Джекс ждал ее, сунув руки в карманы. Тринити провожала Олега взглядом, пока тот не вернулся в серый сумрак отеля, а затем повернулась к Пыру. Кивнув ей, ирландец направился ко входу в вестибюль, чтобы встать там, на ходу закуривая сигарету. Близящийся рассвет окрасил мир в тон сепии, и в этом свете Тринити выглядела суровой и прекрасной в равной степени, и Джекс видел ее смятение – любовь к этому человеку, которого она избрала.

«Я в списке ее забот номер последний», – подумал он. Тринити сунулась в самый центр тихой, миниатюрной боевой зоны в пустыне. Может, она и не знала, во что впутывается, но Олег-то знал, и если он любит Тринити, то мог бы не допустить ее до этого. Должен был не допустить.

Джекс не вынул рук из карманов, когда Тринити подошла.

– Ты не сказала Олегу и его дружкам, кто ты такая.

– Я им сказала, кто я, – возразила Тринити. – Не сказала только, кто ты такой и кем был мой отец. Это казалось несущественным. Это вроде как наши разговоры про Белфаст – типа, от них больше вреда, чем пользы.

– Рад видеть тебя, Тринити, – улыбнулся Джекс.

Со вздохом покачав головой, девушка обхватила его руками, вынудив Джекса вытащить руки из карманов, чтобы ответить на объятья. Тринити чуточку дрожала, и он прижал ее к себе покрепче.

У него есть сестра. С этой мыслью надо пообвыкнуться, но здесь и сейчас, видя и осязая ее во плоти, он ощутил настолько крепкую связь, какой и вообразить не мог.

– Жаль, что ты не знала Томми, – тихонько проронил он.

Тринити отстранилась, по-прежнему держа одну ладонь на его предплечье.

– Мне тоже.

– Если переживем все это, надо нам узнать друг друга получше, – кивнул Джекс.

Она улыбнулась, но чуть заметно, словно ни на йоту не верила, что оба они сумеют распроститься с «Братвой» живыми и здоровыми.

– Ну вот, ты меня нашел, – сказала она. – И что теперь?

– Морин хочет видеть тебя дома.

Солнце прорвалось на горизонте, залив землю теплым светом. Лицо Тринити засияло ярким золотом утра.

– Никуда я не поеду. Я…

– Ты его любишь, – перебил Джекс. – Смекал, что ты так скажешь.

– И?

Джекс, поморщившись, потрогал синячище на левой стороне лица.

– Теперь у меня свои разборки с Лагошиным. Не говоря уж о том, что надо позаботиться, чтобы, когда я отвалю, ты была в большей безопасности, чем сейчас. Как-то не с руки говорить Морин, что оставил ее дитятко в гуще бандитской разборки… Смекаю, мы перетрем с твоим приятелем Соколовым, погасим долги, заключим новый мир. Если только они не попытаются меня пришить.

Тринити испустила тяжкий вздох. На сей раз руки в карманы сунула она.

– Они должны знать, что если убьют тебя, то им придется убить и меня.

– Думаешь, это им помешает? – осведомился Джекс.

– Я не идиотка. Я знаю, что они ставят свое братство превыше всего. Быть может, даже Олег, если до этого дойдет. Он меня любит, но кто его знает, понимаешь?

– Это не ответ.

– По-моему, большинство из них замнутся, прежде чем пытаться убить меня, – развела руками Тринити.

– Как-то не утешает меня это.

Джекс бросил взгляд на дорогу, гадая, когда же вернется Рыжий. Потом жестом пригласил Тринити идти к отелю первой, сказав:

– Пошли. Не хочу, чтобы они там грохнули Луку без меня. Хочу убедиться, что они помнят, кто привел его на танцульки.

Солнце уже пробиралось по парковке. Присоединившись к Пыру, они вошли через двери в вестибюль отеля. Двое братков были еще там, но Кирилла, Олега и Луки и след простыл.

– Где они? – спросила Тринити.

Русские недоверчиво смерили Джекса и Пыра взглядами с головы до ног.

– Бассейн.

И опять Тринити пошла первой. Джекс чувствовал вес своего пистолета у крестца, но игнорировал трезвон сигналов тревоги в голове. Без приказа босса эти парни не выстрелят ему в спину, пока он шагает прочь, а босс вряд ли уже дал им зеленый свет.

В коридорах отеля застоялся сухой, пыльный запах с душком плесени. Они миновали одну нумерованную дверь за другой, бездействующий генератор льда и взломанный автомат по продаже газировки; оставшиеся банки внутри него можно было перечесть по пальцам.

Тяжелая металлическая дверь в глубине здания вела на огражденную территорию с восточной стороны отеля. Главная дорога виднелась с дорожки между задней дверью и воротами, но внутри ограды, среди разросшихся кустов, они будут скрыты от глаз.

Когда Тринити взялась за калитку и открыла ее под скрежет ржавых петель, послышался вопль боли Луки. Джекс прибавил шагу, и Пыр последовал за ним.

В бассейне, заросшем коркой грязи, не было ни капли воды. Патио вокруг потрескался, и сквозь трещины пробилась трава и даже небольшие кустики. В бассейне находились Кирилл, Олег и трое других русских. Один из выгоревших шезлонгов поставили в центр пустого бассейна, и сейчас в нем сидел залитый кровью Лука.

– Ори от боли, если тебе так легче, – изрек Кирилл. – Но не зови на помощь. Здесь тебе никто не поможет.

Джекс кашлянул, чтобы привлечь их внимание. Все шестеро обернулись, как ошпаренные, уставившись на него, и только потом заметили Пыра и Тринити. От вспыхнувшей на лице Луки надежды прямо сердце разрывалось.

– Вижу, у вас дело в разгаре, – заметил Джекс. – Но если бы вы могли выкроить две минуты, я хотел бы потолковать насчет наших дел.

Кирилл воззрился на чужака так, будто хотел в него плюнуть.

– Думайте об этом в таком ключе, – предложил Джекс, – чем дольше вы заставляете его ждать, тем больше он терзается, гадая, сколько еще продержится, чтобы не сказать вам того, что вы хотите знать. Это мука мученическая.

Тринити стояла рядом с ним плечом к плечу. Кирилл глянул на нее, увидел, что она солидарна с братом, и перевел взгляд на Олега. Тот кивнул почти незаметно, чтобы не посеять в остальных русских сомнения в том, кто здесь командует, но сразу стало ясно, что Олег – заместитель Кирилла и его мнение босс ценит.

– Тимур, – велел Кирилл одному из своих, – сломай ему оба больших пальца.

Лука не умолял. Уставив на Тимура испепеляющий взгляд, он оскалил зубы, отказываясь выказывать страх.

Как только Кирилл начал взбираться по ступеням из пустого бассейна, Тимур взялся за работу. Лука закричал. Вместо торжествующей ухмылки на лице Кирилла отпечаталась глубокая печаль.

– Он заговорит, – сказал Джекс.

– Непременно, – согласился Кирилл. – Но я предпочел бы обойтись без пыток. Когда-то мы были друзьями.

– Вы с Лагошиным воюете. Если только один из вас не поднимет белый флаг, погибнет уйма ваших друзей.

Кирилл косо посмотрел на него с угрюмым видом, но промолчал. Они вышли из калитки, и Кирилл тронулся вдоль задней стороны отеля. Пыр последовал за ними, но остановился у калитки, где мог приглядывать за ними, не возбуждая у Кирилла подозрения, что он пытается подслушивать. Джекс и Кирилл вместе дошагали до широкой прогалины в кустарнике с видом на подножия холмов в ту минуту, когда солнечный свет воспламенил вершины гор и горячая полоса его сияния двинулась вниз, захватывая все больше земли.

Кирилл остановился, глядя на золотистую ауру света раннего утра на горах.

– Просто чтобы не было недоразумений, – сообщил Джекс, – да будет вам известно, я вооружен.

– Я так и предполагал.

– И это вас не волнует?

Кирилл обернулся к нему лицом:

– Убивать меня здесь – чистой воды суицид.

– Мне вас убивать без интереса.

Кирилл тонко усмехнулся, словно напоминая Джексу, что это чувство вовсе не обоюдно, и произнес:

– Вы хотели поговорить со мной наедине. Ну и вот.

Джекс поскреб пальцами в бороде, тщательно подыскивая слова.

– В последнее время я многое в жизни начал заново. Ничё такого, на что вам не насрать. Всякое личное. Последние отношения между «Братвой» и моим клубом были запутанны. Много скверной крови. Вы думаете, что мы убили Путлова. Ясное дело, убеждать вас в обратном я не буду, да и вы не собираетесь подтверждать, что это ваши люди на днях пытались уложить нас с Рыжим в могилу.

Кирилл задумчиво смотрел на него.

– Может, у Лагошина и стало на пару мужиков поменьше, – продолжал Джекс, – но готов спорить, перевес все равно на его стороне. С этим я могу помочь.

– Вас всего трое, – презрительно усмехнулся Кирилл.

– Нас трое, но мы доставили вам одну штуку, добыть которую сами вы не сумели, – наколку на логово Лагошина, – парировал Джекс. – И это сейчас нас трое, но у меня здесь в Вегасе есть чартер, который пошлет подкрепление.

– В обмен на?..

– Эй, я просто чувак, пытающийся спасти свою сестру от погибели, – вскинул руки Джекс. – Она любит вашего паренька Олега, и он, сдается мне, чувствует то же самое. Так что мы с вами практически свояки. Я лишь предлагаю скорешиться, пока не похороним Лагошина, и вы загребете дела «Братвы» на западе США. А когда все будет позади, сохраним нынешний статус-кво. САМКРО и «Братва» останутся в разных углах… а ваши люди не будут соваться к ирландцам.

– Теперь понял. – Глаза у Кирилла загорелись. – Для вас это бизнес.

– Это семья, – угрюмо проронил Джекс. – Клуб для меня – такая же семья, как и Тринити. И я не хочу, чтоб еще хоть кто-то умирал без причины.

Он протянул руку, держа ее в ожидании неколебимо, как скала.

Прошло несколько секунд, но в конце концов Кирилл принял его руку и тряхнул ее.

– Хорошо, – подытожил Джекс. – А теперь поглядим, что может сказать Лука.

И, будто по команде, раздался крик пленника. Отразившись от стен пустого бассейна, страдальческий вопль эхом унесся к пустынным небесам. В высоте, наблюдая за представлением, кружил могучий краснохвостый сарыч.

* * *

Прислонившись к стене пустого бассейна, Джекс вместе с Пыром смотрел, как русские избивают Луку в хлам. Кирилл по большей части просто наблюдал, оставив кровавое рукоприкладство на долю Олега и мужика по имени Гаврила. Похоже, Олег к насилию вкуса не питал. Раскаяние буквально сочилось у него из каждой поры, как пот. Когда Гаврила отрезал Луке мизинец правой руки, Олег отвернулся. Но когда Лука не заговорил и после этого, именно Олег с ревом ярости врезал Луке с такой силой, что шезлонг опрокинулся и пленник ударился головой о бетонное дно бассейна.

Луку били и резали, он лишился двух пальцев и четырех зубов. С опухшим, потрескавшимся и залитым кровью лицом он обмяк в шезлонге, будто надувная кукла, мало-помалу утрачивающая гелий.

– Умер? – спросил Джекс, теряя терпение.

– Хочешь попробовать? – вызверился на него Кирилл. – Думаешь, лучше справишься?

Тот оттолкнулся от стены.

– Джеки… – негромко, встревоженно произнес Пыр.

Пойдя, Джекс двинулся в обход Луки.

– Вы могли бы чикнуть ему яйца, а потом пригрозить и с хером так же поступить.

И Кирилл, и Олег покрылись землистой бледностью. Гаврила же выглядел лишь павшим духом.

Лука харкнул кровью Джексу под ноги.

– Этот мужик был вашим братом, – поведал тот. – Это я усек. Никто не хочет пытать парня, который приносил тебе пиво, когда шел прихватить кружечку для себя. Но Лука больше не ваш брат. Он предал вас. Лагошин приказал ему держаться при мне, следовать за мной, пока я вас не найду, а потом позвонить ему. Они бы приехали сюда и поубивали вас всех.

– Думаешь, мы такие слабаки? – волком уставился на него Олег.

– Братство – вовсе не слабость, – нахмурился Джекс. – Вы – люди чести. Но все мы знаем, что это закончится смертью Луки. – Он присел на корточки, глаза в глаза с пленником. – Черт, Лука сам это знает. Штука в том, что и он человек чести, правда? Так что единственный способ заставить его сказать то, что вам надо, это сделать так, чтобы он предпочел побыстрее умереть, чем цепляться за эту честь.

Лука устремил на него уничижительный взгляд. Встав, Джекс оглядел братков, питавших к нему в этот момент ничуть не больше симпатии, чем Лука.

– Тут дело не в чести, – подала голос Тринити, спускаясь по ступеням в пустой бассейн. Откинув волосы назад, она обернулась к Джексу: – Это ужас.

– Что? – переспросил Джекс.

– Они не торопятся, нагнетают, готовят к худшему, позволяя ему переполниться болью и страхом, – заявила она, бросив взгляд на Олега, а затем на Кирилла. – Разве ж это пытка? Это прелюдия.

– У нас нет времени на прелюдии, – возразил Джекс.

Подойдя к Гавриле, Тринити протянула руку:

– Дай мне свой нож, Гав.

Опустившись на колено, браток закатил штанину, чтобы извлечь небольшой кинжал из ножен на лодыжке. Тринити приняла нож на ходу, направляясь в глубокий конец пустого бассейна. Джекс с любопытством наблюдал за ней. Насмешливо фыркнув, Лука снова пренебрежительно сплюнул, словно отвергая саму идею, что его может запугать женщина.

Тринити пробралась мимо Олега спиной к нему, держа дистанцию между собой и Лукой.

А потом захватила его волосы горстью и дернула голову назад. Стиснув зубы, с проступившими на предплечьях мышцами, прижала клинок к коже у самого левого глаза Луки. В свете утра Джекс увидел, как из ранки побежал кровавый ручеек.

– Сука, – насмешливо процедил Лука, зажмурив глаза.

Тринити вонзила лезвие в его бровь, и Лука вскрикнул, когда она полоснула книзу, рассекая ему веко. Попытался отдернуть голову, использовать свой вес, чтобы толкнуть шезлонг назад, но Тринити держала его крепко, а положение клинка вынуждало его не слишком уж биться.

– Да уж, она твоя сестра, верняк, – тихонько проронил Пыр.

Джекс стоял вдали от стены, глядя на Тринити во все глаза. Она выросла в семье, причастной к ПИРА, жила жизнью, не чуждой насилия и убийств, но, насколько он знал, сама никогда не имела к этому насилию ни малейшего касательства.

– Эй, – негромко сказал он, – не надо.

Тринити ожгла его суровым взором. Если она и поняла, что пролитая кровь преобразила ее, что она только что распростилась с частичкой своей невинности, в ее взгляде это никак не отразилось. Джекс понимал, что она не маленькая девочка, а он не блюститель ее невинности или человечности, но все равно пережил в этот миг чувство какой-то утраты.

– Открой глаза, – приказала Тринити Луке.

Пленник повиновался. Из располосованного левого века бежала кровь, но глаза он еще вроде бы не лишился. Лука вытаращился на нее, боль и страх напрочь подмяли под себя его непокорность и браваду.

– Это тебе доказательство, что я это сделаю, – отчеканила Тринити. – Пять секунд, и я разрежу тебе глаз, как вскрывают устриц. Адрес, где мы можем найти Лагошина?

И едва успела начать отсчет, как Лука уже выпалил ответ.

Достигнув цели, Тринити отпустила его волосы. Отдала окровавленный нож Гаврилы Олегу и, отвернувшись от русских, зашагала к Джексу. Но вместо того, чтобы удовлетворенно улыбнуться, как всякий другой на ее месте, покрылась смертельной бледностью. Опершись ладонями о внутреннюю стенку пустого бассейна, она испустила глубокий, порывистый вздох.

– Как ты? – положил ладонь ей на спину Джекс.

Тринити еще раз передохнула.

– Если сумею не выблевать собственные кишки, буду как стеклышко.

* * *

Тринити спешила по коридору обратно в свою комнату. Агент по недвижимости не хотел включать воду в отеле, но предоставил технический план здания, и Петр справился с этим сам. Пока департамент водоснабжения спохватится, их уже и след простынет.

И сейчас она была готова расцеловать Петра. Бывают дни, когда душ – даже ледяной, ведь другого у них нет, – способен спасти тебе жизнь. Лицо ее горело, и, сворачивая за угол, она не могла разжать стиснутых в кулачки рук. Увидев дверь своего номера, сумела перевести дух, потом содрогнулась от омерзения при мысли, что душный, пыльный гостиничный номер может сулить ей такое утешение. Здание словно навалилось на нее всем своим весом.

– Тринити!

Она стремительно обернулась, по-прежнему сжимая кулаки. Олег пошел следом и теперь стремительно шагал к ней. «Всего в двух дверях, почти нагнал».

Между ними назрел скандал – она секретничала, а он думал, что знает ее, но сейчас этот разговор был свыше ее сил.

– Ты знала, что это важно, твои отношения с Джексом…

– Он мой брат.

– Ты знала, что это все для нас осложнит.

– Я не знала насколько, но вообще-то, ага, знала. Ты меня винишь за то, что не болтала языком, когда в тебя влюбилась? – Она провела ладонями по волосам. – Честно?

Олег протянул руку, чтобы коснуться щеки Тринити, и приподнял ее подбородок.

– А если бы тебе пришлось выбирать?

Дыхание девушки участилось. Она вскинула голову, пытаясь скрыть тревогу.

– Ты собираешься меня заставить?

– Если бы тебе пришлось, – не унимался Олег, – кого бы ты выбрала?

Испустив негромкий смешок, Тринити тряхнула головой. Ее жизнь дома порой бывала тревожной, порой одинокой, а порой и опасной, но для нее это всегда была замечательная жизнь. Школа, работа в пекарне, а после – в пабе «У Кигана», встречи с друзьями и пререкания с матерью. Были церкви и булыжные мостовые, а в хороший день музыканты рассекали по всему городу. Красота.

Здесь тоже есть красота. Пустоши и горы. По ночам даже огни Лас-Вегаса обретают хрупкое очарование. Тринити верила, что они с Олегом могут зажить красиво, но сейчас как-то отстранилась от этого, словно сможет видеть прелесть мира только сквозь зарешеченные окна какой-нибудь тюремной камеры.

– Человек, который меня любит, ни за что не задал бы мне подобный вопрос, – отрезала она.

Олег едва не зарычал. Тринити увидела, как он борется с собой, как схлестнулась угрюмая русская натура с его чувствами к ней.

– Женщина, которая меня любит, смогла бы ответить на этот вопрос, – изрек он.

– Ты ублюдок…

Олег протянул к ней руку, но Тринити ее стряхнула.

– Я только спрашиваю, что… если до этого дойдет…

Тринити нацелила палец ему в лицо, ощерившись:

– Он мой брат, и это единственное, что оставил мне отец. Он – член семьи.

На них обрушилось беспощадное молчание.

Послышался шелест одежды и тяжелые шаги, и, обернувшись, они увидели, как из-за угла в конце коридора появляется Джекс. Остановившись, он встретил взгляд Олега с нескрываемым вызовом, и Тринити поневоле задумалась, сколько он услышал.

– Есть минутка? – спросил он.

Олег поскреб свой заросший подбородок.

– Времени у нее вагон, – и повернулся было уйти, но Джекс окликнул его:

– Я это тебе.

Задрав подбородок, Олег смерил его ледяным взглядом.

– Валяй.

– То, что я здесь, осложняет вам жизнь, – начал Джекс. – Это я признаю. Мы с Кириллом пришли к пониманию. После этой штуковины мы, может, и не подружимся, но пытаться поубивать друг друга не будем. У меня сложилось впечатление, что нам с тобой нужно отдельное понимание.

– Путлов завербовал Кирилла, – облизнул губы Олег. – Кирилл привел в «Братву» меня, избавив от убогой жизни. Я очень уважал Виктора Путлова.

Тринити следила за лицом брата. Его черты не выдавали ровным счетом ничего, оставаясь такой же непроницаемой маской, как и черты Олега.

– Я тоже уважал Путлова, – сказал Джекс. – Но трудновато сохранять уважение к мужику, когда тебе всаживают нож в спину. Или приставляют к горлу. Тринити любит тебя, так что я кое-что тебе пообещаю. Все мои карты на столе. У меня лишь один интерес – позаботиться о безопасности сестры. Я знаю, что ты тоже этого хочешь, Олег, но должен спросить… все ли твои карты на столе?

Поколебавшись, русский бросил взгляд на Тринити, и скорлупа агрессии словно осыпалась с его лица.

– Да, – проронил он, – все карты.

На секунду Тринити показалось, что они могут обменяться рукопожатием, но Джекс руки не протянул, а Олег лишь кивнул и, развернувшись, зашагал по коридору и скрылся за поворотом в холл. Послышался металлический лязг отодвигаемого засова двери выхода, а потом она с грохотом захлопнулась.

– Прошло хорошо, – изрек Джекс, не потрудившись скрыть сарказм.

– Вообще-то, по-моему, действительно хорошо, – заметила Тринити. – Может, ему и не хочется тебя уважать, но, мне кажется, он уже к этому подходит. Трудно ненавидеть человека, если его знаешь.

– Ага, – негромко рассмеялся Джекс, – что-то в моей практике все иначе.

– Как бы то ни было, теперь мы союзники, все мы. Как только Лагошина уберут с дороги, весь этот ужас закончится.

С полсекунды Джекс взирал на нее, словно Тринити выросла на целую голову. Отметая его сомнения, она верила, что этот альянс будет благоприятным. Между ними зависла неловкость, но ее быстро сменило чувство глубокого родства. Джекс дал ясно понять, что он на ее стороне, что бы ни случилось, и хотя Тринити всю жизнь училась тому, что отношения с людьми рано или поздно ведут к разочарованию, в этого человека она начала верить. В своего брата.

Тринити твердила себе, что ей никогда не придется выбирать между новой жизнью и старой. И почти поверила в это.