Когда Вулф отдает приказы, он редко задумывается над тем, как их следует выполнять, полагая, что именно за это он мне платит. Поэтому на следующее утро, сразу после завтрака, я уже сидел в кабинете, набирая номер телефона, который уже много лет помнил, как «Отче наш».

—  Отдел расследования убийств, —  пролаял грубый голос.

Я сообщил, что желаю говорить с Крамером, и через секунду-другую услышал его фирменное сердечное:

— Да!!

— Говорит Гудвин. Мне необходимо узнать парочку вещей: имя босса миссис Мид и ее адрес на Стей-тен-Айленде.

— С какой стати я должен вам их сообщать?

— А почему бы и нет? Насколько это касается вас, расследование закончено. Разве не так?

— Скажу вам по секрету —  имеется такая штука, как закон о защите частной жизни граждан.

— Бросьте, инспектор. Я без труда могу выяснить это из других источников. Подумал, что проще узнать у вас. По старой дружбе.

Он произнес слово, которое заставило бы покраснеть его престарелую матушку, и затем добавил:

— Не старая дружба, а старая задница... Если припомнить все те неприятности... Господи, да стоит ли сотрясать воздух? Вы же все едино ничего не поймете. Ждите!

Он замолк и возник через несколько секунд с искомыми сведениями. Я начал благодарить, но тут же осознал, что беседую с брошенной трубкой.

По телефону, сообщенному Крамером, я позвонил в брокерскую контору на Уолл-стрит. Мне ответил скрипучий женский голос:

— Миссис Мид будет отсутствовать до конца следующей недели. Желаете, чтобы ваше сообщение было записано?

Я отказался от этого предложения. Итак, на Стейтен-Айленде мне придется побывать по двум адресам. Зайдя в кухню, я сообщил Фрицу, что отбываю по делу, которое займет большую часть дня.

— Но это же означает, что вы пропустите еще один прием пищи? —  Он в изумлении потряс головой. Похоже, что особняк из бурого известняка населен людьми, которых не перестают удивлять странности человеческой натуры.

Пообещав, что впредь стану вести себя лучше, я отправился в соседний квартал, в гараж, где нашел пристанище наш «мерседес». Светило солнце, уличное движение, слава Богу, было сносным на всем пути через тоннель в Бруклин и оттуда до самого Стейтен-Ай-ленда. Моя верная карта «Пять графств» безошибочно привела меня к Каслтон-авеню, а с нее к заканчивающейся тупиком улочке, на которой в кленовой рощице приютился белый с голубыми ставнями двухэтажный особняк Мидов, построенный в голландском колониальном стиле.

Запарковавшись на единственном свободном месте во всем квартале —  рядом с пожарным гидрантом, я с помощью зеркала заднего вида поправил галстук, подаренный мне Лили Роуэн на день рождения, и, поднявшись по ступеням парадного входа, надавил на кнопку звонка.

— Да?

Ее лицо, обрамленное русыми волосами, несмотря на усталый вид, было неплохо ухожено. Голубые глаза изучали меня без особого интереса. Она была одета в длинную мужскую рубашку и синие джинсы.

— Миссис Мид?

— Да, я Сара Мид.

Всю дорогу от Манхэттена я обдумывал, как лучше разыграть свою партию. И начал так:

— Меня зовут Арчи Гудвин. Я частный детектив, работающий на Ниро Вулфа. Не исключено, что у вас нет ни малейшего желания беседовать со мной, не говоря уж о том, чтобы пригласить в дом. Я вполне понимаю ваши чувства, но хочу сказать: мистер Вулф глубоко убежден в том, что ваш супруг погиб от руки не того человека, который сейчас обвиняется в убийстве.

Уголок ее рта дрогнул, но выражение глаз не изменилось.

— И вы согласны с вашим работодателем, мистер Гувин? —  спросила она голосом негромким, но в то же время строгим.

— Согласен.

Я могла бы попросить вас удостоверить личность, если бы ваше имя и внешность не были мне знакомы. Ваше фото ведь появлялось в газетах?

— Да, пару раз было такое...

— Гораздо больше, чем пару раз, как мне кажется.

— Входите, пожалуйста, —  сказала она и, отступив в сторону, пропустила в дом.

Мы вошли в просторную гостиную с темными деревянными балками потолка, камином и мебелью в колониальном стиле.

— Присаживайтесь. Не желаете ли кофе? Я только что налила себе. Надеюсь, вы ничего не имеете против желудевого?

Я кивнул и поблагодарил, а когда она вернулась с дымящейся чашкой в руках, я уже устроился в более или менее удобном кресле.

На столике у моего локтя стояла фотография в никелированной рамке. На снимке были запечатлены Сара Мид, ее муж и светловолосый мальчишка тинейджер, видимо, их сын.

— Я, конечно, знаю из газет и телевизионных передач, что мистер Даркин —  коллега, ваш и мистера Вулфа, —  сказала она, опускаясь на диван. —  Поэтому вы так убеждены в его невиновности?

— Не могу отрицать этого и не сомневаюсь, что мистер Вулф скажет то же самое, если вы спросите непосредственно его. Но именно потому, что Фред наш коллега, и потому, что мы знаем его очень давно, мы убеждены, что он не убийца. Подобное абсолютно не вписывается в его характер.

Она нахмурилась и отпила кофе.

— Но он же детектив. И он носит оружие.

— Верно. Но мне ни разу не приходилось видеть, чтобы он использовал его кроме как в целях самообороны. —  Я предпочел не упоминать о том, какую пользу я однажды извлек из этого действия.

— Но у него очень горячий нрав.

Я кивнул, с удовольствием попивая кофе. Сам Фриц одобрил бы меня.

— Да, миссис Мид, это так. Но скажу еще раз: наверное, я знаю Фреда Даркина лучше, чем другие, за исключением членов его семьи и, возможно, Ниро Вулфа. Время от времени мне приходилось видеть проявления его темперамента, но, насколько мне известно, он никогда —  подчеркиваю, никогда —  в состоянии гнева не прибегал к насилию. Это просто не в его стиле.

— Даже когда он чувствует себя оскорбленным? —  Сара Мид аккуратно поставила чашку на столик и наклонилась вперед. —  Я любила мужа, мистер Гудвин, очень любила. Но мне были прекрасно известны его недостатки, так же как и ему мои. Несмотря на духовный сан, Рой мог быть чрезвычайно язвительным и колким. Насколько я понимаю, он наговорил грубостей вашему другу в тот вечер... в присутствии остальных членов «кружка веры».

— Мне это известно. Но я абсолютно уверен в том, что слова вашего супруга, обращенные к Фреду, могли заставить последнего дать только словесный отпор, что он, как вы знаете, и сделал.

Пожевав с несколько отрешенным видом свой палец, она спросила:

— Хорошо, если Фред Даркин не стрелял, то кто же это сделал? Неужели вы предполагаете, что один из членов «кружка веры»? В храме, кроме них, не было ни души.

— Мистер Вулф не исключает такую возможность. Именно поэтому я здесь. Не говорил ли ваш муж в последние несколько месяцев о каком-нибудь конфликте между ним и одним из его коллег? Это могло быть случайное замечание, нечто такое, чему вы в свое время не придали значения.

Она в раздумье постучала пальцами по краю чашки.

— Вы очень откровенны со мной, мистер Гудвин. Я весьма ценю это и отвечу так же прямо. Я уже говорила, что Рой отличался склонностью к безжалостной критике. Он был чрезвычайно требователен к работающим с ним людям и выходил из себя, когда они не оправдывали его ожиданий. Время от времени он жаловался мне практически на всех своих коллег, начиная с Барни.

— Какова была суть этих жалоб?

— О, они были весьма разнообразны, —  ответила она, разводя в стороны ладони. —  Особенно резко он был настроен против Роджера Джиллиса, что меня огорчало, так как Роджер кажется честным, серьезным и преданным делу молодым человеком. Но Рою казалось —  и, как мне видится, он был прав, —  что Роджер уже не справляется с руководством образовательной программой. Не раз Рой публично заявлял, что Роджер плохой организатор и скверный руководитель. Муж хотел убрать его с этого поста, но не мог убедить Барни сделать это.

— Ваш муж действительно считал, что Бэй слишком снисходительно относится к персоналу?

— Да, в этом и была суть дела. Рой для характеристики Барни придумал фразу «Он терпит посредственность во имя спокойствия» и частенько повторял ее. Правда, я думаю, что он говорил это только мне, и никому более.

— Не похоже, что он популяризировал свой афоризм в храме. Ваш муж когда-то спас жизнь Бэя, не так ли?

Она кивнула. Теперь она выглядела очень усталой.

— Да, он вытащил Барни из воды много лет назад, в их бытность студентами. Однако Рой очень не любил, когда затрагивалась эта тема: он опасался, что все станут думать, будто Бэй взял его на работу только из чувства благодарности.

— А это было действительно так?

— Возможно, —  пожала она плечами. —  Но думаю, Рой уже давно доказал свою полезность.

— Говорил ли он с вами об остальных членах «кружка веры»?

— Иногда. От бессилия что-то исправить. Он считал, что Сэм Риз манкирует своей работой, что Морган заурядный функционер-крохобор, а Марли Вилкинсон правит музыкальной программой как независимым королевством, отказываясь отчитываться перед кем-либо.

— А как насчет миссис Риз и миссис Бэй?

Она разразилась весьма приятным для уха смехом:

— Господи, я похожа на деревенскую сплетницу. Хорошо, что вы не записываете нашу беседу на пленку.

— Я не делаю заметок даже на бумаге.

— Прекрасно. Карола ему никогда не нравилась —  он чувствовал в ней какую-то фальшь, хотя и признавал, что она отличная певица. Что же касается Элиз, то я не помню существенной критики в ее адрес. Он просто жаловался, что ей не следует входить в кружок, что она введена в него только из-за своего семейного положения. То же самое он говорил и о Кароле.

— Не знаете ли вы, не испытывал ли кто-либо из членов «кружка веры» финансовых трудностей?

Она сморщила лоб и ответила:

— Насколько помнится, Рой ни разу не упоминал об этом. Вы недавно спросили о конфликтах между ним и остальными. Пока мы беседовали, я припомнила слова Роя, сказанные несколько недель назад. Не помню, как возникла эта тема, но... Ага, вспомнила! Я пожаловалась ему на одного из моих служащих, который провалил дело. Я сказала, что уже дважды предупреждала этого типа, но он не исправился, и, похоже, мне не остается ничего другого, кроме как уволить его. На это Рой заметил, что у него самого имеются проблемы с персоналом, и эти проблемы нельзя оставить без внимания.

— He могли бы вы припомнить его слова как можно точнее?

Она закрыла глаза и пощелкала языком.

— Сейчас... кажется, он сказал что-то вроде: «У меня тоже возникла скверная ситуация. Так или иначе, но я должен разобраться с ней в ближайшие недели. Я уже установил крайний срок».

— Вы спросили его, в чем дело?

— Да, —  кивнула она. —  Но Рой не пожелал развивать тему и замолчал.

— Это было необычным для него поведением?

— Не сказала бы. Из того, что я вам наговорила, создается впечатление, что он постоянно жаловался мне на состояние церковных дел. Это вовсе не так. Просто я суммировала сейчас все, что он говорил в течение многих лет. По правде, он вовсе не любил толковать о делах. Я выкладывала о своей работе гораздо больше, чем он.

— И к этой теме он больше не возвращался?

— Никогда.

— Не был ли он в последнее время угнетен сильнее, чем обычно?

Она тяжело вздохнула и ответила:

— Нет. Я ничего не заметила, хотя, как мне кажется, всегда хорошо чувствовала его настроение.

— И последнее: ходили ли вы в церковь, чтобы разобрать вещи вашего мужа?

— Да. Я заскакивала, чтобы забрать одну коробку, и мне придется заезжать еще раз... Пока я взяла только вещи, связанные с семьей... фотографии мои и сына... —  Голос при последних словах оборвался. Маска спокойствия начала осыпаться, и я поднялся на ноги.

— Я отнял у вас массу времени, миссис Мид. Благодарю вас за то, что вы согласились побеседовать со мной. —  Вручив ей визитку, я добавил: —  Если вы вспомните что-нибудь, с вашей точки зрения, важное, был бы вам весьма признателен за звонок.

— Наверное, будет не совсем честно, если я вам от всего сердца пожелаю удачи, —  негромко произнесла она, проводив меня к двери и крепко пожав руку, —  но я хочу быть уверена, что наказан действительно виновный, будь то мистер Даркин или кто-то иной.

— Совершенно с вами согласен, —  сказал я через плечо, спускаясь по лестнице и размышляя, каким образом такая женщина могла выйти замуж за столь необаятельного типа, как Мид.