Ральф лежал в зарослях и думал о своих ранах. Под правой ключицей у него был большой кровоподтек вокруг вспухшего рваного шрама. В волосы набилась грязь, и они топорщились, как усики лиан. Продираясь сквозь заросли, он изодрался в кровь и насажал синяков. Но, отдышавшись, он решил, что промыть раны сейчас не удастся. Разве, плескаясь в воде, услышишь шаги босых ног? Разве у той речушки или на берегу моря можно чувствовать себя в безопасности?
Ральф прислушался. Он недалеко убежал от Скального Замка, и сначала ему со страха померещились звуки погони. Но охотники не стали углубляться в заросли и, подобрав копья, убежали обратно к залитой солнцем скале, словно испугавшись лесного мрака. Одного из них, разрисованного коричневыми, красными и черными полосами, Ральф даже мельком увидел и узнал в нем Била. Но нет, не мог это быть тот самый Бил. Это дикарь, чей облик не имел ничего общего с тем прежним мальчиком в шортах и рубашке.
Приближался вечер, круглые пятна солнечного света бродили в зеленой листве между коричневыми стволами, со стороны Скального Замка по-прежнему не доносилось ни звука. Наконец Ральф решился выползти из своего логова и крадучись пробрался на опушку непролазной чащи, обращенную к перешейку. С величайшей осторожностью выглянув в просвет между ветками, он увидел Роберта, сидевшего в дозоре на вершине утеса. В левой руке Роберт держал копье, а правой подбрасывал и ловил камешек. Из-за скалы столбом валил густой дым, и у Ральфа затрепетали ноздри и потекли слюнки. Он утерся ладонью и впервые за весь день почувствовал голод. Дикари сейчас, наверное, сидят вокруг выпотрошенной свиньи и смотрят, как капает жир, шипя и сгорая на углях. Глаз, наверное, не сводят. Кто-то — Ральф не узнал кто — появился рядом с Робертом и дал ему что-то. Положив копье возле ног, Роберт поднес это «что-то» ко рту обеими руками. Значит, пир начался, и часовой получил свою порцию.
Ральф понял, что пока он в безопасности. Хромая, он побрел к плодовым деревьям, но, как ни хотелось ему есть, эта пища казалась особенно жалкой, когда он думал о пиршестве дикарей. Сегодня у них пир, а завтра…
Ральф убеждал себя, что они оставят его в покое; в худшем случае придется жить одному. Но тут же снова осознавал роковую правду, не подвластную никаким доводам. Уничтожение раковины, смерть. Хрюшки и Саймона — все это, словно марево, нависло над островом. Раскрашенные дикари на этом не остановятся. И потом, между ним и Джеком существует какая-то неуловимая связь, и поэтому Джек никогда не оставит его в покое, никогда. Ральф замер, приподняв ветку, под которой собирался пролезть, и солнечные блики застыли на его теле. Внезапный ужас охватил его ознобом, и он выкрикнул:
— Нет! Они не такие плохие! Это просто несчастный случай!
Насытившись, Ральф пошел к морю. Косые лучи солнца пробрались под пальмы у разрушенной хижины. Вот площадка для собраний, вот бассейн. Нет, лучше всего для него — это не давать волю тяжелому щемящему чувству и положиться на их рассудок, их дневной здравый смысл. Теперь, когда дикари наелись, нужно еще раз попробовать. И потом, не может же он остаться один на всю ночь здесь, в пустой хижине, у покинутой площадки. По коже у него побежали мурашки. Ни огня, ни дыма — и никто их не спасет. Он повернулся и, прихрамывая, побрел через лес к концу острова, который принадлежал Джеку.
Лучи солнца потерялись среди ветвей. Наконец Ральф снова вышел на прогалину. Сейчас лужайка превратилась в тихую заводь теней, и Ральф, едва не отпрыгнув назад, увидел нечто посреди нее, но тут же понял, что белое было костью и что ему ухмыляется свиной череп, насаженный на палку. Ральф медленно вышел на середину прогалины, разглядывая этот череп, белый и блестящий, как их раковина; череп, казалось, цинично усмехался ему. Если не считать любопытного муравья, хлопотавшего в одной из глазниц, образина эта была совершенно безжизненной.
Так ли это?..
По спине у Ральфа пошли мурашки. Он стоял, придерживая волосы обеими руками, а перед ним, почти в самое лицо, ухмылялся череп. Скалились зубы, пустые глазницы без малейшего усилия властно притягивали к себе взгляд Ральфа.
Что же это?
Череп смотрел так, как те, кто знает ответы на все вопросы, но не желает говорить. Тошнотворный страх и ярость обуяли Ральфа. В бешенстве он ударил эту мерзость — череп, как игрушка, отклонился и, спружинив, вернулся на место; с возгласом отвращения он с размаху ударил еще раз. Облизывая костяшки пальцев, Ральф смотрел на голую палку, а расколотый пополам череп лежал на траве, растянув свою ухмылку на шесть футов в ширину. Ральф выдернул из расщелины еще дрожащую палку, выставил ее перед собой и стал отступать от белых обломков, пятясь, не спуская глаз с ухмылявшегося небу черепа.
Когда над горизонтом погасло зеленое зарево и наступила ночь, Ральф снова подошел к зарослям возле Скального Замка. Вглядываясь сквозь листву, Ральф видел, что там наверху кто-то есть, и, кем бы этот часовой ни был, копье свое он держал наготове.
Ральф стоял на коленях в черной тени, с горечью осознавая свое одиночество. Они дикари — это верно, но они все же люди, а тут впереди целая ночь, полная притаившихся страхов.
У Ральфа вырвался слабый стон. Как ни устал, он не может забыться, провалиться, как в колодец, в глубокий сон: нужно быть начеку. А что, если пойти к ним, прямо в их крепость, сказать «чур-чура», рассмеяться и лечь спать вместе с остальными? Будто они все те же школьники, в форменных шапочках, с их привычным «простите, сэр», «да, сэр»… День, может, и сказал бы ему «да», но ночь и ужас смерти ответили «нет». Ральф лежал в темноте, сознавая, что он отверженный.
— Потому что у меня было хоть немного здравого смысла.
Он потерся щекой о плечо, и в нос ударил едкий запах соли, пота и застарелой грязи. Где-то там, слева от него, океанские волны вздыхали, отсасывались вниз и снова закипали над плоской, как стол, квадратной скалой.
Из Скального Замка послышались какие-то звуки.
— Убей зверя! Перережь глотку! Выпусти кровь!
Дикари плясали. Где-то по другую сторону этой каменной стены — темный круг, яркий огонь и мясо. Они едят в свое удовольствие, и ничто им там не грозит.
Приближавшийся шум бросил Ральфа в дрожь. Кто-то лез на самую вершину Скального Замка, и он слышал голоса. Он подобрался еще на несколько ярдов и увидел, что темный силуэт на вершине стал шире. Только двое на острове могли так жестикулировать и говорить.
Ральф уронил голову на руки: это было хуже раны. Сэм-и-Эрик стали теперь членами племени Джека. Они охраняли Скальный Замок, охраняли от него. Исчезла надежда вызволить их и создать племя отверженных на другом конце острова. Сэм-и-Эрик сделались дикарями, как и все остальные; Хрюшка погиб, а морской рог разлетелся на мелкие кусочки.
Наконец, смененный часовой сошел вниз. Близнецы сливались с черными выступами скалы. Позади них замерцала звезда и тут же пропала, заслоненная спинами.
Ральф пополз, ощупывая, как слепой, неровности камня. Справа простирался сплошной мрак лагуны, а слева, под рукой, беспокойно колыхался океан, страшный, как бездонный карьер. Вода размеренно и шумно вздыхала вокруг проклятой квадратной плиты и вскипала на ней белым. Ральф полз, пока рука его не нащупала выступ, по которому дикари проходили в Замок..
— Сэм-и-Эрик… — тихо-тихо окликнул Ральф.
Ответа не было. Ральфу нужно было крикнуть громче, но это могло поднять на ноги его раскрашенных врагов, пирующих у костра. Стиснув зубы, он стал карабкаться выше. Палка из-под свиного черепа мешала ему, но он не мог расстаться со своим единственным оружием. Ральф забрался почти на самый верх и только тогда снова подал голос:
— Сэм-и-Эрик…
Растерянный возглас. Близнецы, стуча зубами, уцепились друг за друга.
— Это я, Ральф.
Смертельно боясь, что они с испугу поднимут тревогу, он поднялся повыше, и его голова и плечи показались над краем утеса. У себя под локтем он увидел, как далеко внизу неровным сиянием засветились края квадратной плиты.
— Это же я, Ральф.
Они подались вперед, всматриваясь в его лицо.
— Мы думали, что это…
— …мы не знали, что это…
— …мы думали…
И тут они вспомнили о своей недавней, постыдной присяге на верность. Эрик молчал, но Сэм попытался исполнить свой долг.
— Ты должен уйти, Ральф. Уходи сейчас же…. — Распаляя себя, он угрожающе взмахнул копьем. — Убирайся, пока жив, понял?
Эрик поддержал его кивком и ткнул копьем в воздух. Ральф лег грудью на руки.
— Я пришел к вам обоим, — сказал он сдавленным голосом. В горле словно горела рана. — Я пришел к вам…
Слова были бессильны выразить его боль. Он замолчал, по всему небу, лучась, заплясали яркие звезды. Сэм неловко переступал с ноги на ногу.
— Честно, Ральф, тебе лучше уйти.
Ральф снова поднял глаза.
— Вы оба не раскрасились. Как же вы можете… Если бы сейчас было светло…
Если бы было светло, они бы сгорели от стыда. Но сейчас была темная ночь. И снова зазвучала двуголосая речь близнецов.
— Тебе нужно уйти, а то худо будет…
— …нас заставили. Пытали…
— Кто? Джек?
— Нет… — Они совсем нагнулись к нему и зашептали:
— Беги отсюда, Ральф…
— Эти дикари…
— Нас они заставили…
— Мы ничего не могли поделать…
Когда Ральф снова заговорил, голос его прозвучал еще тише и сдавленнее:
— А что я сделал такого? Он мне нравился… и я хотел, чтобы нас спасли…
И снова звезды на небе расплылись. Эрик грустно покачал головой.
— Послушай, Ральф. Не ищи ты смысла. Со всем этим покончено…
— И забудь, что ты вождь…
— …тебе же хуже будет, уходи…
— Вождь и Роджер…
— …да, и Роджер…
— …Они ненавидят тебя, Ральф… Хотят разделаться с тобой.
— Завтра они устроят на тебя охоту.
— Да за что?
— Не знаю. И вот что, Ральф: Джек — Вождь — сказал, что охота эта будет опасная…
— …и что мы должны остерегаться…
— …и бросать копья, как в свинью…
— Мы растянемся цепью поперек всего острова.
— …и пойдем отсюда…
— … пока не найдем тебя.
— И будем подавать друг другу сигналы. Вот так.
Эрик запрокинул голову и, слегка ударяя себя ладонью по губам, тихонько заулюлюкал. Но тут же, вздрогнув, оглянулся.
— Вот как…
— …только, конечно, громче.
— Но ведь я ничего такого не сделал, — страстно прошептал Ральф. — Я только хотел, чтобы горел костер.
Он помолчал, тоскливо думая о завтрашнем дне. Нужно было выяснить самое важное.
— А что вы…
Ему было трудно спросить об этом, но страх и одиночество подтолкнули его:
— Что они сделают со мной, когда найдут?
Близнецы молчали. Внизу под ним снова расцвела белым скала смерти.
— Так что же они… О господи! Есть хочется…
Ему показалось, что утес под ним покачнулся.
— Ну… так что…
Близнецы не стали прямо отвечать на его вопрос.
— Уходи, Ральф. Скорее уходи.
— Тебе же лучше будет…
— Держись отсюда подальше. Как можно дальше.
— А вы не пойдете со мной? Втроем… мы могли бы отбиться.
После минутного молчания Сэм ответил сдавленным голосом:
— Ты не знаешь Роджера. Он страшный…
— …и Вождь… оба они…
— страшные…
— …но Роджер еще…
Близнецы вдруг замерли. К ним на вершину кто-то поднимался.
— Он идет проверить пост. Быстро, Ральф!
Готовый ринуться вниз, Ральф в последний раз попытался получить хоть какую-то помощь.
— Я залягу здесь рядом, вон в тех кустах, — прошептал он. — А вы уведите их подальше. Они ни за что не догадаются, что я так близко…
Шаги были еще далеко.
— Сэм, со мной ничего не случится, а?
Близнецы по-прежнему молчали.
— Постой, — вдруг сказал Сэм. — Вот, возьми…
Ральф почувствовал, что ему сунули кусок мяса, и жадно схватил его.
— Но что же вы все-таки сделаете со мной, когда поймаете?
Над ним молчали. Ральф полез вниз по уступам.
— Что вы со мной сделаете…
Сверху донесся непонятный ответ:
— Роджер заострил палку с обоих концов.
«Роджер заострил палку с обоих концов». Ральф, как ни старался, никак не мог постичь смысла этих слов. В припадке ярости он перебирал все известные ему ругательства и вдруг зевнул. Сколько может человек не спать? Он с тоскою подумал о постели с белыми простынями, но здесь белело лишь вон то светящееся молочное пятно, медленно закипавшее в сорока футах внизу, куда упал Хрюшка. Хрюшка был везде, был на этом перешейке, был этой чернотой, наполнял ее ужасом смерти. Что, если Хрюшка выйдет из воды с пустым черепом… Ральф всхлипнул и опять зевнул, как малыш. Пошатнувшись, он, словно на костыль, оперся на свою палку.
Тут же он снова насторожился. На вершине Скального Замка раздались громкие голоса. Сэм-и-Эрик с кем-то спорили. Но спасительные папоротники и высокая трава были рядом. В них он и спрячется пока, а дальше — заросли, там он заляжет завтра. А здесь — его руки коснулись травы — поблизости от племени, побудет, пока темно: если остров пошлет на него своего зверя, он прибежит к людям… какие ни есть, они люди… пусть для него это означает…
А что это означало бы для него? Заострил палку с обоих концов… Что же это такое? Они бросали в него копья, и все мимо, попали только раз. Может, они и завтра не попадут?
Скорчившись в траве, он вспомнил про мясо и жадно впился в него зубами. Пока он ел, со стороны Замка донесся шум: крики боли — голоса близнецов, крик испуга, злобные и взволнованные голоса. Что это значило? Не он один попал в беду: кому-то из близнецов, а может, обоим, досталось. Затем голоса ушли за скалу, и Ральф перестал о них думать. Пошарив по земле, он нащупал прохладные и нежные листья папоротника, за которым начинались густые заросли. Здесь будет его ночное логово. А как только забрезжит рассвет, он пролезет между переплетенными стеблями и заползет в самую гущу; к нему можно будет подобраться только ползком, а на этот случай у него наготове заостренная палка. Он будет сидеть там, они пройдут мимо и, улюлюкая, цепью двинутся дальше по острову.
Прокладывая телом нору, он забрался в папоротник. Руку он положил на палку и поудобнее свернулся в темноте. Только бы проснуться с первым лучом, чтобы одурачить этих дикарей. И он не заметил, как подкрался сон и помчал его вниз по какому-то склону…
Ральф проснулся и, не открывая глаз, прислушался к раздавшемуся невдалеке звуку. Приоткрыв глаз, увидел у самого лица комок земли и вцепился в него пальцами; между листьями папоротника просачивался свет. Едва Ральф успел осознать, что нескончаемого кошмара с падением в бездну и смертью больше нет, что настало утро, как звук повторился… Это долетел охотничий клич с океанского берега… Ему отозвался другой дикарь, еще один. Клич пронесся через весь остров, от океана до лагуны, словно крик пролетающей птицы. Не раздумывая больше, Ральф схватил свою палку и, пятясь, пополз между перьями папоротника. Через несколько секунд он уже втискивался в заросли, успев увидеть ноги какого-то дикаря. Слышно было, как тот топтал папоротник, бил по нему палкой, шуршал ногами в траве. Потом неизвестный дикарь дважды прокричал, и клич, подхваченный справа и слева, покатился и замер вдали. Ральф лежал неподвижно в гуще кустарника, но пока больше ничего не слышал.
Он осмотрелся. Конечно, здесь напасть на него не могли… Ему ужасно повезло. Та самая глыбина, которая убила Хрюшку, вломилась здесь в заросли и, отпрыгнув в чащу, выбила глубокую воронку в несколько футов шириной.
Ральф заполз туда и, почувствовав себя в полной безопасности, порадовался своей смекалке. Он осторожно сел среди размозженных кустов и стал ждать, пока охота пройдет мимо. Вверху сквозь листву просвечивало что-то красное — должно быть, вершина Скального Замка, далекая и совсем неопасная. Удовлетворенный, он ждал, пока крики охотников уйдут и затихнут.
Но криков не было, минута шла за минутой в зеленом полумраке, чувство безопасности уходило.
И тут раздался приглушенный голос Джека:
— Это точно?
Тот, кого спрашивал Джек, не сказал ничего. Должно быть, ответил жестом.
— Смотри, если ты дурачишь меня… — послышался голос Роджера.
Сразу же кто-то охнул и взвизгнул от боли. Ральф так и припал к земле. Там, перед зарослями, вместе с Джеком и Роджером был один из близнецов.
— Это точно, он хотел спрятаться тут?
— Да… да… о-ох!
Серебряный смех рассыпался среди деревьев.
Значит, они знают…
Ральф поднял палку и приготовился к бою. А что они ему сделают? Им и недели не хватит, чтобы пробить в этих зарослях проход, и пусть кто-нибудь попробует подобраться к нему ползком! Ральф потрогал пальцем острие копья и злорадно усмехнулся. Пусть попробует — завизжит как свинья.
Дикари двинулись обратно к Скальному Замку. Ральф слышал их шаги в траве, кто-то захихикал. И снова по цепи прокатился этот, похожий на птичий, пронзительный крик. Значит, кто-то из дикарей остался стеречь его, а остальные?
Томительно тянулась тишина. Ральф обнаружил, что на зубах у него кора — он грыз древко копья. Он поднялся, чтобы поглядеть на Скальный Замок.
И тут с вершины донесся голос Джека:
— Раз, два, взяли! Еще взяли!
На глазах у Ральфа красная глыба на верху утеса исчезла, и он, словно там откинулся занавес, увидел фигуры на голубом фоне неба. В следующее мгновение земля дрогнула, по воздуху пронеслось какое-то шуршание и по чаще словно ударила исполинская рука, снося верхушки деревьев. А глыба понеслась дальше, к берегу, подпрыгивая, круша заросли, и Ральфа обдало ливнем листьев и сломанных сучьев. За чащей раздался ликующий вопль дикарей.
И снова тишина.
Ральф зажал рот ладонью, прикусив пальцы. Там, наверху, осталась всего одна глыба, которую им было под силу столкнуть, но какая: величиной с полдома, с грузовик, с танк! С ужасающей ясностью Ральф представил себе ее возможный путь: она тронется медленно, переваливаясь с уступа на уступ, и гигантским паровым катком пройдется по перешейку.
— Раз, два, взяли! Еще взяли!
Ральф положил копье, снова поднял era Раздраженно откинув с лица волосы, он торопливо шагнул к краю воронки, вернулся. Взгляд его задержался на обломанных верхушках деревьев.
Пока тихо.
Он заметил, как у него раздуваются бока, и поразился лихорадочности своего дыхания. На груди, чуть левее середины, было видно, как бьется сердце. Он снова положил копье.
— Раз, два, взяли! Взяли!
Пронзительный и ликующий вопль.
На красной скале ухнуло, земля подпрыгнула и затряслась под нарастающий грохот. Ральфа подбросило и швырнуло в кусты. Рядом, всего в двух шагах, стена зарослей, покосилась, и из земли со скрежетом вылезли корни. Он успел заметить, как нечто красное не спеша, как мельничное колесо, провернулось в воздухе. Вот оно уже прокатилось мимо, со слоновьей силой прокладывая путь к морю.
Ральф стоял на коленях среди взрытых пластов и ждал, пока земля перестанет колыхаться. Наконец, свежие белые пни, сломанные ветки и раздавленная чаща перестали качаться у него перед глазами. В груди Ральф почувствовал какую-то тяжесть.
Снова тишина.
Но на этот раз не полная тишина. Где-то неподалеку шептались дикари, и вот справа, сразу в двух местах, яростно затряслись ветви. Показался заостренный конец палки. В панике Ральф изо всей силы ударил своим копьем в просвет между переплетенными ветками.
— Ааа-ах!
Он слегка повернул копье и выдернул его.
— Оох-оох…
Там кто-то стонал, и послышалось сразу несколько голосов. Шел яростный спор, а раненый все стонал. Когда наступила тишина, прозвучал одинокий голос; это, решил Ральф, не Джек.
— Видите? Я говорил вам, он опасен.
Раненый дикарь снова застонал.
Что теперь? Что дальше?
Ральф обеими руками сжал древко, и волосы упали ему на лицо. Совсем рядом что-то говорили — слов он не разбирал. Вот один дикарь громко вскрикнул: «Вы что?» И в ответ раздался приглушенный смех. Присев на корточки перед стеною веток, приподняв копье, Ральф оскалил зубы и стал ждать.
Невидимые дикари снова сдавленно засмеялись. Послышался какой-то странный, журчащий звук, перешедший в потрескивание, словно разворачивали большие листы целлофана. Треснул сук, и Ральф, давясь, едва не закашлялся. Между ветвями белыми и желтыми жгутами сочился дым; голубое пятно неба над его головой приобрело цвет грозовой тучи. И вот уже клубы дыма повалили со всех сторон.
Рассыпался довольный смех, и кто-то закричал:
— Дым!
Ральф пополз через заросли к лесу, прижимаясь из-за дыма к самой земле. Впереди показалась опушка, и он увидел зеленые листья кустов, росших с краю. На пути к лесу стоял дикарь — маленький дикарь, разрисованный красными и белыми полосами, с копьем в руках. Он вглядывался в густеющий дым, кашляя и размазывая ладонью краску вокруг глаз. Ральф прыгнул на него как кот; рыча, ударил копьем, и дикарь согнулся пополам. Позади, за чащей, раздался крик, но Ральф, не чуя под собою ног, уже бежал через подлесок. Он выскочил на кабанью тропу, промчался по ней ярдов сто и метнулся в сторону. Где-то за спиной через весь остров еще раз пронесся клич, затем трижды подряд улюлюкнул один и тот же голос. Ральф догадался, что это сигнал всем броситься в погоню; он помчался, не останавливаясь, пока в груди не стало жечь, как огнем. Он свалился ничком под куст и лежал, пытаясь отдышаться. Облизывая губы, он прислушивался к улюлюканью отставших преследователей.
Теперь можно было действовать по-разному. Можно залезть на дерево, но это означало бы поставить на карту все. Если его заметят, им останется только подождать.
Если бы у него было время подумать!
Еще один сдвоенный крик, донесшийся с того же места, помог ему разгадать их план. Застрявший в чаще дикарь подавал двойной сигнал, чтобы вся цепь ждала, пока он не выберется. Так, не разрывая цепи, они рассчитывали прочесать весь остров. Ральф вспомнил о кабане, который с такой легкостью прорвал кольцо охотников. В крайнем случае, если они подойдут совсем близко, он мог бы броситься навстречу, прорвать растянутую цепь и побежать в обратную сторону. Но куда он убежит? Цепь повернется и двинется за ним. Рано или поздно, но ему нужно будет спать или… есть… и тогда его разбудят вцепившиеся руки, охота превратится в простую погоню.
Что же делать? Залезть на дерево? Броситься на прорыв, как тот кабан? И то и другое было одинаково ужасно.
Одинокий крик заставил его сердце учащенно забиться; вскочив, Ральф стрелою помчался на ту сторону острова, к океану, в густые джунгли; он бежал, пока не повис, запутавшись в лианах. На какое-то мгновенье он замер, чувствуя, как дрожат икры. Если бы можно было сказать «чур-чура», если бы у него было время подумать!
И снова через весь остров пронесся пронзительный и неумолимый клич. Ральф шарахнулся, в лианах, как лошадь, и побежал, не останавливаясь, пока не задохнулся. И снова плашмя на землю, под папоротники…
На дерево? Или прорываться? На мгновенье он справился со своим дыханием, вытер губы и приказал себе успокоиться. Где-то в этой цепи Сэм-и-Эрик, они-то, наверное, идут в погоню поневоле. А вдруг их там нет? А если он напорется на Вождя… или на Роджера, в руках которого смерть?
Ральф отвел спутанные космы, вытер пот.
— Думай, — сказал он вслух. Как поступить?
Нет Хрюшки, тот сказал бы, что разумно, что нет. Нет собраний, где можно было бы все обсудить, нет рога…
— Думай.
Больше всего теперь его пугала пелена, которая могла опутать сознание, затемнить рассудок в момент опасности, превратив его в беспомощного идиота.
А если, если спрятаться так, чтобы приближающаяся цепь прошла мимо, не обнаружив его?
Он резко поднял от земли голову и прислушался. Теперь он услышал низкий ворчливый гул, словно сам лес рассердился на него, мрачный гул, на фоне которого дикари мучительно выводили свои рулады, как каракули на грифельной доске. Он знал, что уже однажды слышал этот гул, но вспомнить, где и когда, у него не было времени.
Броситься на прорыв.
Залезть на дерево.
Спрятаться, чтобы они прошли мимо.
Раздавшийся невдалеке вопль заставил его вскочить на ноги, и он опять пустился бежать, продираясь через колючие кусты. Он выскочил на лужайку — ту самую лужайку; он узнал ее… свиной череп все еще ухмылялся своей саженной ухмылкой, но теперь уже не насмешливо — далекому голубому небу, а злорадно — в покрывало густого дыма. Ральф побежал под деревьями, и тут до него дошло, что означает ворчание леса. Выкуривая, его дымом, дикари подожгли весь остров. Спрятаться лучше, чем залезть на дерево: если его все-таки заметят, он еще попытается прорваться через цепь.
Значит, спрятаться.
Интересно узнать, как бы решила на его месте свинья, подумал Ральф и скорчил зачем-то гримасу. Найти самые густые заросли, самую темную дыру на острове и забиться туда. Теперь он бежал, осматриваясь по сторонам. В порхающих пятнах и полосах солнечного света на его грязном теле поблескивали струйки пота. Вопли охотников отдалились и стали едва слышны.
Вот оно, наконец, подходящее место; впрочем, выбора у него не было. Кусты, немыслимо перепутанные ползучими растениями, сплелись огромным ковром, непроницаемым для солнечного света. Под этим ковром оставалось пространство высотой около фута, хотя и пронизанное бесчисленными, уходящими вверх стеблями. Если заползти на самую середину — это в пяти ярдах от края, — им его не найти, разве что дикарь ляжет на живот и заглянет под низ, но и тогда его вряд ли увидишь в темноте… И если все-таки случится самое худшее — дикарь увидит его, у него будет шанс броситься на этого дикаря, прорваться сквозь цепь и, сделав петлю, сбить их со следа.
Волоча за собой свою палку, Ральф осторожно пополз между стеблями. Наконец он забрался под самую середину ковра, лег и прислушался.
Пожар был большой, и барабанный гул, оставшийся, по расчетам Ральфа, далеко позади, стал гораздо ближе. Помнится, лесной пожар обгоняет скачущую лошадь. Оттуда, где он лежал, была видна часть лужайки, пятнистая от солнечного света, и вдруг у него на глазах эти солнечные пятна замигали.
Это так напоминало дрожание пелены, которая уже не раз заволакивала его сознание… Но солнечные пятна потускнели и погасли, и он понял, что это туча дыма заслонила от солнца весь остров.
А может, под кусты заглянут Сэм-и-Эрик и даже заметят его, но притворятся, что ничего не увидели, и промолчат. Он лег щекой на шоколадно-коричневую землю, облизнул сухие губы и закрыл глаза. Земля под кустами чуть дрожала; или это был какой то звук, слишком тихий, чтобы его можно было услышать среди громового гула пожара и натужных рулад дикарей.
Донесся возглас. Ральф оторвал щеку от земли и посмотрел в полосу сумеречного света. Они, должно быть, уже близко, подумал он, и у него заколотилось в груди. Спрятаться, прорваться, залезть на дерево — что же лучше в конце концов? Ведь потом не переиграешь.
Пожар все приближался, гремели залпы взрывающихся в огне ветвей и даже целых стволов. Болваны! Какие болваны! Огонь уже, наверное, охватил плодовые деревья… Что же они будут есть завтра?
Ральф беспокойно заворочался в своей узкой постели. Терять ему нечего! Что они с ним могут сделать? Избить? Ну и что? Убить? Палка, заостренная с обоих концов…
Крики раздались совсем близко, и его словно подбросило. Он увидел, как из путаницы зелени торопливо выбрался полосатый дикарь и зашагал с копьем прямо к его укрытию. Пальцы Ральфа впились в землю. Приготовиться.
Ральф ощупал копье, чтобы выставить его острым концом вперед, и только теперь заметил, что палка эта заострена с обоих концов.
Дикарь остановился шагах в пятнадцати от него и заулюлюкал. Может быть, он услышал в грохоте пожара, как бьется сердце? Не вскрикни! Будь наготове.
Дикарь двинулся вперед, и теперь он был виден снизу только до пояса. Вот древко его копья. Теперь он виден только до колен Не вскрикни!
Позади дикаря из кустов выбежало стадо свиней и с визгом бросилось в лес. Пронзительно кричали птицы, пищали мыши, какой-то скачущий зверек забрался к нему под зеленый ковер и притих.
Дикарь стоял теперь прямо перед логовом Ральфа, в каких-нибудь пяти шагах, и улюлюкал. Подобрав под себя ноги, Ральф сжался в комок. Он держал кол, заостренный с обоих концов кол, который неистово вибрировал, становясь то длинным, то коротким, легким, тяжелым, снова легким.
Клич прокатился от берега до берега. Дикарь опускался на колени, за ним, в лесу, вспыхивали огоньки. Одно колено на земле. Теперь другое. Обе руки. Копье.
Лицо.
Дикарь вглядывался в темноту под кустами. Наверное, он видел проблески света слева и справа, но посредине — нет… Там было что-то черное, и дикарь весь сморщился, пытаясь разглядеть эту черноту.
Тянулись секунды. Ральф смотрел дикарю прямо в глаза.
Не вскрикни!
Ты вернешься домой.
Он увидел. Хочет проверить. Своей острой палкой.
Ральф издал вопль — вопль страха, ярости и отчаяния. Ноги выпрямились, вопль стал протяжным и клокочущим.
Ральф рванулся напролом через заросли и, окровавленный, рыча и завывая, выскочил на лужайку. Он взмахнул колом, и дикарь опрокинулся, но сюда уже бежали другие, оглашая воздух громкими криками. Увернувшись от летящего копья, Ральф побежал. И вдруг вспыхивавшие, мерцающие перед ним огни слились, рев леса превратился в грохот, а высокий куст у самой тропы взорвался огромным веером пламени. Ральф метнулся вправо и отчаянно бросился наперегонки с волною огня, хлеставшего его сбоку свирепым жаром. Улюлюканье раздалось где-то позади и прокатилось по лесу — цепь пронзительных воплей, означающих одно: «Увидел!» Справа от Ральфа возникла коричневая фигура — и исчезла. Дикари гнались за ним и бешено вопили. Слышно было, как они ломились через подлесок, а слева, обдавая его слепящим жаром, грохотало море огня. Позабыв о ранах, голоде и жажде, он стал живым воплощением страха — безудержного страха на летящих ногах, мчавшегося по лесу к открытому берегу. Перед глазами прыгали какие-то точки, они превращались в красные круги и, расплываясь, пропадали. Ноги, эти чужие ноги, они еле двигались; улюлюканье настигало, надвигалось смертельной угрозой.
Ральф споткнулся о корень, и клич преследователей взметнулся еще выше. Ральф увидел, как вспыхнула хижина, пламя лизнуло его правое плечо, но тут впереди заблестела вода. Он кувырком полетел на теплый песок и покатился, распластываясь, закрываясь руками, пытаясь молить о пощаде.
Пошатываясь, он встал, весь напрягшийся в ожидании новых ужасов, и, подняв глаза, увидел огромную фуражку. У нее был белый верх, а над зеленым козырьком корона, якорь и золотые листья. Еще он увидел эполеты, белый китель, ряд позолоченных пуговиц, револьвер.
Морской офицер, стоявший на песке, настороженно и изумленно разглядывал Ральфа. На пляже, за спиной офицера, была моторная лодка, возле нее два матроса, которые вытащили ее из воды и теперь поддерживали — один за нос, другой за корму. В лодке был еще один матрос — с автоматом в руках.
Улюлюканье захлебнулось и стихло.
Какое-то мгновенье офицер смотрел на Ральфа недоверчиво, затем снял руку с рукоятки револьвера.
— Хэлло!
Сознавая, как мерзко он выглядит, Ральф поежился и смущенно ответил:
— Хэлло.
Офицер кивнул, словно получив ответ на какой-то вопрос.
— Взрослые с вами есть?
Ральф молча покачал головой и обернулся. На песке полукругом стояли безмолвные дети с острыми палками в руках, перемазанные с ног до головы разноцветной глиной.
— Значит, играем и веселимся? — спросил офицер.
Огонь добрался до росших у пляжа кокосовых пальм и с шумом поглотил их. Язык пламени прыгнул, как акробат, и лизнул верхушки пальм на площадке для собраний. Все небо было черным.
Офицер весело улыбнулся Ральфу.
— Мы увидели ваш дым. Чем вы тут занимались? В войну, что ли, играли?
Ральф кивнул.
Офицер пристально взглянул на это маленькое живое пугало. Мальчишку надо бы помыть, постричь, утереть нос да хорошенько смазать царапины.
— Ну, а потери? Убитых, надеюсь, нет?
— Всего двое. Их унесло в море.
Офицер нагнулся к Ральфу и заглянул ему в глаза. Офицер этот обычно знал, когда люди говорят правду. Он тихонько свистнул.
Появлялись все новые мальчики, и среди них совсем крохи — коричневые дикарята со вздутыми животами. Один из таких малышей вплотную подошел к офицеру и посмотрел вверх:
— Я… я…
Но ничего больше не последовало. Персиваль Уимис Мэдисон тщетно пытался вспомнить свою магическую формулу. Офицер снова посмотрел на Ральфа.
— Мы снимем вас с острова. Сколько вас всех?
Ральф пожал плечами. Офицер посмотрел мимо него на группу раскрашенных мальчиков.
— Кто у вас главный?
— Я, — громко ответил Ральф. Рыжий мальчик, на голове у которого виднелись остатки какой-то странной черной шапочки, на ремне у пояса — остатки очков, шагнул было вперед, но передумал.
— Мы увидели ваш дым. Так вы не знаете, сколько вас?
— Нет, сэр.
— А я-то думал, — сказал офицер, глядя на дикарей, — а я-то думал, что англичане, даже если они дети… ведь вы англичане, верно? …что англичане способны завести порядки получше…
— Так оно и было сначала, — сказал Ральф, — пока мы не… — он запнулся. — Мы были все вместе, а потом…
Офицер понимающе сказал:
— Ясно, затеяли веселую игру. Как в «Коралловом острове».
Ральф оцепенело смотрел на офицера. Перед глазами у него промелькнула ослепительная картина пляжа с идущими вдоль воды мальчиками. Но остров полыхал, как сухое дерево… Саймон погиб, а Джек стал… Хлынули слезы, он затрясся от рыдания. Впервые за все время он не стал сдерживать слезы; мощные, сотрясающие судороги горя, казалось, выкручивали все его тело. Под клубами черного дыма, на краю гибнущего в огне острова, звучал его громкий плач. Захваченные его горем мальчики тоже начали всхлипывать и рыдать. И среди них, омерзительно грязный, со спутанными волосами, стоял Ральф и рыдал, думая об утраченной невинности, о том, как темно сердце человеческое, и о смерти своего верного и мудрого друга по прозвищу Хрюшка.
Эти рыдания растрогали офицера и слегка смутили его. Он отвернулся, дожидаясь, пока они возьмут себя в руки, и, чтобы дать отдых глазам, стал смотреть на свой красующийся в отдалении опрятный крейсер.
Конец