоящий»? О подобных понятиях лучше забудь, и как можно скорее! Когда-то, давным-давно — ведь именно так начинаются чуть ли не все ваши сказки? — люди знали, что волшебное, необычное существует бок о бок с обыденным, человеческим — там, на границе неведомого. Но потом мир сделался цивилизованным…

Последнее слово Фрост произнес с явным презрением.

— Везде понастроили фабрик, заводов, большие города расползлись по всему миру. Человеческие сообщества стали более организованными, а существа из легенд утратили ореол тайны. Некоторые укрылись в пещерах, реках, городах — своих, потаенных, которые вы называете «затерянными». А многие пали жертвой охотников. Их уничтожили. Твои сородичи перестали бояться темноты или боятся ее недостаточно для того, чтобы их страх нас защитил. Люди растеряли уважение к волшебству и загадкам, а для нас это очень опасно.

Поэтому мы ушли.

Оливер искоса глянул на Фроста. Последнюю фразу тот произнес так категорично, что нельзя было не поверить. Тем не менее оказалось очень трудно принять его правоту, хотя все вокруг свидетельствовало о ней.

Он покачал головой.

— Но как?..

— Во многих легендарных племенах, не только человеческих, жили волшебники. Самые могущественные из них собрались и сотворили особые чары. На работу ушел не один год. Объединив свои магические силы, они создали Завесу — стену, отделяющую наше последнее пристанище от обычного мира. Впрочем, Завеса — не стена в полном понимании этого слова. Но тебе будет проще представить себе два отдельных мира, расположенные один над другим или граничащие друг с другом. Каждый из них недоступен для обитателей второго.

Все это Оливер уяснил себе раньше — по крайней мере, в общих чертах, — но кое-что из сказанного Фростом обескуражило его.

— Что значит «не только человеческих»? Ты говорил о Заблудившихся, но я все равно не очень понимаю. Здесь есть люди?!

Зимний человек улыбнулся — мягко и, быть может, слегка снисходительно. Они по-прежнему шли вдоль подножия каменистой гряды.

— Сколько людей в течение веков таинственным образом пропадало? И не только поодиночке… Сколько городов внезапно обезлюдело, а то и полностью исчезло, до последнего камешка? В мире обыденности считаются «исчезнувшими» целые цивилизации.

Оливер был так поражен, что не сразу заметил, как изменился вид гряды. Из покрытой мхом земли стали выступать бело-серые арки. Его внимание привлекли мерцающие искорки; приглядевшись, он увидел, что над камнями и среди деревьев в изобилии мечутся светлячки. Правда, все это он отметил лишь краем сознания — пытался переварить услышанное.

— Ты имеешь в виду… ацтеков и майя?

Фрост кивнул.

— И многих других. Большинство легендарных существ — феи, призраки, гоблины, великаны — по-прежнему обитают в дикой природе, таков их выбор. А людей в Двух Королевствах живет немало. В основном это атланты. Хотя многие не считают атлантов настоящими людьми, учитывая их отклонившуюся эволюцию…

При этих словах Оливер замер на месте. Зимний человек прошел еще несколько шагов, прежде чем заметил, что собеседник отстал, и обернулся. Десятки ответных фраз крутились в голове у Оливера, и все они выражали только две эмоции — возмущение и недоверие. Атлантида? Этот снеговик решил, что он поверит в ее существование?! Ведь никто никогда не находил ни одного достоверного доказательства!..

Но… это же неправда, так? Множество ученых размышляло об истории и местоположении Атлантиды. Вот только общество не принимало их теории всерьез. В этом и заключалась магия Завесы. Ее создали специально — чтобы хранить тайны.

Оливер прислонился спиной к каменному склону и смотрел, как струится среди деревьев лунный свет, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Конечно, сказывалась усталость, но он знал, что дело не только и не столько в ней. Он крепко зажмурился.

«Открою глаза и увижу потолок своей комнаты.

Не будь ослом», — подумал он.

Шепотом повторил то же самое.

Он слышал звуки таинственного леса, чувствовал легкие прикосновения ветра. Жесткая земля, на которой он сидел, источала густой запах травы и почвы. Вновь нахлынуло ощущение нереальности, но Оливер его прогнал. Он не мог позволить себе такую роскошь, как сомнения.

Распахнув глаза, он выпрямил спину и огляделся по сторонам. Всего в паре дюймов от него из гряды торчала еще одна беловатая арка. Увидев ее так близко, он сразу понял, что это кость. Оливер вскочил и, спотыкаясь, отбежал от гряды; повернулся, чтобы окинуть ее новым взглядом… Теперь стало очевидно, что представляет собой гряда. Скелет… Каменный хребет и раньше напоминал ему настоящий, а эти арки, конечно же, ребра.

Их путь пролегал вдоль погребального кургана какого-то гигантского древнего зверя.

— Оливер…

Зимний человек смотрел на него с любопытством, по-птичьи склонив голову набок. Сосульки волос тихо раскачивались на ветру. Фрост явно не понимал, что случилось.

Оливер жестом попросил Фроста продолжить рассказ.

— Наверное, хватит пока истории. Расскажи мне только о Сокольничем. Я понял, что ты — один из Приграничных. Сколько вас? А сколько таких Охотников гонится за вами — вернее, за нами, — ты знаешь? Кто их послал? Если меня собираются убить, я должен знать, кто именно.

Фрост снова нахмурился, напряженно вглядываясь через плечо в глубь леса. Когда он обернулся к Оливеру, тот увидел, что из глаз Фроста снова льется ледяной туман. Ночь потеплела, стала сырой, и, когда зимний человек говорил, во влажном воздухе появлялись и медленно падали на землю маленькие кристаллики льда. Лицо его помрачнело.

— Сокольничий — Охотник. Неважно, кем он был раньше, в своей сказке. Когда Два Королевства начали войну между собой, они наняли Охотников. Эти убийцы-фанатики терпеть не могли мирную жизнь, и было совсем несложно уговорить их вернуться к своему излюбленному занятию.

Я слышал, что несколько Приграничных убито. Известие о гибели Юлениссе дошло до меня незадолго до моего последнего путешествия в ваш мир.

Мерроу и сэлки тоже мертвы — впрочем, их могли убить из-за шкурок, как это ни ужасно.

Большинство Заблудившихся и Легендарных ненавидят нас, потому что никто, кроме Приграничных, не может путешествовать сквозь Завесу без Двери. Заблудившиеся, то есть люди, никогда не пересекают границу — я тебе уже говорил об этом. Стоит магии Завесы коснуться их, и они уже не могут вернуться назад, даже сквозь Дверь. Что до Легендарных, то они могут путешествовать, но только через особые Двери. Такие Двери обычно хорошо охраняются — чтобы пройти сквозь них, нужно обладать особым разрешением.

Оливер нахмурился.

— Значит, те, кто послал Охотников уничтожать Приграничных, либо дьявольски умны, либо наделены серьезными полномочиями.

Фрост хмуро кивнул:

— Вот именно.

— Но я так и не понял — каким образом Приграничным удается проходить сквозь Завесу?

— Это умение восходит к временам создания Завесы, — сказал Фрост. — Тогда велись горячие споры о том, должен ли кто-то из нас получить такую привилегию. Наконец было решено, что те, кто пожелает, могут сохранить свободу перемещения… но только если в вашем мире осталось достаточно людей, которые еще говорят о нас и в глубине сердца по-прежнему верят в наше существование. Приграничных сотни, но новых больше не будет. Останутся лишь те, кто был объявлен таковым при создании Завесы.

А теперь, похоже, кто-то принялся нас истреблять. И большинству обитателей Двух Королевств нет до этого никакого дела. Некоторые, может, даже обрадуются. Охотников наверняка наняли тайно, но даже если весть об их злодеяниях распространится, никто особенно не возмутится. В конце концов, мы всего-навсего мифы, — сказал зимний человек, презрительной интонацией выделив последнее слово.

Ночная птица крикнула с ветки. Подняв голову, Оливер увидел в дупле ближайшего дерева круглые совиные глаза.

— Что касается того, кто пустил этих гончих по моему следу — по нашему следу, — боюсь, я не имею о нем ни малейшего представления. Нам надо найти спокойную гавань, где можно было бы передохнуть и прикинуть, что бы еще разузнать о…

Хлестнул порыв ледяного ветра зимний человек резко развернулся, присел. Пальцы быстро удлинялись, превращаясь в страшные когти. В тени деревьев, там, куда не пробирался лунный свет, что-то зашуршало и стихло. Оливер затаил дыхание. Хотел спросить, что так встревожило Фроста, но не сумел выдавить ни слова.

Он шагнул вперед. Фрост резко глянул на него, махнул рукой, приказывая бежать вдоль кургана, и дернул головой, подчеркивая опасность положения. Оливер побежал. Он не сделал и трех шагов, как зимний человек догнал его, и они вдвоем помчались на восток. Справа пролегала та самая «гряда», а слева что-то неслось по лесу, проламывая кусты и раскачивая подлесок.

Он еле успевал на бегу отталкивать низко свисавшие ветви. Желудок урчал, напоминая, что Оливер уже много часов ничего не ел. В горле пересохло, грудь сжималась, ноги двигались словно отдельно от тела. В самый последний момент он успел перепрыгнуть поваленное дерево, и, оглянувшись, увидел, как зимний человек перемахнул через ствол, тут же заблестевший от инея. Ветка хлестнула по лбу; Оливер заскрежетал зубами от боли, но бега не замедлил. Он то и дело оглядывался через левое плечо, пытаясь рассмотреть, что же гонится за ними сквозь чащу. Несколько долгих секунд спустя звуки в лесу утихли, и Оливер подумал, что погоня прекратилась.

— Что это? — задыхаясь, спросил он Фроста, который ткнул его руку ледяным пальцем, призывая не останавливаться.

— Понятия не имею, — ответил зимний человек голосом, похожим на свист ветра. — Волшебное существо, не желающее быть увиденным.

Этого было достаточно для Оливера. Раз Фрост считает, что нужно бежать дальше, спорить не о чем. И они побежали рядом, бок о бок, но мифическое создание двигалось безо всяких усилий, а у Оливера уже закололо в левом боку. Но он держался из последних сил, тяжело бухая подошвами по земле. Надо было оторваться от преследователя — или хотя бы найти открытую поляну, где он не сможет приблизиться незамеченным. В его сознании все эти мысли смешивались со страхом и с мыслями о доме, о людях, которых он уже почти не надеялся увидеть снова. Лишь по инерции, на остатке физических и эмоциональных сил, он продолжал двигаться вперед. Другого пути у него не оставалось.

«Гряда» постепенно понижалась. Вскоре показались верхушки деревьев на противоположной стороне. В желтом свете луны он заметил, что подлесок впереди становится реже, а за ним виднеется широкое поле — как показалось Оливеру, без единого дерева.

— Туда, — выдохнул он.

— Да, — согласился Фрост. — Там мы сможем оглядеться и передохнуть.

И в тот же миг у них за спиной хрустнули ветви. Оливер шепотом ругнулся, Фрост, оскалившись, бросился ему наперерез. От неожиданности Оливер чуть не упал, но через секунду оба уже взбирались на костяной хребет. В этом месте «гряда» уже достигала высоты не более десяти футов, и подъем оказался легким. Оказавшись наверху, Оливер посмотрел назад, повернулся и окинул взглядом поляну, простиравшуюся перед ними.

Он изумленно охнул, отпрянул, словно от удара. Зашатался на узком гребне, сжимая голову обеими руками — словно испугался, что череп лопнет от всех впечатлений, что уготовил ему мир по эту сторону Завесы.

Существу, лежавшему на поляне, можно было дать лишь одно определение: великан. Семидесяти, а то и восьмидесяти футов ростом, с грубой, морщинистой кожей коричневатого цвета. Но не только его величина лишила Оливера дара речи. Помимо лохмотьев грубой материи, оставшихся от одеяния гиганта, его тело покрывал лес! Великан лежал на боку; колени и часть ноги уже были присыпаны землей, из которой росли молодые деревца. Толстый слой мха выстилал складки могучего тела, куда редко проникало солнце. В изгибе шеи и за ухом тоже рос мох. Среди мха пробивались травы, грибы и цветы, а из уха торчал куст — темно-зеленые листья с красной каймой.

И повсюду вокруг великана роились те же светлячки, которых уже видел Оливер. Сотни огоньков перелетали с травинки на травинку, с цветка на цветок.

Сощурившись, Оливер пригляделся.

Это были не светлячки.

— О! — прошептал он. — Какие красивые!

Ноги его начали двигаться помимо воли, и он пошел вперед, забыв, что находится на холме. Зашатался, пытаясь сохранить равновесие, не удержался и кубарем покатился вниз, к подножию «гряды». Падая, Оливер ударился плечом о торчащую кость, охнул от боли, но остановить падение не смог и летел по склону, пока не распластался у самого края поляны — всего в сорока футах от колен великана.

— Дурак! — раздался резкий голос Фроста над головой.

Оливер встал и отряхнул штаны, которые давно уже высохли, но стали очень жесткими. Он смотрел во все глаза, но не на великана, а на роившиеся вокруг разноцветные создания. Не в силах стоять на месте, он медленно двинулся вдоль исполинского тела. Грудь великана вздымалась в медленном, ровном ритме, и Оливер понял, что тот спит. «Но как долго? — подумал он. — Сколько надо проспать, чтобы на тебе вот так вырос лес?»

Оливер размышлял о том, что будет, если великан вдруг проснется. Заживет ли его плоть, или он навеки останется полусгнившим, словно трухлявое бревно? Он уже понял, что в этом мире существуют разные виды магии, в том числе поистине зловещие; но открывшееся его глазам поразительное зрелище напомнило ему, сколько еще предстоит узнать.

Из пупка великана росло семейство грибов, над которыми витала стайка похожих на светлячков созданий.

Оливер увидел, как бледное существо, излучавшее золотое сияние, подлетело к носу великана и скрылось в одной из ноздрей. Похожую на темную пещеру ноздрю озаряли изнутри вспышки разноцветного света. Вдруг один из светляков устремился к Оливеру и зажужжал прямо перед его лицом. Удивленный, испуганный, он отпрянул назад.

Существо склонило головку, с любопытством разглядывая Оливера. Это была крошечная обнаженная женщина с черными глазками и маленькими, как у колибри, фосфоресцирующими крылышками. Она танцевала в воздухе, разливая вокруг трепещущий лавандовый свет. Оливер издал короткий восторженный возглас и испытал шок, уловив ее запах — чудесный, освежающий. Вдохнув его, он почувствовал себя так, словно пробудился от долгого сна. На самом деле в воздухе царила мешанина самых разных ароматов, и Оливер понял, что вдыхает их с тех самых пор, как взобрался на «гряду».

— Les Bonnes Dammes, — мягко произнес зимний человек, спустившийся вслед за Оливером на поляну спящего великана.

— Это феи, — не отрывая взгляда от крошечных женщин, прошептал Оливер.

Не успел Фрост ответить, как сзади прозвучал чей-то голос:

— Точнее сказать, пери. Их предки были родом из Персии.

Оливер повернулся и увидел, что на вершине «гряды», с которой они только что спустились, стоит женщина. Выглядела она совсем по-человечески, но была в своем роде такой же поразительной, как спящий великан или порхающие пери, ибо во всем ее облике сквозило волшебство. Нежные, нефритового цвета глаза будто светились изнутри. Черные как смоль волосы обрамляли точеное, неуловимо-восточное лицо. Поверх простого черного платья струился медно-рыжий меховой плащ с капюшоном. Оливер мельком подумал, что ночь слишком тепла для такого одеяния. Но женщину это, похоже, нисколько не смущало.

Зимний человек не обернулся.

— Не стоило и пытаться обогнать тебя.

Тон, которым он сказал это, заставил Оливера заморгать и снова взглянуть на ошеломляющую женщину.

— Так это вы были там, в лесу. Вы… — Он посмотрел на Фроста. — Погоди… она одна из них?

После секундного колебания Фрост наконец оглянулся, чтобы посмотреть на нее. Его губы скривились в усмешке, волосы-сосульки звякнули.

— Отличный вопрос. — Он пристально глядел на женщину в медно-рыжем плаще. — Ты — одна из них? Охотишься?

Она улыбнулась в ответ, сверкнув нефритовыми глазами. В капюшоне ее плаща собирались какие-то тени, но возможно, виной тому был лишь угол падения лунного света.

— Я всегда охочусь, любезные господа. Но не на вас! Я просто гуляла, наслаждалась ночью, звуками, ароматами… А потом учуяла ваш запах, и мне стало любопытно. Вот и решила за вами последовать. — Она слегка пожала плечами. — Извините за беспокойство, но я хотела оказать вам любезность и предупредить, чтобы вы не будили великана. Пери погрузили его в сон, чтобы он стал их домом. Они очень рассердятся, если кто-то разбудит его.

Оливер смотрел на нее, и его охватывал ужас.

— Так это сделано специально? Они нарочно усыпили его?!

Странная улыбка скользнула по лицу женщины.

— Они красивы, не правда ли? Но у красоты тоже есть зубы и когти. Пери создали себе дом. Стоит великану проснуться, как они останутся без крова, и поэтому они сорвут все ваше мясо с костей, прежде чем вы сделаете хотя бы попытку его разбудить. Великан, впрочем, тоже не скажет вам спасибо, ведь остаток жизни ему придется провести в страшных мучениях.

К горлу Оливера подкатила тошнота. Он снова глянул на гниющего великана и воздушных созданий, влетающих и вылетающих изо всех, естественных и проеденных тлением, отверстий гиганта, но они уже не казались ему красивыми. Всего лишь трупные мухи, свившие гнездышко в мертвой плоти.

Красотка улыбнулась и отвесила низкий поклон. Рыжий мех плаща так и переливался.

— Я — Кицунэ.

С момента появления женщины зимний человек не отрывал от нее взгляда.

— Ты — из Приграничных.

— Как и ты, Морозко.

— Меня зовут Фрост.

Уголок ее рта приподнялся в полуулыбке.

— Ах да, конечно. — Она склонила голову. — Прошу прощения. Приняла тебя за другую версию той же самой легенды.

Оливер чувствовал себя совершенно очарованным и в то же время терялся в догадках — кто же она, собственно, такая. Он не удивился, узнав, что женщина из Приграничных. Обычный человек не излучал бы столько магии. И она была, похоже, совсем одна посреди огромного леса.

— Вы прячетесь? — Вопрос сорвался с его уст помимо воли.

Нефритовые глаза сузились и пристально посмотрели на Оливера.

— Что вы имеете в виду?

Фрост удержал его от ответа, предостерегающе подняв руку.

— Это Оливер Баскомб. Он друг. Твое появление удивило его. Он не знает, что Кицунэ всегда путешествует в одиночку.

Похоже, самоуверенность впервые слетела с нее. Она отвела взгляд и проворно спустилась с холма, чтобы присоединиться к ним. Оливер поразился, какая она маленькая: ее макушка едва доставала ему до плеча.

— Бывают времена, когда оставаться одной становится неразумно, — мягко сказала она.

Зимний человек внимательно посмотрел на нее.

— Так ты знаешь, что за нами охотятся?

— До меня доходили слухи. Когда я услышала, что вы появились в лесу…

Оливер удивился.

— Услышали? От кого?

Кицунэ снисходительно улыбнулась:

— В лесу немало глаз. Многие наблюдали за вами. И я тоже пришла посмотреть. Мне известно, что Охотники рыщут повсюду, но здесь их следов пока не видно.

Фрост кивнул.

— Хорошие вести. Прими мою благодарность.

Она так низко склонила голову, что меховой капюшон на миг полностью скрыл лицо.

— Куда вы направляетесь? К песочным людям?

Зимний человек настороженно взглянул на нее.

— Может быть.

— К песочным людям? — Оливер все больше чувствовал себя так, будто стал невидимым для этих двоих, столь разных, но все же принадлежащих к одному странному клану существ. — Для меня это новость.

— Я же говорил тебе, что нам нужно место для передышки. Убежище. Песочный замок недалеко — сразу за лесом. Надо только немного пройти по Дороге Перемирия.

Кицунэ отошла на несколько шагов. Со спины ее целиком скрывал меховой плащ, но Оливер решил, что она, наверное, разглядывает порхающих пери, их огоньки, вспыхивающие в ночи, вдыхает их аромат. Несколько мгновений спустя она произнесла, не оборачиваясь:

— Я уже много лет не проходила сквозь Завесу. В меня больше не верят. Даже в сказках.

— И поэтому вы не можете пересекать границу? — спросил Оливер.

Горькая улыбка тронула губы Кицунэ.

— Могу. Но разумеется, удовольствия от путешествия почти не получаю.

Ее лицо еще больше помрачнело, когда она повернулась к Фросту.

— Впрочем, неважно, как часто я пересекаю границу. Я по-прежнему — одна из Приграничных, а значит, рано или поздно Охотники возьмут и мой след. Если вы не против, я пойду с вами.

Оливер глянул на зимнего человека. На ледяном лице мелькнуло подозрение, однако он медленно склонил голову в знак согласия.

— Как хочешь.

— Почтем за честь, — сказал ей Оливер.

Кицунэ чуть развернулась, чтобы взглянуть на него. В лунном свете ее лицо наполнило золотистое сияние.

— Тогда пойдемте. Лес небезопасен для чужеземцев, особенно ночью.

Оливеру эти слова не очень-то пришлись по душе. Он бросил последний долгий взгляд на спящего великана и порхающих над ним крошечных крылатых женщин и попытался представить себе целый мир, полный таких чудес. Что бы ни ждало впереди, он был уверен, что не сможет изумиться больше, чем ему довелось сейчас.

Однако за долгую ночь он уже не впервые чувствовал такую уверенность и всякий раз ошибался.

Тихий джаз нежно поднимал Колетт из глубин сна. Ее веки дрогнули, и она застонала от удовольствия — так приятно было ощущать теплое ватное одеяло, фланелевые простыни, легкий ветерок, пробивавшийся в приоткрытое на ночь окно. Музыка лилась из будильника, настроенного на ту же радиостанцию, которая всегда будила ее дома. Так было заведено много лет назад, и теперь сладко свернувшейся калачиком Колетт казалось, будто она никуда не уезжала.

Она открыла глаза и улыбнулась, хотя было еще очень рано. Солнце пока не взошло, но небо уже сменило черный цвет на густо-синий. На окнах горели рождественские огоньки, которые так любила мама. Их особое тепло усиливало детское ощущение счастья и уюта, которое она испытывала, лежа в своей старой кровати. Колетт натянула одеяло до самого подбородка и закуталась поплотнее. Еще полминутки она наслаждалась музыкой и охватившим ее чувством. Впереди ждал день, полный забот. Сегодня ее братик женится!..

Но улыбка исчезла, стоило ей вспомнить вчерашний разговор с Оливером. Нет ничего естественнее, чем колебания накануне свадьбы, это всякий скажет… «И все-таки жаль, — думала Колетт, — что я не прислушалась к собственным сомнениям, прежде чем пойти к алтарю с Брэдом… Это избавило бы меня от многих сердечных мук. Надеюсь, Оливер с Джулианной знают, что делают».

Впрочем, не годится ей мутить воду. Она приехала для того, чтобы быть рядом с братом. Вот что важно.

Как ни хотелось подольше понежиться в постели, Колетт заставила себя отбросить одеяло и спустить ноги на пол.

Колетт обожала свою работу в Манхэттене, ей действительно нравилось жить в большом городе, ходить по улицам, полным света и энергии. Но вечерами, укладываясь спать, она не могла отделаться от иллюзии присутствия мужа. Не потому, что она скучала по Брэду. Вовсе нет. Просто ей не хватало того спокойствия, которое бывает, когда делишь с кем-то постель. Но странное дело: ворочаясь на своей детской кровати, кутаясь в тяжелое ватное одеяло и вдыхая свежий ветер из окна, она совсем не испытывала этой тоски. И хотя Колетт собиралась уехать в Нью-Йорк наутро после свадьбы, теперь она подумывала, не задержаться ли на денек.

Подавляя желание снова зарыться под одеяло, она встала и потянулась. Голые ноги покрылись гусиной кожей. Колетт схватила фланелевые пижамные штаны, висевшие в изножье кровати, и мигом надела. Окно словно манило, и она подошла к нему. Хотя небо начинало светлеть, рассвет еще не наступил, и рождественская лампочка не давала ничего разглядеть в темноте за стеклом. Лампочка так накалилась за ночь, что Колетт пришлось ухватить ее через футболку, чтобы выкрутить.

Без света стало видно пейзаж за окном. Колетт улыбнулась. Буран прошел, покрыв землю чистым белым снегом в несколько футов толщиной. Елки, росшие с южной стороны дома, оделись в холодное белоснежное убранство. А небо над океаном постепенно меняло цвет: из-за горизонта исходил золотистый свет, предвестник утра. Это было потрясающе красиво.

Колетт знала, что из-за вчерашней метели на свадьбу доберутся не все приглашенные. Те, кто ехал издалека — из Лос-Анджелеса, Лондона, Нового Орлеана, — прибыли в город уже вчера, да и местные не сочтут снег за препятствие. Но вот те, кто планировал добираться из Нью-Йорка на машине, наверняка не появятся. Ну и ладно. Вчера снежная буря показалась ей дурным предзнаменованием, зато сегодня воспринималась как благословение. Такая красота!

День будет чудесным. Она чувствовала это.

Накинув толстый фланелевый халат и перехватив его поясом, Колетт вышла из спальни. Ей очень хотелось в туалет, мочевой пузырь все упорнее напоминал о себе. Но этим утром у нее имелись неотложные дела — прежде всего следовало сдержать обещание, данное будущей невестке. А именно — разбудить Оливера. Ее братец имел обыкновение спать как убитый. Иногда он просто не слышал будильника, как бы громко тот ни звонил. Так что Колетт взяла эту работу на себя.

Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить отца, она прокралась по коридору и уже собиралась постучать, как вдруг, к своему удивлению, увидела, что дверь в комнату Оливера открыта.

— Не может быть, — прошептала она, и легкая улыбка сомнения коснулась ее губ. Колетт просто не могла поверить, что этим утром брат проснулся раньше нее.

Она все же постучалась в дверь, прежде чем войти, а войдя, тут же остановилась и в смущении уставилась на кровать Оливера, аккуратно застеленную таким же, как у нее, ватным одеялом. В изголовье лежало четыре или пять подушек. Но самого Оливера в кровати не было! В постели, похоже, никто не лежал с тех пор, как она была застелена прошлым утром.

«Разве что он сам ее заправил», — подумала она, прежде чем сообразить, насколько это нелепо. Ее брат ни разу в жизни не застелил свою постель сам.

Колетт вздохнула и улыбнулась сама себе. Накануне вечером, волнуясь из-за предстоящей женитьбы, Оливер засиделся за чтением в мамином салоне. Раз его нет в постели, значит, он наверняка заснул в той же комнате, на диванчике перед камином.

— Сегодня утром тебе придется держать себя в руках, братишка, — пробормотала она, снова выходя в коридор.

В доме было тихо, темно и прохладно. На верхней площадке лестницы Колетт остановилась, чтобы включить отопление, и начала спускаться. Фойе окутывал мягкий полумрак; предрассветное небо давало достаточно света, чтобы можно было идти не на ощупь. Свернув налево, Колетт пошла по коридору в южное крыло здания, в комнату, где только вчера вечером ее брат выражал свои сомнения насчет брака с Джулианной.

Но Оливера там не оказалось.

Когда она, пятясь, вышла из салона, ее лоб прорезала глубокая морщина. В смущении она вернулась в фойе и остановилась. Поглядела сначала на лестницу, потом на входную дверь. «Ума не приложу, где еще мог ночевать Оливер, кроме собственной постели или салона».

В следующую секунду она осознала, что краем глаза улавливает нечто странное. Стоило ей повернуться и увидеть гардероб под лестницей, как морщинка на лбу стала глубже. Дверца шкафа была приоткрыта на пару дюймов. Колетт распахнула дверцы и увидела внизу, на куче ботинок и туфель, пустую проволочную вешалку. С верхней полки свалилось несколько шарфов и перчаток, а один длинный шерстяной шарф свисал оттуда змеиными кольцами. Другая вешалка была вытащена и торчала под странным углом. Кто-то покидал дом в страшной спешке. В голове Колетт всплыло ночное воспоминание: она слышит шум, выходит в полусне из своей комнаты и видит, как брат роется в шкафу.

— О нет, — прошептала она. — Оливер…

Над Дорогой Перемирия утро наступало быстро. Солнце всходило на востоке с удивительной скоростью. Небо выглядело гораздо синее, чем привык видеть Оливер, а полевые цветы по обе стороны дороги казались нарисованными такими яркими красками, какие вряд ли способна создать природа. Но ничто вокруг не казалось нереальным, скорее наоборот: все было слишком реальным. Красивее. Лучше. Даже воздух благоухал так сладко, как никогда прежде. Оливер испытывал эти чувства с тех самых пор, как преодолел Завесу, однако осознать их смог лишь утром. Ему никак не удавалось отделаться от мыслей о Дороти и радуге, столь разителен был контраст между обыденной жизнью и этим необычайным местом. Ничего подобного он и вообразить себе не мог. Предел всех, даже самых заветных, мечтаний.

«Как учит старинная поговорка? Будь осторожен в своих желаниях…»

Однако даже втайне он никогда не мечтал о том, чтобы на него открыли охоту. Мрачный призрак Охотников за мифами нависал над ним с тех пор, как они с Фростом отправились в путешествие, и приглушал восторженное изумление окружающим. Но теперь, с наступлением утра, угроза казалась гораздо реальнее. Оливер гадал — действительно ли мир за Завесой настолько невероятен, или только страшная опасность заставляет его воспринимать это место так живо и отчетливо?

Они все шли сквозь чащу на восток, и, как обещал Фрост, лес вскоре кончился. Небо уже начало светлеть, и в сероватой рассветной дымке отчетливо проступила Дорога Перемирия, протянувшаяся с севера на юг. Осталось только спуститься по холму — пологому, поросшему высокими травами. Они колыхались под ветром, распространяя аромат цветов. У подножия холма и проходила Дорога. Она представляла собой что-то вроде грунтовки — такая узкая, что по ней с трудом проехал бы автомобиль. «Впрочем, — подумал Оливер, — вряд ли по эту сторону Завесы много автомобилей. Скорее уж повозки, запряженные лошадьми. Коляски, экипажи… Что-то в этом роде». Оливер не стал искать подтверждения своей догадки у спутников, но был почему-то совершенно уверен, что гипотеза подтвердится. Да и колеи на дорогах, в общем-то, свидетельствовали в ее пользу.

Прошло меньше часа с тех пор, как они вышли из леса и начали свой путь по Дороге Перемирия. Все это время Фрост и Кицунэ вели нескончаемый разговор, перебрасываясь короткими невнятными фразами. Оливер поначалу прислушивался, а после махнул рукой. К своему разочарованию, он понял, что это разговор того же рода, что могли бы вести любые два чужестранца. Родные места, общие знакомые, современная политика… Звучали имена и названия, совершенно незнакомые Оливеру, и, хотя он временами пытался уловить смысл беседы, мысли все равно уплывали куда-то в сторону. Он замедлил шаг и пошел чуть позади.

Здесь он был аутсайдером. Чужаком. У него не оставалось иного выбора, кроме как продолжать свой путь и уповать на то, что так или иначе все разрешится.

Утреннее солнце согрело воздух градусов до восьмидесяти, но Кицунэ по-прежнему куталась в свой плащ из рыжего меха, словно не замечая жары. Несколько раз, обращаясь к Фросту, она оглядывалась на Оливера. Замечала, что тот не сводит с нее глаз, и снисходительная улыбка касалась ее губ. Нефритовые глаза светились изнутри даже в ярких солнечных лучах.

Зимнего человека летнее солнце волновало, казалось, еще меньше. На пыльной и сухой Дороге Перемирия за Фростом тянулись влажные, быстро высыхающие отпечатки ног. Шаги Оливера слегка вздымали пыль, а Кицунэ вообще не оставляла никаких следов.

При первой встрече Фрост, казалось, весьма подозрительно отнесся к Кицунэ; однако теперь меж двумя Приграничными, похоже, установилось некое товарищество. Это дало Оливеру возможность поразмыслить. Днем Кицунэ казалась не менее красивой, чем ночью, и нравилась ему ничуть не меньше. Но теперь, когда он плелся позади, терзаемый мыслями о собственной смертности и о том, насколько велики его шансы дожить до следующего утра, он уже не так доверял этой таинственной женщине.

Что-то было у этих Приграничных общее. Тащась за ними, он с каждым шагом убеждался в этом все больше и больше.

— Позвольте спросить, — прервал он их разговор о ком-то — или о чем-то? — по имени Гонг-Гонг («Кем бы он там ни был, черт побери»).

Кицунэ снова взглянула на него, и мех плаща заструился так, словно был пришит к ее коже. Когда она повернулась, зимний человек тоже взглянул — но не на Оливера, а на нее, — и Оливер понял, что Фрост вовсе не перестал остерегаться зеленоглазой женщины, а просто хорошо скрывает свои подозрения. Оливера тут же охватило чувство, которое он затруднялся определить: то ли облегчение, то ли усилившаяся тревога.

— Что, Оливер? — спросил зимний человек.

Солнце посверкивало в сосульках его волос, бросая «зайчики» на землю. Все тело было почти прозрачным, кроме бледно-голубых глаз.

Оливер провел тыльной стороной ладони по заросшему щетиной подбородку и ускорил шаг, чтобы поравняться с ними. А потом заговорил, энергично жестикулируя (эту привычку он унаследовал от матери):

— Я так понимаю, что живущие здесь люди, Заблудившиеся, как вы их называете, не могут вернуться назад, потому что их коснулась Завеса. А я пересек ее с тобой, поэтому она меня не коснулась. То же самое произошло бы, перейди я Завесу с любым другим Приграничным. Поэтому я могу вернуться назад, а по законам Двух Королевств это делает меня Вторгшимся. А значит, беглецом, скрывающимся от погони.

Дорога Перемирия между тем слегка повернула и плавно пошла вверх по холму.

— Примерно так, Оливер. Здесь этих людей называют Заблудившимися, а в старых волшебных сказках — Завлеченными. Наверняка ты о них читал. Иные из них не были завлечены Завесой, а просто проникли за нее, гуляя в тех местах, где Завеса слишком тонка или неустойчива. Они не представляют угрозы для Двух Королевств, потому что никогда не смогут вернуться назад. Если бы в обычном мире узнали о нашем существовании, поверили в него по-настоящему, невозможно представить, что бы случилось. Война или, по меньшей мере, разбой и постоянные вторжения. Мы не можем этого допустить.

— Хорошо, но почему бы мне не солгать? — быстро спросил Оливер. — То есть я ведь могу просто сказать, что я — один из Заблудившихся, что меня заманили сюда. И это наполовину правда, между прочим. Всю жизнь я мечтал сбежать куда-нибудь, в другую страну, где…

Пока Оливер говорил, Кицунэ не смотрела на него. Она внимательно вглядывалась в поле, простиравшееся к востоку от дороги. Здесь уже не было ни высокой травы, ни цветов — лишь голая, жесткая земля.

— Притворством здесь никого всерьез не обманешь. На Заблудившихся лежит печать. Стоит взглянуть на них, и сразу понимаешь, что они принадлежат этому миру. А ты — нет. Но даже если бы Фрост сумел тебя замаскировать, все равно Сокольничий видел тебя, и он помнит твой запах. Нет, слух о том, что среди нас есть Вторгшийся, распространится быстро, и тогда охотиться на тебя станут не только враги Приграничных, но еще и агенты с чиновниками обоих Королевств.

Оливер буквально онемел.

Фрост покосился на него:

— Никто из нас не хочет умирать, друг мой. Ты спас меня от смерти. И я сделаю все, чтобы вернуть этот долг, сохранить тебе жизнь и вернуть домой.

У Оливера екнуло в животе.

— Когда-то, давным-давно, я бы совсем не захотел возвращаться отсюда домой.

Кицунэ чуть повернулась, высунув из-под капюшона кончик носа. Оливер смотрел на нее.

— Ни одно путешествие нельзя считать завершенным, пока не вернешься туда, откуда начал свой путь.

Они продолжали подниматься по длинному пологому склону, молча размышляя о той опасности, которая их объединяла. По другую сторону дороги, на вершине холма, росли деревья, но очень редкие и невысокие, с тонкими стволами и странно искривленными ветками. Землю между чахлыми деревцами сплошь покрывали камни и жесткая, низкорослая трава. Оливер подумал, что когда-то ему уже доводилось это видеть — во сне, в ночном кошмаре. По правде говоря, весь этот холм казался ему странно знакомым, словно бы полузабытым.

— Так было всегда? — спросил он. — Я имею в виду закон. Вторгшихся всегда убивали?

— Всегда, — ответил зимний человек. — Единственный способ защитить этот мир — прятать его за Завесой.

Оливер кивнул. Значит, вот какой конец ему уготован. Что ж, это его путешествие, и надо идти вперед. Но раз уж он надеется выжить, то должен узнать как можно больше об этих Двух Королевствах. Иного выбора нет.

— А как же профессор Кёниг? — вскинула брови Кицунэ, соизволив наконец повернуться к ним лицом.

Зимний человек так сильно нахмурился, что лед на лбу затрещал.

— Наверняка это просто сказка. Что-то вроде местной легенды.

— Вовсе нет, — промурлыкала Кицунэ. — Я с ним однажды встречалась. Правда, очень давно.

— Кто такой профессор Кёниг? — Оливер взглянул на Кицунэ, но ответил Фрост.

— Обыкновенный человек. Историк. Собиратель фольклора. Коллекционировал, изучал, исследовал и, благодаря своим исследованиям, научился задавать правильные вопросы. Как гласит легенда, Кёниг убедил одного из Приграничных открыть для него портал, чтобы он смог изучить эту сторону Завесы. Если верить этой истории, он был единственным Вторгшимся, кто обнаружил наше существование, но получил дозволение жить.

— Но почему? Почему именно он?

Кицунэ откинула капюшон — впервые с тех пор, как они встретились с ней, — и ее шелковистые черные волосы заблестели на солнце.

— А вот этого я не знаю.

— Именно это мне и нужно узнать! — воодушевившись, воскликнул Оливер. — Может быть, разыскав профессора и узнав, почему они сделали для него исключение, я смогу найти способ заставить их забыть обо мне и оставить меня в покое.

— Теперь он, должно быть, уже очень стар, — с сомнением ответила Кицунэ.

— Но есть вероятность, что он еще жив, — возразил Оливер.

— Да, есть, — медленно кивнул Фрост, шедший между ними. — Так или иначе, тебе по-прежнему придется опасаться Охотников; впрочем, как и нам. Отдохнем в Песочном замке и двинемся в сторону Перинфии…

— Куда?

— В столицу Ефразии, одного из Двух Королевств. В Перинфии мы с Кицунэ попытаемся узнать, кто насылает Охотников на Приграничных. Там же можно попытаться что-нибудь разузнать и о профессоре Кёниге.

Тут зимний человек прищурился и, убедившись, что Кицунэ не видит его лица, многозначительно посмотрел на Оливера:

— Если, конечно, он — не легенда.

— Разве я не сказала тебе, что он существует? — удивилась Кицунэ. — Какая ирония! Ты, которого столь многие считают плодом воображения, относишься к существованию смертного человека так же, как его сородичи — к твоему.

Фрост ответил не сразу, продолжая молча шагать. Немного погодя он все же посмотрел на Кицунэ, и та насмешливо вскинула брови.

— Посмотрим, — пробормотал зимний человек.

Но искорка надежды уже зародилась в душе Оливера. Каким бы ничтожным ни был шанс, что для него тоже сделают исключение, он обязан был за него уцепиться. Если один человек смог пройти сквозь Завесу и остаться в живых, значит, сможет и другой.

Он так увлекся своими мыслями, что не сразу заметил, как его спутники остановились, и обогнал их на несколько шагов.

Они перевалили через вершину холма, поросшую теми самыми жалкими, искривленными деревцами. Оливер собирался спросить, почему они остановились, но тут же сам увидел причину: грубая, поросшая жесткой травой почва по левую сторону дороги уступила место песку.

Там не было ничего, кроме песка.

Поле растянулось больше чем на милю. Барханы издалека походили на океанские волны, которые устремлялись к невероятных размеров крепости, замку, окруженному со всех сторон огромной стеной.

И все это было из песка.

На фоне ярко-голубого, точно нарисованного на холсте, неба песок казался почти золотым.

— Просто… Я никогда… — пробормотал Оливер.

Но его благоговейное восхищение прервали слова зимнего человека.

— Это мне не нравится, — сказал Фрост тоном столь же холодным, как его прикосновение.

Оливер хотел спросить, что он имеет в виду, но повернулся и увидел, что вовсе не вид на Песочный замок заставил его спутников замереть. Кицунэ сошла с Дороги Перемирия, не оставляя следов, и пошла меж деревьев. Глядя вверх, она сделала странную вещь: зачем-то накинула на голову капюшон и спрятала лицо.

На одну из толстых веток был насажен сморщенный старичок в темно-зеленой, почти черной одежде. Там, где ветка пронзила грудь, рубашка разорвалась, виднелись сломанные кости. Но кровь не текла. Вместо крови из раны сыпался песок. Песок до сих пор струился из мертвого тела, клубясь на ветру и покрывая землю. Ноги старичка были обуты в тяжелые, словно сделанные из железа, башмаки.

У подножия дерева Кицунэ опустилась на одно колено и подобрала с земли что-то красное. Она расправила находку в руках, и Оливер увидел, что это шапка.

— Что случилось? — спросил он, боясь, что уже знает ответ.

— Это один из песочных людей, — ответил Фрост, переводя взгляд с убитого человечка на замок и обратно.

— И… что теперь?

Зимний человек посмотрел на него, отвернулся и пошел вперед.

— Пойдем посмотрим, остался ли кто в живых. Поможем, чем сумеем.

Оливер смотрел ему вслед. Он взглянул на Кицунэ, но та, не обращая на него внимания, плотнее завернулась в плащ и отправилась вслед за Фростом.

— Но вдруг Охотники все еще здесь? — спросил Оливер.

Он был уверен, что именно так все и произошло. Песочные люди — из Приграничных. Если один из них убит, кто, кроме Охотников, мог это сделать?

— Тогда, быть может, мы успеем спасти кого-то из Красношапочников. Каждый убитый Приграничный — наш потерянный союзник. Если Охотники еще в замке, мы должны с ними сразиться.

Образ Сокольничего вспыхнул в мозгу Оливера, и его затошнило.

— Кажется, вы не захватили с собой даже завалящего ружьишка!

Ни Фрост, ни Кицунэ не удостоили его ответом. Они просто продолжали идти к песчаным барханам по волшебной пустыне, возникшей так неожиданно среди совсем иного пейзажа. Прямо к высившейся за барханами крепости. «Ну почему у меня нет оружия? — думал Оливер. — Хоть какого-нибудь!». Меньше всего на свете ему хотелось идти в этот замок.

Он посмотрел на создание, торчавшее на ветке, как на колу, на красную шапку, валявшуюся на пыльной обочине…

И бросился догонять своих спутников.