В середине октября 1980 года Марк Дэвид Чепмэн, толстый очкастый молодой человек с детским лицом, работавший охранником в летнем кондоминиуме на Вайкики-Бич, прочел в журнале «Эсквайр» статью, озаглавленную «Джон Леннон. Где ты?». Подзаголовок гласил: «В поисках Битла, который провел два десятилетия, желая найти Любовь и Просветление, а нашел лишь коров, круглосуточное телевидение и недвижимость в Палм-Бич». Журналист-иконоборец Лоренс Шеймс, получивший невыполнимое задание вытащить на свет Божий самого великого отшельника со времен Греты Гарбо, не смог пробиться сквозь «линию Мажино», воздвигнутую Леннонами. Не имея возможности писать о человеке, с которым ни разу не встречался, Шеймс повел речь об имуществе Джона: о его акциях, фермах, коровах, роскошных имениях. Тот, кого миллионы людей считали «совестью поколения», на самом деле был «сорокалетним бизнесменом, владельцем состояния в 150 миллионов долларов... хороших адвокатов, помогающих спрятать деньги от налогов... короче, парнем, который перестал делать ошибки и сочинять музыку».

Шеймс описывал скорее Йоко Оно, нежели Джона Леннона. Но, оставаясь в тени собственной жены, Джон сам провоцировал такого рода нападки. И ему предстояло заплатить за эту путаницу, поскольку Марк Дэвид Чепмэн подыскивал для себя «знаменитую жертву». И теперь, прочитав статью в «Эсквайре», он знал, кого убить.

Будучи классическим примером «убийцы-неумехи», жалкой личностью, готовой заплатить любую цену, лишь бы добиться славы, Чепмэн, едва его поместили в камеру для убийц тюрьмы Аттика, начал вести переговоры об издании книг, съемках фильмов, написании статей. Он хотел, чтобы на экране его образ воплощал Тимоти Хаттон, а его издателем был Руперт Мердок.

Чепмэну легко удавалось скрывать свою подлинную сущность. И хотя стандартные психологические тесты выявили у него наличие высокого уровня агрессивности, никто, вплоть до убийства Джона Леннона, не заподозрил ни малейших признаков бешенства, разъедавшего его изнутри с раннего детства.

«Марк никогда не знал, что такое ненависть, – вспоминает один из его прежних начальников из летнего молодежного лагеря. – Марк был истовым христианином, который отказался от прежней жизни среди хиппи (сопровождавшейся приемом амфетаминов, барбитуратов, марихуаны и ЛСД) в возрасте .семнадцати лет, когда перед ним предстал сам Иисус, который вошел в комнату, где сидел Марк, и встал на его левое колено. В одночасье Марк превратился в образцового молодого христианина, который стал одеваться в черные брюки, белые рубашки и галстук, носить короткую аккуратную прическу и большой деревянный крест на шее». В течение целого года он не выпускал из рук Библию и старался обратить каждого встречного в свою веру. Вскоре он начал мечтать о том, чтобы отправиться в дальние края в качестве миссионера. Он даже поехал с группой других молодых людей в Бейрут, но был вынужден срочно вернуться, когда там началась война. Неудивительно, как были огорошены друзья Чепмэна, его коллеги и родные, получив сообщение о совершенном им преступлении. Как мог он пойти на такой тяжкий грех, каким является убийство?

Чепмэна обследовали девять психиатров и психологов. По общему заключению, он был подвержен патологическому комплексу нарциссизма, характеризующемуся «чрезмерным чувством собственной значимости, фантазиями успеха, власти и идеальной любви, безразличием к чувствам окружающих, потребностью в постоянном внимании и восхищении, чувствами злобы, стыда, унижения и неполноценности, постоянным требованием особого к себе отношения», а также «тенденцией к суицидальным жестам, имеющим целью манипулирование окружающими».

Если на первый взгляд убийство было совершено ради того, чтобы мгновенно прославиться, то изучение личности Чепмэна выявило гораздо более глубокие причины совершенного преступления. С тех самых пор, как в восемнадцать лет он прочитал роман Джерома Дэйвида Сэлинджера «Над пропастью во ржи», Марк Чепмэн отождествлял себя с главным героем этого произведения Холденом Кофилдом. Сразу после того, как Чепмэн застрелил Леннона, он опустил пистолет и вытащил эту книгу. Стоя спокойно у ворот Дакоты и глядя в книгу, Чепмэн был похож на молодого миссионера, погруженного в чтение Библии в ожидании принятия священных мук в котле у каннибалов. Холден и Марк имели один и тот же критический полюс любви (к детям и к самому понятию детства) и ненависти (направленной против всего мира взрослых, особенно против больших «шишек», вылезающих на авансцену, которых Марк считал не больше чем лицемерами). Именно выполняя «задачу первостепенной важности», Чепмэн, считавший себя,"Холденом Кофилдом своего поколения", принял решение убить Джона Леннона – символа всех «лицемеров» современного мира.

Марку Дэвиду Чепмэну было присуще манихейское видение вселенной – он представлял ее как поле боя между силами света и тьмы. Но у него это видение принимало ужасающие размеры: он ощущал, что его мозг работает как радиоприемник, по которому постоянно слышатся голоса Бога и дьявола, отдающие ему указания. Именно эти голоса сначала подтолкнули его на убийство, а затем на то, чтобы в суде признать себя виновным. Тем же путем Чепмэн узнал, что ему было не справиться со своей миссией в одиночку, поэтому накануне убийства он вознес молитву сатане, который направил его руку и придал ему силы убить антихриста.

Жизнь Чепмэна можно разделить на две части – до и после нервного срыва, который случился с ним в возрасте двадцати одного года. Молодому человеку светило блестящее будущее, руководители YMCA не чаяли в нем души, у него была подружка – очаровательная девушка по имени Джессика Блэкеншип. Вместе с Джессикой он отправился в Конвент Колледж, штат Теннесси, с целью пройти специальную подготовку, чтобы занять постоянную должность в YMCA, что позволило бы ему работать за рубежом. Но Чепмэн не смог осилить учебу. После первого же семестра он бросил колледж, обозвав его гнездом лицемеров, а вместе с ним и свою подружку.

Не найдя понимания в собственной семье, он сблизился с одним приятелем по имени Дэйна Ривз, который поступил на службу в полицию и посоветовал Марку устроиться на работу сотрудником службы безопасности, для чего требовалось пройти лишь краткий курс обучения и несколько тренировок по стрельбе из пистолета. Но ограничиться ношением пистолета было недостаточно для человека, который мнил себя защитником всех детей на Земле, поэтому Чепмэн решил предпринять еще одну – последнюю – попытку и вернулся в колледж. Однако его снова ждала неудача. И на этот раз он был настолько унижен, что находил утешение лишь в мыслях о самоубийстве. Но перед смертью он захотел осуществить свою давнюю мечту – съездить на Гавайские острова.

Через полгода, проведенных на Гавайях, в июне 1977-го, Чепмэн прикрутил шланг к выхлопной трубе автомобиля и попытался покончить с собой. Пройдя курс лечения в больнице, он пристроился на работу в ее хозяйственном управлении, а также подрядился на добровольных началах помогать в отделении психиатрии. Затем он внезапно решил совершить кругосветное путешествие.

Заручившись поддержкой японской девушки Глории Абе, работавшей в туристическом агентстве, Марк потратил четыре месяца на подготовку своего вояжа. 6 июля 1978 года он вылетел в западном направлении с первой остановкой в Токио. Когда он вернулся 20 августа – примерно за месяц до прибытия Леннона в Гонолулу, – все, кто знал его, были поражены произошедшей с ним переменой: молодой человек был полон энергии, раскрепощен и планировал сделать карьеру в социальной сфере. Женившись на Глории Абе в июне 1979 года, Чепмэн начал проявлять совершенно новые черты характера: обычный мелкий служащий превратился в неуживчивого и воинственного тирана, часто огорчавшего жену абсурдными требованиями и запретами, не прекращая в то же время легко тратить ее деньги на свое новое увлечение – коллекцию предметов искусства.

В декабре, не получив ожидаемого повышения, он покинул больницу и вернулся к работе охранником. Этот явный шаг назад сопровождался всплеском несвойственного ему поведения. «Отвратительный, холодный, уродливый человек», – так описал Чепмэна один из тех, кто общался в ним в этот период. Служащий сайентологической церкви, находившейся через дорогу от кондоминиума, в котором работал Чепмэн, охарактеризовал молодого охранника как «классический случай скрытой враждебности. Он прохаживался взад и вперед перед нашим зданием, подбивая ногой камни и бормоча угрозы. В течение трех месяцев мы ежедневно получали до сорока телефонных звонков с угрозами в наш адрес. „Бах! Бах! Ты убит!“ – нашептывал чей-то голос. Позднее Чепмэн признался, что звонил именно он».

17 октября 1980 года, прочитав статью в «Эсквайр», посвященную Леннону, Чепмэн взял в библиотеке книгу Энтони Фосетта «Джон Леннон: день за днем». Начав читать, он разозлился: Джон Леннон оказался лицемером, который призывал к миру и любви, а сам жил как миллионер. Марк стал записывать на магнитофон пластинки «Битлз», а затем искажать их звучание, изменяя скорость прослушивания. Когда он ставил эти пленки Глории, ей казалось, что голоса звучали так, словно это пели эльфы. Больше всего Марк любил слушать такую музыку в темной комнате, сидя в позе лотоса и напевая: «Джон Леннон, я убью тебя, ты – грязный лицемер!»

23 октября, уходя с работы, Чемпэн в последний раз расписался в журнале. Вместо своего имени он нацарапал «Джон Леннон», а затем перечеркнул это имя несколькими короткими штрихами. А еще раньше, в августе, он написал письмо приятелю в Италию, указав в качестве обратного адреса Дакоту. В письме говорилось, что Чепмэн собирается в Нью-Йорк по одному делу. Поэтому есть вероятность, что замысел убить Леннона появился у Чепмэна еще до того, как он прочел статью в «Эсквайре».

Через четыре дня после того, как Марк уволился с работы, он отправился в оружейный магазин, расположенный в нижней части Гонолулу, и купил короткоствольный пятизарядный револьвер марки «чартер армз» 38-го калибра, которым часто пользовались детективы, поскольку его легко спрятать. Когда ему позвонили из агентства по трудоустройству и поинтересовались, не желает ли он устроиться на новую работу, Чепмэн ответил: «Нет, у меня уже есть работа, которую надо сделать».

27 октября он купил билет до Ньюарка, в одну сторону. 29-го попрощался с Глорией, сказав ей: «Я еду в Нью-Йорк, чтобы все изменить».

Вскоре выяснилось, что Чепмэн не мог купить патронов без разрешения на ношение оружия, которое в Нью-Йорке очень непросто получить. Тогда он вылетел в Атланту и снова разыскал своего старого приятеля Дэйна Ривса, который уже работал заместителем шерифа в маленьком городке Декатур. Страж порядка помог Марку получить именно то, что он хотел: пять разрывных пуль.

9 ноября Чепмэн вернулся в Нью-Йорк, будучи полностью готовым к боевым действиям. Но в этот момент ангелы Господни внезапно вновь обрели голос и загнали чертей обратно в ад. II ноября Марк позвонил Глории и сказал ей, что поездка в Нью-Йорк была ошибкой. Тогда же он впервые признался, что намеревался убить Джона Леннона, добавив, что только любовь к жене остановила его. «Я одержал великую победу, – заявил он. – Я возвращаюсь домой».

10 ноября Джон Леннон позвонил Джеку Дугласу. Продюсер, не имевший от него известий в течение трех недель, был приятно удивлен. Оказалось, что Джон не только не уехал в Палм-Бич, но что он сгорает от нетерпения снова вернуться в студию. «У нас гора работы! – воскликнул он. – Я только начал разгоняться, и теперь меня не остановить!»

Дуглас уже подписался на другую работу, но, передвинув расписание, освободил для Леннона время с часу до семи.

Больше всего Дугласа радовало, что Джон вновь становился самим собой. «Джон был полностью доволен своим моральным и физическим состоянием, – в этом Дуглас был категоричен. – Казалось, он начинал все сначала. Вероятно, это было связано с его сорокалетием. Он сказал мне: „Я счастлив, что мне исполнилось сорок. Я чувствую себя в лучшей форме, чем когда-либо за всю мою жизнь“. Он очень стремился к независимости и искал выхода из этой ситуации (своего брака. -А. Г.)».

Еще одним верным признаком выздоровления был неиссякаемый поток новых проектов, возникавших в голове у Джона. Сразу после Нового года он собирался вылететь вместе с Джеком на Западное побережье, чтобы поработать над записью альбома Ринго. Он отобрал для старого приятеля три песни из тех, что написал на Бермудах, пометив на пленке с «Nobody Told Me There 'd Be Days Like This» («Никто не говорил мне, что будут такие дни»). «Эта песня для Ричарда Старки, игравшего раньше в группе „Битлз“». (Позже Иоко выпустила эту вещь на первом сингле своего альбома «Milk and Honey».) Джон собирался также создать коммерческую студию звукозаписи на Риверсайд Драйв, в доме, где музыканты могли бы жить и одновременно работать. «Ты только представь себе, – говорил Джон, – сколько музыкантов захотят работать в этой студии, если на ней будет стоять мое имя! Единственное, что нам надо будет сделать, это оборудовать отдельную комнату, которая в любой момент была бы в нашем распоряжении». А еще он собирался записать свои старые хиты, начиная с «Help!» и заканчивая «I Am the Walrus», не забывая о «Strawberry Fields». Джон был уверен, что эти вещи можно усовершенствовать как композиционно, так и акустически. Он ругал старые аранжировки, особенно знаменитый монтаж Джорджа Мартина, который назвал «глупой ошибкой».

Как-то днем, когда Джон и Джек застряли в пробке на 57-й стрит, Джон прямо в машине сочинил песню «Street of Dream» («Улица мечты» (англ.).) (которая впоследствии пропала), придумав припев и добавив музыкальную фразу, которая сидела у него в голове еще со времен «Битлз». В течение долгих лет Джон искал, куда бы ее пристроить. Как только они добрались до студии, Леннон сел за пианино и крикнул: «Слушай!» И он забренчал по клавишам, напевая песню на свой «Сони Уокман», который теперь повсюду таскал с собой вместо записной книжки. Закончив, он вытащил кассету из аппарата и спрятал в карман со словами: «Это для моего альбома!»

Пластинка, которую он имел в виду, должна была выйти следом за «Double Fantasy». В течение последних недель своей жизни, когда они оставались с Джеком вдвоем после работы, Джон частенько говорил: «Вот мы возьмем – ты, я и Ли (Декарло, ассистент Дугласа. – А. Г.)– запремся в студии и запишем настоящий альбом Джона Леннона, который не будет дерьмом. Всем женщинам вход будет запрещен – даже Крис! (подруге Джека. – А. Г.)»

Когда «Starting Over», первый сингл с «Double Fantasy», оказался в середине октября на прилавках магазинов, он быстро добрался до самого верха хит-парадов. Не будучи шедевром, песня волновала уже тем, что была новой записью Джона Леннона. Но когда в середине ноября вышел сам альбом, реакция на него была совершенно иная. Несмотря на усиленную раскрутку по радио, его популярность была не слишком высокой. При жизни Леннона он ни разу не поднялся выше одиннадцатого места. Джон был сильно разочарован невысоким объемом продаж и критикой в прессе, особенно британской – по этой стране уже триумфально катилась волна панк-музыки. Ошеломляющее впечатление произвел на Джона и альбом Брюса Спрингстина «The River» (в особенности композиция «Hungry Heart»), который заставил его пожалеть о том, что он не включил в свою пластинку некоторые из более тяжелых песен, таких, как «Serve Yourself!».

Тогда же Джон снова начал злоупотреблять кокаином. Многие из тех, кто общался с ним в последние дни, обратили внимание на его болезненный вид – синяки под глазами и вытянувшееся исхудавшее лицо. Он прожег себе носовую перегородку и вынужден был согласиться на операцию, которую ему сделать уже не успели.

Настроение Джона усугублялось еще и тем, что Иоко стала требовать, чтобы к Рождеству он помог ей выпустить сольный сингл. В один из дней, когда сражение за этот диск достигло высшей точки, в кабинет вошел Фред Симан и услышал, как Джон заявил ей буквально следующее: «Когда я хотел записать сольный альбом, ты была против, потому что, по-твоему, речь должна всегда была идти только о „Джоне и Иоко“! Теперь ты хочешь отправиться в одиночное плавание. Если ты выпустишь сольный диск, после этого настанет моя очередь!»

У Иоко уже был готов ответ на этот детский аргумент. «О'кей, – сказала она, – своим ты займешься потом. А пока я хочу выпустить эту пластинку». Так появилась на свет пластинка «Walking on Thin Ice», шестиминутная диско-микс-композиция, записанная ранее, но отложенная до лучших времен. Последние две недели своей жизни Джон Леннон посвятил тому, чтобы превратить этот трек в один из лучших хитов Иоко.

26 ноября Иоко приготовила Джону сюрприз: она объявила ему, что им предстоит сняться на видео для «Double Fantasy». (Вообще-то работа шла уже на протяжении трех последних недель, но Иоко настаивала на том, чтобы Джона до поры держали в неведении.) Фильм начинался с прогулки семейной пары по Центральному парку. Затем действие перемещалось в галерею Спероне, располагавшуюся в доме 142 по Грин-стрит в Сохо, куда Фред Симан добрался к шести вечера, к началу съемок. Когда британский фотограф Итан Расселл, руководивший съемкой, подал сигнал, Джон и Иоко, одетые в японские кимоно, он – в черное, она – в бледно-голубое, приблизились к установленной на подиуме кровати и стали обходить вокруг нее. Внезапно Иоко сбросила кимоно и осталась перед камерами обнаженной. Джон в изумлении уставился на нее. «О, сиськи!» – насмешливо бросил он, ткнув пальцев в сторону ее больших отвислых грудей.

«Ну давай же, дорогой, ты тоже!» – нетерпеливо позвала Иоко. Джон, неловко и нехотя освободился от своей одежды. Сцена раздевания была повторена четыре раза, прежде чем Расселл удовлетворенно кивнул. После этого подошло время снимать сцену, в которой Джон и Иоко занимались любовью.

Джон угрюмо улегся на кровать, обняв Иоко, лежавшую на боку. Расселлу это не понравилось, и он заставил Джона лечь сверху – такое положение ему пришлось сохранять в течение получаса, пока режиссер советовался с Иоко относительно выбора угла съемки. А тем временем еще один фотограф, Аллен Танненбаум, кружил вокруг, без устали щелкая затвором своего фотоаппарата. Из транзисторного радиоприемника, стоявшего возле кровати, помимо других песен, раздавались до боли знакомые «Woman» и «Starting Over».

После ужина – в девять часов вечера – из громкоговорителей полились громкие звуки «Kiss, Kiss, Kiss», под которые Джон в течение получаса изображал половой акт с Йоко. Во время перерывов Джерри Гэрон, слуга Сэма Хавадтоя, подносил к лицу Йоко зеркало, а Тоси вытирал у нее со лба пот, используя для этого смоченные в ледяной воде салфетки. Еще один член съемочной группы стоял неподалеку и держал в руках сосуд с курящимися благовониями. Наконец пришло время, когда оставалось отснять лишь несколько крупных планов Йоко, имитировавшей оргазм, синхронизируя губами слова из песни, завершавшиеся эротическим криком на японском языке: «Моте! Моте! Моте! (Еще! Еще! Еще! – А. Г.)».