30. Ужин с Энди и Биллом. Февраль 1980-го

Виктор Бокрис

Blueboy. Октябрь 1980 года

Виктор Бокрис, биограф Уорхола, в 1973 году стал внештатным сотрудником журнала Interview, а в 1978-м – редактором одного из отделов. В то время Бокрис параллельно работал над книгой о писателе Уильяме С. Берроузе. С подачи Уорхола и Боба Колачелло Бокрис решил записать на диктофон серию встреч Берроуза с другими видными деятелями культуры. Он счел, что достаточно просто включить во время разговора диктофон, а потом отслушать то, что получилось. Эти интервью, дополненные текстами о Бэрроузе, вошли в книгу «С Уильямом Берроузом: Репортаж из бункера» (With William Burroughs: A Report from the Bunker. New York: Seaver Books, 1981).

До этого интервью Уорхол и Берроуз ни разу не разговаривали между собой обстоятельно, хотя к тому времени оба стали живыми легендами, а шапочно познакомились (точнее, их кто-то представил друг другу) еще в шестидесятых. И вот в январе 1980-го Бокрис привел Берроуза на Фабрику для встречи с Уорхолом. Они разговорились, и Уорхол вызвался поснимать Берроуза на «Полароид» – собрать материалы для потенциального портрета. Через неделю снимки были сделаны, и Уорхол предложил всем пообедать в одном из своих любимых ресторанов, 65 Irving Place. На обед также пригласили консультанта по моде Андре Леона Тэлли.

Для начала все выпили по две порции мартини, а за трапезой осушили несколько бутылок вина. «Мы уселись, заказали выпивку, и беседа разгорелась моментально, точно лесной пожар, – вспоминает Бокрис. – Это была просто легкая беседа за коктейлем, но струилась она непринужденно, а иногда, когда речь заходила о чем-то глубоком, замедляла темп». Обед продлился полтора часа, причем Бокрис выполнял функцию церемонимейстера: «До меня дошло, что случай уникальный: мне больше никогда не удастся собрать их вместе. Я хотел запечатлеть все это на магнитофонной пленке: записать их словесное хулиганство. Если они отклонялись от темы и заводили речь о чем-нибудь занудном, я возвращал их в нужное русло».

Обед прошел блестяще; на следующий день Берроуз признался, что был очень удивлен открытостью Уорхола в тот вечер, а потом добавил, что получил большое удовольствие от встречи. Сходные впечатления остались и у Уорхола. Но интервью удалось пристроить в печать далеко не сразу. После нескольких отказов Бокрис додумался предложить текст в Blueboy – самый успешный хардкор-порножурнал для гомосексуалистов. Расхваливая интервью, Бокрис объявил, что это встреча двух великих символов раскрепощения геев. Сначала в журнале не поверили, что интервью реальное. Когда в редакции попросили доказать его подлинность, Бокрис прислал неполную копию аудиозаписи (из нее были вырезаны все куски, не включенные в письменный вариант интервью). Редакция решила напечатать интервью в октябрьском номере за 1980 год, посвященном пятнадцатилетию Blueboy.

Уорхола развеселил окончательный вариант расшифровки, но он настаивал, чтобы Бокрис «выкинул кое-что про мочу и говно». Когда же интервью было опубликовано между фотографиями огромных эрегированных пенисов, менеджеры Уорхола и Берроуза разозлились: испугались, что имидж их работодателей пострадает. Однако и Берроуз, и Уорхол по отдельности признались Бокрису, что результат их позабавил.

Портрет Берроуза так и не был написан, но в тот год Бокрис организовал еще два обеда: в марте – дома у Берроуза, в обществе Уорхола и Мика Джаггера, а в октябре – обед с Уорхолом для документального фильма Би-Би-Си об отеле «Челси». «Я был на пике счастья, – вспоминает Бокрис. – Казалось, судьба проявила ко мне заслуженную щедрость: я, почти мальчишка, устроил встречу этих двоих немолодых знаменитостей и записал на пленку, как они с удовольствием общались между собой».

КГ

У Уильяма Берроуза и Энди Уорхола много общего. Они оба – авторы многочисленных произведений, благодаря которым люди стали по-новому видеть мир и по-новому жить. В то же самое время они сами олицетворяют радикально новый образ жизни, который благодаря их творчеству сбросил с себя оковы ограничений. Они оба стали крупными фигурами революции, произошедшей в культуре, а затем переросли революционный период, прежде чем он успел перерасти их, и продолжали создавать произведения, доныне изумляющие широкие слои наших сограждан. На этом пути оба они не растеряли свое чувство юмора.

Колоссальное наслаждение – увидеть их вместе за обеденным столом: ведь хотя они несколько раз встречались на светских мероприятиях, им никогда не представлялся шанс побеседовать без помех, а я был уверен, что оба будут рады такому шансу. Там же присутствовал бывший редактор отдела моды Women’s Wear Daily, ныне обозреватель нравов нью-йоркской тусовки Андре Леон Тэлли: его пригласил Энди, выполнявший роль хозяина на этом ужине в 65 Irving Place.

Энди И все равно мне до сих пор непонятно, почему ни один юноша пока не родил ребенка. Я хочу сказать, если у людей странности и всякое такое…

Виктор Ну-у, Аллен [Гинзберг] и Питер [Орловски] собираются вместе обзавестись ребенком.

Энди Должен найтись какой-то способ! Ну, знаете, разных фриков всегда хватает… Я хочу сказать, должен же отыскаться один фрик, который родит ребенка. На свете столько всяких фриков, знаете ли, гениев. Люди называют фрика гением, потому что у него не работает половина мозга и благодаря этому он изобретает атомную бомбу или еще что-то этакое. Один фрик непременно найдется.

Билл Была одна история, что Мухаммед вроде бы заново родился от мужчины.

Энди Какой Мухаммед?

Билл Пророк Мухаммед!

Энди А-а. У нас много знакомых официантов по имени Мухаммед.

Билл Но зачем утруждаться, когда есть клонирование.

Энди Ага. Клонирование лучше. Но мужчина, наверно, когда-нибудь сможет родить ребенка или сделать что-нибудь подобное. В каком возрасте вы впервые занялись сексом? В тринадцать, в четырнадцать?

Билл В шестнадцать. Это было с ребятами из интерната на школе-ранчо в Лос Аламос, где позднее сделали атомную бомбу.

Энди Итак, в шестнадцать лет вы занялись сексом. С кем?

Билл С мальчиком, который спал на соседней кровати.

Энди И что он с вами сделал?

Билл Не очень много. Это была взаимная мастурбация. Но во время войны эту школу, а она была высоко на столовой горе в тридцати семи милях к северу от Санта-Фе, забрала под свои нужды армия, и именно там сделали атомную бомбу. А все почему: потому что Оппенгеймер поехал туда поправлять здоровье, остановился на ранчо-пансионате неподалеку, и увидел эту школу, и сказал: «Вот оно – самое подходящее место». Такое ощущение, что круг замкнулся, что я не случайно учился в этом самом месте.

Энди А что, тот сексуальный акт действительно был похож на взрыв?

Билл Нет-нет.

Энди Какой он был – скорее скучный? Вы испытали наслаждение?

Билл Даже не помню, очень уж давно это было.

Энди Да ладно!

Билл Не помню!

Энди Вы испытали наслаждение?

Билл Ну-у, это было…

Энди Просто неплохо? А мне было, наверно, лет двадцать пять, когда я впервые занялся сексом.

Виктор И что произошло?

Энди В двадцать шесть лет я бросил это делать. Но когда я вообще впервые узнал, что бывает секс… Это было в Нортсайде, есть в Питсбурге такой район. Дело было под лестницей: там одного мальчика, он был странноватый, заставили отсосать у другого мальчика. Я вообще не понял, что все это означало. Просто сидел и смотрел, мне было пять лет. Но вы, как вы уговорили того мальчишку заняться этим самым?

Билл Ну-у, не знаю, мы просто разговаривали, обменивались репликами.

Андре Как вы думаете, следует ли брать за секс деньги?

Билл Ну-у, смотря по обстоятельствам. В таких случаях обобщать невозможно. Кто кому должен платить?

Энди Я считаю, что девушка, которая стоит на перекрестке, должна платить парню, который к ней подходит, потому что она сексапильная, верно? Парень не сексапильный, это она сексапильная, верно? Она проститутка, но она сексапильная, и это она должна платить человеку, который ее хочет. По идее, у нее все в шоколаде, и это она должна платить человеку за то, что он этим с ней занимается, согласны? По-моему, должно быть так. Пусть девушка получает хорошие деньги от мэрии, чтобы платить мужчине.

Виктор Мэрия должна содержать проститутку?

Энди Именно. Мэрия должна их нанимать. Они – часть города, и город должен платить им, вместо того чтобы сажать их в тюрьму.

Виктор Вы когда-нибудь обнаруживали, что факт оплаты секса усиливает удовольствие?

Билл Нет.

Энди Удовольствие от чего?

Билл Единственный способ усилить удовольствие – это если бы ты платил в середине полового акта, но…

Энди А знаете, чего я вообще не понимаю: почему у белых мужчин бывают такие просто замечательные темные члены.

Виктор Член темнее, чем кожа на остальных местах?

Энди О, иногда совсем темный.

Виктор Ну-у, Билл говорил, что у арабских юношей члены клиновидной формы.

Энди Клиновидной формы! Клиновидной формы – это как?

Билл Ну-у, вот так. Они вроде как более широкие – в форме клина, но никакого единообразия нет. Мой дорогой друг, разница не особо велика. Просто у некоторых арабов члены… ну-у-у, знаете ли, широкие такие.

Андре Ты про кончик? Про головку?

Энди Значит, головку вставить трудно, а? Вот, нарисуйте-ка.

Билл Мой дорогой друг, я не могу это нарисовать, оно не настолько ярко выражено. Виктор ввел вас в заблуждение. Его послушать, так у них действительно есть какая-то особенность. А на самом деле национальность тут ни при чем. Таких людей много.

Энди У Билла большой член.

Андре А ты-то откуда знаешь?

Энди Ну-у, он правда большой. Да?

Билл Средний, средний.

Виктор Средний.

Андре Средний из средних.

Виктор У вас средний…

Энди Ага.

Билл У всех члены средней величины.

Энди У Андре член по-настоящему большой.

Андре Энди уверен, что у меня большой член! Неправда.

Энди Да ладно.

Билл Он сказал, что у него средний из средних.

Андре Средний – это нормально.

Энди Я влюбляюсь только в ребят, у которых эта самая, как ее бишь, эякуляция.

Андре Ты хочешь сказать, преждевременная эякуляция.

Энди Ага. Мой любимый трюк. А вы из них?

Билл Что?

Энди Вы преждевременный эякулятор?

Билл Эгм-мм, довольно быстрый, довольно быстрый!

Энди Правда?

Виктор Я считаю, что половой акт должен происходить немедленно.

Билл Я тоже, но, видите ли, у женщин другие циклы.

Энди Билл не преждевременный эякулятор!

Билл Да нет, это как раз про меня сказано.

Энди Серьезно? Что вы имеете в виду: несколько секунд – и?..

Билл Не-не-не-не, двадцать секунд, двадцать секунд…

Энди Как, только петтинг?

Билл Ну-у, нет-нет-нет, приходится заходить немного дальше.

Виктор Петтинг, а затем, эгм…

Энди О, нет-нет-нет, я…

Виктор Нет, но как только он входит…

Энди Нет-нет-нет, он вообще не входит. Я хочу сказать, она же преждевременная!

Виктор До того, как войдет?

Энди Ну да, просто делаешь типа вот так, и…

Виктор Но, наверно, вам же труднее организовать себе секс?

Энди Да, верно, это очень трудно.

Билл Труднее, чем когда?

Виктор Десять лет назад, когда вы были юношей с горящим взором и летящей походкой. Разве теперь вам не труднее?

Билл Ну-у, я бы просто спросил: труднее, чем когда?

Виктор Это труднее, чем десять лет назад, когда вы были юношей с горящим взором и летящей походкой? Не так ли?

Билл Предполагаю, теоретически это становится труднее, когда становишься старше. Вроде бы так мне говорили люди.

Виктор Серьезно? Понимаете, на самом деле все иначе… теперь Биллу легче организовать себе секс.

Энди Да-а?

Виктор Теперь он занимается сексом как никогда много.

Энди Ну да, потому что он красавец и прелесть.

Виктор Да, он красавец.

Энди Он красавец. Он прелесть.

Виктор И очень продвинутый.

Энди Он очаровательный и…

Виктор …он путешествует, и…

Энди Ну да, он замечательный. Это тебе надо волноваться! Ты любишь говно и мочу. Правда-правда!

Виктор Я люблю говно и мочу?

Энди Запах говна и мочи. (Оборачивается к Биллу.) Он англичанин.

Билл Да, а я и забыл. Это влияет, влияет…

Энди И выделанную кожу. Кожа, дерьмо и моча. Я хочу сказать, это синонимы…

Билл Абсолютно.

Энди В Ю-Кей. Ну, знаете, Соединенное Королевство. Говно, Моча и Кожа.

Виктор Странно, я вынужден признать, что британцы – люди крайне странные в сексуальном отношении…

Энди Они крайне странные, но такие изысканные, вот почему…

Билл Любят, чтобы их били линейками и расческами.

Виктор И испражнения, и когда эякуляция на лицо.

Энди Нет! Правда? О Боже…

Билл Абсолютно, все так и есть…

Виктор Но, думаю, англичане…

Энди Они самые сексапильные… С ними хорошо заниматься сексом.

Виктор У вас в Англии когда-нибудь был по-настоящему хороший секс?

Энди О да, самый лучший.

Билл Да!

Виктор Что ж, Билл, у вас там тоже был хороший секс? А у вас, Энди, самый лучший секс был в Англии?

Энди Нет, самый лучший – когда тот парень откусил нос тому парню. Вот это был лучший секс.

Билл Я про это слышал.

Энди Билл, это же был самый лучший секс, согласны?

Билл О да. Предполагаю, да.

Энди Лучше всех.

Андре Один мой знакомый… ему тридцать семь, а у него до сих пор поллюция во сне. Что это значит – что у него мощное либидо?

Энди У меня никогда не бывает эротических снов.

Виктор В смысле, когда кончаешь и обделываешь всю пижаму, а утром тебе неловко?

Энди Ты что, шутишь?! Да ладно! Это же глупо.

Билл Такие явления обычно ассоциируются с подростковым возрастом, но могут происходить в любом.

Виктор Энди, Билл – великий актер, прирожденный, и если ты не возьмешь его в свой следующий фильм, то, значит, у тебя не все дома. Он мог бы стать крупной звездой. Посмотри на его лицо, он же прирожденный…

Билл Да, я могу играть врачей и церэушников и всякие разные роли.

Виктор Ты же знаешь, как живется писателям. Он все пишет и пишет, но хочет играть.

Билл У меня отлично получаются военные преступники.

Андре Военные преступники?

Энди По-моему, вы должны стать модельером.

Билл Я мог бы отлично сыграть нацистского военного преступника.

Виктор Кого?

Энди По-моему, вам стоит сделаться модельером. Вы должны сменить профессию и стать модельером.

Билл Ну-у… хм-мм, это не мое.

Энди Ну-у, я нигде не видел людей, которые одевались бы лучше, чем вы.

Билл Правда?

Энди Разве он не самый лучший? Он всегда носит галстук, столько, сколько я его знаю.

Виктор Но, серьезно, я думаю, что стать актером – истинное предназначение Билла, потому что он столько всего понаписал и теперь нуждается в разнообразии. Ты знаешь, что он начал писать только в тридцать пять лет?

Энди А чем вы занимались до этого?

Билл Просто валял дурака. Был законченным маргиналом.

Энди Просто шатались без дела? Работали в офисе?

Андре Ты морил тараканов! Он морил тараканов в Чикаго! Был дезинсектором!

Энди Нет! Вы были хозяином фирмы?

Билл Нет-нет.

Андре Он просто морил тараканов.

Билл Это была лучшая работа за всю мою жизнь. Легкая-легкая. Мне нравилась. Я до сих пор знаю о тараканах все.

Андре Не расскажешь ли мне о половой жизни тараканов?

Билл Этого я не знаю, зато знаю, как от них избавиться. Знаю, где они живут.

Андре И где они живут в квартирах?

Билл Ну-у, мне пришлось бы все осмотреть и проанализировать конкретный случай, видите ли. Они, разумеется, забираются под мойку. Если есть линолеум, они забираются под него. Забираются в кухонные шкафы, в деревянные части здания.

Андре И как же не допустить их в кухонные шкафы, где люди держат свой лучший фарфор, столовое серебро и всякое такое?

Энди Ну-у, с лучшим фарфором они могут сосуществовать. Главное, не подпускать их к лучшей еде.

Билл Выньте все это из шкафов, возьмите баллончик и попрыскайте.

Энди Нет. Попрыскайте из баллончика и подайте гостям опрысканную еду. Вот как надо!

Билл Итак, нужно высмотреть, где они сидят, и попрыскать в этих местах, и очень скоро вы от них избавитесь.

Андре Но если дилетант…

Энди Дилетант! Долетант? Тот, кто долетает?

Андре Как дилетанту отыскать их в темных углах его кухонного шкафа?

Билл Ну-у, у вас должен быть нюх (потирает руки) на места, где они гнездятся.

Андре И у тебя нюх был?

Билл Ну да, старина, я занимался этим делом девять месяцев.

Энди А я вот раньше, когда приходил домой, ужасно радовался, если встречал там маленького тараканчика: было с кем поговорить… Я просто… это было просто здорово… по крайней мере, дома с тобой кто-нибудь здоровается, верно? А потом они просто уходят. Они замечательные! Я никогда не мог давить их ногами.

Билл О Господи, нет, старина, так нельзя! Я либо беру баллончик… Иногда ко мне залетают водяные жуки. Есть одна штуковина, называется «Ти-Эй-Ти», с тонкой трубочкой, торчащей из сопла, она разбрасывает мелкие брызги. Увидишь водяного жука – можешь просто…

Виктор Таракан, который осмелится высунуться из норы в присутствии Билла, – не жилец, это уж точно. Билл такой проворный. Он может посреди разговора вскочить, метнуться в другой угол, на бегу хватая баллон с «Ти-Эй-Ти», и… пшик-пшик! Но у тебя была маленькая проблема с клопами. Вот это была проблема.

Энди О да, хуже не бывает. Надо взять бомбу…

Билл Я так и сделал. Я так сделал.

Энди Приносишь бомбу в комнату и выбегаешь.

Билл Я принес бомбу, засунул ее под матрас, в самую глубину, где пружины. Там-то они и гнездятся. И я от них избавился.

Энди Боже мой, у меня были клопы. Я… еще в прошлом году…

Андре Энди, прошу тебя!

Энди (Биллу.) О чем ваш новый роман?

Виктор «Города красной ночи». О трансплантации мозга. Очень, очень интересная книга, увлекательная книга, увлекательная.

Билл Очень сложная, мудреная.

Виктор Сюжет детективный, но невероятно запутанный, и все же это история… а заканчивается она в Южной Америке, там очень богатые люди разрабатывают потенциальные способы трансплантации мозга.

Энди Ты хочешь сказать, они пересаживают свои мозги людям помоложе?

Виктор Ну-у, штука в том, что можно пересадить свое «я» молодого человека какому-то другому человеку, правильно?

Билл Да, в случае, если ты знаешь, где оно находится, совсем как пересаживают печень. Доктор Старджилл сейчас работает над идеей пересадки мозга.

Энди Но многие люди не хотят трансплантироваться.

Билл Ну да, верно. Это не обязательная процедура.

Энди О да, это увлекательно. Виктор, а ты бы хотел?

Виктор Чтобы меня трансплантировали?

Билл Трансплантировали во что?

Виктор Ну, а ты чего хочешь?

Энди Нет, я не хочу, чтобы меня трансплантировали.

Виктор Что ты хочешь сделать, когда умрешь?

Энди Ой, э-э… я ничего не хочу делать.

Виктор Что больше всего изменилось в сексе за семидесятые годы? Это чтобы мы могли предугадать, каково будет в восьмидесятые.

Энди Ты говоришь о развлекательном сексе. Развлекательный секс изменился, видишь ли.

Андре Что такое развлекательный секс?

Энди Развлекательный секс – это садо-мазо, когда приходишь в садо-мазо-бары.

Билл Некоторых это все-таки развлекает.

Энди Ну да, очень многих, а к тому же, ну, знаете, за сексом проводишь целый вечер, и он наподобие развлечения. Все равно что пойти на бродвейский спектакль. Это развлекательный секс, вот каковы восьмидесятые.

 

31. Современные «мифы»: Энди Уорхол

Барри Блайндерман

11 августа 1981 года

Arts. Октябрь 1981 года

«Интервью Энди стало одной из кульминаций моей карьеры, ничего более грандиозного со мной не случалось», – вспоминает Барри Блайндерман, в то время журналист-фрилансер. Он приехал в Нью-Йорк в начале 1980 года и нашел работу – писал для журнала Arts.

Блайндерман решил написать статью о выставке Уорхола «Десять портретов знаменитых евреев XX века», которая проходила в Еврейском музее в Нью-Йорке. Там экспонировался цикл шелкографий, в том числе портреты Франца Кафки, Гертруды Стайн и братьев Маркс. Цикл был издан арт-дилером Рональдом Фелдманом. В следующем году Фелдман издал еще одно портфолио Уорхола – «Мифы», состоявшее из десяти шелкографий с изображениями, позаимствованными из американской массовой культуры.

Фелдману понравилась статья Блайндермана о «Десяти портретах», и он вызвался представить журналиста Уорхолу. Они договорились об интервью на Фабрике на Юнион-сквер. Дело было в августе 1981 года, в чрезвычайно жаркий и солнечный день. При разговоре с Уорхолом Блайндерман чувствовал себя комфортно. «Он принял меня так, что я почувствовал себя как дома. Одет он был просто: белая рубашка с воротником на пуговицах, джинсы; парик на его голове смотрелся как-то консервативно, – вспоминает Блайндерман. – Я с самого начала почувствовал, что он намерен отвечать на мои вопросы серьезно, а я спрашивал преимущественно об искусстве, не о сплетнях или моде».

Интервью было сильно отредактировано. «Энди завершал многие фразы выражениями типа “или что-то такое”, “о, правда?” или “ой-ей-ей”. Я вычеркнул их из окончательного варианта». Блайндерман также изменил порядок реплик, чтобы внести в текст тематическую связность.

Когда это интервью было переиздано в книге «Разговоры об искусстве: начало 80-х» (Нью-Йорк: Da Capo, 1990), Джин Сигел написала в своем вступлении: «Уорхол уже признал, что плоды его художественных затей – товар, который мог быть объектом маркетинга и производился ради наживы. Но к тому времени он вступил в период, который пришел на смену его периоду “искусства”. Он называл его периодом “бизнес-искусства”. В данном интервью отражена эта новая, финальная фаза» (Siegel, 16).

КГ

Миф (от древнегреч. mythos).

1. Традиционная история о якобы исторических событиях, функция которой – раскрыть элемент мировоззрения некоего народа либо дать объяснение какого-то обычая, верования или природного явления.

2. См. ПРИТЧА, АЛЛЕГОРИЯ.

3 (а): Человек или предмет, существующие лишь в воображении, либо человек или предмет, реальность существования которых невозможно подтвердить.

Новый университетский словарь Уэбстера

С древних времен вплоть до сегодняшнего дня художники стремились изображать мифы. Языческие легенды сохраняют свою силу в новых интерпретациях, которые дает им каждое новое поколение. К примеру, художник Томас Харт Бентон изобразил Персефону в образе молодой американки-фермерши. Но когда Энди Уорхол решил создать серию из десяти шелкографий под названием «Мифы», речь шла о совершенно ином пантеоне. Художник Уорхол отражает эпоху, когда реклама, кино и телевидение поставляют образы героев и злодеев в не меньшем изобилии, чем в «домедийном» обществе поэмы Гомера или Библия. Итак, Уорхол предпочел модернизировать древний корпус мифов. Его мифы – это Дракула, Худи-Дуди, Черная Мамми, Микки-Маус, Санта-Клаус, Супермен, Тень, Звезда, Ведьма и Дядя Сэм.

В каком-то смысле Уорхол и сам – миф. Он сделался символом успеха и звездного статуса в искусстве, но все равно каким-то загадочным образом остается непостижимым. Аура мистификации, окружающая его публичный имидж, – этакая завеса, мешающая некоторым людям увидеть его творчество таким, каково оно в действительности: различить сильные, впечатляющие образы, которые всегда умудрялись уловить дух времени. Неудивительно, что шелкография «Тень» – автопортрет. Тонированное красным изображение лица художника, воспроизведенное методом фотошелкографии, отбрасывает искаженную тень, а вокруг тени наклеен нимб из бриллиантовой пыли. Мы видим человека и миф, художника и звездную пыль, изображенных вместе.

Барри Блайндерман Как возникла серия «Мифы»?

Энди Уорхол У Рона Фелдмана, который издал эти оттиски, масса замечательных идей. Мы с ним просмотрели длинные перечни. Вообще-то я хотел сделать целую диснеевскую серию, с Дональдом Даком и другими персонажами, но в итоге взял только Микки-Мауса.

Б.Б. Вы ходили на выставку Диснея в музее Уитни?

Э.У. Да. Интересно обнаружить, что огромная часть его работы выполнялась другими людьми. Выставка мне так понравилась, что я пошел смотреть «Лиса и пса». Фильм выглядел так, как будто его сняли пятьдесят лет назад, это из-за того, что фон – сплошная живопись. Но я пожалел, что выставка в Уитни была недостаточно колоссальная; мне хотелось увидеть еще больше.

Б.Б. В каком-то смысле эта серия замыкает круг в вашем творчестве. В 1960 году вы написали картину «Супермен», а вскоре Лихтенштейн и Олденбург изобразили Микки-Мауса. И вот миновало более двадцати лет, а вы снова пишете этих персонажей.

Э.У. Знаю. Просто самому не верится, что я это сделал. Но на сей раз было сложнее. Нам пришлось договариваться насчет авторских прав и всякое такое.

Б.Б. Теперь, когда за Суперменом и Микки-Маусом стоит история поп-арта, значат ли эти персонажи для вас что-то другое, если сравнивать с периодом, когда вы впервые написали Супермена?

Э.У. Нет, это просто значит, что он нравился мне тогда и продолжает нравиться до сих пор.

Б.Б. «Мифы» воистину отображают дух Америки в самых разных ракурсах.

Э.У. Мне только один из них непонятен – «Тень», но поскольку это я сам, так что…

Б.Б. Образ Ведьмы просто потрясающий. Это же Маргарет Гамильтон, та самая женщина, которая сыграла злую ведьму в «Волшебнике из страны Оз»?

Э.У. Да, она просто замечательная. Она живет здесь, в этом же квартале. Она выглядит и ведет себя совсем как в те времена.

Б.Б. Наверно, в нашей стране нет ни одного взрослого и ни одного ребенка, который не видел «Оз». Этот фильм, безусловно, ничуть не меньше американский, чем Микки-Маус.

Э.У. Интересно, когда дети смотрят этот фильм, он им кажется новым или старым? Некоторые дети знают, что были старые фильмы, а другие даже не слыхали про некоторых звезд, которых когда-то знали все.

Б.Б. В «Ведьме» меня больше всего потряс колорит. Взаимодействие формы и цвета напоминает мне о том, что делал Эллсворт Келли. Мне всегда хотелось узнать, соотносили ли вы свои картины шестидесятых годов с творчеством Келли и Ноланда, ваших современников, работавших в стиле абстракционизма.

Э.У. Мне всегда нравилось творчество Эллсворта, вот почему я всегда писал пустые холсты. Мне нравилась эта фишка с пустым холстом, и я жалею, что не сосредоточился на идее, что надо всегда писать одну и ту же картину, например банку супа, а никаких других картин не писать никогда. Если кому-то захочется заполучить твою картину, просто нарисуй еще одну. Интересно, сейчас так кто-нибудь делает? В любом случае, всегда пишешь одну и ту же картину, даже если она выглядит непохоже на другие.

Б.Б. Да, например, «Дракула» выглядит похоже на то, как вы изобразили Кафку в предыдущей серии. Оба возникают из мрака, точно призраки. И «Мамми» тоже. С самого начала для вас главное – образ, который оказывает мощное воздействие, и колорит. А образ вашего «Супермена» взят из комиксов DC?

Э.У. Да. Я еще хотел написать Чудо-Женщину.

Б.Б. Вам не приходило в голову написать «Супермена» с какого-нибудь артиста кино или телевидения?

Э.У. Ну-у, мне приходило в голову, что человек, который играл в телесериале [Джордж Ривз], – вылитый герой комикса.

Б.Б. Более половины «Мифов» вдохновлены персонажами телепередач или фильмов. Значит ли это, что современные мифы создаются преимущественно на экране?

Э.У. Да, наверно… Поздние – да. Но телевидение намного современнее.

Б.Б. Вы с самого начала делали оттиски в той или иной форме: работа с промокательной бумагой, резиновые штампы, а затем вы пришли к шелкографии, которую используете доныне.

Э.У. Вообще-то шелкографии появились случайно. Первой из них была картина «Деньги», но она представляла собой шелкографию с рисунка. Потом мне кто-то сказал, что можно использовать фотографическое изображение. Так все и началось. Метод фотошелкографии впервые был использован в картине «Бейсбол».

Б.Б. Когда вы начали использовать шелкографию, вы прежде всего стремились к тому, чтобы изгнать из творчества любые следы вашей личности. А теперь в ваших картинах играют большую роль рисунок и живопись, по сравнению с тем периодом ваши работы сделались в некотором роде экспрессионистскими.

Э.У. Вообще-то я все равно бы предпочел делать шелкографию с изображением лиц, а всем остальным пренебречь, но люди ждут от меня чуть больше, капельку больше. Вот почему я использую все эти рисунки.

Б.Б. На ваш взгляд как портретиста, что всего важнее выразить?

Э.У. Я всегда стараюсь, чтобы на портрете человек хорошо выглядел. Если вручаешь кому-то картину, которая на него похожа, это как-то проще. Иначе, если бы я вкладывал больше фантазии, портрет получался бы непохожим.

Б.Б. Сколько фотоснимков вы делаете для каждого портрета? Вы делаете все снимки самолично?

Э.У. Да, все снимки делаю я. Обычно примерно десять рулонов, примерно сто кадров.

Б.Б. Вы по-прежнему снимаете камерой SX-70?

Э.У. Нет, теперь я снимаю камерой Big Shot.

Б.Б. Какова обычная реакция заказчика на портрет?

Э.У. «Полароиды» – это просто здорово, потому что люди могут выбрать фото на свой вкус. Так проще. Кроме того, эта камера смазывает морщины и скрадывает недостатки внешности.

Б.Б. «Полароид» в чем-то похож на цветное телевидение. У него своеобразные представления о синем и красном цветах. Его крайне субъективный колорит словно бы создан для вашего творчества – как по заказу.

Э.У. Да, такое ощущение, что его создали по моему заказу. Но «Полароидом» трудно снимать человека в полный рост. Я пока не научился снимать им людей в полный рост. Но у меня есть камера, которая может снимать людей в полный рост.

Б.Б. Фотокамера давным-давно стала одним из неотъемлемых элементов вашего творчества. На выставке рисунка в музее Гуггенхайма я видел несколько ранних рисунков банки супа Campbell’s. Как вы делали эти рисунки? Они проецировались на бумагу?

Э.У. Да. Это были фотографии, которые я проецировал на бумагу и обводил. В те времена я использовал как слайды, так и эпископ. Я также использовал диаскоп с подсветкой.

Б.Б. В то время ваша манера использовать фотографии как непосредственный источник изображений была, в сущности, уникальной. Интересно изучить ее с учетом того, что спустя несколько лет за использование фотографий взялись фотореалисты. Как вы отнеслись к фотореализму, когда впервые увидели работы этой школы?

Э.У. Я обожал все их работы.

Б.Б. По-моему, ваша недавняя книга «ПОПизм» выразила подлинный дух шестидесятых, как в позитивном, так и в негативном смысле. Вы делаете упор на восторженном настроении, которое царило в то десятилетие. В одной из глав книги вы пишете: тогда у вас было ощущение, что вы можете сделать все что угодно. Вы выставлялись в галереях, снимали кино и продюсировали The Velvet Underground.

Э.У. Да, но теперь есть масса молодых ребят, которые делают то же самое. Наверно, все это вернется снова.

Б.Б. Я знаю одного молодого художника, который рисует, делает рельефы, играет в группе, а также снимает кино и видео. Не знаю, как ему на все хватает времени.

Э.У. Если не очень погружаться в бизнес, время у тебя найдется. Поскольку тут у нас бизнес, я не могу заниматься всеми увлекательными вещами, которыми занимался раньше.

Б.Б. Больше никаких рок-групп?

Э.У. Ну, мы занимаемся менеджментом группы Walter Steding and the Dragon People. Прямо сейчас в нашей студии в Нижнем Манхэттене мы снимаем для них промовидеоролик.

Б.Б. Я видел некоторые портреты Стединга. Он еще и хороший художник… В книге «ПОПизм» вы все время задаетесь вопросом, слыхал ли Пикассо о вашем творчестве. Он в конце концов о нем услышал?

Э.У. Не знаю, я с ним никогда не встречался. Мы знакомы только с Паломой. Теперь ее муж ведет колонку парижских сплетен для Interview.

Б.Б. Как минимум с 1970 года, особенно в сериях «Джаггеры» и «Евреи», появляются некоторые стилистические особенности, которые заставляют вспомнить о кубизме и о лаконичной манере рисования, свойственной Пикассо. Он на вас повлиял?

Э.У. В то время я пытался писать портреты в иной манере. Начиная с портретов трансвеститов я пытался вкладывать в картины больше усилий. Возможно, в то время я действительно думал о Пикассо.

Б.Б. Для целого нового поколения художников, которые работают в фигуративном искусстве, вы теперь – фигура, в чем-то сравнимая с Пикассо. Многие молодые художники, у которых я беру интервью, говорят, что вы их очень вдохновили. Что вы думаете об этом новом искусстве, ориентированном на изображение?

Э.У. Я люблю всякое разное искусство, какое только есть в Нью-Йорке. Оно просто потрясающее, и его настолько много.

Б.Б. Есть ли у вас любимые художники или любимые галереи?

Э.У. Сейчас настолько много хороших художников, что очень трудно выбрать одного или двух. Мне трудно ходить в галереи, потому что меня все время ловят молодые ребята. В Уитни была выставка молодых художников, которая мне понравилась: Линды Бенглис и молодого парня, который делает стулья [Скотта Бёртона].

Б.Б. Вы ходили прошлым летом на «Выставку Таймс-сквер»?

Э.У. Нет, не ходил, но видел фотографии в журналах и в газете. Это было похоже на начало шестидесятых – галерея Reuben, всякие такие места.

Б.Б. В воздухе разлито возбуждение, которое, кажется, очень похоже по духу на зарю поп-арта.

Э.У. Тогда это было забавно. Наверно, то было другое настроение. А теперь в Нью-Йорке я просто замечаю, какими красивыми стали люди. Поскольку нет войны, поскольку теперь все не уходят на войну, люди могут выбирать из самых лучших спортсменов, моделей и актеров. Великолепные девушки-модели были всегда, но теперь парни-модели ничуть им не уступают. Теперь выбор намного лучше, потому что все они приехали в Нью-Йорк вместо того, чтобы пойти служить в армию. Все актеры шестидесятых были людьми специфической внешности, а теперь новые звезды – подлинные красавцы, типа Кристофера Рива.

Б.Б. Ну а мир искусств?

Э.У. Двадцать лет назад было совсем другое время и для художников тоже.

Б.Б. Теперь, когда мы отошли от искусства семидесятых, художники могут писать на картинах людей вместо того, чтобы раскладывать какие-то палочки на полу. Теперь живопись – жизненно важный вопрос, а десять лет назад люди твердили, что с живописью все кончено.

Э.У. Ну-у, так говорил я. Тогда я все время так говорил.

Б.Б. Из озорства? Или вы действительно считали, что бросили живопись?

Э.У. Я говорил серьезно. Мы хотели заняться кинобизнесом, но всякий раз, когда мы приезжали в Голливуд, так ничего по-настоящему не получалось организовать. Потом в меня стреляли. Я долго выздоравливал, и в тот момент мне стало проще заняться живописью, чем пытаться заниматься кино.

Б.Б. Как часто вы теперь пишете картины?

Э.У. Я пишу картины каждый день. Прямо сейчас, вот здесь, я пишу фоны. Interview так разрослось, что редакция вытеснила меня из задних комнат. И теперь я пишу в парадной части нашего офиса, часто прихожу на работу по субботам и воскресеньям.

Б.Б. В фильме Эмиля де Антонио «Живописцы занимаются живописью» вы показали на Бриджет Полк и сказали, что она создает все ваши картины. А она сказала: «Ну да, но теперь он не занимается живописью». Возможно, после этого люди стали вам звонить и пытаться вернуть вам купленные картины?

Э.У. Да, но на самом деле все картины создаю я. Мы просто шутили. Если попадаются поддельные картины, я могу их распознать. Вообще-то одна женщина делает подделки, которые на самом деле не подделки. Она делает всех, даже Джаспера Джонса.

Б.Б. Очень многие уверяют, что ваши картины пишутся другими людьми.

Э.У. Делать картины таким способом было бы в духе современности. Но я все эти картины пишу сам.

Б.Б. Доступность вашего творчества всегда играла важное значение. Гуляя по Виллидж, я могу увидеть работы из серий «Джаггер» или «Мао», или посмотреть в Уитни ретроспективу портретов, или увидеть в синагоге «Кафку» или «Бубера». У вас такая большая и пестрая аудитория.

Э.У. В Виллидж мы продаем больше принтов с Миком Джаггером, чем где-либо еще, и это абсолютно удивительно. С принтами никто никогда ничего не делал. Больше толку было от маленьких галерей на Нижнем Манхэттене: люди из этих галерей просто приезжают к нам, покупают несколько принтов и вешают их в витринах. Там эти принты смотрятся странно, но продаются очень хорошо. Их покупают туристы, которые проходят мимо. Кастелли скоро устроит ретроспективу принтов.

Б.Б. Хорошо, что самые разные люди могут покупать ваши работы – по крайней мере, принты.

Э.У. Люди думают, что мои работы очень дорогие, и очень удивляются, узнав, что можно просто зайти и купить мою работу.

Б.Б. В последнем номере Interview вы упомянули, что работаете над серией «Мадонна с младенцем», а точнее, над серией матерей, которые кормят младенцев.

Э.У. Да, мы нанимаем моделей из агентства Famous Faces. Просто нанимаешь младенца и мать. Я уже сфотографировал примерно десять.

Б.Б. Эта тема заставляет меня вспомнить о пухленьких херувимах Рафаэля. Должно быть, ваши на них ничуть не похожи.

Э.У. Ну-у, не совсем. Младенцы красивые, потому что это младенцы-модели, а матери тоже в некотором роде красавицы.

Б.Б. Вижу, вы здесь в мастерской пишете пейзажи. Необычный для вас жанр, верно?

Э.У. Да, мне заказали написать Трамп-Тауэр. Я также сделал серию из десяти достопримечательностей Германии: дома, церкви и другие здания.

Б.Б. Хорошая идея, если учесть, что большая часть ваших недавних картин – это портреты.

Э.У. Ну, а это портреты зданий.

Б.Б. Кроме того, вы теперь пишете обувь. Помню, я видел иллюстрированную книгу об обуви, которую вы сделали до того, как прославились в качестве художника.

Э.У. Это было очень давно. Недавно кто-то заказал мне картину с обувью. Мне понравилось, и я стал писать больше картин в этом духе.

Б.Б. Есть ли еще какие-то новые темы для картин?

Э.У. Я пишу ножи и огнестрельное оружие. Просто превращаю их в абстрактные формы.

Б.Б. Вроде серии «Серп и молот»?

Э.У. Ага.

Б.Б. Над чем еще вы сейчас работаете?

Э.У. Теперь я модель Zoli. А еще делаю рекламу Barney’s для Times. Вообще-то я пытаюсь получить заказ на рекламный ролик «Полароид», но его заполучить очень трудно. А еще мы делаем еженедельное телешоу о моде.

Б.Б. Как вы думаете, вы когда-нибудь сделаете передачу, о которой раньше говорили? Вы собирались назвать ее «Ничего особенного».

Э.У. Только мэр может дать тебе кабельную телекомпанию. Но я до сих пор хочу сделать эту передачу. Мы просто поставили бы камеру на перекрестке. В наше время люди смотрят все что угодно.

Б.Б. Кем из американских художников вы восхищаетесь?

Э.У. Я всегда говорю, что Уолтом Диснеем. Это способ выкрутиться.

Б.Б. Кажется, вы однажды сказали, что вам нравится Грант Вуд?

Э.У. Мне раньше нравилось его творчество. Но теперь мой любимый художник – Пол Кадмус. А еще мне нравится Джордж Тукер.

Б.Б. Расскажите историю о том, как вы фотографировали Худи-Дуди.

Э.У. Ну-у, с тех пор я выяснил, что существует три Худи-Дуди. Человек, которому принадлежал оригинал куклы, принес его к нам. Вообще-то недавно я нашел одного человека, который похож на Худи-Дуди, и лучше было бы изобразить его, точно так же, как мы изобразили Маргарет Гамильтон в качестве «Ведьмы» или Санту и Дядю Сэма, которых всегда изображают в рекламе. Принт с Худи всем нравится. Но как вы думаете, захочется ли людям повесить его на стену своей гостиной?

 

32. Самозабвенный шопинг в

Bloomingdale’s

с Энди Уорхолом

Трейси Бробстон

Dallas Morning News. 25 ноября 1981 года

Энди Уорхол был, считай, чемпионом мира по шопингу. Когда в 1973-м его спросили: «Как вы думаете, вашему искусству место в музее?» – он ответил: «Ну-у, а я думал, что универмаги – это новые музеи… и в итоге они могли бы распродавать картины со стен».

В районе между его домом на Восточной 66-й улице и Фабрикой у Уорхола было несколько устоявшихся шопинг-маршрутов. Каждый день, когда он шел на работу, а потом с работы, он попутно посещал магазины и скупал все, что со временем должно было подняться в цене, будь то подлинные целлулоиды Уолта Диснея с фазами движения или ювелирные украшения от Элсы Перетти, которые продавались в Tiffany’s. Этот шопинг был для Уорхола частью его работы. Частенько он делал остановку в «бриллиантовом квартале» на 47-й улице, где освоил ремесло оценщика драгоценных камней на вполне профессиональном уровне.

Ко времени его смерти то, что он ежедневно скупал в магазинах, доверху заполнило все комнаты в таунхаусе Уорхола, кроме спальни и кухни; в столовую, загроможденную нераспакованными коробками и пакетами, было невозможно даже войти. Весной 1988 года, спустя год после смерти Уорхола, аукционный дом Sotheby’s выставил его имущество на торги. Каталог составлялся несколько месяцев силами более чем двадцати человек. В опись вошли без малого десять тысяч предметов, от ценных произведений искусства до находок с блошиных рынков. Закрома Уорхола оказались крупнейшим по величине единым собранием, которое Sotheby’s продал со времен своего основания в 1744 году. Внимание к аукциону было колоссальное: за десять дней, начиная с 23 апреля 1988 года, коллекцию посмотрело примерно шестьдесят тысяч человек. В общей сложности от продажи было выручено 25 313 238 долларов.

Нижеприведенное интервью – редкостный шанс наблюдать Энди Уорхола за его любимейшим занятием.

КГ

Нью-Йорк. Энди Уорхол, художник, величайший потребитель и поставщик массовой культуры, говорит, что универмаг Bloomingdale’s – не что иное, как «музей нового типа для восьмидесятых годов». Чтобы выяснить, почему он так считает, мы попросили его провести с нами часок на Манхэттене в флагманском магазине сети Bloomingdale’s. Энди счел, что идея просто замечательная.

В лифте.

Энди Уорхол А можно, мы просто пойдем и что-нибудь купим?

Трейси Бробстон Я с удовольствием. Как вам будет угодно.

Э.У. Больше всего мне здесь нравятся вечеринки, которые они устраивают в разных отделах. Последняя вечеринка была в отделе ковров. Ее устроили в честь Марты Грэм и Хальстона. Это было дефиле, а я был в числе моделей. Это был самый долгий сеанс работы моделью в моей жизни – восемь часов. В отделе хозтоваров тоже состоялась превосходная вечеринка.

Т.Б. В честь кого она была устроена?

Э.У. Гм… (Обращается к Джилл Гловер, координатору Bloomingdale’s по вопросам моды.) Гм… в честь кого была вечеринка в хозтоварах?

Джилл Гловер Это на Главном кругу?

Э.У. Нет… э-э… она была, наверно, полгода назад. В общем, тут все время проходят различные вечеринки в разных отделах.

Дж. Г. Просто необычайные. Что ж, а теперь вы просто обязаны посетить новую пекарню.

Э.У. О да. Что ж, туда мы пойдем первым делом.

Дж. Г. Вы просто умрете.

Э.У. Она на первом этаже?

Дж. Г. Да. Но теперь, чтобы в нее попасть, надо выйти из магазина на улицу.

Э.У. Серьезно?

Дж. Г. Да, как в Au Chocolat.

Э.У. Но раньше, чтобы попасть в хлебный отдел, не надо было выходить на улицу.

Дж. Г. Знаю, но теперь надо, с тех пор как построили пекарню.

Э.У. Теперь надо, серьезно?

Дж. Г. Что ж, вы сами ее отыщете. Счастливо.

В пекарне.

Э.У. (Продавщице.) А что, пекарню перенесли?

Продавщица Да.

Э.У. И как нам туда попасть?

Продавщица Через «Деликатесы» и «Кондитерскую лавку».

Э.У. О, можно просто пройти насквозь и выйти туда? О, спасибо. Можно, я сначала куплю немного джема для сэндвичей?

Т.Б. Конечно.

Э.У. А Dallas Morning News его оплатит?

Т.Б. Нет-нет, вам все придется покупать за свой счет.

Э.У. И что, э-э, я могу купить? Я просто возьму эти две баночки.

Т.Б. Что вы купили?

Э.У. Посмотрим. Э-э, черносмородинное и абрикосовое варенье. Итак, мы проходим через отдел деликатесов, мимо фуа-гра… и черной икры… и чая… и брецелей. А теперь у них есть новый отдел под названием «Хлеб». (Проходит через шоколадный отдел.) Наверно, можно пройти вот здесь. Верно?

Т.Б. Не знаю. Смотрите, у них есть шоколад от Билла Бласса.

Э.У. (Восторженно.) Да-а? Он самый лучший.

Т.Б. Серьезно? Это и вправду хороший шоколад?

Э.У. Да, он вправду-вправду-вправду хороший. О, смотрите, как красиво, смотрите, как здорово. Но мы должны пройти мимо, потому что мы больше не едим шоколад. Мы фанаты хлеба для здорового питания. Ой, только посмотрите на печенье с кусочками шоколада! Похоже, это…

Т.Б. По-моему, это Famous Amos.

Э.У. Да? О, так и есть, оно самое. Мы тут проделали одну замечательную вещь, вам тоже стоило бы это сделать: поехать в Нью-Джерси, это минут пять от Нью-Йорка, там можно посетить фабрику Famous Amos и познакомиться с самим Знаменитым Эймосом. Он существует на самом деле.

Т.Б. Он как-то приезжал в Даллас.

Э.У. Да? И вы с ним встречались?

Т.Б. Это продлилось минуту, не больше. Он поставил автограф на моем печенье.

В хлебном отделе стоит мужчина в килте с волынкой. По-видимому, он участвует в текущей ирландской рекламной кампании Bloomingdale’s.

Т.Б. Вы ирландец? С виду вы не похожи на ирландца.

Э.У. Вы, случайно, давеча не участвовали в дефиле Хальстона?

Волынщик Нет. Но килт на мне ирландский.

Т.Б. Я думала, килты – шотландская одежда.

Волынщик Вообще-то да, но булавка для килта – ирландская. С инкрустацией из коннемарского мрамора, досталась от моих ирландских предков.

Т.Б. О-о, классно!

Э.У. Мы тут делаем материал для Dallas Morning News. Как вас зовут?

Волынщик Даррел Макклер. Этот магазин – просто сказка какая-то.

Э.У. О, правда, вы думаете, что это великолепный магазин? Вам разрешают есть печенье Famous Amos?

Волынщик Да. Я еще помню, когда на месте этого магазина была лавка всякой рухляди. Помните?

Э.У. Серьезно? Не помню. Когда это было?

Волынщик Ну, это было лет тридцать назад, вы, наверно, еще не жили в Нью-Йорке. «Лавка рухляди» – это я немножко загнул, но с нынешним шиком и блеском никак не сравнить. Они проделали фантастическую работу в этом магазине, реконструировали его сверху донизу. Просто фантастика. Фантастическая работа.

Т.Б. А вы здесь сейчас работаете или просто зашли за покупками?

Волынщик Я должен был проводить презентацию, но человека, который торгует песочным печеньем, сейчас здесь нет, и мне сказали: пока он не подошел, нет смысла играть на волынке.

Э.У. Ну а я пришел купить ирландского хлеба.

Волынщик Серьезно? Какого сорта?

Э.У. Да, э-э, мне нужен вот тот, наверху. Может, замолвите за нас словечко, чтобы нам его поскорее продали?

Волынщик Извините, не могу, но поговорить с вами было очень приятно.

Э.У. Хорошо, спасибо. (Продавщице.) Я хотел купить буханку вот такого хлеба. У вас есть большая буханка?

Продавщица Вам этот, с ирландским мхом?

Э.У. Да, вот эту большую. А, и еще большую буханку черного хлеба.

Продавщица Что-то еще?

Э.У. Нет, это все. Я расплачусь наличными.

Продавщица Наличными?

Э.У. Да. На свете нет другого места, где так трудно расплачиваться наличными.

Т.Б. Вы имеете в виду Нью-Йорк или Bloomingdale’s?

Э.У. Bloomingdale’s. Даешь им наличные, а они не знают, что с ними делать. Нужно иметь карту. Я не верю в кредитные карты. (Продавщице.) Вы можете сказать что-нибудь хорошее об Altman’s, я имею в виду Bloomingdale’s?

Продавщица Прекрасное место работы.

Э.У. Правда? О-о. Отлично. Большое спасибо. До свидания. А теперь мы идем в парфюмерный отдел.

В парфюмерном отделе.

Э.У. Сейчас мы проходим между вонючими рыбными прилавками. Здесь продаются самый лучший локс и самая лучшая копченая лососина. Свежайшие, превосходные, но мы лучше пойдем в парфюмерный отдел. Здесь слишком трудно покупать. Слишком много народу. Я хожу сюда только по утрам, после спортзала, когда народу не так много. После занятий фитнесом захожу сюда и пытаюсь набрать побольше бесплатных пробников. А еще можно сделать макияж. Хотите сделать макияж?

Т.Б. Нет, не сегодня.

Э.У. А не зайти ли нам в Calvin Klein? У вас есть бесплатные пробники нового мужского одеколона?

ПродавецCalvin Klein Нет, вообще-то они только что кончились, но если вы готовы секундочку подождать… я тут припрятал несколько.

Э.У. О, здорово. Я приходил сюда на ланч с Кельвином Кляйном, когда была презентация его нового мужского одеколона. Это было потрясающе.

Продавец (Возвращается с пригоршней пробников.) Вот, держите.

Э.У. О, здорово, спасибо. Что ж, давайте посетим всех моих самых любимых людей. Можно, мы пойдем в бутик Halston?

Т.Б. Конечно.

Э.У. Ну-у, вообще-то моя любимая продукция… не знаю, продается ли она здесь, – это Janet Sartin. Хорошо ухаживает за моим лицом. О, вот что-то бесплатное. Вы что-то раздаете бесплатно?

Продавщица Розыгрыш поездки в Ирландию.

Э.У. Ох, ладно, не надо. Слишком опасно. А вот и Halston. Давайте кое-что сфотографируем. (Продавщице из Halston.) Как расходятся духи?

Продавщица Очень хорошо. Это один из наших самых востребованных товаров.

Э.У. О, здорово. Ну как, с вами сегодня случилось что-нибудь забавное? Крупные кинозвезды сегодня не заходили? Типа Рекса Смита?

Продавщица Нет. Но недавно я обслуживала Шер Боно. Она часто сюда заходит. И Сильвестра Сталлоне. Кажется, он тоже живет где-то здесь неподалеку.

Э.У. Что ж, большое спасибо.

В отделе мужских носочных изделий.

Э.У. Ну что ж, давайте отсюда свалим и пойдем в обувной бутик Maud Frizon. Ой, мне сначала надо купить компрессионные гольфы. Можно, я их куплю?

Т.Б. Конечно. А что вы делаете с компрессионными гольфами?

Э.У. Вообще-то я их ношу. От них на моих ступнях разглаживаются борозды. Не знаете ли, где они продаются? О, вспомнил, вон там, в мужском отделе.

Продавщицаносков Кто следующий?

Э.У. Мне нужны компрессионные гольфы.

Продавщица (Отрывисто.) Какого размера?

Э.У. Маленькие.

Продавщица Какой у вас размер обуви?

Э.У. Э-э… ну-у… восьмой.

Продавщица Тогда вам нужен средний размер. Маленьких у меня все равно нет.

Э.У. Хорошо, среднего размера. Наверно, черные. Сколько они стоят?

Продавщица Пять долларов пятьдесят центов пара.

Э.У. Можно мне десяток пар?

Т.Б. Вы меняете компрессионные гольфы как перчатки?

Э.У. Нет, они прямо-таки вечные. Кажется, я еще ни одной пары не выбросил. Просто невероятно, правда-правда, я покупаю их впервые за последние двадцать лет.

Продавщица Вот ваши гольфы.

Э.У. Ой, эти, похоже, коричневые.

Продавщица Нет, это только упаковка. Они черные. Будете расплачиваться картой?

Э.У. Наличными (дает стодолларовую купюру). Но это же не затянется на несколько часов, нет?

Продавщица Вообще-то мне придется сходить в отдел обслуживания и разменять эти деньги. Вам придется подождать несколько минут.

Э.У. Здесь это отнимает массу времени. Они несут все деньги в отдел обслуживания. Даже если это двадцать долларов. Я же вам говорю, здесь нельзя давать бумажные деньги. Продавцам приходится подниматься, кажется, чуть ли не на девятый этаж.

Т.Б. В Neiman’s это тоже отнимает массу времени.

Э.У. О, обожаю Neiman’s. Там здорово – народу не так много. Мне там устроили самую лучшую вечеринку. Ее устроили в бойлерной флагманского магазина в Далласе. Это было потрясающе. (Продавщица возвращается с компрессионными гольфами.) Большое спасибо. Пакет у меня есть.

В отделе мужского трикотажа.

Э.У. А куда вы теперь хотите сходить? Смотрите! Среди этих манекенов сидит живой человек, а мы прошли мимо, словно так и надо. Давайте выясним, не удастся ли нам купить белый свитер. Посмотрим, есть ли у них те… жгутовые… жгутовые, э-э, как они называются?

Т.Б. Вязка жгутами?

Э.У. Да, тут такие где-нибудь наверняка есть. Это кинозвезда Мерил Стрип? Нет, вроде бы не она… О, вот Ralph Loren. Это же самая лучшая одежда. Поглядите на ковбойские рубашки, ну не красота ли? (Показывает на белую кашемировую безрукавку.) У вас есть вот это большого размера?

Продавецсвитеров (С британским акцентом.) Нет, сэр, у меня – нет. Есть среднего размера, маленького размера и размера «экстра». Вы, очевидно, не на себя покупаете?

Э.У. Нет, в подарок. А вот эти, с рукавами?

Продавец Я могу дать вам вот этот большого размера. Какой размер он носит? Сорок четвертый? Видите ли, они классифицируются по размеру. Он носит «широкий большой» или?..

Э.У. Ох, не знаю.

Продавец Взгляните-ка, вот этот похож на его размеры? Он рассчитан на человека, который весит примерно сто восемьдесят фунтов.

Э.У. Ух ты. Когда берешь большой размер, получаешь больше за те же деньги, верно?

Продавец Верно, так и есть. Можно взглянуть и под таким углом.

Э.У. Значит, у вас нет просто большого размера?

Продавец Ну-у, это и будет большой, видите ли. Сорок четвертый – это и есть большой.

Э.У. Э-э… мило… о-хо-хо. А вы сами какой размер носите?

Продавец Средний.

Э.У. Серьезно?

Продавец Да, мой размер – «узкий средний». Скажите-ка, господин, которому вы покупаете подарок, – он намного крупнее меня или?..

Э.У. Нет, по-моему, он примерно вроде вас. Средний размер. Какой это размер? Сороковой? Вы носите такой размер?

Продавец Да, ношу. Точнее, он был бы мне слегка великоват, потому что у меня сороковой размер для худых.

Э.У. Сороковой для худых? И насколько вы худой?

Продавец Я вешу всего сто шестьдесят два фунта.

Э.У. Правда? Ух ты. Ну-у… не знаю. А они растягиваются?

Продавец Да.

Э.У. Сколько они стоят?

Продавец С рукавами – сто девяносто пять долларов, безрукавки – сто тридцать.

Э.У. Хорошо, я возьму этот, а если не подойдет, принесу обратно.

Продавец Отлично, сэр, пожалуйста. Упаковать в подарочную бумагу?

Э.У. Нет, просто положите в пакет.

Продавец Как будете платить, сэр, наличными?

Э.У. А вам придется идти наверх?

Продавец (Смеется.) Нет, сэр, мы вам доверяем.

Э.У. Что ж, большое спасибо. Всего хорошего.

В обувном отделе.

Т.Б. Вы не раздумали идти к Maud Frizon?

Э.У. Нет. Это тут, рядом с Armani. Какая красота. Правда ведь, просто замечательно? Давайте сфотографируем. (Целует ботинок.) Это фото есть в Vogue.

Т.Б. Получится прекрасно.

Э.У. Вы слышали, что сказали люди, которые только что прошли мимо? Они сказали: «Ой, тут Энди Уорхол. Ой, а нам все равно». Вот почему я хожу за покупками именно сюда.

 

33. Вопрос-ответ: Энди Уорхол

Мишель Богр

American Photographer. Октябрь 1985 года

Энди Уорхол вспоминал, что в 1964 году у него не сложились отношения с фотографией: «Я купил тридцатипятимиллиметровую фотокамеру и несколько недель фотографировал, но для меня это оказалось слишком сложно. У меня не хватало терпения на все эти шкалы диафрагмы и выдержки, на замеры освещения, и я бросил это дело» («ПОПизм»). Он отдал свой фотоаппарат Билли Нейму и поручил ему фотографировать. Однако в конце шестидесятых Уорхол пересмотрел свое отношение к фотографии. А все потому, что на него подала в суд некая женщина – автор фотографии цветка, одной из тех, которые Энди позаимствовал из каталога цветов и использовал в своей знаменитой серии картин «Цветы». После этого Уорхол решил подстраховаться – начал фотографировать сам. К концу семидесятых фотографирование стало для него привычкой из категории «вторая натура», он редко выходил из дома без диктофона, фотоаппарата и нескольких чистых рулонов фотопленки.

В 1985 году, когда вышла книга «Америка» (альбом фотографий Уорхола с сопроводительным текстом – его размышлениями об Америке), основатель и главный редактор American Photographer Шон Каллахан поручил Мишель Богр взять у Уорхола интервью об этой книге. Богр, писательница и фотограф из Майами, специализировалась на интервью в формате «вопрос-ответ» и обладала особым даром – умела «разговорить» таких замкнутых фотографов, как, например, Гарри Виногранд.

Богр не слишком хорошо знала творчество Уорхола как фотографа, но дотошно изучила своего героя и явилась на Фабрику на 32-й улице во всеоружии, чтобы взять интервью при личной беседе. Уорхол держался уклончиво. «Я бы назвала это интервью “игрой в кошки-мышки”, – вспоминает Богр. – Он то ли вел свою игру, то ли играл какую-то роль, но в итоге я как бы взяла его измором, постоянно осыпая скептическими вопросами». Богр сочла, что Уорхол производил «неяркое впечатление как человек, но ярчайшее – как художник».

КГ

«Америка» Энди Уорхола, выпущенная в этом месяце издательством Harper & Row, – фотографическое эссе одного из самых известных в нашей стране художников. В свои пятьдесят восемь лет Уорхол создал книгу, где содержится немало сюрпризов. Фотоработы этого художника, чье лицо почти всегда кажется непроницаемой маской, чья главная черта характера, похоже, – инертность, оказались неожиданно смешными, трогательными и печальными. Конечно, среди них попадаются снимки знаменитостей (Уорхол сам профессиональная знаменитость и может пробиться чуть ли не к кому угодно). Но в «Америке» Уорхол упоенно снимает знаменитостей так, что они становятся похожи на обычных людей. Его поп-фотоснимки, запечатлевшие изнанку Америки – культуру городского гетто и андеграунда, – не что иное, как взгляд иконоборца на культурный мейнстрим. Они складываются в абсолютно оригинальный портрет Соединенных Штатов.

Мишель Богр, корреспондент American Photographer, поговорила с Уорхолом (и редактором Harper & Row Крэйгом Нельсоном, который два года напролет почти каждый день занимался сортировкой двухсот тысяч контрольных отпечатков) в перестроенном здании электростанции на Восточной 32-й улице в Нью-Йорке. Там находится редакция журнала Уорхола Interview и штаб-квартира фирмы Andy Warhol Enterprises, Inc.

merican Photographer Прежде чем начать, я хотела бы сказать вам, что мне по-настоящему понравились эти фотографии. Они очень забавные. Мне кажется, они обнажают ту грань вашей личности, которая остается неизвестной большинству людей. Как возник этот проект?

Энди Уорхол Мы слишком часто куда-то выезжали, а когда мы куда-то ехали, я всегда брал с собой фотоаппарат.

AP В какой момент вы решили, что собираетесь сделать книгу и делать снимки специально для нее?

Э.У. На каком-то среднем этапе.

AP Какой фотоаппарат вы брали с собой в поездки?

Э.У. Я снимаю камерой Chinon. Она с автофокусом.

AP Вы когда-нибудь выходите из дома просто ради того, чтобы пофотографировать?

Э.У. Нет, разве что для этой книги выходил. Чтобы кое-что заснять, мы брали такси за пятьдесят долларов. Чтобы охватить районы города, которых мы раньше не видели.

AP Для чего вы фотографируете?

Э.У. Я фотографирую просто потому, что камера – такая штука, которую можно носить в кармане.

AP Сколько лет вы фотографируете? Не только для этой книги…

Э.У. С 1974 года. Я сильно оплошал, надо было заняться этим намного раньше.

AP В своей книге «ПОПизм» вы написали, что начали фотографировать в начале шестидесятых, но бросили, потому что фотоаппараты были слишком сложными.

Э.У. Да, тогда не было хороших автоматических фотоаппаратов. А настройка других фотоаппаратов отнимает слишком много времени. Правда, я пробовал снимать камерой Minox, потому что это был самый маленький фотоаппарат, но наводить на резкость приходилось по расстоянию, и каждые два из трех кадров у меня получались размытыми. Но я обожаю камеры Minox. У меня их, наверно, штук сорок. Прелестная камера, делает совершенно прелестные снимки.

AP Почти все фотографии, включенные в книгу, сделаны за последние два года, верно?

Э.У. Да. Это книга о том, что происходит сейчас. Мы не собирались включать в нее отцветших знаменитостей вчерашних дней.

AP По какому критерию вы отобрали примерно триста фото для окончательного варианта книги? У вас накопились сотни тысяч негативов.

Э.У. Мы выбрали те, что похуже, а хорошие оставили валяться в коробке.

AP Вы считаете, что возможно сделать плохой снимок?

Э.У. Нет. Каждый плохой снимок – это хороший снимок.

AP Значит, каждый хороший снимок – на самом деле плохой?

Э.У. Ага.

AP Сказано в духе поп-арта. Считаете ли вы свои фотографии поп-фотографиями?

Э.У. Вообще-то да… Любой человек может сделать хороший снимок. Любой может сделать снимок.

Э.У. И потому это поп-фотография?

Э.У. Ага. Вся фотография – это поп, а все фотографы – сумасшедшие.

AP Значит, и вы в том числе. Почему все фотографы сумасшедшие?

Э.У. Потому что их мучит совесть: ведь работа у них не бей лежачего, надо просто нажимать на одну-единственную кнопку.

AP Может быть, им совестно быть вуайеристами?

Э.У. Нет, им совестно только за то, что они жмут на одну кнопку и больше ничего не делают. Большинство фотографов снимает, даже не глядя.

AP А вы разве снимаете не глядя?

Э.У. Да. А когда у тебя Chinon, можно нажимать кнопку не раз, потому что он просто щелкает и щелкает.

AP Что бы вы ни говорили, а хорошие снимки получаются не совсем по воле случая. Я не верю, что вы снимаете не глядя. Не думаю, что юмор в ваших фотографиях появляется случайно. Он слишком методичный.

Э.У. Ну-у, я снимаю не меньше двух пленок в день.

AP Юмор – интересное свойство. Он не соответствует вашему имиджу и всем предвзятым представлениям, будто вы – человек без эмоций.

Э.У. О нет! Вы хотите сказать, что предвзятые представления обо мне развеяны? Мы никак не можем это допустить.

AP Значит, вы считаете, что хорошие снимки – просто везение?

Э.У. Да, я так считаю.

AP Тогда что заставляло вас выбирать один плохой снимок и пренебрегать другим?

Э.У. Я не имел никакого отношения к отбору… Вообще-то мы пытались отобрать те снимки, которые лучше всего будут продаваться.

AP Предварительный отбор снимков для книги проводил Крейг?

Крэйг Нельсон Да. И тогда Энди говорил: «Нет, нет, нет, нет, да, нет…», просматривая то, что я отобрал. Обычно он одобрял один снимок на девять.

AP У вас есть разрешения на публикацию всех фотографий, которые вошли в книгу?

Э.У. Нет, нам пришлось всюду обращаться по второму разу и запрашивать разрешения. Ужасная волынка. Если нам не удавалось получить разрешение, мы не включали снимок в книгу.

AP Как вы смотрите на Америку?

Э.У. Я смотрю на Америку позитивно. Вообще-то лучше всего Америка смотрится на экране телевизора. Я хотел сделать все снимки с телеэкрана. Никто бы не заметил разницы.

AP Ваша книга, как представляется, исполнена патриотизма. А вы сами патриот?

Э.У. Да, я ярый патриот. Это книга для тех, кто никогда не думал, что станет патриотом.

AP По-видимому, ради некоторых снимков для этой книги вы отправились в места, куда обычно не поехали бы, – например, на Биржу скота в Форт-Уэрт.

Э.У. Я ездил в Форт-Уэрт посмотреть, э-э… на ковбоев, на родео. В Форт-Уэрте просто нечем заняться, кроме этого, разве что сходить на Биржу. Город совсем маленький.

AP Вам нравится смотреть работы других фотографов?

Э.У. Я пытаюсь им подражать.

AP Есть ли у вас любимый фотограф?

Э.У. Вообще-то я раньше коллекционировал фотокарточки из ателье, которые заказчики забывали забрать. Собрал несколько коробок.

AP Пробовали ли вы подражать каким-то из этих фото?

Э.У. Нет. Но это так странно – иметь у себя фотографии людей, которых ты не знаешь. Самые волнующие работы, которые я в последнее время видел, – снимки папарацци сороковых годов, на них кинозвезды и всякое такое, их кто-то печатает на очень хорошей бумаге. Они так красиво смотрятся… кажется, это самые гениальные фотографии на свете.

AP А вы теперь хоть иногда печатаете свои собственные снимки?

Э.У. Сейчас не печатаю. Когда я только начинал в Нью-Йорке, искусство вышло из моды, а фотография, наоборот, вошла в моду, так что я раздобыл фотоаппарат и оборудовал себе фотолабораторию. Но потом я получил несколько заказов на рисунки в Bonwit или в какой-то другой фирме, как-то так.

AP Кто сейчас печатает ваши фотоработы?

Э.У. Я отдаю их печатать одному человеку, который в некотором роде знаменит как фотограф. А потом не могу распознать, чей это снимок – его или мой.

AP Вы пробовали себя в самых разных медиа, снимали кино. Живопись и фотография – нечто вроде неразрывной нити?

Э.У. Ага. (Смотрит на свои пальцы, испачканные черной краской. Когда мы пришли к нему на Фабрику, он работал над картиной.)

AP Вы снимаете только на черно-белую пленку?

Э.У. Иногда я использую цветную пленку, которая проявляется сама собой.

AP Значит, вы не используете никакие другие типы пленки? Мне кажется, вам был бы интересен цвет, ведь вы художник и у вас такое мощное чувство цвета.

Э.У. Ну-у, цветные снимки никому не интересны, вот мы и делаем черно-белые.

AP Значит, вы избегаете цвета по коммерческим соображениям, а не по художественным?

Э.У. Да. Кроме того, я не знаю, что делать с этими маленькими слайдами. Я их ненавижу. Их никто не может увидеть. С черно-белой пленкой проще.

AP Работать с черно-белой пленкой интереснее?

Э.У. Нет, я просто фиксирую все для архива. На цветной пленке эти кадры больше походили бы на фотографии. Пришлось бы считать, что это фотографии. Но черно-белые – это просто снимки.

AP В чем разница между снимком и фотографией?

Э.У. Снимок просто означает, что я знаю, где находился в ту или иную минуту. Поэтому я делаю снимки. Это визуальный дневник.

AP Когда вы снимаете вместе с другими папарацци, вы причисляете себя к их числу?

Э.У. Да. Меня всегда пускают куда угодно, потому что я работаю в журнале.

AP В качестве основателя и издателя Interview вы имеете доступ чуть ли не к любому человеку. Большинство фотографов были бы готовы кого-нибудь убить за шанс попасть в такие круги.

Э.У. Иногда, когда я снимаю, во мне просыпается страх.

AP Страх перед чем?

Э.У. Страх, что меня кто-нибудь ударит.

AP Но вы же с виду, наверно, самый безобидный человек на свете. Вам кто-нибудь когда-нибудь угрожал?

Э.У. Не знаю. Никто никогда не пытался отобрать у меня отснятую пленку.

AP В вашей книге есть раздел о рестлинге. Почему вы ходите на матчи по рестлингу – ради развлечения или ради фотосъемки?

Э.У. О, мы ходим ради развлечения. Все говорят, что рестлеры не делают друг другу больно, но это не так. Дебби Харри говорит, что иногда они случайно делают друг другу больно и что боль доставляет им удовольствие. Она знает о рестлинге все.

AP Вы познакомились с рестлерами, которых фотографировали?

Э.У. Мы ходили за кулисы. Они такие милые. Когда они выходят на сцену, то вживаются в этот свой имидж.

AP Вы обычно разговариваете с людьми, которых фотографируете?

Э.У. Я разговариваю с людьми, только если без этого нельзя обойтись. Другие люди на моих снимках страшно далеки от меня – дистанция во много миль. Это просто любительские кадры.

AP Когда у вас возник интерес к социальным проблемам? Эта грань вашей личности, отраженная в книге, редко бывает заметна.

Э.У. А на каких снимках она видна?

AP В тексте и снимках на темы сельской местности и инфраструктуры.

Э.У. Встречи с людьми в Аспене открыли мне глаза на то, что сельская местность вообще существует.

AP Вы до сих пор куда-то выезжаете брать интервью для Interview?

Э.У. Не знаю, возможно, меня оттуда выгнали; ведь с обложки убрали мое имя. Я мог бы брать все интервью, если бы захотел.

AP Ну да, это же ваш журнал. О чем вы спрашиваете людей?

Э.У. Я просто задаю одни и те же вопросы: какой у вас любимый цвет? Нравится ли вам Крэйг Нельсон?

AP Если в шестидесятых, как вы написали в «ПОПизме», вас вдохновляли «сумасшедшие, удолбанные, трещащие без умолку и идущие своим безумным путем», то что вдохновляет вас в наше время, поскольку тусовка сильно присмирела?

Э.У. О нет, теперь все намного увлекательнее.

AP В каком смысле?

Э.У. Всего стало больше. Теперь художники – звезды. Теперь есть арт ночных клубов, видеоарт и полночный арт.

AP Значит, художники наконец-то удостоились заслуженного признания и уважения?

Э.У. Нет, они просто удостоились внимания СМИ.

AP Итак, что вас вдохновляет?

Э.У. Возможность платить зарплату.

К.Н. Возможность не сходить с газетных страниц.

Э.У. Возможность исчезнуть с газетных страниц.

AP Значит, на самом деле вы не заинтересованы во всей этой шумихе?

Э.У. Да. Я никогда не был в ней заинтересован.

AP Ой ли?

Э.У. Да, на самом деле я никогда к ней не стремился.

AP Считаете ли вы фотографию пассивным занятием? Если да, то, может быть, именно поэтому она вам нравится?

Э.У. Для фотографов, которые и вправду дерутся за шанс сделать снимок, это не пассивное занятие. Боже мой, там просто сумасшедший дом. Случаются самые настоящие драки. Все чаще случается, что кто-то избивает фотографов.

AP И вы действительно с кем-то деретесь, чтобы пофотографировать?

Э.У. Я стою в первом ряду и даже не могу сделать снимок, потому что меня отпихивают в сторону. Они такие агрессивные… Как противно… они колотят друг друга, размахивают своими кофрами. Можно получить сильное увечье.

AP А вы носите с собой кофр?

Э.У. Нет, я просто кладу фотоаппарат в карман.

AP Тогда вы можете, по идее, проскользнуть вперед, мимо других фотографов.

Э.У. Ну-у, самое забавное, что люди перевозбуждаются и пытаются сделать все снимки в начале мероприятия. А под конец, когда, по-моему, можно сделать самые лучшие снимки, они просто стоят в сторонке.

AP А вы выжидаете?

Э.У. Надо бы, но я всегда делаю снимки в самом начале. Хорошие снимки делаются в четыре утра, но я лично ложусь спать в полдвенадцатого.

 

34. Интервью Энди Уорхола

Бенджамин Х. Д. Бухло

28 мая 1985 года

October Files 2: Andy Warhol (Cambridge; Mass.: MIT Press, 2001)

В центре интервью, которое взял у Уорхола художественный критик Бенджамин Бухло, – вклад, который Уорхол внес в изобразительное искусство на последнем этапе своей жизни. Из этой беседы читатель может получить представление о том, как сам Уорхол интерпретировал историю и свое место в современном мире искусства.

В интервью упомянуты нижеперечисленные поздние произведения Уорхола.

Цикл картин «Окисление» (первоначально «Моча»), начатый в декабре 1977 года. Эти картины созданы путем мочеиспускания на холсты, покрытые непросохшей медной краской. Рассказывая о том, как эти картины оплывали под ярким светом ламп в галереях, Уорхол намекает на свое возвращение к религиозной тематике (см. «Последнее интервью» (Пол Тейлор, 1987), с. 394 наст. изд.): «Нет, когда я их выставил в Париже, они снова размякли от горячего света; очень странно, когда с них начинает что-то капать. Ни дать ни взять картины-размазня; с них беспрерывно капало, потому что свет был очень горячий. Тут-то и начинаешь понимать, почему те святые образа все время плачут».

В 1984 году Уорхол создал цикл произведений, известный под названием «Роршах»: на большие белые холсты выливалась черная краска, оставлявшая пятна. Холст складывали вдвое, а затем разворачивали и натягивали на подрамник. Получались изображения во всю стену, напоминавшие картинки для психологического теста Роршаха.

8 мая 1985 года на коллективной выставке в ночном клубе Area в нью-йоркском районе Трайбека была показана «Невидимая скульптура» Уорхола. На Фабрике стоял ее более ранний вариант, состоявший из нескольких оптических датчиков света, которые используются в охранной сигнализации. Когда на территорию «Скульптуры» кто-нибудь входил, срабатывала сигнализация и раздавались всевозможные звуки: писк, гудение, жужжание.

КГ

Бенджамин Бухло Сейчас я изучаю вопрос о том, как творчество дадаистов и Дюшана обрело признание [в США] в конце пятидесятых, и мне хотелось бы ненадолго углубиться в историю тех времен. Я где-то прочел, кажется в книге Стивена Коха, что в середине шестидесятых вы работали над неким кинопроектом о Дюшане или вместе с Дюшаном, но этот проект, по-видимому, не состоялся. Существовал ли действительно такой проект?

Энди Уорхол Нет, это была только идея. Я хочу сказать, я кое-что отснял, но по-настоящему ничего не сделал. Только какие-то небольшие шестнадцатимиллиметровки. Вообще-то проект состоялся бы лишь в том случае, если бы нам удалось найти человека, который бы его оплатил, частное лицо или фонд. Поскольку тогда я делал те самые двадцатичетырехчасовые фильмы, мне пришло в голову, что было бы здорово поснимать Дюшана в течение двадцати четырех часов.

Бухло В то время вы достаточно близко были с ним знакомы, чтобы осуществить эту идею?

Уорхол Не настолько близко, но он бы согласился. Мы просто пытались найти человека, который бы это оплатил, надо было лишь оплатить расходы на съемки и двадцатичетырехчасовую смену, вышло бы замечательно.

Бухло Значит, идея так и не осуществилась на практике?

Уорхол Нет. Я знал его не очень близко, не то что Джаспер Джонс или Раушенберг. Они были его близкими знакомыми.

Бухло Но вы с ним как-то контактировали?

Уорхол Ну-у… да, мы с ним много виделись, в некотором роде. Он всюду бывал. Я и не знал, что он такой знаменитый, – даже не догадывался.

Бухло В тот период, на рубеже пятидесятых-шестидесятых, он все еще оставался относительно «засекреченной» культовой фигурой, деятелем, который оказался в нашей стране по воле случая.

Уорхол Даже люди типа Барни Ньюмана и все эти: Джексон Поллок, Франц Клайн… они не пользовались широкой известностью.

Бухло Когда оглядываешься назад, иногда даже не верится, что Дюшана признали далеко не сразу.

Уорхол Правда, некоторые – например, Раушенберг – учились в замечательном месте, в колледже Блэк-Маунтин, и они-то знали о существовании Дюшана.

Бухло Значит, вы думаете, что признание Дюшана – в сущности, заслуга Джона Кейджа?.. Один из аспектов вашего творчества, который меня всегда интриговал, – то, как вы пришли к серийности. Ваши первые картины, например «Попай» или «Дик Трейси», все же были отдельными, внесерийными изображениями, созданными на базе реди-мейда. Но, по-видимому, к 1961–1962 году вы перешли к методу серийного повтора.

Уорхол Наверно, это произошло, потому что я… даже не знаю. Каждый находил себе что-нибудь отдельное. Я писал комиксы, а потом увидел маленькие точечки Роя Лихтенштейна, они были само совершенство. И тогда я подумал, что не могу писать комиксы, потому что он писал их просто превосходно. И тогда я просто начал делать кое-что другое.

Бухло Видели ли вы тогда аккумуляции Армана? Несколькими годами раньше он начал делать свои серийные повторы похожих или одинаковых объектов реди-мейд. Похоже, это престранное совпадение.

Уорхол Нет, э-э, я так не думал. Нет-нет. Я вообще ни о чем не думал. Я искал некую вещь. А потом я нарисовал долларовую купюру и разрезал ее вручную. Но тогда не разрешалось изображать долларовые купюры, похожие на долларовые купюры, так что нельзя было сделать шелкографию. И тогда я подумал: ну а как же это делается? Долларовая купюра, которую я нарисовал, была, понимаете ли, вроде шелкографии; это была коммерческая работа – я сам ее нарисовал. А потом кто-то мне сказал, что это можно делать фотографическим способом, – ну, знаете, это можно сделать, перевести фотографию на сетку, и тогда я сделал свою первую фотографию, и с этого все началось, так все и случилось.

Бухло Но как вы начали практиковать серийный повтор в качестве формальной структуры?

Уорхол Ну-у, я хочу сказать, я просто сделал одну шелкографическую сетку и повторял ее снова и снова. Но я занимался репродуцированием вещей: бутылок от кока-колы и долларовых купюр.

Бухло Это было в 1962 году. Значит, никакой связи со всеобщим интересом к серийности не было? Ваши работы не восходили к Джону Кейджу и концепции серийности в музыке? Вас тогда не волновали эти вопросы?

Уорхол Знаете ли, когда я был совсем юнцом, Джон Кейдж приехал… кажется, я с ним познакомился, когда мне было лет пятнадцать или типа того… но я не знал, что он делает серийные вещи. Вы хотите сказать, что я… но я же не разбирался в музыке.

Бухло Серийность как форма приобретала все большее значение в начале шестидесятых, и это совпало по времени с появлением серийных структур в вашем творчестве. Этот аспект, в сущности, никогда не обсуждался.

Уорхол Не знаю. Я дал маху. Мне следовало просто написать «Супы Campbell’s», а потом просто продолжать их писать. Потому что спустя какое-то время мне понравились некоторые… например, ну, знаете, он просто пишет квадраты, как его зовут? Немец, умер пару лет назад, пишет квадраты… Альберс. Мне он понравился; мне очень нравится его творчество.

Бухло На выставке в галерее Ferus в Лос-Анджелесе вы показали тридцать три почти одинаковые картины «Суп Campbell’s». Знали ли вы, когда готовили эту выставку, о выставке Ива Кляйна в 1957 году в Милане, где он показал одиннадцать синих картин? Все они были одинакового размера, но различались по цене.

Уорхол Нет, в Нью-Йорке он их выставил лишь намного позже. Нет, я об этом не знал. Но разве у него не было картин разного размера и чего-то в этом роде? Впрочем, Раушенберг еще раньше делал совершенно черные картины. А до Альберса, который мне по-настоящему нравится, еще один человек писал картины черным по черному.

Бухло Вы имеете в виду картины Эда Рейнхардта?

Уорхол Точно. Он работал раньше, чем Альберс?

Бухло Собственно, они работали более-менее одновременно и независимо друг от друга, но Альберс начал раньше. Есть еще один вопрос, касающийся процесса признания, который я пытаюсь прояснить. Исследователи строят гипотезы об истоках вашего раннего стиля линейного рисунка: восходит ли он скорее к Матиссу, или развился под влиянием Кокто, или пришел прямо от Бена Шана. Меня всегда удивляло, что эти исследователи никогда не присматривались, например, к Ман Рэю или к Пикабиа. Повлияли ли эти художники на ваши рисунки конца пятидесятых, или вы в тот период считали свою работу абсолютно коммерческой?

Уорхол Ну да, это были всего лишь коммерческие иллюстрации.

Бухло Значит, творчество Франсиса Пикабиа, с которым вас познакомил Филип Перлстейн, вы узнали намного позднее?

Уорхол Тогда я даже не знал, кто это такой.

Бухло И, вероятно, до начала шестидесятых вы не были знакомы с рисунками Ман Рэя?

Уорхол Ну-у, когда я все-таки узнал Ман Рэя, он был для меня, наверно, только фотографом. Я до сих пор, в сущности, не знаю его рисунков.

Бухло У него абсолютно линейный, изящный, аскетичный стиль рисунка. Для всей традиции нью-йоркского дадаизма характерен очень своеобычный стиль рисунка, и, по-моему, ваши рисунки конца пятидесятых намного ближе к нью-йоркскому дадаизму, чем к Матиссу.

Уорхол Ну-у, я так работал, потому что мне нравится обводить контуры, вот в чем вся штука: я просто обводил контуры фотографий.

Бухло Это, разумеется, очень близко к подходу, который практиковал Пикабиа в своих инженерных рисунках механического периода, примерно в 1916 году. Я не был уверен, в какой мере эта информация могла до вас дойти через вашего друга Филипа Перлстейна, который, как-никак, написал о Пикабиа дипломную работу.

Уорхол Когда я приехал в Нью-Йорк, то сразу занялся коммерческой иллюстрацией, и Филип тоже хотел ею заняться. Но он столкнулся с большими трудностями и вернулся к работе над своими картинами. И вот еще что: я мало что знал о галереях, а Филип действительно водил меня в некоторые галереи, а потом занялся более серьезным искусством. Наверно, если бы я думал, что искусство – дело нехитрое, то, наверно, занялся бы искусством для галерей, а не коммерческой иллюстрацией, но мне коммерческая иллюстрация нравится. В то время заниматься коммерческой иллюстрацией было нелегко: фотография одержала над ней победу, и все иллюстраторы моментально остались не у дел.

Бухло Вот что меня по-настоящему изумило в последние годы: когда я вижу ваши новые работы, они выглядят чрезвычайно актуально. Например, на картинах, которые вы послали на выставку Zeitgeist в Берлин, изображалась фашистская световая архитектура Альберта Шпеера. Когда на пике неоэкспрессионизма вы послали картины на documenta в Германию, это была серия «Окисление». Затем, чуть позднее, я увидел в галерее Кастелли диптих «Роршах». Всем этим картинам свойственна абсолютно особая актуальность в том смысле, что они очень четко связаны с текущими проблемами художественного творчества, но не вовлечены ни в одну из них.

Точно так же – приведу другой пример – ваша серия «де Кирико», в сущности, вовсе не принадлежит к нынешнему течению, которое что-то заимствует у де Кирико; она кажется частью этого течения, но одновременно дистанцируется от него. И все же эти картины воспринимаются так, словно они участвуют в том же самом воспевании и новом открытии позднего де Кирико. Эта критическая дистанция – неотъемлемое свойство ваших произведений, на котором вы делаете упор? Или, возможно, вам неприятно, когда ваши работы ошибочно причисляют к какому-то течению? Либо вы сами стремитесь к этой амбивалентности?

Уорхол Нет… Ну-у… Не знаю. Каждая идея была просто предлогом для того, чтобы чем-то себя занять. Я просто пытался осуществлять те идеи, которые поновее, и тому подобное. Вообще-то я никогда не выставлял в Нью-Йорке работы с какой-либо из этих идей. Нет, ну-у, не знаю. Я снова стал коммерческим художником, так что мне приходится просто писать портреты и всякое такое. Знаете ли, когда начинаешь новый бизнес, нужно все время глубоко вникать в его специфику, чтобы дело шло.

Бухло Винсент Фремонт только что упомянул, что вам поступило и несколько заказов на картины для корпораций. Очень интересно, потому что в каком-то смысле это отсылка к прошлому, к коммерческим истокам вашего прошлого.

Уорхол Ну-у, я имел в виду другое, я имел в виду портреты и тому подобное. Потому что… ну-у, не знаю, теперь я вижу, что молодые ребята просто пишут все, что вздумается, а потом продают, совсем как я раньше продавал. Теперь все в некотором роде стало проще, но этим нужно заниматься постоянно, вновь и вновь. Итак, те другие вещи… я просто начал их делать, делать сам по себе.

Бухло Значит, вы все еще разграничиваете для себя коммерческие заказы и то, что называете «другими вещами»?

Уорхол Да. Следующая идея выставки, которую я устрою здесь… выставка будет называться «Худшие вещи Уорхола», если я все-таки уговорю Пейдж [Пауэлл], девушку из нашего рекламного отдела в Interview. В общем, там будут только всякие такие вещи, знаете ли, маленькие картины. Правда, большинство этих вещей должно было попасть на ту выставку, но вещи стали немного больше, а люди непременно… Идея мне типа как нравится, «Роршах» – хорошая идея, и работа над этими вещами просто означает, что мне придется потратить немножко времени и записать, что я вижу на холстах с «Роршахом». Так было бы интереснее, если бы я мог записывать все, что считываю.

Бухло Да, но не кажется ли вам, что эти вещи – отчасти еще и высказывание о текущем состоянии живописи? И точно так же серия «Окисление» – это уморительно смешные, колкие высказывания о том, что происходит сейчас, о всеобщем возвращении к техникам и экспрессии живописи?

Уорхол Ну-у, мне нравятся все произведения живописи; просто поразительно, что живопись, знаете ли, по-прежнему существует. Поразительно, что происходит что-то новое, и все такое.

Бухло Но разве вы не считаете, что в «Окислении» или «Роршахе» другое отношение к технике? Они не восхваляют технику. Если они что-то и восхваляют, то полную противоположность техники.

Уорхол Ну да, я знаю, но в них тоже применена своя техника. Если бы я попросил кого-то сделать картину из серии «Окисление» и он просто сделал бы это бездумно, получилась бы лажа. Итак, я сделал это сам, – а для них требуется даже чересчур много усилий, пытаешься придумать хороший узор. Иногда холсты зеленели, а иногда нет, становились просто черными или еще что-то такое. А потом я догадался, почему с них капала краска, луж вокруг них было очень уж много, больше, чем следовало. Под горячим светом кристаллы просто начинали растекаться и капать, краска стекала вниз.

Бухло Это уже другое понимание техники.

Уорхол То же самое было при работе над картинами из серии «Роршах». Когда льешь краску на холст, может получиться просто клякса. В общем эти работы, возможно, лучше, потому что я усердно над ними трудился, а потом старался взглянуть на них и разобраться, что я могу в них вчитать.

Бухло Значит, перемена, которая произошла за последние пять лет, вас совершенно не коробит? Возвращение к фигуративному искусству, возвращение к приемам живописи вручную, – вы не видите ничего, что бы конфликтовало с вашим собственным творчеством и его историей?

Уорхол Нет, потому что я делаю то же самое… Эх, жаль, что я не ограничился тем, чтобы просто хорошо писать «Суп Campbell’s», ведь каждый человек в любом случае создает только одну картину. Писать одну и ту же картину, как только тебе понадобятся деньги, – отличная идея, просто писать одну и ту же картину снова и снова. Как-никак все запомнят тебя исключительно по этой картине.

Бухло Уже тот факт, что теперь люди снова начали притворяться, будто живопись – нечто чрезвычайно творческое, требующее виртуозного исполнения, зависящее от компетентности художника… Я хочу сказать, происходит полный разрыв со всеми идеями, которые появились в шестидесятых. Неужели вам совершенно не кажется, что это проблема? Ведь высказывания, которые я вижу в ваших последних картинах, словно бы дистанцируются от всего этого. Собственно, серии «Окисление» или «Роршах» можно расценить как острую полемику.

Уорхол Нет, но одновременно они вполне вписались бы в ряд концептуальных картин или чего-то подобного.

Бухло Жаль, что серия «Окисление» не выставлялась в Нью-Йорке.

Уорхол Нет, когда я выставил эти вещи в Париже, от горячего света они снова размякли; очень странно, когда с них начинает что-то капать. Ни дать ни взять картины-размазня; с них беспрерывно капало. Тут-то и начинаешь понимать, почему святые образа все время плачут, – наверно, это как-то связано с материалами, на которых они написаны, или еще с чем-то подобным. Пожалуй, эти работы выглядят интересно. Наверно, мне придется к ним вернуться. Но вот над чем я по-настоящему пытался работать – над невидимой картиной, над невидимой скульптурой. Вот над чем я работал. Вы ходили на выставку в Area?

Бухло Нет, пока нет.

Уорхол Диско-арт? Вы пока не посмотрели диско-арт? Отличное искусство, вы должны его увидеть. Выставка скоро закончится. Куча работ, примерно тридцать художников; очень интересно.

Бухло И что вы сделали для Area?

Уорхол Невидимую скульптуру, но она вообще-то не такая, как я задумал. Я работал с электронными штуковинами, которые включают шумы, когда входишь на определенный участок. Но эта вещь, которая там находится, – просто нечто или ничто на пьедестале. Зато у Армана там красивая велосипедная работа. Она заполнила целую витрину: целая витрина, полная велосипедов. Очень красиво. По-моему, он просто великий художник.

Бухло Значит, вы знакомы с его поздним творчеством, а с ранним, с теми аккумуляциями шестидесятых годов, не были знакомы. Как вы думаете, его ранние работы тоже интересны? Работы конца пятидесятых и повторы объектов реди-мейд?

Уорхол Да. Ну-у, он все время это делает.

Бухло Ранние – более прямые и резкие, чем его позднее творчество, оно в некотором роде эстетизированное.

Уорхол Из ранних я видел… кажется, это был автомобиль. Какой это был автомобиль – полицейский фургон?

Бухло Он положил под автомобиль, под белый «эм-джи», пакет динамита и взорвал. Один коллекционер из Дюссельдорфа, работавший в рекламе, дал ему заказ на работу. Арман сказал: «Хорошо, Чарльз Уилп, дайте мне ваш белый “эм-джи”» – и взорвал его. Это называется «Белая орхидея». Замечательная вещь.

Уорхол Но его теперешние работы совершенно замечательны.

Бухло Мне было бы интересно обсудить, как вы восприняли дальнейшие события шестидесятых годов – взлет минимализма и концептуализма, до того как в начале восьмидесятых все эти идеи претерпели довольно стремительную инверсию. Есть ли у вас какие-то особые связи с художниками, которые вышли из концептуализма? Следили ли вы за этой проблематикой? Художники, которые сейчас работают методами, далекими от живописи… они интересны вам не меньше, чем живописцы?

Уорхол Да, но их немного. Сейчас почему-то стало [меньше] художников-концептуалистов.

Бухло Но во времена, когда создавались произведения школы концептуализма – например, вещи Лоренса Вейнера, – вам они были интересны?

Уорхол Да, они были замечательные. Но они же до сих пор работают, верно? Они делают то же самое?

Бухло Да, они до сих пор работают; продолжают развивать эти подходы. По-моему, в публичных высказываниях вы ратуете за живопись более энергично, чем за все остальное.

Уорхол О нет. Я обожаю эти работы. Они все замечательные.

Бухло Значит, вы не воспринимаете нынешнюю живопись как нечто, идущее вразрез с вашим собственным творчеством.

Уорхол Нынче, когда столько галерей и всякого такого, можно быть кем угодно. Это больше ничего не значит; у каждого человека есть вкус или типа того. Галерей так много. Каждый день открывается какая-нибудь новая, так что есть место всем. Поразительно, что ты можешь относиться к любой категории, и все категории одинаково хороши и стоят одинаково дорого.

Бухло Значит, вы больше не придаете особого значения какому-либо конкретному принципу? В шестидесятых к искусству прилагалась мощная система убеждений.

Уорхол В шестидесятых все так быстро менялось. Сначала был поп-арт, потом ему стали давать разные другие имена – например, концептуализм. Так создавалось видимость, что это современное искусство или типа того, поскольку оно очень быстро менялось, и я не знаю, был ли поп-арт частью всего этого, а может, он был чем-то еще, ведь все случилось очень быстро.

Бухло Но вот, например, проблема подлинника. Кто такой художник – автор, изобретатель либо изготовитель ценных вещей? В шестидесятых представление о художнике подверглось серьезной критике. В этих дебатах вы всегда были центральной фигурой или, как минимум, воспринимались как центральная фигура, как художник, критиковавший это понятие, совсем как до вас критиковал Дюшан. А теперь все стало наоборот, теперь, похоже, этот вопрос вообще перестали ставить.

Уорхол Мне определенно хотелось бы думать, что я мог бы работать только определенным образом. Но вообще-то можно думать одно, а поступать по-другому: думаешь, что ты не станешь пить, но напиваешься, как-то так. А потом я слышу, что какой-то мальчик только что смастерил рисовальную машину, и начинаю фантазировать, что это была бы замечательная машина. Но, знаете ли, такую штуку давным-давно сделал Тэнгли.

Бухло Да, в конце пятидесятых, на пике ташизма, когда ташизм довели до полного абсурда.

Уорхол Я все-таки думаю, что есть другой способ сделать рисовальную машину. Тот мальчик ее сделал, но она разваливается на части. А я серьезно считаю, что можно сделать машину, которая весь день писала бы за тебя картины, и делала бы это очень хорошо, а ты мог бы заняться чем-нибудь еще и при этом производил бы совершенно замечательные полотна. Но это, похоже… Не знаю, сегодня утром я ходил в квартал сумочек, и там люди целый день только и делают, что вручную вставляют стразы в отверстия, это просто потрясающе: они все делают вручную. Если бы это делала какая-то машина, совсем другое дело… А вы ходите в галереи и смотрите все эти новые вещи?

Бухло Да, хожу постоянно и до сих пор никак не пойму, почему все стало наоборот, почему люди вдруг начали снова смотреть на картины, словно бы некоторых событий вообще не было.

Уорхол Это как в шестидесятых, когда мы познакомились с первыми дрэг-квинами: они думали, что делают это первыми. А теперь я прихожу на вечеринки и вижу, что молоденькие ребята сделались дрэг-квинами. Они думают, что больше никто, кроме них самих, не додумался стать дрэг-квинами. Как-то это странно. Словно они изобрели нечто и оно снова оказалось новинкой, вот что по-настоящему увлекательно.

Бухло Значит, ваша телепередача и ваши картины – в каком-то смысле крайние, противоположные друг другу полюса вашей деятельности как художника?

Уорхол Да, мы пытаемся заниматься тем и другим сразу, но по-настоящему меня увлекает живопись. Не знаю, я просто действительно восхищаюсь тем, как развиваются все эти молодые ребята типа Кита Харинга, и Жан-Мишеля [Баския], и Кенни Шарфа. Итальянцы и немцы очень даже неплохие ребята, французы немного пожиже. Но то, что вы говорили об Иве Кляйне, и всякое такое… И все же у французов есть один по-настоящему хороший художник. Я хочу сказать, мой любимый художник – последний большой парижский художник. Как там его зовут?

Бухло Живописец?

Уорхол Да, последний знаменитый художник. Бюффе.

Бухло В любом случае, ему, наверное, подражают многие новые художники.

Уорхол Ну-у, не знаю, не вижу ни малейшей разницы между ним и Джакометти. В какой-то момент люди сочли, что это коммерческое искусство или вроде того. Но он по-прежнему работает, а я по-прежнему смотрю его работы; а цена на них держится прежняя – от двадцати до тридцати тысяч долларов. Он мог бы все равно оставаться на вершине. Работы у него хорошие, техника у него очень хорошая, он ничем не хуже того другого француза – Дюбюффе, который умер пару дней назад. Как вы думаете, в чем загвоздка? По-вашему, его работы недостаточно хороши?

 

35. Энди Уорхол: художник и его

Amiga

Гай Райт и Гленн Суокко

1985

AmigaWorld. Январь – февраль 1986 года

Уорхол всю жизнь одержимо увлекался техникой. Если в середине шестидесятых компания Norelco предложила Уорхолу поучаствовать в раскрутке ее первых моделей портативной видеоаппаратуры, то в 1985 году компьютерная фирма Commodore попросила Энди поддержать ее новый персональный компьютер с новейшими на тот момент графическими возможностями — Commodore Amiga A1000. Взамен Уорхол получил один компьютер для использования в своей студии.

23 июля 1985 года Commodore устроила масштабное мероприятие с участием знаменитостей – презентацию A1000 в Линкольн-центре в Нью-Йорке. Для демонстрации возможностей Amiga пригласили Уорхола: на глазах у множества зрителей он создал «вживую», в графическом редакторе Graphicraft, портрет Дебби Харри, лидера и вокалистки рок-группы Blondie. Этот перформанс Уорхола сопровождался музыкой, написанной в редакторе Musicraft, который тоже был установлен на компьютерах Amiga.

В свое время Commodore A1000 соперничал с компьютерами Macintosh, располагавшими графическим пользовательским интерфейсом. Amiga впечатлял своими возможностями по работе со звуком и изображением, доступными рядовым пользователям в домашних условиях. «Железо» этого компьютера обеспечивало его слаженную интеграцию с видеоаппаратурой, что идеально способствовало съемке и обработке изображений. Но A1000 так и не смог завоевать массового потребителя; продавался он преимущественно в магазинах игрушек, а не компьютерной техники, его цена – две тысячи долларов – считалась слишком высокой для рядового покупателя. В 1994 году Commodore обанкротилась.

Нижеследующее интервью было взято после презентации в Линкольн-центре и опубликовано в журнале AmigaWorld, предназначенном для пользователей Amiga и выходившем до 1995 года.

КГ

Warhol Studios, Нью-Йорк. Входим в холл, чтобы пожать руки всем присутствующим. Менеджеры, продюсеры, арт-дилеры, а где-то в задних рядах толпы – Энди Уорхол. Малорослый, черные джинсы, кроссовки, ярко-розовые очки, белые волосы. Он пожимает руки, тихо произносит: «Привет», а затем исчезает где-то в недрах огромного здания, а всех остальных отвозят по двое на малюсеньком лифте Otis на второй (а может быть, третий) этаж – в столовую, на ланч.

Трапеза в узком кругу: редакторы журнала Interview, художественные критики, друзья, менеджеры, мы (арт-директор AmigaWorld Гленн Суокко и я) и прочие. Все болтают, пьют вино, потом, словно повинуясь какому-то неслышному приказу, рассаживаются и принимаются за еду. В дверь тихо проскальзывает Энди, садится за дальний конец стола, начинает есть. Односложно отвечает на вопросы сотрапезников.

Я спрашиваю одного из редакторов Interview, о чем лучше спрашивать Энди: «Есть ли у него любимая тема для разговоров?»

«Трудно сказать, – говорит редактор. – Энди не дает интервью. Я очень рад, что мне никогда не придется его интервьюировать, поскольку он издатель [журнала Interview]. Не знаю, о чем я стал бы его спрашивать. Вам стоило бы обратиться к его менеджеру».

Незадолго до этого я задал тот же вопрос Джеффу, инженеру из Commodore. Джефф несколько недель работал с Энди над его новым видеоклипом для MTV. «Не знаю, – сказал Джефф. – Говорит он мало. Вообще ничего не говорит. Насколько мне известно, он не дает интервью. Вам, ребята, очень повезло, что вы договорились с ним об интервью».

Наконец я спрашиваю топ-менеджера Commodore, который, собственно, и организовал интервью. «Пожалуй, вопросы должен задавать я, – говорит он. – Энди не очень-то разговорчив, даже не представляю себе, как пойдет дело».

Появляется наш фотограф, и Гленн поднимается в видеостудию, чтобы помочь с установкой светильников. Ланч заканчивается, я следую за Энди наверх, в студию.

«Значит, вы не даете интервью?»

«Нет», – отрывисто говорит Энди. И снова исчезает.

Чудесно.

В видеостудии, где монтировался видеоклип для MTV, имеются стулья, стеллажи для оборудования, мониторы, столы для видеомонтажа, камеры, осветительные приборы и два компьютера Amiga. В помещение вносят несколько картин. «Долли Партон» четыре на четыре фута, «Боксерские груши». Всякая всячина. Винсент Фремонт, продюсер Andy Warhol’s TV, просит всех сесть. Начинается предварительный просмотр видеоклипа для MTV «Пятнадцать минут (более или менее) Энди Уорхола». Куски, сделанные на Amiga, выделены особо. Это титры и спецэффекты. Энди крадучись заходит посмотреть клип.

Когда клип заканчивается, кто-то уходит, кто-то начинает расхаживать по залу, кто-то остается сидеть. К дигитайзеру, который подключен к одной из Amiga, подключают видеокамеру, Энди садится за компьютер. Отстраивается свет. Видеокамера начинает снимать. Софт начинает загружаться.

Наш фотограф начинает снимать почти беспрерывно. У него фотоаппарат с автоперемоткой: щелк-ж-ж-ж, щелк-ж-ж-ж, ловишь что-то в объектив, наводишь на резкость и тут же щелкаешь, молниеносно. Фотограф прямо-таки летает по комнате, отщелкивая пленку за пленкой.

Никто толком не знает, кому здесь положено находиться, а кто посторонний. Люди бродят туда-сюда, сидят, разговаривают. Инженер подключает кабели, набирает команды на клавиатуре, двигает мышку, кликает, меняет настройки.

А Энди Уорхол сидит за Amiga, которая вскоре оживает.

Изображения того, что «видит» видеокамера, вводятся в Amiga и выводятся на экран. Первое время изображение мерцает: цвета неустойчивы, возникают помехи. Камера смотрит куда попало, но затем (скорее чтобы навести на резкость и больше ничего) инженер направляет объектив на портрет Долли Партон, прислоненный к стеллажу, где громоздятся видеокассеты.

Какого-то четкого начала не было. Просто в определенный момент включаются видеомагнитофоны. В другой момент начинает работать компьютерная программа. И все это время слышится «щелк-ж-ж-ж», «щелк-ж-ж-ж», «щелк-ж-ж-ж» тридцатипятимиллиметрового фотоаппарата нашего фотографа. Энди начинает играть с мышкой, и с каждым движением и кликом цвета на экране меняются. Энди заинтригован изменчивостью цветов и странными эффектами, которые порождает сочетание камеры, света, софта, мышки и людей.

Пока мы дожидались начала интервью, интервью началось. Скорее как разговор, чем как интервью. Энди играл с компьютерным изображением, люди входили и выходили. Многие задавали вопросы, даже Энди их задавал. Фотограф снимал со всех ракурсов, возможных в этом помещении. Инженер постоянно менял настройки оборудования. Остальные бездельничали – только смотрели на экран, в то время как цвета менялись, видеокамера переставлялась с места на место, осветительные приборы переставлялись либо Энди пробовал сделать что-нибудь другое.

Цветной портрет Долли Партон поначалу выдержан в разных оттенках черного, белого и серого, но вскоре он начинает ярко сиять, цвета оригинала замещаются электронными цветами Amiga.

Интервью Энди Уорхола, который не дает интервью: художника на презентации Amiga, художника, который стал художником задолго до всех Amiga. Он издатель журнала Interview. Он интересуется видео, MTV, рок-музыкой, кино, людьми и штуками типа компьютеров Amiga.

Гленн Когда вы написали этот портрет Долли?

Энди На прошлой неделе.

Гленн Хм-ммм. Смотрите, какой цвет.

Энди Было бы здорово просто накапать этот цвет на картину. О да. Что ж, вы хотите задать мне несколько вопросов?

Гай Райт О чем вы хотите поговорить?

Энди Ой, даже не знаю.

Гленн Как вы думаете, вот это – величайшее изобретение человечества, если не считать хлеба в нарезке?

Энди О да, так и есть.

Гленн Как вам нравится эта работа на мониторе компьютера? Как бы вы показали широкой публике нечто, созданное вами на Amiga?

Энди Ну-у, мы могли бы сделать распечатку. Я просто мог бы это распечатать, будь у нас принтер.

Гай Райт Вы стали бы продавать распечатки или саму дискету?

Энди Ну-у, один мой друг, его зовут Жан-Мишель Баския, идет к ксерокс-машине и потом наклеивает ксероксы на все свои картины. Точно так же, будь тут у нас принтер, я мог бы последовать его примеру и просто подписывать распечатки. Но, наверно, если принтеры однажды станут по-настоящему большими – типа двадцать на тридцать или тридцать на сорок – вот тогда будет совсем замечательно.

Гай Райт Значит, вы никаких проблем не видите? То, что вы делаете на компьютере, может быть воссоздано пиксель к пикселю в качестве точного дубликата?

Энди Ну-у, принты вообще должны быть точными дубликатами. Так что…

Гай Райт Но в случае с принтами их число ограничено: типа оттиск номер пятьдесят шесть из тиража сто экземпляров.

Энди Ну-у, можно остановиться на любом номере, на каком захотите. Тиражи принтов обычно ограничены определенным количеством.

Затвор с автоперемоткой в фотоаппарате нашего фотографа неистово щелкает и жужжит, щелкает и жужжит, щелкает и жужжит, в то время как люди перемещаются по комнате, а Энди жмет на кнопки мышки.

Гленн Можете ли вы вообразить, что на стенах музеев или галерей однажды появятся встроенные мониторы?

Энди Молодежь уже это делает. В Palladium есть два больших квадратных блока телевизоров, которые все время включены, примерно от двадцати пяти до пятидесяти телевизоров с каждой стороны. Произведений искусства они пока не создавали, но было бы здорово создать.

Гай Райт Это как в Limelight, где вдоль одной стены выстроен такой крепостной вал из телевизоров.

Энди Ну да, но вообще-то есть видеобар Private Eyes. (Гленну.) Вы там бывали?

Гленн Нет.

Энди Он раньше находился тут неподалеку. Если у вас есть видео, которое вы хотите показать на экране на тамошней вечеринке, это возможно. Там не танцуют. Это просто видеобар.

Гай Райт Как вы думаете, компьютеры могут стать музеями нового поколения?

Энди Ну да, вообще-то, когда я работал в Линкольн-центре на этой самой машине [на презентации Amiga], это было вроде музея, потому что мы собрали пару тысяч человек, а я работал с этой машиной на сцене. Это было вроде музея, так как можно было показать свою работу.

Гай Райт Музей, который возникает мгновенно и существует ограниченное время.

Энди Да.

Гай Райт Значит, это не статичное искусство?

Энди Джек [Хегер, директор направления искусства и графики в Commodore-Amiga], который работал со мной раньше, пользуется этим скорее как кистями и красками.

Гай Райт Вам нравится работать с нами?

Энди Я в восторге.

Гай Райт Вы собираетесь купить себе Amiga?

Энди Ну-у, две у нас уже есть, так что мы собираемся купить принтер.

Гай Райт Вы имеете в виду принтер высшего качества?

Энди Ну-у, на презентации был один принтер, вот такой величины (показывает руками квадрат площадью четыре квадратных дюйма). Он был прелестный. Очень красивый.

Люди бродят по комнате. Отойдя поодаль, о чем-то разговаривают. Инженер поправляет кабели. Фотограф меняет пленку в фотоаппарате и снова начинает снимать. Изображение на экране Amiga вибрирует, вторя изменениям освещенности в комнате, в такт мельтешению людей перед объективом видеокамеры.

Гленн Мне нравится движение.

Энди Ну-у, оно не… о-ой! (Оттого, что инженер переставляет видеокамеру, по экрану Amiga пробегают разноцветные электрические разряды.) …обычно оно неподвижное. Наверно, цикл включился. О, вот так его можно остановить. Вот, вот, о да, так приятнее.

Изображение замирает неподвижно: малиновое поляризованное пятно – флуоресцентный портрет Долли Партон, криво прислоненный к стене за грудой видеоаппаратуры.

Гай Райт По-вашему, Amiga ориентирован скорее на работу с видео, в противоположность работе с компьютером?

Энди Думаю, все… любой человек может это использовать.

Гай Райт Как вы думаете, начнется ли подъем персонального искусства?

Энди И это тоже, верно. (По мере того как Энди двигает и кликает мышкой, малиновый цвет меняется на розово-лиловый, оранжевый или пурпурный.) Вообще-то я всем рассказываю об этой машине, но они пока не смогли купить ни одной.

Гленн А кто-то из ваших друзей-художников видел вещи, которые вы сделали?

Энди Мы кое-кого приглашали на днях. Кроме того, люди читают в журналах о том, что мы сделали на презентации.

Гленн Как ваши друзья относятся к компьютерному искусству в целом?

Энди Оно им всем нравится. Они пользуются ксероксом и с нетерпением ждут, когда смогут пользоваться вот этой машиной, потому что ксерокс-искусством увлекается масса народу. Делаешь что-то, относишь в ксерокс-сервис и печатаешь там копии. Жан-Мишель Баския пользуется ксероксом. И если бы он мог все распечатывать на собственной машине, он бы ею пользовался.

Гленн Жан-Мишель – тот самый художник, который работал вместе с вами над этим? (Указывает на «Боксерские груши».)

Энди Да.

Гай Райт Машина нравится вам своим быстродействием?

Энди По-моему, она замечательная. Быстрая и тому подобное.

Гай Райт На ваш взгляд, как это повлияет на массовое искусство в противоположность высокому искусству?

Энди Массовое искусство – это высокое искусство.

Гай Райт Как вы думаете, это подстегнет работу художников? Как вы думаете, людям захочется использовать все разные компоненты искусства, музыки, видео и тому подобное?

Энди Это самый лучший аспект. Наверно, можно… Художник сможет сделать нечто по-настоящему цельное. Собственно, он сможет снять фильм, в котором будет всё, и музыка, и звук, и искусство… просто всё сразу.

Гленн Вы что-нибудь делали на базе музыкальных возможностей [компьютера Amiga]?

Энди Пока нет. Мы просто пытались сначала освоить ту его часть, которая касается искусства. (Колорит оцифрованного фотопортрета Долли, созданного Энди, снова меняется. Там, где были оттенки красного, теперь оттенки сине-черного, на месте розовых телесных оттенков – желто-зеленые.) О, вот это здорово.

Гай Райт Как вы думаете, компьютер сковывает художника?

Энди Нет.

Гай Райт Вы бы сказали, что компьютер позволяет вносить поправки в любую работу?

Энди Ага. (Энди все время отвлекается на цветовые метаморфозы на экране Amiga. С каждым движением и кликом мышки портрет Долли Партон меняет цвета, словно в мультфильме.) Эх, будь у нас сейчас принтер, я мог бы просто их распечатать и послать Долли Партон – все эти картинки разных цветов. У нас было бы намного меньше хлопот.

Гленн Она уже видела портрет?

Энди Нет, мы собирались его отослать. Да, вот было бы здорово: я мог бы сделать его в зеленых тонах и в каком-то другом цвете.

Топ-менеджер Commodore Как портрет Деборы Харри?

Энди Ага.

[На презентации Amiga Дебора Харри, вокалистка группы Blondie, позировала перед видеокамерой. Был сделан один черно-белый кадр, который перенесли в графический редактор, а Энди, работая в этой программе, сделал цветовую заливку, дорисовал линии, нарисовал кое-что мышкой и за десять минут довел до конца работу, которая в студии заняла бы несколько недель.]

Гай Райт Сколько времени вы провели с Amiga?

Энди Только те несколько недель, когда Джек [Хегер] был здесь. Мы дожидаемся, пока нам дадут окончательную версию программного обеспечения. И тогда нам снова понадобится Джек на пару недель. Джек уже изобрел какие-то новые программы?

Топ-менеджер Уверен, что да, ведь у новых программ масса различных возможностей.

Энди Что это за возможности? Что нового появилось за последние месяцы?

Топ-менеджер Я пока их сам не видел. Каждый работает над своей, отдельной частью головоломки. Но когда я последний раз разговаривал с Джеком, он спросил, когда снова вернется сюда. Я так понял, он жаждет снова здесь поработать.

Включается еще одна опция графического редактора, и цвета начинают меняться сами собой – циклически, по всему спектру, со световым и цветовым стробоскопическим эффектом.

Энди О да. О, какое безумие. О, вы только посмотрите.

Гай Райт Есть ли у Amiga особенности, которые вам не нравятся?

Энди Нет, нет. Обожаю эту машину. Я перевезу ее к себе, в мою собственную мастерскую. Тогда я смогу делать цвета. Это будет просто здорово, и, если мы раздобудем принтер, я сделаю этот портрет в четырех разных цветах и пошлю Долли все варианты.

Гай Райт Значит, вы считаете, что Amiga станет для вас одним из главных инструментов?

Энди О да. Мы сэкономим массу времени. Мне не пришлось бы писать все эти портреты одновременно. Я мог бы просто выбирать цвета по своему желанию и рассылать портреты, а потом выбирать, какой захочется.

Гленн Как вы думаете, это как-то скажется на стоимости «оригиналов работ Энди Уорхола»?

Энди Нет, это был бы просто набросок. Называйте это «набросками».

Гай Райт Как вы думаете, они превратятся в полноправные художественные произведения?

Энди О да. Ну-у, вообще-то Стивен Спрауз действительно создавал таким образом большинство своих произведений. По-моему, он сделал этим способом свой последний принт, с планетами и всем таким прочим. Красота, ух!

Гленн Вам никогда не приходило в голову отправлять эти вещи заказчикам в качестве законченных произведений?

Энди Ну-у, мы это уже делаем. После того, как я этим занялся, а Стивен увидел, что я сделал, он показал мне кое-какие свои работы, они просто замечательные.

Гай Райт Здорово, что можно играть со всеми сочетаниями цветов, сфотографировать какое-то сочетание или сделать распечатку, а потом решить, какое сочетание тебя больше всего устраивает.

Энди Ну-у, возможно, я мог бы привезти картину и дополнить ее разными вариациями цветов. Должен же быть какой-то принтер, который мы могли бы получить, хотя бы маленький.

Топ-менеджер Вообще-то у нас, по-моему, есть принтер побольше.

Энди Какого формата?

Топ-менеджер Восемь на одиннадцать.

Энди Правда? Мы могли бы сделать это на текущей неделе, например?

Топ-менеджер На следующей неделе.

Энди Хорошо. Если я привезу эту картину, можно мне просто сделать ее в разных цветах?

Джефф Конечно.

Энди (Обращается к Гаю.) И тогда вы сможете включить их в вашу статью. Сможете показать, как я могу изменять картину. А вы уже знаете, в какой день на следующей неделе это можно сделать? В начале следующей недели?

Топ-менеджер Принтеры где-то есть. Вопрос в том, чтобы подыскать какой-нибудь принтер.

Энди А-а. Хорошо.

Камеру и портрет Долли снова переставляют. Фотограф движется медлительнее, но его фотоаппарат все равно издает свои «щелк-ж-ж-ж».

Гай Райт Что вам больше всего нравится, когда вы творите на Amiga?

Энди Ну-у, мне нравится то, что это похоже на мои работы.

Гай Райт Как вы относитесь к тому факту, что теперь работы всех художников будут похожи на вашу работу?

Энди Но они не похожи. Вы только что показали мне в журнале [AmigaWorld] работы других художников. Они похожи на работу, которую я начал делать. Я все равно думаю, что этой машиной могли бы пользоваться, например, дизайнеры, когда хотят показать кому-то, как его квартира выглядела бы в синих тонах, или в белых, или… это было бы так легко. Поменять стул, поменять цвет.

Гай Райт Вам не хотелось бы применять Amiga в «традиционных» целях?

Энди Ребята из Interview [редакция журнала находится этажом ниже] уже хотят ее украсть. Мы просто их к ней не подпускаем.

Гленн Возможно, вы однажды напечатаете в журнале [Interview] какое-нибудь изображение, сгенерированное на Amiga?

Энди О да. На наших обложках это смотрелось бы просто прекрасно.

Гай Райт Вы когда-нибудь играете в компьютерные игры?

Энди Я недостаточно проворен.

Гай Райт Медленные игры тоже есть. Интерактивные вымышленные истории. Электронные романы.

Энди Правда? (Топ-менеджеру.) А рекламные агентства уже получают эту машину?

Топ-менеджер Вы получили вашу машину задолго до других, вне графика.

Энди Вот здорово.

Гай Райт Что вы чувствуете, когда используете компьютерную мышку вместо кисточки?

Энди Думаю, я сейчас предпочел бы перо [световое перо].

Гай Райт По-вашему, мышка немного неуклюжая?

Энди Да, мышкой пользоваться трудно. Почему пока нет пера?

Топ-менеджер Kurta сейчас разрабатывает перо, и мы надеялись, что оно к нам уже поступит, но…

Энди А перо будет работать тем же образом? Я хочу сказать, это может быть просто квадратная авторучка. Вот сюда можно было бы поместить шарик (показывает на край мыши), просто держать его по-другому. Если бы шарик располагался на кончике, можно было бы держать мышку по-другому.

Гай Райт Шариковая мышка.

Джефф Мы работаем над мышкой, у которой вообще нет кабеля.

Энди В смысле, она совсем как карандаш?

Джефф Да.

Энди Как здорово! Это будет огромное достижение. Можно будет обводить картинку по контуру и всякое такое?

Джефф Да.

Гай Райт Когда вы работаете чем-то таким [мышкой], не скучаете ли вы по краске, которая пачкает руки?

Энди Нет, нет. Так здорово, что можно не пачкать руки краской. Не знаю. Вечно говорят, что пластиковая краска вредна для здоровья. А мышка – это вредно?

Гай Райт Сейчас говорят, что вредно сидеть на стуле перед дисплеем.

Гленн Не могли бы вы создать автопортрет?

Энди Да, конечно.

Видеокамеру переставляют, направляют на Энди, и на дисплее Amiga появляется его лицо. Энди на мониторе, Энди перед компьютером и Долли на заднем плане – большое искушение для фотографа.

Фотограф Вы не могли бы наклониться вперед? Я хочу поймать в кадр и вас, и Долли. (Энди наклоняется.) Превосходно. Отлично. Спасибо.

Гленн Долли Партон приезжала к вам для портрета?

Энди Я его сделал, когда ездил на свадьбу Мадонны.

Переключается на автопортрет. Инженер регулирует цвета, уровни и шкалы серого, пока Энди не дает понять, что доволен.

Энди Вот-вот, вот это. (Показывает на свое черно-белое, без изысков изображение – кадр с видеокамеры.)

Джефф Вот так?

Энди Угу. (Тут же начинает работать над цветами экранного изображения своего лица.) Боже мой, ну разве не забавно?

Гай Райт Если бы вы могли чем-то дополнить Amiga, что бы это было?

Энди Единственное, что бы я добавил, – это карандаш [световое перо]. Только это, и больше ничего.

Гай Райт А возможность работать прямо на экране, с помощью сенсорного дисплея?

Энди О, это было бы здорово. Это хорошо бы дополняло карандаш, потому что можно делать цветовую заливку и тому подобное, но остроконечным инструментом легче чертить линии.

Гай Райт А вы раньше что-нибудь делали на компьютерах?

Энди Нет, это первый раз.

Гай Райт Почему вы раньше не пользовались компьютерами?

Энди Ой, даже не знаю. Примерно лет десять назад меня приглашали в MIT, но я так и не поехал… Или в Йель, может быть.

Гай Райт Вы просто думали, что это не слишком интересно?

Энди О нет, я… ну-у… просто, понимаете, этот компьютер продвинулся намного дальше, чем другие. Наверно, там все это и началось, все эти ребята из колледжей, которые уехали в Калифорнию. Это ведь они изобрели компьютер?

Гай Райт Считаете ли вы, что компьютеры станут играть все большую роль в искусстве?

Энди Ну-у, да. Думаю, что после искусства граффити, вероятно, да. Когда машина станет работать достаточно быстро, она, вероятно, примет эстафету у молодых граффитистов.

Гай Райт Вам нравятся граффити?

Энди О да. Я считаю, что граффити просто великолепны.

Энди погружается в работу над автопортретом. Добавляет цвета, линии, заполняет некоторые участки изображения, что-то меняет. Мышь движется, Энди все время кликает, но его взгляд прикован к экрану. По комнате продолжают бродить люди. Одни уходят, другие входят, большинство просто глазеет на экран Amiga, где черно-белый Уорхол превращается из оцифрованного видеокадра, выведенного на компьютер Amiga, в полноцветный автопортрет, в оригинал «Уорхола-который-пишет-Уорхола». Интеративные шаги: картина Энди Уорхола на Amiga, картина Энди Уорхола, изображающая Энди Уорхола, который сидит перед Amiga и занимается электронной живописью… – становятся такими замысловатыми, что голова идет кругом. Входит Винс Фремонт, продюсер Andy Warhol’s TV, принимается, как и все мы, разглядывать это во все глаза.

Винс Не хотите включить кондиционер?

Джефф Я его выключил, из-за вентилятора.

Винс А, может, дверь открыть?

Джефф Хорошо, спасибо.

Скрип открывающейся двери, «бум»: с грохотом откидывается железный люк.

Винс (Выходит на крышу.) Обожаю эти световые люки.

Энди (Ненадолго встает, чтобы выглянуть на улицу. Изображение его лица на экране, частично подкрашенное, пристально смотрит на невидимый монитор.) Они должны были служить столами для вечеринки.

Винс Теперь эти световые люки убирают.

Энди Да? (Выходит на крышу.) Опять?

Винс Из других зданий в них чем-то швыряют, а поскольку стекло вставлено неподходящее, не той толщины, окна часто разбиваются.

Энди Давно я не видал задворок нашего здания.

Винс Хорошо. Выйдите все на крышу и сделайте перерыв на пять минут. Та бобина еще здесь? Энди? Энди? Энди?

Энди возвращается, заканчивает автопортрет. Люди разбредаются. Нам пора уходить. Другие интервью. Другие…

 

36. Энди Уорхол

Джордан Крэндолл

1986

Splash. № 6. 1986

22 мая 1986 года Энди Уорхол записал в своем дневнике: «Только что прочел интервью, которое взял у меня парень из журнала Splash, и никак не пойму, как у него получилось такое хорошее интервью, потому что, когда он его брал, я был не в лучшей форме» («Дневники». С. 916).

Джордан Крэндолл, редактируя текст бережно, но умело, объединил несколько телефонных бесед, которые на протяжении недели вел с Уорхолом ранними вечерами. Результатом стало это пространное интервью. Текст свидетельствует, что Уорхол очень тщательно выбирал слова. «Энди отвечал без малейшей спешки и всегда пытался взять реванш, – говорит Крэндолл. – Разговор был в целом непринужденный, но часто замирал. Потом Уорхол отвлекался и решал закончить разговор – мол, на сегодня хватит».

Тогда Крэндоллу было лет двадцать с небольшим. Живя в Сарасоте, штат Флорида, он затеял издавать журнал об искусстве и культуре, который назывался Splash. Крэндолл написал Уорхолу письмо с просьбой об интервью, но так и не получил от сотрудников Уорхола четкого подтверждения, что интервью состоится. Тогда Крэндолл без предупреждения приехал в Нью-Йорк, явился на Фабрику и потребовал встречи с Уорхолом. «На несколько минут меня оставили в офисе одного, а затем внезапно, точно призрак, передо мной возник Уорхол, – вспоминает Крэндолл. – Мне кажется, его восхитило, что я так настойчиво добивался интервью, и он сказал, что согласен». Уорхол продиктовал свои условия: «Он не пожелал давать интервью лицом к лицу; предпочел дать интервью по телефону, объяснив, что для него это самый комфортный способ».

Вскоре после того, как интервью было закончено, Крэндолл переехал в Нью-Йорк, а шестой номер Splash увидел свет. Крэндолл договорился с Робертом Мэпплторпом, чтобы тот сфотографировал Энди для журнала, и обложку Splash украсил превосходный портрет работы Мэпплторпа.

Вышло еще четыре номера Splash, а затем, в 1989-м, журнал закрылся.

КГ

Энди Уорхол А Ультра Вайолет вам рассказывала, что ела золото и чуть не умерла? Она съедала по несколько фунтов золота в день.

Джордан Крэндолл В самом деле?

Э.У. Ей кто-то посоветовал есть золото, и она глотала его пригоршнями.

Дж. К. А вы сами что сегодня ели на ланч?

Э.У. Рыбу. И ломтик хлеба.

Дж. К. А в фастфуды ходите?

Э.У. Нет, но я быстро ем любую еду.

Дж. К. Вы любитель здорового питания.

Э.У. Да, но здоровую еду я ем быстро.

Дж. К. Опишите свой типичный завтрак.

Э.У. Seven Grains. Яблочный пирог. Двадцать витаминных таблеток. Морковный сок. И я – развалина.

Дж. К. У вас ведь крепкое здоровье.

Э.У. Не очень. Я пытаюсь отучить себя от конфет.

Дж. К. У вас, наверно, творческий подход к заботе о своем здоровье?

Э.У. Да нет. Те два замечательных парня, авторы книги «Позитивное мышление», пару раз поймали меня на непозитивных мыслях.

Дж. К. Значит, в основном вы все-таки мыслите позитивно.

Э.У. Целенаправленно – нет, не мыслю, но стараюсь.

Дж. К. Не зацикливаетесь на негативных моментах.

Э.У. Я не знаю, что такое негативные моменты.

Дж. К. Ваш любимый порок?

Э.У. Miami Vice.

Дж. К. Какими физическими упражнениями вы занимаетесь?

Э.У. Свободными весами.

Дж. К. Приседания? Отжимания?

Э.У. Двадцать отжиманий.

Дж. К. Каждый день?

Э.У. Да.

Дж. К. Вы рассматриваете себя в зеркале?

Э.У. Нет. Смотреться в зеркало слишком трудно. В зеркале ничего нет. Правда, тут у нас зеркало хорошее. Оно стройнит и увеличивает рост. Зеркало из магазина «Все за десять центов».

Дж. К. Как вы думаете, беспокойство о том, как ты выглядишь, – это хорошо?

Э.У. Ну-у, для меня – нет. А для всех остальных – да.

Дж. К. В чем состояла бы программа физических упражнений от Энди Уорхола?

Э.У. Просто встать с кровати – вот максимальная физическая нагрузка, которой вправе от себя требовать любой человек. Встать и выйти из дома.

Дж. К. О чем вы думаете, когда делаете упражнения?

Э.У. Ни о чем. О том же, о чем думаю до этого.

Дж. К. А погружаетесь ли вы в воспоминания?

Э.У. Я, в сущности, человек без памяти.

Дж. К. Предаетесь ли вы мечтам?

Э.У. Нет.

Дж. К. Есть ли у вас какие-то тайные фантазии?

Э.У. Нет.

Дж. К. Что вас радует?

Э.У. То, что утром я в силах встать с постели. Как дела в солнечной Флориде?

Дж. К. У нас похолодало. Шокированные апельсины валятся с веток на землю.

Э.У. Вы часто пьете апельсиновый сок?

Дж. К. Да, калифорнийский апельсиновый сок.

Э.У. У вас там много апельсиновых деревьев?

Дж. К. Да.

Э.У. Когда я приезжаю в Флориду, я никогда не вижу ни одного апельсинового дерева.

Дж. К. Куда вы ездите?

Э.У. Палм-Бич, Майами-Бич.

Дж. К. Ну-у, вы предпочитаете видеть людей, а не апельсины.

Э.У. Нет, я предпочел бы видеть апельсины. А вы где видите апельсины?

Дж. К. За городом. Можно над ними лететь и видеть их на много миль во все стороны.

Э.У. Правда?

Дж. К. Вы там у себя в Нью-Йорке не унываете?

Э.У. Нет. А вы унываете во Флориде?

Дж. К. Да.

Э.У. Почему? У вас там есть старики, которые забавно выглядят.

Дж. К. Ходите ли вы на пляж?

Э.У. Нет.

Дж. К. Никогда не ходите?

Э.У. Ну-у, я хожу на пляж, чтобы фотографировать людей на пляже.

Дж. К. И что тогда на вас надето?

Э.У. Зонтик.

Дж. К. Плавки?

Э.У. Нет, зонтик.

Дж. К. Какая у вас любимая одежда?

Э.У. Я просто каждый день надеваю одно и то же.

Дж. К. Вы покупаете вещи спонтанно?

Э.У. Да.

Дж. К. И одежду тоже?

Э.У. Я покупаю все что угодно. Но я не могу носить все что угодно. Просто убираю покупки в шкаф. Я ношу черные брюки от Стивена Спрауза, черную футболку, черную водолазку, черную рубашку, черную кожаную куртку и обувь Adidas.

Дж. К. Как называется ваш стиль?

Э.У. Антимода.

Дж. К. Вы бы назвали свое искусство «антиискусством»?

Э.У. Нет, мое искусство – это какое-угодно-искусство.

Дж. К. Что бы вам хотелось сделать такого, чего вы еще не делали?

Э.У. Например?

Дж. К. Ну-у, залезть в космический корабль, повысить уровень сознания в странах третьего мира, поиграть в баскетбол…

Э.У. Мне кажется, все эти занятия – отличные.

Дж. К. Если бы кто-то пообещал выполнить три ваших желания, чего бы вы пожелали?

Э.У. Первое желание – обрести способность желать.

Дж. К. Как, по-вашему, на других планетах есть жизнь?

Э.У. О да, я верю, что там есть люди.

Дж. К. Интересно, какие они.

Э.У. Они, должно быть, другие. Мне нравится идея энергетических станций, куда можно прийти и зарядиться энергией. В это я верю. Вселяться в тела других людей и разгуливать. Это называется «вселенцы».

Дж. К. Как, по-вашему, могли бы выглядеть люди с другой планеты?

Э.У. Думаю, их тут много. Вселенцы. Люди, которые просто вселяются в других людей. Они уже здесь.

Дж. К. Но вы же не знаете, что они и вправду здесь?!

Э.У. Нет, это вы не знаете.

Дж. К. А куда деваются люди, которые жили здесь до них?

Э.У. Они решили покончить счеты с этой жизнью, но им не хотелось приканчивать свои тела. И тогда кто-то просто вселяется и завладевает их телами.

Дж. К. Они просят разрешения?

Э.У. Нет, просто однажды просыпаешься – и ты снова новый человек.

Дж. К. Вы говорите, что вам хотелось бы надгробие вообще без надписей. Но разве, по большому счету, вам не хочется мавзолея, усыпальницы, чего-то монументального?

Э.У. Нет. Думаю, лучше всего – чтобы тебя аннигилировали из лучевого ружья. Чтобы ни дыма, ничего. Только такие маленькие звездочки, которые просто типа как промелькнут и исчезнут.

Дж. К. Не нравятся мне такие звездочки.

Э.У. Я только что читал The Examiner, мою любимую газету, статью под названием «Жизнь после смерти».

Дж. К. У них много статей про НЛО.

Э.У. Да, хорошие статьи. Мои любимые.

Дж. К. Вы когда-нибудь видели НЛО?

Э.У. С удовольствием увидел бы хоть разок. А вы видели?

Дж. К. Нет. Я был бы рад повстречать кого-нибудь оттуда. Вы читали в The Enquirer про видного американского сенатора, который наблюдал два НЛО, а Вашингтон скрывал этот факт тридцать лет?

Э.У. Серьезно?

Дж. К. Этот факт только что рассекретили.

Э.У. Как зовут сенатора?

Дж. К. Не помню. Но он уже умер. Здорово, что это был сенатор, потому что обычно НЛО наблюдают фермеры.

Э.У. В каком номере это напечатано?

Дж. К. В самом последнем.

Э.У. С Доном Джонсоном на обложке?

Дж. К. Да, он самый.

Э.У. Он только что звонил, хочет, чтобы я снялся в «Отделе нравов». Даже не знаю. У меня столько работы.

Дж. К. Кого вам предлагают сыграть – положительного или отрицательного персонажа?

Э.У. Отрицательного. Я такой плохой актер, что мне даже не верится, что они пригласили меня сниматься.

Дж. К. Какие у вас любимые телепередачи?

Э.У. Самая любимая – повтор новостей от полдвенадцатого в час тридцать.

Дж. К. А мыльные оперы вы смотрите?

Э.У. Только ночные мыльные оперы. Они более сочные. В дневных мыльных операх больше нет горничных. Дневные слишком нормальные. В них нет ничего, кроме секса. И одежда какая-то нормальная.

Дж. К. Что еще вы смотрите?

Э.У. Я смотрел шоу Донахью, там обсуждали, следует ли разрешить умственно отсталым людям иметь телевизоры. Очень интересно. Люблю смотреть дневные телепередачи по ночам.

Дж. К. Вы проматываете рекламные паузы?

Э.У. Нет, я обожаю рекламу. А вот передачи проматываю.

Дж. К. Как проходит ваш день?

Э.У. Я сплю с включенным телевизором. Два или три раза просыпаюсь, чтобы сходить в туалет. Смотрю телевизор и в семь тридцать встаю. Опять смотрю телевизор. MTV. Иду пешком на работу. Работаю до девяти, потом пытаюсь сходить в кино. Вчера вечером я пошел на фильм, который длится восемь часов, но мы попали только на последний час. С нас все равно взяли сорок долларов. Фильм был очень-очень интересный.

Дж. К. О чем был этот фильм?

Э.У. О варшавском гетто.

Дж. К. Какие фильмы вам нравятся?

Э.У. Мне нравятся комедии. Мне нравится смотреть детские фильмы.

Дж. К. Какой у вас любимый фильм?

Э.У. Да просто тот, который я смотрел последним.

Дж. К. В какой фильм вам хотелось бы попасть?

Э.У. Сыграть роль без слов в «Гражданине Кейне».

Дж. К. Кто ваш любимый комик?

Э.У. Вупи Голдберг.

Дж. К. Вы смотрели «Цветы лиловые полей»?

Э.У. Да.

Дж. К. Расплакались?

Э.У. Почти.

Дж. К. Вы вообще плачете?

Э.У. Нет.

Дж. К. А фильмы ужасов вам нравятся?

Э.У. Да, очень. А вам?

Дж. К. Да. Мне нравятся вампиры. Вас легко напугать?

Э.У. Да, я все время пугаюсь.

Дж. К. Темноты боитесь?

Э.У. Темноты боюсь, света боюсь…

Дж. К. Случалось ли с вами что-нибудь страшное?

Э.У. Да, я ходил по улице пешком.

Дж. К. А ничего страшнее вспомнить не можете?

Э.У. Нет. Возможно, оно еще случится.

Дж. К. История вашей жизни, с Тэбом Хантером в главной роли… Это была бы комедия? Фильм о любви? Драма?

Э.У. Чтобы фильм вышел интересный, пришлось бы сделать комедию.

Дж. К. Этот фильм кончался бы хорошо?

Э.У. Все фильмы хорошо кончаются.

Дж. К. Кто был бы его режиссером?

Э.У. Куросава. И все ходили бы в японских нарядах. А я мог бы просто сидеть среди всего этого и наблюдать, как закручивается сюжет.

Дж. К. Довольны ли вы своей жизнью?

Э.У. Я об этом не задумываюсь.

Дж. К. Вы никогда не думали написать историю своей жизни?

Э.У. Нет.

Дж. К. А кому-то другому разрешили бы написать?

Э.У. Нет.

Дж. К. А если кто-то непременно должен был бы ее написать и у вас не было бы выбора, кого бы вы предпочли видеть в качестве ее автора?

Э.У. Стивена Сабана.

Дж. К. Верите ли вы в судьбу?

Э.У. Что значит «судьба»? То, что происходит само собой?

Дж. К. То, что предначертано.

Э.У. Просто в нужный момент оказываешься в нужном месте.

Дж. К. Верите ли вы в?..

Э.У. В жизнь после смерти?

Дж. К. Как вы угадали, что я сейчас это скажу?

Э.У. Верите ли вы в Санта-Клауса?

Дж. К. Вы знали, что я собираюсь сказать. Возможно, вы экстрасенс.

Э.У. Нет, вообще-то нет.

Дж. К. Будь вы экстрасенсом, что бы вы сказали насчет нашего будущего?

Э.У. Что Земля круглая.

Дж. К. Что бы вы предсказали Америке?

Э.У. Что она довольно долго никуда не исчезнет.

Дж. К. Что вам больше всего нравится в Америке?

Э.У. Путешествовать по стране: уезжать на один день, в тот же день возвращаться. Это очень весело.

Дж. К. Что вам больше всего нравится в американской культуре?

Э.У. Почти все бесплатное. Вы пишете красками?

Дж. К. На днях покрасил стены у себя в квартире.

Э.У. Вот чем я хочу заняться. Думаю, это и есть лучший художник – тот, кто красит стены. Моя любимая живопись – это когда люди шпаклюют стены. Вот какой стиль мне нравится. А на следующий год наносят сверху краску. Вот это стиль.

Дж. К. Вы коллекционируете произведения искусства?

Э.У. Мне нравится все искусство, работы каждого художника.

Дж. К. Как вы думаете, мы идем в правильном направлении?

Э.У. Да, сейчас все просто потрясающе.

Дж. К. Что побуждает вас творить?

Э.У. Не знаю. То, что у нас есть это здание.

Дж. К. Если бы существовал музей Энди Уорхола, как бы он выглядел?

Э.У. Как Neiman Marcus. Много одежды, драгоценностей, парфюмерии.

Дж. К. Где бы он находился – в Нью-Йорке?

Э.У. Нет, на юге. В Хьюстоне.

Дж. К. Вам нравится Техас?

Э.У. Да. Я люблю Техас.

Дж. К. В Техасе все такое большое.

Э.У. Да.

Дж. К. Я предвкушаю, как увижу ящики с супом Campbell’s. У нас во Флориде их пока нет.

Э.У. Это очень неплохой суп, никаких консервантов, ничего подобного. Вы должны когда-нибудь приехать и расписать вместе со мной красками несколько холстов. Если вы можете красить стену краской, то и холст сможете покрасить. Это очень просто. У вас есть собака?

Дж. К. Нет. А у вас две собаки, верно? Слава и Богатство?

Э.У. Да, а также Эймос и Энди.

Дж. К. Вы любите детей?

Э.У. Да, мне кажется, что они хорошенькие.

Дж. К. Но сами вы не хотите обзаводиться детьми.

Э.У. Нет.

Дж. К. Ваше детство было счастливым?

Э.У. Да.

Дж. К. Вы когда-нибудь подумывали о женитьбе?

Э.У. Для этого я слишком молод. Откуда вы родом?

Дж. К. Из Детройта.

Э.У. Вы работали на автомобильных заводах?

Дж. К. Нет.

Э.У. Не работали? Это так художественно. По-моему, Детройт – одно из самых потрясающих мест, в которых я бывал. Там все люди такие большие и красивые. Все такие крупные.

Дж. К. Крупнее, чем техасцы?

Э.У. Да, в Детройте люди крупнее.

Входит телохранитель, Ваза Мин.

Ваза Мин Здравствуйте, я Ваза Мин.

Дж. К. Привет. Вы хрупкий?

В.М. Не особо.

Дж. К. Кто-нибудь угрожает Энди? Над его жизнью нависли какие-то угрозы?

В.М. Нет, только над его аурой.

Дж. К. Значит, вы его защищаете от него самого.

В.М. Да! Защищаю миф от правды.

Дж. К. Пока вы здесь, мы будем топтаться на месте. А вообще какие-то проблемы бывают?

В.М. Нет, все всегда проходит гладко.

Дж. К. Энди не ищет драк или неприятностей на свою голову.

В.М. Нет.

Дж. К. Он как Швейцария.

Энди возвращается, Ваза разбивается.

Дж. К. Кто на вас нападает?

Э.У. Старайтесь мыслить позитивно. А на вас кто нападает? Это был телохранитель Ваза Мин. Ночью дрэг-квин, днем телохранитель.

Дж. К. Мне очень понравилась ваша книга «Америка».

Э.У. Да-а?

Дж. К. Да. По книге кажется, что вы начинаете судить обо всем более категорично.

Э.У. Нам просто понадобилось чем-то заполнить страницы.

Дж. К. Ходите ли вы в салоны красоты?

Э.У. Раньше ходил. Раньше у меня на ногтях было очень много краски. Мне их красила одна чудесная русская дама.

Дж. К. Вы бывали в России?

Э.У. Нет.

Дж. К. А хотите съездить?

Э.У. Нет.

Дж. К. Почему? Слишком страшно?

Э.У. Нет, слишком далеко. Я лучше съезжу в Канзас-сити.

Дж. К. Вы относитесь скорее к левому крылу или к правому крылу в политическом смысле?

Э.У. К крыльям я никак не отношусь.

Дж. К. Как вы думаете, переговоры с Россией – дело хорошее?

Э.У. Оно дает занятие куче народу.

Дж. К. Вы никогда не думали попробовать себя в политике?

Э.У. Чтобы изучать политику, нужно быть юристом.

Дж. К. А вы ее изучаете?

Э.У. Не хочу снова идти учиться.

Дж. К. Вы бы могли организовать для себя отличную политическую кампанию. Вам нравится Рейган?

Э.У. Да, он очень даже неплохой.

Дж. К. А Нэнси Рейган?

Э.У. Да, я встречался с ней в Белом доме. Она чудесная.

Дж. К. Вам бы хотелось, чтобы вас причислили к лику святых?

Э.У. Пустых?

Дж. К. Нет, святых. Святой Энди.

Э.У. Нет, тогда вам пришлось бы все время стоять на коленях.

Дж. К. Какого цвета у вас стены?

Э.У. Стены у меня кремовые.

Дж. К. Какая у вас кровать?

Э.У. Кровать у меня пошлая. С балдахином на четырех столбиках, 1830 год или типа того. Уродливая. Накрыта пологом.

Дж. К. А простыни атласные?

Э.У. А что это?

Дж. К. Вы готовите еду у себя на кухне?

Э.У. Да, я готовлю еду у себя на кухне.

Дж. К. И что вы готовите?

Э.У. Seven Grains.

Дж. К. Это каша?

Э.У. Да, каша, но ее можно есть все время, как и бурый рис.

Дж. К. Вы готовите в микроволновке?

Э.У. Нет, но мне хотелось бы, чтобы у меня была микроволновка.

Дж. К. Как выглядит ваш дом?

Э.У. У меня все разбросано.

Дж. К. Бумага, одежда, краски…

Э.У. Конфеты.

Дж. К. У вас нет горничной?

Э.У. Не люблю слово «горничная».

Дж. К. А слуга есть?

Э.У. Нет.

Дж. К. А крепостной?

Э.У. Ваза Мин крепостной. Нет, он дрэг-квин.

Дж. К. Если бы у вас была машина, какую машину вы бы выбрали?

Э.У. Какую-нибудь с хорошими тормозами.

Дж. К. «Додж-дарт»? «Мерседес»? «Хонду-прелюд»? «Кадиллак»? «Джип»?

Э.У. Наверно, «хонду-пралине».

Дж. К. Если бы у вас был именной автомобильный номер, какое бы это было слово?

Э.У. «БЭТМОБИЛЬ».

Дж. К. Ваше любимое число?

Э.У. Ноль.

Дж. К. Вы никогда не увлекались нумерологией или астрологией? Или ясновидением?

Э.У. Я ходил к одному ясновидящему, но решил, что с ним лучше общаться просто так, а не по делу. А вы ходите к ясновидящим?

Дж. К. Иногда. Кто вы по гороскопу?

Э.У. Дорас.

Дж. К. А Дорасы – они какие?

Э.У. Не знаю. Другие Дорасы – для меня загадка.

Дж. К. Есть ли у них какие-то общие черты?

Э.У. Я вообще ни одного Дораса не знаю.

Дж. К. А какой у вас любимый знак зодиака?

Э.У. Телец.

Дж. К. Почему?

Э.У. Тельцы красивые.

Дж. К. Считается, что Тельцы много занимаются сексом. У них множественные оргазмы.

Э.У. Множественные оргазмы, серьезно?

Дж. К. Да.

Э.У. Наверно, среди моих знакомых вообще нет Тельцов.

Дж. К. Ваш любимый цвет?

Э.У. Черный.

Дж. К. Черный как отсутствие цвета или как все цвета?

Э.У. Нет, он содержит в себе все цвета. Белый – вот мой любимый цвет.

Дж. К. Какой у вас любимый цвет – черный или белый?

Э.У. Черный – мой любимый цвет, и белый – мой любимый цвет.

Дж. К. Вы никогда не увлекались всякими такими штучками с выходом на новый уровень сознания – например, тренингами ЭСТ?

Э.У. Нет.

Дж. К. А ТМ вы не увлекались?

Э.У. Нет, я увлекаюсь ТВ.

Дж. К. Вы никогда не ощущали необходимости подняться на новый уровень сознания?

Э.У. Я поднимаюсь на лифте. Я хожу к кристаллотерапевтам. Они бросают на тебя несколько кристаллов, и твое самочувствие улучшается.

Дж. К. Порошок из кристаллов?

Э.У. Иногда да, порошок тоже.

Дж. К. А вы там у них лежите?

Э.У. Да, я у них лежу. Они кладут кристаллы на руки, на торс.

Дж. К. Вы когда-нибудь забирались в камеру сенсорной депривации?

Э.У. Нет, но я видел такую камеру у Джона Денвера. Она выглядела довольно мило.

Дж. К. Я видел рекламу камеры, похожей на диван. Это диван для гостиной: просто поднимаешь подушку и заползаешь внутрь.

Э.У. Как чувствуешь себя в камере депривации? Это вроде подводной рыбалки?

Дж. К. Вы ловите рыбу?

Э.У. Нет, я не ловлю рыбу. У моего диетолога куча рыб.

Дж. К. Вы душитесь одеколоном?

Э.У. А вы душитесь одеколоном?

Дж. К. Kouros.

Э.У. Из-за рекламы?

Дж. К. И поэтому тоже.

Э.У. У них самая лучшая реклама. Я пытаюсь душиться Aramis, и девчачьими духами тоже. Сейчас мои любимые – Beautiful от Estee Lauder.

Дж. К. Если бы вы разработали собственный одеколон, как бы выглядел флакон?

Э.У. Я как-то сделал одеколон, много лет назад. Я сделал духи в бутылке от кока-колы.

Дж. К. Они назывались…

Э.У. «Моча». Новый одеколон, который я собирался сделать, назывался «Вонь».

Дж. К. И как должен был выглядеть флакон?

Э.У. Он выглядел бы как штука, которой опрыскивают стены ванной.

Дж. К. А как насчет часов от Энди Уорхола?

Э.У. Меня просили сделать часы. Я их не сделал.

Дж. К. Вы могли бы сделать часы, которые просто могли бы показывать, день сейчас или ночь.

Э.У. Часы, которые я сейчас ношу, довольно большие. Они электронные, примерно два дюйма на три дюйма.

Дж. К. Здорово. Их видно издалека. Их видно из другого угла комнаты.

Э.У. Это часы Palladium от Watchez.

Дж. К. А как насчет одежды?

Э.У. Я только что сходил на дефиле всех итальянцев. Это было просто потрясающе. Там были все эти вещи от Gianfranco Ferre, просто замечательно.

Дж. К. Вам нравится бывать в Европе?

Э.У. Да.

Дж. К. Ваш любимый европейский город?

Э.У. Венеция.

Дж. К. Вам нравятся итальянцы?

Э.У. Да.

Дж. К. А французы вам нравятся?

Э.У. Они неплохие.

Дж. К. Вы говорите на иностранных языках?

Э.У. Нет. Я езжу в Париж уже лет двадцать, а по-французски не могу сказать ни слова. Но я выкручиваюсь.

Дж. К. Вы можете говорить просто «да» или «нет»…

Э.У. Не всегда.

Дж. К. Вы предпочитаете Америку.

Э.У. Нет, мне нравятся все страны.

Дж. К. Куда вы ездите в путешествия?

Э.У. Я люблю путешествовать с первого этажа на пятый этаж.

Дж. К. Где вы бываете, кроме Нью-Йорка?

Э.У. Мое любимое место – Лос-Анджелес.

Дж. К. Вы не подумывали туда переехать?

Э.У. Мы пытались.

Дж. К. Что вам больше всего нравится в Лос-Анджелесе?

Э.У. Мне нравится Мелроуз. Так здорово говорить, что у тебя есть автомобиль без крыши.

Дж. К. Машина топлес.

Э.У. Да, топлес. Звонила Холли Вудлаун, и я записал ее рассказ о том, как она перехала в Нью-Йорк из Флориды. Она покинула Флориду, будучи юношей, а когда год спустя добралась сюда, была уже девушкой с ног до головы. Во Флориде она надела чулки. В Атланте выщипала себе брови. В Балтиморе снова вышла на остановке из автобуса и купила юбку. Вы сегодня проверяли свои монеты? Возможно, они стоят десять тысяч долларов.

Дж. К. Вы любите сплетничать?

Э.У. Да. Знаете какие-нибудь сплетни?

Дж. К. Нет, но вы, не сомневаюсь, знаете.

Э.У. Ваши сплетни лучше моих.

Дж. К. Нет. Я люблю слушать сплетни.

Э.У. Что поделывает ваш лучший друг? Расскажите мне, и тогда об этом все прочтут.

Дж. К. Я потом что-нибудь вставлю в этот кусок.

Э.У. Нет, расскажите мне, и тогда люди смогут об этом прочесть.

Дж. К. Если я расскажу вам про моего лучшего друга, вы мне расскажете про вашего лучшего друга?

Э.У. У меня нет лучшего друга.

Дж. К. А близкий друг у вас есть?

Э.У. Нет, у меня вообще-то нет близкого друга.

Дж. К. Ну а Ваза?

Э.У. Нет, он просто дрэг-квин ночью и телохранитель днем. Ну давайте, расскажите мне про вашего лучшего друга. Он может попасть на страницы прессы.

Дж. К. Я что-нибудь вставлю в этот кусок.

Э.У. Нет, я должен знать, что тут вставлено, я должен выяснить, правда это или нет.

Дж. К. А как вы узнаете, что это правда?

Э.У. Если оно покажется достаточно странным – значит, правда. Итак, что там случилось?

Дж. К. С кем?

Э.У. С вашим лучшим другом.

Дж. К. Когда?

Э.У. Тогда расскажите мне о себе.

Дж. К. Я расскажу вам о себе, если вы расскажете мне о себе.

Э.У. Я вас первый попросил.

Дж. К. А если я вам первый расскажу о себе, а вы мне о себе не расскажете?

Э.У. Если вы расскажете мне о себе, я, возможно, расскажу вам о себе.

Дж. К. Что вы хотите узнать?

Э.У. Ну-у, просто начинайте. Просто говорите.

Дж. К. Спросите меня о чем-нибудь.

Э.У. Ой, будет вам. Вы можете это сделать.

Дж. К. Хорошо. Вчера я получил приглашение на торжественное открытие нового двойного окошка в драйв-ине «Макдональдса».

Э.У. Там надо стоять в очереди?

Дж. К. Да. Вот было бы здорово, если бы у вас была драйв-ин-галерея. Говоришь в микрофон и заказываешь себе произведение искусства.

Э.У. Есть драйв-ин-церкви.

Дж. К. Подъезжаешь к окошку, и тебе дают милостыню?

Э.У. Наверно.

Дж. К. Какие у вас планы на сегодняшний вечер?

Э.У. Много чего происходит, но я не могу никуда пойти.

Дж. К. А что именно?

Э.У. Сеанс «Девяти с половиной недель», на который я не могу пойти. Йоко Оно пригласила меня на обед, но я не уверен, что успею. У меня назначена одна встреча. Дэвид Леттерман устраивает вечеринку – отмечает четыре года своей работы на телевидении.

Дж. К. Что для вас идеальная вечеринка?

Э.У. Если она легкая…

Дж. К. Простая?

Э.У. Да.

Дж. К. Есть ли у вас любимые вечеринки?

Э.У. Лишь бы они не походили на ту, на которой я побывал перед ними. Как вы провели вчерашний вечер?

Дж. К. Ходил на открытие выставки Сида Соломона. А потом на вечеринку. Там был Джон Чемберлен.

Э.У. Серьезно?

Дж. К. Он спрашивал о вас.

Э.У. Серьезно? Он замечательный. Все мои друзья уехали из города. Кит Харинг уехал в Бразилию, Кенни Шарф уехал в Бразилию, все уехали.

Дж. К. У вас хорошие друзья. Кому вы открываете свою душу?

Э.У. Мне нечего открывать.

Дж. К. Кто ваш лучший друг?

Э.У. Любой человек – мой лучший друг.

Дж. К. А кто ваш любимый друг?

Э.У. У меня замечательные кроссовки Reebok. Сегодня я надел другие. Сегодня я надел кроссовки Aspen.

Дж. К. Ну а люди? Кто вам ближе всех?

Э.У. Джей-энд-Би.

Дж. К. Шотландский виски «Джей-энд-Би»?

Э.У. Гм… Хороший ответ.

Дж. К. Но вы же не пьете шотландский виски, верно?

Э.У. Нет, но он мне довольно близкий друг.

Дж. К. Что вы с ним делаете?

Э.У. Использую как парфюм. Сегодня утром я опрыскал себя «Абсолютом».

Дж. К. Кто ваш любимый собеседник?

Э.У. Две мои собаки, Слава и Богатство.

Дж. К. А они вам отвечают?

Э.У. Они иногда лают. На выставке собак, устроенной ASPCA, мы должны были выбрать собаку, которой поручалось развлекать солдат в госпиталях.

Дж. К. О чем вы разговариваете со своими собаками?

Э.У. Я с ними разговариваю по-собачьи, в общем… вы этого языка не поймете.

Дж. К. И как вы с ним разговариваете?

Э.У. Я скулю.

Дж. К. Что?

Э.У. Скулю.

Дж. К. А чем вы их кормите?

Э.У. Сухим собачьим кормом. Его надо разводить водой. Вы пьете?

Дж. К. Да. А вы?

Э.У. Я пью чай.

Дж. К. А молоко?

Э.У. Нет. Не люблю молоко.

Дж. К. А кока-колу?

Э.У. Нет, только диетическую.

Дж. К. А шампанское?

Э.У. Нет.

Дж. К. А что вы пьете за обедом?

Э.У. Чай.

Дж. К. Вам нравится обедать вне дома?

Э.У. Да, ведь в Нью-Йорке каждый день открывается новый ресторан.

Дж. К. С кем вы любите обедать?

Э.У. С телевизором.

Дж. К. А телеобеды вы едите?

Э.У. Свой первый телеобед я попробовал на прошлой неделе. Он был каджунский. Каджунский телеобед.

Дж. К. У вас есть любимая замороженная еда?

Э.У. Малина. Замороженный горошек.

Дж. К. А из еды, которая продается в банках?

Э.У. Spam.

Дж. К. И чем он вам нравится?

Э.У. Мне нравится банка. А еще я люблю Poppycock. Это моя любимая еда из банки.

Дж. К. У вас есть хобби?

Э.У. Записывать на магнитофон и печатать на машинке. Смотреть и слушать.

Дж. К. Вы печатаете на машинке?

Э.У. Да, одним пальцем.

Дж. К. Какую музыку вы слушаете?

Э.У. Любую музыку. Я обычно смотрю телевизор. Я всю музыку люблю. Классическую, кантри, оперу – все что угодно.

Дж. К. У вас есть любимая группа?

Э.У. Последняя, которую я видел на сцене. Дайте подумать… это были The Residents.

Дж. К. Вы танцуете?

Э.У. Нет. А вы?

Дж. К. Да.

Э.У. Можете ли вы протанцевать четыре часа напролет?

Дж. К. О да. Почему вы не танцуете?

Э.У. Не знаю. У меня вообще нет души.

Дж. К. Вы любите выходить в свет?

Э.У. Да, но только на несколько минут.

Дж. К. А потом вы отправляетесь куда-то еще?

Э.У. Домой.

Дж. К. И смотрите телевизор?

Э.У. Да.

Дж. К. Что вы читаете?

Э.У. The Enquirer, The Examiner и The Globe.

Дж. К. Вам нравится читать про новые сенсации?

Э.У. Нет, мне нравятся фотографии. Вы читаете Eagle Magazine?

Дж. К. Нет, а вы?

Э.У. Я – да. Ну а Guns In Action? Этот журнал читаете?

Дж. К. Нет.

Э.У. Очень хорошие журналы, стоит почитать. Ну а Soldier of Fortune?

Дж. К. Нет.

Э.У. Я их выписываю на дом.

Дж. К. Разве вам нравятся ружья?

Э.У. Да, по-моему, они в некотором роде очень симпатичные.

Дж. К. У вас есть ружье?

Э.У. Нет, ружья у меня нет.

Дж. К. Вы верите в самооборону?

Э.У. Наверно, да, если человек способен обороняться.

Дж. К. Каратэ?

Э.У. Да, по-моему, оно смотрится красиво.

Дж. К. А вы им владеете?

Э.У. Нет, не владею. А хотелось бы. Но меня еле-еле хватает на то, чтобы утром встать с кровати.

Дж. К. У вас есть телохранители, они вас защитят.

Э.У. Мои телохранители? Ну-у, они дрэг-квины, даже не знаю, смогут ли они по-настоящему охранять мое тело.

Дж. К. Есть ли у вас любимые аристократы? Принцесса Диана вам нравится?

Э.У. Да, по-моему, она замечательная.

Дж. К. А королева-мать?

Э.У. Да, она очень даже недурна. Вы знакомы с какими-нибудь королевами?

Дж. К. С шахматными, у меня есть отличные шахматные фигуры.

Э.У. У вас отличная фигура?

Дж. К. Шахматные фигуры.

Э.У. Раньше шахматные фигуры делали из мыла Ivory. Оно плавает в воде.

Дж. К. Вы когда-нибудь участвовали в конкурсах Ivory Soap?

Э.У. Да, но никогда не побеждал.

Дж. К. Каким мылом вы пользуетесь?

Э.У. Я поклонник жидкого мыла. Оно – моя страсть, так что я пошел в Altman’s и купил четыре больших флакона, пластиковых флакона, очень дешево.

Дж. К. С какой отдушкой?

Э.У. Сандал, но они вообще все пахнут одинаково.

Дж. К. Если бы вас на полчаса впустили в любой магазин и разрешили купить все, что захочется, какой магазин вы бы выбрали?

Э.У. The Emporium. В нем есть все, он работает круглосуточно. Это так здорово.

Дж. К. Что бы вы купили за полчаса в Neiman-Marcus?

Э.У. Попкорн естественного цвета – без желтизны. Когда вы начнете снимать кино?

Дж. К. Я делаю видеожурнал, который продается в газетных киосках.

Э.У. Хорошая идея.

Дж. К. Скажите, в Interview вы надзираете за всем процессом?

Э.У. Типа того.

Дж. К. Вы что-то одобряете или отклоняете?

Э.У. Наверно, да. Иногда.

Дж. К. Кто был на обложке первого номера Interview?

Э.У. Не помню. Мэрилин Монро или Ракель Уэлч.

Дж. К. Как давно это было?

Э.У. Шестнадцать лет назад. Мое имя убрали с обложки, чтобы журнал лучше продавался.

Дж. К. Поначалу вы много делали собственноручно, правда?

Э.У. Это делал Джерард Маланга.

Дж. К. Какие у вас были амбиции, когда вы начинали?

Э.У. У меня никогда не было никаких амбиций.

Дж. К. Вы хотели заработать много денег?

Э.У. Просто чтобы хватало на арендную плату.

Дж. К. Самое увлекательное событие, которое произошло с вами на этой неделе?

Э.У. Разговоры с вами.

Дж. К. Вам нравятся интервью?

Э.У. Да.

Дж. К. Да?

Э.У. Нет.

Дж. К. Нет?

Э.У. Нет.

Дж. К. И да, и нет?

Э.У. Да.

Дж. К. Вам нравятся все люди?

Э.У. Да.

Дж. К. Что нравится людям в вас?

Э.У. Я не всем нравлюсь. В Sugarreef кто-то швырнул в меня бананом.

Дж. К. Настоящим?

Э.У. Это был пластмассовый банан.

Дж. К. Вас что-нибудь пугает?

Э.У. Богатые молодые ребята. Какой у вас сегодня парфюм?

Дж. К. Kouros.

Э.У. Сегодня у нас потеплело.

Дж. К. Здорово.

Э.У. Вы получили на этой неделе что-нибудь от фанатов?

Дж. К. Письма. А вы получаете письма?

Э.У. Да, я как раз собираюсь прочесть несколько.

Дж. К. Письма от фанатов?

Э.У. Да, куча писем от фанатов.

Дж. К. А ваши ненавистники вам пишут?

Э.У. Иногда.

Дж. К. Угрожают вас убить?

Э.У. Пока нет.

Дж. К. Что вы сегодня получили от фанатов?

Э.У. Есть пара писем от поклонников.

Дж. К. И что за письма?

Э.У. Да просто письма от поклонников.

Дж. К. Что они пишут? Рассказывают, как сильно вас любят?

Э.У. Нет, просто хотят, чтобы я взял их на работу.

Дж. К. Чем вам больше всего нравится статус знаменитости? Хорошие столики в ресторанах?

Э.У. Нет, мне не дают хорошие столики. А чтобы посмотреть кино, я вынужден стоять в очереди.

Дж. К. Каким должен быть идеальный человек?

Э.У. Все, кого я знаю, – просто идеал.

Дж. К. Деньги? Внешность? Мозги? Обаяние?

Э.У. Да, все это вместе.

Дж. К. Вы бы выстроили эти качества в какой-то последовательности?

Э.У. Вы перечислили их в правильной последовательности.

Дж. К. Деньги – это первостепенное?

Э.У. Нет.

Дж. К. Как вы проводите праздники?

Э.У. За работой.

Дж. К. Какой у вас любимый праздник?

Э.У. Мне нравится новый, который только что ввели.

Дж. К. Который?

Э.У. День Мартина Лютера Кинга.

Дж. К. А кто вводит праздники?

Э.У. Их вводят люди.

Дж. К. Скоро Валентинов день.

Э.У. Вам что-нибудь дарят?

Дж. К. Шоколад. А вам что-нибудь дарят?

Э.У. Не знаю. Праздник так быстро пролетает. Мы сейчас работаем над майским номером.

Дж. К. Много ли подарков вы получаете на Рождество?

Э.У. Нет.

Дж. К. Вы дарите подарки?

Э.У. Пытаюсь.

Дж. К. Что вы больше всего любите дарить?

Э.У. То же самое, что дарил в прошлом году.

Дж. К. И что это такое?

Э.У. Не знаю. Что бы я ни дарил, я просто обычно дарю именно это.

Дж. К. А что вы больше всего любите получать в подарок?

Э.У. То же самое, что дарю сам.

Дж. К. Как вы изменились за последние десять лет?

Э.У. Я не изменился. У меня есть эти самые капсулы времени. Вся почта, которую я получаю, все вещи: я указываю дату и складываю все в подвал. Я делаю двадцать капсул в год.

Дж. К. Если бы вы могли решить, какие ваши последние слова войдут в историю, что бы вы сказали?

Э.У. «Прощай».

Дж. К. Главное – не то, какой ты, а то, каким тебя считают. Как вы думаете, это плохо?

Э.У. Нет. Вы когда-нибудь ходили к психоаналитику?

Дж. К. Да.

Э.У. О чем вы говорили?

Дж. К. Обо мне. Психоаналитики помогают человеку справляться со всякими разностями.

Э.У. Вы его развлекали?

Дж. К. Нет, там надо быть естественным.

Э.У. Вы его вообще не развлекали?

Дж. К. Нет, тогда бы это не сработало. Ведь аналитику платишь деньги за сеанс.

Э.У. А какая у вас была проблема?

Дж. К. Не помню. А вы когда-нибудь ходили к психоаналитику?

Э.У. Я присутствовал при сеансе Трумэна Капоте.

Дж. К. И как вам все это понравилось? Там же нужно по-настоящему раскрывать свою душу.

Э.У. Правда?

Дж. К. Нужно довериться психоаналитику.

Э.У. И вы ему доверились?

Дж. К. Да. Но я задумался: может быть, они потом об этом болтают направо и налево.

Э.У. Все психоаналитики, которых я знаю, болтают. Что вы ему сказали?

Дж. К. Да там просто лежишь и разговариваешь. Как вы думаете, люди думают, что вы скучный?

Э.У. Да, они так думают.

Дж. К. Тогда почему они вами интересуются?

Э.У. После знакомства со мной они говорят: «О Боже, какой он скучный».

Дж. К. Люди вами интересуются.

Э.У. Нет, на самом деле им становится скучно. Вы еще не начали заниматься скульптурой?

Дж. К. Нет.

Э.У. А вязать?

Дж. К. Нет. Вязать? Почему вдруг?

Э.У. А почему нет?

Дж. К. Вы вяжете?

Э.У. Нет, а вы?

Дж. К. Нет. Почему вы спрашиваете?

Э.У. Похоже, сейчас самая погода для вязания.

Постскриптум

Э.У. Вы еще не получили снимки?

Дж. К. Получил! Прекрасные снимки.

Э.У. У меня волосы не слишком зализанные?

Дж. К. Нет, они великолепно стоят дыбом.

Э.У. Вы собираетесь напечатать их большим форматом? Или маленьким?

Дж. К. Большим форматом.

Э.У. О, здорово. Вам следовало бы поместить на обложке свой портрет.

Дж. К. Я хочу, чтобы на обложке были вы.

Э.У. На обложке можем быть мы оба.

 

37. Последнее интервью

Пол Тейлор

Flash Art. Апрель 1987 года

Энди Уорхол всю жизнь был набожным католиком. Почти каждое воскресенье (если, конечно, он находился в Нью-Йорке) он ходил в церковь неподалеку от своего таунхауса на Аппер-Ист-Сайд. В апреле 1980 года он познакомился в Ватикане с папой Иоанном Павлом II. Дважды – на Рождество в 1985-м и на Пасху в 1986-м – Уорхол прислуживал на благотворительном обеде для бездомных в Церкви Небесного Упокоения на Аппер-Ист-Сайд. В разные периоды творчества Уорхола в его работах затрагивались религиозные мотивы: в 1963 году он написал картину «Мона Лиза», в 1984-м для своей серии принтов «Детали картин эпохи Ренессанса» позаимствовал деталь «Благовещения» Леонардо да Винчи.

В 1986 году Александр Иолас (знаменитый арт-дилер, который в 1952 году устроил первую выставку Уорхола в Нью-Йорке) заказал Уорхолу серию работ на основе «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, а также вызвался выставить их в Милане, в галерее напротив церкви Санта-Мария-делле-Грацие, где находится оригинал. Уорхол согласился и начал работу над серией. Прообразом ему служила китчевая копия фрески, написанная на гипсе. Она была куплена, по разноречивым свидетельствам, то ли на автозаправке на Нью-Джерси-Тёрнпайк, то ли в сувенирной лавке на Таймс-сквер. Уорхол включил в серию как картины, написанные вручную, так и шелкографии, но в Милане выставил только шелкографии.

Выставка открылась 22 января 1987 года. Она привлекла огромные толпы посетителей и пристальное внимание прессы. Посетителям рекомендовали вначале посмотреть подлинник в церкви, а затем перейти на ту сторону улицы и увидеть версию Уорхола. Во время своего пребывания в Милане Уорхол продолжал ощущать боли в животе – симптомы болезни, от которой две недели спустя, 22 февраля 1987 года, он скончался.

Нижеследующее интервью было взято австралийским писателем и куратором Полом Тейлором, редактором влиятельного журнала Art + Text (Мельбурн). В 1992 году, через неделю после того, как ему исполнилось тридцать пять лет, Тейлор умер от СПИДа.

В публикации этого интервью содержался постскриптум: «Это последнее интервью Энди Уорхола, взятое прямо перед открытием выставки Il Cenacolo (“Тайная вечеря”) в Милане». Однако из некоторых высказываний в интервью следует, что оно явно было взято в Нью-Йорке за несколько месяцев до того, как окончательно выяснилось, что миланская выставка состоится. Поэтому можно усомниться, что данное интервью действительно было последним в жизни Энди Уорхола.

КГ

Пол Тейлор В нынешнем году вы собираетесь показать в Милане вашу серию картин «Тайная вечеря».

Энди Уорхол Да.

П.Т. Когда вы создали эти картины?

Э.У. Я работал над ними весь год. Предполагалось, что их выставят в декабре, потом решили, что в январе. Теперь я даже не знаю, когда это будет.

П.Т. Это живопись?

Э.У. Не знаю. Часть работ… но они не собираются выставлять живописные работы. Мы возьмем те, которые напечатаны способом шелкографии.

П.Т. На некоторых из них вы поместили камуфляжный материал поверх изображения. Зачем это сделано?

Э.У. У меня оставался лишний камуфляж.

П.Т. От автопортретов?

Э.У. Ну да.

П.Т. Вы рисовали какие-то эскизы, чтобы подготовиться к работе над этой серией?

Э.У. Ну да, я пытался. Я написал примерно сорок картин.

П.Т. Это все были эскизы?

Э.У. Ну да.

П.Т. Очень странно видеть, когда изображения типа вот этого удваиваются.

Э.У. Это только на маленьких работах.

П.Т. А на самой большой некоторые изображения перевернуты.

Э.У. Верно.

П.Т. Это странно, потому что обычно мы видим не больше одного Иисуса одновременно.

Э.У. Теперь их двое.

П.Т. Как двое пап римских?

Э.У. Европейский папа и американский папа.

П.Т. Вы ходили на выставку Докоупила в галерее Sonnabend?

Э.У. О нет, я пока не ходил. Хочу сходить в субботу.

П.Т. Возможно, в субботу она будет работать последний день. Там вы увидите двух Иисусов на распятиях, одного рядом с другим.

Э.У. А-а.

П.Т. И он объяснял мне, что два Иисуса на одной картине – это трансгрессия или что-то такое…

Э.У. Он сказал буквально моими словами.

П.Т. Вы стремитесь к трансгрессии?

Э.У. Да.

П.Т. В Америке вы, пожалуй, могли бы прославиться почти так же громко, как Чарльз Мэнсон. Есть ли какое-то сходство между вами на Фабрике и Иисусом на Тайной вечере?

Э.У. Это негатив, в моем понимании это негатив. Я не хочу разговаривать о негативном.

П.Т. Ну а что скажете о нынешних, более благополучных временах на нынешней Фабрике? Теперь вы президент корпорации.

Э.У. Ничего не изменилось.

П.Т. Почему вы создали «Тайную вечерю»?

Э.У. Потому что Иолас попросил меня сделать «Тайную вечерю». У него есть галерея напротив той, другой «Тайной вечери», и он попросил троих или четверых художников создать «Тайные вечери».

П.Т. Тема «Тайной вечери» имеет для вас какое-то особенное значение?

Э.У. Нет. Это хорошая картина.

П.Т. Что вы думаете о книгах и статьях, где поднимается тема католицизма, – например, «Звездочете» Стивена Коха и статье «Святой Эндрю», опубликованной в Newsweek в 1964 году?

Э.У. Даже не знаю. У Стивена Коха книга интересная… он же сумел написать про это целую книгу. Недавно у него вышла новая книга, я пытаюсь ее купить, чтобы превратить в сценарий. Кажется, она называется «Невеста холостяка» или в этом роде, какое-то дюшановское название. Вы ее еще не читали?

П.Т. Нет, я читал рецензию в The New York Times Book Review.

Э.У. И что там написано?

П.Т. Что книга неплохая.

Э.У. Да? А о чем она?

П.Т. Стивен Кох сам мне ее пересказал. Он сказал, что ее герой – гетеросексуал, фигура а-ля Раушенберг шестидесятых годов, художник с магнетическим обаянием, собирательный образ, в котором есть черты очень многих художников шестидесятых. Его окружает целая свита. Больше я ничего не знаю.

Э.У. Я все собираюсь позвонить ему и выяснить, не мог бы он рассказать мне сюжет и прислать книгу.

П.Т. Кто пишет сценарий?

Э.У. Мы подумали, что, возможно, сами сумеем его написать.

П.Т. Отличная идея. Может быть, вам удастся уговорить реальных прототипов, чтобы они сыграли самих себя?

Э.У. Не знаю. Возможно, получилось бы что-то хорошее.

П.Т. У вас есть сценаристы?

Э.У. Мы только что купили книгу Тамы Яновиц «Рабы Нью-Йорка».

П.Т. Означает ли это, что вы возвращаетесь к производству фильмов?

Э.У. Пытаемся. Но вообще-то мы работаем над нашим видеошоу, его покупает MTV.

П.Т. «Ничего особенного»?

Э.У. Нет, оно называется «Пятнадцать минут Энди Уорхола». Его показали в четверг на прошлой неделе, снова покажут в понедельник, а потом еще два раза покажут – это декабрьский выпуск, а мы сейчас делаем еще один, январский.

П.Т. Вы снимаете эти шоу?

Э.У. Нет, над ними работает Винсент. Винсент Фремонт.

П.Т. Но вы хоть иногда заглядываете в видоискатель камеры?

Э.У. Нет.

П.Т. В чем состоит ваша роль?

Э.У. Я просто беру у людей интервью.

П.Т. Если бы по роману Стивена Коха сняли фильм, кого вы бы сыграли?

Э.У. Не знаю. Сначала мне надо прочесть роман.

П.Т. Деловые люди обычно не рассказывают о сделках, которые еще не заключены.

Э.У. Мне все равно, а если кто-то… всегда найдется другая книга.

П.Т. Сегодня я виделся с Илианой [Зоннабенд] и спросил у нее, о чем лучше у вас спросить, а она сказала: «Не знаю. Для Энди все равноценно».

Э.У. Она права.

П.Т. Как бы вы охарактеризовали эту точку зрения?

Э.У. Не знаю. Если она так сказала, она права. (Смеется.)

П.Т. Звучит по-дзенски.

Э.У. По-дзенски? Что это?

П.Т. В духе дзена.

Э.У. По-дзенски. Хорошее слово. Хорошее название для… моей новой книги.

П.Т. А что вы скажете о своем превращении из коммерческого художника-иллюстратора в настоящего художника?

Э.У. Я остаюсь коммерческим художником. Я всегда был коммерческим художником.

П.Т. Тогда что значит «коммерческий художник»?

Э.У. Не знаю… тот, чьи произведения продаются.

П.Т. Значит, почти все художники – коммерческие художники, только в разной степени.

Э.У. Думаю, да.

П.Т. Лучший коммерческий художник – тот, у кого продается больше произведений?

Э.У. Не знаю. Когда я начинал, искусство катилось под откос. Фотографы теснили тех, кто рисовал иллюстрации и обложки для журналов. А когда мои заказчики взялись нанимать фотографов, я начал выставлять свои работы в галереях. А еще все занимались оформлением витрин. Это привело меня в другие галереи. Я выставил несколько работ в одной витрине, потом в одной галерее.

П.Т. Можно ли провести параллели с текущей ситуацией?

Э.У. Нет, просто эта тенденция так укоренилась, что в наше время каждый день открывается какая-нибудь новая галерея. Художников стало намного больше, и это просто замечательно.

П.Т. Что сталось с представлением, что искусство должно быть высококачественным?

Э.У. Все это искусство – высококачественное.

П.Т. Вы хотите сказать, что все оно равноценно?

Э.У. Ну-у, да, не знаю, не могу сказать…

П.Т. Вам неинтересно делить его на сорта.

Э.У. Да нет, я просто не могу увидеть, в чем разница. Не понимаю, почему одна работа Джаспера Джонса продается за три миллиона, а другая, ну, допустим, за какие-нибудь четыреста тысяч. Обе эти картины – хорошие.

П.Т. В последние несколько лет состав покупателей ваших работ слегка изменился. Для моих ровесников – тех, кому сейчас от двадцати до тридцати, – вы всегда были более значительной фигурой, чем для поколения коллекционеров, которым сейчас за пятьдесят или за шестьдесят.

Э.У. Ну-у, по-моему, сегодня именно молодые ребята, у которых много денег, покупают произведения искусства.

П.Т. И поэтому состав покупателей ваших работ изменился.

Э.У. Ну да, немножко.

П.Т. Насколько для вас важно сохранять контроль над своим творчеством?

Э.У. Я все время загружен работой с тех пор, как начал… с тех пор, как начал работать как художник. Если я не выставлялся в Нью-Йорке, то работал в Германии или делал портреты.

П.Т. Я вот что имею в виду: когда появляется все больше и больше художников и каждый день открываются новые галереи, меняется само понятие «художник». Художник перестает считаться каким-то совершенно особенным человеком. Возможно, более-менее особенный художник – тот, кто более-менее сохраняет контроль над своим творчеством.

Э.У. Не знаю. Такое ощущение, что в каждом году существует какой-то один художник, художник текущего года. Художники, которые появились двадцать лет назад, никуда не деваются. Не знаю, почему так происходит. А теперешние молодые – это всего один художник в год. Они продолжают присутствовать в художественной среде, они просто не…

П.Т. Несколько лет назад вас ассоциировали с несколькими художниками – с Кенни Шарфом, с Китом Харингом.

Э.У. Мы по-прежнему дружим.

П.Т. Но я никогда не вижу вас ни с кем из героев этого сезона.

Э.У. Не знаю. О них столько писали. Это было здорово. Я теперь фотографирую. У меня фотовыставка в галерее Robert Miller.

П.Т. А в музее Уитни будет ретроспектива ваших фильмов.

Э.У. Да, возможно, будет.

П.Т. Вас это радует?

Э.У. Нет.

П.Т. Но почему?

Э.У. Эти фильмы кажутся лучше, когда о них говорят, а не когда их смотрят.

П.Т. Ваше творчество всегда было весьма разнообразным, словно у Леонардо. Вы живописец, кинорежиссер, издатель… Как вы думаете, это входит в определение слова «художник»?

Э.У. Нет.

П.Т. Не могли бы вы дать мне определение? Что такое «художник»?

Э.У. Я считаю, что любой, кто что-то делает хорошо, – художник. Например, тот, кто хорошо готовит.

П.Т. Что вы думаете обо всех этих молодых художниках из Нью-Йорка, которые сейчас используют образы поп-арта?

Э.У. Они очень даже неплохие.

П.Т. Повторяется то, что было в шестидесятых?

Э.У. Нет, они что-то делают по другим соображениям. Все эти ребята – такие интеллектуалы.

П.Т. А эра панка вам нравилась?

Э.У. Ну-у, она продолжается. Мне всегда кажется, что она закончилась, но она не кончается. У них в Ritz по-прежнему бывают ночи хард-рока. Вы туда никогда не ходите?

П.Т. Нет. Но панк, как и поп-арт, возможно, никогда не уйдет в прошлое.

Э.У. Наверно, да.

П.Т. Как дела в Interview?

Э.У. Неплохо.

П.Т. Бюро тиражного аудита вскоре проведет у вас аудиторскую проверку.

Э.У. Да, они ее уже проводят.

П.Т. И что это изменит?

Э.У. Не знаю.

П.Т. Это поможет привлекать больше рекламы…

Э.У. Ага.

П.Т. Какой у вас сейчас тираж?

Э.У. Сто семьдесят тысяч. Журнал становится все крупнее.

П.Т. Какие журналы вы читаете?

Э.У. Да просто все, которые есть.

П.Т. Вы просматриваете все журналы. А художественные журналы читаете?

Э.У. Ага. Смотрю картинки.

П.Т. Давным-давно, в 1964 году, у вас были неприятности из-за использования чужого изображения. Что вы думаете о правовой ситуации вокруг позаимствованных изображений, о ситуации с авторским правом?

Э.У. Не знаю. Это как бутылка кока-колы: когда ее покупаешь, всегда думаешь, что она принадлежит тебе, что ты можешь делать с ней все, что захочешь. Но теперь ситуация немного изменилась, потому что ты платишь еще и залоговую стоимость бутылки. Сейчас у нас та же проблема с портретами Джона Уэйна. Я не хочу в нее вникать, слишком уж утомительно. Я считаю так: если ты покупаешь журнал, ты платишь за него деньги – он твой. Я не злюсь, когда кто-то присваивает мои работы.

П.Т. Вы ничего не предпринимаете в таких случаях?

Э.У. Ничего. Слегка безумная ситуация возникла, когда какие-то люди стали производить картины и подписывать их моим именем.

П.Т. Как вы к этому отнеслись?

Э.У. Они неправильно делали, что подписывали их моим именем, но в остальном мне все равно.

П.Т. Вся эта эпидемия заимствований в конечном итоге сводится к вопросу: «Кто несет ответственность за произведение искусства?» Если и впрямь любой человек вправе создавать картины с одними и те же цветочками, то в процессе куда-то исчезает само понятие «художник».

Э.У. А это хорошо или плохо?

П.Т. Гм, прежде всего скажите, одобряете ли вы производство таких картин?

Э.У. Да, при условии, что мое имя с них уберут. Но когда я воспользовался теми цветками, оригинальная фотография была огромная, а я использовал всего один квадратный дюйм той фотографии и увеличил его.

П.Т. Случается ли, что вы зачарованно останавливаетесь, увидев что-то? Что это могло бы быть?

Э.У. Красиво оформленная витрина… не знаю… красивое лицо.

П.Т. Что вы чувствуете, когда видите красиво оформленную витрину или красивое лицо?

Э.У. Просто уделяешь больше времени тому, чтобы на это посмотреть. Я съездил в Китай, хотя мне и не хотелось, а там съездил посмотреть Великую стену. Ну, знаете, много лет читаешь про нее в книгах. И вообще-то она оказалась замечательная. Она была ну просто… просто… просто замечательная.

П.Т. Вы в последнее время занимались фитнесом?

Э.У. Только что занимался.

П.Т. Какой вес вы теперь выжимаете?

Э.У. Сто пять фунтов.

П.Т. Лежа на скамье? Вы сильный.

Э.У. Нет, это легко. Вы сильнее меня, вы спортивнее, красивее и моложе и одеваетесь лучше.

П.Т. Вам понравилась вечеринка на открытии Tunnel, которую устроила GFT?

Э.У. Я уже бывал там раньше.

П.Т. Вы хотите сказать, в шестидесятых?

Э.У. (Смеется.) Нет. Менеджер или кто-то еще несколько дней назад устроил мне экскурсию.

П.Т. Для «мостовых и туннельных» клуб очень удобный: они смогут приезжать по железной дороге прямо из своего Нью-Джерси.

Э.У. Не знаю, может быть, это я придумал назвать его «Туннелем», или кто-то другой придумал, а мне понравилось, но, по-моему, название хорошее.

П.Т. И в тот вечер на выставку Класа Олденбурга пришла куча народу.

Э.У. Вид у него был счастливый. Очень многие сказали, что вид у него был счастливый. Вообще-то Клас всегда был мне симпатичен. А вы в тот вечер великолепно выглядели. Я много фотографировал вас, в этом вашем новом пиджаке.

П.Т. Да? И как я получился?

Э.У. Снимки пока в проявке. Когда вы ко мне опять зайдете, я вас поснимаю крупным планом.

П.Т. Может быть, для раздела «Открытия» в Interview? Но у меня пока маловато достижений.

Э.У. Вы могли бы переспать с издателем.

П.Т. Если бы сегодня вы были начинающим художником, вы действовали бы так, как действовали раньше? Или пошли бы другим путем?

Э.У. Не знаю. Я просто усердно работал. Это лишь фантазия.

П.Т. Что лишь фантазия? Жизнь?

Э.У. Ага.

П.Т. А что тогда реально?

Э.У. Не знаю.

П.Т. Наверно, некоторые люди это знают.

Э.У. Серьезно?

П.Т. Вы действительно считаете так, как сейчас сказали, или завтра вы скажете что-то противоположное?

Э.У. Не знаю. Мне нравится подход, когда можно говорить противоположное.

П.Т. Но в этом случае вы не скажете что-то противоположное?

Э.У. Нет.

П.Т. Есть ли какая-то связь между фантазией и религиозностью?

Э.У. Может быть. Не знаю. Церковь – такое место, куда занятно ходить.

П.Т. Вы часто ездите в Италию?

Э.У. Вы же знаете, что мы раньше снимали там наши фильмы.

П.Т. И, кажется, одно время у вас там была мастерская?

Э.У. В окрестностях Рима.

П.Т. А в Ватикане вы бывали?

Э.У. Мы каждый день проезжали мимо него.

П.Т. Помнится, вы сфотографировали папу на «Полароид».

Э.У. Ага.

П.Т. Вы сделали этот снимок с очень близкого расстояния?

Э.У. Да. Он прошел мимо нас.

П.Т. И он вас благословил?

Э.У. У меня есть его фото, где он пожимает руку Фреду Хьюзу. Один человек хотел, чтобы мы сделали портрет папы, и нас пытались свести вместе, но тогда мы не смогли это сделать, а с тех пор сменилось три папы.

П.Т. Фред говорил, что на старой Фабрике на Юнион-сквер чувствовал себя папой римским. Он часто выходил на тот балкон и махал рукой толпам прохожих внизу.

Э.У. Балкон у него и теперь есть.

П.Т. Да, но из нынешней Фабрики ему ничего не видно, кроме ресепшен.

Э.У. Он все равно может махать рукой.

П.Т. А иногда толпа тут не меньше, чем на Юнион-сквер.