Переехав из Томска в Минск, я, будучи еще мальчишкой, сделал одно удивительное для самого себя открытие: беларуские народные танцы, песни, костюмы вовсе не являлись братом-близнецом русскому фольклору. Они походили на польские или чешские, но никак не на русские песни и костюмы, на которые больше был похож концерт одной заезжей в Минск фольклорной финской группы!
Я был не на шутку заинтригован разницей в таких, казалось бы, близких восточнославянских культурах, как беларуская и русская. Понимание, что это в самом деле абсолютно не родственные культуры, пришло значительно позже.
Итак, несмотря на старания Ивана IV, русификация Москвы сильно «буксовала», а еще точнее, не продвигалась никак. Русский язык, как и экономика Великого Новгорода, не приживались в Московии, где до сих пор не было никаких аналогичных Новгороду и Вильно демократических черт. В Москве не сложилось вечевой парламентской демократии. Тогда как парламент всецело управлял делами ВКЛ и Псковской и Новгородской республик, в Москве даже так называемая боярская дума имела лишь совещательный голос, к которому государь мог и не прислушиваться. Этот аппарат единоличного управления не исчезал ни при Романовых, ни при якобы коллегиальном Центральном комитете коммунистической партии.
В Московком княжестве царила полная монархия, и сместить с престола даже совершенно бездарного правителя (каковым временами и был Иван Васильевич) было возможно только путем заговора или бунта.
Финские собратья Московии великороссы начинали процесс демократизации и русификации за двести лет до Ивана IV, и начинали в совершенно иных условиях — экономически свободных. Русский язык был необходим всем жителям Великороссии и Литвы, так как там шла активная торговля и градостроение, русский язык был языком межнационального общения, его знали туземные балты и финны, приезжие шведы, на нем говорили абсолютно все. Города Великороссии являлись транзитной зоной на пути из литвинских Полоцка, Смоленска и Витебска в шведский Готланд и далее в Швецию.
В Московии же времен Орды и первые сто лет после нее в экономическом плане ничего не менялось. Золотая Орда варилась сама в себе, нужды знать русский язык не было — полезней было знать арабский и татарский. В 1360-е гг. внутри Орды, правда, возник раскол: эмир Мамай и (главным образом) казаки (половцы) выступали за интеграцию с Европой и вступление в Генуэзский торговый союз. Но именно Москва оказала верховному хану Тохтамышу активную помошь в том, чтобы в 1380 г. отстоять устои Орды и ничего не менять. Правда, находятся исследователи, которые вообще сомневаются, а была ли такая битва. Дело в том, что на указанном Куликовом поле на Дону археологи так и не нашли следов даже небольшой стычки. Появилась теория о «мирном противостоянии» двух армий, а летописный ход битвы, мол, списали с разгрома татар литвинским войском у Синих вод. Кажется, скандальный академик Фоменко на этот раз более чем точен, говоря, что Куликовская битва была на территории нынешней Москвы, на окраине, называемой Куличками — отсюда и Куликово поле. Очень похоже на правду.
Российская историография вообще вывернула суть битвы наизнанку, как, вероятно, и изменила истинное местонахождение поля битвы. Мало кто из россиян знает, что в армии Мамая, к примеру, не было татар — таковые воевали на стороне Дмитрия. За Мамая воевала наемная итальянская (генуэзская) пехота, наемные казаки (половцы), а также наемники с Северного Кавказа. В армии Дмитрия были московитские дружины, 20 000 татарской конницы, а также русские войска из ВКЛ. Литва разбилась на два лагеря: одни выступили за старого доброго соседа Тохтамыша, а вторые считали, что одесский татарин Мамай с его дружбой с Генуэзским торговым союзом привнесет европейскую культуру в азиатскую Московию. Так считали князья Яков (Ягайло) и Олег (Ольгерд). В такой позиции был смысл: добрососедские отношения с Тохтамышем — это хорошо, но надо заботиться и о том, как дальше жить в соседстве со страной, где все зависит от одного человека, а не от демократической системы или коллегиальной структуры управления. Русь была заинтересована в добром соседе на века, а не до смерти Тохтамыша, в соседе, который бы развивался параллельно с Русью, в контексте европейского экономического прогресса. Не надо забывать, что 1380 г. — это начало эпохи Возрождения. И тут Мамай давал Москве шанс. Но, проиграв в битве с превосходящим русско-московским войском Тохтамыша (московские историки доказывают, что больше было войск у Мамая), Мамай проиграл и со своей европейской концепцией развития Московии. Пройдет сто лет, и Европа уйдет далеко вперед с системой университетов, школ и предприятий, с новыми печатными книгами, давшими большой толчок образованию и прогрессу, и Магдебургским правом, предоставившим городам право на самоуправление. В Москве же за это время ровным счетом ничего не изменится, как и за сто последующих лет. В 1560-е гг. первые печатные книги Москвы, изданные литвинским просветителем Иваном (Яном) Федоровичем (Федоров по-московски), были признаны еретическими и сожжены, а сам книгопечатник бежал обратно в Литву, во Львов. В Смутное время все станет в Московии даже во сто крат хуже, чем при Тохтамыше. Это итог печальной для Московии битвы на Куличках, из которой пропаганда Екатерины Великой сделает мифическую Куликову битву за свободу Руси, свободу, которая странным образом так и не наступила для московитян. Виктория Куликова поля на самом деле была трагедией Москвы, отделившейся глубоким рвом от Европы, рвом, который и ныне полностью не зарыт. В результате всего этого наметившаяся русификация Московии остановилась и пошла в обратном направлении.
Даже несмотря на реформы Ивана IV лексика московитов (мокоши или моксели) 1580 - 1590-х гг. насчитывала только два русских слова — «владыка» и «злат», о чем и упоминает «Парижский словарь московитского языка» 1589 г. Это напоминает советскую эпоху, когда английский язык активно изучался, но его никто не знал (не было практической нужды), умели говорить лишь пару слов или фраз. Вот почему русификация Московии шла так медленно, особенно на селе: не с кем было говорить по-русски, что еще раз доказывает полное отсутствие русских людей в деревнях и селах Московии. Русский, а точнее, болгарский знала лишь горстка «греческих» священников из Болгарии, кучка толмачей да небольшое количество горожан-дворян по долгу службы. Все русскоговоряшие концентрировались в основном в самой Москве.
В 1618 г. (через 32 года после Ивана IV) лингвист из Англии Ричард Джемс насчитал шестнадцать русских слов в языке московитов, а в конце XVII в. немецкий ученый Лудольф находит в Москве сорок одно русское слово. Не густо, хотя уже лучше. Тут, правда, стоит оговориться. Русский язык в самой Москве, как и во Владимире с Ярославлем и Тверью, уже все знали, но статистические данные европейских лингвистов отражают язык масс, язык мелких городов, сел и деревень Московии, где живут Никиты Давыдовы и Иваны Сусанины — мордовские финны, русского языка вообще не знающие, кроме тех самых сорока слов.
Этим данным несколько противоречит Сигизмунд Герберштейн, посол Австро-Венгрии в Москве в XVI в. Он считал московитский язык славянским, близким русскому. Но это легко объяснить: посол жил в Москве, где русский язык многие, особенно священники, знали хорошо. А этническому хорвату Герберштейну общаться с московитянами на русском было достаточно просто: в то время язык сербов и русский язык вообще мало различались, о чем свидетельствуют сербские описания похода Александра Македонского в манускрипте «Сербская Александрия», ярко иллюстрированном фолианте XVII в.
Да, русский язык приживается, но главным образом в самых крупных городах Московии, где издают азбуки и учат русской (болгарской) грамматике при церковных школах. Что касается более многочисленных сельских жителей — все это сплошь финскоговоряшие люди.
Малоизвестный исторический факт: родственники подмосковного мордвина Ивана Сусанина, убитого разбойниками (а вовсе не заведшего каких-то мифических поляков в лес — кто бы тогда рассказал об этом подвиге?), ходатайствуя перед властями о пенсии за убитого кормильца, нанимали переводчика из Москвы. То есть Подмосковье говорить по-русски в XVII в. все еще не умело. Позже реальный человек, погибший от рук бандитов, оказался героем фантастической байки о том, как якобы завел польский отряд в лес, несмотря на то, что на тот момент никаких поляков около Москвы даже близко не было.
Примерно точно так же родилась в 1930-е г. большевистская легенда о Павлике Морозове: обычное убийство на бытовой почве (Павлика убили из-за дележа наследства родственники) идеологи описали как борьбу юного пионера (а Павлик и пионером даже не был) с кулаками. Но такова история русской истории, как, впрочем, и других — если нужен герой, то его обязательно придумают.
Что же касается русификации Москвы, то даже туркоподобный Василий III попытался править богослужение по греческим канонам, ради чего приглашал болгарских священников — первых распространителей славянского (называемого тогда русским) языка в Москве. Но попытка болгарина Максима Грека вернуть Московию в лоно правильного греческого православия обернулась полным провалом. Московские осифляне увидели в Максиме Греке опасность и ересь, пусть это и звучит более чем странно. Грека и его сподвижника Вассиана Патрикеева предали суду. За греческое православие!
Это красноречиво доказывает, что полуханская Московия жила в то время в глухой культурной изоляции не только от Руси и всей Европы, но и от греческого православия, к которому относила свою собственную религию! Остается загадкой, что же влекло московских государей так сильно на Запад, в Русь, в христианское православие, если все это вызывало у них такое отчуждение и неприятие?
Один из ответов — быть русским было достаточно престижно в Европе XVI-XVII вв. Речь Посполитая, одно из самых высокоразвитых и политически свободных государств в Европе, считалось и самым богатым. Монеты Речи Посполитой ― талеры — самые красивые монеты Европы. Фарфоровые блюда литвины называют талерками, так как они напоминают талер с печатью посередине. Минские торговцы и купцы, живущие в Москве, распространяют эти блюда-талерки по городу, где их неуклюже называют тарелками, а самих распространителей европейских мод минчан (или менчан от Менска, как произносили название города сами литвины), тоже коверкая, именуют мещанами. Одного итальянского путешественника, проезжавшего по городам ВКЛ в XVII в., поразило то, что все литвины владели как минимум тремя языками: русским, польским и итальянским. За итальянский язык путешественник, конечно же, принял латынь, которая в те годы была намного ближе к итальянскому, чем сейчас.
Да, в XVI-XVIII вв. Речь Посполитая и Великое княжество Литовское являлись, пожалуй, самыми демократичными странами Европы, где власть короля была сведена до минимума, а главным органом государства являлся парламент. Республика Великий Новгород ― тоже богатая свободная земля, ее столица Новгород — бойкий торговый центр Ганзы, а должность короля вообще упразднена. Великий Новгород стал стопроцентной республикой. А вот московские государи Иваны III и IV, как и Василий III, вместо того чтобы строить у себя процветающее государство, желают лишь одного — прийти на готовое. Иван Ужасный (Грозный) полагал, что если он по примеру Новгорода назвал страну Россией и перенял экономику Новгорода, то манна небесная просто свалится ему в руки. Но в Московии не приживается ни экономика Великого Новгорода, ни русский язык, ни само название государства. Иван разрушил Республику Великий Новгород. Это единственный результат захвата этой страны. Выгоды — никакой. Лишь мысль, а кого же теперь захватить? Может, Ливонский орден?
Неудивительно, что для московитов русские люди, как и немцы или шведы с поляками, были одним мирром мазаны. Они их порой и не отличали, как не отличает американец чеха от поляка, словака от беларуса, украинца от русского. Мы называем «скандинавом» шведа, норвежца и датчанина, московиты же называли «поляком» и русина ВКЛ, и поляка, и новгородца. Все они для Москвы были на одно лицо: чисто выбритые, в немецких платьях и доспехах, под белыми знаменами с непривычными глазу красными Георгиевскими крестами, почитающие Христа не как пророка, но как главного Бога, признающими главным православным городом Киев, а не Москву. И все они едят — вот ужа — бульбу (от английского слова «баул» — «клубень, картофель»), что в Москве именуют «дьявольским яблоком». Несмотря на то, что москвичи во времена Петра I и сами полюбили картофель, прозвище «бульбаш» сохранилось за беларусами и поныне.
Москва, а вместе с ней и вся Россия, сбитые с толку историками, и ныне не видят разницы между русинами ВКЛ, литовцами и поляками. Для современной Москвы и России войны с ВКЛ — это войны с литовцами (прибалтийскими куршами и жмайтами) и поляками, которые «хапнули» половину Руси. Лжедмитрия, человека русского, с фамилией Отрепьев, именуют и сейчас поляком, хотя он к Польше не имел никакого отношения. Как это ни удивительно, но в XVII в., по версии московитян, русский человек — это мордвинский финн, тюркский казак, волжский булгарин, с бородой и в лаптях (их в ВКЛ не носили), приветствующий собрата «салом», молящимся:
«Бисмилля Рахман Рахим. Иса Рух Уалло. Аллах акбар».
B вместо панславянского слою «дякуй» говорящего на исламский манер «спаси Бог» (от «спаси тебя Аллах») — позже «спасибо». Все иные — это поляки, литовцы, ио никак не русские. Позже в этом появилась и политическая подоплека: мол, мы воевали с поляками, а не с русскими.
Окончательно русифицировал Московию-Великороссию лишь Петр Первый, поклонник немцев и голландцев. Он и обновил алфавит, поменяв его с великоросского-новгородского на литвинский по канонам доктора Франциска Скорины «из славнаго града Полоцька», чью «Библию» («Бивлия Руска», 1517 г.) почитали за канон русского языка.
В художественном советском фильме «Я, Франциск Скорина» с Владимиром Янковским в главной роли как-то стыдливо умолчали, на каком же языке издавал свои книги Скорина. Его противники в фильме постоянно называют этот язык мужицким. Зрителям остается гадать — что же за мужицкий язык? Думаю, что эту тему обошли не зря — не говорить же, что Скорина, вроде бы не москвич (а стало быть, и не русский), издавал книги «к доброму научению» на русском языке. А как же Федоров? Нет, давайте лучше умолчим, мол, беларуский ли, украинский ли язык использовал Скорина — сами догадывайтесь.
Конечно, у Скорины были противники в лице католических священников, полагавших, что Библию и прочие молитвенники нужно издавать на латыни. Но XVI век — век тотального протестантизма в Европе. Лютеранскими становятся все страны Северной Европы от Англии ло Швеции, и Литва также входит в эту протестантскую зону. Неудивительно, что в середине XVII в. ВКЛ, порвав с Ватиканом, вошло в религиозную унию со Швецией (в правительстве ВКЛ почти все были лютеранами).
Самое странное, что петровские реформы в России, засучив рукава, проводили не русины, а немцы, голландцы, датчане. Тут интересы немцев и Петра сошлись полностью — первые «умыкнули» исконно русские земли Германии (Полабье и Западное Порусье (Пруссию)), а второй притянул в русский мир многочисленных финнов, булгар, казаков, расширив Российскую империю на восток. Историческая правда Руси, отстаиваемая русинами Киева и Полоцка, исключила бы из ее контекста Московию, извечного врага Руси.
Вот почему реформой истории занимался кто угодно, только не профессора из Киева, Полоцка или Вильно. «Историю» закрепил труд потомка мурзы Карамаза Николая Карамзина.
Так же безжалостно, как Иван Ужасный утопил в крови Новгород, московитяне поступили и по отношению к своему языку — все письменные источники московитского языка уничтожались. На всех колоколах сбивались старые надписи и наваривались новые.
А стали ли московитяне славянами в полном смысле этого слова, переняв русский язык и откорректировав, наконец-то, православие более-менее по христианским греческим канонам? Ведь стали же славянами тюрки болгары, пришедшие на Балканы с Волги! Да, славяне на 80 процентов — это неславянские народы, интегрировавшиеся в славянский мир, так как главная черта славянской культуры именно в интеграции. Поэтому чисто славянскими культурами сейчас можно назвать лишь лужицких сербов, поляков, беларусов и западных русских, да и они сильно размешаны западными балтами, если не являются ими вообще. И если это так, то, кроме лужицких сербов, чистокровных славян вообще не осталось.
Вполне вероятно, что так и есть. Одни славяне стали германскими народами Шотландии и Восточной Германии, другие остались в Южной Скандинавии, третьи ославянили кельтов Богемии, Карпат, тюрок и иранцев Сарматии и Балкан… Но в том-то и сила славянского мира, что славяне несли слово другим культурам, перемешиваясь с иными народами Европы, создавая новые и новые славянские нации, главной отличительной чертой которых неизменно становились созидание, интеграция и мирное сосуществование с туземцами и соседями, что и продемонстрировали скотты на западе Европы, а поляки и русины — на востоке.
Примечательно, что за многие века плотного соседства с поляками и украинцами земля Беларуси не знала захватнических войн с их стороны, как и сами русины никогда не нападали на соседей. Не было кровавых войн у поляков и беларусов ни с чехами, ни со словаками, а болгары, став славянами, также более ни на кого не нападали, вместе с сербами отбиваясь от турок. Чехия достигла своего богемского могущества периода Моравского королевства путем мирных интеграций и униатской политики. А вот Москва воевала в течение трех столетий, постоянно нападая на западных соседей: то на Новгород, то на Псков, то на Ливонский орден, то на Русь-Литву, то на Швецию, сама неся при этом большие потери в людях. Повод для нападений был тот же, что и у пиратов Карибского моря — «там много богатства». Иван IV начал длительную и неудачную для себя Ливонскую войну лишь потому, что в Ливонском ордене, как ему доложили, «земли текут медом и молоком». Петр напал на Карла XII только потому, что захотел пробиться к выходу в Балтийское море, море, к берегам которого Москва никогда не имела никакого отношения, точно так же, как и к Черному, Средиземному или Аральскому. «Исконные русские земли», которые якобы отвоевывал Петр, уже более 400 лет входили в Шведское королевство. Если бы Петр решил «прорубать окно в Европу» в Средиземном море, историки, надо полагать, и там нашли бы исконные русские земли.
Австрия и Чехия также никогда не имели выхода к морю, но решали это проблему вполне мирными и цивилизованными способами: торговлей, наймом, транзитом. Московские же правители чуть что — шли войной на соседей, не зная жалости ни к ним, ни к собственным людям, ибо привыкли, что так называемые собственные люди — это чернь, т. е. народы других культур, языка русского не знающие, поэтому никогда не ценимые московскими князьями как нечто чуждое. Здесь легко угадывается отношение колонистов к колониальному туземному населению, ведь с колонии Киева и начиналась Москва, как США начинались с колоний англичан. Такое пренебрежительное отношение московских князей к якобы русскому народу сравнимо лишь с отношением английских колонистов к индейцам Америки и прослеживается в течение всего правления Романовых. Дворян и помещиков даже не судят за убийства своих крепостных, так как крепостные для них — это почти скот. Такое отношение к собственному народу сохранилось и в СССР (в войне с фашистской Германией руководство СССР не сильно беспокоилось о потерях и жизни своих солдат — пушечного мяса).
Если житель из Анголы заговорит в Москве по-русски и даже примет православие, то он все равно останется ангольцем со всеми присущими ему чертами и привычками. Природу, увы, не изменишь. Московитяне так и остались кочевниками, вовлекающими в свою орду более слабые и подвластные народы. Они, как и сотни лет назад, упрямо шли на запад, воюя за богатые и привлекательные земли, не удовлетворяясь уже завоеванными, потому что все завоеванное было разрушено, сожжено, пришло в упадок. В упадок пришла и некогда процветающая Республика Великий Новгород.
Историки, как царские, так и советские и нынешние, продолжают оправдывать эти агрессивные войны то «собиранием русских земель», то странным термином советской эпохи «справедливая война», как в случае войны с Финляндией 1939 - 1940 гг. Но на Финляндию напали из-за территориальных претензий, хотя в 1918 г., когда Финляндия отделилась от большевистской России, никаких претензий не было и быть не могло.
В XX в., как при царе, так и в СССР, миллионы детей в России изучали не историю своего конкретного края, а историю одной лишь Московской области, полагая, что это и есть вся Русь. На наивные вопросы учеников, которые и я в свое время задавал учителю («а куда же вдруг подевались Новгород и Киев?»), следовал ответ, мол, они пришли в упадок, а центром Руси стала Москва.
С Киевом же вообще поступили грубейшим образом — взяли и описали разгром Батуханом рутенского Киевца (по-венгерски Кевс) на Дунае как разгром днепровского Киева. Затем русская история резко переключается на Новгород 1240 - 1242 гг., когда с крестоносцами бился Александр Невский. Но после 1242 г. и Новгород исчезает со страниц истории и начинается описание одной лишь Москвы, ее «страданий под гнетом» Орды. Вот только почему от этих страданий город рос и богател — непонятно.
Историк Р. Г. Скрынников в книге «Русь IX-XVII вв.» демонстрирует поразительное незнание соседних с Московией государств. По его версии, не было объединения в 1240 г. центральных русских княжеств в союз Великого княжества Литовского (а ведь это факт, достаточно почитать документы!). Это-де какие-то свалившиеся с небес суперлитовцы вдруг (без боев!) захватили чуть ли не 80 процентов русской земли!
«Литва превратилась в Литовско-Русское государство, — пишет историк, словно о сеансе чудесного превращения, — Подавляющую часть населения составляли русские люди, а государственным языком Литвы стал русский язык».
Скрынникова окончательно сбило с толку название современной Литвы (Летувы), не имеющей никакого отношения к исконной Литве Новогрудка — первой столицы ВКЛ. Но даже если принять во внимание версию самого Скрынникова о некоем маленьком супернароде литовцев (сейчас летувинцев около 3 миллионов, а в XIV-XVI вв. их было пара сот тысяч человек), завоевавшем многомиллионное и более развитое русское государство, то в его книге все равно идут нестыковки, русские цари воюют с захваченными литовцами русскими людьми, которые почему-то яростно сопротивляются московскому войску, которое их якобы освобождает!
Странно, но не хотят русские Литвы освобождения! Погибают, костьми ложатся, но к братьям не идут. Иван III так и не смог «освободить») Смоленск, а Василий III дважды (в 1512 н 1513 гг.) безуспешно осаждал этот город. Лишь в 1514 г. истощенный Смоленск сдался, но позже вновь вернулся в Литву (Речь Послолитую), а в 1632 г. дважды отбился от боярина Шеина, потерявшего под стенами города треть своей армии. Вот такое вот «освобождений»!
Еще одна нестыковка: у Скрынникова в книге есть глава «Нападение Литвы». Это «нападение» начинается с… провокации московского князя Дмитрия, который в 1368 г. пригласил на переговоры в Москву тверского князя Михаила, сам же бросил его в тюрьму и вынудил подписать договор о мире на правах Москвы (отбирал у Твери права столицы так называемых русских земель Орды).
Михаил после возвращения в Тверь, понятно, сразу же обратился к литвинскому королю Ольгерду за помощью, как обратился за помощью в НАТО Кувейт, когда на него напал Ирак.
Ольгерд вместе с тверчанами наказал Дмитрия: московское войско было разбито на реке Тросна, а сам Дмитрий бежал и укрылся в Кремле. Русские постояли у Кремля три дня да и ушли назад. Вот такое вот «нападение».
Все тот же Скрынников отмечает, что Ольгерд напал на Москву с литовскими, тверскими и смоленскими полками. Почему выделен Смоленск? Да потому, что сейчас он входит в состав России, а тогда был таким же литовским, как и витебские, минские и киевские полки.
Почему Скрынникова не смутило то, что Смоленск постоянно яростно отбивается от московского войска и сам идет в поход против Москвы?
Русские люди, изучавшие историю в советских школах и вузах, понятия не имели, как и чем жила их страна за пределами Московской кольцевой дороги. О Новгородской республике в учебниках лишь упоминание, мол, была такая на границе. Как Швеция или Польша. Разгром новгородцами крестоносцев на Чудском озере — это русская история, а все что было до и после — нет. Киев — Матерь городов русских — вдруг исчезает из контекста истории вообще, мол, пришел в упадок и все.
Беларусы по сей день испытывают смешанные чувства от, казалось бы, славной победы под Оршей 8 сентября 1514 г, когда 30 тысяч русских рыцарей и наемных солдат под командованием Константина Острожского наголову разгромили 50 тысяч московитского войска с минимальными для себя потерями.
Кажется странным — разгромили агрессора Василия III, только что захватившего Смоленск, и смущены тем, что защитили родину?! Хотя тут понятен дипломатический такт, мол, нехорошо это, братские народы, а воевали. Кроме дипломагического такта распространен и чисто невежественный подход к этой битве. Так, на одном из сайтов беларуского рыцарского клуба я прочитал, что под Оршей литовцы разбили русских. Эго есть абсолютная ошибка и совершенная неправда! Именно русские победили в той славной битве. А побежденными были вовсе не русские, а московиты — народ пока еще не русский, так как состояло московское войско в основном из не знающих русский язык мордовских финнов и половцев (кипчакских казаков). Да, у них европеоидные лица, их легко можно было спутать с русскими, если переодеть, но они были НЕ РУССКИЕ! Они молились Аллаху и носили пестрые тюркские одежды. На их островерхих шлемах арабской вязью были выведены изречения из Корана, они нападали на передовой русский полк, закованный по всем канонам того времени в латы, «дикой толпой» — казачьей лавой. Эту стратегию донские казаки (обрусевшие половцы) сохранили вплоть до Гражданской войны 1918 - 1920-х гг.
Московитское войско выглядит по сравнению с русским несколько необычно, как выглядело и век, и два века до этой битвы. Именно потому московские цари и не смогли победить ни в Ливонской войне, ни в походах против Литвы, ибо преимущество в войске Московии было лишь в его числе. Русины же использовали не только современные им доспехи и оружие, но и современную тактику, включая методику психологического воздействия. Так, русские перед битвой под Оршей умело распространили слух, обманув московскую разведку, что нападают основные силы Литвы, уже разгромившие другое московское войско у реки Улла. Это обескуражило и напугало московитян, и когда их первый натиск был успешно отбит, то московское войско запаниковало и обратилось в бегство.
Но современные беларусы смущены! Дату победы отмечают лишь энтузиасты. На Интернет-форумах и в прессе идут дебаты, мол, украинский воевода с наемниками разбил русских — и чего в этом хорошего? Те, кто так считают, не знают истины, обмануты фальсифицированной версией истории, которая переворачивает войны с Литвой с ног на голову. Битва под Оршей — это слава беларуского, а еще правильней — русского оружия. Победа, сравнимая с победой под Грюнвальдом. Жаль, что с обретением суверенитета Беларуси, когда о битве и стало известно более подробно, тогдашние власти также извратили ее смысл, мол, беларусы воевали с русскими. Не было в Московии русских в начале XVI в., как не было и Беларуси!
А вот россиян совсем не смущает тот факт, что их царь Василий III, заключив мирный договор о дружбе с Турцией, мусульманской страной, пошел войной на «братьев-христиан» (хотя для Василия братьями, скорее всего, являлись все-таки турки) и напал на мирного соседа. Их, российских историков, и Скрынникова в частности, смущает лишь то, что Василий III под Оршей... разбит! Скрынников, вроде бы разоблачающий некоторые мифы русской истории, тем не менсе, называет победу «литовцев» катастрофой для России. Это в принципе одно и то же, как если бы современные историки Германии назвали катастрофой победу советской армии в Сталинграде, высадку десанта союзников в Нормандии, а японцы — разгром японской Квантунской армии в Маньчжурии. Разгром агрессора во все времена является победой, славой, справедливостью, но никак не катастрофой. То есть историк не видит катастрофы в том, что московский царь начал войну с русскими людьми Литвы, с соседней страной, гае живут, по словам самого же Скрынникова, свои же русские люди!
Обидно и то, что «самостийные» историки Беларуси и Украины, несмотря на свою патриотичность, льют воду на мельницу российских фальсификаторов, без боя отдавая России своих Рюриковичей (к которым принадлежат Радзивилы), свои города, названия, язык, веру и славу своего оружия. Украинские и почти все беларуские историки, видя, что их «обокрали», стали утверждать, что, мол, у России своя история, а у нас, Украины и Беларуси, — своя. Бсларусь-де всегда была Беларусью, а никакой не Русью или Литвой. Русскими людьми у таких «историков» более считаться не принято, даже запрещено.
Эти «историки» выглядят ничуть не лучше тех, кто в свое время незаслуженно присвоил слова «Россия» и «Великороссия». Именно московиты имели меньше прав на русскость, а вовсе не беларусы и украинцы. В Западной Украине до сих пор живут пять миллионов русин — тех самых русских литвинов, земли которых, отойдя к Австро-Венгрии, а потом к Польше, уцелели от чудовищных реформ Романовых.
Украина старается не замечать своих русин и даже переименовывает их в украинцев, как когда-то цари Романовы переименовывали русин-литвинов в поляков и жмудов.
Карпатским русинам придумапи вначале полулатинское имя «лемке», потом «гуцулы». Но эти названия не приживаются в землях Львова, бывшего русинского центра, который лишь в 1939 г. вошел в состав Украины. Печально, что именно этот город стал оплотом украинского национализма. Русины продолжают защищаться от Московии, но этот конфликт уже выглядит как конфликт с Россией. Украина либо не знает, либо не желает знать, что истинная Россия — это она сама.
Объясняют ли все это детям в Украине и Беларуси? Говорят ли учителя и историки о том, что Киев, Чернигов, Витебск, Полоцк — вот истинное сердце Руси, вот ее коренные земли, вот истинные русские люди? Талантливый беларуский писатель Орлов, так много пишущий об истории, также принимает беларускую историю лишь в том виде, который нам «разрешили» российские цари, а потом и генсеки.
Все перевернуто с ног на голову в российской истории! Но в России идет процесс разоблачения. Выходят интересные книги, в прессе идут дискуссии о Рюрике (русском, но не московском герое) и Великой Литве, о том, что среди варягов Рюрика числились не только норманны, но и полабские славяне. У нас же (в Беларуси) все тихо. Нам история не нужна. Боимся обидеть соседей, которые — вот за что их уважаю — никогда ничего не боялись. Но когда же началась глобальная фальсификация истории? Кто ее начал? Александр I, Иван IV или же реформатор Петр?