Мистер Торнхилл явился с обычной своей улыбкой и хотел было обнять дядюшку, но баронет презрительным жестом остановил его:

- Оставьте ваши льстивые манеры, сударь! - произнес он сурово. - Сердце мое открыто только тем, кто избрал путь чести; я же покамест вижу у вас одну ложь, малодушие и самоуправство. Как могло случиться, сударь, что бедный этот человек, другом которого вы себя провозглашали, очутился в таком тяжелом положении? В благодарность за его гостеприимство дочь его подло соблазняют, а его самого бросают в тюрьму чуть ли не за то, что он не согласен безропотно терпеть нанесенное ему оскорбление! Вот и сын его, с которым вы побоялись встретиться лицом к лицу, как мужчина...

- Возможно ли, сударь, - перебил его тут племянник, - чтобы родной мой дядюшка вменял мне это в преступление, когда много раз из его же уст слышал я совет избегать поединков?

- Укор заслужен, - вскричал сэр Уильям, - и тут вы поступили хорошо и благоразумно, хоть и не совсем так, как поступил бы ваш отец в подобных обстоятельствах! Мой брат был очень щепетилен в вопросах чести, а ты... Впрочем, здесь вы совершенно правильно поступили, и я одобряю ваше поведение.

- Надеюсь, сударь, - сказал племянник, - у вас не будет оснований бранить меня и за остальные мои поступки. Это верно, сударь, что я появлялся в местах общественных увеселений с дочерью этого джентльмена, но молва потрудилась раздуть до чудовищных размеров пустое легкомыслие, и стали говорить, будто я соблазнил ее. Когда же я сам отправился к ее отцу, чтобы объясниться с ним, он встретил меня бранью и осыпал оскорблениями. Что до причин, приведших его сюда, о них вам лучше могут рассказать мой управитель да поверенный - все это в их ведении. Раз он влез в долги и не хочет или пусть даже не может уплатить их, то они обязаны были обратиться к правосудию, и я не вижу ни особенной жестокости, ни несправедливости в этой законной процедуре.

- Коли дело и впрямь обстоит так, как вы говорите, - воскликнул сэр Уильям, - в ваших проступках нет ничего вопиющего, и, хотя вы могли бы обойтись великодушнее с этим джентльменом и спасти его от тирании ваших слуг, все же я не нахожу тут ничего несправедливого.

- Он не может опровергнуть ни одного моего утверждения, - отвечал помещик, - пусть-ка попробует! Я вам представлю несколько свидетелей из числа моих слуг - они подтвердят каждое мое слово. Итак, сударь, - продолжал он, ибо я и в самом деле не был в состоянии опровергнуть его слова и потому молчал, - итак, сударь, вы видите, что я ни в чем не повинен, и хотя ради вас я был бы готов простить этому господину все остальное, его попытки очернить меня в ваших глазах пробуждают во мне ярость, которую я не в силах в себе побороть - а ведь как-никак сын его посягал на мою жизнь! Нет, сударь, это такое черное дело, что я решительно настаиваю на том, чтобы его судили по всей строгости закона. Вот, извольте, вызов, что он мне послал, и два свидетеля, которые могут подтвердить достоверность моих слов; один из моих слуг тяжело ранен, и даже если бы мой дядя сам вздумал бы отговаривать меня, - чего я, разумеется, от него никак не ожидаю, - то и тогда я все равно стал бы добиваться справедливого суда и наказания виновного.

- Чудовище! - вскричала моя жена. - Мало зла ты нам причинил, что ты еще намерен бедного моего мальчика преследовать своей жестокостью? Нет, добрый сэр Уильям заступится за нас, ибо мой сын невинен, как младенец! Я знаю, что это так, ведь он в жизни никого не обидел.

- Сударыня, - отвечал этот добрый человек, - я не меньше вашего желаю ему избавления; однако, к огорчению моему, его вина оказывается бесспорной, и если племянник мой будет настаивать...

Но тут наше внимание было отвлечено появлением Дженкинсона с двумя слугами тюремщика; они втащили в комнату человека высокого роста, одетого весьма изысканно, чьи приметы полностью совпадали с описанием злодея, пытавшегося увезти мою дочь.

- Вот он! - вскричал Дженкинсон, держа его за шиворот. - Поймали молодчика! Вот по ком тоскует Тайберн!

Увидев этого человека и Дженкинсона, который его держал, мистер Торнхилл так и отпрянул в ужасе. Он побледнел, как преступник, пойманный с поличным, и сделал движение, чтобы уйти; но Дженкинсон остановил его.

- Что, хозяин, - воскликнул он, - или вы стыдитесь своих старинных приятелей, Дженкинсона и Бакстера? Ну, да вы, аристократы, так и норовите забыть старых друзей, а только мы вот не согласны вас забыть. Ваша честь, продолжал он, обращаясь к сэру Уильяму, - он признался во всем. Это и есть тот самый джентльмен, которого якобы так тяжело ранили, а он утверждает, что вся эта история - дело рук мистера Торнхилла, что этой вот господской одеждой снабдил его мистер Торнхилл и что он же дал карету. Они сговорились, чтобы Бакстер увез мисс Софью куда-нибудь в укромное местечко, там припугнул бы ее как следует, а между тем мистер Торнхилл явился бы туда как бы невзначай и принялся бы ее "спасать"; для вида он должен был скрестить шпаги с Бакстером, обратить его в бегство и таким образом предстал бы перед ней в привлекательной роли избавителя.

Тут сэр Уильям припомнил, что кафтан, в который был облачен арестованный, он, точно, не однажды видел на своем племяннике; остальные подробности подтвердил сам арестованный, обстоятельно рассказав обо всем и в заключение сообщив, что мистер Торнхилл неоднократно говорил ему о том, что влюблен в обеих сестер сразу.

- Господи! - воскликнул сэр Уильям. - Какую змею пригревал я все это время на своей груди! А ведь как он ратовал за правосудие! Ну, да он его получит сполна... Возьмите же его, господин тюремный надзиратель! Впрочем, стойте! Боюсь, что у меня нет юридических оснований, чтобы его задержать.

Тут мистер Торнхилл униженнейшим образом стал умолять дядю не слушать таких отъявленных негодяев, как эти двое, а допросить его собственных слуг.

- Ваши слуги! - воскликнул сэр Уильям. - Ничтожный человек! У вас нет более слуг; ну, да послушаем, что скажут эти люди, - позовите дворецкого!

Дворецкий вошел и, бросив взгляд на бывшего своего хозяина, сразу понял, что власть его кончена.

- Скажите, - сурово вопросил сэр Уильям, - доводилось ли вам когда видеть вашего хозяина в обществе вот этого малого, что вырядился в его платье?

- Осмелюсь доложить, ваша честь, - отвечал дворецкий, - тысячу раз; ведь это ж он ему всегда поставлял женщин.

- Как?! - воскликнул мистер Торнхилл. - Ты смеешь говорить это мне в глаза?

- Смею, - отвечал дворецкий, - и вам и кому угодно. Сказать по правде, молодой человек, никогда-то у меня душа к вам: не лежала, и я не прочь наконец высказать все, что у меня накипело.

- Ну, а теперь, - воскликнул Дженкинсон, - расскажите его чести все, что вы знаете обо мне.

- Хорошего мало, - отвечал дворецкий, - в тот вечер, когда дочь этого джентльмена обманом была залучена к нам в дом, вы были с теми, кто ее привез.

- Прекрасно! - вскричал сэр Уильям. - Хорошего же выставили вы свидетеля своей невиновности! Позорнейший отпрыск рода людского! И вот с каким отребьем водишь ты компанию! Однако, - продолжал он допрос, - вы сказали, господин дворецкий, что этот человек и привез дочь доктора Примроза к вашему хозяину?

- Ах нет, ваша честь, - отвечал дворецкий, - ее привез сам хозяин, а этот человек доставил священника, который совершил над ними мнимый обряд венчания.

- Увы, это так, - вскричал Дженкинсон, - и я не стану отпираться; таково было данное мне поручение, которое я, к стыду своему, выполнил.

- Великий боже! - воскликнул баронет. - Всякое новое доказательство его злодейства повергает меня в трепет! Теперь я вижу, что только трусость, самодурство и жажда мести повинны в преследовании, которому он подвергал это несчастное семейство. Прошу вас, господин тюремный надзиратель, освободите этого молодого офицера, я беру его на поруки и позабочусь о том, чтобы представить все дело в правильном свете перед судьей, направившим его в тюрьму, - кстати, мы с ним приятели. Но где же бедная жертва этого негодяя? Пусть явится и она сюда и обличит его. Я желаю знать, какие уловки употребил он на то, чтобы соблазнить ее. Попросите же ее сюда. Да где она?

- Увы, сударь, - отвечал я. - Ваш вопрос ранит меня в самое сердце. Да, некогда была у меня дочь, отрада моей жизни, однако несчастья...

Но тут нас снова перебили, ибо в эту минуту неожиданно явилась сама мисс Арабелла Уилмот, которой предстояло венчаться с мистером Торнхиллом на следующий день. Ее изумление при виде сэра Уильяма и его племянника не поддается описанию. Ведь она оказалась здесь совершенно случайно. Она проезжала через этот городок со стариком отцом, направляясь к тетушке, которая требовала, чтобы свадьба ее с мистером Торнхиллом была сыграна у нее в доме; желая отдохнуть и подкрепиться, они остановились в трактире на другом конце города. Там-то из окошка мисс Уилмот увидела одного из моих малюток, игравшего на улице; она тотчас послала лакея, чтоб тот привел к ней мальчика, и от него узнала кое-что о наших злоключениях, но все еще оставалась в неведении относительно того, что виновником их был мистер Торнхилл Напрасно пытался отец удержать ее от посещения тюрьмы, указывая на все неприличие этого поступка; она велела мальчику проводить ее и таким образом столь неожиданно очутилась среди нас

Тут я должен сказать несколько слов по поводу чудесных совпадений вообще; они случаются повседневно, однако удивляемся мы им лишь в тех случаях, когда с ними бывает связано какое-нибудь необыкновенное происшествие. Каким только случайностям не обязаны мы всеми радостями и благополучием нашей жизни! Сколько кажущихся совпадений должно произойти, прежде чем мы будем одеты и накормлены! Крестьянин должен почувствовать расположение к работе, дождь - оросить почву, ветер - наполнить паруса торгового судна, а то сколько людей останется без самого необходимого!

Несколько мгновений все мы хранили молчание, в то время как милая моя ученица - так я привык про себя называть мисс Уилмот - взглядом своим выражала смешанное чувство изумления и сострадания, что придавало особую прелесть ее красоте.

- Дорогой мой мистер Торнхилл! - воскликнула она, полагая, что молодой помещик прибыл сюда вызволять нас из беды, а не губить нас. - Право, я на вас обижена за то, что вы пошли сюда без меня и даже не подумали сообщить мне о печальных обстоятельствах, в какие попало семейство, равно драгоценное нам обоим; вы ведь знаете, что я с не меньшим наслаждением, чем вы, стала бы помогать своему почтенному и престарелому учителю. Но я вижу, что вам, как и вашему дядюшке, нравится совершать своп благодеяния втайне.

- Благодеяния! - воскликнул сэр Уильям, перебивая ее. - Ну, нет, милая барышня, его наслаждения столь же низменны, сколь низок он сам. Свет не видывал такого злодея, как он! Негодяй обманул дочь этого бедного человека и затеял погубить невинность ее сестры, отца бросил в темницу, а старшего сына заточил в оковы только за то, что он имел смелость потребовать соблазнителя к ответу! Позвольте же, сударыня, поздравить вас с чудесным избавлением от этого чудовища.

- О боже! - произнесла красавица. - Как же я обманута! Ведь мистер Торнхилл заверил меня, будто старший сын этого джентльмена, капитан Примроз, отправился в Америку со своей молодой женой.

- Душенька! - вскричала тут моя супруга. - Он обманул вас кругом. Мой Джордж никогда не покидал королевства и ни на ком не женился. Хоть вы и отвергли его, но он всегда так вас любил, что и думать ни о ком другом но хотел, и я сама слышала, как он говорил, что из-за вас так и умрет холостым.

И она продолжала расписывать страсть своего сына, рассказала правду об его поединке с мистером Торпхиллом, заодно поведала о развратной жизни молодого помещика, его мнимых браках и заключила все самой неприглядной картиной его трусости.

- Великий боже! - воскликнула мисс Уилмот. - Как близка я была к погибели! Но как счастлива, что избежала ее! Десять тысяч небылиц наплел мне этот господин! Под конец он хитроумнейшим образом убедил меня, будто обещание, данное единственному человеку на свете, который был дорог моему сердцу, более меня не связывает, ибо человек этот якобы сам мне изменил. Он заставил меня поверить в эту ложь и внушил мне ненависть к тому, кто оказался столь же храбр, сколь и великодушен!

К этому времени сын мой был освобожден от оков, так как человек, якобы тяжело раненный им, оказался притворщиком. Мистер Дженкинсон, взяв на себя роль камердинера, причесал Джорджа и доставил все, что ему нужно было по части одежды. И вот он вошел молодец молодцом, в своем нарядном мундире, и я должен сказать без всякого тщеславия (ибо я выше этого чувства), что такого красавца, как он, во всей армии не сыщешь! В самых дверях он отвесил мисс Уилмот скромный и почтительный поклон, ибо еще не ведал о той счастливой перемене, какую произвело в ней красноречие его матушки. Однако никакие приличия не могли удержать нетерпение, с каким жаждала искупить свою вину перед ним его милая. Румянец, слезы, взгляд - все обнаруживало истинные ее сердечные чувства, се раскаяние в том, что она могла позабыть своп прежние клятвы и дать себя обмануть бесчестному наглецу. Сын мой был, казалось, поражен ее добротой и не мог поверить своему счастью!

- Право же, сударыня, - вскричал он, - все это не более как сон! Не мог я этого заслужить! Такое блаженство - нет, это слишком!

- Ах, сударь, - отвечала она, - я была обманута, низко обманута, иначе ничто не могло бы заставить меня изменить своему слову. Истинные мои чувства к вам вы давно уже знаете - забудьте же о моем проступке и примите еще раз мою клятву в верности. Если Арабелла не может быть вашей, то она никогда не будет принадлежать другому.

- Вы будете принадлежать ему, - воскликнул сэр Уильям, - если только я имею какое-нибудь влияние на вашего отца!

У Мозеса нашего всегда ушки на макушке, и он мигом слетал на постоялый двор, где обретался старый мистер Унлмот, и сообщил ему во всех подробностях о том, что у нас тут - произошло. Между тем молодой помещик, видя себя кругом разоблаченным и поняв, что никакая лесть и никакая ложь ему уже больше не помогут, почел за самое умное от обороны перейти в наступление.

- Я вижу, - воскликнул он, - что справедливости мне тут не найти; но я ее добьюсь во что бы то ни стало. Знайте же, сударь. - тут он обратился к сэру Уильяму, - я уже более не завишу от ваших милостей. Я их презираю. Ничто уже не в состоянии отнять у меня приданого мисс Уилмот, которое благодаря прилежанию ее отца весьма изрядно. Контракт и вексель на ее капитал подписаны и благополучно лежат у меня в кармане. Ведь этого брака я желал не ради нее самой, а лишь ради ее денег; а раз денежки я прибрал к рукам, то владей ею кто хочет!

Это был непредвиденный удар, ибо сэр Уильям, который сам участвовал в составлении брачного контракта, понимал всю юридическую законность претензий своего племянника. Мисс Уилмот, увидав, что состояние ее потеряно безвозвратно, обратилась к моему сыну с вопросом, не потеряла ли она вместе с состоянием цену в его глазах.

- Отныне, - сказала она, - у меня нет более состояния, и я могу предложить вам только свою руку и сердце.

- Но у вас только это и было, сударыня! - воскликнул ее истинный обожатель. - Во всяком случае, я ни о чем ином не думал. Клянусь же, возлюбленная моя Арабелла, счастьем клянусь, что ваша бедность лишь увеличивает мое блаженство, ибо теперь моя милая окончательно уверится в искренности моих чувств!

Подоспевший к этому времени мистер Уилмот почувствовал немалое облегчение, когда понял, какой опасности избежала его дочь, и охотно дал свое согласие на расторжение брачного договора. Однако когда он узнал, что приданое ее прочно и безвозвратно закреплено за мистером Торнхиллом, досада его была неописуема. Итак, деньгам его суждено было перейти в чужой карман, в карман человека, у которого не было своего состояния. То, что человек этот негодяй, мистер Уилмот перенес с достаточным мужеством, но что у негодяя не оказалось ни гроша за душой - это уже было сверх всяких его сил.

Несколько минут просидел он в горестной задумчивости, пока сэр Уильям не прервал ее.

- Признаться, сударь, - воскликнул он, - я отчасти даже доволен тем, что вас постигло такое разочарование. Неумеренная ваша страсть к деньгам ныне наказана по заслугам. Но хоть дочь ваша и не богата, у нее все же довольно для безбедного существования. Вот перед вами честный молодой воин, он готов взять ее без приданого; они давно любят друг друга, и ради той дружбы, что я питаю к его отцу, я позабочусь о дальнейшем его продвижении. Забудьте же ваше честолюбие, которое ничего вам не доставило, кроме досады, и не отталкивайте счастье, которое само стучится к вам в дверь.

- Сэр Уильям, - отвечал старик, - поверьте, я никогда не оказывал давления на ее чувства и не собираюсь принуждать ее теперь. Если она все еще любит этого молодого человека, я от души желаю ей счастья с ним. У нас, слава богу, еще кое-что осталось, да к тому же ваше покровительство кой-чего стоит. Но только пусть мой старый друг (так он называл меня), пусть он обещает, что, даст моей девочке шесть тысяч фунтов, если ему случится вернуть себе свое состояние, и я готов хоть сейчас соединить их руки!

Теперь выходило, что счастье молодой четы зависело от меня, и я охотно согласился на его условие, - оно и нетрудно было при скудости моих надежд!

Тут влюбленные, почти обезумев от счастья, ко всеобщей нашей радости, бросились друг к другу в объятия.

- После всех моих злоключений, - воскликнул Джордж, - такая награда! Право же, это превышает самые дерзкие мои мечты! Получить все блага - и после стольких страданий! Нет, нет, я и в мыслях так высоко никогда не возносился!

- Да, мой милый Джордж, - отвечала его прелестная невеста, - пусть этот негодяй возьмет себе мои деньги; если вам они для счастья не нужны, то мне и подавно. Ах, какая перемена: от самого подлого человека к самому благородному, самому лучшему! Пускай себе пользуется нашим состоянием, я же теперь могу быть счастлива и в нужде!

- Смею вас заверить, - перебил молодой помещик, ухмыляясь, - что и я, в свою очередь, буду очень счастлив, пользуясь теми благами, которые вы так презираете.

- Погодите, сударь! - вскричал тут Дженкинсон. - На это дельце по-всякому можно взглянуть. Что касается состояния этой достойной девицы, то вам от него не достанется и полушки. Прошу прощения, ваша честь, - обратился он к сэру Уильяму, - имеет ли ваш племянник право на приданое мисс Уилмот, если он женат на другой?

- Что за вопрос? - отвечал баронет. - Конечно, не имеет.

- Какая жалость! - отвечал Дженкинсоп. - Столько лет мы с этим господином были сообщниками, что я даже питаю к нему нечто вроде дружбы, право! Но как я его ни люблю, а должен сказать, что брачный контракт этот не стоит деревяшки, которой приминают табак в трубке, ибо жених наш женат!

- Лжешь, негодяй! - крикнул помещик, не на шутку оскорбившись. Никогда ни с одной женщиной не был я обвенчан законным браком!

- С вашего позволения, сударь, - отвечал тот, - вы ошибаетесь. И я надеюсь, что вы как следует отблагодарите вашего честного Дженкинсона за то, что он дарует вам жену; если обществу угодно обождать несколько минут, оно может удовлетворить свое любопытство и увидит ее воочию.

Со свойственным ему проворством он исчез из комнаты, оставив всех нас в полном недоумении.

- Пусть его! - воскликнул помещик. - В чем в чем, а тут он мне повредить не может. Не мальчик я, холостыми выстрелами меня не запугаешь!

- По правде говоря, я в толк не возьму, - сказал баронет, - что там задумал этот малый. Верно, какая-нибудь низкопробная шутка.

- Как знать, сударь, - возразил я, - может, у него и дело на уме. Когда подумаешь, на какие только хитрости не пускался этот джентльмен, чтобы обманывать неопытных девушек, то невольно в голову придет мысль: а ну, как нашлась среди них одна похитрее и сама его провела? Ведь скольких погубил он, сколько родительских сердец разбито из-за позора, которым он запятнал их имена! Я бы нисколько не удивился, если бы кто-нибудь из них... Но, боже! Кого я вижу? Моя дочь? Она жива? Неужто я ее держу в объятиях? Так это она, жизнь моя, мое счастье! Я ведь думал, что потерял тебя навеки, родная моя Оливия, и вот я обнимаю тебя, и ты будешь жить мне на радость!

Буйный восторг самого страстного влюбленного не мог бы сравниться с моим, когда я вновь увидел свое дитя; она же совершенно онемела от счастья.

- Душа моя, радость моя! - кричал я. - Тебя возвратили мне, дабы ты усладила мою старость!

- Возвратили, возвратили! - подхватил Дженкинсон. - И потрудитесь оказать ей всяческое уважение, ибо дитя ваше непорочно. Во всей этой комнате нет женщины честнее, чем она.

Что касается вас, господин помещик, то молодая дама - ваша законная супруга, и это сущая правда. А чтобы вы уверились, что я не лгу, я готов представить на всеобщее обозрение лицензию, по которой вас обвенчали.

С этими словами он подал бумагу баронету, который прочитал ее и нашел вполне исправной.

- Я вижу, господа, - продолжал Дженкинсон, - что вы удивлены; позвольте разъяснить вам дело в нескольких словах, и вы все поймете. Добрый наш помещик, к которому я, между нами говоря, питаю некоторую слабость, частенько давал мне всевозможные порученьица, каковые я и исполнял. Так, он просил достать ему подложную лицензию на венчание и подложного священника, чтобы обмануть мисс Оливию. Однако из дружбы к нему я раздобыл настоящую лицензию и настоящего священника, который и обвенчал их по всем правилам. Вы, может, думаете, что я поступил таким образом из благородных побуждений? Ничуть не бывало! К стыду своему, признаюсь, что единственной моей целью было сохранить эту бумагу и впоследствии дать помещику знать, что она у меня имеется и что я в любую минуту могу объявить о ней во всеуслышание; таким образом, у меня была бы возможность всякий раз, как я испытывал бы нужду в деньгах, выкачивать их из него.

Вся комната, казалось, наполнилась радостью; восторг наш передался даже в общую залу, где заключенные выразили нам свое сочувствие:

Все лица сняли счастьем, и даже на щеках Оливии показался румянец радости. Вернуть себе добрую славу, друзей, состояние, и все это вдруг - да какая болезнь тут устоит? Казалось, живость и здоровье непременно должны теперь возвратиться к ней. Впрочем, не думаю, чтобы кто-нибудь радовался искреннее меня. Все еще прижимая драгоценное свое дитя к груди, я вопрошал себя: полно, не наваждение ли все это?

- Но как, - вскричал я, обращаясь к Дженкинсону, - как решились вы умножить мое горе сообщением о мнимой смерти моей дочери? Впрочем, это не важно - радость свидания с лихвой вознаграждает меня за былую боль.

- Мне не трудно, - сказал Дженкинсон, - ответить на ваш вопрос. Я считал, что есть лишь один способ добиться вашего освобождения из тюрьмы, и этот способ - изъявить покорность помещику и дать свое согласие на его брак с другой.

Вы же поклялись не давать согласия, покуда жива ваша дочь. Я уговорил вашу супругу принять участие в заговоре, и до настоящей минуты у нас не было возможности открыть наш обман.

Лишь два лица не сияли восторгом. Наглость мистера Торнхилла как рукой сняло. Бездна нужды и бесславия разверзлась перед ним, и он дрожал, не решаясь в псе окунуться. Упав на колени перед дядей, душераздирающим голосом стал он молить его о милосердии. Сэр Уильям хотел его оттолкнуть, но, сдавшись на мою просьбу, поднял его и, помолчав немного, сказал:

- Твои пороки, преступления и неблагодарность не заслуживают жалости; однако совсем тебя я не кипу; деньги, достаточные на то, чтобы удовлетворять насущные нужды, - но не прихоти! - будут тебе выплачиваться. Эта молодая дама, твоя законная жена, получит треть состояния, которое раньше принадлежало тебе; и впредь все, что ты будешь получать сверх назначенного, будет зависеть от нее одной.

Тот собрался было в пышной речи излить свою благодарность за такое великодушие, но баронет остановил его, говоря, чтобы он не выказывал более своей подлости, ибо она и так всем теперь достаточно видна. Он велел ему уйти, избрав из числа бывших своих слуг одного по своему усмотрению и им отныне довольствоваться.

Как только он покинул нас, сэр Уильям подошел к своей новоявленной племяннице и с любезной улыбкой поздравил ее. Его примеру последовали мисс Уилмот и отец ее; жена моя нежно поцеловала дочь, которую, как она выразилась, сделали честной женщиной. За матерью поочередно подошли к пей Софья и Мозес и, наконец, благодетель наш Дженкинсон тоже попросил разрешения поздравить ее. Теперь нам как будто ничего не оставалось и желать. Сэр Уильям, для которого не было большего счастья, чем творить добро, сиял как солнышко, оглядывая всех нас, и всюду встречал радостные взоры в ответ;

одна лишь Софья по непонятной для нас причине казалась не совсем довольной.

- Ну, вот, - воскликнул он с улыбкой, - кажется, все тут, за исключением, может быть, одного или двух, совершенно счастливы. Остается мне еще довершить дело справедливости. Вы, конечно, понимаете, - повернулся он ко мне, - сколько мы оба обязаны мистеру Дженкинсону, и я думаю, что справедливо, чтобы каждый из нас достойным образом вознаградил его. Я не сомневаюсь, что он будет очень счастлив с мисс Софьей, за которой получит от меня пятьсот фунтов - они отлично ведь могут жить на это, не правда ли? Ну, так как же, мисс Софья, что вы думаете о подобной партии? Согласны ли вы?

Бедняжка едва не лишилась чувств, услышав столь чудовищное предложение, но материнские руки вовремя подхватили ее.

- Согласна ли я? - слабым голосом повторила она. - Ни за что на свете, сударь!

- Как? - вскричал он. - Вы отказываете мистеру Дженкинсону, вашему благодетелю? Этакий красавец, да еще пятьсот фунтов в придачу и блестящее будущее!

- Прошу вас, сударь, - пролепетала она еле слышным голосом, - прошу вас воздержаться от дальнейшего и не заставлять меня страдать столь жестоко.

- Вот упрямица! - вскричал он. - Отказать человеку, которому ваша семья стольким обязана, который спас вашу сестру и который обладает состоянием в пятьсот фунтов? И вы не согласны?

- Ни за что, сударь! - отвечала она гневно. - Лучше смерть!

- Ну что ж, коли так, - вскричал он, - и вы не хотите взять его в мужья, видно, придется мне самому взять вас в жены!

И с этими словами он страстно прижал ее к своей груди.

- Красавица моя, умница! - воскликнул он. - Как только могла ты подумать, что твой Берчелл тебе изменит? Или что сэр Уильям Торнхилл когда-нибудь перестанет восхищаться своей возлюбленной, которая полюбила его за его собственные достоинства? Вот уже много лет, как я ищу женщину, которая, не зная о моем действительном положении, оценила бы во мне человека! И после того как отчаялся найти ее даже среди дурнушек и записных кокеток, вдруг одержать победу над такой умной головкой, такой божественной красотой!

И, обернувшись к Дженкинсону, он добавил:

- Видите ли, сударь, я никак не могу расстаться с этой девицей, ибо ей почему-то полюбилась моя физиономия - так что я могу лишь вознаградить вас ее приданым, - завтра поутру вы можете прийти к моему управляющему за пятьюстами фунтами.

Тут мы все принялись поздравлять будущую леди Торнхилл и повторили всю церемонию, которую только что проделали с ее сестрой. Между тем явился слуга сэра Уильяма и сказал, что поданы кареты, которые должны отвезти нас в гостиницу, где все уже было для нас приготовлено. Мы с женой возглавили шествие и покинули мрачную обитель скорби. Щедрый баронет приказал раздать заключенным сорок фунтов и, вдохновленный его примером, мистер Уилмот дал половину этой суммы в придачу. Внизу нас приветствовали радостные клики горожан, среди которых я пожал руку нескольким друзьям из своего прихода. Они проводили нас до самого места; тут нас ожидало великолепное пиршество; провожающим тоже было приготовлено угощение - правда, менее изысканное, зато накормили их до отвала.

После ужина, так как дух мой был утомлен до последней степени от сменявших весь этот день ощущений печали и радости, я попросил разрешения удалиться на покой; общество веселилось вовсю, а я уединился и излил свое сердце в благодарственной молитве тому, кто дарует нам и счастье и горе; затем лег и проспал спокойным сном до самого утра.