Радиостанция «Утренний брысь» жила своей обычной бестолковой жизнью.

По коридорам бегал творческий люд – редакторы, авторы, исполнители музыкальных номеров, радиоведущие других программ, продюсеры, мальчики из рекламного отдела. Из комнат звучали смех, обрывки мелодий, чьих-то интервью, даже крики. Наверное, народ обсуждал новые идеи радиопрограмм или ругался из-за того, что кто-то кому-то недодал рекламных денег.

Движение и звуки на «Утреннем брысе» напоминали праздничные.

Все, кто сталкивался с выжатой как лимон Лилией Горной, на бегу с ней здоровался, говорил, мол, как она хорошо выглядит, как замечательно провела последний эфир.

Из-за угла коридора показалась секретарша шефа Варвара Клон. Это была девушка гвардейского роста, громадных размеров со всех сторон – спереди, сзади, сбоку, вдоль и поперек, с сильно подведенными бровями, коровьими глазами и голым пупком. Пупок был пропирсирован здоровенной бусиной горного хрусталя. Бусина сверкала, как береговой маяк.

– Здрасьте, Лиля, – сказала своим неизменным казенным голосом Варвара Клон. – Шеф после вашего посещения очень изменился.

– А что с ним стало? – наигранно ужаснулась Лилия Горная.

– Сходил на обед в ресторан «Крахмал» с бибисишником, а после обеда явился выкрашенный в горящую солому.

– Какую солому? – не поняла Лилия.

– Стал огненно-рыжим для непонятливых. Это вы ему присоветовали так покраситься или он начал за вами ухаживать?

Глаза Варвары излучали казенное любопытство, но Лилия знала: любой ее ответ через полчаса узнает весь «Утренний брысь».

– Варенька, душенька, только вам, по великому секрету, – перешла она на интимный полушепот. – Алесь Валерьевич собирается записаться на курсы латиноамериканских танцев, чтобы подкорректировать фигуру. А там мужчинам ставят небольшое условие – перекраситься в неожиданный цвет, чтобы он – партнер в паре – смотрелся броско, был запоминающимся.

Взгляд Варвары Клон изменился: казенное любопытство стер непритворный ужас.

– Кошмар! – выдохнула секретарша шефа. – А что теперь будет со всем нами?

– Ничего. Полюбим Латинскую Америку и ее зажигательные танцы, – подытожила короткую беседу Лилия Горная, медово улыбнулась Варваре и пошла по коридору в свою комнату.

Через пятьдесят метров с ней столкнулся Михаил Розенберг. Он схватил Лилию за локоть и горячо затараторил:

– Так-так-так-так! Лилия, девочка моя! Не поверишь, я проник в этот «Крахмал», даже удалось пройти фейс-контроль, даже придвинул стул к столу шефа, щелкнул пальцами официанту, чтобы заказать себе горячее, по-английски поздоровался с бибисишником: «Хау ду ю ду!» Но шеф, представляешь, какая жуткая скотина, сделал вид, что не узнал меня. Сказал так официанту, холодно, надменно: «Уберите посторонних лиц». Это я, Лиль, постороннее лицо, а? Да без меня он в своем кресле не вращался бы! Ведь я же его туда своими руками в одна тысяча девятьсот девяносто первом году посадил, во время путча! Он же был ассистентом в «Сябрах». Третьим ассистентом!!

– Миш, успокойся, – миролюбиво посоветовала Лилия Горная. – Пойдем чайку попьем. Ты для меня самое дорогое на радиостанции лицо.

– Правда? – по-детски обрадовался Розенберг. – Дай я тебя за это поцелую! Дай обниму тебя, звездочка моя ясная!

Мимо проскользнули две девицы из группы маркетинга. На головах у них была мелкая вермишель мокрой химии, попы обтянуты короткими кожаными юбками. Девицы слышали и про поцелуи, и про звездочку ясную. Глаза их стали квадратными.

Эту ненормальную реакцию моментально заметил быстрый человек Мишка Розенберг, который тут же завопил:

– Учитесь, девки, как надо, чтобы за вами ухаживали! Всех сейчас перецелую, мои козочки!

В коридоре поднялся визг, топот: Розенберг дурачился, ловя девиц широко расставленными руками. Лилия прижалась к стене и от души хохотала. Ей тоже достался смачный слюнявый Мишкин поцелуй.

Когда девицы умчались, топая по коридору, как бегущее на водопой стадо, Розенберг вытер со лба бисеринки пота, галантно поцеловал Лилии руку и сказал:

– Мадам, вы были неотразимы. Ржали, как полковая лошадь.

– Ладно, Мед Медович. Так идешь чай пить или нет?

– Простите, мадам, но я не могу. Чай – не мой напиток… Лиль, дай тыщенку взаймы, а? С возвратом, – почти без паузы попросил Розенберг.

Лилия Горная открыла сумочку – вечную память об австралийском радиопоклоннике, вынула деньги, сунула Мишке.

– На. Через неделю сможешь вернуть?

– Спрашиваешь, – откликнулся Розенберг. – Я не для себя, маме на лекарства.

– Знаем мы эти лекарства, – весело отреагировала радиозвезда. – Скажи еще, горчичники и грелку не на что купить.

– Как ты догадалась? – наигранно удивился Розенберг. – А впрочем, ни для кого не секрет, что у тебя врожденная интуиция.

Он по-дружески чмокнул Лилию в щеку и помчался прочь.

Прошло больше трех часов, как радиоведущая Горная покинула свою комнату, но то, что она увидела с порога, мгновенно ее развеселило.

Та же странная конструкция, что и три часа назад, громоздилась посреди помещения: на локтях и коленях, накрытые старой дубленкой, стояли два человека. Одну пару ног Лилия узнала сразу: она принадлежали Ардальону Мозолькину, а вот другую – в сатиновых пестрых брючках и грубых башмаках на толстенной подошве с железными шипами – Лилия видела впервые.

Судя по тому, что под дубленкой журчал женский голос, башмаки принадлежали даме.

– В эфире «Рассвет с Ардальоном М.»! – громко произнесла Лилия Горная, очень точно скопировав интонацию и тембр своего коллеги.

Дама под дубленкой сказала: «Ой!», и ее толстенные подошвы дрыгнулись, как будто даме поставили укол в мягкое место. Мозолькин вынырнул из-под душного убежища с совершенно мокрой и пунцовой физиономией.

– Лиль, я же тебя просил! – взрыднул он.

– Три часа назад – да. Было дело, – согласилась Лилия. – Но не могу же я сто лет на цырлах ходить? Ты что, поселился у меня здесь, под дубленкой? Кто эти подошвы?

Мозолькин начал дико вращать глазами, как собака Баскервилей, настигающая жертву. Это вращение означало: ты что, дура набитая, у нас в гостях САМА!..

Здесь Лилия Горная должна была проявить чудеса сообразительности, но интуиция ее дремала, не подсказывала, кто дрыгнул подошвами, сказав «ой!».

– Неужели царица Савская? – неуверенно предположила радиозвезда.

– Не морочь голову. Здесь, – он ткнул пальцем в дубленку, – Арина Мацуомовна. Да, да, та самая. – Последнюю информацию он выдал свистящим шепотом.

Кто такая Арина Мацуомовна, Лилия Горная никак не могла вспомнить. Пришлось развести руками и поднять вверх брови.

– Ладно, мать. Потерпи чуть-чуть. Знаешь, какие записи под дубленкой получаются – чистый звук, доверительная интонация. Никакая студия с наворотами не нужна, – убедительно сообщил Мозолькин.

– Попроси тогда, чтобы тебя приютили в буфете или у главного бухгалтера, там места больше. А мне и звонить надо, и писать, и после эфира отдохнуть.

– Ладно, ладно, ладно, – скороговоркой застрочил Ардальон. – Лилечка, я все понимаю, я же не идиот какой-нибудь. Но войди в мое положение, пойми как коллега коллегу, как мужчина мужчину – у меня завтра эфир! Вот сейчас Арину Мацуомовну прикончу, и абзац.

Видимо, гостья «Рассвета с Ардальоном М.» слышала разговор радиоведущих. При категоричном обещании «прикончу, и абзац» она нервно задвигала подошвами. Конечно, кому понравятся слова, которые можно расценить впрямую?

…У Лилии Горной было доброе сердце, оно досталось ей от хлопотливой мамы-пенсионерки, бывшей медицинской сестры, которая жалела всех и вся и готова была мчаться на помощь по первому зову на другой конец Москвы.

До выхода на заслуженный отдых мама работала в кожном кабинете, и именно к ней стремились все больные с проблемными ногтями на ногах. Мама Лилии Горной умела так деликатно и аккуратно обработать грибковые ногти, что пациент или пациентка чувствовали себя на седьмом небе. И самое главное – мама искренне жалела и любила своих больных, никогда не проявляла при них нервозности, раздражения, пренебрежения, не горел в ее глазах алчный огонек: а что ты мне дашь за старания?

Если кто-то успевал сунуть ей в карман халата шоколадку или апельсин, мама краснела, словно девочка перед первым свиданием, и чувствовала себя преступницей.

Потом маму проводили на пенсию, кстати, это произошло не потому, что она одряхлела и не справлялась со своими обязанностями. Просто в поликлинику, где мама работала, пришел новый главный врач, решивший, что опытные медсестры с морщинами на лице ему ни к чему, а вот выпускницы медицинских училищ в мини-юбках – это то что надо. «Многие процедуры мы ставим на коммерческую основу. Если их будут выполнять молодые сестры, приток больных обеспечен», – цинично объявил главный врач на одном из общих собраний поликлиники.

И в один осенний дождливый день морщины были уволены, а мини-юбки приняты на работу.

Но вот что странно, никто из молоденьких специалисток не хотел идти в кожный кабинет, чтобы там обрабатывать грибки на многострадальных ногах больных и лечить лишаи, прыщи и воспаленные подмышечные впадины.

Всегдашние клиенты доброй мамы Лилии Горной подняли бунт. Они приступом взяли регистратуру поликлиники, подкупили конфетами и молдавским кагором тетку, выдававшую карты, узнали домашний телефон опытной медсестры, и теперь время от времени в квартире родителей Лилии Горной раздавались телефонные звонки, звавшие новоиспеченную пенсионерку то к народному артисту, то к вдове полярника, то к бывшему депутату Моссовета.

Теперь уже дело не обходилось шоколадками и цитрусовыми в карман, теперь мама робко брала деньги – кто сколько считал нужным дать. Суммы были незначительными, но мама уносила их в сумочке, зажмурившись от стыда. На том, чтобы гонорары за обработку ногтей существовали в природе, настояла Лилия Горная, считавшая: любой труд должен быть вознагражден.

…Итак, доброе сердце мамы билось в груди радиозвезды, поэтому она смягчилась и проговорила миролюбиво:

– Ладно, Ардальоша, не парь зря Арину Мацуомовну, дописывай интервью, а то у бедной женщины скоро подошвы отклеятся. Но завтра переезжай куда-нибудь в другой кабинет. Пожалуйста.

Мозолькин мелко-мелко закивал, быстро юркнул под дубленку. Оттуда снова понеслись глухие слова то женским, то мужским голосами.

Лилия на цыпочках подошла к своему креслу, села, включила компьютер, открыла электронную почту, затем послание Зойки Гонсалес-Поплавковой и уставилась на экран. И снова, как более двух часов назад, глядя на фотографии, начала представлять, как располагаются вещи, предметы на Зойкиной кухне. Затем достала бумажку и нарисовала схему.

Странно. На схеме вышло, что оставался пустым один угол кухни. Что находится в правом углу около двери в кухню? Может быть, именно это место – ключ к разгадке семи таинственных обмороков в квартире Гонсалес? Или то, что там стоит или лежит?

До начала вечеринки, на которую Зойка позвала Лилию, оставалось около тридцати пяти минут.

«Ничего, опоздать в гости – самое милое дело, – подумала радиозвезда. – Точность нужна только королям, а я всего лишь загнанная баба, ежедневно обвешенная сотней проблем».

Подперев подбородок рукой, она вдруг представила, что вечером в пятницу должна оказаться на вокзале с сумками наперевес.

Дочка Гортензия в прошлый ее отъезд просила взять из московской квартиры комбинезон, туфельки с бабочками из накрахмаленного шелка, два сарафана, подаренные бабушкой, и двадцать воздушных шариков разного цвета.

Муж Барашек сказал, что жить не может без набора сверл, которые лежат в платяном шкафу под коробкой с конвертами. К слову сказать, муж был еще филокартистом, нумизматом и филателистом. Еще Барашек просил привезти ружье – оно находилось в разобранном виде, в чехле в том же шкафу, только в левом углу, укутанное старым французским пальто.

Престарелые сестры мужа не могли жить ни дня без кураги: они ее и жевали с утра до ночи, и компот из нее варили, и к больным суставам прикладывали в распаренном виде. Значит, курагу тоже тащить, потому что она в дачных местах на речке Вазузе не продается.

А еще Лилия обещала соседке Гале Колодцевой – молодящейся пенсионерке несколько номеров журнала «Космополитен». Это, считай, пять кирпичей в сумке. Каждый номер весил ого-го-го сколько! И зачем это для женских рук выпускают такие талмуды? Ладно, если бы все они были заполнены полезной информацией, нет, половина каждого журнала – реклама, которая капает на мозги читателю, точно так же, как вода камень точит.

Продукты Лилия планировала накупить рядом со станцией в магазине с народным названием «Синеглазка». А это еще одна сумка с колбасой, мясом, рыбой, консервами, зеленью, хлебом, сыром, соусами, мукой, дрожжами, фруктами, конфетами, печеньем и пивом. Очень любили она и муж Барашек вечером в день ее приезда посидеть в дачном доме у камина, потягивая слабоалкогольное питье…

О, пиво! Пенистый напиток, изготавливаемый спиртовым брожением сусла из солода, хмеля и воды, в которое иногда добавляют рис и сахар, как гласит энциклопедический словарь, ты – чудо из чудес!

О, пиво – древнейшее возбуждающее средство! Ты известно с таких давнопрошедших времен, что если представить тебя все, сразу, сваренным человечеством за долгие тысячелетия, получится невероятной красоты река, которая, то янтарно переливаясь в лучах солнца, то медно поблескивая в свете луны и звезд, обовьет Землю золотой змеей сотни раз, и имя этой реке будет «Божественный напиток». К ней прильнут люди и звери, птицы и насекомые, змеи и ящерицы, а рыбы, попав в тяжелые пахучие струи, станут веселыми, хмельными, сумасшедшими и, наверное, заорут немыми ртами бесшабашные песни. Заорут их и люди. Затрубят обалденными голосами звери. Птицы начнут кувыркаться в небесах по траектории невидимой воздушной пьяной карусели. Змеи и ящерицы, пребывая в хмельном настроении, так забьют хвостами, что берега реки по имени «Божественный напиток» вздрогнут и пиво медленной, сильной волной слегка выплеснется на пьяные прибрежные травы…

Что еще добавится к этой жизнеутверждающей картинке?

В Африке пиво варили испокон веков и сейчас варят всей деревней, а это означает общий праздник. Апачи творят пиво из клубней мескаля и сердцевидных листьев агавы, индейцы неозе в Восточной Боливии – из кукурузы, дикого меда и пальмовой лилии. Гималайские народы называют пиво клокочущим словом марува и варят его из проса и других злаков. Сварив же, тотчас садятся в тесный кружок и тянут через тонкие трубки из бамбуковых сосудов. Сосуды же те прикрывают банановыми листьями. С ума сойти у этих сосудов с горячим пивом!

И не говорите запросто: «Буддийские монахи», потому что сказав: «Буддийские монахи», вы сказали слово «пиво», ибо именно буддийские монахи – непревзойденные мастера по изготовлению пива. Таков вечный алгоритм и незатихающая поэзия жизни.

От станции Лилия планировала взять такси либо случайную машину, но все же какой ужас ее жизнь! Ужас и мрак поднебесный! Разве так же выглядят западные радиозвезды? Неужели и они влачат по пятницам пудовые сумки в направлении своих дач, напоминая маркитанток, спешащих по следам наступающей армии?

«Ладно, – сказала сама себе радиозвезда, – еще не вечер, прорвемся. Главная заноза на сегодняшний день – „Ужастик для взрослых“. Интересно, подскажет ли мне моя интуиция, почему Зойкины гости падают в обморок?»

Тут Лилия поставила жирный знак вопроса на листочке с нарисованной схемой.

«Так, а теперь, пока я в интернете, узнаю-ка телефон пельменной с Лесной улицы». – Детективная история с собственной квартирой теперь тоже не давала радиоведущей покоя, точила, как капли воды камень.

Интернет выдал телефон почти мгновенно. А также сообщил, что хозяевами пельменной являются Дареник и Марина Лунян. «Кажется, мужем этой Марины был некий Федор Григорьевич, а теперь человек с фантастическим именем Дареник», – отметила Лилия.

Эх, она сию минуту позвонила бы Лунянам в пельменную на Лесной улице, чтобы вступить в диалог с Мариной, но работоголик Ардальон Мозолькин в данный момент сковывал ее порывы…

Лилия Горная открыла сумочку, чтобы заглянуть в кошелек: не с пустыми же руками идти в гости к Зойке, надо что-то купить к столу: торт, фрукты, бутылку вина.

Увы, кошелек был почти пуст, на его дне бренчали несколько монет, как у Буратино во рту, когда он спешил на поле Чудес в стране Дураков. Надо же, какая она щедрая женщина – отдала Мишке Розенбергу всю наличность!

Лилия Горная была готова громко сказать: «Черт!», «Полный пердиомонокль!» или что-то в этом духе. Но вовремя вспомнила, что позади ее кресла сооружен дубленочный шалаш, а в нем полным ходом идет работа: Мозолькин неутомимо терзает Арину Мацуомовну вопросами, как орел печень Прометея.

Лилия проглотила свои экспрессивные возгласы.

Что делать? Где взять пару-тройку сотен?

Внезапно интуиция радиоведущей проснулась и нашептала: иди в бар.

Точно! В баре радиостанции «Утренний брысь» стоял высокий и узкий, словно сосна, шкаф с мигающими на все четыре стороны окошечками. Это был игральный автомат, к которому время от времени приближались азартные сотрудники эфира. Автомат исправно жрал пятирублевые монеты, и в его окошечках загорались цифровые комбинации. Если выпадали одновременно три одинаковых цифры, например, «222», «333», «444» и так далее, игрок огребал неплохой выигрыш и шел поить пивом коллег.

Самым заветным выигрышем были три семерки – «777», тогда автомат выплевывал двадцать пятирублевых монет, то есть сто рублей.

О, игральный автомат! Ты – спасательный круг фантазеров, бездельников и дураков, которые свято верят, что в твоих железных стенах сидит щедрая девушка по имени Фортуна и сыпет в окошечки со словом «Выигрыш» звонкие монетки! Как скучна была жизнь до твоего появления на свет: лишь карты, лото, домино, шашки и шахматы волновали кровь верящих в чудо! Но садясь за те старые игры, надо было стараться, шевелить мозговыми извилинами, потеть и нервно кашлять. А тут не потей, не кашляй: бросил монетку в узкую, как прищуренный глаз снайпера, щелку и жди чуда.

О, игральный автомат, ты умеешь одарить запросто чудом, что тебе стоит осыпать человека золотым дождем?

…Лилия решительно встала, чтобы попытать счастье в баре.

В этот момент зазвонил телефон. Издаваемый им звук напоминал кваканье самца древесной лягушки: в нем сочетались призыв, громкость и оригинальность звучания. Этот телефон радиоведущей никто не дарил, она его сама купила в городе Кимры, будучи там год назад в короткой командировке.

– Ну я же просил!! – выскочил из-под дубленки Ардальон Мозолькин.

– Знаешь что, милый? – ласково отпарировала Лилия. – Я не виновата, потому что еще не научилась сама себе звонить по телефону… Ардальош, ты совсем, по-моему, обнаглел!

Лилия сняла трубку. На другом конце провода раздалось сопение и клокотание.

– Не робейте, пожалуйста, – поприветствовала ведущая. – Я вас слушаю.

– Лилия, это я, Алесь Валерьевич. Звоню, чтобы сообщить: ваш последний выход в прямой эфир – шедевр.

Голос шефа был взволнован, то и дело басовые нотки срывались на фальцетный писк.

– Добрый день, Алесь Валерьевич, – медово проговорила Лилия и снова села в кресло, положив ногу на ногу. – Шедевр не шедевр, но стараемся, как можем.

Ардальон Мозолькин, осознав, кто позвонил коллеге, встал навытяжку, на его лице было написано: «Здравия желаем, Алесь Валерьевич!»

– Послушайте, Лилия, под громадным впечатлением от вашего эфира я написал пару строк. Прочту, – услышала ведущая.

Шеф волновался и полминуты прочищал горло трубным «кхе-кхе-кхе!». Потом выдал:

Алесь Валерьевич замолчал, тяжело дыша, видимо, ожидая благодарного женского лепета.

Интуиция радиоведущей встрепенулась. Лилия покачала носком туфельки и ответила импровизацией:

– Двадцать пять тысяч баксов через два дня? – просипел шеф.

– Да. И программа «Люлю не хохо» – через неделю, – бархатно проворковала Лилия Горная.

– Милая обворожительница, – мягко откликнулся Алесь Валерьевич, – «Люлю не хохо» – не совсем привычное уху словосочетание. Думайте над названием, которое рассечет эфир, как огненный меч, пронзит уши слушателей отравленной стрелой. И чтобы меня лично от этого названия парализовало на несколько секунд.

Тут шеф задохнулся, закашлялся и положил трубку.

Вот как ухаживают настоящие мужчины! Во-первых, они отслеживают твой прямой эфир, во-вторых, пишут глупые, но искренние стихи, в-третьих, берут быка за рога, сообщая, о том, что мысль о баксах их не оставила. В-четвертых, мечтают о параличе от твоего творчества.

Ардальон Мозолькин продолжал стоять навытяжку.

– Смена караула! – весело проговорила Лилия, легонько стукнув Ардальона кончиками пальцев правой руки по животу. – Все! Я ушла!

Последнее, что она увидела – толстые подошвы Арины Мацуомовны лежали одна на другой и не двигались. «Устала женщина», – решила Лилия, закрывая за собой дверь кабинета.

В баре пахло кофе, песочными пирожными и острой копченой колбасой. В помещении царил сумрак; низкие абажуры, сплетенные из ивовых прутьев, освещали десять столиков тусклым, ненавязчивым светом.

Буфетчица Тамара, женщина сорока с лишним лет в обтягивающем трикотажном костюме с фантастически откровенным вырезом – он длился почти до пупка, открывая уже давно несоблазнительную полоску Тамариного тела, возраст есть возраст, – стояла около аппарата, который варил кофе, и курила.

В баре находилось человек десять. В основном это были пары: операторы и звукорежиссеры, авторы и редакторы, продюсеры и курьеры. Все они делали вид, что горят на работе, обсуждая только что прошедшие эфиры и будущие планы.

– Лилечка, привет! – обрадовалась Тамара Лилии Горной. – Кофе, пепси, чай, фанта, бренди со льдом, квас с хреном, пиво «Клинское»?..

– Для начала дай мне телефон. Я мобильник дома забыла, – попросила Лилия.

– Пожалуйста, пожалуйста, – засуетилась Тамара. – Все мое – твое, родная.

Телефонный аппарат цвета болотной тины оказался на стойке. Радиоведущая, заглядывая в блокнот, набрала телефон пельменной на улице Лесная.

– Алло, пельменная «Д+М» слушает! – бодро отозвался высокий мужской голос с мягким армянским акцентом.

– Очень приятно, – ответила Лилия. – Извините, а что такое «Д+М»?

– Зачем тебе сразу все знать, дорогая? Приходи, пельменей поешь, тогда скажу, – обрадовался мужской голос.

«Не хватало мне сегодня только пельменей поесть», – грустно подумала радиоведущая, а в телефонную трубку сказала:

– Спасибо, уважаемый. Позовите, пожалуйста, Марину.

– А… кто… кто ее спрашивает? – мгновенно насторожился мужчина. – Зачем тебе Марина?

– Как зачем? – искренне удивилась Лилия Горная. – Поговорить.

– О чем поговорить? – почти грозно вопросил мужчина. – Кто тебя подослал? Его имя, быстро! Я вас всех выведу на чистую воду!

– Послушайте, уважаемый, Марине разве пять лет, а вы ее папа, который контролирует каждый шаг ребенка? – почти возмутилась радиоведущая. – Дайте Марину, и точка!

Лилия стукнула кулаком по столу. Глупые ревнивые мужчины всегда раздражали ее почти так же, как разваренный репчатый лук в застывшем мясном холодце.

– Ты у меня еще ответишь за такую грубость! – завопил мужчина, затем в трубке раздались шуршание, скрежет. Лилия поняла – у ревнивца рвали из руки трубку, и внезапно осипший тяжелый женский голос выдохнул прямо в ухо радиоведущей:

– Я слушаю.

– Марина, здравствуйте. Вы, наверное, не помните… – начала Лилия Горная.

– Как не помнить – помню. Вы – Лилия Дмитриевна, въехали в мою квартиру десять лет назад, – сказала Марина Лунян, бывшая Духова. – Я помню всех, кто встречался мне в жизни.

– Замечательно! – обрадовалась радиоведущая. – Тогда нам надо поговорить. Наедине.

– Я тебе дам наедине! Я тебе покажу поговорить без мужа! – закричал прямо в ухо раздраженный мужской голос.

– Господи! – воскликнула радиозвезда. – На линии – помехи?

– Нет, мой муж нас контролирует по второй трубке, – охотно расшифровала дикий крик Марина и замолчала. Повисла пауза, довольно длинная.

«Он убил ее? Или она задушила его?» – принялась фантазировать Лилия, но вдруг Марина вполголоса быстро сказала:

– Дареник ушел варить пельмени для клиента. Где и когда мы встретимся?

– Через час у входа в метро «Фрунзенская», – выпалила радиоведущая. – Я буду в алом платье, в руках…

– Лилия Дмитриевна, вы что? Я вас узнаю из тысяч. Во-первых, я лично вас видела десять лет назад, значит, уже помню, а во-вторых, я – ваша поклонница… Все, он возвращается.

Собеседницы дали отбой.

– Лилия, так что подать? – снова пристала барменша Тамара. – Повторяю: кофе, пепси, чай, фанта, бренди со льдом, квас с хреном, пиво «Клинское»?..

– Остановись, Тамар, пожалуйста. Мороженое с шоколадной крошкой, – устало произнесла радиозвезда.

– Господи, какой у тебя голос, мне бы такой! – вслух позавидовала Тамара, суетясь у холодильника. – Все бы мужики тут ползали. А я им: «Вась, ты туда, а вы, Виталий Степанович, сюда». Я бы таким, как у тебя, голосом весь рабочий день манипулировала.

Лилия села у стройки на высокий табурет и спросила:

– Тамар, шкафчик везения работает?

– А то как же! – с готовностью сообщила буфетчица. – Правда, сегодня капризничает. Операторы из «Мы все животные» играли три часа. Продули целое состояние. Я сама тоже подошла, пятерочку бросила, дура. Ни фига!

Интуиция Лилии Горной не спала, советовала: не уходи, играй!

Радиоведущая поковыряла мороженое.

В бар вошли толпой рекламщики. Они еле-еле кивнули Лилии, потому что со всеми на радиостанции держались, как стадо напыщенных гусаков, считая себя голубой кровью, белой костью.

– Слушай, Лиль, а что это за слово такое – «оккупанты»? Я тебя с эфира слушала, все поняла, а это слово – нет. Прямо расстроилась. – Тамара легла вырезом на стойку: ее мягкие груди растеклись по плоскости лепешками.

– Оккупанты – это завоеватели, – пояснила радиозвезда.

– Надо же, – удивилась Тамара. – Видишь, какая я уродилась дремучая… Пойду к нашим хозяевам жизни, к рекламе-матушке, узнаю, какие разносолы хотят отведать.

– А я с автоматом пообщаюсь, – объявила Лилия Горная. – Один раз в полгода можно себе позволить такое удовольствие? У меня десять рублей по рублю, дай, пожалуйста, две монеты по пять.

Тамара поскребла в кассе, разменяла радиоведущей деньги и поплыла к рекламщикам, которые уже сдвинули три стола, уселись и угрюмо ждали, пока к ним подойдут.

Лилия Горная остановилась около игрального автомата и начала пристально вглядываться в мигающее окошечко, словно гипнотизируя его. Там крутились бессмысленные наборы цифр – 763, 902, 645, 004, 301…

«Ага, – подумала Лилия, – зубы мне заговаривает, подманивает. Что ж! Я готова, дорогуша. Суну-ка тебе на зубок пару монет».

Автомат проглотил первую пятерочку и выдал «444». В нише «Выигрыш» зазвенели четыре монеты, которые щедро выплюнула машина.

«Умница!» – неизвестно кому мысленно сказала Лилия, то ли себе, то ли автомату. И бросила в щель еще одну пятерочку.

В окошечке мигнуло и появилось «666». Автомат немедленно выдал двадцать рублей.

«Прелесть!» – снова мысленно произнесла радиоведущая.

За ее спиной начали собираться сотрудники радиостанции «Утренний брысь». В воздухе запахло нарождающейся сенсацией.

А дальше произошло событие, о котором потом полгода говорили в баре с утра до вечера…

Лилия взяла монеты из пасти со словом «Выигрыш» и методично, одну за одной, забросила в игральный автомат. И автомат, долго не раздумывая, принялся выдавать одну и ту же комбинацию – «777»! Это было невероятно, непостижимо, обалдеть что такое это было!

Радиоведущая сгребала монетки в целлофановый мешочек.

Когда «777» выскочило в последний раз, в баре раздались бурные аплодисменты.

Рекламщики сидели с вытянутыми лицами. Трое из них лихорадочно звонили куда-то по мобильным телефонам. Наверное, на лондонскую биржу.

Оператор Лева Гудок прыгал от стойки к двери резвым козленком.

Редакторы Окунева и Щукина впали в ступор и не могли проглотить бутерброды, которые запихивали во рты, сложив пальцы жменей.

Тамара истерически смеялась и ни с того ни с сего открыла краник на стойке: из него рыжей струей забило пиво «Паромщик».

Возбуждение в баре стояло невообразимое.

То и дело начала хлопать дверь: в помещение врывались сотрудники «Утреннего брыся». Как известно, слухи в творческих коллективах распространяются буквально по воздуху.

Сотрудники окружили игральный автомат плотным кольцом. Они заталкивали в него монеты, ожидая, что многократный трюк с «777» будет повторятся до бесконечности. Но не тут-то было.

Автомат лихо крутил свои огоньки в окошечках, как жонглер пылающие факелы, и выдавал пустые номера – 599, 401, 223, 354, 997, 003…

Лилия Горная аккуратно поправила на плече ремешок своей летучемышиной сумочки, крепким узлом завязала целлофановый мешочек и подошла к стойке бара. Триумфаторшу теперь никто не замечал.

– Тамара, Тамар, – позвала Лилия. – Очнись, у тебя уже все пиво выхлестало.

– Ой! – воскликнула Тамара. – Я с ума сошла! С вами тут вообще обалдеешь! Лиль, ну ты показала класс, ты даешь! А мне не везет, хоть умри и лопни!

Буфетчица закрыла краник, вытирая одновременно пиво со стойки и пот со лба.

– Тамар, сейчас ты продашь все, что у тебя есть. Тебе тоже повезет. Неужели ты думаешь, разгоряченный, отравленный азартом народ уйдет из бара просто так? Держись! Все пиво выпьют и бутерброды сомнут.

Радиозвезда подмигнула Тамаре и тихо-спокойно вышла из бара.

…У станции метро «Фрунзенская» Лилия Горная минут пять пыталась вычислить Марину Лунян, и никак у нее это не выходило. А когда к ней подошла высокая фигура со смоляными кудрями до плеч, в солнцезащитных очках и клетчатых шортах до колен и сказала: «Привет!» – Лилия вздрогнула.

– Отойдем в тень, – сиплым голосом предложила фигура.

– Зачем?

– Покурим. Не узнали?

– Нет.

– Я – Марина, – доверительно признались кудри-очки-шорты.

– О боже! – ужаснулась Лилия Горная. – Но вы же были, кажется, блондинкой, и вообще… все это на вас… не в вашем стиле.

– Да, – согласилась Марина. – Я маскируюсь, чтобы мой последний муж Лунян, Отелло с Арарата, не настиг меня. Он же, гад такой, уже рыщет вокруг, чувствую.

Женщины отошли в тень.

Лилия решила не терять времени даром и коротко сообщила:

– В моей квартире, бывшей вашей, постоянно кто-то бывает. Моется, чай пьет. Соседка случайно увидела этого человека и утверждает, что это некий Сломайбородько. Кто он? Откуда у него ключ? Опасен ли он?

Марина, закурив, сказала:

– Лилия, прошло десять лет со дня нашего квартирного переезда, а я люблю единственного мужчину на свете – Сломайбородько Константина Борисовича. И то, что он появляется у вас в квартире, полностью моя вина. Я отдала вам два ключа. А третий, еще раньше, до встречи с вами, своей собственной рукой положила в карман Сломайбородько. Потому что мы с ним тайно встречались, испытывая страсть.

– Вы ничего не путаете? – удивилась радиоведущая.

– А пельмени Дареника Луняна стоят у меня в горле комом, – надрывно сообщила Марина, выпуская дым. – Они душат мня, эти пельмени, я от них с ума сойду.

– Скажите, Марина, что означает «Д+М», название вашей пельменной? – мягко сжала локоть Марины Лунян Лилия Горная.

– «Дареник + Марина», все просто, а в жизни, Лилечка, все так сложно!

Внезапно толпа перед входом в метро «Фрунзенская» пришла в движение: кто-то продирался через нее, словно кабан через болотные кусты. Минута – и женщины увидели, как к ним несется маленький человек в белом классическом костюме. У него были белые неровные зубы и маленькие черные глаза.

– Марина, неверная! – кричал он. – Я чувствую тебя, я вижу! Зачем шорты шурина надела?

Марина Лунян оторвалась от Лилии Горной, успев крикнуть:

– Если Константин Борисович появится, сообщите мне! Обязательно!

И исчезла в толпе. Разъяренный Лунян бросился по ее курсу.

«Сумасшедший дом», – подытожила ситуацию Лилия Горная.

Господи, теперь можно с чистой душой ехать к Зойке Гонсалес-Поплавковой. «Куплю-ка я пять штук ананасов по сто рублей, – решила про себя Лилия. – Бешеные деньги долго при себе не держат. Кутить так кутить!»