И. В. Михайловский

§ 596. Тем не менее, абсолютный принцип, требующий, чтобы человек не был превращаем в объект прав, оказывает могучее влияние на юридическую жизнь всякой конкретной социальной среды, подобно тому, как идея шара оказывает могучее влияние на грубый, неуклюжий кусок дерева: мы стремимся насколько возможно лучше реализовать принцип при данных условиях.

Отсюда вытекает целый ряд ограничений для субъекта в осуществление его власти над таким объектом, как человек. Отсюда – целый ряд обязанностей, которые правопорядок налагает на субъекта по отношению к такому объекту. Все это показывает, что правопорядок стремится провести принципиальную границу между таким объектом, как вещь, и таким, как человек; он стремится не допустить вырождения юридической власти человека над человеком в порабощение человека.

§ 597. В заключение необходимо сделать несколько замечаний для устранения возможного смешения понятий.

Во всей этой главе речь шла об объекте юридических отношений. Это понятие надо различать от понятия объекта преступления. Посягательство может быть направлено на такие блага, как общественная тишина, общественная безопасность, здравие, как достоинство власти, безопасность и целость государства и т. д. Возникает вопрос: можно ли все такие блага называть объектами юридических отношений, т. е. нужно ли создавать еще одну категорию объектов, кроме уже рассмотренных?

Ответ должен быть отрицательным. Дело в том, что преступление не есть юридическое отношение (вопреки мнению некоторых ученых). Преступление есть юридический факт, обусловливающий возникновение юридических отношений: между преступником и потерпевшим, между потерпевшим и государством, между преступником и государством. В этих юридических отношениях субъекты имеют различные права: например, потерпевший имеет право требовать возмещения причиненных ему убытков, имеет право или сам возбуждать уголовное преследование, или обратиться к соответствующим органам власти, государство имеет право требовать осуществления своей карательной власти, преступник имеет право быть наказанным лишь в пределах и на основании существующих законов, и т. д.

Но во всех этих юридических отношениях нет никаких особых объектов, кроме уже рассмотренных категорий.

….

§ 654. II. Юридические факты, не согласные с правопорядком. Первое подразделение этой группы составляют неправомерные события и состояния внешнего мира.

Само собой разумеется, что юридические нормы относятся исключительно к человеческому общежитию, они регулируют поведение людей, адресованы только к людям. Поэтому противоречить им может только поведение людей, только оно может называться правомерным или неправомерным. События внешнего мира могут быть называемы неправомерными лишь в качестве результатов свободной и сознательной деятельности людей, а не сами по себе.

Но события внешнего мира могут создавать такое положение вещей, при котором нарушаются интересы одних лиц, в то же время другие лица обязываются принять на себя те или иные меры для удовлетворения потерпевших. В таких случаях события внешнего мира играют роль юридических фактов. Называть их правонарушениями нельзя, потому что правонарушения могут совершаться только людьми: вот почему принято называть такие юридические факты неправомерными событиями или состояниями. Например, стена рухнула вследствие бури и засыпала часть сада соседней усадьбы: собственник сада получает право требовать от соседа очистки сада.

К этой же категории юридических фактов относятся и действия людей невменяемых, причинившие вред и убытки. Действия таких людей не могут быть названы правонарушениями, так как юридические нормы адресованы к человеку, как разумному и свободному существу, а посему понятие правонарушения предполагает понятие вины. Понятие же вины складывается из двух элементов: сознания (человек должен сознавать: что совершаемое им может повлечь за собою противоправный результат) и воли (человек должен желать или допускать наступление этого результата, или по крайней мере не проявить надлежащей осторожности для предотвращения его). Вот почему между сумасшедшим, убежавшим из больницы и избившим на улице прохожего, и собакой, искусавшей другого прохожего, не существует с этой точки зрения никакого различия. Такого рода события могут быть юридическими фактами только тогда, когда правопорядок связывает с ними юридические последствия (например, ответственность за недосмотр).

§ 655. Правонарушения. Чрезвычайно важную роль в правовой жизни играет вторая группа юридических фактов, не согласных с правопорядком, а именно: различного рода акты поведения вменяемых людей, противоречащие юридическим нормам. Такие акты называются правонарушениями.

Итак, правонарушение есть поведение вменяемых людей, противоречащее юридическим нормам, или, как принято (неточно) говорить, «нарушающее» юридические нормы. Вместе с тем, как правильно замечает Бирлинг в 4-м томе своего уже не раз цитированного капитального труда, правонарушение всегда нарушает какое-либо субъективное право. И здесь мы можем употреблять слово «нарушает» в самом точном смысле: ведь объективную норму (в какой бы то ни было области бытия) нарушить нельзя (§ 56), между тем как, например, вор, похитивший у меня книгу, несомненно нарушил мое право собственности на эту вещь.

В науке существует мнение, что правонарушение не есть нарушение субъективных прав, а представляет собою только «нарушение» юридических норм. Другое родственное мнение находит, что о нарушении субъективных прав можно говорить только в области частного права: там правонарушение действительно нарушает одновременно и субъективное право, и юридическую норму. Наконец, третье мнение допускает, что и в области публичного права бывают случаи, когда правонарушение нарушает субъективное право: это те случаи, где правопорядок дает специальную защиту публичному субъективному праву путем административного иска.

Все эти мнения основаны на соответствующих теориях субъективных прав (§ 515–524, 525), а посему падают вместе с этими теориями. Утверждать, что убийца не нарушил субъективного права убитого, что начальник, уволивший подчиненного без достаточных оснований, не нарушил его субъективного права, что министр, издавший незаконный указ, не нарушил субъективных прав каждого, кто чувствует свою свободу стесненной этим указом, и т. п. – можно только будучи ослепленным предвзятой неправильной теорией.

§ 656. Защитники оспариваемых мнений указывают на целый ряд уголовных правонарушений, где отсутствует нарушение субъективных прав: например богохульство, нарушение общественной тишины, преступления, оскорбляющие общественную нравственность; преступления против порядка управления, государственные преступления. Эти ссылки – плод недоразумения. Конечно, если мы будем смотреть на государство, как на разбойничью шайку, как на организованное насилие, тогда не может быть и речи ни о каких субъективных правах государства. Но тогда надо делать все логические выводы из этого положения, а эти выводы обнаруживают его нелепость. Из соответствующих мест всего предыдущего изложения курса мы знаем, что бытие государства вытекает с необходимостью из начал естественного права (а следовательно, бытие его освящается мировым разумно-этническим порядком), что оно связано правом, оно вступает в целый ряд юридических отношений с гражданами. А следовательно, оно обладает целым комплексом субъективных прав, и прежде всего правом на охрану своего существования. Организованное насилие не может иметь права защищать свое бытие, здесь защита носит чисто фактический характер: борьба между такой организацией и лицами, стремящимися ее уничтожить, всецело определяется «соотношением реальных сил». Между тем как государство имеет право бороться со своими врагами и внешними, и внутренними; вот почему и те, и другие, посягая на права государства, совершают правонарушения.

Таким образом, очевидно, что преступления государственные и против порядка управления представляют собою нарушение субъективных прав государства. Что же касается других приводимых оспариваемым направлением примеров преступлений, где будто бы отсутствует нарушение субъективных прав, то достаточно напомнить, что государство имеет право издавать юридические нормы и имеет право требовать подчинения этим нормам. Вот почему «нарушение» любой юридической нормы можно рассматривать как нарушение субъективного права государства. Но так как целый ряд субъективных прав самым непосредственным образом связан с личностью отдельных граждан, так как в частных правах основой является свобода и автономия личности (§ 637), то здесь субъективное право государства должно отступить перед правом личности. Поэтому «нарушение» соответствующих юридических норм представляет собою нарушение частных субъективных прав.

§ 657. Могут возразить ссылками на такие преступления, как убийство, кража и т. п.: возбуждение преследования не зависит от желания потерпевшего, и в результате к виновному применяются нормы публичного (уголовного) права.

Выше было уже указано на то, что характер субъективного права не изменяется от способов его защиты. Вот почему норма уголовного права, карающая убийство, или кражу, охраняет, не публичные, а частные субъективные права граждан. Что же касается порядка возбуждения преследования (независимо от желания потерпевшего и не от его имени), то мы нисколько не смущаемся сделать логические выводы из теории, которую признаем правильной, как бы эти выводы ни казались парадоксальными. Вот эти выводы: возбуждение преследования против нарушителей всех частных субъективных прав должно быть в принципе обусловлено желанием потерпевшего, вестись от его имени, и даже прекращаться за отказом потерпевшего; государство может лишь оказывать помощь в той или иной форме потерпевшему в некоторых случаях нарушения его нрав; оно может само выступать в качестве обвинителя только тогда, когда нарушение частного права представляет вместе с тем серьезную опасность для прав других лиц, для прав государства или для общего блага (например, поджог). Таким образом, при всех нарушениях частных субъективных прав должен господствовать принцип volenti non fit injuria? субъективное право государства, указанное в конце предыдущего параграфа, должно отступить перед правом потерпевшего.

Обратный порядок, логически проведенный, даст в результате следующий принцип: всякое нарушение какого бы то ни было частного права преследуется государством даже вопреки желанию потерпевшего, потому что всякое правонарушение есть прежде всего нарушение обязанности подчиняться велениям государственной власти, выразившимся в юридических нормах. Другими словами: всякое право есть право публичное (ср. § 637).

§ 658. Чтобы покончить с направлением, видящим в правонарушении единственно и исключительно лишь нарушение юридической нормы (а не субъективного права), остановимся еще на некоторых фактах, приводимых учеными этого направления.

Ссылаются на факты так называемой объективной юрисдикции, куда относят многие случаи кассационного обжалования (кассационный суд отменяет решения низших судов, например, вследствие нарушения подсудности), жалобы на превышение власти, пререкания о подсудности и т. д. Во всех этих случаях, говорят, нет и речи о нарушении чьих-либо субъективных прав, и весь вопрос сводится к тому: нарушен или нет такой-то закон?

По поводу этих ссылок необходимо заметить, что сплошь и рядом в случаях подобного рода есть нарушение субъективных прав тех лиц, которые приносят соответствующие жалобы. А главное: во всех этих случаях по общему правилу нельзя и говорить о правонарушении. Если, например, высший суд отменяет решение низшего суда, то это еще не значит, что низший суд совершил правонарушение: в высшем суде могут быть представлены новые данные, которых не имел в виду низший суд, высший суд может иначе оценить факты, оцененные низшим судом со своей точки зрения; наконец, высший суд может иначе истолковать относящиеся к делу законы. Во всех этих случаях низший суд имел право поступать так, как он и поступил, а следовательно, о правонарушении не может быть и речи. Всякое правонарушение, как уже сказано раньше, необходимо предполагает вину правонарушителя (Binding. I. C. I. 244). Субъективные же права могут быть нарушены (и восстановлены) совершенно независимо от виновности кого бы-то ни было.

Итак, – понятие правонарушения складывается из следующих признаков: 1) поведение вменяемого субъекта, противоречащее юридической норме; 2) виновность субъекта (окончание § 664) и 3) нарушение какого-либо субъективного права.

§ 659. Классификация правонарушений. Некоторые ученые делят все правонарушения на две группы: публичные и частные; при этом поясняют, что такое деление имеет и практическое значение: при публичных правонарушениях (нарушающих нормы публичного права) преследование возбуждается государством, а при частных – потерпевшими лицами.

Эта классификация не может быть принята. Не говоря уже о том, что она не охватывает собою международных правонарушений, напомним, что положительное право знает целый ряд случаев, когда «частные правонарушения» преследуются государством даже вопреки желанию потерпевшего (кража), а с другой стороны есть нарушения публичных прав, влекущие за собою преследование не иначе, как по жалобе потерпевшего (административный иск о восстановлении нарушенного избирательного права). Таким образом, если отбросить практический признак инициативы возбуждения преследования, оказавшиеся не соответствующим фактам, то мы получим бесплодное в теоретическом отношении деление, основанное на чисто-внешнем признаке: публичное правонарушение нарушает публичные права; а частное – частные. Это тавтология, ничего не объясняющая.

Приступая к отысканию признаков для классификации правонарушений, мы должны исходить из следующего положения: все правонарушения тождественны по своей сущности. Каждое правонарушение есть юридический факт, противоречащий правопорядку, совершенный вменяемым субъектом при наличности вины, посягающий на чье-либо право.

Но так как, смотря по условиям каждой данной конкретной социальной среды, отдельные субъективные права представляют бесконечное разнообразие в глазах правопорядка с точки зрения ценности их (по самым разнообразным причинам), так как способы посягательств на эти права точно также бесконечно разнообразны и влекут за собою соответствующую оценку со стороны правопорядка с точки зрения своей опасности и так как вина правонарушителя может иметь разнообразные оттенки, то правопорядок неодинаково реагирует на каждое правонарушение, несмотря на тождественность их сущности.

Это реагирование правопорядка на правонарушения выражается в различных последствиях, которые влечет за собою каждое правонарушение. А эти последствия обусловлены санкцией соответствующих юридических норм (ср. § 318–323). При всем своем разнообразии эти последствия могут быть сведены к нескольким определенным типам. И вот здесь мы прежде всего должны искать признаки для классификации правонарушений.

§ 660. Правопорядок может реагировать на правонарушение только предписанием восстановить нарушенное субъективное право. Это восстановление возможно в различных формах: 1) суд предписывает признать данное нарушенное субъективное право и вменяет в обязанность нарушителю соответствующее поведение (например, восстановление в правах незаконно исключенного члена клуба); 2) суд признает юридически ничтожными те действия, в которых выразилось нарушение данного субъективного права (например, отмена распоряжения губернатора о закрытии ученого общества); 3) суд предписывает нарушителю данного субъективного права возместить потерпевшему вред и убытки, происшедшие вследствие нарушения; 4) суд предписывает восстановить то фактическое состояние, с которым связано осуществление нарушенного права (например, возвращение детей отцу, очистка квартиры, отобрание незаконно удерживаемой вещи).

Все эти формы восстановления нарушенных прав объединяются тем, что в основе их лежит санкция, характеризующая собою lex perfecta: действия, противоречащие этим юридическим нормам, признаются ничтожными, и из такого признания выводятся все необходимые логические последствия для юридического отношения, возникшего между субъектом права и нарушителем этого права.

Итак, мы получаем первую группу правонарушений, общим признаком которых являются последствия в виде восстановления нарушенных прав. Другим общим признаком этих правонарушений является то, что преследование против нарушителей прав может быть возбуждено не иначе, как по инициативе потерпевшего.

§ 661. Эта группа в свою очередь может быть разделена на две группы, смотря по субъектам правонарушения.

Дело в том, что субъективные права, принадлежащие частным лицам, могут быть нарушены или такими же частными лицами (и тогда мы имеем то, что принято называть гражданским правонарушением), или должностными лицами, действующими от имени государства. Ясное дело, что в последнем случае правонарушение приобретает особые черты, не позволяющие вполне отожествлять его с гражданскими правонарушениями. Велика разница между фактом неуплаты губернатором за взятые им лично для себя в магазинах товары, и фактом закрытия губернатором газеты: во втором примере губернатор осуществляет функции государственной власти, а посему за его действием стоит презумпция законности.

Эта презумпция обусловливает собою чрезвычайную трудность, а нередко и невозможность, констатировать факт правонарушения в каждом данном случае нарушения субъективного права (вспомним, что не каждое нарушение субъективных прав есть в то же время правонарушение в техническом смысле слова, т. е. совмещает в себе признаки, указанные в конце § 658). Вот почему правовая жизнь знает целую категорию случаев, в которых последствием нарушения субъективных прав, происшедшего в результате известных актов органов государственной власти, является отмена этих актов, носящая вполне аналогичный характер с отменой высшим судом решения низшего суда (ср. § 658). Такие нарушения субъективных прав (публичных или частных) принято называть административными правонарушениями. Здесь нет личной ответственности должностного лица, совершившего «правонарушение».

Но, конечно, возможны случаи, когда подобного рода действия должностных лиц осложняются их виною (т. е. представляют собою правонарушения в техническом смысле слова). Тогда возникает вопрос о личной ответственности, и эти действия могут влечь за собою или возмещение вреда и убытков потерпевшим (гражданская ответственность), или наказание (уголовная ответственность). Заметить надо, что в случаях несостоятельности должностного лица гражданская ответственность должна падать на государство (ср. § 565).

§ 662. Таким образом, мы получили две группы правонарушений: гражданские и административные.

Но мы знаем, что в числе санкций юридических норм существует угроза причинить «нарушителю» те или другие страдания путем отнятия у него какого-либо блага, т. е. угроза наказанием. Отсюда – целый ряд правонарушений, последствием которых является наказание нарушителя прав. Такие правонарушения называются уголовными правонарушениями, или преступлениями. Сложная классификация преступлений по родам и видам составляет важнейшую часть содержания науки уголовного права. Эта наука возникла в виду особого характера того средства, при помощи которого правопорядок реагирует на рассматриваемую категорию правонарушений: наказание есть крайнее, самое резкое и опасное из всех средств охраны правопорядка. Ясное дело, что для того, чтобы наказание не выродилось в голое насилие, чтобы оно служило праву (и таким образом явилось бы одним из факторов культуры), необходимо: 1) самым тщательным образом определить все условия, при которых человек может быть наказан; 2) установить исчерпывающий перечень тех правонарушений, которые по условиям данной социальной среды являются столь серьезными, что бороться с ними можно только путем наказания и 3) выработать наиболее целесообразные и справедливые формы наказания. Кроме того, необходимо создать солидные гарантии для справедливого решения в каждом конкретном случае такого острого вопроса, как вопрос об осуществлении карательного права государства. Первая группа вопросов решается наукой уголовного права, а вторая – тою отраслью судебного права, которая называется уголовным процессом.

§ 663. Итак, уголовные правонарушения (преступления) отличаются от гражданских и административных внешним признаком, а именно – своими последствиями (наказание). Наука потратила очень много сил, чтобы отыскать принципиальную границу между уголовными н гражданскими правонарушениями, но все предложенные теории оказались несостоятельными. Для примера укажем на теорию такого колосса мысли, как Гегель. Он делит все правонарушения на три группы: 1) человек нарушает чужое право, сам того не сознавая, так как в принципе он признает право как таковое, но в данном случае он лишь заблуждается на счет принадлежащего ему права; это – гражданское правонарушение; 2) вторая форма правонарушения есть намеренное нарушение чужого права, совершаемое под маскою права; это – обман; 3) третья и высшая форма правонарушения есть открытое, принципиальное отрицание права, поставление своего произвола выше закона; это – преступление («Философия права» § 83–97). Несмотря на очень ценные стороны этой теории, она в общем оказывается не соответствующей фактам жизни: есть целый ряд преступлений, о которых никоим образом нельзя сказать, что они представляют собою открытое, принципиальное отрицание права (например, все неосторожные); что же касается гражданских правонарушений, то по теории Гегеля надо было бы огромную массу современных гражданских правонарушений обложить наказаниями, так как о них нельзя сказать, что здесь нарушитель заблуждался на счет принадлежащих ему прав.

§ 664. Таким образом, наука может установить различие между уголовным и гражданским правонарушением только на почве положительного права. При этом надо исходить из установленного выше положения, что все правонарушения тождественны по своей сущности. Необходимым логическим следствием из этого является положение: каждое правонарушение может быть обложено наказанием(«Alles Unrecht, straffahig ist». Binding). Вот почему вопрос о причислении какого-либо типа правонарушений к категории преступлений решается законодателем на основании целого ряда чисто практических соображений, всецело обусловленных данными места и времени. Это вопрос уголовной политики, а не философии права.

Философия права может здесь дать лишь следующие общие руководящие указания. Законодатель должен помнить, что наказание есть крайнее, самое резкое и весьма опасное средство охраны правопорядка, поэтому: 1) нельзя злоупотреблять им и переходить разумные границы, указываемые природой вещей данной социальной среды; 2) необходимо обставить пользование этим средством указанными выше гарантиями (§ 662) и 3) по возможности стремиться к ограничению области применения наказания и к смягчению его форм.

Мечтать о совершенном исчезновении уголовных кодексов можно только утопистам. Наука же констатирует, что чем культурнее общество, тем меньше объем уголовного кодекса, тем мягче формы наказания и реже случаи фактического применения его. С другой стороны, если многие из современных преступлений должны исчезнуть из будущих кодексов (например, многие половые, религиозные, государственные, против порядка управления), то более культурное общежитие потребует некоторых новых видов преступлений и повышения уголовной репрессии за целый ряд современных «маловажных» преступлений (например, фальсификация некоторых продуктов, антисанитарное содержание жилищ и дворов, нарушение общественной тишины, разного рода посягательства на личность).

§ 665. Совершенно самостоятельную категорию правонарушений представляют собою международные правонарушения. В курсах общей теории права о них никогда не говорится. Это объясняется тем общим недостатком всех курсов, что они обыкновенно игнорируют или мало обращают внимания на важную область международного права. Отсюда получается односторонняя разработка общих вопросов права: предполагается, что право существует только в государстве.

Обращаясь к интересующему нас сейчас вопросу, мы находим, что правонарушения могут совершаться и совершаются государствами по отношению к другим государствам. В таких случаях «нарушаются» те или иные нормы международного права, выразившиеся в форме международных обычаев, договоров и т. д., и вместе с тем субъективные права «потерпевшего» государства (например, оскорбление достоинства государства, вмешательство в его внутренние дела, захват принадлежащей ему области, нарушение обычаев войны, раздел слабого государства его соседями). Очевидно, что ни под одну из рассмотренных уже категорий эти правонарушения не подходят. С другой стороны очевидно, что факты подобного рода представляют собою правонарушение. К сожалению, международные отношения все еще не вышли из того состояния, в котором решающим фактором является «соотношение реальных сил». В результате получается внешнее признание международного права, а на самом деле господство принципа: «мое право есть моя сила». Отсюда целый ряд самых вопиющих международных правонарушений, зарегистрированных историей.

Хуже всего, что такой порядок вещей находит защиту в лице некоторых интернационалистов, гордящихся своим «реализмом». Но этот реализм представляет собою такую же односторонность, как и соответствующие теории в других областях права. Международное право строится на тех же основах, как и право, действующее внутри государства, т. е. на естественном праве. А следовательно и здесь сила должна служить праву, которое все больше и больше очищается от первобытной грубости, и все чаще проявляет свою идеальную сущность.

Даже оставаясь на почве одних только фактов, можно с уверенностью предсказать наступление такой международно-правовой организации человечества, при которой будет с одной стороны обеспечена полная независимость и свобода отдельных государств, а с другой – подчинение всех государств общему для всех праву и вполне правомерное, достойное культурного человечества, разрешение всех международных споров. Как завершение всего здания вырисовывается идея верховного международного суда, разрешающего все споры и все правонарушения не в угоду сильным государствам, а исключительно на началах права.

§ 666. Защита прав и гарантии правопорядка. Каждый правопорядок есть, как мы знаем, реализация начал естественного права в данной социальной среде. В этом – высшее освящение правопорядка, его непоколебимая этическая основа. Но несовершенства человеческой природы, недостатки социального и политического строя и другие причины влекут за собою поведение людей, противоречащее нормам положительного права и нарушающее субъективные права. Очевидно, что одни этические основы, на которых строится правопорядок, сами по себе еще не достаточны для непоколебимости его. Нужны дополнительные гарантии. Эти гарантии делятся на три группы: социальные, политические и юридические.

1) Социальные гарантии представляют собою чрезвычайно разнообразную группу условий, могущих содействовать прочности правопорядка. Все эти условия создают то «соотношение реальных сил», о котором так любят говорить позитивисты. Здесь мы имеем распределение экономических благ в различных формах, всевозможные взаимные отношения разнообразных социальных групп, господствующие религиозные и нравственные воззрения, степень распространения просвещения, общий характер народа и т. д. В результате получаются господствующие в населении нравы, создающие то, что называется «общественным мнением». Если эти нравы стоят на должной высоте, они могут быть сильным оплотом против всевозможных правонарушений, откуда бы таковые не исходили.

§ 667. Но не следует забывать, что одним из важных факторов, создающих весь уклад социальной жизни и влияющих на нравы, является право. И если верна поговорка: «quid leges sine moribus», то с таким же основанием можно сказать: «quid mores sine legibus». Юристу более чем кому-нибудь другому не следует переоценивать значение социальных гарантий, потому что в результате можно дойти до чрезвычайно опасных выводов, а именно до отрицания значения права и его институтов. И тогда можно сказать: «Были бы люди хороши, а учреждения неважны». При таком положении мы получим быт, где все делается «по душе», и где может атрофироваться чувство законности; а отсюда весьма недалеко до господства произвола в разнообразных формах.

Лучшим доказательством справедливости сказанного может служить современное положение важнейшего из факторов, создающих так называемое «общественное мнение», а именно – периодической прессы. Если газета имеет такой большой спрос, если она для большинства заменяет собою книгу, если она приобретает такое важное значение в социальной жизни, то это свидетельствует только о низком уровне умственного развития общества, которое жалкий и фальсифицированный суррогат принимает за настоящую духовную пищу. А когда кучка людей с самым легковесным умственным и весьма сомнительным нравственным багажом создает «общественное мнение», можно с уверенностью сказать, что из двух зол – или вовсе не иметь периодической прессы, или иметь ее в виде современных газет, – второе несравненно хуже. Недаром мы видим такое отрицательное отношение к газете со стороны всех выдающихся умов.

§ 668. 2) Политические гарантии. Они заключаются в надлежащей организации государственной власти со всеми ее разветвлениями. Эта организация должна свести к минимуму опасность вырождения власти в голый деспотизм: она должна гарантировать добросовестное исполнение всеми агентами власти своих обязанностей и уважение ими прав граждан.

Основные понятия, относящиеся к затронутой области, разрабатываются в той части курса, которая посвящена общему учению о государстве, а детальная разработка соответствующих учреждений применительно к условиям места и времени, относится к области государственного права. Поэтому здесь мы должны ограничиться несколькими замечаниями.

Само собою разумеется, что не может быть одной организации государства, пригодной для всех времен и народов. Но несомненно, что во всех изменениях, которые показывает нам история, можно проследить различные комбинации одних и тех же элементов, а именно: монархии, аристократии и демократии. В последнее время некоторые ученые предсказывают, что эволюция форм государственного устройства приведет к окончательному торжеству демократии. Ничего не может быть понятнее таких предсказаний, если стать на точку зрения личных симпатий авторов; но с другой стороны ничего не может быть антинаучнее. Даже если оставаться на почве исторических данных, то и тогда, мы должны будем признать, что эти данные свидетельствуют не в пользу демократии. А если к фактам истории мы присоединим философское изучение сущности государства и различных его элементов, то мы скажем, что идеалом может быть только гармоническое сочетание монархии, аристократии и демократии, и что из всех чистых форм государства демократия является худшей, а монархия – лучшей. Отсюда вывод: такое сочетание должно быть произведено на основе монархического начала.

Основными гарантиями в интересующем нас сейчас вопросе являются следующие: надежная система взаимных сдержек и контроля, препятствующая различным органам власти нарушать права граждан; широкое развитие местного самоуправления; надлежащая организация законодательного учреждения; создание стоящей на высоте своей задачи бюрократии. Но венцом всего является создание того органа власти, которому вверяется по преимуществу охрана права, – суда. Это приводит нас к последней группе гарантий правопорядка.

§ 669. 3) Юридические гарантии. Они заключаются в том, что каждый, чье субъективное право нарушено кем бы то ни было, может обратиться к суду и получить соответствующее удовлетворение.

Ясное дело, что только при последовательном проведении в правовую жизнь этого положения будут вполне обеспечены субъективные права, а правопорядок получит наиболее солидные гарантии. Такое проведение не встречает принципиальных препятствий при правонарушениях, совершенных частными лицами. Если частное лицо нарушает право другого частного лица, это последнее всегда может обратиться в суд или с гражданским, или с уголовным (а иногда и с обоими вместе) иском. Правопорядок должен наилучшим образом организовать соответствующие институты судебного права, чтобы обеспечить каждому защиту от всевозможных посягательств на его права. Здесь еще раз отметим чрезвычайно слабо организованную защиту многих прав личности, односторонне квалифицируемых некоторыми учеными как «нематериальные интересы». Кроме того, напомним сказанное раньше (§ 657); что возбуждение преследования против нарушителей всех частных прав должно быть принципиально обусловлено желанием потерпевшего. В этом отношении современный правопорядок переходит должные границы, а современная наука находит вполне правильным такое вмешательство государства в сферу частных прав.

Точно так же, если частное лицо нарушает права государства, то защита этих прав осуществляется судебным порядком. Суд в таких случаях решает спор о праве между личностью и государством. Только такой порядок соответствует идее правового государства и принципу уважения к правам личности.

Противоположный порядок, т. е. применение принудительных мер против нарушителей прав государства без участия суда, был бы аналогичным самоуправному осуществлению своих прав частными лицами, т. е. порядку, господствовавшему на низших ступенях культуры.