Клавдий Германик Цезарь (15 г. до н. э. — 19 г. н. э.)

Заговорщики, убившие Юлия Цезаря, судя по всему, не имели четкого представления о том, что же делать дальше. Возможно, они надеялись, что со смертью диктатора общественная жизнь сама собой вернется в привычное русло.

Но через несколько месяцев разразилась новая гражданская война. Марк Антоний собрал легионы Цезаря, чтобы отомстить за смерть своего старого друга и покровителя. Некоторое время сенат, который в целом сочувствовал заговорщикам, пытался использовать Гая Юлия Цезаря Октавиана (приемного сына Цезаря, которого мы называем зачастую просто Октавиан), чтобы ослабить влияние Антония на легионы ветеранов. Октавиану было лишь 19 лет, и сенаторам казалось, что в этом юноше нет ничего выдающегося, кроме его знаменитого имени. Цицерон сказал, что сенату следует похвалить молодого человека, наградить, а затем избавиться от него, как только мальчишка выполнит возложенную на него миссию.

Тем временем Октавиан получил от сената проконсульский империй и благодаря этому право командовать ветеранами Цезаря, включая X легион. Но, несмотря на это назначение, Октавиан прекрасно понимал, как относится к нему сенат. Желая поквитаться с убийцами Цезаря, приемный сын Цезаря объединился с Антонием и Марком Лепидом в 43 г. до н. э.

Вместе они образовали Второй триумвират, который, в отличие от союза между Крассом, Помпеем и Цезарем, был официально закреплен в законе. Каждый взял себе титул триумвира (triumvir reipublicae constituendae). Данная формулировка напоминала ту, которую выбрал Сулла, став диктатором. И вели себя триумвиры после захваты Рима точно так, как их предшественник. Триумвиры составили проскрипционные списки, приговорив тем самым к смерти без суда огромное число сенаторов и всадников.

Цицерон поплатился за свои филиппики, — язвительные речи, содержавшие яростные выпады в адрес Марка Антония. Эти речи Цицерон произнес и опубликовал. В отместку Антоний приказал прибить голову и руку Цицерона к трибуне ораторов на Форуме. В течение года Брут и Кассий покончили с собой после поражений своих армий в двух битвах при Филиппах. Триумвиры разделили между собой провинции огромной империи, но постепенно их союз распался. Лепид смирился со своей второстепенной ролью, но соперничество между Антонием и Октавианом переросло в военный конфликт, и разрешилось в морском сражении возле мыса Акций в 31 г. до н. э. Марк Антоний потерпел поражение и бежал в Египет, где вместе с Клеопатрой — которая более десяти лет была его любовницей и еще год женой — совершил самоубийство.

После битвы при Акции в распоряжении Октавиана оказались такие огромные военные силы, какими в прошлом не руководил ни один римский полководец. Ему подчинялись шестьдесят легионов. Вскоре он уменьшил их число до двадцати восьми. После смерти Антония у него не осталось серьезных соперников в борьбе за власть, а битвы, проскрипции и самоубийства выкосили ряды сенаторской аристократии.

Цезарь был убит, потому что неприкрыто стремился к абсолютной власти. Его приемный сын выжил благодаря созданию режима, при котором его единоличное правление государством было умело завуалировано. Октавиан — позднее сенат станет называть его Августом (Augustus) и благодаря этому его имя перестанет ассоциироваться с тем, что он был раньше жестоким триумвиром, — не называл себя ни диктатором, ни царем. Он являлся принцепсом сената (princeps senatus). Это традиционный почетный титул, даваемый самому выдающемуся сенатору — его имя писалось первым в списке сенаторов. От этого титула произошло название созданного Октавианом режима, который сегодня называют принципатом или империей в противоположность республике. Август и его преемники, императоры, обладавшие абсолютной властью, только притворялись старшими магистратами государства.

Многие общественные учреждения в Риме сохранились, но реальная власть была отныне сосредоточена в руках принцепса. Сенат также уцелел, нобили имитировали бурную деятельность, приобретая новые обязанности и знаки отличия ценой потери своей независимости. Молодые аристократы по-прежнему старались сделать себе карьеру, стремясь получить как можно больше военных или гражданских обязанностей, но все важные посты распределялись теперь по указанию Августа, а не в соответствии с открытыми выборами. Вся общественная жизнь находилась под тщательным контролем во избежание повторения гражданских войн.

Режим Августа не был создан мгновенно, а являлся результатом постепенного развития, проб и ошибок. Его успех во многом обусловлен политическим мастерством Октавиана, желанием стабильности после десятилетий беспорядков, а также долгой жизнью самого принцепса. Когда в 14 г. Август умер, не осталось почти никого в живых, кто бы мог вспомнить время, когда республика еще была жива, а не являлась всего лишь пышной декорацией.

Сам Август не был великим военачальником, — ходили даже слухи, что он бежал с поля боя, когда фланг его армии был разбит в первой битве при Филиппах. У него хватило мужества признать свои ограниченные способности в военном деле. Поэтому он полагался на пользующихся доверием подчиненных, поручая им командование войсками. К солдатам, находящимся под его командованием, он относился строго и бездушно, вряд ли в этом его можно сравнивать с Цезарем. После битвы при Акции он всегда обращался к своим войскам не «товарищи», а «солдаты» (milites) и поддерживал в войсках суровую дисциплину. Несколько раз он проводил децимацию в когортах, которые поддались панике и бежали с поля боя.

Офицеры, не выполнившие должным образом свои обязанности, подвергались публичному унижению.

Светоний сообщает, что Август приказывал центурионам стоять в положении «смирно» рядом со своей палаткой весь день и держать при этом в руках кусок дерна. Обычно им велели снимать пояс, поэтому подол длинной военной туники спадал ниже колен, как у женского платья. Однако Октавиан не скупился и на награды, повышал за хорошую службу, хотя у военных не было теперь прежней свободы действий.

Что еще более важно то, что принцепс стремился к тому, чтобы солдатам регулярно выплачивалось жалованье, а после демобилизации они получали землю или большие премии. В 6 г. было учреждено специальное военное казначейство (Aerarium Militare), которое занималось этими вопросами и находилось под непосредственным контролем императора. Август не собирался повторять ошибку сената и не обращать внимания на нужды легионеров, тем самым побуждая их искать покровительства могущественных полководцев.

Август принес мир в Римское государство, и это старательно подчеркивалось на протяжении всего его принципата. Его режим в значительной степени покоился на славе, добытой в многочисленных и победоносных войнах с соседними государствами. Во время правления своего первого императора Рим продолжал расширяться столь же интенсивно, как и в последние десятилетия республики, и к 14 г. получил контроль почти над всей территорией, которая будет составлять империю более четырех веков. «Деяния» (Res Gestae), длинная надпись на мавзолее Августа, рассказывающая о его достижениях, содержит длинный перечень народов и царей, побежденных императором. По своему стилю текст идентичен надписям на памятниках, которые ставились полководцам-триумфаторам в течение многих поколений, но по числу одержанных побед, убитых и захваченных в плен врагов и взятых штурмом городов никому уже не сравниться с Августом, даже Цезарю и Помпею.

Так типично по-римски эти впечатляющие военные успехи способствовали популярности императора как принцепса — величайшего слуги государства. Большинство этих побед на самом деле были одержаны его наместниками, но высшие почести всегда получал верховный командующий. Август не позволял никому затмить славу императора, и это касалось как мертвых, так и живых. Когда в 29 г. до н. э. Марк Лициний Красс, внук союзника Цезаря, одержал окончательную победу над бастарнами, убив их царя в бою один на один, ему было отказано в праве посвятить тучный доспех. Впоследствии сам Август выполнил этот ритуал, несмотря на то что он сам никогда не совершал подобного подвига.

Слишком большая слава любого римлянина могла бы уменьшить значимость деяний принцепса. После 19 г. до н. э. никто из сенаторов, если он не был родственником Августа и его семьи, не имел права праздновать триумф, хотя успех на войне иногда все же вознаграждался триумфальными почестями (triumphalia), позволяющими военачальнику продемонстрировать символы победы, не устраивая при этом шествие через Город. За исключением Африки, все провинции, где были расквартированы легионы, находились под контролем самого Августа и управлялись его наместниками, обладавшими делегированным империем. Но не только все легионы (кроме одного) находились под прямым командованием его представителей, но и командование во всех важных войнах со временем стало предоставляться только членам многочисленной семьи императора.

С самого начала своей политической деятельности Октавиан полагался в военных вопросах на своего близкого друга Марка Випсания Агриппу. Именно Агриппа командовал флотилиями, победившими Секста Помпея — последнего уцелевшего в пертурбациях Гражданской войны сына Помпея Великого — при Навлохе в 36 г. до н. э. и Антония при Акции в 31 г. до н. э. Агриппа происходил из малоизвестной семьи и никак не мог составить конкуренцию приемному сыну Цезаря. Полководец поднимался наверх следом за своим покровителем и, в конечном счете, женился на дочери Августа Юлии. До своей смерти в 12 г. до н. э. Агриппе поручали вести самые важные войны империи. Он проводил кампании в Испании, Галлии и Германии, на Балканах и на Востоке с большим успехом. Очевидно, он был очень способным командиром, но немногочисленные сохранившиеся источники не позволяют сколько-нибудь подробно рассказать о его кампаниях. Возможно, так получилось далеко не случайно, поскольку самые значительные его победы всегда приписывались императору.

Когда младшие отпрыски семейства Августа достигли зрелости, на них стали возлагать важные обязанности даже в юном возрасте. На военном поприще наибольших успехов добились пасынки Октавиана Тиберий и Друз. Они оба уже командовали большими армиями, когда им было немногим более двадцати. Сыновья жены Августа Ливии от первого брака, Тиберий и Друз были потомками одного из самых известных патрицианских родов, так как их родители принадлежал к роду Клавдиев.

Можно сказать, что сам род Клавдиев обладал ярким характером, каждый из членов этой семьи был необычайно гордым, самоуверенным и осознающим свою важность аристократом. В итоге Клавдии произвели на свет нескольких величайших героев государства, а также его самых ненавистных злодеев. Друз был настоящим образцом классического римского героя. Он обладал харизмой и пользовался популярностью как в армии, так и у гражданского населения Рима. Говорят, что он, отчаянно желая завоевать тучный доспех, преследовал вождей германских племен во время сражений в надежде победить их в бою один на один. Когда в 9 г. до н. э. Друз, возвращаясь из Германии, умер от травмы, полученной при падении с лошади, в Риме началось массовое смятение.

Тиберию недоставало обаяния своего младшего брата и он, судя по всему, не обладал умением располагать к себе людей, особенно других сенаторов. Он никогда не умел руководить людьми так, как это делали Друз или Помпей. Тиберий считался поборником самой строгой дисциплины, даже по стандартам, установленным Августом, и снова ввел в войсках старинные способы наказания. Как-то раз он уволил со службы легата, командовавшего легионом, только за то, что некоторые его солдаты держали при себе рабов во время экспедиций на вражеской территории. Светоний описывает, как во время операции на другом берегу Рейна Тиберий приказал, чтобы в обозе не было ничего лишнего, и лично проверял содержимое каждой повозки перед началом движения армии.

Отказав своим офицерам в роскоши, Тиберий старался подчеркнуть собственную неприхотливость. Он спал прямо на земле и зачастую не пользовался палаткой. Он следил за тем, чтобы все его приказы записывались, его офицеры имели к нему доступ в любое время, чтобы командующий мог объяснить им, что от них требуется. Веллей Патеркул, служивший префектом под его командованием и руководивший вспомогательной кавалерией, а позднее ставший легатом, рассказывает, что Тиберий во время марша всегда ездил верхом, а не в повозке и ужинал вечерами (на эти ужины обычно приглашались офицеры) сидя, а не полулежа, как это было принято у римлян.

Несмотря на строгость к себе самому и к остальным, Тиберий заботился о благополучии своих офицеров. Он предоставлял своего личного врача в распоряжение раненых и больных и обеспечивал их транспортом. Как лидер он был суровым, но справедливым; как полководец осмотрительным, удачливым и пользующимся доверием своих солдат. Веллей писал уже после того, как Тиберий стал императором и преемником Августа, и поэтому наверняка старался польстить своему старому командиру — но весьма возможно, что он изобразил точную картину уважения и даже привязанности армии к своему полководцу. Его описание восторженного приема, оказанного армией Тиберию в 4 г., когда он прибыл в Германию, напоминает сцену на парадах Наполеона:

Право, нельзя выразить словами и едва ли можно поверить, что при виде его у воинов текли слезы радости; а каким было ликование первого приветствия и радость, с которой они стремились прикоснуться к его руке, восклицая: «Тебя ли мы видим, император?» [40] , «Тебя ли встретили невредимого?», затем: «Я был с тобою, император, в Армении!», «Ты наградил меня в Реции!», «Меня в Винделиции!», «Меня в Паннонии!», «Меня в Германии!» {258}

Положение на Рейнской границе в 14 г

Август доверял Тиберию так же, как прежде доверял Агриппе. Он поручал ему командование во всех самых важных кампаниях во время второй половины своего принципата, но долгое время не рассматривал его как преемника. Август планировал передать власть своим внукам, людям более молодым, зато связанным с ним кровно, но все они умерли прежде самого Августа.

Слухи обвиняли в этих смертях жену императора Ливию, которую император Калигула позднее окрестил «Одиссеем в платье» (Ulixem stolatum). Говорили, что Ливия убирала наследников престарелого принцепса одного за другим, чтобы ее сын стал следующим императором. Истину сейчас установить невозможно, но, судя по всему, в семье императора был исключительно высокий уровень смертности даже по стандартам того времени.

Как бы то ни было, в конце концов Август обратил свой взор на Тиберия. Он усыновил его и в последние годы своей жизни делил с пасынком власть. У Тиберия был собственный сын Друз Младший, но Август заставил Тиберия усыновить его племянника Германика. Это имя было почетным титулом, данным недавно умершему младшему брату Тиберия Друзу за его победы над германскими племенами, которое наследовал его сын.

В 9 г. до н. э. Германику было 6 лет, но это имя оказалось как нельзя более подходящим, поскольку пройдет несколько лет, и он завоюет величайшую славу именно в Германии. Его матерью была Антония, дочь Марка Антония и сестры Августа Октавии, той самой Октавии, которую Антоний бросил ради Клеопатры, что внесло элемент личной вражды в Гражданскую войну.

Когда Юлий Цезарь воевал в Галлии, он ясно продемонстрировал, что не намерен держать под постоянным контролем территорию к востоку от Рейна, но подчинил себе все земли к западу от этой реки. В «Записках» подчеркивается, что Рейн является границей между галльскими и германскими народами. Считалось, что недавно завоеванная Галлия, старая римская провинция Трансальпийская Галлия и сама Италия окажется в большей безопасности, если германцы, куда более примитивные и свирепые, чем галлы, будут отделены от римских владений могучей рекой. Подобная граница снизит вероятность повторения того, что ранее сделали кимвры и тевтоны.

Вообще-то Цезарь признавал, что положение было не таким уж простым, потому что отдельные германские племена уже поселились к западу от реки. Четкое различие, которое Цезарь и другие древние авторы проводили между германцами и галлами, очень трудно подтвердить археологически, на основе сравнения их материальной культуры — планировки и стиля поселений, гончарных и металлических изделий. Это вовсе не означает, что между этими народами не было никакой разницы. Просто подобные свидетельства в данном случае не могут ни подтвердить, ни опровергнуть ее.

Лингвистический анализ сохранившихся географических названий и имен, как правило, во многом подтверждает картину, изображенную в древних источниках. Литературные памятники свидетельствуют, что, несмотря на общий язык и культуру, отдельные племена галлов и особенно германцев, не стремились к объединению. Воин отождествлял себя со своим племенем или семьей, таким как хатты, марсы или херуски, или иногда с более обширной группой родственных народов таких как свебы. Но никто из них не считал себя германцем.

Галльские племена так, как они изображены у Цезаря, были по сути своей нестабильными образованьями. Их раздирала борьба за власть между честолюбивыми вождями, стремящимися к превосходству и почти ежегодно воюющими со своими соседями. Германцы втягивались в эти конфликты либо когда их просили о помощи галльские вожди, либо когда какой-нибудь народ переселялся на другой берег Рейна в поисках более плодородной и удобной земли.

Возможно, Цезарь утрировал ситуацию, чтобы оправдать свое вторжение в Галлию, проходившее под девизом защиты интересов Рима и его союзников, — действия, которые сами по себе ничуть не отличались от поддержки секванов Ариовистом, на что последний и указывал. Однако версия Цезаря, скорее всего, в целом точна и вполне соответствует отношениям между племенами, которые жили на большей части Европы в течение бронзового и железного веков.

Войны, сопровождавшиеся мародерством, были обычным явлением в этом регионе. Временами какое-нибудь племя набирало силу, зачастую благодаря талантливому военачальнику, и тогда подчиняло себе соседние народы. Но могущество этого племени тут же сходило на нет после смерти удачливого вождя. Нередко внутренние усобицы или нападения соседей заставляли отдельные роды или целые племена переселяться, вытесняя со своих земель другие народы. Последствия от таких миграций могли распространиться на большие территории, как круги на воде.

Цезарь преувеличивал, когда описывал германские племена как полукочевых пастухов. Он использовал многовековой стереотип, согласно которому такие народы считались более примитивными и свирепыми, чем сообщества, которые занимались земледелием и строили города. Точно так же в «Одиссее» Гомера циклопы ничего не сажали, потому что были ленивы, ели мясо, пили молоко и не имели политической структуры — все это должно было свидетельствовать об их варварстве. Археологические исследования показали, что многие отдельные хозяйства и деревни в Германии располагались на одном месте в течение веков, но подобная стабильность отнюдь не препятствовала стремлению племен или родов искать землю в других местах.

Цезарь оставил Галлию покоренной — нет никаких свидетельств о том, что в то время, когда он был занят Гражданской войной, там происходили какие-либо серьезные восстания. Но завоеванная страна еще не была полностью организована как провинция, и Августу предстояло это сделать. С 27 г. до н. э. как минимум в трех случаях требовалось проведение переписи для облегчения процедуры взимания налогов. Зачастую подобные меры вызывали недовольство и сопротивление местного населения. Агриппа вел боевые действия в Галлии несколько раз в период с 38 по 19 гг. до н. э. Кроме этого, в новой провинции проходили кампании меньшего масштаба под командованием других военачальников.

Как и во времена Цезаря, ближайшие к Рейну галльские племена часто искали помощи у германцев. Последние даже еще чаще, чем прежде, осуществляли набеги на богатые земли Галлии, и временами эти нападения имели весьма значительный масштаб. В 16 г. до н. э. армия, состоявшая из трех племен — сугамбров, тенктеров и узипетов, — устроила засаду отряду римской кавалерии, а затем застала врасплох главную армию наместника провинции Марка Лоллия и нанесла ему ощутимое поражение. Во время этой битвы V легион «Хохлатый жаворонок» (Legio V Alaudae), лишился своего знамени с орлом, что было для легиона огромным унижением.

Эта кампания началась, когда германцы схватили и распяли римских торговцев, ведущих свои дела на их землях. Как и в других местах, римские и италийские торговцы передвигались, опережая армию. Иногда их деятельность вызывала негодование, и когда в местных племенах вспыхивала ненависть к Риму, торговцы первыми попадали под удар. Для обеспечения стабильности и спокойствия в Галлии, стараясь пресечь мародерство и насилие против местных жителей, легионы Августа нередко устраивали карательные экспедиции против германцев.

Отец Германика Друз был первым римским военачальником, дошедшим до реки Альбис (совр. Эльба) — где, как говорилось в официальной версии, ему явилась богиня и предупредила, чтобы он не шел дальше. После его смерти Тиберий несколько лет проводил операции в этом регионе. Со временем римская провинция между реками Рейн и Альбис начала приобретать законченную форму. В 6 г. было подготовлено нападение на Маробода, царя большого объединения свебских племен, а также их соседей на землях между Рейном и Данубием (Дунаем). Но как раз в это время неожиданно разразилось крупное восстание в Паннонии и Далмации, и для его подавления потребовалось участие Тиберия и немалой части римской армии.

Жители Паннонии считались крайне воинственными племенами, их армии были организованы по римскому образцу, поскольку немало воинов служило Риму во вспомогательных войсках. Во время проведения кампании Тиберий оказался во главе соединения из десяти легионов, поддерживаемых семьюдесятью когортами вспомогательной пехоты, четырнадцатью алами вспомогательной кавалерии и большим числом союзных войск. Интересный факт состоит в том, что он считал это соединение слишком большим, чтобы им мог эффективно командовать один полководец, поэтому Тиберий разделил армию на две независимые колонны. На подавление восстания понадобилось почти три года упорных и дорогостоящих действий. После чего можно было вновь заняться делами в Германии.

Как и в Галлии, превращение завоеванных германских земель в римскую провинцию вызвало сопротивление. Во главе мятежников стал Арминий, князь херусков, который прежде служил командиром своих соплеменников в римской армий. Незадолго до этого Арминий получил не только римское гражданство, но и статус всадника, и он был близким другом наместника провинции Публия Квинтилия Вара.

Семья Вара обладала сомнительной военной репутацией, поскольку его отец и дед поддерживали проигравшую сторону в гражданских войнах и после поражения покончили с собой. Однако Вар обладал немалым опытом и прежде служил наместником Сирии, где подавил восстание в Иудее в 4 г. до н. э. Его назначение в Германию вполне соответствовало обычаю Августа полагаться главным образом на свою многочисленную семью, поскольку Вар был женат на дочери Агриппы.

К концу лета 9 г. Вар получил сообщения о мятеже и, как и в 4 г. до н. э., отреагировал типично по-римски, собрав армию и незамедлительно выступив в поход против восставших. Необходимость как можно быстрее подавить восстание оправдывала действия римского полководца, выступавшего с маленькой или плохо обеспеченной продовольствием армией, состоявшей только из тех войск, что находились у него под рукой. Вар раздробил свои силы, разослав с поручениями множество маленьких отрядов, а сам двинулся с армией, обремененной большим обозом и сопровождаемой сборищем лагерной прислуги и солдатскими семьями.

Арминий, до последнего момента выражавший преданность Вару, ушел со своими германскими разведчиками. Неповоротливая римская колонна попала в засаду в труднопроходимом болотистом Тевтобургском лесу. Внезапными атаками в течение нескольких дней воины Арминия ослабили колонну римлян, а затем добили ее жалкие остатки. Три легиона — XVII, XVIII и XIX — вместе с шестью когортами вспомогательной пехоты и тремя алами кавалерии были перебиты. Вар, сознавая безвыходность положения, сделал то, чего не должен был делать ни один римский полководец, — он совершил самоубийство. Во время раскопок в Калкризе около современного Оснабрюка в последние годы были обнаружены мрачные свидетельства происшедшей трагедии, вероятно, относившиеся к последнему бою римской армии. Большая часть маленьких отрядов, что были разбросаны по всей провинции, разделили с основной колонной ее участь. Нескольким уцелевшим удалось добраться до Рейна, где два уцелевших легиона в этом регионе ожидали нападения в любую минуту.

Катастрофа в Тевтобургском лесу стала страшным ударом для стареющего Августа, который в знак скорби месяц не стриг волосы и не брил бороду. Рассказывают даже, что он ходил по дворцу и, ударяясь головой о стены, кричал: «Квинтилий Вар, верни мне мои легионы!» На какое-то время численность армии была сокращена до двадцати пяти легионов, а номера XVII, XVIII и XIX перестали использоваться. Тиберий был незамедлительно послан на границу Рейна, а из других провинций были переброшены войска, какие только можно было забрать без ущерба, для усиления его армии. Вскоре восемь легионов и, как минимум, столько же вспомогательных войск из Нижней и Верхней Германии двинулись вдоль западного берега реки.

Но ожидаемого вторжения германцев так и не произошло. Воины Арминия вели себя так же, как и большинство других варварских армий. Они разошлись по домам, чтобы похвастать захваченной добычей и насладиться славой победителей римлян. Тиберий, набрав достаточно сильное войско, начал отправлять карательные экспедиции против германских племен. Репутация римлян как непобедимых воинов была разбита вдребезги поражением Вара, и потребовалось множество упорных боевых операций в течение нескольких лет, чтобы ее восстановить. В 11 г. к Тиберию присоединился Германик, который приобрел первый опыт, служа под его командованием во время подавления восстания в Паннонии в возрасте 22 лет. Август был уже слишком стар, и в 13 г. Тиберий вернулся в Рим как для того, чтобы помогать принцепсу в его делах, так и для обеспечения безболезненной смены власти. На посту верховного командующего на рейнской границе Тиберия сменил Германик.

Мятеж

Как и его отец, Германик пользовался огромной популярностью у солдат и римского народа. Привязанность к нему сохранялась еще долго после его безвременной смерти. Нам известно, что как минимум одно римское вспомогательное подразделение, а возможно, и вся армия ежегодно продолжали отмечать его день рождения в начале III века. Вежливый, красивый, светловолосый, атлетически сложенный (он особенно упорно работал над своими худыми ногами, чтобы довести свое тело до совершенства), этот человек всегда вел себя непринужденно и учтиво.

Как и его отец, Германик взял с собой в свою провинцию жену и детей. Он был женат на Агриппине, дочери Агриппы и Юлии, то есть на своей кузине. В императорской семье были распространены браки между родственниками, чтобы не допускать чужаков в свой круг. Во многих отношениях Агриппина олицетворяла идеал римской матроны. Желавшие угодить Августу прославляли ее добродетели, прежде всего ее чадолюбие, а также трудолюбие в управлении домом и помощь мужу во всех делах.

У супругов было девять детей — по тем временам очень много, — поскольку в эту эпоху в семьях сенаторов и всадников предпочитали иметь куда меньше отпрысков. Но только шестерым из девяти — трем мальчикам и трем девочкам — удалось выйти из детского возраста. Самый младший сын, Гай, родился в 12 г., и родители часто наряжали малыша как легионера. Солдаты окрестили его Калигулой, или «Сапожком», — из-за его крошечных военных сапог — калиг (caligue).

Смерть Августа в 14 г. повергла в шок всю империю, поскольку большинство ее населения с трудом могло вспомнить время, когда не было принцепса. Неопределенность в сочетании с почти полным отсутствием боевых действий в течение того лета способствовала возникновению мятежей в легионах. Сначала начали волноваться войска в Паннонии, а затем и на Рейне. Солдаты жаловались на большие вычеты из их жалованья как официальные в виде платы за форму, снаряжение и палатки, так и на неофициальные — на взятки центурионам, чтобы избежать лишних нарядов на работы.

Во время правления Августа процесс превращения римской армии в профессиональную был завершен почти полностью. В начале принципата легионеры должны были служить шестнадцать лет. По истечении этого срока они служили еще четыре года в качестве ветеранов. Ветераны были освобождены от обычных обязанностей, а должны были только в случае необходимости сражаться. Но постоянные войны в течение этих десятилетий привели к тому, что эти сроки были увеличены до двадцати и пяти лет соответственно. Эта перемена вызвала повсеместное негодование, так как после крупных кризисов в 6 и 9 гг. немало людей привлекалось к службе и на более долгий срок.

В те два года у Августа была такая острая нехватка солдат, что он снова ввел обязательный призыв. Эта мера была крайне непопулярна, особенно в Италии. Светоний рассказывает, что Август продал в рабство всадника, который отрубил своим сыновьям большие пальцы на руках, чтобы они не могли держать оружие и стали непригодными к службе.

Численность легионов повышалась за счет тех, кто не хотел служить или вовсе не был пригоден для службы. Прибегали и к радикальным мерам: государство приобретало рабов и освобождало их для того, чтобы они служили в армии. Подобное раньше происходило только во время самых тяжелых дней Второй Пунической войны. Хотя такие люди получали гражданство вместе со свободой, Август настаивал на том, что они должны служить в отдельных когортах (cohortes voluntariorum civium Romanorum), а не в легионах.

Самые сильные волнения начались в армии в Нижней Германии, находившейся под командованием Авла Цецины. Он принадлежал к опытным офицерам, которых часто назначали в качестве старших подчиненных к младшим членам императорской семьи. В этом случае он оставался на удивление пассивным, и спустя некоторое время все его четыре легиона — I, V, XX, XXI — совершенно вышли из повиновения.

Первой мишенью возмущенных солдат стали центурионы, которых солдаты схватили и выпороли. Германик в это время находился в Галлии, следил за сбором налогов, но, узнав о мятеже, спешно отправился в лагерь взбунтовавшейся армии. Ему устроили пародию на обычное приветствие войсками своего командующего, и молодому человеку с трудом удалось навести хоть какой-то порядок, когда солдаты обрушились на него с жалобами на отсрочку демобилизации и плохие условия, которыми их вознаградили за верную службу. Некоторые воины даже выкрикивали, что желают сделать его императором вместо Тиберия.

Обескураженный Германик попытался покинуть собрание и, когда солдаты стали у него на пути, даже вытащил меч и пригрозить убить себя, если они немедленно не прекратят свои провокационные выкрики. Германик прибег к традиционному эффектному жесту, который использовали римские сенаторы на Форуме или в армии. Однако в данном случае эффект оказался не совсем таким, какого ожидал полководец: несмотря на то что солдаты схватили его за руку, чтобы удержать его от подобного шага, нашелся один смельчак, который протянул Германику свой собственный меч, говоря, что он острее.

Пришлось пойти на уступки, это на время предотвратило дальнейшее насилие, но сенаторы, посланные Тиберием для рассмотрения жалоб легионеров, были схвачены, а одному бывшему консулу едва удалось избежать смерти. По предложению консилиума Германик решил послать Агриппину и двухлетнего Калигулу в безопасное место — в один из ближайших галльских городов.

Римские легионеры были суровыми людьми, способными временами на крайнюю жестокость, но нередко они становились сентиментальными, и трогательный вид беженцев, покидавших лагерь, привел к кардинальной смене настроения. Воспользовавшись этим, Германик снова обратился к мятежникам с речью и на этот раз добился, чтобы ему выдали зачинщиков, которые без промедления были осуждены и казнены. Однако для того, чтобы подобные проблемы не возникали в будущем, молодой полководец также уволил тех центурионов, которые были признаны виновными в получении взяток от своих солдат.

Определенные уступки, включая немедленную демобилизацию отслуживших положенный срок легионеров, и возврат к прежнему сроку службы в шестнадцать лет плюс четырем годам для ветеранов, были сделаны примерно в это же время. Уменьшение продолжительности службы, судя по всему, длилось не слишком долго, и скоро ее общий срок снова стал составлять двадцать пять лет, но другие жалобы, скорее всего, были удовлетворены. После новых поспешных казней и недолгой борьбы в другом лагере мятеж армии в Нижней Германии закончился.

Германик, прибывший в этот лагерь после подавления мятежа, сказал, по свидетельству Тацита: «Происшедшее не целительное средство, а бедствие». Восстановив во всей армии порядок (солдаты вспомогательных войск, которые не являлись гражданами, по-видимому, не бунтовали), Германик наконец смог переключить свое внимание на врага.

Сезон, удобный для военных действий, уже заканчивался, но, несмотря на это, Германик собрал колонну из солдат всех четырех недавно бунтовавших легионов, всего около 12 000 человек, наряду с двадцатью шестью когортами вспомогательной пехоты и восьмью алами кавалерии. Перейдя Рейн, этот отряд быстро двинулся на марсов.

Вместо того чтобы направиться обычным, более простым путем на земли этого племени, Германик выбрал более длинный и менее известный маршрут. Во главе быстро двигалась вспомогательная пехота, несущая лишь свое снаряжение. Ей было поручено разведывать и расчищать дорогу. За ней шло основное ядро легионов с небольшим вещевым обозом. Римляне передвигались ночью, безоблачное небо и яркие звезды позволяли им без труда находить дорогу.

В ночь нападения римлян германцы отмечали праздник и пировали, поэтому атака оказалась вдвойне неожиданной. Перед рассветом часть марсийских деревень была окружена римскими войсками. Жители практически не оказывали сопротивления атакующим и были перебиты. Затем Германик разделил свою армию, создав небольшие боевые отряды, каждый из которых базировался неподалеку от одного из четырех легионов, и отправил эти отряды опустошать земли в радиусе примерно пятидесяти миль.

Римские карательные экспедиции, как правило, были очень жестокими — в 51 г. до н. э. запрет Цезаря поджигать усадьбы выглядел как нечто экстраординарное, — но эта операция Германика была еще более свирепой, чем обычно. Пленных не брали и всех попадавшихся германцев убивали независимо от их пола и возраста. Обычно римляне проявляли определенное уважение к святыням, но теперь даже святилище местной богини было сожжено дотла.

Войска Германика не встречали серьезного сопротивления, пока их колонны не собрались вновь и не начали обратный марш к Рейну, поскольку племенам требовалось время, чтобы собрать армию. Марсы ничего не могли сделать после бойни, учиненной римлянами, но соседние племена — бруктеры, тубанты и узипеты — собрали войско и устроили засаду там, где, по их расчетам, должны пройти римляне во время своего возвращения.

Германик узнал об их намерениях и двинулся с армией, построенной в каре. Обоз, теперь сделавшийся огромным от захваченной добычи, находился в центре, а отдельные когорты были готовы быстро развернуться в боевом порядке. Когда римляне достигли более узкого участка дороги, германцы появились из засады и ударили в тыл римлянам. Как пишет Тацит, Германик галопом подскакал к своим легионерам и крикнул, что теперь пришло время смыть позор своего недавнего мятежа. Они должны идти в атаку и превратить свой позор в славу. Стремительным натиском когорты оттеснили германцев, нанеся им тяжелые потери.

Германцы были побеждены и позволили римской колонне спокойно закончить свой марш. Римский военачальник отвел своих солдат обратно на зимние квартиры в Нижней Германии.

Месть Рима, 15–16 гг.

Во многих отношениях операции следующих двух лет походили на карательную экспедицию против марсов, но они были гораздо большего масштаба. Война велась для того, чтобы отомстить за катастрофу в Тевтобургском лесу и, что еще важнее, для того, чтобы вновь посеять среди германских племен страх перед могуществом Рима.

Главным врагом являлся Арминий, но успех херусков побудил другие народы открыто выступить против римлян. Власть вождей в племенах не была абсолютной и основывалась в основном на их престиже. Большинство воинов добровольно следовали за удачливым полководцем, но он не мог их к этому принудить.

Арминий был не единственной значительной личностью среди херусков, и другие князья были недовольны его нынешним возвышением. Обычно племена действовали очень несогласованно, теперь же многие вообще не признавали господства херусков. Таким образом, римляне вели военные действия против разрозненных врагов одновременно, и каждого необходимо было убедить в том, что если он не согласится на мир и союз с Римом, ему придется очень и очень плохо.

На этой стадии римляне, судя по всему, не планировали повторно занять утраченную провинцию к западу от реки Альбис. Во время сезона боевых действий римские армии вторглись в Германию, уничтожая всех, кто пытался сопротивляться. Римляне называли подобные действия глаголом опустошать (vastare). К осени легионы всегда возвращались на безопасные базы на Рейне, гарнизоны никогда не оставались на недавно захваченных территориях Германии. Цезарь же во время своих кампаний в Галлии поступал как раз наоборот, устраивая зимние квартиры на завоеванных землях.

Германия также отличалась от Галлии и в других важных отношениях. Большие поселения, эквивалентные галльским городам (oppida), были крайне редкими, большинство жило в разрозненных деревнях. Цезарь получал на месте большое количество зерна и другого провианта, вполне достаточного, чтобы его армия могла продержаться несколько недель в галльских городах. У союзных сообществ он просил продовольствие, у враждебных захватывал силой.

Германик не мог действовать подобным образом. Поскольку заготовка провизии могла замедлить передвижения войск и подвергнуть опасности небольшие отряды, посланные за провиантом, он должен был везти почти все необходимое с колонной. Тацит, рисуя картину Германии, делает риторическое преувеличение, когда говорит, что земли здесь почти все лесистые и болотистые. Однако несомненно, что по большей части ее территории римская армия передвигалась с трудом. Даже весной и летом здесь было очень мало дорог, пригодных для большого обоза. Многие из них проложили римские армии, прежде действовавшие в этих местах под командованием Друза и Тиберия. Римляне также реконструировали немногие существовавшие дороги, соорудив мосты и сделав насыпи.

Римские армии мало пользовались картами и обычно рассматривали местность как набор маршрутов к определенному пункту, но в Германии у них был в этом случае небольшой выбор. Обе стороны понимали это, германцы зачастую могли предвидеть направление, в котором пойдут римляне и поэтому успевали собрать армию где-нибудь по пути следования противника, чтобы устроить засаду.

Армиям, составленным из различных племен, требовалось немало времени, чтобы собраться, так как воины набирались из находившихся на большом расстоянии друг от друга поселений. Кроме того, нехватка дисциплины и легкомысленное отношение к приказам вождей тормозили передвижение варварской армии. Все, что они успевали организовать, — это такие крупномасштабные засады, как устроенная в 14 г. римской экспедиции, возвращающейся на западный берег Рейна.

Возможно, отход римлян после атаки германцев был истолкован как признак слабости. Германик, как и все другие римские военачальники на этом театре военных действий, вынужден был проявлять большое внимание при распределении сил, направленных в карательные экспедиции. Если отправлять слишком мало войск, появлялся риск, что они будут разгромлены, особенно в случае глубокого проникновения на вражескую территорию. Для крупных соединений требовался большой обоз с провиантом, что неизбежно замедляло передвижение армии. Именно по этой причине Тиберий уделял такое внимание повозкам во время своих экспедиций на другом берегу Рейна. Из-за большого обоза римские колонны сильно растягивались, особенно если им приходилось идти по узкой долине или насыпной дороге. Все это затрудняло защиту армии от нападения из засады.

Целью римлян было нанести быстрый и сокрушительный удар, сея опустошение и ужас на обширной территории, а затем отойти, не понеся значительных потерь. Каждое племя должно было хорошо уяснить, что оно уязвимо и не может сопротивляться, если римляне вздумают напасть. Победа над собранной из разных племен армией в бою во время экспедиции или по дороге домой могла дополнительно продемонстрировать военную мощь Рима, но в этом не было крайней необходимости. Прежде всего римляне не должны были терпеть поражений, пусть даже и незначительных, чтобы у германских племен не появился соблазн в будущем оказать сопротивление.

В новой кампании Германик планировал использовать армии как Верхней, так и Нижней Германии; всего у него было восемь легионов, поддерживаемых вспомогательными войсками. Он предпринял наступление в самом начале весны 15 г., выступив с основным отрядом из четырех легионов против хаттов, а Цецина с остальной армией направился к херускам.

Зима выдалась необычайно сухой, и главная колонна смогла с легкостью переходить вброд реки, которые обычно были куда глубже. Там, где требовалось построить дорогу или мост, оставляли для этой цели отряд. Хатты не ожидали нападения, и многие из них были захвачены в плен или убиты, хотя основная часть воинов переплыла через реку Адрана (современный Эдер). Под прикрытием легких метательных машин и лучников вспомогательных войск легионеры быстро соорудили мост через реку и рассеяли этот отряд.

В течение следующих месяцев центр племен в Маттии был сожжен, а окрестные земли опустошены. Затем Германик отступил, его армия ушла, и ее почти никто не беспокоил, ибо хатты были не в состоянии собрать армию, а действия Цецины не позволили вмешаться ни херускам, ни марсам.

Германик, как и любой другой хороший римский военачальник, был всегда готов к применению дипломатии в сочетании с силой в тех случаях, когда это было выгодно Риму. Поэтому он вступил в переговоры с послами Сегеста, старого вождя херусков, чье влияние было ослаблено внезапным взлетом Арминия. Сегест просил защиты от своего соперника. В своем послании германский вождь подчеркнул прежнюю верность Риму, в частности, свою неудачную попытку предупредить Вара о грядущем восстании и вероломстве Арминия. Приняв это во внимание, армия Германика двинулась за Сегестом и его отрядом во время своего марша.

Воины старого вождя, включая его собственного сына, сражались против Рима в 9 г. и они даже принесли с собой трофеи, захваченные у солдат Вара. Но прошлые проступки были прощены, поскольку Риму был выгоден переход под его знамена такого знаменитого вождя. Тиберий даровал прощение за все измены и выделил перебежчикам земли для жительства в пределах империи и денежное пособие. Куда более строптивой оказалась дочь Сегеста, которая ранее была похищена и выдана замуж за Арминия, а затем отец силой забрал ее обратно. Теперь она была беременна от Арминия сыном, которому предстояло родиться и вырасти в изгнании.

Арминий пришел в ярость из-за измены Сегеста и потери жены и постарался как можно быстрее собрать большую армию, к которой присоединился его дядя Ингвиомер, пользовавшийся влиянием среди херусков. В прошлом Ингвиомер считался благожелательно настроенным к римлянам, но теперь перешел на сторону племянника. Совместное влияние этих двух вождей оказалось настолько большим, что к херускам присоединилось множество воинов из соседних племен.

Когда это известие дошло до Германика, он двинулся вместе с Цециной на земли племен, которые проявили сочувствие к Арминию. Так, в частности, опустошили поселения бруктеров. Во время этих операций было возвращено знамя с орлом XIX легиона. Так как Германик находился недалеко от места поражения Вара, он решил направиться в Тевтобургский лес и похоронить мертвых. Цецина двинулся вперед для рекогносцировки местности, сооружения мостов и насыпных дорог в наиболее болотистых местах. Некоторое время они шли по тому же маршруту, что и потерпевшая поражение армия. Тацит драматично описывает картину, которая открылась их глазам.

Первый лагерь Вара большими размерами и величиной главной площади свидетельствовал о том, что его строили три легиона; далее полуразрушенный вал и неполной глубины ров указывали на то, что тут оборонялись уже остатки разбитых легионов: посреди поля белели скелеты, где одинокие, где наваленные грудами, смотря по тому, бежали ли воины или оказывали сопротивление. Были здесь и обломки оружия, и конские кости, и человеческие черепа, пригвожденные к древесным стволам. В ближних лесах обнаружились жертвенники, у которых варвары принесли в жертву трибунов и центурионов первых центурий. И пережившие этот разгром, уцелев в бою или избежав плена, рассказывали, что тут погибли легаты, а там попали в руки врагов орлы; где именно Вару была нанесена первая рана, а где он нашел смерть от своей злосчастной руки и обрушенного ею удара; с какого возвышения произнес речь Арминий, сколько виселиц для расправы с пленными и сколько ям было для них приготовлено, и как, в своем высокомерии, издевался он над значками и орлами римского войска.

Итак, присутствовавшее здесь войско на шестой год после поражения Вара предала погребению останки трех легионов, и хотя никто не мог распознать, прикрывает ли он землей кости чужих или своих, их всех хоронили как близких, как кровных родственников, с возросшей ненавистью к врагам, проникнутые и печалью, и гневом. {272}

Над общей могилой насыпали холм. Сам Германик положил первый кусок дерна, чтобы показать свое уважение к павшим, хотя подобный поступок считался не совсем уместным, поскольку полководец был облечен саном авгура, а таким людям в Риме строго запрещался касаться мертвых.

Выполнив свою горестную и мрачную задачу, армия выступила против Арминия. Сначала германцы отступали, но когда вспомогательная кавалерия римской армии слишком выдвинулась вперед, оторвавшись от главной колонны, она угодила в засаду, и ее обратили в бегство. Вспомогательную пехоту, посланную на помощь, охватила паника, и ее тоже оттеснили. Германцев удалось остановить лишь когда появился Германик с легионами и развернул их в боевом порядке.

Арминий был не готов вступать в полномасштабный бой и отступил, вполне довольный небольшим успехом, достигнутым на данный момент. Время года, пригодное для боевых операций, близилось к концу, и римский командующий не хотел рисковать и откладывать возвращение на зимние квартиры ради сомнительной возможности выиграть крупное сражение. Он решил отступить, взяв с собой половину армии, по северному маршруту, где солдат можно было перевезти по реке или по морю.

Цецину с остальными четырьмя легионами Германик послал по дороге, часто используемой армией в прошлом, и называемой «Длинные мосты». Эти насыпные дороги через болота были построены армией под командованием Луция Домиция Агенобарба более десяти лет назад и теперь находились в плачевном состоянии. Поэтому требовалось починить их, прежде чем спокойно пустить по ним обоз. Но поскольку римляне выбрали такой привычный маршрут, это быстро заметил Арминий, который поспешил со своими воинами по другому более короткому пути, чтобы добраться до мостов раньше Цецины и занять позицию на холмах, поросших лесом.

Римский полководец разделил своих солдат на несколько отрядов: одни строили укрепленный лагерь, другие ремонтировали насыпные дороги, а часть легионеров находились в состоянии боевой готовности, прикрывая работавших. Весь день на них нападали германцы, которые главным образом пытались завязать небольшие стычки в разных местах, пытаясь прорвать заслоны и напасть на занятых работой солдат.

Эта местность плохо подходила для действий хорошо обученной и дисциплинированной армии, так как было мало открытых участков с твердой почвой, где подразделения могли бы действовать в боевом порядке. Положение еще больше ухудшилось, когда воины Арминия перекрыли плотиной реку, направив воду на уже наполовину затопленную равнину. Не обремененным тяжелым вооружением германцам было легче действовать на болотистых участках, чем легионерам. Тацит утверждает, что легионы едва не были сломлены постоянными атаками варваров, но наступившая ночь положила конец сражению. Историк использует литературный прием, часто применяющийся различными авторами на протяжении многих веков, противопоставляя тревожную тишину бодрствующих римлян пьяному кутежу германцев, шум которого доносился до легионеров. Подобную сцену мы найдем в исторической хронике Шекспира «Генрих V».

На следующее утро Цецина построил свою армию в каре, часто применяемое в этих кампаниях. Впереди находился I легион, V «Хохлатый жаворонок» расположился справа, а XXI Стремительный (Legio XXI Rapax) слева и XX легион сзади. Цецина надеялся, что они смогут образовать достаточно сильный боевой фронт среди болотистой местности, чтобы прикрыть движение вещевого обоза и раненых по «Длинным мостам».

Однако то ли из-за путаницы в приказах, либо, как намекает Тацит, вследствие паники легионы V и XXI двинулись вперед слишком быстро. По этой причине вещевой обоз оказался открыт для ударов с флангов, и как раз в этот момент Арминий повел своих воинов в массированную атаку. Когда германцы напали на повозки и движущуюся колонну, завязалось беспорядочное сражение. Цецина попытался восстановить хоть какой-то порядок среди хаоса, но его конь, получив ранение, сбросил старого командира (полководцу было уже около шестидесяти) на землю. Только расторопность солдат I легиона не позволила врагам захватить его в плен или убить.

Наконец основной части римской армии удалось добраться до открытого участка, уже занятого двумя легионами, которые должны были прикрывать фланги. Прибыв туда, утомленные солдаты были вынуждены в течение нескольких часов сооружать вал и рыть ров вокруг лагеря. Значительная часть вещевого обоза; была захвачена врагом. Благодаря тому что германцы занялись грабежом, основные силы римлян сумели пройти опасный участок. Той ночью лишь немногие раненые были перевязаны, и почти ни у кого из солдат не было палаток. Когда какая-то лошадь сорвалась с привязи и начала скакать по лагерю, сея замешательство, испуганные солдаты в панике помчалась к воротам, решив, что это неприятель напал на лагерь. Цецина смог остановить их лишь после того, как лег в воротах и предложил им наступать прямо на него в случае бегства. Затем трибуны и центурионы объяснили, что на самом деле произошло, и успокоили солдат.

Арминию и Ингвиомеру казалось, что римская армия, застигнутая в болотистой местности и утомленная нападениями из засады, уже у них в руках, так же как солдаты Вара в 9 г. Однако у этих двух германских вождей были разные планы. Арминий хотел позволить Цецине уйти из лагеря, дать римлянам возможность снова оказаться на труднопроходимом участке, и только потом напасть. Его дядя был уверен, что они уже победили. Предложение Ингвиомера окружить римский лагерь и взять его штурмом было с восторгом встречено другими вождями.

Цецина ожидал от противника именно этого шага и поэтому подготовился соответствующим образом. Его солдаты ожидали атаки у всех четырех ворот лагеря. Во главе находились отряды самых храбрых солдат верхом на конях, которые им отдали командир и старшие офицеры. Попав в такое отчаянное положение, Цецина хотел продемонстрировать солдатам, что он не бросит их, а разделит с ними их участь.

Легионеры проявили в тот момент завидную выдержку. Когда рассвело, они увидели плотное кольцо германских воинов, готовых к атаке. Цецина позволил им подойти ближе, надеясь, что видимое нежелание римлян выходить из лагеря и сражаться усилит презрение варваров к противнику. Только в последнюю минуту он приказал легионам выходить из ворот. Заиграли трубы, воины издали боевой клич, и самоуверенность врага почти сразу же испарилась, ряды германцев охватила паника. Открытая равнина позволила римлянам воспользоваться своим превосходством в подготовке и вооружении. Римляне гнали германцев до самого заката.

Армия варваров понесла серьезные потери, а Ингвиомер был тяжело ранен. Оставшуюся часть пути до самого Рейна римская колонна больше не подвергалась нападениям. Однако слухи о мнимой катастрофе достигли командиров гарнизона на границе раньше солдат Цецины и вызвали там панику. Считается, что только вмешательство жены Германика Агриппины предотвратило разрушение моста через реку у Ветеры (современный Ксантен). Она также приветствовала возвращающуюся колонну и лично благодарила солдат, раздавая одежду тем, кто потерял ее, и заботилась о раненых.

Возвращение той половины армии, которой командовал сам Германик, было менее богатым событиями, хотя части этого отряда пришлось очень нелегко. Немало легионеров погибло, когда прибрежную равнину, по которой они шли (примерно там, где сейчас находится северное побережье современной Голландии), затопило необычайно высоким приливом.

Этот случай наряду с не слишком удачным отходом колонны Цецины испортил положительное впечатление от кампании этого сезона, — римлянам опять не удалось подтвердить миф о своей непобедимости. Арминий не добился значительного успеха, но он избежал решающего поражения, и его авторитет был по-прежнему высок. Германик решил в следующем году добиться прямого столкновения с германским вождем, используя все восемь легионов как единую силу. С этой целью он провел зиму в подготовке к новой кампании, перестраивая и тренируя свою армию.

Западные провинции империи, особенно Испания и Галлия, соперничали друг с другом, присылая армии зерно, лошадей и вьючных животных, хотя Германику было известно, что расходы на долгие войны в Германии почти полностью истощили их ресурсы. Это еще больше убедило римлян, что в следующем боевом сезоне им необходим окончательный успех.

Было решено перевезти как можно больше войск по воде. Вдоль побережья Германского (Северного) моря мимо Фризских островов были отправлены корабли для высадки солдат в глубине вражеской территории. Поэтому солдатам было поручено построить почти 1000 лодок, чтобы добавить их к флотилиям, уже стоящим на Рейне. При этом римляне продолжали предпринимать дипломатическая действия, чтобы склонить германских вождей на сторону Рима. Брат Сегеста Сегимер и его сын стали союзниками империи. Сын не только сражался против Рима в 9 г. но и, как считалось, надругался над трупом Вара. Однако желание получить преимущество, переманив бывших врагов на свою сторону, снова возобладала над жаждой мщения. Помимо практических приготовлений, Германик уделил особое внимание здоровью и боевому духу своих солдат, лично обходя госпитали на зимних квартирах. Он разговаривал с каждым солдатом по отдельности и хвалил их за совершенные подвиги.

Весной 16 г. армия встретилась с флотом на территории батавов, племени, занимавшему земли, именуемыми Батавским островом, между Рейном и левым рукавом рейнской дельты Вагалом (современный Ваал). Здесь римляне получили большое количество вспомогательных войск. Батавы являлись одним из ветвей племени хаттов. Батавы перешли Рейн и поселились там после внутренних разногласий с другими хаттами.

Перед началом главной кампании Германик отправил небольшой летучий отряд для нападения на хаттов. В то же самое время пришло известие, что римский форт, построенный возле места поражения Вара, подвергся нападению, поэтому командующий послал туда шесть легионов. Ни та ни другая операция не вылилась в серьезное сражение, а Германик обнаружил, что племена уничтожили холм, воздвигнутый над общей могилой солдат Вара, а также находившийся неподалеку жертвенник, некогда поставленный его отцу Друзу. Подобные символы римской власти, судя по всему, рассматривались местными воинами как крайне унизительные, поскольку были установлены на их территории. Германик восстановил алтарь, но решил не трогать могильный холм.

Двигаясь обратно к месту соединения с флотом, римская армия села на корабли и поплыла вдоль побережья к устью реки Амизия (Эмс). Они высадились на западном берегу, но затем легионы занялись строительством моста через реку, что позволило Арминию собрать армию. Известие о восстании ангривариев привело к опустошению их земель в качестве немедленного наказания. Затем Германик двинулся к реке Визургий (Везер) и обнаружил, что вражеская армия сосредоточена на восточном берегу.

Тацит рассказывает историю о том, что Арминий звал своего брата Флава, который остался верным Риму и по-прежнему служил командиром вспомогательных войск. Между обоими, согласно описанию римского историка, произошел спор, во время которого они кричали друг на друга с противоположных берегов и сравнивали свои судьбы, но весьма вероятно, что это всего лишь риторический прием или, по крайней мере, преувеличение имевшего место эпизода. Германик не хотел напрямую атаковать другой берег реки, пока у него не будет надежного опорного пункта и легионеры не соорудят нужное количество мостов. Поэтому он послал отряд вспомогательной кавалерии на другой берег вброд. С ними отправился Хариовальда, военачальник и вождь (dux) батавов.

Поначалу все шло хорошо, но херуски заманили батавов в засаду, и союзники Рима были быстро окружены. Завершив окружение, херуски образовали крут из щитов. Это соответствовало самым героическим традициям ведения межплеменных войн. Через некоторое время Хариовальда попробовал прорваться, но был убит. Остатки его отряда спаслись, когда им на помощь пришла римская кавалерия.

В последующие дни у остальной римской армии появилась возможность перейти Визургий. Разведчики сообщили, что Арминий отступил и собирается, находясь на этой позиции, дать бой. Германский вождь расположил свои войска возле леса, посвященного богу, которого римляне отождествляли с Геркулесом. Какой-то дезертир утверждал, что германский вождь планировал провести ночную атаку на римский лагерь. Нападение в самом деле состоялось, но германцы вскоре отступили, когда выяснилось, что легионеры были начеку.

Ранее той же самой ночью Германик надел на себя капюшон из шкуры животного, вероятно из тех, что носили знаменосцы, и принялся бродить среди палаток, надеясь оценить боевой настрой своих солдат. (Опять же этот эпизод ассоциируется с аналогичной сценой в «Генрихе V» Шекспира.) Подслушивая разговоры у костров в лагере, 31-летний римский военачальник был потрясен привязанностью к нему солдат и их доверием.

Еще больше поднял настроение римлян следующий эпизод: германский воин, умевший говорить по-латыни (возможно, благодаря службе во вспомогательных войсках), подъехал к лагерному валу и обратился к римлянам с предложением Арминия. Всем, кто дезертирует, он обещал землю и жену, а также жалованье в 25 денариев в день до конца войны. Поскольку годовое жалованье легионера составляло в этот период лишь 225 денариев, это было крайне щедрым посулом. Однако предложение совершить предательство оскорбило солдат, и они язвительно ответили, что это доброе предзнаменование, означающее, что после победы над германцами им достанутся их земли и их женщины.

На следующее утро командующий обратился к своей армии. Поскольку она состояла из восьми легионов и вспомогательных войск, вероятно, он или его офицеры повторяли речь несколько раз для отдельных когорт. Как пишет Тацит, он сказал им что:

Римский воин может умело сражаться не только в открытом поле, но если разумно использует обстановку, то и в лесах, и в поросших лесом горах; ведь огромные щиты варваров и их непомерно длинные копья менее пригодны для боя среди древесных стволов и низкой поросли, чем римские дротики и мечи и покрывающие тело доспехи. Нужно учащать удары, направляя острие оружия в лицо: у германцев нет панцирей, нет шлемов, да и щиты у них не обиты ни железом, ни кожею — они сплетены из прутьев или сделаны из тонких некрашенных дощечек. Только сражающиеся в первом ряду кое-как снабжены у них копьями, а у остальных — обоженные на огне колья или короткие дротики. И тела их, насколько они страшны с виду и могучи при непродолжительном напряжении, настолько же невыносливы к ранам… {279}

Ободренные этой пренебрежительной характеристикой врага и обещанием, что победа положит конец их трудам, солдаты громко выразили свой восторг, после чего им было велено разойтись и строиться в боевом порядке.

Арминий, Ингвиомер и германская армия ждали их на лесистой равнине, расположенной между Визургием и холмами. Это место было известно как Идиставизо, но впоследствии его не удалось точно определить. Арминий и значительная часть херусков находились в резерве (необычно тонкий ход для армии варваров) на холмах.

Римская армия вышла на поле боя в построении, которое с легкостью можно было превратить в боевое. Тацит утверждает, что при наступлении римлян впереди находились четыре легиона вместе с самим Германиком и двумя когортами преторианской стражи (элитная императорская охрана) и лучшая часть кавалерии. За ними следовали пешие лучники, а потом галльские и германские вспомогательные войска. Далее находились еще четыре легиона, а в арьергарде — легкая пехота и конные лучники. Точно не известно, как построение применялось на каждом участке. Было ли, например, каждое соединение из четырех легионов развернуто в каре, что часто применялось в этих кампаниях. В начале битвы Германик заявил, что видел, как восемь орлов летели в том направлении, в котором должны наступать римляне, и сказал, что это сулит римлянам победу.

Описание этой битвы Тацитом не позволяет восстановить точную последовательность событий. Часть херусков ринулась вперед вопреки приказам Арминия, и скоро на них с фланга и тыла напали подразделения вспомогательной кавалерии. Римская пехота также продвигалась вперед, тесня воинов противника. Сам Арминий успешно атаковал лучников в авангарде римской армии, и его смогла остановить лишь вспомогательная тяжелая пехота. Оказавшись почти отрезанным от своих воинов, он вымазал лицо собственной кровью, чтобы его не узнали, и сумел скрыться благодаря быстроте своего коня. Ходили слухи, что союзники римлян из племени хавков нарочно позволили ему ускользнуть.

После упорного сражения германская армия была обращена в бегство и понесла тяжелые потери. Одни воины утонули или были застрелены во время попыток переплыть Визургий, других убили лучники, когда они решили спрятаться в ветвях деревьев. Потери римлян были очень незначительными, хотя Тацит не приводит никаких цифр. После боя армия провозгласила Тиберия императором, поскольку любая победа, даже одержанная приемным сыном принцепса, отныне всегда приписывалась самому принцепсу. Из захваченного оружия был сооружен трофей, на котором были написаны названия побежденных племен.

Приведенные в ярость этим символом своего поражения, германцы принялись нападать на римскую колонну во время ее возвращения. Арминий снова собрал армию и занял позицию на пути, по которому должны были следовать римляне, около вала, которым ангриварии отгородились от херусков. По обе стороны от узкой влажной равнины шли леса и болота. Германская пехота спряталась за валом, а кавалерия расположилась дальше в лесу, приготовившись напасть на римскую колонну с тыла.

Римлянам было известно о присутствии врага, и Германик решил, что еще одно крупное сражение будет ему только на руку. Римская кавалерия была оставлена прикрывать открытый участок, а пехота разделена на два отряда. Один должен был напасть на вал, а другой на лесистый участок возле главной дороги. Атаку на вал возглавил сам командующий, рассудив, что здесь бой будет самым трудным.

Первая попытка взять вал не принесла большого успеха. Римляне понесли немалые потери, пытаясь взобраться на земляную стену. Германик приказал им отступить, а затем велел пращникам и лучникам обстреливать защитников. К атаке подключили «скорпионы», которые метали снаряды на куда большее расстояние, чем луки и пращи. А силы их ударов не выдерживали ни щиты, ни доспехи. Так удалось поразить самых заметных воинов на валу. После этого защитники не смогли дать эффективный отпор (лучники, судя по всему, были редкостью в германских армиях), и со второй попытки вал удалось захватить.

Германик возглавил две преторианские когорты, когда римляне атаковали лес после этого прорыва. Он снял с себя шлем, чтобы его солдатам было легче узнать своего полководца. Сражение было ожесточенным, но римлянам, вероятно, легче было действовать в условиях ограниченной видимости в лесу, чем их противникам, которые не могли должным образом использовать свое превосходство в численности. К тому же Арминий действовал в этот раз довольно вяло. Тацит полагает, что это могло быть следствием ранения, полученного вождем в предыдущем бою. Ближе к концу дня Германик отвел один легион и велел солдатам сооружать лагерь. Враг снова понес очень тяжелые потери, и был воздвигнут еще один трофей — для того, чтобы увековечить память об этой победе.

Лето уже близилось к концу, и пора было возвращаться на зимние квартиры. Основная часть римской армии ушла тем же путем, что и явилась в земли херусков. Солдаты сели на корабли и поплыли вдоль побережья Германского моря. Сильный шторм разметал флот и прибил несколько кораблей к побережью Британии. Часть судов была потоплена. По возвращении — был момент, когда Германик остался лишь с одним кораблем и высадился на территории союзного племени хавков — командующий быстро организовал несколько карательных экспедиций, чтобы показать, что римская армия не утратила своей мощи. Хатты и марсы снова подверглись нападению, набег на последних привел к возвращению еще одного орла, захваченных у легионов Вара.

Возвращение и таинственная смерть

В конце 16 г. Тиберий вызвал Германика обратно в Рим, где молодой полководец отпраздновал триумф в честь победы над германцами. Двум когортам преторианской стражи было приказано встретить его в полной парадной форме, но Германик был так популярен, что в итоге все девять когорт преторианцев настояли на своем участии в церемонии в знак уважения к Германику.

Тацит утверждает, что Германик попросил продлить его командование еще на один год, чтобы окончательно разгромить германцев. Возможно, это был всего лишь нарочно пущенный слух, чтобы лишний раз подчеркнуть, что Рим мог бы с легкостью добиться полной победы, если бы только захотел этого. Как бы то ни было, в Германию победитель Арминия не вернулся, а был послан в Сирию, чтобы контролировать ситуацию в восточных провинциях, где, казалось, могли в тот момент возникнуть проблемы с парфянами из-за Армении.

Нельзя сказать точно, как относился Тиберий к своему приемному сыну. Ходили слухи, что он завидовал ему как потенциальному сопернику, помня предложения солдат во время бунта в 14 г. сделать популярного молодого полководца императором. Демонстративная забота Агриппины о солдатах, а также то, что родители одевали своего сына Гая в миниатюрную военную форму, — все эти действия могли в глазах Тиберия казаться попытками подорвать верность легионов. Говорили, что наместнику Сирии Гнею Кальпурнию Пизону Тиберий приказал следить за Германиком и во всем мешать ему. Между наместником и племянником императора, несомненно, имелись трения, которые закончились отставкой Пизона.

Вскоре Германик заболел и умер. Ходили слухи, что он был отравлен, и молва обвиняла в этом Пизона и даже Тиберия. Пизон попытался снова вступить в свою провинцию и возобновить командование. Он собрал войска, но был разбит. Позднее он предстал перед судом в сенате и в конце концов совершил самоубийство, незадолго до того как был оглашен обвинительный приговор. Горе народа при известии о смерти Германика было искренним и напоминало исступление, что еще раз подтвердило огромную привязанность к молодому полководцу. Его прах был с почестями привезен в Рим.

Завидовал или нет Тиберий Германику, и был ли последний действительно убит, точно установить теперь невозможно. Но вскоре принцепс отправил в изгнание Агриппину, где ее уморили голодом, а двух ее старших сыновей казнил (одного из них отравили, другой недолго прожил в изгнании, и также был убит). Режим Августа рядился в одежды традиционной республики, но это была одна только видимость. С самого начала принципат по сути своей был монархией, и не так уж много найдется монархов, которые не подозревают своих подданных в желании узурпировать власть и не ищут в своем окружении соперников, настоящих или мнимых. В Риме репутация императора в значительной степени основывалась на победах его армий, но при этом было необходимо, чтобы никто, даже близкий родственник, не смел покрыть себя громкой военной славой. Изменившиеся условия принципата предоставили нескольким членам императорской семьи большие возможности на военном поприще в молодом возрасте, но не избавили их полностью от подозрений в кознях против императора.

По странному совпадению одновременно с Германиком в 19 г. погиб его великий соперник Арминий. Он был убит собственными вождями, когда они посчитали, что он приобрел слишком большую власть. Ранее в том же году Тиберий отклонил предложение одного из знатных херусков убить Арминия, заявив, что Рим не нуждается в применении таких бесчестных приемов.

Победы Германика, безусловно, считались достаточным возмездием за разгром в Тевтобургском лесу, и германский военачальник больше не рассматривался Римом в качестве возможной угрозы. Хотя нередко в прошлом войны — например, война против Югурты — заканчивались актами подобного вероломства. Власть вождей в их племенах всегда была ненадежной, и, возможно, Тиберий надеялся, что Арминия устранят в любом случае, как в конце концов и случилось. Арминий добился успеха в том, в чем другие, в том числе и Верцингеториг, потерпели неудачу, он восстал против Рима и не был побежден. Историк Тацит воздал ему должное в начале II века, произнеся вполне заслуженные слова:

Это был, бесспорно, освободитель Германии, который выступил против римского народа не в пору его младенчества, как другие цари и вожди, но в пору высшего расцвета его могущества и хотя терпел иногда поражения, но не был побежден в войне. Тридцать семь лет он прожил, двенадцать держал в своих руках власть; у варварских племен его воспевают и по сей час… {284}