…Ночь выдалась темная, хоть глаз выколи. Только огоньки маячат на кончиках крыльев да мотор ревет надрывно, будто стонет под непосильной клажей. И оттого на душе у меня еще тоскливее.

— Время! Готовьтесь к прыжку! — не слышу, а догадываюсь по движению губ летчика.

— «К своим прыгаешь, не бойся», — вспоминаю слова генерала, а на душе от этой проклятой темноты гадко. Но вот летчик махнул рукой, и я провалился в черноту…

Порывистый ветер захлестнул парашют на суковатое дерево. Я в клочья изорвал всю одежду, до крови исцарапался, пока, наконец, спустился на землю. Горело плечо, колено ныло… «Но это хорошо, — подумал я про себя, превозмогая боль. — Без всякой дополнительной маскировки я — настоящий парашютист-диверсант».

Как и было приказано, парашют и рацию спрятал отдельно.

Выбрал надежный густой куст и прилег под ним до утра. Было, конечно, не до сна.

Долбила мысль: «Как-то встретят меня хозяйкины «гости»?

К утру все-таки вздремнул — сморила усталость.

Едва забрезжило в лесу, я был уже на ногах. Огляделся кругом, получше заметил место и отправился на поиски одинокого дома. Разыскал его без труда, замаскировался в кустах и стал наблюдать. Вскоре в сопровождении собаки появилась хозяйка, деловито осмотрела двор, обогнула дом и прошла на огород. А через некоторое время на дворе показался высокий молодой человек. Я сразу узнал его по фотографии, виденной у генерала. На лоб небрежно свисает тугой завиток черного чуба. Молочные щеки румяны, как у красной девицы. А над ними угольки нахальных глаз. Сразу видно: им не ведом стыд и запрет. Не знай я о нем ничего, решил бы, что передо мною отъявленный гуляка, «покоритель» девичьих сердец…

Весь день не спускал с дома глаз. До мелочей изучил усадьбу, узнал кличку пса, с закрытыми глазами мог бы по голосу определить приближение хозяйки.

…Назавтра я выбрал место поближе к тропе, что вела, по моим предположениям, к городу, и продолжал наблюдать. Прошло несколько часов напряженного ожидания, из дома вышел молодой человек. Беспечно насвистывая и помахивая дубовой веточкой, он прошел мимо меня. Сердце отчаянно колотилось, я с трудом подавил желание выскочить ему навстречу.

Молодой человек скрылся за поворотом.

…Минуты тянулись часами.

Но вот на тропе опять кто-то. Совсем рядом проходит миловидная девушка с пушистыми косами. Я даже уловил запах дорогих духов. Едва она скрылась за сараем, на тропе показался тот же незнакомец. Все также размахивая веточкой и беспечно поглядывая по сторонам, он шел прямо на меня.

Я выхватил «парабеллум», загородил дорогу и негромко приказал:

— Ни звука! Раздевайся. Мне нужны твой пиджак и брюки. Живо!

Не опуская поднятых рук, он с тревожным любопытством разглядывал мою изодранную одежду, разбитое левое колено, из которого сочилась кровь, многочисленные ссадины на руках и лице.

— Поживее, слышишь! И документы выкладывай. Не бойся, верну по почте. А чтобы голым не ходил, вот тебе пять тысяч. Купишь.

И я бросил к его ногам пачку денег.

Он не делал попыток к сопротивлению, но все хладнокровнее смотрел на меня. Руки его перестали дрожать. Даже какой-то огонек промелькнул в его нахальных глазках.

— Ну, скотина! — процедил я сквозь зубы. — Слышишь? Раз-де-вай-ся! Живо! Бери еще пять тысяч. Жаден, сразу видно. Ну! Или я стреляю. Даром возьму…

И я бросил еще пачку денег.

— Так это вы… тот, которого ищет НКВД? Весь лес обшарили…

— Ты мне зубы не заговаривай, подлюга. Не твоего ума дело, кто я. У тебя требуют одежду и документы. Взамен деньги дают… А не хочешь — получай пулю. И бывай таков. Ну, так по-хорошему, без шума?

Он опять намекнул на ночного диверсанта. Я пригрозил пистолетом. Так продолжалось несколько минут. Наконец, я совсем уже зло, тоном доведенного до отчаяния человека прошипел:

— В последний раз говорю: раздевайся. Нет? Ну, получай, большевистский гад, — и прицелился в лоб.

Он вздрогнул всем телом и тихо, с опаской, по-немецки, произнес… пароль группы «Ц-41».

Я сделал удивленное лицо, спрятал оружие и назвал отзыв. Он опустил затекшие руки и облегченно вздохнул:

— Встреча…

— Фу ты! Как получилось… чуть не ухлопал, — с дрожью в голосе произнес я и для убедительности едва было не скинул кепку и не отер лоб носовым платком. Но тут же спохватился, вспомнил об условленном сигнале. У меня не было никакого сомнения, что зоркие дружеские глаза видят каждое наше движение.

Он задал мне несколько вопросов, желая, видимо, еще раз убедиться, что я не враг. Я охотно ответил по-немецки, озираясь при этом по сторонам. Он понял меня:

— Не беспокойтесь. Еще ни одна собака не бывала здесь. А впрочем, идемте все-таки, уважаемый коллега.

— Надежный холостяк, — иронически вставил я.

Он направился к сарайчику, я захромал следом. Напряжение первой встречи спало, и я с необычайной остротой почувствовал боль в колене и плече, горело и ныло все тело. Меня вдруг охватило страстное желание убить этого человека, задушить, растерзать. Кровь прихлынула к лицу, до ломоты сжались кулаки. Как раз в этот момент он обернулся, и я всю мою ненависть вложил в неподдельную гримасу боли — адской, мучительной.

— Ничего. Сейчас поможем, — успокоил он.

Мы очутились у сарая.

— Осторожнее. Услышит собака.

Мы проскользнули за дверь.

В одно мгновение он прыгнул на сеновал, подал мне руку и разгреб сено у самой стены.

И вот мы в потайном подвале. Молодой человек зажег свечу. При ее свете я рассмотрел небольшой шкафчик, стол и два табурета.

— Знакомьтесь, — указал он мне в темный угол.

Только тут я рассмотрел деревянную кровать. На ней сидела та, которую я видел несколько минут назад.

— Елена, — не приподнимаясь, небрежно протянула она мне полную руку.

Молодой человек достал индивидуальный пакет, перевязал мне ногу.

— Вы наш гость, уважаемый, — заговорил он. — И, конечно, хорошо понимаете, что наша власть над вами безгранична. То, что вам известен наш пароль, еще ни о чем не говорит, — с этими словами он вытащил пистолет и нагло повертел его в руках. — Давайте поближе познакомимся…

Я предвидел такой разговор и попросил молоток и отвертку. Через минуту из-под каблука ботинка был извлечен золотой жетон. Молодой человек изумленно вскочил, вытянулся по-гусиному, как автомат, выкинул вперед руку и, задыхаясь от волнения, пролаял:

— Хайль Гитлер!

Его помощница, не понимая еще причины столь резкой перемены, но догадываясь, что она — свидетельница какой-то необычной, редкой встречи, побледнела и также поднялась с кровати. Молодой человек подбодрил ее энергичным толчком в крутое бедро и торжественно прошептал:

— Блюминг! Шеф Варшавской школы разведчиков…

Елена подобострастно выкрикнула здравицу фюреру.

Я входил в роль.

— Что ж, господа, продолжим наше знакомство, — не скрывая своего превосходства над ними, проговорил я и снисходительно предложил им сесть. — Сейчас предъявите ваши доказательства…

Молодой человек, заметно волнуясь, разрядил обойму пистолета и из первого патрона вынул крохотную бумажку. Я увидел шифр: Ц-41, А-2.

— Недурно, хотя и не ново. Первый выстрел — и никаких улик, все уничтожено.

Бухгалтер показала мне свои пушистые косы. Вначале я ничего не понял, но потом заметил, что они заплетены по-разному: сначала вдвое, потом вчетверо, втрое и т. д.

— Изумительно! Едва ли кому придет в голову мысль расшифровать косы.

Польщенная похвалой, Елена кокетливо улыбнулась и предложила сигару.

— Все это хорошо, — чиркнул я спичку, — но меня тревожат улики. В лесу парашют остался… Надо припрятать получше, а то как бы чего…

Мой новый знакомый проводил меня в лес, помог закопать. Признаться, я опасался, как бы наши не поторопились, не остановили преждевременным: «Руки вверх!» К счастью, все обошлось благополучно.

…Вечером он познакомил меня с хозяйкой. Она подозрительно осмотрела меня, но когда он шепнул ей что-то на ухо, поспешно засуетилась, собирая на стол.

После ужина ушли спать на сеновал. Когда поднялись наверх, хозяйка у самой лестницы привязала собаку.