Новое начало. Бесконечность в тебе и во мне

Одно из мудрых изречений гласит: «Окончание чего-то одного всегда есть началом чего-то другого.»

Томас Мертон писал: «Мы созданы для любви — пока мы одни, жизнь бессмысленна, смысл рождается, когда появляется кто-то важный. Тайну своей жизни не откроешь, размышляя в одиночестве. Смысл жизни — тайна, и открывается она в любви, через того, кого мы любим.»

До чего же приятно было вновь пройтись по любимым улицам с близкими и дорогими людьми — теперь Маргарита и Даниэлла вместе с матерями и подругами могли посвятить больше времени прогулкам, легко дыша родным воздухом, походам по магазинам, присматривая одежду для беременных и для новорожденных — во всем разнообразии модных фасонов и ярких расцветок, и неспешным посиделкам в маленьких кафе, наслаждаясь любимым горячим латте с лазаньей и фруктовым салатом. И всё вокруг дышало приближающейся осенью, что всё явственнее ощущалось в наполненных прохладной свежестью и влагой предрассветных туманах.

Молодой хирург вернулся к работе в клинике, а Джон при помощи Дугласа Айронса и Ондзи пытался начать своё дело и постичь азы ведения бизнеса, и тоже приобрел собственное авто марки «Феррари» красного цвета — оборудование было уже закуплено и доставлено, штат персонала (за исключением одной вакансии, оставленной специально для Александры, приезд которой ожидался в скором времени) набран, а в помещении для клуба начаты были ремонтные работы. Расписывать стены клуба предложено было Витриченко-старшему, на что тот с удовольствием согласился и уже даже набросал несколько приблизительных эскизов. Витриченко же младший, нам более известный под именем Марк, принимал активное участие в подготовке к проведению недель моды в Париже — кастинги и съемки сменяли друг друга яркими красками и вспышками фотокамер, как пестрые картинки в детском калейдоскопе, не давая времени на грустные мысли. Да и сама эта грусть была какой-то легкой, со сладким послевкусием дорогих сердцу воспоминаний. На все настойчивые попытки молодых моделей привлечь его внимание он делал вид, что не понимает их намеков или очень устал — собственно, большей частью так оно и было, так что тут он особо не кривил душой, но это, всё же, возобновило слухи о его нетрадиционной ориентации, что, впрочем, сейчас его совсем не занимало. А на душе скребли кошки, и печаль тяжким грузом давила на сердце — как бы ни хотел он вытравить эту безответную любовь, на это потребуется время, но он отвлекался, с головой уходя в работу. Даже его отец заметил печаль в его глазах — и отнюдь не из-за бессонных ночей за чтением после утомительного съемочного дня. В предвкушении встречи с Александрой, Витриченко-старший словно весь сиял, и видя его таким, Марку и самому становилось легче.

Джек тем временем записал готовящихся стать матерями жену и сестру к специалисту-гинекологу, своей хорошей знакомой — доктору Софии Николае, принадлежащей к общине румынских цыган и использовавшей не только традиционные методы и лекарственные средства, но и релакс-водотерапию, креативное рисование, кулинарию, музыкотерапию, да и собственно была приятной и доброй молодой женщиной лет тридцати, которая и сама имела маленького трехлетнего сынишку — Патрика, очаровательного, живого и любопытного малыша. Однако же — это не самое невероятное, а невероятным обнаружилось то, что она оказалась родственницей той самой Шанты, матери знакомой маленькой цыганки — Марии, что несказанно обрадовало Маргариту, у которой появился ещё один приятный повод лишний раз их увидеть, обучаясь цыганским гаданиям и основам фитотерапии.

Печалиться Маргарите пришлось, когда они провожали её отца в Авиньон для выяснения обстоятельств загадочной гибели своего друга и его супруги, которые до сих пор были покрыты тайной, обещав вернуться как можно быстрее.

— Папочка, ты знаешь, как сильно я тебя люблю? Возвращайся поскорей, — на прощание Маргарита с неистовой силой обняла отца — она всегда умела ценить каждую минуту с близкими людьми, а последнее время она ощущала эту потребность особенно остро.

— Я люблю тебя больше, — Шарль-Анри поцеловал дочь и жену, попрощался с ребятами и отправился к терминалу, когда начали объявлять посадку, отправившись по тайному следу в поисках отгадок по волнующему его предмету.

Но впереди у них ещё два грандиозных повода для радости — им предстоит отметить торжества бракосочетания Евангелины и Питера и Рафаэля и Ями, которые обещали быть просто фантастическими.

А к вопросу визита в мэрию для подтверждения регистрации их с Джоном отношений по законам их мира Маргарита отнеслась более капризно, не желая заниматься им пока находится в положении, мотивируя тем, что хочет рядом с ним выглядеть самым наилучшим образом, когда сможет позволить себе парикмахера, косметолога, маникюр, педикюр и красивое платье, которое не будет на ней сидеть не как на русской кукле на чайник — и ни какие доводы мужа о том, что именно сейчас она для него выглядит наилучшим образом, не могли её переубедить. Тогда договорились вернуться к этому позже. Отвлечься от этой полемики помогло своевременное предложение Ондзи принять участие в новом захватывающем фотопроекте. В качестве партнерши по съемочной площадке Танака-сан предложил попробовать свои силы златовласой Даниэлле, а остальным разрешил присутствовать и понаблюдать за волшебством рождения снимка. Минимум косметики. Только естественность и натуральность, подчеркивающая естественную прелесть — и роскошные богатые декорации, контрастирующие с ней.

— Прошу вас, леди, встаньте вон там — подле статуи ангела, — мужчина сопроводил свои слова легким жестом, и Даниэлла повиновалась. До сих пор не верилось, что сам именитый Найджел Баркер ведет эту фотосессию — представительный мужчина, в каждом движении которого, каждом жесте, каждом взгляде чувствовалась порода: высокие скулы, четко очерченный подбородок, добрые глаза темно-кофейного цвета, обаятельная улыбка и трогательные ямочки на щеках — даже в зрелом возрасте он не утратил юношеского обаяния и без труда сводил с ума женщин даже переступив сорокалетний рубеж. Начинавший как модель, провращавшийся много лет в модном бизнесе, он обладал безупречным вкусом и одевался всегда элегантно — просто, изыскано, но не кричаще.

— Хорошо, Мистер Баркер, — девушка грациозно прошла на своё место, придерживая длинный подол, всё ещё озадаченная тем, почему он отвел ей такое странное место, в то время, как остальные модели окружили бесконечно печального Ондзи на респектабельном кожаном диване цвета вина, хоть ей, как и всем, были выполнены макияж и прическа, и надето на ней было изящное небесно-голубое вечернее платье.

— Умница, — одобрение светилось в его улыбке, потом фотограф обратился к азиату, — Ондзи-сан, готовы, мы можем начинать съемку?

— Да, я готов, — Ондзи поправил воротник-стойку черного сюртука, расшитого серебряной нитью.

— Так… хорошо, — мистер Баркер по-отечески опекал молодых моделей, но всегда соблюдал с ними субординацию, будучи наставником требовательным, но справедливым и откровенным, — голову слегка вправо, руку — чуть дальше, — поначалу он ненавязчиво руководил съемочным процессом, но, потом решил уступить моделям право свободы импровизации, — прекрасно, просто замечательно, не побоюсь даже сказать, что идеально, — полностью удовлетворенный проделанной работой, он закрыл объектив фотоаппарата и искренне поаплодировал участникам, — Благодарю всех, мы отлично поработали, а теперь — небольшой перерыв, и переходим к следующей сцене.

— Мистер Баркер, мне переодеваться в это? — все ещё не совсем понимая идею, но доверяя его опыту и профессионализму, Даниэлла сняла с вешалки, приготовленное специально для неё платье нежно-лилового цвета на тонких бретельках и с открытой спиной, выполненное из тончайшего атласа.

— Именно в это, — кивнул Найджел, и девушка отправилась с вещами в гримерную.

— А теперь потренируемся, — когда она вернулась, то обернулся даже, скучавший всё это время, мистер Айронс, Баркер довольно хмыкнул, а у молодого азиата начисто отнялся язык, и все слова замерли на устах, не сводя с неё глаз, — делаете шаг по лестнице и одновременно отпускаете перо, что держите в руке — мы должны сделать кадр пока перо парит в воздухе.

И вот он — изумительный в своей магии кадр, продолжающий начатую идею — вся, словно светящаяся изнутри, стоящая на широкой мраморной лестнице, белокурая девушка (на этот раз её золотистые волосы оставили распущенными), полным участия взглядом своих ясных глаз смотрела на юношу, преклонившего колено на несколько ступеней ниже, протягивающего руку к падающему ему в ладонь белоснежному перу.

— Потрясающе, леди! — Баркер улыбнулся ей, снимая с шеи фотокамеру, — работая с вами, я получаю невероятное удовольствие, — он сделал знак рукой, распуская съемочную группу на перерыв, — Сейчас можете немного отдохнуть, и мы приступим к финальной сцене — не забудьте ваш плащ, леди, мы будем снимать сцену на улице.

Группа разошлась на легкий ланч. Весь день, кроме момента самих съемок, Ондзи старательно избегал златовласую, чего она не могла постичь, а побеседовать с ним возможности так и не представилось.

Когда же она вышла на последнюю фотосессию, Ондзи понял на неё глаза, и замер… и захотелось сощуриться, как если бы он смотрел на яркое солнце. Первые заморозки в этом году пришли рано. Пушистые резные снежинки медленно вальсировали с низкого и серого, от слоистых облаков, неба, мягко лаская щеки и губы. Он вдохнул морозный воздух и выдохнул пар изо рта:

— Ангел, — прошептал он и ощутил на губах влагу растаявших снежинок, точно незаметный воздушный поцелуй — а белокурая, и правда, походила на ангела — в длинном в пол белом платье, легко обтекавшем её стан, и в серебристом с отливом таком же длинном плаще с капюшоном.

Он выглядел таким потерянным и одиноким с бледным замерзшим лицом и покрытыми инеем ресницами, что, она, напрочь забыв о том, что идет съемка, неосознанно подалась вперед, присела перед ним и взяла его за руку, согревая его озябшие пальцы своим дыханием.

А он смотрел на неё — такую светлую и чистую, как этот снег, и такую же хрупкую и недосягаемую. Как снежинка тает, когда сильно сожмешь её в руке — можно только смотреть, иначе разрушишь всё волшебство. И эти её глаза, что пронзали душу насквозь — цвета небесной лазури… только туда — в его душу, лучше ни кому не заглядывать, дабы не ужаснуться увиденному. И нет числа его грехам, что тяготят его, и нет искупления вине. Больно — бывает не только от боли, страшно — бывает не только за совесть…Он стал свободен от притяжения своей боли — крики невинных — не более…Незаметный след белого крыла… пепел и зола… Если это и есть та самая любовь, которую воспевали все поэты и романисты от средневековых трубадуров до авторов современных бестселлеров, то, почему же ему так гадко, как ещё не бывало в жизни? Это и есть хваленая любовь? Внутренности скрутило от острой боли, он попытался улыбнуться, но мышцы лица свело судорогой, а по заледеневшей щеке соскользила горячая слеза. Конечно, у него были женщины, много женщин, но, даже имен их он не мог на утро вспомнить. А сейчас всё было совершенно иначе, но он давно уже разучился во что-либо верить и что-либо чувствовать. От чего становилось ещё больнее и ещё невыносимее. Он потерял контроль над своими эмоциями. Весь его мир, к которому он привык за длительный срок своего существования, с первой космической скоростью летит в преисподнюю ко всем чертям, а, может, он просто заново ему открылся? Цунами накативших чувств прорвало ту плотину, которую он с таким трудом выстроил, отгородившись от окружающих непроницаемой стеной. Таким, как он, не положено счастье, он не имеет права роптать на судьбу. Тогда почему его так тянет к ней? Почему так манят её глаза и губы, её кожа и волосы, её стройное тело?

— Это невероятно! — уже не выдержав, со своего места подскочил Дуглас Айронс, усиленно пожимая девушке руку, — Вам удалось вытянуть из него такие эмоции! Я преклоняюсь перед вами, леди. Снимаем, снимаем крупный план его лица, не отвлекаемся — продолжаем, это именно то, что нужно, — по ту сторону объектива на щеках от улыбки прорисовались знаменитые ямочки, уже успевшие стать визитной карточкой Найджела Баркера.

— Прошу прощения, но на сегодня — всё. Все свободны, — неожиданно резко прервал это всеобщее веселье Ондзи, пошатнувшись, он оперся о стену, а лицо его с каждой секундой становилось бледнее.

— Всё в порядке, господин Танака? Вам плохо? Вы нездоровы? — ошарашенная Даниэлла только лишь успела повернуть голову в его сторону, когда Дуглас Айронс проводил его до машины, как он и попросил, отказавшись от медицинской помощи, и вся группа притихнув, замерла на мгновение, а потом высыпала к воротам проводить отъезжающее авто, — Подумайте ещё раз, может, всё-таки в клинику? — поинтересовавшись напоследок.

— Ничего, это просто переутомление — это пройдет, — автоматически ответил азиат, а глазами искал глаза белокурой…

Здоров ли он? Похоже, что нет. Он болен, и болен серьёзно… ею…

Она — омовения кристальная вода, для неё сотворена из невиданных огней наша вселенная… Она — отрава, что взамен алой крови у него течет под кожею… Она — избавление от оков и разгадка тайных снов, что надеждой расцвели над обреченным полюбить… Искушения змея, что впилась в самое сердце, исходящее кровью… Тайна неба и земли… Озарение любви…Где улыбка, где слеза?

И сказать самых простых, но самых важных три слова «я тебя люблю» окажется для него невозможным. Даже, если бы она и была свободна, то никогда не полюбила бы такого, как он — созданиям Света и созданиям Тьмы не дано быть вместе. Что бы он мог ей предложить? НЕТ! Пустоты и боли нет — там, где сияет чистый свет!

— Винтер, опусти стекла, впусти воздух в салон, и поворачивай в клуб, — распорядился Ондзи.

— Мы, разве, не домой едем? — его помощник был крайне удивлен.

— Можно и домой, если ты мне составишь компанию за бутылкой, — молодой мужчина расстегнул несколько верхних пуговиц своего камзола, — Я собираюсь сегодня хорошенько напиться.

— А есть повод? — спросил водитель, не оборачиваясь.

— Скажи, друг мой, ты любил когда-нибудь? — по-душевному поинтересовался азиат.

— О! Так ты собираешься пить из-за женщины? — хмыкнул собеседник, словно, и так уже догадывался об этом.

— Я не знаю, что мне делать. Я запутался, — Ондзи ещё сильнее ослабил ворот и откинулся на сидении.

— Прости, но тут я не лучший тебе советчик — мне от моей любви и моей семьи остались только миниатюрный портрет жены в медальоне да прядь волос дочери, которую мы срезали в день её крещения, — его венгерский приятель не любил распространяться о своем прошлом, воспоминания о котором ревностно берег, собственно, воспоминания, да медальон с женским портретом и детским локоном — это всё, что осталось от его прежней жизни, а потому тема эта требовала весьма деликатного обращения, ибо целью для него было — не причинять лишних страданий приятелю, а утолить острую потребность в общении, потребность высказаться, поделиться с кем-нибудь и быть услышанным:

— Ну, это гораздо больше, чем есть у меня, — приветливо усмехнулся Ондзи, — Нет, мы определенно должны заглянуть в клуб и развеяться — может быть, даже останемся до утра… Не всё же сходить с ума по несбыточному.

— А как же она? — обронил Винтер.

— Что она? — мужчина изучал меняющийся за окном пейзаж улиц, утопающих в неоновой иллюминации рекламных вывесок.

— Ведь Лаура не просто так ими заинтересовалась, а она — одна из них, — пояснил венгр.

— Я не дам ей этого сделать, — быстро ответил Ондзи, продолжая смотреть в окно.

— И ты не боишься? Лаура будет в гневе, — Винтер живо представил себе физиономию злобствующей Лауриты и улыбнулся.

— Мне все равно, пусть хоть лопнет от злости, — махнул рукой азиат и закурил, — Она завидует, и есть чему — ей никогда не стать такой, не вызывать влечение мужчин…

— Она только к тебе неравнодушна, ты же знаешь, — заметил Винтер, — Хранительницу она не пощадит.

— Лаура не видела того, что видел я. Если она ко мне неравнодушна, то выслушает меня и поймет. Она должна понять… Мне больно видеть её такой — культивирующей в себе обиду и ненависть, — Ондзи торопливо потушил сигарету и задумчиво произнес, — Люди лишили меня всего и оставили одного во тьме, но, не все они такие, есть и другие — такие, как она… Я видел тот свет, который нам не суждено узнать, который мы отвергли добровольно — и он прекрасен, этот свет нужен миру. Я что-нибудь придумаю, но, не дам ей его уничтожить.

Последующие три дня, до самой торжественной презентации, Ондзи провел в своем особняке, телефон его был отключен, а перед этим он отправил Дугласу сообщение, чтобы тот не волновался за него, что его здоровью ничего серьезного не угрожает, и он обязательно будет присутствовать на презентации, однако, на официальной части он так и не появился. Найджел заметно нервничал, но, тем не менее, героически отбивался от вездесущих папарацци, пытаясь заверить тех, что Танака-сан отсутствует вынужденно — по делам бизнеса, не требующим отлагательства.

— Мистер Баркер, Найджел, вы просто потрясающий мастер! — восхищенно признала Маргарита, когда вместе с белокурой подругой они подошли поприветствовать фотографа. Они также были приглашены, и выглядели поразительно: одна — в ультра-синем платье с ассиметричной юбкой и черных босоножках, другая — в простом струящемся длинном платье песочного цвета, со сборками на лифе и несколькими слоями драпировок на юбке, и кремовых туфлях на шпильках.

— Я учусь у своих моделей, леди, — он повел рукой в сторону стены с вывешенными его работами, — Если модель меня не вдохновляет, то я ни чего не могу поделать, увы.

— Ваши работы гениальны, — Даниэлла была согласна с мнением подруги, — Вы — настоящий волшебник.

— Спасибо за столь высокую оценку, — скромно принял комплимент Баркер.

— Ди, посмотри только, сколько красивых девушек вокруг Ондзи, но ты так выгодно выделяешься на их фоне, — Маргарита остановила взгляд на самой первой работе из проекта и обратила на неё внимание златокудрой, — и ты сама так похожа на эту статую, возле которой стоишь.

— Ты так думаешь? — Дэни и сама принялась с интересом рассматривать снимок, всё ещё с трудом осознавая, что эта ослепительная девушка на нем — она сама, — А что вы хотели сказать этим проектом, мистер Баркер? — не выдержав, спросила она.

— Я не люблю объяснять свои работы, предоставляя зрителям самим додумывать сюжет, — хитро прищурил глаза мужчина.

— Погодите, а я, кажется, знаю эту легенду, — вовремя вспомнила Марго, чем была ужасно горда, для этого она даже нахмурила свой лоб, постучав пальчиком по подбородку, усиливая мыслительную деятельность, — смотри, вот тот молодой мужчина, которого представляет Ондзи-сан, он жил в окружении красивых женщин, богатства и роскоши, подлости и фальши. И был он утомлен и печален, не замечая всей этой суеты вокруг, пресытившись ею. Он был глубоко несчастлив и ненавидел свой образ жизни, но, не знал, как ему измениться. Под маской повесы и плейбоя скрывалась беззащитная и ранимая сущность, которая противилась такому образу жизни. И лишь одна — та, что всегда была рядом, и которую он не замечал среди этой суеты. Та, что видела и понимала его настоящего. Она одна полюбила его истинного — девушка-ангел. Она каждый раз оставляла ему в качестве подсказки перо из своих белоснежных крыльев, но он не обращал внимания, продолжая жить в своём одиноком мире. И вот не осталось у неё больше перьев, и не стало её крыльев. Сердце ангела было разбито. Тогда другие ангелы захотели отдать ей перья из своих крыльев — и пошел с неба снег — невесомый, легчайший пух. И так, наконец, ей удалось привлечь внимание юноши, и увидел он девушку-ангела, и понял он, что натворил, что едва не погубил единственное создание, что искренне его полюбило — не за блеск его богатства, не за удалое бахвальство, не за показную веселость. И осознал он тогда, и заплакал, и его слезы так тронули девушку-ангела, что она не могла не утешить его, и оставила свои небеса, чтобы быть с ним. А слезы всё продолжали литься, и все секреты были раскрыты…

— Браво, леди Маргарита, я бы и сам лучше не смог придумать! — похвалил Найджел, — Видимо я подсознательно руководствовался ею.

— Мистер Баркер, а господина Ондзи сегодня разве не будет? — с тревогой поинтересовалась блондинка.

— Вам уже наскучило наше общество, леди Даниэлла? — усмехнулся Найджел, — Ваш супруг тоже опаздывает? Не стоит волноваться. Видимо, Танака-сан посчитал скучным посещать официальную часть, но, он обещал мистеру Айронсу, что почтит своим присутствием это мероприятие. Вы ведь знакомы с ним, насколько я помню, так мило, что вы беспокоитесь о нем. Между тем, вы сегодня звезда этого вечера — всех так заинтересовало, кто же эта невероятная модель?

— Я не очень комфортно себя чувствую при таком повышенном внимании, — честно пояснила Даниэлла.

— Привыкайте, милочка, — подмигнул фотограф, — модельный бизнес на вас теперь крепко запал.

— Смотрю, дамы не дают вам скучать, мистер Баркер, — к ним подошел Джон, и Маргарита сразу же взяла его под руку, довольная, положив голову ему на плечо, — Дорогая, чтобы я видел тебя на каблуках последний раз, — произнес он ласково, но на полном серьезе, настолько тихо, чтобы услышала только она, — это непозволительное безрассудство в твоем положении, до родов — ни-ни, потом можешь носить, что хочешь, — в ответ Марго понимающе кивнула.

— Найджел, можно просто Найджел, — глядя на них, не сдержал улыбки фотограф, — Ваши дамы обворожительны!

— Самые… — поправил его Джон, качнув головой.

— Самые обворожительные, — тут же исправился Найджел, улыбаясь.

— Самые лучшие, — победно подытожил мужчина со всем своим восточным обаянием играя глазами.

— Не хотите обсудить наше будущее сотрудничество? — Джон кивнул, и они направились в сторону бара, где располагался шведский стол и мягкие кресла, так подходящие для продолжительной беседы.

Дэни оставила их, и проследовала к выходу, накинув на плечи теплую шаль:

— Ничего, вы идите, а я выйду во двор, подышу воздухом, заодно Джека встречу, он уже подъехать должен с минуты на минуту, — и прямо на крыльце златовласая столкнулась с Ондзи — на его бледном, осунувшемся лице заметны были темные круги под глазами, как он не старался их скрыть тональным кремом, — А, это вы! Мы только о вас говорили — думали, когда же вас ожидать. Как вы себя чувствуете? — с искренним беспокойством в голосе спросила Даниэлла.

— Леди, мне безгранично приятно знать, что вы беспокоились обо мне, — снова увидев её, услышав её голос, он слабо улыбнулся, поднеся к губам её руку для поцелуя, — Разрешите преподнести вам маленький подарок в память о нашем совместном проекте, — он достал из внутреннего кармана пиджака небольшую коробочку, оббитую черным бархатом, и протянул ей.

— Какая красота! — девушка открыла её и достала серебряную фигурку ангела на серебряной же цепочке, — Но, я не могу принять такой подарок, — она сложила его обратно и вернула коробочку.

— Ещё как можете, — не отступал азиат, — своим отказом вы оскорбите меня, это же ни к чему не обязывающая вещица, а мне будет лестно, что понравился мой сувенир.

— Ну, если вы настаиваете… — неуверенно замялась девушка.

— Сделайте мне приятно, — он застегнул цепочку на её шее, и девушка невольно залюбовалась блеском кулона, — И знайте, что вы всегда можете на меня положиться. Если вам что-нибудь понадобится — можете звонить мне в любое время, — и так хотелось верить в искренность его слов.

— Спасибо, я запомню, но, всё, что мне нужно, у меня уже есть, — улыбнулась Даниэлла, — О! Вот и Джек приехал! — она бросилась к воротам, встречая автомобиль молодого хирурга.

— Приветствую, Хадзама-сенсей (сенсей — уважительное японское обращение к учителю, врачу), — Ондзи опустил глаза, когда они целовались, но, протянул для приветствия руку, когда пара приблизилась к нему, — Я видел снимки с проекта — мне их прислал на электронную почту мистер Баркер — ваша супруга сегодня затмит всех известных моделей. Она у вас необыкновенная — оберегайте её, как зеницу ока, — и фраза эта прозвучала слишком серьёзно, словно, он знал что-то, но предпочел умолчать.

— Уж я постараюсь, господин Ондзи, не сомневайтесь, — Джек вскользь нахмурил брови, но, в объятиях Дэни быстро расслабился, и они вдвоем скрылись за дверью.

Ондзи достал сигарету, чиркнул зажигалкой и несколько раз затянулся, пуская колечки пряного дыма, затем он потушил её, бросил в урну и вернулся к гостям.

Приятным сюрпризом, как для Марка, так и для его друзей стала встреча с уже знакомыми им сестрами-моделями и по совместительству — исполнительницами из дуэта «Sky Ocean» и их неизменным менеджером Жозе. Они появились как раз, когда Танака-сан уже поприветствовал собравшихся и присел за фортепиано, заиграв мелодию собственного сочинения — неспешную и минорную, под которую танцевали медленный танец несколько пар — помимо Джона и Маргариты, Даниэллы и молодого хирурга, мистера и миссис Баркер, отдались во власть музыки и Ден с Джастиной, и будущие молодожены — Евангелина и Питер. Девушки выглядели сногсшибательно в легких платьях из мягких струящихся тканей, переливавшихся в электрическом свете богатых люстр, в то время, как парни олицетворяли собой саму элегантность в строгих, но безупречных, костюмах. Особенно — Марк, в черном костюме и при бабочке, взяв под руки сестер-моделей. Этьен с улыбкой наблюдал за тем, как красивые руки Николь легко перебирают клавиши, а зеленые глаза задумчиво глядели из-под рыжей челки, когда она сменила азиата за инструментом. Девушка заметила это и улыбнулась ему — она так и не смогла его забыть с того самого концерта в день, когда они познакомились со всей компанией. Позже она сама предложит ему потанцевать, не дожидаясь, пока он решится.

— Ну, здравствуй, Этьен, — рыжая медленно подошла к юноше, приветливо улыбаясь, — Ты так на меня смотрел — хотел что-то сказать? — она наклонила голову, изучая его взглядом.

— Прекрасно выглядишь, — Этьен слегка покраснел.

— Уже что-то, хорошее начало, — она отставила бокал с шампанским — Ты тоже ничего.

— Ты помнишь меня? — и захотелось вдруг верить, что она, и правда, помнит его, он подошел в ней ближе.

— О, не скромничай, — усмехнулась рыжеволосая девушка, — с твоей-то приметной внешностью, тебя сложно забыть.

— И только? — подозрительно покосился парень.

— Когда узнаю тебя получше, тогда смогу сказать больше, — девушка взяла его за руку, положив её себе на талию, открыто улыбнулась, — Может, пригласишь меня потанцевать, для начала?

— Ну, вот, я снова оплошал, — виновато улыбнулся юноша, — не мудрено растеряться рядом с такой, как ты.

— Тогда не теряйся, — она поправила воротник его пиджака и взяла под руку, — Посмотри на меня — тебе нравится то, что ты видишь?

— А тебе? — он вернул вопрос, не сводя с неё глаз.

— Тогда попробуем узнать друг друга? — она посмотрела на свою ладонь в его руке и многообещающе подмигнула.

— Весьма заманчивое предложение, — и близость в танце приятно горячила кровь и волновала воображение, — Возможно, у нас что-то и выйдет.

— Не узнаем, пока не рискнем начать, — тихо произнесла она у самого его уха.

От природы застенчивый, Этьен стеснялся своего слишком высокого роста и своей неуклюжести. Нельзя сказать, что он не пользовался успехом у девушек, но считал себя неким нескладным и странным чудиком, проводившим больше времени в виртуальном мире интернета и компьютерных игр. Именно в его скромности, неискушенности и искренности и была его привлекательность, однако, легкомысленным девицам с ним было скучно, а они не удовлетворяли его потребность в полноценном общении на темы более глубокие, чем обсуждение новых статусов в социальных сетях или преимущества одних популярных брендов перед другими, и о серьезных отношениях речь пока не шла. Только такая тонкая и наблюдательная натура, как Николь, могла это всё разглядеть за его серо-зелеными глазами, а её сильный и открытый характер поможет и ему раскрыться и стать более уверенным в себе — не зря, ведь, говорят, что за каждым успешным мужчиной стоит исключительная женщина. Но всё это ещё только будет, а пока — их ждала одна из тех волшебных ночей, которые помогают мужчине и женщине лучше понять и узнать друг друга, общаясь языком тел, поцелуями и ласками говоря то, что невозможно было достаточно выразить словами, решив дать себе шанс на совместное счастье. Домой он вернется только на следующий день, и ещё не одну ночь проведет в приятной компании рыжеволосой красавицы — «пара рыжих лисичек», как их любя назвала Маргарита.

Его же сестра Эллен в этот вечер привлекла внимание одного из помощников господина Ондзи — Максимилиана, но их отношения развивались не настолько стремительно, но телефонами они все-таки обменялись. И чтобы всё это увидеть в будущем, Маргарите не нужно было использовать свой дар — она чувствовала это сердцем.

И в такой вечер так легко было забыть обо всём, что им довелось пережить в Небесном Граде, забыть о своей силе, забыть — но не отречься. Это понимал Танака Ондзи, и это понимали сестры Мишель и Николь, и это знал Джон.

— Господин Дестинофф! — азиат окликнул его, когда они с Маргаритой уже покидали мероприятие, — Как хорошо, что вы ещё не ушли. У меня есть потрясающее предложение — специально для вас. Прошу вас, не лишайте меня такой радости — увидеть вас в выпуске, посвященном свадебной моде — и не в декорациях, а в настоящем Тадж-Махале, — глядя на их заинтересованные лица, он предупреждающе выставил вперед ладони, — И не спрашивайте меня, чего мне стоило договориться с властями, чтобы моей группе разрешили там съемки. Это ведь наследие вашей родины, Ну, что скажете? — подперев ладонью подбородок, выжидая их ответ.

— Это… так неожиданно… — Джон удивленно вскинул брови, наклонился к жене и спросил, — Что нам ответить господину Танака, девочка?

— Звучит сказочно, но мне бы хватило и одной фотографии для семейного архива, — развела руками Маргарита, потом подпрыгнула на месте от посетившей её идеи и хлопнула в ладоши, — А знаете, что — это было бы прекрасным подарком и медовым месяцем, заодно — для Ями и Рафаэля, что скажешь, дорогой? И проект получится совершенно аутентичным.

— Вы хотите, чтобы это было так? — улыбнулся мужчина.

— Если этого хочет моя жена, то я не имею ничего против, — Джон поцеловал любимую и улыбнулся, — Мы не гонимся за славой, мы просто стараемся сделать этот мир чуточку светлее, — Ондзи стоял, смотрел на них и думал о том, сможет ли их убить, когда она его об этом попросит, ведь они доверчиво считают его своим другом… А она попросит… Лаурита обязательно попросит его… Он отвел взгляд и ощутил необходимость принять душ и смыть с себя всю эту мерзость и всю свою ложь. Глазами он нашел среди толпы белокурую голову Даниэллы, вспомнил небесный цвет её глаз и спросил себя, сможет ли он своими руками погасить этот свет, когда госпоже надоесть играть с ними, и чем больше он об этом думал, тем чаще приходил к отрицательному ответу. И когда подоспели остальные, он проводил их до машин, а после — присел на ступеньках и снова закурил, пуская дым в небо.

«Истинный героизм на удивление сдержан и лишен драматизма. Это стремление не превзойти других любой ценой, а желание служить другим любой ценой».

© Артур Эш

И в таком приподнятом состоянии после сказочной фотосессии и не менее феерической презентации, друзья как нельзя лучше настроились на посещение юбилейной постановки «Нотр Дама» и снова встретиться с легендарной труппой мюзикла. Больше всех Маргарита была рада видеть малышку Жюли, с которой они ещё весь вечер после спектакля болтали о музыкальных пристрастиях и радостях материнства. Эти две миниатюрные девушки сразу нашли общий язык — обе жизнерадостные, принимающие этот мир открыто, с детской непосредственностью и некоторой долей наивности, но если того требует ситуация — способные проявить удивительную стойкость духа и мужество.

Помимо модельного агентства, Танака-сан владел сетью хост-клубов VIP-класса, культура которых пришла из Страны Восходящего Солнца, занимающихся организацией и сопровождением деловых встреч, корпоративов, презентаций и досуга состоятельных лиц, со штатом менеджеров, поваров, службы охраны и, конечно же, самих хостес — сопровождающих, привлекательных юношей и девушек, призванных развлекать гостей и обслуживать, выполняя роль и официантов. От того насколько они справляются со своей задачей и насколько могут привлечь внимание посетителей, зависел их заработок. И это были заведения высокого класса, и ничего общего с интимными услугами не имели — персоналу строго запрещены были такого рода связи с клиентами, а для тех, кто не понимал или не хотел понимать этого, как раз и существовала служба охраны.

Как раз в одном из таких заведений, они с Джоном обсуждали детали нового проекта, когда азиат спиной ощутил тяжелый взгляд, извинился и поднялся из-за стола, проследовав в противоположный конец зала:

— И кто же твоя жертва на сей раз, Аманда? — оставив партнера в обществе одной из своих лучших хостес — юной Лали-Мей, весьма талантливой и многообещающей, ещё на достигшей расцвета своей красоты и женственности, но уже теперь искусно использовавшей свою образованность и своё обаяние, умело поддерживая непринужденную беседу практически на любую тему и следя, чтобы у клиента постоянно в достатке были лучшие выпивка и еда, услужливо подливая в бокал или прикуривая от элегантной зажигалки, которая была всегда при ней, Ондзи проследовал мимо соседнего столика и задержался, едва не потерявшись в порочном омуте глаз болотного цвета.

— Знаешь его? — сидящая за ним в расслабленной позе, миниатюрная зеленоглазая блондинка с аппетитными формами, которые выгодно подчеркивало стильное платье по фигуре под цвет её глаз, перевела томный взгляд с азиата на темноволосого мужчину со смуглой кожей и удивительными глазами в обрамлении черного бархата ресниц, — хорош, правда?

— У тебя, соглашусь — отменный вкус, крошка, только этот мужчина тебе не по зубам, — Ондзи снисходительно покачал головой, — он женат и безумно обожает свою жену, которая готовится произвести на свет их детей. К тому же, ты — не в его вкусе, куколка, он не поведется на тебя.

— Спорим? — очаровательно улыбнулась она, периодически посылая заинтересованный взгляд в сторону Джона, — Это даже удивительно с его вкусом — видела я эту его девчонку, не впечатлила, ни чем не выдающаяся посредственность. Чем же она для него особенная? Совершенно обычная, каких тысячи, — блондинка небрежно наматывала между пальцами свои белокурые локоны, — Посмотрим, что ты скажешь, когда я вырежу его глаза и сердце и преподнесу госпоже Лауре. Но, прежде я получу удовольствие от его роскошного тела, а то, что он женат — так это даже интереснее, ведь, если что-то достается слишком легко, то уже не приносит такого удовлетворения, да?

— Что же, тогда удачи, детка, только не в моём заведении, — мягко прошептал он, легко коснувшись её изящного плеча, не утруждая себя переубеждать её, что эта девочка настолько необычна, что ей этого не понять, — и не приходи потом ко мне плакаться, — та лишь фыркнула, пожав плечами.

— Господин Дестинофф, здесь становится слишком людно и шумно — не желаете ли продолжить обсуждение условий дальнейшего нашего сотрудничества в более подходящей обстановке? У меня в офисе есть не начатая бутылка отличного итальянского вина, — предложил азиат, сияя идеальной улыбкой.

Потом Ондзи ещё не раз будет задавать себе вопрос, что же двигало им в тот момент, когда он хотел отвести опасность — его всё ещё раздирали сомнения, но было ещё что-то — что заставляло его сердце биться быстрее, ради чего он продолжал жить и дышать, что жило в ясных голубых глазах, которые он постоянно выдел перед собой.

— Благодарю, господин Танака, — Джон вежливо отклонил приглашение и тоже поднялся со своего места, — но меня ждут дома. Спасибо за приглашение, но — как-нибудь в другой раз, ладно?

— Ну, разумеется, — облегченно выдохнул Ондзи, — Передавайте моё почтение мадам и сенсею с супругой. Я провожу вас, заодно перекурю, — и они удалились, церемонно простившись с маленькой японкой в национальном кимоно из, расписанного вручную цветами, шелкового полотна.

— Черт! — сердито выругалась блондинка, провожая их возмущенным взглядом, — Ондзи, что же ты задумал? Ты решил вести собственную игру? — она провела наманикюренным пальчиком по подбородку, — Госпоже это совсем не понравится…

«Не важно, как быстро летит свет, — темнота уже на месте».

© Терри Пратчетт

«Смерть — единственный Бог, который приходит на зов».

© Роджер Желязны

— Ну всё, мои все уже разошлись, — бросила на ходу маленькая азиатка, направляясь в гримерную, когда зал уже опустел, — Я пошла переодеваться. Аманда, ты ещё остаешься? — блондинка утвердительно мотнула головой, всё ещё продолжая злиться, — Тогда я пошла. Пока! — Мей помахала ей рукой, когда через несколько минут явилась, уже переодевшись в свою любимую матроску. Вместе с кимоно она сняла и свою маску, за мягкой улыбкой которой скрывалась настоящая она.

— Эй, куколка, тебя подвезти? — на улице из джипа-внедорожника девушку окликнула компания навеселе, — Как насчет прокатиться? С нами будет весело, обещаем.

— Нет, спасибо, но нам не по пути, — Мей махнула рукой и продолжила свой путь.

— Ты не поняла, детка, — двое парней вышли из машины, один из них остановил девушку за руку, — Нам не отказывают.

— Тогда я буду первой, — она решительно высвободилась от его хватки.

— Садись в машину, живо, — её снова схватили за руку, пытаясь усадить в салон автомобиля.

— Отвали! — девушка исхитрилась снять с ноги туфель и со всей силы ударила, шпилькой раздробив кисть нападавшему, тот взвыл и больно ударил её по лицу, от чего она упала, выронив туфель с окровавленным каблуком.

— Ах, ты дрянь! — другой парень схватил её за волосы, поднимая с земли, — Ты пожалеешь, что на свет родилась.

— Что здесь происходит? — на другом краю стоянки Джон уже докуривал и собирался садиться в машину, когда услышал крики, он потушил сигарету и поспешил на шум, — Оставьте девочку в покое, ни куда она не поедет с вами, — спокойно произнес мужчина.

— Да что ты говоришь! Ты кто такой — экстрасенс, что ли? Чувак, иди, куда шел, — один из компании указал в противоположном направлении, — Эта девчонка опасна хуже фурии.

— Я не достаточно ясно выразился? Двое против одной, — нехорошо ухмыльнулся Джон, — Думаю, что это она в опасности. Я не могу её так бросить здесь.

— Дядь, не вмешивайся, — девушка замотала головой, но мужчина не собирался отступать, — не стоит…

— Поздно, чувак, ты уже нарвался, — из машины вышло ещё двое, — Ты отнимаешь у нас время. Но, ты не переживай, дорогуша, сейчас мы разберемся с ним, а потом с удовольствием займемся тобой.

— Какое совпадение — я тоже спешу, — Джон сосчитал — их уже четверо, ну ничего, и не такое проходили. Им и невдомек, что самым страшным и тяжелым для него было противостояние с братом, но это было в прошлом. А сейчас ему уже ничего не страшно, кроме судьбы близких, и такими дешевыми номерами его не испугать.

— На тот свет спешишь, дядя? — они подошли ближе.

— И мы не решим дело миром? Жаль, если так, — ухмылка моментально сошла с его загорелого лица, а глаза его потемнели.

— А, пошел ты, — нападавшие наивно полагали застать мужчину врасплох, но они понятия не имели, с кем связываются, даже превосходящее их число не давало им преимущества перед его мастерством, всегда стоящим на защите тех, кто в ней нуждается, и горячей кровью, вскипавшей в венах и артериях при виде несправедливости. На месте этой девочки могла оказаться его жена или сестра — и неужели никто не пришел бы на помощь? Они должны усвоить, что такое отношение к женщине недопустимо, а она должна понять, что не все мужчины такие, как эти.

— Только после вас, — уклонившись от первого удара, ребром ладони он ударил по шее одного, а второму досталось в солнечное сплетение.

Тут уже подоспела охрана клуба:

— Всё в порядке?

— Всё просто отлично, — Джон покосился на парней и пожал плечами, — господа попросили показать им пару секретных приёмов, и мы немного увлеклись — вот и всё.

— На фиг, не стоит она того. Валим, найдем посговорчивее, — предпочтя не связываться ещё и с клубными секьюрити, парни вернулись в свой джип и отъехали со стоянки.

— Вау, как ты их! — азиатка только удивленно хлопнула ресницами, — Не плох, совсем не плох — как для дяди, — улыбнулась она.

— Идем, тебе нужно отдохнуть и привести себя в порядок, — мужчина помог ей отряхнуться, — Не бойся, я не обижу.

— А я и не боюсь, — она подобрала свои сумочку и туфли и последовала за ним до автомобиля, — Ну, ты даешь, дядя! — девушка изумленно застыла перед машиной, — Тачка у тебя — что надо, уважаю.

— Присаживайся, поехали, — он открыл ей дверь пассажирского места.

— Слышь, дядя, ты полегче! — нахально возмутилась девушка, когда Джон подтолкнул её к двери машины, — Скажи, куда хоть едем-то, — спросила она, обернувшись на него, — Я бы и сама справилась с этими дегенератами, чтобы не повадно было руки свои распускать, а ты мне всю клиентуру распугал, между прочим — кто мне теперь будет убыток возмещать?

Девушка была совсем молодой — лет четырнадцать-пятнадцать на вид, азиатской внешности: с раскосыми карими глазами и пухлыми губами, её густые длинные черные волосы были заплетены в две косы, одета она была в матросскую форму японской школьницы. Говорила она на страшно ломаном английском.

— Едем ко мне домой, — спокойно ответил Джон, — или ты предпочла бы остаться в компании тех уродов?

— У этих уродов водятся деньги… — заметила она с грустью, — Или у тебя есть более выгодное предложение? А денег-то у тебя хватит? — она недовольно дернула его за плечо, — Я тебе не какая-нибудь уличная девка, — девушка состроила обиженную физиономию, — Я много чего умею из того, что этим цыпочкам и не снилось. Обещаю, что ты останешься очень доволен — ещё никто не жаловался, — усмехнулась маленькая азиатка, — Хотя нет… — она призадумалась, — Не, дядь, ты, конечно, привлекателен и сексуален, не спорю, но не в моём вкусе — ты же мне почти в отцы годишься. А друзья помоложе у тебя есть?

— Ну, знаешь, меня такие нахальные девицы тоже как-то не возбуждают, — парировал мужчина, — И перестань строить из себя ту, кем ты не являешься.

— Тогда я не понимаю… — девушка задумчиво хмыкнула и снова похлопала его по плечу, — Для чего я тебе? С чего бы это ты такой добренький?

— Ох, ради всего святого — ты можешь хоть минуту помолчать? Мне за дорогой следить надо, не отвлекай меня, — Джон покачал головой — эта несносная девчонка начинала бесить его, но и без помощи он не мог её оставить.

Всю дорогу она сидела на заднем сидении надувшись, скрестив руки на груди, глядя в одну точку — больше она ни слова не сказала за время пути.

— Ну, проходи, чего в дверях застряла? — поставив машину в гараж, Джон подтолкнул девушку вперед и зашел в дом следом за ней.

— Твоюженалево! — оглядевшись по сторонам, так своеобразно высказала свой восторг чернявая, снимая в прихожей обувь, — Ничего себе хоромы! Дядя, а ты, правда, здесь живешь?

— Проходи в столовую, а я посмотрю, что есть пожевать, — мужчина указал ей в сторону столовой.

— Здравствуй, дорогой! — по лестнице со второго этажа спустилась Маргарита, в свободном халате и с подобранными волосами, сейчас она выглядела старше своих почти восемнадцати лет, что, впрочем, ни сколько не умаляло её природной красоты, — уже вернулся?

— Привет, Марго! — Джон заключил её в крепкие объятия и нежно поцеловал.

— Да ты, дядя, всё-таки оказывается, тот ещё извращенец — твоя беременная женщина не в состоянии тебя удовлетворять? Так ты хоть бы постеснялся такую, как я, в дом приводить, при ней-то? — девушка скривилась и с пренебрежением окинула взглядом Маргариту, задержавшись на её, уже заметно округлившемся, животе, — Я бы, на её месте, глаза бы мне повыцарапывала, а она, знай себе — стоит, да ресницами только хлопает! — Маргарита, и впрямь, стояла и не могла произнести и слова: перед ней стояла девушка из её далекого видения, когда она видела своих близких и друзей в канун Новогоднего вечера. Мей… Майя… Вот она, настоящая, а не призрак из будущего.

— Да ты замолчишь, наконец?! — терпение Джона с треском лопнуло, — Так, идём со мной! — он схватил её за ворот и поволок в ванную комнату.

— Ты что удумал, хренов маньяк! — девушка брыкалась, кусалась и вырывалась, как дикая кошка, когда он подставил её голову под холодную воду.

— Рот тебе вымою — с мылом, чтобы впредь за языком своим следила, — он был практически серьёзен, но, всё же отпустил её, всё ещё сыпавшую проклятиями, вытирая мокрые волосы полотенцем.

— Жан, оставь её, — вмешалась Маргарита, — Это у неё защитная реакция такая. Что же тебе пережить пришлось, детка, что ты стала таким диким волчонком и норовишь укусить руку, что помогает тебе?

— Дамочка, я не нуждаюсь в вашем сочувствии, — презрительно фыркнула девушка.

— Ну, всё, у меня уже голова от тебя болит, заноза малолетняя, — устало бросил Джон, взяв жену по руку и направившись к лестнице на второй этаж, — В шкафчике найдешь чистое полотенце и чистый банный халат, надеюсь, как душ включать, тебе не нужно объяснять, ужин — на столе в кухне, комната для гостей — по коридору первая на право. А я сегодня чертовски устал и собираюсь спать, идем, Марго. Приму душ на втором этаже. И ты постарайся хорошо отдохнуть, а завтра утром мы поговорим — ты хочешь никогда больше не возвращаться к своему ремеслу и заняться более достойным делом?

— Но, почему? — девушка насупилась, подозрительно покосившись, — Что вам с этого?

— Иногда люди помогают друг другу просто так, чтобы не оставлять человека наедине с бедой. Спокойной ночи! — Маргарита потрепала её темноволосую голову, — Можешь себе представить, я её уже видела, — шепнула она на ухо мужу, — Она тут не случайно, я уверена в этом. Я уже видела её раньше — в своём видении.

Уже поднимаясь по лестнице, Джон и Маргарита услышали, как дверь в ванную захлопнулась, щелкнула задвижка, и послышался шум льющейся воды.

В тот вечер Марк вернулся со съемок поздно, уставший и только и мечтавший всю дорогу до дома о том, как примет ванну и заснет крепким сном.

— Ну, и какого так в дверь стучать! Я не глухая, — Мей открыла дверь и, с гневным выражением на лице и махровом халате на теле, грозно зыркнула на ошалелого Марка, — Ну, чего вытаращился? Бабы в ванной никогда не видел, что ли? Ану, дай пройти! — она демонстративно оттолкнула его, забрызгав, когда с силой тряхнула ещё влажными волосами, — Стоп! Подожди, а ты не тот знаменитый парень-модель, о триумфальном возвращении в бизнес которого последнее время пишут все популярные глянцевые издания? Так, значит, ты тоже тут живешь? Мои одноклассницы кипятком ссать будут, если узнают, что я с тобой ночь провела, — внезапно она развернулась, подошла к нему совсем близко и, встав на носочки, заглянула в его серые глаза. До чего же он хорош собой! Ладно сложен, с такими длинными стройными ногами и некогда роскошными вьющимися волосами, за которые любая девчонка многое бы отдала. Мужественные, слегка резковатые черты лица с по-детски светлыми глазами. И его руки, как, должно быть, могут прикасаться к коже эти изящные музыкальные пальцы, какое могут дарить наслаждение своими прикосновениями. А эти красиво очерченные губы, как должно быть, умеют целовать — так, что теряешь разум и не боишься задохнуться. В жизни он ещё лучше, чем на снимках в модных журналах. И запах… от него сладко пахло весенними цветами и свежескошенной травой, и в этой симфонии запахов выделялось ещё что-то такое знакомое и родное — вишня, конечно же это были цветы вишни, этот аромат она бы ни с чем не перепутала — сколько раз она вдыхала его в знакомом парке, в той, другой жизни, к которой уже не будет возврата… Но — нет! Нельзя даже думать так. Ни к чему хорошему это не приведёт. Все, кто был ей дорог, все, кого она любила — либо предавали её, либо ушли, как родители…И это приносило столько боли, что лучше предупредить её и не пускать ни кого в свои сердце и душу, чтобы потом не страдать от невыносимой горечи очередной потери. Но как же хотелось почувствовать себя на месте той счастливицы, что познает его любовь, а она была практически уверена, что у такого, как он, должно быть множество пассий. Но как же соблазнительно было забыться в мечтах, представляя себя во власти его рук и губ.

— Какая ночь? Ты о чем? — он непонимающе замотал головой, — Ванная комната на втором этаже была занята, и я… — его голос…Она могла бы слушать его вечно, у него был такой забавный милый акцент, гораздо приятнее, чем её ужасное произношение.

— Ой, а тебе так трудно подыграть мне? У тебя же нет сейчас официальной девушки? — она провела рукой по его плечу, — Будешь моим липовым парнем? Одноклассницы мои от зависти просто лопнут.

— Нет, я на такое не подписывался, — запротестовал юноша, — А ты кто, вообще, такая? — Марк пристально просмотрел в темные раскосые глаза девушки.

— Ладно, ладно, — она снисходительно улыбнулась, — Не бойся, твоё мужское достоинство не пострадает, — хихикнула она своей шутке, — Моё имя Лали-Мей, меня твой приятель привёл, такой смуглый, кареглазый, — потом она искушающе состроила глазки, — У тебя же нет тайной жены, к тому же, беременной?

— Та типун тебе на язык, язва мелкая! — порывисто отмахнулся парень.

— Ой, ой! — девушка оттолкнула его от двери и решительно направилась в кухню, — Ванную комнату я тебе освобождаю и иду на кухню — если голоден, то присоединяйся.

— Ну, что за девица — уже, как у себя дома, распоряжается, — развел руками Марк и отправился в душ, — Вот же притащил Джон маленького дьяволёнка.

— Я всё слышала, — крикнула Мей из кухни.

Марк тяжело вздохнул.

Когда он вышел из душа, то девушка, так и не дойдя до гостевой комнаты, уже свернулась калачиком на диване в гостинной.

— А, это ты, — она приоткрыла один глаз.

— Уже засыпаешь? — тихо спросил Марк, — Тебя перенести в комнату?

— Останься со мной, пожалуйста, — сонно пробормотала она, — Но, только рискни со мной что-нибудь сделать, если утром пояс халата будет завязан по другому, то я тебя кастрирую, учти.

Юноша попытался всё-таки отнести её в спальню для гостей, но она дернула его за руку, и он от неожиданности присел рядом с ней на диван. Она же преспокойно положила голову ему на колени:

— Теперь ты — моя подушка, — удовлетворенно заключила она и заснула безмятежным сном ребёнка.

А Марк той ночью глаз не сомкнул, и к утру у него ужасно ломило спину, но она так сладко и спокойно спала, что он так и не решился потревожить её сон. Её ровное дыхание, биение её сердца, запах её вымытого тела и гладкость её волос — всё это странным образом будоражило его, вызывая непонятные ощущения. Он даже не догадывался, что она так спокойно заснула — впервые за долгое время.

Утром, всё же, усталость взяла своё, и Марка начало клонить в сон. Когда он открыл глаза, то девушки уже не было. Она уже обувалась в прихожей.

— Уже уходишь? — окликнул её Марк, оперевшись о стену в коридоре.

— А, это ты — «подушка», — улыбнулась она, — Пойду я, пожалуй… Не хочу вас больше напрягать своим присутствием, — она посмотрела на него с благодарностью, — Спасибо вам. Спасибо, — подойдя к самой двери она обернулась, — И ты не остановишь меня? Не попросишь остаться? — а внутри всё кричало «Останови меня! Спаси меня!», — Не бойся, я ни чего у вас не украла.

— Да, мне как-то фиолетово, знаешь ли, — пожал плечами парень, — Украла или нет — это будет на твоей совести.

— Тогда, пока, — произнесла она бесцветным голосом.

Внезапно, он резко дернул её за руку — от этого движения рукав её кофты сполз, и он увидел на локтевом сгибе следы от инъекций:

— Ты, что, совсем дура?! — он рванул её руку на себя, и вот уже девушка оказалась в его объятиях, — Сколько тебе лет? Тебе же ещё нет и шестнадцати, — на каком-то интуитивном уровне, он смог «прочесть» её боль, испытав подобное в своей жизни.

— А тебе какое до меня дело? — Мей с вызовом посмотрела на него, — Ты мне кто — отец, что ли? Мне с головой хватило твоего приятеля с его придирками и нравоучениями, — она попыталась вырваться из его рук, и заметила шрамы на его запястьях, — А сам-то!

— А ты думала — я тут весь такой, в шоколаде?! Если заглянуть ко мне в душу, то там можно увидеть такие же шрамы. Я тебе — никто, ты права, но, возможно, я могу понять тебя как ни кто другой, — он порывисто привлёк её к себе и крепко обнял, — Ты не должна продолжать губить себя, торговать своей красотой и подрывать своё здоровье. Ты же ещё почти ничего не видела в этой жизни. Я прошел через всё это, но, благодаря этим людям, я смог начать жить заново.

— Ты? — она несколько раз всхлипнула и подняла голову, — Неужели ты?…

— Ну, вот — теперь об этом знаешь только ты. Даже с ними я не говорил об этом…Об этой стороне моей жизни мне сейчас противно и неприятно вспоминать — они знают только, что жизнь моя была безрадостной, но, об этих её подробностях я не могу говорить. Однако, если это заставит тебя задуматься о своей собственной судьбе, то я могу тебе рассказать, как это — быть изнасилованным в нежном детском возрасте или корчиться от ломки в вонючем подвале… — и снова накатила волна грязи и смрада, он снова ощутил всю мерзость и всю тошнотворность тех дней, точно он сам был комком напрягшихся нервов и сгустком грязи.

— Не продолжай… не надо… — девушка приложила палец к его губам, — Это же причиняет тебе боль…

— Это часть моего бытия. Мне от этого не уйти и не забыть, — тихо ответил он.

Что же могло приключиться у этой девочки, что она стала такой? Ему было страшно и больно видеть её вот такой — совсем ещё юную, но уже разочаровавшуюся в жизни, принявшую жестокость и цинизм, но сильнее всего было то негодование и тот гнев, что охватил его по отношению к тем, кто довел её до такого состояния — он ещё даже не знал их, а уже ненавидел и готов был разорвать их собственными руками за то, что искалечили девочке жизнь. Он обязательно сделает всё, что будет в его силах, и не только, но не оставит её один на один с её проблемами.

— Ты — необыкновенный человек, — Мей не смогла сдержать слёз — то ли восхищения им, то ли сожаления по своей собственной жизни.

— Поверь мне — самый обыкновенный, и я хочу помочь тебе, как когда-то помогли и мне, — прошептал он, а она вдруг захотела, чтобы его чувства к ней и его объятия были иного рода — и она готова будет бороться за этого мужчину, чтобы он смог однажды разглядеть в ней те чувства, что зарождались сейчас в глубине её сердца. И захотелось, чтобы и он чувствовал к ней не жалость или сострадание, а то, что чувствует она к нему — то, что чувствует мужчина к женщине… Чтобы смотрел на неё другим взглядом… Ей захотелось узнать о нем всё — чем он живет, чем дышит, что предпочитает, о чем думает, что любит, а что — нет… Захотелось проникнуть в его мысли, заполнить их собой, стать частью его жизни, стать такой, какой он захочет её видеть, лишь бы не наскучить ему, лишь бы быть ему интересной. И не понимала она, чего же ей хотелось сейчас больше — сбежать подальше со стыда за своё прошлое или прижаться к нему ещё сильнее и испробовать его губы, что находятся сейчас в такой близости — распробовав до малейшего из оттенков вкуса. Ни к одному мужчине до этого момента она не чувствовала ничего подобного, и не потому, что он действительно так хорош — обласканный жизнью мальчик-мажор, он так отозвался на её боль как раз потому, что у самого в душе глубокие раны. Первая родственная душа, которую она встретила в этом безумном мире, которая сможет понять и принять её, какой бы несносной она не была. Кто-то из великих сказал: «Человек приходит в этот мир один и уходит один, и только в любви и дружбе человек может хоть временно почувствовать себя не одиноким».

— Что, и даже на завтрак не останешься? — Марк ободряюще сжал её руку.

— О! Смотрю, вы уже познакомились. Ты задержал её, — со второго этажа спустились Джон и Маргарита, — молодец, парень, — У меня ещё есть разговор к тебе, девочка, — мужчина одобрительно улыбнулся юноше и поманил пальцем Мей.

— Да, и вам доброе утро, — хмыкнула девушка, легко перебросив свою сумочку через плечо, — Вообще-то мне на занятия нужно, у меня и так большие проблемы, не хотелось бы всё ещё больше усугублять.

— В таком случае, можно я поеду с тобой, объяснюсь с директором и твоим преподавателем? — Джон посмотрел в темные глаза маленькой японки, от чего той стало не по себе и она боязливо вздрогнула, словно что-то увидела в его взгляде, что напугало её или возродило вызывающие страх воспоминания.

— С чего бы такая забота? — Мей сморгнула и недоверчиво покосилась на смуглого темноволосого мужчину, нервно сглотнув.

— Ты хочешь начать новую жизнь? — Джон пристально посмотрел на неё, давая понять, что ожидает ответа, — И родители позволяют тебе так жить?

— Замолчи! Замолчи сейчас же! — её руки самопроизвольно сжались в кулаки, — Я не позволю тебе так говорить о моих родителях! Их больше нет, и я не знаю, как мне жить теперь! Каждый день я просыпаюсь, и спрашиваю себя, почему я не умерла вместе с ними? Я так испугалась, что не могла даже дышать, спрятавшись под диваном, и слышала, как их убивали. Потом, в больнице я пришла в себя и была вся в крови… их крови… если бы я их не послушалась… Меня не должно было быть там, я должна была быть на занятиях, но я прогуливала и вернулась с черного хода. Мама успела отправить мне сообщение, что в доме опасность — закодированное, как когда мы играли в шарады в детстве. «Красная шапочка» — это была одна из моих любимых сказок в детстве. Моя мама любила детективы, и мы с ней разработали целую систему условных сигналов на экстренный случай, только это не помогло. Меня спасло чудо — мимо проезжали мамины коллеги, они привезли цветы и пожелания счастливого декретного отпуска. Родителей чудо не спасло… У меня больше нет родителей, и никогда уже не будет брата, который так и не родился… Я же позвонила в скорую, как только смогла, но не успела… — дальше она уже не могла остановиться, рыдая сползая по стене, сминая в руках свои туфли, — Как бы я хотела вернуть время назад… Я сама виновата в том, какой я стала… После смерти родителей на меня, словно что-то нашло… Я связалась не с теми людьми. Потом понеслось — бесконечные вечеринки, с выпивкой и наркотиками — сначала легкие, потом — потяжелее… Можете себе представить — я носила только черное и делала мрачный готический макияж, меня даже называли «Черной королевой». Как хорошо, что мама не видела меня такой….

— Поплачь, детка, — Марго присела рядом, забрав у девушки туфли, подав вместо них носовой платок, — станет легче.

— Почему я всё это вам сказала? — непонимающе прошептала девушка.

— Потому, что тебе необходимо выговориться, — смуглый мужчина присел рядом и взял её за руку, — Несколько месяцев назад мой отец умер на моих руках — я хорошо понимаю, что ты сейчас чувствуешь.

— Если бы ты их не послушала, то ты бы погибла вместе с ними, но ты выжила — ты невероятно мужественная девочка, — в прихожую спустился доктор.

— Но я ничего не сделала… не смогла помочь, — она поднялась с пола с его помощью, — я должна была… Только голоса, и всё… И мне не забыть их до самой смерти…

— Daijoubu desu (Всё хорошо (яп.)), — сочувственно похлопал её по плечу Джек.

— Это вы ради меня говорите по-японски? — улыбнулась азиатка.

— И смею надеяться, вполне сносно, — подмигнул её соотечественник.

— Arigatou! (Спасибо! яп.) Сенсей, я… — она продолжала дрожать, — Ваши шрамы… — пару раз Мей видела этого мужчину с Ондзи и тем смуглым симпатягой, который привел её в этот странный дом, где принято любить и заботиться друг о друге, совсем как в её доме когда-то — и воспоминания пришли теплые и обволакивающие, будто закутываешься в знакомый теплый плед, к нему иногда обращались «док», из чего она заключила, что он — врач.

— Тебя ещё не было на свете, а я не знал, для чего жить дальше после смерти родителей, но надо продолжать жить, — пережив смерть своих близких, Джек знал, о чем говорил, и что может чувствовать сейчас девочка, — Твои родители хотели бы именно этого. Жизненные испытания могут либо сломать нас, либо сделать сильнее — какой вариант предпочтешь ты? А если захочешь поговорить, то просто знай, что мы рядом.

— И тогда вы решили стать врачом — чтобы спасать, — в ответ японец утвердительно кивнул.

— Ты всё сделала правильно, ты умница, — успокаивала её Марго.

— Но я ни чем, не помогла, — девушка замотала головой, — А теперь мне страшно и за себя. Если они знают, что я жива… Я сбежала, и оказалась здесь… во Франции, так далеко от дома. Ондзи-сан согласился взять меня с собой, выдав себя за моего дядю.

— И тебя не ищут? — поинтересовался Джон.

— Не знаю, — Мей пожала плечами, — я сменила номер телефона и перестала вести свои аккаунты в социальных сетях.

— Господин Ондзи тебе не родственник, кто из близких у тебя остался? — Джон с интересом и беспокойством посмотрел на неё.

— Только настоящий дядя, родной брат отца, — буркнула девушка.

— Он знает, где ты? — продолжил спрашивать мужчина.

— Я не знаю… — снова замялась японка.

— Тогда сделаем так — пока поживешь у нас, с Ондзи мы, я думаю, договоримся, — мужчина кивнул, — И о переводе в другую школу тоже можем договориться. Это очень хорошая школа, поверь мне.

— И что? Собираетесь сделать из меня пай-девочку? — вызывающе насупилась маленькая японка, — Уже слишком поздно.

— Ну, уж это вряд ли — у меня хватает, кого воспитывать, — подмигнул Джон, вспомнив сына, Адельку и смерив взглядом живот жены, — А тебе стоило бы позвонить дяде — он твой родной человек и наверняка волнуется за тебя, глупышка.

— Даже, не знаю, — азиатка поморщилась, — после всего… своим поведением я опозорила свою семью, не думаю, что он будет рад меня видеть.

— Не настолько же, чтобы выгнать? — усмехнулся мужчина, улыбаясь своими удивительными глазами.

— С вами мне спокойнее, — Мей осмотрелась и заискивающе закусила губу, — Пожалуйста…

— Завтрак готов — мы с Джасси как раз закончили, — раздался веселый голос Даниэллы, приглашающей в столовую, — Прошу всех к столу. Сэндвичи, круассаны и кофе с молоком, а детям — молочные хлопья.

— Совсем как в моём детстве, — Мей потянула носом завлекающие ароматы, доносившиеся из кухни, — А вы забавные, правда.

— Ребята, познакомьтесь, это Мей, — Марк представил девушку, проводив её на кухню.

— Ну, что, останешься? — примирительно улыбнулся Джон.

— А я смогу навещать красавчика? — хитро сощурилась японка.

— Что скажешь, парень? — Джон повернулся к Марку.

— Если девочка не испугается, что на неё ополчатся мои поклонницы, — Марк потрепал ей челку.

— Вот ещё чего, — фыркнула Мей, задрав нос и ущипнула юношу за щеку, — С чего бы мне бояться этих куриц?

Сказать по чести, некоторых стоило бы бояться — иногда привязанность и поклонение бывают весьма болезненными, поклонницы — неуравновешенными, а их одержимость — навязчивой и неудовлетворенной, и тогда может грянуть взрыв, сильный и оглушительный, и кого-то может задеть не просто по касательной, а напрямую…

От распространяющегося аромата и тепла от протянутой ей керамической чашки кофе с молоком и корицей, защемило в груди, и внутренний лед на сердце начал медленно плавиться, стекая по щекам солеными дорожками, а на душе стало так печально и сладко одновременно.

— Марк, на два слова, можно? — Джон остановил юношу, пока остальные располагались за завтраком на кухне, глядя на него своими проницательными глазами, — Слушай, а ты, похоже, очень понравился ей, парень. Ты уверен, Марк? Если ты не сможешь её вытащить, то это добьет девочку. Будь осторожен.

— Именно поэтому — это должен быть я, — уверенно тряхнул головой парень, — Только я сумею…

— Даст Бог, это поможет и тебе самому, — кивнул Джон.

— Эй, ты что? — удивленно воскликнула японка, отобрав у Маргариты чашку с её любимым напитком, — Поставь назад кофе. Давай я лучше сделаю тебе зеленый чай с жасмином и мятой — моя мама такой любила, когда ждала моего брата, когда была ещё жива… — девушка крикнула в прихожую, — Слушай, дядя, ты следил бы за тем, что твоя женщина употребляет. Что бы вы без меня делали? Смотрите и учитесь, — она принялась хозяйничать, перебирая пакеты с чаем в кухонном шкафчике, — О, а вот и он — я отлично готовлю такой чай.

— Спасибо, Мей, — Марго благодарно улыбнулась, — Я, правда, очень тронута.

— Да не за что, — та сперва усмехнулась, потом чашка вдруг выскользнула из её дрожащих пальцев, — Я, я… — нахлынула волна удушливых воспоминаний, и девушка слишком сильно вцепилась в плечи Маргариты.

«В одиночку мы можем так мало, но вместе — мы можем так много».

Хелен Келлер

Ту же ночь, что Мей провела на диване в гостиной на коленях Марка, светловолосая Аманда провела в своей квартире, наедине с мыслями о другом конкретном мужчине — в окно клуба она видела, как этот смуглый красавец отбил девушку у насильников — её знакомую Лали-Мей, и увез с собой. В тот момент она даже позавидовала этой японке — как бы ей хотелось оказаться на её месте.

Девушка достала из холодильника бутылку мартини и вышла на лоджию.

В чем же она уступает этой его жене? — задавалась вопросом Аманда. Чем же она сумела покорить его? Разве у неё не такая гладкая кожа, не такие мягкие волосы, не такие чувственные губы, не такой томный взгляд? А ноги-то у неё и подавно постройнее будут. Тогда что? Чем же тогда она для него такая особенная, что он не замечает других женщин? Красивых женщин. Стало быть, кроме красоты, для него было важно ещё что-то, чего не было у неё. Невольно она вспомнила теплый взгляд карих глаз маленькой Маргариты и призадумалась — чего же ей не хватает, что она не заслужила быть рядом с таким мужчиной, как он? Разве может эта девочка по достоинству оценить такого мужчину? Она налила напиток в бокал, откинулась в кресле и закурила. Смогла бы она заинтересовать его? Аманда закрыла глаза, и перед ней снова предстал его образ. Пожалуй, разговаривая с Ондзи, она преувеличила — она бы не смогла причинить зло обладателю этих удивительных глаз. Иначе, как она сможет заглянуть в них снова… А ей непременно хотелось сделать это. Она замотала головой, освобождаясь от этих мыслей, приложив холодную бутылку к разгоряченному лбу. Ну, почему же всё так сложно, так непросто в этом мире, где такие отношения невозможны и не имеют будущего. И от этого осознания стало невыносимо горько.

И тем же днем, когда маленькая японка завтракала в компании новых друзей, уже немного придя в себя и успокоившись, Марк согласился подвезти её и Джона к школе. Её появление в обществе двух привлекательных мужчин произвело настоящий фурор, заставляя оборачиваться им вслед проходящих мимо школьниц. Мей шла рядом с ними, гордо вскинув голову. С самого своего появления в этой школе, она заслужила репутацию личности способной, сильной и самостоятельной — с ней считались.

В разговоре с директором Джону удалось договориться о переводе девушки в школу, в которой учились его сын и Розалинда — под ответственность господина Танака и не без помощи легендарной тетушки Даниэллы — Джульетты. Кроме того, совместными усилиями удалось убедить азиатку, что стоит дать знать о себе родному дяде и завершить образование на родине:

— Алло, здравствуй, дядя, — девушка нехотя набрала номер, — Это я, Мей, — в разговоре она перешла на японский язык.

— Мей?! Это ты? Где ты пропадаешь? — ей ответили тоже на японском, и голос на том конце был по-настоящему взволнованным, — Ты в порядке? Я не мог до тебя дозвониться — ты сменила номер телефона?

— Прости, что не позвонила, это долгая история, — японка замялась, не желая выдавать подробности.

— Я всё понимаю, ты напугана. После всего что случилось… — собеседник выдохнул с облегчением, — Почему звонок международный? Где ты находишься? Я приеду и заберу тебя.

— Всё не так просто, — она смутилась и запнулась, — я сейчас в Париже…

— Где-где? Ничего себе, куда тебя занесло, девочка, — её дядя был не на шутку удивлен, каким образом его непутевая племянница оказалась так далеко, — У меня сейчас переговоры в Сингапуре… Подожди, я сейчас включу интернет и посмотрю билет на ближайший рейс, — в трубке послышались звуки щелчков клавиатуры, — постараюсь послезавтра быть.

— Спасибо, — виновато произнесла азиатка, — Прости, я доставляю тебе столько хлопот.

— Ну, мы же — родные люди. Я приеду и заберу тебя, мы вернемся домой, и всё будет хорошо. У нас всё наладится, — абонент повесил трубку, и девушка устало опустилась на диван:

— Вот и всё, — закончила она на английском и посмотрела в потолок, продолжая крутить в руках свой телефон, — А с вами было весело… — ей, и правда, было бы грустно с ними расставаться, особенно — с одним из них. Она повернула голову в сторону окна, у которого в пол-оборота стоял Марк. Куда он смотрел? О чем он думал? Или — о ком? Как он смотрел на ту, другую…Его мысли были о другой. Ей стало интересно, а «дядя» знает, что он думает о ней, о его женщине? Теперь она знает его тайну, золотого мальчика с красивой глянцевой обложки. Ей даже стало жаль его — он так молод, но неразделенная любовь… Видно же, что он страдает. А сколько ещё всего будет в его жизни? И он каждый раз собирается так мучить себя? Так не хватит никаких нервов. Сможет ли она исцелить его? Захочет ли он этого? Как бы ей хотелось ощутить своей кожей его взгляд и его прикосновения…

Наверно, так будет правильно — вернуться домой, в семью, вернее — в то, что от всего этого осталось. Её место там. Почему же тогда какая-то часть её души отказывается с этим соглашаться и так отчаянно желает остаться здесь, с ними — с ним… главным образом — с ним… Как быть? И девушка ещё не знала, что уже совсем скоро, гораздо раньше, чем она могла себе представить, сама судьба преподнесет ответы на все эти вопросы, и всё расставит на свои места.

Весь следующий день Мей была напряжена и задумчива. Рискнуть ли ей? У неё осталась одна ночь, и её она хочет провести с ним. Возможно, ей удастся заставить его забыть ту, что заставляет его страдать, хотя бы на одну эту ночь. Ей и самой необходима эта ночь — чтобы не потерять веру в то, что не все мужчины одинаковы и забыть то, что случилось с ней по её собственной наивности и предательства того, кого она любила и в котором так жестоко ошиблась. Как «дядя» смотрит на свою женщину, так и ей хотелось, чтобы на неё смотрели так же. Чтобы её мужчина был ей и любовником, и другом, и защитником и опорой, чтобы ни кто и никогда не больше не поступал с ней так, как с ней поступили. И ради такого мужчины она будет готова на всё.

Поборов внутри себя сомнения, страх и стыд, она решилась, постучав в дверь:

— Я принесла поесть, — на пороге комнаты Марка стояла Мей, в руках у неё был поднос с ужином, — Разрешишь присоединиться? — сладко улыбнулась она, выжидающе глядя ему в глаза.

— А ты знаешь, чего хочешь, не так ли? — он прищурился и взял поднос из её рук, поставив его на столик, рядом с кроватью.

— Ты же теперь мой липовый парень, помнишь? — девушка подошла ближе к нему, обняв его сзади, и принялась медленно расстегивать пуговицы на его рубашке, — Или так тебе будет приятнее? — она повернула его лицом к себе, и зрачки его серых глаз увеличились, от чего они стали почти черными, а все мышцы на его лице болезненно напряглись — прямо перед собой он видел лицо Маргариты.

— Какого… — он больно схватил её за руку, но, внутри него боль была намного сильнее, нескончаемая раздирающая агония, эмоциональный коллапс, — Как ты?… Что это за трюк? Что это означает? — и сердце разрывалось от этой боли и бесконечных сомнений — азиатка всё больше заполняла его мысли, но и ту, другую, он не мог забыть, и это нестерпимо жгло изнутри — огнем, похуже адского.

Он был в полнейшей и абсолютной растерянности — чьё лицо он желал видеть сильнее? Чьи глаза и губы он хотел видеть сейчас прямо перед собой?

— Какой трюк?… — девушка испуганно моргнула, глядя на его исказившееся лицо, — О чем ты говоришь?

— Чего ты добиваешься? — Марк вторично сжал её руку, всматриваясь, — может, ему просто показалось? Насколько же он ненормальный? Неужели, он настолько больной, с разорванными в клочья нервами и душой, что ему уже мерещится? Теперь в его глазах были смятение и замешательство.

— Тебя, — напрямик выпалила она, сузив глаза, — Ты нравишься мне, я хочу тебя.

— В какую ты игру играешь, детка? — встряхнул он её за плечи — ещё ни одна женщина так откровенно не предлагала ему себя.

— Так вот в чем дело? — она порывисто высвободилась, с вызовом посмотрев на него, — Ты все ещё думаешь о ней?! Я же всё вижу. Как только другие этого не замечают?

— Тебя это волнует? — он отпил воды, отставил стакан и стремительно развернулся к ней, сильно прижав своими ладонями её плечи и спину к двери, его губы дрогнули зловещей ухмылкой, и он устрашающе прохрипел, глядя ей в лицо, — И тебе всё равно, что занимаясь любовью с тобой, я буду представлять другую? Ты этого хочешь?! У тебя, что — совсем нет гордости?! Черт! Тебе хоть пятнадцать-то есть! О чем ты вообще думаешь?! — потом он резко отстранился от неё, отодвинув девушку и распахнув дверь своей комнаты, — Убирайся! Противно на тебя смотреть!

— Смотрите, как заговорил! — в ответ захотелось ударить ещё больнее, заставить его страдать еще сильнее, чем страдает сейчас её, готовое разорваться от боли, оскорбления и обиды, сердце, а внутри её всю трясло от бессилия и гнева, — А ты тоже хорош — ты до сих пор хочешь её? Ту, что никогда не будет твоей? Она замужем за другим и носит его дитя! А ты бегаешь за ней, как собачонка — и кто из нас жалкий? Не удивлюсь, если ты скоро совсем импотентом станешь, — она подошла к столику, взяла стакан с недопитой водой, плеснув ему в лицо, и гордо вышла из комнаты, — Это я больше не желаю тебя видеть! Но, клянусь, когда-нибудь ты сам придешь ко мне, только буду ли я тогда ещё ждать тебя — вот в чем вопрос. Она не даст тебе никогда того, что могла бы дать я! — бросила она, яростно хлопнув дверью, если бы он только остановил её сейчас, просто обнял, то она бы на коленях просила бы прощение за свои обидные слова, но — этого не произошло. И сейчас она ненавидела себя за ту ложь, что сорвалась с её губ — какое, к черту, самолюбие, какие правила и принципы, когда она до дрожи желает видеть его каждый миг, но, сказала совершенно противоположное. А он не понял…И по щекам слезы горькие стекали, обиды и ревности жаром кожу обжигая, и внутри бушевала гроза — она лишь отыскать любовь свою хотела… Но, её девичья гордость была уязвлена.

— Уходи… — машинально буркнул он уже в пустоту, — Оставь меня… — когда за ней захлопнулась дверь, Марк откинулся на кровати, закрыв лицо руками — как он мог так чудовищно оскорбить её? Но, эти её слова — от того ли они так беспощадно жгли, что в них была доля правды? Значит, он заслужил выслушать всё это?

Он схватил со столика пустой стакан и запустил им в уже закрытую дверь, и тот со звоном разлетелся на мелкие осколки. Так и он чувствовал себя разбитым на миллионы кусочков, которые сможет ли когда-нибудь снова собрать воедино?

Девушка быстро спустилась по лестнице на первый этаж, захватив по дороге свою сумочку, что так и осталась лежать на диване в прихожей. Задержав взгляд на своём отражении в зеркале холла, она, не выдержав, со всей силы ударила кулаком по стеклу, оцарапав ладонь в кровь.

— Чего вылупились? Глаза сломаете! А знаете, что — пошли бы вы… на хутор бабочек ловить, — злобно процедила она, когда на звуки разбитого стекла стали спускаться разбуженные шумом обитатели дома, — Меня можно не провожать, я сама уйду, — она достала из сумочки платок, перевязала им руку и, на ходу обувая туфли, спешно выбежала на улицу.

— Что происходит? — Маргарита обратилась к Марку, который тоже спустился на звук хлопнувшей двери.

— Мей сбежала? — холодно спросил юноша.

— Почему, что случилось? — голубые глаза Даниэллы требовали ответа.

— Я прогнал её… — Марк опустил голову и руки.

— Ты что сделал? — Маргарита закрыла рот рукой, недоуменно глядя на него, — Как ты мог?

— Марк, ты же обещал, — нахмурил брови Джон, схватившись за голову, — Ну, как же ты мог? Что теперь будет с девочкой? Завтра за ней приедут, и что мы скажем? — «Хороша же ваша девочка…» — так и подбивало хмыкнуть Марка.

— Что сделано, то сделано, — устало обронил он, накидывая куртку и обуваясь, — Теперь я должен найти её.

— Эй, приятель, но это — мой мотошлем, — попытался возмутиться смуглый мужчина, и парень его расслышал, даже будучи уже за порогом, — И это ключи от моего байка.

— Я верну, — крикнул он с улицы, — Обещаю, — со двора он успел увидеть лишь капот отъезжающего такси, рванув за ним, не упуская его из виду ни на секунду.

Автомобиль остановился у бара с освещенной яркими огнями неоновой вывеской.

Когда парень зашел внутрь, то брезгливо поморщился от обилия табачного дыма, запаха алкоголя и нецензурной брани.

Девушку он увидел сидящей за барной стойкой, попивающей коньяк и откровенно флиртующей с барменом.

— Тебе же на меня наплевать, так какого черта ты приперся? Следил за мной, что ли? — она повернулась к нему, когда он присел рядом, её лицо отнюдь не выражало любезности.

— По-моему, тебе хватит спиртного — он взял стакан из её рук, — У вас в баре, что, разрешено наливать алкоголь несовершеннолетним? — гневно сверкнул глазами он на перепуганного бармена.

— Тебя каким боком обходит, сколько я пью? — недовольно скривилась девушка, сделав глубокий вдох, — По-моему, ты уже сказал всё, что хотел. Или нашлись для меня новые оскорбления? Конечно, я не такая чистая и правильная, как твоя идеальная Маргарита.

— Я виноват перед тобой, наговорил лишнего, — он взял её руку, стараясь подобрать нужные слова, — Я хочу, чтобы ты ценила себя такой, какая ты есть, — он слегка коснулся ее руки, а по её щекам текли слезы, — Ты и сама по себе — исключительна и неповторима. Ты ещё встретишь того, кто будет достоин тебя. Когда-нибудь… обязательно встретишь…

— Ты тоже прости, — она опустила голову, сверля взглядом пустую рюмку, — Я совсем не то имела в виду. Просто я вижу, что тебе плохо.

— И хотела сделать мне хорошо, так? — Марк негромко рассмеялся, — А получилась для обоих шоковая терапия. Что же, такое иногда полезно. Только давай не будем торопить события, ладно?

В этот момент в бар вошли двое, в одном из которых Мей узнала своего дядю, родного брата своего покойного отца. Они сели в дальнем углу:

— Такеши, мне напомнить тебе, как дела делаются? — знакомое лицо дяди было перекошено до неузнаваемости, он был сердит, он продолжал говорить, и каждое его слово, точно вбиваемый гвоздь, входило в подкорку, — Вы упустили её, и если бы она сама мне не позвонила, сколько бы вы ещё искали её? Пока девчонка жива, она — наследница. Она не должна вернуться в Японию. Ищите её, мои специалисты засекли её телефон в районе острова Сен-Луи. Жертва ограбления, сбита машиной — мне всё равно, как вы это сделаете, но когда я завтра вечером якобы вернусь, то должен найти лишь хладный труп и безутешно оплакивать утрату. И семья воссоединиться к счастливой жизни на небесах, а я, так и быть, поживу ещё на грешной земле в своё удовольствие. Ищите её, Такеши, понятно? Не подведите меня.

Сквозь громкую музыку и шумные голоса посетителей бара до неё доносились обрывки фраз их разговора, из которых стало понятно, что убийство её отца и беременной матери было заказано ни кем иным, как человеком, которого она считала после смерти родителей самым родным, что ему осточертело играть роль любящего дядюшки для отбившейся от рук племянницы, чудом избежавшей гибели вместе с семьёй. Тогда она узнала и второй голос, что хохотал над трупами её родных, после того, как хладнокровно зарубил их.

Мей повернула голову и беспомощно посмотрела на Марка:

— Как такое возможно, что он сейчас сидит тут, когда должен быть в Сингапуре? Зачем он здесь? Я. Ни куда. С ним. Не поеду… — девушка до боли сжала его руку, — Марк, уведи меня, пожалуйста, отсюда, пока нас не заметили — мне нечем дышать, — ледяным голосом произнесла она, и рука её, что сжимала его ладонь, также была холодна, как лед, — Я знаю этих людей, хоть, лучше бы мне их никогда не знать. Я не хочу этого видеть… Я никогда больше не хочу ничего видеть! Это слишком больно… И этом человеком я восхищалась с детства? До чего же умело он играл роль дорогого дяди…

Шок, боль и разочарование от предательства подавили в ней сейчас все остальные чувства. Он смотрел на неё и не узнавал этого каменного выражения на её лице. Срочно шепнув несколько слов бармену, они прошли черным ходом на безлюдную набережную.

Оказавшись на улице, Мей упала на колени и разразилась рыданиями.

Марк начал догадываться, что произошло, но даже не успел он приблизиться к ней, как с девушкой стало происходить нечто ненормальное: её волосы стали длинны и черны, на ней было белое погребальное кимоно, запахнутое наоборот (правой полой на левую), её ногти удлинились, превратившись в острые черные когти. Лицо её было так же мертвенно бледно, как и её белое кимоно, глаза её были подведены красным макияжем гейши, как и её губы. Она истошно закричала, и от этого крика кровь застыла в жилах:

— Zettai ni yurusanai! (Никогда не прощу! яп.) Убью!

— Майя, нет! — юноша попытался помочь ей подняться, но, она, точно, не узнавала его, взмахом руки легко отбросив на мокрые камни.

— Бесполезно! Ни кому я не нужна! Ни кто не нужен мне! — Мей смотрела на него своими почерневшими глазами, — Ничтожные людишки, думающие только о себе! Жалкие Хомо Сапиенс-с-с! — прошипела она.

— Это не так! — он с трудом поднялся, вытирая кровь с лица, — Я знаю людей, которым ты не безразлична!

— Лжец! Все вы лжецы! Ненавижу! Никогда не прощу! И этот человек делил с нами пищу и кров под одной крышей, радовался вместе с отцом известию о будущем наследнике — лжец, лжец и лицемер! Ещё утешал меня на похоронах и выражал своё сочувствие моей утрате. Наследник… Вот оно, что… Господи, да как же это возможно — любить деньги больше за семью свою? — она снова отбросила его, пнув лежащее тело босой ногой, — Он будет валяться у меня в ногах, вот, прямо, как ты сейчас, захлебываясь собственной кровью! И тебя я ненавижу! Слышишь, НЕ-НА-ВИ-ЖУ! — её пальцы сомкнулись на его шее, погружая его лицо в воду, не давая ему дышать.

— Как грубо, леди! Богом клянусь, я не желаю делать этого! Я слишком труслив, чтобы сражаться с женщиной, — Марк рискнул применить против неё свою магию и сбросить девушку с себя, но та продолжала цепляться за него, — Мей, очнись! Это говоришь не ты, — он прижимал её к себе, не обращая внимание на её оглушающий крик и её когти, сдирающие кожу с его спины, — Ты должна бороться! Ну, же! Давай! Хочешь меня утопить, сломать мне шею или снять мне кожу со спины — пожалуйста, не стесняйся. Можешь делать со мной всё, что хочешь, но, я не отпущу тебя, не позволю тебе стать убийцей! Ты не убийца, Мей! Клянусь тебе, он ответит за всё, но, ответит перед законом — на суде, — чувствуя, что теряет силы, он решил использовать последнее средство, способное вернуть девушку в нормальное состояние, запечатав губы поцелуем, — Мей, ты меня слышишь?! Думай лучше об этом, — по её щекам текли слезы, потом она потеряла сознание, снова становясь сама собой в его объятиях.

Взяв девушку на руки и накинув куртку на кровоточащую спину, он завёл мотоцикл и, что было силы, погнал по направлению к дому.

Вернувшись под утро, Марк передал бесчувственную девушку в надежные руки друзей, а его собственными ранами занялся молодой хирург, обработав и тщательно перевязав все его порезы.

— Док, ты же японец, — с трудом шевеля языком, спросил Марк, — Объясни мне, кто или что это было? — юноша в подробностях рассказал обо всем случившемся.

— Это была Юрэй — дух мщения, — коротко ответил Джек, — Девочка очень страдала, она испытала сильное потрясение от предательства того, кому она доверяла. Она готова была оказаться в склепе со своей семьей, и даже после смерти мстить своему обидчику.

— А что она кричала? Я не знаю японского, — снова спросил парень.

— То же, что потом она повторила и на английском — что ненавидит и не простит.

— Она и меня ненавидит за компанию?

— Тебе лучше об этом спросить у неё самой.

Придя в себя, Мей увидела себя в постели, а рядом с ней сидела Маргарита:

— Ты проснулась? Это хорошо.

— Тебе ли не всё равно? — насупившись, буркнула девушка.

— Нет, мне не всё равно! — Маргарита поправила ей покрывало, — Нам всем не всё равно.

— Тогда какого черта ты держишь его?! — та категорично сбросила его, дерзко посмотрев на неё, — Он же не нужен тебе! Оставь его мне!

— Я люблю его только как брата, так что — путь свободен, я на него не претендую.

— А вот он, похоже, иного мнения, — азиатка тяжело вздохнула, — И ты не замечала? А как же интуиция женская? Молчит? Ты ведь не можешь быть настолько слепой.

— Да, нет, я не слепая… И мне тяжело это видеть. Мей, веришь ты мне или нет, но, я буду только рада, если ты сможешь сделать его счастливым, — Марго погладила её по голове, протянув ей бутерброд, взятый с подноса с ужином, что стоял на прикроватном столике, — Послушай, ты красивая и умная девушка — однажды он оценит это. Просто будь самой собой и не дави на него, прояви свою женскую мудрость и гибкость. Марку тоже пришлось много чего испытать в своей жизни, он старается закрыть своё сердце и сам боится своих чувств — дай ему время.

— Господи, да он же со мной теперь и разговаривать не захочет, — девушка сорвалась на крик, она вся задрожала, судорожно вцепившись в её руку, — Я же его чуть не убила! Он для меня важнее моей собственной жизни, а я его чуть не убила — я чуть себя не убила, ты понимаешь?! Что я наделала, дура?! Я всё испортила…

— Марк нам всё рассказал, и попросил помочь тебе, — успокаивающе ответила она.

— И вы? — Мей забилась ближе к стене, подтянув колени к груди, опустив голову, не в силах посмотреть в глаза Маргарите.

— Мы поможем, — она положила руку ей на плечо.

— Почему? Зачем вам это нужно? — девушка растерянно посмотрела на собеседницу.

— Не думай сейчас об этом, выпей лучше теплого молока и постарайся уснуть, — та протянула ей стакан с молоком.

— Ты говоришь совсем, как говорила моя мама, — успокоившись и осмелев, она откусила кусок бутерброда и отпила из стакана.

— Наверно, во мне просыпается материнский инстинкт, — улыбнулась Рита, крепко обняв девушку.

— И у тебя с ним, правда, ничего не было? — девушка пристально посмотрела на неё.

— Возможно, это прозвучит старомодно, но, я знала только одного мужчину — моего мужа, — Маргарита принялась убаюкивающе расчесывать её длинные волосы.

— Тогда — ты, либо величайшая безумица, либо — величайшая счастливица, — заулыбалась Лали-Мей, — Может, это совпадение, что мы так похожи с тобой — хоть на один день стать бы мне для него единственной. Могу я, хотя бы, помечтать об этом? — девушка почувствовала, что может полностью довериться этой, непостижимой для неё, молодой женщине, немногим старше неё самой, и получить от неё, столь необходимую ей, поддержку, — Я не отступлю, я буду бороться за него!

— О! Он ещё не представляет своего счастья! — покачала головой, заговорщицки усмехнувшись, Марго, — Ни одному, даже самому несравненному, мужчине не устоять перед союзом двух умных женщин. Марк даже не заметит, как не сможет уже представить свою жизнь без тебя. Ему ведь предсказано было, что он полюбит восточную девушку — хотелось бы, чтобы это была именно ты.

— Осталось убедить в этом его. И ты не осуждаешь меня за то, что я сама первая к нему пришла? — озадаченно моргнула девушка.

— Кто я такая, чтобы осуждать тебя, когда сама так же стояла в дверях комнаты Жана не так уж давно? — губы Маргариты сами изогнулись в улыбке, а щеки заалели при воспоминании о первой ночи с любимым мужчиной, — Я, ведь, не Богородица, не от святого духа зачала.

— А я думала, что ещё пара слов — и я увижу светящийся нимб над твоей головой, — Мей сделала мордочку, достойную мастерства самой Маргариты.

— Знаешь, Мей, а ведь мы знакомы уже — и я знаю, что ты останешься с ним, и — с нами, — состроила ответную рожицу Марго.

На мягкой постели, под теплым одеялом — этой ночью девушка спала спокойно, только в этом доме и с этими людьми ощущая себя в безопасности. Как же так произошло, что люди, которые её едва знали, оказались ей ближе, чем тот, кого она знала всю свою жизнь?

А Марк спал очень беспокойно, и вовсе не от того, что ныла поврежденная спина, а от множества мыслей, роившихся в его голове — что же происходит с ним? От чего такая буря внутри? Невероятная, сводящая с ума смесь чувств. И с наступлением рассвета, он почувствовал невероятное облегчение.

А утром в его дверь постучали:

— Можно? — Мей робко заглянула в комнату.

— Не заперто, входите, — Марк сонно протер глаза. — А, это ты. А ты — упрямая, да? Кажется, это я должен идти к тебе с цветами и извинениями — уж прости, но, я немного не в форме, — виновато улыбнулся он.

— Ну, у меня в жизни всё наперекосяк, — усмехнулась девушка, — Нет, нет, не вставай, — она безуспешно попыталась пресечь его попытку подняться с постели, — Я только оставлю завтрак и уйду, — накрыв на лоджии стол к завтраку, девушка с трепетом взяла в руки лежащую на тумбочке рядом с кроватью Марка флейту, — О! Это твоя флейта? Ты играешь? Я тоже когда-то играла.

— Иногда играю, — добродушно отозвался он, натягивая рубашку, — Постой, — она уже собралась уходить, но, он задержал её за руку, — можешь остаться.

— После всего, что я сделала? — она отвернулась от него, — Я же чудовище! Я могла убить тебя…

— Только, если ты сама так считаешь. И не льсти себе, детка — я бы не дал себя убить. Ты — как яркая звезда. Ты — та, кто ты есть, и гордись этим. Знаешь, мы тут все со своими странностями, — он повернул её лицо на себя, а в её глазах стояли слезы, — Но, ты смогла остановиться. Мне так жаль, что тебе довелось узнать всё это… Клянусь тебе своим именем — зло не останется безнаказанным, но, я не дам тебе взять грех на душу — скорее, я сам убью его, — но, увидев испуганное выражение на её лице, поспешил успокоить, — Шучу, шучу я, не бойся.

— Я остановилась потому, что ты остановил меня, — она несмело обняла его, с любовью глядя в его серые глаза, — Да, пусть дядя подавится своими деньгами, мне ни чего не нужно. Знаешь, я ведь очень богата — я теперь наследница промышленной империи своего отца, будь проклято это богатство… Я смогу заработать себе на жизнь. Не трогай его — он не стоит того, чтобы пачкаться его кровью.

— Я так много значу для тебя? — он продолжал с интересом смотреть на неё, внимательно разглядывая каждую черточку на её лице, его мнение об этой девушке и его отношение к ней начали меняться.

— Больше, чем можешь себе представить, — утвердительно ответила девушка.

— Я это почувствовал — он взял её дрожащую руку в свою ладонь.

— Я не смирюсь. И я готова бороться за тебя, только дай мне надежду, — она вскинула голову и смело посмотрела ему в глаза.

— Посмотри на этот рассвет, — он потянул её за руку на лоджию и распахнул окно, за которым розовел восход и первые лучи начинали освещать крыши домов и верхушки деревьев, — Я не хочу обманывать тебя ложными обещаниями, но — я хочу попробовать всё начать с чистого листа. Считаешь, что у нас получится? Как солнце приносит обновление всему живому каждое утро, так и мы можем подарить друг другу шанс на новую жизнь, — он обнял её, положив голову ей на плечо.

— Ты это серьёзно? — спросила она шепотом, чтобы не спугнуть своё счастье.

— Абсолютно серьёзно, — ответил он кивком и легкой полуулыбкой, — Мне давно пора отпустить прошлое и научиться строить новые отношения. Я хочу быть честным с тобой.

— Я верю тебе — человек, который так болезненно пережил неразделенную любовь, не сможет причинить такую же боль другому, — Мей взяла юношу за руку.

— Научи меня. Расскажи мне, как ты хочешь? Что ты любишь? Что тебе нравится? — попросил он.

— Может, сам угадаешь? — она вытащила алый галстук из-под матросского воротника своей формы и завязала ему глаза, — Что это? — девушка дала ему откусить от круассана с вишневой начинкой и подала со стола чашку черного чая с вишней и медом.

— О! Это слишком просто, — улыбнулся он, — Я тоже люблю вишни. Вот видишь, у нас не мало общего, — он привлек её совсем близко к себе, — А как насчет чего поинтереснее? — трясущимися тонкими пальцами он на ощупь нашел её губы, и они были горячие и опьяняющие, а она не могла сделать ни вдоха, ни выдоха, не веря, что всё это ей не снится, а происходит на самом деле, — Черт, да что это со мной? А ты, наверняка думаешь, что у моих ног побывало множество женских сердец, но это не так… Спорим, что я и целоваться-то уже разучился, — и от чего его к ней так тянет и обжигает всё внутри, что пересохли губы и горло, а ноги сами сделали шаг навстречу.

— Тогда — учись и запоминай, — она первая коснулась его губ, и у обоих закружилась голова.

— Вот так будет правильнее. Я хочу видеть тебя, — он снял повязку с глаз и уверенно продолжил целовать её, не в силах оторваться от её невыразимо сладких губ, от чего она готова была сомлеть прямо здесь и прямо сейчас, и сердце неистово колотилось в груди, и мысли были как в тумане — где-то за пределами их маленькой вселенной.

— А ты прекрасный ученик, уже делаешь успехи, — удовлетворенно выдохнула девушка.

— Учусь у лучшей, — улыбнулся Марк.

— Всё спросить хотела — у тебя же были длинные волосы, почему ты подстригся? — она провела рукой по его челке.

— Тебе не нравится? — увлеченно поинтересовался он.

— Нет, почему же, — убежденно возразила она, — Очень мило, и тебе идет.

— Если хочешь, то я могу снова отрастить их, — он посмотрел на её в ожидании ответа.

— Правда? — заулыбалась Мей, и он снова кивнул.

— А что, если я захочу пригласить тебя на свидание? — хитро улыбнувшись, задал он вопрос, — Ты бы согласилась?

— Ещё спрашиваешь? Настоящее свидание?! — не помня себя от радости, она кинулась ему на шею.

— Самое настоящее, — важно подтвердил он, — Не хочешь познакомить меня с японской кухней?

— С удовольствием! — не раздумывая согласилась она и, резко убрав с лица волосы, серьёзно произнесла, — Знаешь, а я передумала — пусть он ответит по закону, в память о моей семье. Это деньги моего отца, и я не хочу, чтобы ими распоряжался его убийца. Он не получит ни йены. Я закончу учебу и сама возглавлю корпорацию. Мне будет нужна твоя поддержка. Ты поможешь мне?

— Ты всегда можешь рассчитывать на меня, — спокойно и тихо, но, абсолютно твердо, произнес он, — Только, если ты думаешь, что я с тобой из-за денег, то я и знать тебя не желаю.

— Марк, я не хочу прятаться, — Мей вздернула голову, напряженно посмотрев на него, — Мне нужна будет твоя помощь. Мне нужно вернуться в бар и расспросить о тех двоих.

— Погоди, что ты задумала? — парень обнял её за плечи.

— Он ответит за то, что сделал, но без его признания мне не поверят в полиции, — она говорила так спокойно и буднично, словно отвечала заученную теорему на уроке геометрии, — Мне нужно его признание, — и посмотрела с такой твердостью и холодностью, от которой стало не по себе, — Я напугала тебя вчера? Так же я могу напугать и его, чтобы он во всем сознался. А ты запишешь всё на диктофон — так всегда в фильмах делают.

— Ты даже не знаешь, получится у тебя или нет, — характер у девушки твердый и упрямый, но она всего лишь девушка, которая не должна подвергаться опасности из-за какого-то ничтожества, — Это чистое безумие. Я не могу позволить тебе так рисковать.

Его девушка… и от этой мысли стало вдруг тепло.

— Тогда я всё сделаю сама, без твоей помощи! — она убрала его руки, нахмурив брови.

— Черт, Джон меня прибьет, — Марк бессильно покачал головой, накидывая пиджак, находясь рядом с ней, он хоть сможет уберечь её от ещё больших глупостей, — Так, сколько у нас времени до прилета рейса из Сингапура? — поинтересовался он, усаживая Мей на диван и присаживаясь рядом.

— У нас есть ещё время в запасе, — девушка бросила беглый взгляд на свои наручные часы, до побеления сцепив пальцы, — Боже, дай мне сил выдержать всё это!

— У тебя есть план? — спросил он, заправив её волосы за ухо.

— Я же говорила, что моя мама любила детективы и привила эту любовь мне, а работала она юристом, — деловито начала она, непроизвольно выпятив нижнюю губу и надув щеки, как делают маленькие дети, когда хотят казаться старше и серьезнее, — И да, у меня есть план. Я сделаю вид, что задерживаюсь в пробке, чтобы он расслабился и ничего не заподозрил. В дом я его не приведу — это опасно. Лучше выбрать нейтральное и уединенное место — тот самый бар, к примеру. Это заставит его нервничать, — она продолжала говорить, а Марк смотрел на неё и поражался, как она может рассуждать столь хладнокровно в такой ситуации, — Надо вынудить его выйти черным ходом, не вызывая лишних подозрений раньше времени, — потом Мей скосила взгляд в его сторону, ткнув пальцем ему в грудь, — Ты выйдешь за нами незаметно. Спрячешься, и будешь записывать всё на телефон. Потом отдашь запись в полицию, — убежденно завершила она.

— Я не оставлю тебя наедине с этим типом, — Марк перехватил её взгляд.

Что он чувствует к ней? Только ли видит в девочке повторение своей истории или нечто большее? Он устал, правда, очень устал страдать, устал от боли и одиночества. Каждому человеку необходим тот, кого будешь любить, и кто будет любить тебя. Она ли поможет ему исцелить разбитое сердце — такая же раненая, как и он сам?

— Так надо, Марк. Ты обещал мне помочь, — девушка поднялась с места, положив ладони ему на плечи, не побоявшись смотреть ему прямо в глаза, — Это — дело чести, понимаешь? А для японца честь — не пустой звук. Он не имеет права свободно жить и распоряжаться деньгами, которые стоили жизни моей семье. Я должна отдать последнюю дань им и применить всё то, чему они учили меня.

— Это опасно, понимаешь? — парень встряхнул её за плечи.

— Я знаю, — упрямо повторила она, — Но я должна это сделать — с твоей помощью или без неё, — она провела рукой по его плечу, разглаживая рукав рубашки, — Скажи мне, Марк, кто я? Я человек или монстр? — дойдя до кисти, она крепко сжала её, поджав губы и всхлипнув.

Он подал ей упаковку салфеток и нажал кнопку механизма, закрывающего жалюзи на окнах:

— Закрой дверь. Я тебе кое-что покажу, — Мей протерла лицо протянутой им влажной салфеткой и выполнила то, о чем он просил, а Марк с трудом поднялся, опираясь о спинку дивана, спина ещё саднила, от чего девушка снова испытала острое чувство вины, — Я — ракшас, управляю воздушными потоками, — Марк принял Облик и стоял уже перед ней с мертвенно-серой кожей, в рваных лохмотьях вместо его повседневной одежды, с длинными всклокоченными волосами.

— И вот ты, что — думал меня этим напугать? — Майя стояла и смотрела на него, уперев руки в бока, — Я уже видела тебя таким. Помнишь, когда я была сама не своя — там, у бара, ты ведь тогда тоже обратился? Я была не в себе, но я помню это.

— Смелая ты, — Марк вновь вернул своё обличие, — Теперь ты видишь, что я такой же, как и ты.

— Я не смелая, просто меня интересует всё, что связано с тобой, — усмехнулась она и спросила, — А вы все такие?

— Нет, каждый из нас неповторим в своем роде, — парень потрепал её челку, — Как и ты. Сила, что живет в нас, зависит от наших переживаний и проявляется в момент наивысшего эмоционального напряжения.

— Ты так думаешь? Знаешь, мне с трудом во всё это верится, — она пожала плечами, забавно передернув носом, — Но, если это сближает нас, то я готова принять это.

— Я думаю, что ты привлекательна, у тебя острый ум, сильная воля и большое мужество, — он смотрел на неё и улыбался, подперев голову руками, — А ещё я думаю, что ты достойна лучшего, и в твоих силах это лучшее достичь.

— Спасибо, что веришь в меня, — и в этот момент она готова была свернуть горы, если потребуется.

— Каждому человеку необходимо, чтобы в него кто-то верил, — убежденно констатировал он, теперь уже твердо удостоверившись в этом.

— Как и необходимо верить во что-то или в кого-то, — она посмотрела на него взглядом, полным тоски и печали, и этот взгляд был ему очень хорошо знаком по собственному опыту, — А я же не знаю, во что мне уже верить, или кому…

— Тогда попробуй, для начала, поверить в нас, — просто предложил Марк, и хотелось ему чтобы такой взгляд больше не касался её красивых глаз.

— Хорошо, я так и сделаю, — кивнула Мей, посмотрела на часы и нервно содрогнулась, стараясь успокоить сама себя, — Ну, что — пора начинать, и удачи нам.

Прежде чем Марк успел остановить её, девушка сама набрала номер мобильного телефона человека, которого она презирала сейчас больше всех на свете. Она не могла больше ждать и надеяться на чудо — ради памяти её семьи, их убийцы должны ответить за своё преступление. Вдохнув поглубже и приложив ладонь к губам юноши, заставляя его молчать, она начала разговор:

— Привет! — она заставила взять себя в руки и придать голосу наиболее приветливый оттенок, — Дядя, ты уже прилетел? Да, у меня всё отлично. Ты чем-то расстроен? Просто устал, перелет утомил — понятно. Ещё раз извини, что из-за меня приходится проходить через это, — с этого момента она даже прикрыла глаза, пытаясь таким образом отстраниться, словно это всё не она делает, — И еще, тут такое дело… Я застряла в пробке — это надолго. Сможешь взять такси? Я знаю одно место, часто там бывала… Можем встретиться там? — она выжидала, сработает ли её уловка, — Да, отлично. Я скину адрес смс-кой. Ты, наверняка, проголодался с дороги, а там кухня хоть и не изысканная, зато вкусная и — от души. К тому же, в доме, полном народа, не так комфортно будет побеседовать по душам. Мне, правда, так неудобно, — сделала вид, что очень сожалеет, — Пообедаем, потом я покажу тебе город, а к вечеру в доме будет поспокойнее, — он задает стандартные вопросы, стало быть, расслаблен и не ждет подвоха, — Что за дом? С кем я живу? — нужно добавить для солидности правдивых фактов, — Я живу у хороших знакомых. Они славные. Вот увидишь они тебе понравятся, — теперь она знает, что он сделал, и грех её лжи ничтожен по сравнению с этим.

— Ты уверена в том, что делаешь? — встревоженно спросил Марк, ещё не теряя надежды отговорить её от этой безумной авантюры.

— У меня нет права на сомнения, — не дрогнув, ответила она, но с силой сжала в руке свой мобильный телефон, и он понял, что лучше и ему принять правила игры этой упрямицы, так как отговорить он её, настроенную столь решительно, не сможет.

«Настоящий ад — в самом человеке». ©

Ровно, как и было договорено, Мей приехала на такси к бару, где её уже ожидали.

Кроме её дяди, там же был и его пособник, сидящий за другим столиком в дальнем конце зала. Его заметила девушка, и его заметил Марк, ехавший за ней на своей машине и вошедший несколькими минутами позже.

Как только он зашел, в нос снова ударил запах алкоголя и табака.

Мей держалась свободно и приветливо, и он только дивился, откуда у неё столько выдержки — он вряд ли смог бы так держаться, сохраняя самообладание и хладнокровие.

Беседа велась не о чем, сколько юноша не пытался вслушиваться.

Другой мужчина за дальним столиком тоже напряженно слушал.

Наконец, девушка сказала что-то про прогулку по набережной, и они начали собираться.

Немного погодя, остановившись у самой двери, Мей вспомнила, что забыла сумочку. Виновато улыбнувшись, она попросила дядю подождать на улице. Это был сигнал для Марка.

Когда вышла на улицу, её поглотило страшное чувство дежа-вю — на этой набережной она билась в истерике, разрывая кожу на спине Марка.

И ей не нужно было задумываться над дальнейшим — всё произошло само собой, вспомнилось сразу всё: как она, пошатываясь, спустилась вниз по лестнице и увидела тех, кто был ей дорог, заколотыми на пропитавшемся их кровью, паркетном полу в гостинной.

Она снова изменилась, кровожадно посмотрев на свои когти и размазывая ярко-красную помаду по лицу.

Сказать, что её дядя был потрясен таким зрелищем, не сказать ничего. Он пятился и пятился, пока не оступился, но даже упав, продолжал уже ползком:

— Т-ты, но тебя же не существует, — он указал не неё трясущейся рукой, — Тебя нет!

— Тогда, интересно, как ты меня тогда видишь? — она критически оглядела его, с омерзением поморщившись, — Жалко выглядишь, червь.

— Что тебе от меня нужно? — выглядел он настолько ничтожно, что ни каких других чувств, кроме брезгливости, не вызывал, — Ты приходишь мстить, но меня не за что наказывать.

Она только ядовито усмехнулась:

— Ты в этом так уверен?

— Я ничего такого не сделал! — он отчаянно замотал головой.

— Даю тебе ещё одну попытку, — медленно проговорила она холодным бесстрастным голосом, — Хорошо подумай, прежде чем дать мне ответ.

— Говорю же, я ничего… — сплюнул, посмотрев исподлобья, — мне не в чем каяться. Не трогай меня!

— Лжешь! — закричала она не своим голосом, от которого закладывало уши, — Они тоже просили их не трогать!

— НЕТ! — снова отполз от неё, уперевшись в самую стену, — Не подходи ко мне! Я буду кричать, — он попытался — Я сейчас вернусь в бар, там люди. Там ты не посмеешь меня тронуть.

Подошла ближе, проведя когтем по его щеке, оставляя красный след:

— Если тебе нечего скрывать, почему ты боишься меня?

— Я… я не хотел… это всё он… — он повернулся в сторону, отвлекая внимание от себя и переключая его на появившегося сообщника, перейдя на вкрадчивый шепот, — Их убил он, а не я… тебе нужен не я… он тебе нужен. Он — наёмный убийца, кто знает, скольких он уже отправил на тот свет. На его совести не одна жизнь, тебе же нужны такие, как он? — Мей посмотрела на второго, и пламя гнева разгоралось внутри, оба виновны. — Чего ты ждешь?! — прикрикнул мужчина, тыча пальцем в её сторону, — Стреляй же, Такеши! Это не человек, разве ты не видишь?

Прозвучал выстрел, но вовремя подоспевший на шум Марк, успевший принять демонический облик, остановил пулю, зафиксировав воздушный поток — к собственному своему изумлению. Следующим взмахом руки он вернул пулю стрелявшему — она вошла прямо в сердце.

Путаясь в собственных ногах, второй мужчина с криками вбежал назад в бар, лепеча что-то несвязное про оживших демонов, явившихся по его душу, и просил срочно вызвать полицию, задыхаясь и захлебываясь собственными словами, требовал полицию, клянясь признать за собой любую вину, лишь бы только его защитили от разбушевавшихся злобных духов.

Не выдержав психологического напряжения, азиатка была в предобморочном состоянии, и Марку пришлось увести её как можно скорее. Высыпавшие из бара посетители уже ни кого живого не застали на улице — только лежавший на земле труп.

Вернулись они поздно, надеясь тихо и незаметно пройти в свои комнаты. Мей всё не успокаивалась, её продолжало трясти от озноба, даже несмотря на то, что на ней был пиджак Марка. Как ни старались они быть как можно более бесшумными, это им не удалось, так как в гостиной их уже ждал Джон, и вид у него был хмурый.

В то же время из кухни вышла Маргарита, приобняв всё еще находящуюся в шоковом состоянии девушку, увела её вверх по лестнице в спальню. Мей последовала за ней больше на автомате, находясь в состоянии полного опустошения и безразличия к окружающему.

— А ты останься, — Джон кивком указал на место на диване рядом с собой, — Я бы хотел с тобой поговорить, — юноша неохотно подошел ближе, но присаживаться не стал, — Может, объяснишь мне, что происходит? — мужчина тоже поднялся, не желая уступать преимущество, — Где вы были? — под требовательным взглядом темных глаз, Марк, на удивление, почувствовал, что как будто даже стал ниже ростом.

— Гуляли, — буркнул парень и присел, устало откинувшись на спинку дивана.

— Да? — и было ясно, что Джон осведомлен и прекрасно понимал, о чем вел речь, — Вы искали его? Нашли? Что вы с ним сделали? — и стало неловко от такой ситуации: о чем ещё ему известно?

— А что ты сделал с теми, по чьей вине Маргарита попала в аварию? Убил или только покалечил? — ехидно подметил молодой человек, — Зная твою вспыльчивую натуру, я бы не удивился…

— Пришлось применить весомые аргументы, — пространно отшутился Красный, — Разумным доводам они не вняли. Но речь сейчас не обо мне.

— Ты представляешь: эта девочка уже не верит в Бога — ни во что не верит. Тогда я постараюсь стать тем, в кого она сможет поверить, — и всё лицо Марка выражало глубокие переживания за судьбу девушки, и мужчина рад был видеть эти перемены в нем, и то, как медленно, но верно — благородные черты берут верх в его душе.

— Тогда постарайся стать мудрее! Говорят, что, прежде чем решиться на месть, стоит вырыть две могилы — месть опустошает душу, — Джон похлопал юношу по плечу и спросил, — Где сейчас её дядя? Что с ним?

— Кажется, он повредился рассудком и сейчас в собственном аду, в плену у собственных демонов, — закусив губу, Марк задумчиво почесал за ухом, — Это была не месть — мы хотели получить его признание. Жаль только, что теперь его, скорее всего, признают невменяемым, и он не ответит перед судом за свои злодеяния, — он предусмотрительно промолчал о втором, об убитом подельнике, и поймал себя на мысли, что поступил бы так снова, если этой девочке угрожала бы опасность. Хватит с неё, она и так слишком много пережила, теперь кто-то должен позаботиться о ней и защитить. И он не возражает, если эта роль достанется ему.

— Только не говори мне, что вы применили к нему свою силу. Та-ак, — Джон как-то странно нахмурился, и Марк не понимал, он серьезно сердится или в шутку, — Чувствую, нам предстоит с вами завтра очень долгий разговор. А сейчас иди спать — вид у тебя усталый.

А в спальне Маргарита отпаивала маленькую японку зеленым чаем:

— Видишь, я запомнила твой рецепт, — она поставила чашку с блюдцем на столик и сложила одежду на стул, пока Мей вытирала волосы после душа, — Хотела сделать тебе приятное.

— Мамочка, а ты мне расскажешь сказку? — в комнату заглянула маленькая Аделька, искавшая Маргариту, в одной руке у неё был стакан вечернего молока, во второй — мягкая игрушка, — А ты почему такая грустная? — девочка сочувственно посмотрела на азиатку и протянула ей своего плюшевого медвежонка, которого повсюду носила с собой, — Хочешь взять моего мишку, он развеселит тебя, — и положила его на кровать.

— Милая, молоко уже остыло, — Маргарита взяла из детских рук стакан, и в её руках оно подогрелось до нужной температуры, — Вот так будет лучше, — она вернула стакан, и девочка с удовольствием выпила.

— Знаешь, что? — Мей присела на диван и взяла расческу, — У тебя есть цветная бумага? Принеси. Я тебе журавлика сделаю, хочешь? — малышка живо кивнула и убежала в свою комнату за бумагой, а японка продолжила уже более серьезно, не для детских ушек, — Японский журавль считается священной птицей в Японии, с ним связано много легенд и историй. Он символизирует долголетие и надежду. Считается, что если сделать тысячу бумажных журавликов, то желания сбудутся и даже тяжелая болезнь отступит. Если человек тяжело болеет, то близкие и друзья делают тысячу бумажных журавликов и преподносят ему. Часто подобная демонстрация любви действительно придает больному силы и помогает побороть недуг. Есть и другой вариант — когда сам больной должен сделать тысячу журавликов и тем самым продемонстрировать свое упорство, свое стремление к жизни. В Хиросиме в Парке мира есть скульптура девочки, держащей в руках бумажного журавлика. Все дети в Японии знают эту историю о девочке, которая хотела жить, но не успела сделать тысячу журавликов, погибнув от лучевой болезни. Оставшихся сделали за неё одноклассники, и девочка осталась жить в памяти людей, — когда Аделина вернулась с листком синего цвета, Мей принялась делать из него фигурку в технике оригами, продолжая рассказывать, — Всюду в Японии известна легенда о раненом журавле, который обернулся красивой девушкой, вышедшей замуж за спасшего ее юношу. Девушка оказалась прекрасной ткачихой. В образе журавля она ткала удивительные ткани их своих перьев, закрывшись от всех в комнате. Когда муж подсмотрел за ней, она снова стала птицей и улетела.

— Расскажешь её? — нетерпеливо попросила девочка.

— В следующий раз расскажу, а сегодня я устала, хорошо? — азиатка устало улыбнулась и протянула ребенку завершенную игрушку, ласково потрепав по голове, — Вот, готово.

— Спасибо! — поблагодарила девочка, вертя в руках и рассматривая журавлика, — Какой красивый.

— Пойдем, Аделька, уже поздно, Мей нужно отдохнуть — как и тебе, — Маргарита взяла её за руку, — Спокойной ночи! — девушка в ответ подарила улыбку с влажным блеском мокрых глаз:

— И вам спасибо… за всё.

— Если хочешь, можешь оставить мишку у себя, чтобы тебе спалось лучше, — уходя, девочка кивнула в сторону игрушки, — но, только до завтра, а то он без меня скучать будет.

А Мей подумалось — если она сделает их тысячу, то сможет встретиться с семьей? Она уже не ребенок, но так захотелось себе частичку детской веры в чудеса и надежды.

Потом явился Марк, поинтересоваться, как она:

— Ты пришел пожелать мне спокойной ночи? — и глаза её загорелись радостью.

Он погладил её по волосам:

— Ты в порядке?

— Я бы не справилась без тебя, — прошептала девушка, прижавшись к нему всем телом, и он обнял её в ответ, — Мне особенно важно, что это был ты. Ты стал смыслом моей жизни, — она расстегнула несколько верхних пуговиц на его рубашке, положив свою ладонь ему на грудь, — Ты хочешь этого именно со мной, иначе не пришел бы сюда сейчас.

— Прости, я не могу, не могу… — парень отстранился от неё, устало опустившись на кровать, он почти физически ощущал это моральное измождение, — Прости… — он принялся нервно застегивать назад пуговицы на рубашке.

— Марк, в чем дело? — в глазах у девушки стояли слезы, она смотрела на него, не понимая, в чем её вина, — Что не так? Почему ты так со мной — то целуешь, то отталкиваешь? Я просто хочу понять…

— Черт! — он со злостью отшвырнул первую попавшуюся под руку ни в чем не повинную подушку, — Ты мне, действительно, очень важна, а я не могу… Почему это со мной? Проблема не в тебе, Мей, а во мне… Неужели я не создан для счастья? Господи, это отпустит меня когда-нибудь? — в его глазах отражались грозовые тучи и сверкали молнии, его продолжало трясти, — А я ведь мог быть счастлив в новой семье… Меня чуть не усыновили. Я ни кому не рассказывал об этом, ибо до сих пор стыдно и противно… Я не такой, как они. То, что тот паскуда сделал со мной и со своей женой… Я не смог простить ему… Я убил его, понимаешь? На моих руках его кровь. Потому я и становил тебя тогда, не позволил взять грех на душу. Я не желаю тебе такой судьбы. Не хочу, чтобы ты мучилась, как я. Ни один из наших обидчиков не стоит ни единой нашей слезы.

— Господи, Марк! — Мей присела рядом и обняла его за голову, — Я и не знала…

— Ни кто не знает, — он протер глаза руками, — И не узнает ни когда, — парень пристально посмотрел на неё и замотал головой, мол, ты же не скажешь ни кому.

— Уж точно не от меня, клянусь, — она поцеловала его в лоб, поднявшись с кровати, и направилась на лоджию, достав из мини-холодильника охлажденный графин с чаем, — Я принесла тебе холодного зеленого чая с мятой и лимоном, чтобы успокоиться, — она протянула ему стакан, проведя рукой по его волосам, — Можешь остаться со мной сегодня?

— Ты, правда, этого хочешь? — шепотом спросил он, отставив стакан и устало откинувшись на кровать. Он и боялся, и в тайне надеялся, что она останется.

— Я ни куда не спешу. Я буду ждать, — она легла рядом, положив одну его руку себе на талию, а вторую — себе под голову, — Я просто побуду рядом… Ты не против? — он благодарно поцеловал её в щеку и спрятал лицо в её волосах, счастливо зажмурившись и сморгнув, глаза его заблестели, — Марк, я тоже должна тебе кое-что рассказать, — она повернулась к нему, чтобы видеть его лицо, — До смерти родителей, какой бы невыносимой я не была, я всегда контролировала ситуацию. Потом меня временно перестало что-либо волновать, и я потеряла бдительность, за что и поплатилась. У меня был только один парень, он же был моим первым мужчиной и возлюбленным — пока не предал меня… Он со своими дружками… они поспорили на меня, понимаешь? На живого человека! Я не помню, сколько их было, да и не хочу помнить… А когда они отключились, я убежала и бесцельно бродила по городу, всё было как в тумане… Не знаю, что с ними случилось, да и не хочу знать. Ты не представляешь, что я тогда чувствовала…

— Страх, гнев, боль, унижение, — продолжил он за неё, — Я, как ни кто другой, понимаю тебя.

— Нет, я хотела, чтобы они больше никогда не проснулись… — огорошила она его внезапным ответом, — Я и сама хотела бы не проснуться и не видеть больше ничего… Мне хотелось умереть. И я бы наложила на себя руки, если бы меня не нашел и не забрал с собой Танака-сан.

— Остановись, — её пустые глаза не на шутку испугали его, точно она пошла на поводу у этих страшных воспоминаний, — Мей, всё уже закончилось, — пришлось несколько раз встряхнуть её, чтобы пришла в чувства, — Ты меня слышишь? Слушай мой голос. Это я, Марк. Я тут, я рядом.

— Я хочу, чтобы ты знал, — ей необходимо было это сказать, а ему необходимо было это услышать, — честно отрабатывала своё содержание у него, но никогда не спала с клиентами — это недопустимо для хостес, — улыбка заиграла на его лице, и она отважилась спросить то, что давно волновало её, — Скажи, это ты из-за неё вены резал?

Спросила и сама нервно вздрогнула — по себе знала, что есть вопросы, которые не хочется поднимать.

— Это было первый и последний раз, — Марк удивил её тем, что не рассердился, а только усмехнулся и крепче обнял её.

И спалось ей спокойнее от одного его тепла и дыхания рядом, и он обнял её — просто потому, что сам захотел этого, и сам себе признался, что она важна для него. Они нашли друг друга.

«Прощение не меняет прошлого, но обогащает будущее». ©

Поль Боезе

Как и предрекал Марк, дядя Лали-Мей был признан невменяемым и был депортирован. Вина его не была доказана. Хоть он и твердил всё время о демонах возмездия, что пришли наказать его за прегрешения, всё время каялся непонятно в чем, постоянно дрожал, как осиновый лист, боялся собственной тени и сутками не мог заснуть, а когда от усталости впадал в бессознательное состояние, то метался по кровати и кричал от собственных, только ему понятных, страхов.

В свете таких событий с девушкой связался управляющий компании её отца, долгие годы служивший верой и правдой её семье. Как единственная наследница корпорации, Мей должна продолжить своё обучение с углубленным изучением необходимых дисциплин, для чего ей следовало вернуться в Японию минимум года на два.

А перед этим у Марка с Джоном состоялся интересный разговор: до ее совершеннолетия, маленькой японке требовался опекун. Парень переживал за её судьбу и попросил друга выступить этим опекуном, так как сам он слишком молод для этого — раз, и работа у него с ненормированным графиком и частыми разъездами — это два. А Джон — человек семейный, дело у него более спокойное и опыт воспитания детей имеется — ему скорее дадут опеку, к тому же — сама девушка его уважает, что немаловажно. И в его голосе, и в его взгляде было столько душевного порыва помочь, что невозможно было оставаться равнодушным. Да и сам мужчина настолько уже привязался к этой взбалмошной, но доброй, девчонке, что не смог отказать в просьбе, чем вызвал бурную радостную реакцию с её стороны, со слезами радости на глазах едва не задушившей обоих в своих пылких объятиях. Помимо этого, как говорится, уже не для протокола, Джон обещал научить девушку совладать со своей силой и контролировать её, а пока настоятельно просил стараться не пользоваться ею прилюдно.

Предстоящее расставание отдавалось грустью в сердцах, но это должно было быть именно так — в первую очередь, это нужно было самой Мей, и это понимали все.

В день её отлета съемки затянулись, и Марк спешил к терминалу, чуть не сбивая с ног встречных прохожих.

Мей ждала его у терминала, давно пропустив свою очередь. Посадка заканчивалась, но она не могла улететь не попрощавшись с ним — он дал ей слово, что успеет к отлету, и она будет ждать его до последнего.

— А вот и он, — друзья помахали ему, привлекая его внимание, и оставили их с Мей, отправившись ожидать его у машин.

— Ты успел, — азиатка протерла ладонями глаза и подбежала к ограждению.

— Я же обещал, — Марк накрыл её руку своей.

— И ты сдержал своё обещание, — кивнула девушка, — А сейчас мне, видимо, уже пора, — её глаза были печальны, она повернула голову, взглянув на табло, похлопала его по руке.

— Да, и в самом деле, пора, — юноша опустил плечи.

— Мне будет не хватать тебя, — Мей потянулась к нему и поцеловала, — Я буду безумно скучать, — и от этих слов обоим стало одновременно так сладко и так грустно.

— Я тоже буду очень скучать по тебе, — он прикрыл глаза, целуя её в ответ, — Возвращайся, девочка, — подмигнул Марк, отпуская её, а самому так не хотелось этого делать, так хотелось подольше подержать её ладонь в своей руке.

— И не надейся отделаться от меня, красавчик, — девушка послала ему воздушный поцелуй, развернувшись идти на посадку.

— Даже не думал, — отшутился он.

— Правильно, — маленькая японка погладила его по плечу, — Лучше думай обо мне. И знаешь, вопреки всем слухам, мобильные телефоны иногда бывают весьма полезны.

— Так и буду делать, — уверил девушку Марк.

— Её зовут Китти — пусть пока поживет у тебя, — Мей достала из кармана маленький пластиковый брелок в виде котенка — символа популярного бренда «Hello Kitty», — Только обещай мне вернуть её в следующую нашу встречу, — и бросила его через ограждение.

— Так точно, — Марк поймал брелок, приложил его к щеке и улыбнулся, — А знаешь, почему бы мне как-нибудь не упросить Ондзи организовать съемки в Японии? Тогда я смогу навестить тебя.

— Отличная идея. Запомни её, красавчик, — растянула счастливую улыбку Мей.

— Конечно, — ответил он, продолжая напутствовать её, — А ты помни, что это нужно, прежде всего, тебе. Ты завершишь своё обучение, чтобы возглавить компанию своего отца — этого хотели бы твои родители, этого хотел бы я. У тебя светлый ум, ты всё схватываешь на лету, и ты быстро всему научишься. Ты будешь прекрасной, сильной и независимой молодой женщиной — мы все гордимся тобой. И я… тоже горжусь тобой, — он пустил бумажного журавлика красного цвета, сделанного специально для неё, которого девушка словила, прижимая к груди, — Береги себя! Ja ne! (Увидимся! яп.)

И всю дорогу, он — в салоне автомобиля, она — в салоне самолета, каждый из них думал о чем-то своем и улыбался этим мыслям. Когда в твоей жизни появился кто-то важный, то — даже скучать по нему невыразимо приятно.

Марк простился с девушкой, и вместе с остальными начал подготовку к другому путешествию — их ждал фантастический Джайпур, не устающий их поражать своей неповторимой красотой — как раз под стать предстоящему свадебному торжеству.

Виды, звуки, запахи этого изумительного города — всё обволакивало, захватывало и увлекало в сказку.

А в Небесном Граде Самаэль и Кали устроили дорогим гостям поистине царский прием, и Алишер с Рози наперебой рассказывали им, сколько всего интересного и увлекательного они увидели и узнали во время своего путешествия.

И в кругу друзей Марк ощущал себя, с одной стороны — одиноко, без постоянного присутствия и колких шуточек японки, с другой же стороны — где-то далеко она будет думать о нем, а он будет ждать её возвращения. Такое странное чувство, что ты кому-то нужен, а кто-то необходим тебе — это согревает и придает сил, сокровенным знанием, что он больше не один. Пусть это пока ещё не любовь, которую он всё ещё боится пускать в своё сердце, но это была сильная и чистая привязанность, наполнявшая свежестью и новизной ощущений. И улыбка всё чаще появлялась на его лице, и дышалось легче, и сердце билось увереннее, а ночные кошмары приходили всё реже, вытесняемые спокойными снами.

Окончательно избавиться от ужасных сновидений, пугающих его по ночам, помог приезд Александры, которую он встречал вместе с отцом. Сколько всего они хотели сказать друг другу, сколько всего накопилось за годы разлуки… Уже давно наступила полночь и начался отсчет нового дня. А Марк всё говорил, говорил и слушал. Она рассказала, как залечивала сначала физические раны, а потом — душевные, как на деньги, оставшиеся после мужа, пыталась начать новую жизнь, но замуж больше не вышла, как переехала, чтобы забыть всё, как страшный сон, и как не смогла выкинуть из головы того маленького мальчика, с которым судьба подарила ей новую встречу лишь спустя десять лет. А Марк рассказывал, как поначалу скитался, как повстречался с Дугласом Айронсом, который помог ему излечиться от наркотической зависимости и найти дело по сердцу, где бы он мог применить свои врожденные таланты. Рассказывал обо всём — о той силе, что убила её мужа, о том, как чуть не погубил самого дорогого для себя человека, но был прощен этой удивительной малышкой с большим сердцем, как встретил друзей и нашел отца, о чудесах Небесного града и родном Львове, о светловолосой королеве Альвис и её верном Надире. Потом к ним присоединился и Витриченко-старший, закончивший работу над эскизами, и рассвет они встретили втроем, обсуждая искусство и литературу, музыкальные и кулинарные пристрастия. И Марк с удовольствием отметил, как его отец и Александра смотрят друг на друга, ловят каждый жест, каждый взгляд.

Не только Марка раздирали двоякие чувства. Джон был бесконечно рад снова ступить на родную землю и снова обнять близких, но тяжелая утрата тупой болью напомнила о себе. Сколько раз он ходил этими тропинками и этими коридорами вместе с отцом, а теперь отца нет рядом. Так устроен наш мир — кто-то покидает его, на его место приходит новая жизнь — вечный круг жизни, и кому это лучше других понимать, как не ему. Он старался как можно больше времени проводить с семьей — и глядя на забавную мордашку Маргариты, на улыбки сестры и матери, его боль понемногу стихала, оставляя место надежде.

— Ты хочешь, чтобы я провел обряд? — Джон поцеловал сестру в лоб, и от него не сокрылось, что её глаза сияют по-особенному, — Я думал, что поведу тебя и представлю гостям и жениху, — ещё раз уточнил он, прищурившись, от чего в уголках его необыкновенных глаз расходились лучами складки мельчайших морщин.

— Ну, одно же другому не мешает, — усмехнулась Ями, опустив ресницы и поправив свой легкий шарф.

— А разве не планировалось, что церемонию проведет Самаэль? — Джон повернулся перед зеркалом, проверяя собственное парадное облачение и с удовольствием оценивая красоту сестры, одетой в церемониальное сари, расшитое золотом и сверкающими драгоценными камнями — ткань, подобранная ими в Париже, подошла просто идеально, и украшения на ней были произведением рук её будущего мужа — Рафаэля, открывшего в себе талант ювелира, и изъявившего желание начать собственное ювелирное дело, чему Джон с радостью вызвался помочь, так как вполне разделял любовь брата к ремеслам, являясь признанным мастером оружейного и портняжного дела. А когда он спросит сестру, чем та хотела бы заниматься в жизни, она ответит, что хотела бы открыть свою школу традиционного индийского танца для девочек, и брат примет живейшее участие в реализации этой её мечты, помня, что сестра его прекрасно танцует. И позже она сама будет приглашать его и его друзей на открытые уроки и выступления её воспитанниц.

— Ты сейчас так похож на отца… — девушка сосредоточенно посмотрела на него, подняв голову, — Ну, пожалуйста… Ты повяжешь наши руки алой нитью судьбы. Я хочу, чтобы это был именно ты, прошу… — она одернула его камзол, расправив складки.

— Разве я могу отказать любимой сестренке? — Джон потрепал её по щеке, — Отец был бы рад за нас, если бы был сейчас с нами. Нам всем его очень не хватает…и мне тоже.

— Давай сходим в усыпальницу? — Ями просяще посмотрела в его карие глаза, — Мне необходимо там побывать, попросить его благословения.

— Ну, хорошо, если ты так просишь, — он согласно кивнул, в этом сейчас желания брата и сестры совпадали.

Не проронив ни звука, они стояли в усыпальнице — трое детей князя: двое сильных и мужественных сыновей и прекрасная, подобно светлой луне, дочь.

Эти стены и этот расписной потолок давили тяжким грузом, но, в то же время, это и колоссально поддерживало — они ощущали себя частью величия своего отца, живым воплощением продолжения отблеска его немеркнущей славы.

— Теперь ты мне больше, чем брат, — Джон тепло обнял Рафаэля, — И мне так отрадно видеть, как ты разительно изменился — ты снова стал тем моим братом, которого я знал и любил, и которому мне не страшно отдать любимую сестру, — улыбнулся он, второй рукой приобнимая сестру, — Я уверен, что и отец, и миледи Асиятт рады сейчас за нас, — и ответом ему были признательные взгляды обоих влюбленных, и почудилось на какой-то миг, что с храмовых фресок с благословением взирают на них прославленные правители прошедших эпох, а солнечные лучи, проходя сквозь оконные витражи, всеми цветами радуги играли на коже лиц и рук, на праздничных одеждах, сверкая и переливаясь в сиянии драгоценных камней и каплях влаги, блестевших на их щеках. И вспоминалось детство — самое счастливое время их жизни: цветущие сады, свежесть и прохлада ручьев, ароматы скошенных трав, лебеди на пруду, терпкий вкус граната, сладость хурмы и персиков, присыпанный сахаром рахат-лукум, беспечные шалости и упражнения в стрельбе из лука и владении мечом, прогулки верхом, первый построенный скворечник, первая охота и звонкий лай гончих псов, тепло материнской любви и строгие, но справедливые, внушения отца за детские проказы, мечты стать непобедимыми рыцарями, покоряющими прекрасных дам, или бесстрашными пиратами — грозой всех семи морей. И такое по-светлому грустное осознание того, что детство их давно прошло, но оно у них было — лучшее, какое только могло быть. И перед глазами у них был пример, которому они будут следовать в своей жизни.

Тем временем во дворце подготовка к торжеству шла полным ходом — кипела работа на кухне, бальный зал был нарядно украшен к празднику.

Маргарита выбирала вечернее платье: первое, из выбранных ею — бледно-розового цвета с оборками, она категорически забраковала, выразившись, что в нем она похожа на поросенка или куклу-пупса, что была у неё в детстве. Наконец, она остановилась на шелковом платье красного цвета с завышенной талией и плиссированной юбкой чуть ниже колена, открывающей красивые ноги в алых балетках, и выглядела она в нем совершенной девочкой — разве что с парой-тройкой лишних килограмм.

Даниэлла предпочла синее платье в стиле двадцатых годов — свободный верх, присобранное на уровне середины бедра и расходящееся трехслойной оборкой-юбкой.

Глядя на дочь, вспомнилось Валентине, как она шила ей яркие детские платья и вязала мягкие теплые костюмчики. Сейчас же им снова выпала благодатная возможность вспомнить былые умения, готовя приданное к появлению малышей, уже можно было похвастаться первыми вязанными штанишками и распашонкой с капюшоном.

И это было признано самым непревзойденным празднованием: Джон, как и обещал, провел таинство, и засвидетельствовал их обеты, и молодые получили благословение юного князя Алишера.

Сони украдкой смахнула слезу умиления, а для большинства красавиц Небесного града это было настоящим днем траура — двое самых завидных женихов уже определились со своими избранницами, и колокольный перезвон звучал печальным набатом по их несбывшимся надеждам, а потому всё своё внимание они переключили на, находящихся на торжестве без спутниц, Этьена и Марка, чем крайне смутили последних.

И голова кружилась от хмеля выпитого вина и веселых танцев — от общих хороводов до медленных и чувственных вальсов, и череда смены партнеров, и музыканты не уставали исполнять одну композицию за другой: Маргарита уже безо всякого страха согласилась на приглашение Рафаэля, Джон с удовольствием вел в танце сестру, а Даниэлла благодушно составила компанию Марку, чей отец в этот вечер уделял повышенное внимание леди Александре — и он доволен был видеть, как сердца их начинают оттаивать, ведь они ещё достаточно молоды, чтобы еще быть счастливыми — он ведь не маленький уже и всё понимает, и когда отец спросит его мнение, то он легко даст им своё благословение, и только понимающе улыбнется, когда они вдвоём удалились в комнату Льва Витриченко.

Самому парню весь вечер не давали прохода действительно привлекательные девушки, только он оставался равнодушен к их чарам. Сидя на широком подоконнике, достав из кармана брелок, подаренный ему маленькой хрупкой японкой по имени Лали-Мей, и долго крутил его в руках, улыбаясь чему-то своему — простая безделица, но для него он стал, вдруг, очень ценным. Как жаль, что девушка, в силу обстоятельств, не смогла присутствовать с ними на свадьбе… И почему она так накрепко засела в его голове? Собственно, он был даже не против… И Марк снова усмехнулся, вдохнув вечерней прохлады и считая звезды в ночном небе над головой:

— Кажуть, все мине, але то слова… Ти навчи мене, як щастя наше врятувать…(Говорят, всё пройдет, но это — лишь слова… Научи меня, как счастье наше удержать… Укр.)

— Ну, что, молодожены, вы уединяться собираетесь? Уже брачная ночь во всю идет, — намекающе скосил взгляд Джон, когда они, с уже порядком утомившейся Маргаритой, попрощавшись со всеми, направились в свою комнату, — Надеюсь, ваши головы не настолько полны хмелем, чтобы потратить эту волшебную ночь впустую.

И Ями с Рафаэлем сочли этот совет более чем резонным, только прежде захотелось подышать свежим воздухом на сон грядущий.

— Когда тебя спросили, желаешь ли ты стать моей женой, я затаил дыхание, не боясь задохнуться, — жених с невестой прогуливались около пруда под светом звезд и Луны, согреваемые теплым ветерком и любовными объятиями, — Я стоял и не мог пошевелить ни одним мускулом — это ожидание для меня было сродни смерти — я бы и в самом деле умер, если бы ты ответила отказом, — Рафаэль вдруг остановился и крепко-крепко обхватил девушку за талию.

— Да, ну, что ты такое выдумал! — весело хохоча, отмахнулась она от его поцелуя, — Ты лучше бы побрился, прежде чем лезть с поцелуями — твоя щетина колется, — Ями отвернула лицо, прячась за легким шарфом, выполненном вручную в непревзойденной технике батик, — А то не буду больше с тобой целоваться, — она попыталась извернуться и выскользнуть из его рук, но была остановлена крепким захватом за руку:

— Всё, что пожелает моя прекрасная любимая супруга, — запальчиво прошептал он, — Супруга… — повторил, поднеся к своим губам её ладони, украшенные росписью хной и искусной работы браслетами и кольцами из золота самой высокой пробы, — Так странно звучит — до сих пор не верится, что ты мне супруга теперь, — и верилось в самом деле с трудом, а блеск и размах торжества, какие только умеют устраивать в Небесном граде, привнесло в их жизнь волшебство и роскошь сказок тысячи и одной ночи и оживших древних легенд о всесильных богах и великих героях.

— Ой, мой шарф! — девушка попыталась удержать подхваченный порывом ветра свой легкий шарф, но не успела, и он зацепился, запутавшись в ветвях деревьев, в изобилии росших вблизи пруда.

— Ловлю-ловлю… чуть-чуть… почти дотянулся…О, нет! — Рафаэлю также не удалось ухватить его, и следующий порыв унес шарф ещё дальше, опустив на водную гладь, и он повернулся к своей спутнице, беспомощно разведя руками.

— Он улетел… — расстроенно выдохнула она.

— Ну, не переживай, — он улыбнулся, подняв её лицо на себя, обхватив пальцами подбородок, — Хочешь, я достану его? Ну, а хочешь, я тебе тысячу новых шарфов куплю?

— Ай, ну что ты делаешь? — девушка, запротестовав, колотила руками по его плечам, заходясь заливистым смехом, когда он подхватил её на руки и закружил, — Да, отпусти же ты меня! Не удержишь, ведь.

— Удержу, — Раф утвердительно кивнул, — Ну, уж нет — теперь я тебя ни куда не отпущу, слышишь? — пылко выдохнул он у самого её уха.

— Вот, и туфли мои… — она сокрушенно проводила взором соскользнувшую с её ступней обувь, — Ну, вот — уплыли…

— Не волнуйся так — я на руках тебя отнесу, и о туфлях не беспокойся, — он с упоением рассматривал жену — от разукрашенных кончиков пальцев на руках до пальцев разутых ног, которыми она сейчас так забавно болтала по воздуху, — Будут тебе новые, ещё лучше, — и глаза её светились радостью.

— Нет! — девушка только успела от неожиданности вскинуть руки, когда, не заметив под ногами камня, Рафаэль зацепился каблуком и, пошатнувшись, упал прямо на мокрый песок, — Ай! — её босых ступней коснулась прохладная вода, — Спасибо, что смягчил падение, — игриво улыбнулась она, — А разве вам, мужчинам, не хочется всегда быть сверху?

— Какая ночь прекрасная! — он поднял голову к бесконечному куполу звездного неба, вставая, отряхнув песок с костюма, и помогая подняться девушке, поддерживая под руки, — Какие звезды! Я и не замечал раньше. Да, мы с тобой промокли — нам стоит переодеться, — он провел пальцами по каплям воды на её лице, — Госпожа позволит ей помочь?

— Коварный мальчишка! — она легко шлепнула его по руке, — Это продуманный тобой хитрый план, чтобы нашелся повод раздеть меня? — и демонстративно отвернулась, вздернув свой хорошенький носик.

— А для этого мне нужен повод? — его губы легко притронулись к её плечу, — Я так рад, что мы можем теперь любить друг друга не скрываясь.

— И я рада признать законность этих прав, — девушка прикрыла глаза, и тень от её длинных ресниц скрыла румянец на её щеках, — Так может, предложишь, чем бы нам заняться этой ночью?

— О, поверь, мы найдем, как скоротать время, — жаркий откровенный шепот, влюбленный взгляд и сильные руки не оставляли ни малейшего желания к сопротивлению, — И смею надеяться — до самого утра, — дабы она не промочила и не поранила ног, он понес её в покои, чтобы там они могли отогреться в объятиях друг друга и предаться любви на просторном ложе под драпированным тяжелым балдахином, освободив свои желания, когда он неторопливо открывал сокрытое под покровом одежды желанное тело молодой жены, и оба сладко вздрагивали, но не от громких отзвуков фейерверков, чувствуя себя возрожденными к новой жизни и полными сил, несмотря на ощущавшееся сейчас физическое истощение после долгих томных ласк, познавая друг друга — на запах, на вкус, на ощупь, миллиметр за миллиметром, изгиб за изгибом, выпуклость за выпуклостью — медленно, чувственно.

— Ой, Жан, ты только посмотри! — Маргарита запахнула полы своего халата и привлекла внимание мужа, — факелы зажглись у пруда.

— Невероятно! — Джон хлопнул в ладоши и улыбнулся, потом добавил, наклонившись близко к её уху и понизив голос до шепота, — И я догадываюсь, что послужило причиной тому — смею надеяться, что это проснулась в Ями и Рафаэле дремлющая в них сила.

И свидетелями этого дива стали ещё несколько пар, стоявших у мраморных перил необъятных балконов, вдыхая наполненный ароматами цветов и трав воздух тихой ночной благодати, спасаясь от прохлады, крепче прижимаясь друг к другу и укутываясь легкими покрывалами.

Рассвет окрасил нежными цветами крыши зданий, верхушки садовых деревьев, ровную гладь пруда, пробиваясь сквозь неплотно зашторенные большие витражные окна высотой от самого потолка до самого пола, расходясь многоцветным спектром на полу и теплыми лучами щекоча лицо.

Благословенный Небесный град почти не знал, что такое зима с морозами и снежными метелями, потому не было необходимости в толстых стенах и плотных окнах — не стесненные подобными ограничениями, свет и воздух беспрепятственно проникали в помещение. А за пределами дворцовых стен свет и тепло, щедро даримые Солнцем, давали жизнь всему живому — множеству растений в садах, парках и на лугах, и животных в заповедниках, зверинцах и прудах.

Маргарита потянулась, вытянув перед собой руки, любуясь своим отражением в обручальном кольце. Джон накрыл её руку своей, переплетая пальцы, и поцеловал в висок. Теперь они уже вдвоем смотрели на свое отражение в его кольце:

— Проснулась, Котенок? — в ответ девушка довольно замурлыкала, — Хорошо спалось? — спросил он, улыбаясь.

— Да, просто прекрасно, и первое, что я увидела, проснувшись — твоя улыбка, и это самое лучшее пробуждение, — Маргарита как можно ближе прижалась к сильному телу мужа, — Доброе утро, дорогой!

— Утро доброе, мои родные и самые любимые! — он положил руки ей на живот и приник губами к шее, целуя и вдыхая её запах, — Даже если твои губы будут ядом, я бы всё равно не удержался запечатлеть на них пылкий поцелуй. Знаешь, а я ведь и не думал, что смогу снова влюбиться, не говоря уже о том, чтобы жениться во второй раз. Как там говорил ваш Генрих Наваррский: «Жениться вторично — вещь серьёзная»? Я был очень молод, когда встретил Кали — я был польщен, что такая женщина обратила на меня внимание, и ей нравилось моё общество, страсть затуманила нам рассудок. Когда оказалось, что она ждет ребенка, я радовался, как сумасшедший — подумать только, моего ребенка, моего первенца — я был на седьмом небе от счастья и, недолго раздумывая, предложил ей выйти за меня. А потом случилось то, от чего я чуть не свихнулся. Нет, не было мерзких сцен, как в низкопробных сериалах, где муж застает бесстыдную жену с любовником в собственной постели — она пришла и спокойно сказала, что нам нужно поговорить. Я до сих пор уважаю эту женщину и восхищаюсь ею, но то, что она сказала мне тогда, я никогда не смогу забыть — что она ценит мою привязанность, но может относиться ко мне теперь только как к младшему брату, потому что полюбила другого мужчину. Младший брат… с которым она делила ложе, и от которого зачала ребенка… Нет, это просто невероятно. Моя жена влюбилась в другого, и в кого? В моего лучшего друга. И словно выключили свет и оставили тебя в густой пугающей темноте. Так и я не понимал, что мне делать, как себя вести… Нет, она не собиралась покрывать позором измены моё имя, не препятствовала моему общению с сыном, от чего моё сердце просто разрывалось от эмоций — я никогда не таил зла на них, прекрасно понимая, что насильно удерживать при себе женщину — ниже чести и достоинства мужчины. И я отпустил её. И не осталось ничего — только пустота. И ни какие самые искусные и изысканные ласки других женщин не могли изгнать тоску из сердца, и даже самые лучшие вина не могли умерить эту боль, пока как-то я не увидел своего отражения в зеркале и не устыдился — какой пример я могу показать своему сыну, уничтожая самого себя и свою жизнь своими же руками? Я успел вовремя спохватиться, но мне нужно было время, чтобы поразмыслить над своей жизнью. И вот, когда я уже поставил крест на своей жизни и своей судьбе, я встретил тебя — чумазое личико, мокрое от слез, волосы взлохмачены — и я полюбил тебя такую: блеск твоих глаз, мягкость твоей кожи, шелк твоих волос и нежность твоих рук. До встречи с тобой я не понимал, что значит «судьба», но теперь я знаю, что наша встреча была предопределена — и ты это знаешь. Зачем я тебе всё это рассказываю, спросишь ты меня? — он повернул её лицо к себе и крепко сжал её руку, — Я хочу, чтобы не осталось ничего, чего бы ты обо мне не знала, — но у него оставалась ещё одна тайна — как однажды он смог обмануть саму смерть — есть в жизни вещи, о которых сложно и тяжело говорить даже с самыми близкими людьми, и глубоко в середине поселился отвратительный липкий страх, что эта тайна однажды будет ему слишком дорого стоить.

— И я люблю тебя таким, какой ты есть, — Марго ещё раз поцеловала его и с большой неохотой поднялась с постели, направившись к туалетному столику за гребнем, чтобы расчесать свои длинные волосы.

— За это я тебя и обожаю, чудо моё, — Джон тоже встал и раздвинул тяжелые портьеры на огромных окнах — и в спальне сразу стало светло, а через раскрытое окно комната сразу наполнилась звуками и ароматами с улицы.

Принимая душ, девушка услышала, как в дверь комнаты уже во всю барабанит своими маленькими кулачками неугомонная Аделька, а выйдя она застала такую картину: Джон смиренно терпел, пока девочка заплетала его волосы в косички — было ли их ровно сорок, Маргарита не считала, взяв с подноса с фруктами большой спелый персик, тепло усмехнулась, глядя на них: нет, ну и кто посмеет сказать, что Аделин — не их дочь?

В парадных одеждах и фамильных украшениях, с забавными косичками, каждая их которых была закреплена золотым шнуром, с приятного оттенка загорелой кожей и большими темными глазами с длинными и необычно черными, словно накрашенными, ресницами, мужчина сейчас походил на сказочного принца или божественного египетского фараона — что было совсем недалеко от истины.

Теперь, когда все трое были при полном параде, можно спуститься в зал на завтрак.

— Доброго ранку! (Доброе утро! Укр.) — бледнокожий бывший Охотник приподнялся на подушках, веселым взглядом серых глаз наблюдая за женщиной, — Вже йдете, панi? Так швидко? (Уже уходите, леди? Так скоро? Укр.) — он давно так легко не улыбался, казалось, что сами мышцы уже отвыкли выдавать улыбку, отдавая ноющими болезненными ощущениями.

— С добрым утром! — Александра обернулась, завязав пояс халата на бант и убрав несколько прядей своих светлых волос за ухо, — Я всего лишь поднялась, чтобы раздвинуть шторы и впустить свет в комнату, и открыть окно — новый прекрасный день начался, — она вернулась и присела рядом с ним на кровать.

— Это хорошо, потому что я не хочу тебя отпускать… — он обнял её за талию и опустил голову ей на плечо.

— Нам, наверно, не стоило этого делать… — неуверенно начала она, но Лев приложил палец к её губам и напомнил шепотом:

— Мне кажется, вчера ты так не думала, — он провел рукой по её волосам.

— Ну, почему я рядом с тобой чувствую и веду себя, как стеснительная школьница на первом свидании? — за светлой улыбкой она старалась скрыть и смущение, и радость.

— Должен признать, что справилась ты просто превосходно, как для стеснительной школьницы, — он нежно провел рукой по её плечу, спускаясь дальше. — Мне давно не было так замечательно с женщиной. Собственно, у меня давно не было женщины… да ещё такой… — и сейчас он снова чувствовал себя счастливым и таким же молодым, как и его сын — не старше.

— Я тоже… давно не была с мужчиной… — она покраснела и уткнулась в его платиновую шевелюру, — Господи, что подумает о нас твой сын?!

— Что мы ещё не разучились получать удовольствие, — он посмотрел в серые глаза Александры, она так напоминала ему покойную жену, и не только глазами, а ещё чем-то неуловимым, но таким знакомым, — Ты же своими ушами слышала то же, что и я — что Марк благословляет наши отношения. Он так мечтал видеть тебя своей приемной матерью… Я видел Свет и Тьму, познал Добро и Зло, а теперь я хочу познать любовь и успокоение. Я совершил много ошибок в своей жизни, но судьба послала мне шанс вернуть самое важное из того, что я потерял, и начать всё с начала, с женщиной, к которой меня влечет, — после смерти жены, на много лет женский пол перестал для него существовать, а теперь эта женщина заразила его своей любовью к жизни, и краски мира заиграли для него ярче, и его тело и душа точно заново переродились к новой, счастливой действительности, а внутри разгорался давно погасший пожар, отголоски которого он считал уже давно погребенными в самых дальних уголках его измученной души, а витавший в эти дни в воздухе сам дух любви лишь помог ему быстрее разгореться.

— Тебя влечет ко мне? — она обвела пальцем контур его бледных губ.

— Я много лет жил в одиночестве и боли, тело и душа мои истомились без женского тепла и ласки, — мужчина припал губами к её губам, подтверждая свои слова, — Считал, что уже давно очерствел, а ты помогла мне снова начать жить и чувствовать. И это не простое вожделение — с тобой я хочу большего, единения не только тел, но и душ.

— А ты совсем не такой, каким я тебя представляла, — промолвила она между его неистовыми поцелуями.

— Я разочаровал тебя? — сладкий шепот и соблазнительный блеск в глазах.

— Нет, что ты! — она порывисто замотала головой и улыбнулась, взъерошив его локоны, — Просто я не ожидала, что ты окажешься таким ранимым — вы с Марком оба, как дети.

— Вот видишь, как ты изменила меня, — его ладонь проникла под её халат, женщина лишь томно выдохнула и вздрогнула, но руку не убрала, — А когда-то меня называли Ледяным Лордом — и не только за светлый цвет кожи и волос.

— Никогда бы не поверила, Милорд, — рассмеялась Александра, — Вы так страстны и нежны, как не всякий мужчина, — и тут же сникла, вспомнив грубость и жестокость мужа.

— Что случилось? — он остановился и взял её за руку, которая ощутимо дрожала в его ладони.

— Ничего, не обращай внимание, — она моргнула и опустила свою белокурую голову.

— Я постараюсь, чтобы со мной ты забыла всё плохое, — он крепко прижал её к себе, от чего она сначала снова вздрогнула, потом сама прижалась к нему сильнее, от чего, в свою очередь, вздрогнул уже он, — Не бойся меня, доверься мне, — и ответом ему смелый взгляд серых глаз и тихое, но твердое: «Я не боюсь».

— И ты позволишь мне позаботиться о тебе? — потихоньку спросила женщина.

— Более того, я покорно прошу тебя позаботиться обо мне, — таким же сокровенным хриплым шепотом ответил мужчина, накрывая её своим телом.

Когда они с небольшим опозданием спустились к завтраку, всё же найдя в себе силы оторваться друг от друга, были встречены понимающей улыбкой Марка, всё не выпускавшего из рук незамысловатый брелок в виде популярного персонажа торговой марки «Hello Kitty» в традиционном японском кимоно — хакама.

— Марк, ты обронил брелок, — Маргарита подняла с паркета пластикового котенка и хотела вернуть парню, но как только она прикоснулась к игрушке, то ей снова открылось видение:

— Ну, что, папаша, накинь чистый халат и надень бахилы, и можешь зайти в палату и побыть немного с женой и сыном, — из палаты вышел улыбающийся молодой хирург, снимая марлевую маску с лица и резиновые перчатки — с рук, — Только не очень утомляй Мей, она еще слишком слаба, — он похлопал парня по плечу и в сопровождении златовласой супруги удалился в ординаторскую, чтобы сменить одежду, принять душ и отдохнуть.

— Сын! У меня родился сын, вы понимаете?! — Марк всё ещё был не в состоянии поверить в случившееся, он сгреб друзей в охапку, весь сияя от счастья и гордости, и все окна по коридору распахнулись от неконтролируемого всплеска его силы.

— Поздравляем! — восторженные ребята принялись искренне поздравлять его.

— Вы не представляете, насколько я перенервничал, — юноша присел на топчан, вытерев рукавом вспотевший лоб.

— Марк, она — не твоя мать, а ты — это ты, а не твой отец, и ты совсем не обязан повторять его судьбу, — вполголоса произнесла Марго, присаживаясь рядом с ним, а Джон одобрительно улыбнулся — казалось, совсем недавно тут же рожали и его ненаглядная жена, его дорогая сестра, белокурая Даниэлла, и вот ещё одна новая жизнь пришла в этот мир. Что их ждет? Каким будет этот мир для их малышей?

— Я и не мог представить себя в роли отца, — юноша тряхнул головой и широко улыбнулся, — А как, должно быть, изумится мой отец, когда узнает, что стал уже дедом!

— Ну, как тебе сын? — попробовала слабо улыбнуться Мей, когда он вошел в палату, повернув к нему бледное осунувшееся лицо, — Правда, он красив? Весь в отца, — и сейчас она так удивительно напомнила ему Марико — такой же контраст темных волос и светлой кожи, раскосые темные глаза и полные губы — он как будто увидел её другими глазами.

— Он очень красив, — Марк в нерешительности замялся, всё ни как не решаясь подойти ближе к этому беспокойному крикливому розоватому комочку с огромными серо-голубыми глазами, — Только, теперь я буду хотеть ещё одного ребенка, чтобы он был похож на тебя, — он поцеловал жену и взял на руки ребенка, и ощутил такую небывалую нежность — это была его семья, только его, семья, которую он выбрал сам.

— Мальчика. Это непременно снова будет мальчик, — девушка взяла его за руку, насмешливо глядя в его серые глаза, — Не хочу ни каких дочерей — хочу быть единственной женщиной в твоей жизни и не хочу тебя ни с кем делить.

— Я всегда считал тебя умной, а сейчас ты говоришь, как избалованный ребенок, — он склонился к её лицу, убрав взмокшие спутанные пряди и снова поцеловал — уже в губы, глубоко и страстно, — Дурашка моя, разве я не доказал тебе свою верность, — погладил по черноволосой голове, преисполненный любви и благодарности, — Ты — уже единственная и самая главная женщина в моей жизни. А сейчас вам с малышом нужно отдохнуть, — Мей проводила его удовлетворенной улыбкой и закрыла глаза, засыпая после утомительных родов.

— Марго? — парень встряхнул её за плечи, в ответ на что она расплылась в улыбке и протянула ему подобранный брелок:

— Береги его, Марк, — таинственно улыбнулась девушка, — Он принесет тебе счастье. И счастье это тоже постарайся сберечь — и всё будет у тебя замечательно.

В покоях новобрачных первые рассветные лучи настойчиво пробирались между легкими гардинами и плотными шторами, пробуждая своими теплыми прикосновениями.

— Даже спишь ты чарующе, — Рафаэль легко коснулся её щеки и провел рукой по волосам, губы девушки растянулись в улыбке, а ресницы дрогнули — и распахнулись большие карие глаза:

— И ты совсем не жалеешь, что женился? Что уже не свободен? — усмехнулась Ями, поднимаясь с подушек и соблазнительно потягиваясь.

— Совершенно не жалею. И уверен, что не пожалею никогда, — он поднялся следом на ней, беря в плен своих объятий, — А ты? Не разочарована? — девушка повернулась и ответила томным поцелуем.

— И прекрасные одалиски и танцовщицы тебя не волнуют? Ты не заметил их сокрушенных взглядов в твою сторону? Я отобрала у них тебя, — она грациозно выпорхнула из его рук и присела за туалетный столик.

— Вот, спроси меня, как они выглядели, во что были одеты, и как смотрели — а я не отвечу, потому что не заметил. Я смотрел только на тебя, — он взял со стола гребень и принялся бережно расчесывать её кудри.

— Хорошо, что они не слышат тебя сейчас, — она улыбнулась и прикрыла глаза, наслаждаясь теми приятными ощущениями, что дарили его руки, продолжая после расчесывания массировать ей голову, — О! Они были бы очень расстроены, узнав, что их старания остались незамеченными.

— Вот, зря ты так — я бы не мог осчастливить ещё кого-то в ущерб тебе, — обиженно прошептал Рафаэль, наклонившись, зарываясь лицом в её волосы, накрывая своей ладонью её руку, — К тому же, если все последующие ночи будут какими, как эта, то, боюсь, моего здоровья не хватит на более, чем одну женщину, — и от слов его стало вдруг жарко.

— Прости меня, я пошутила, — она посмотрела не него и соблазнительно покраснела, опустив глаза.

— А я — совершенно серьёзен, — парень обхватил её лицо ладонями, подняв на себя, заглянул в её очи и заблудился, — Пусть все остальные привыкают к тому, что я для них уже потерян. Зачем мне кто-то ещё, когда я обладаю самой прекрасной женщиной на свете? (Джон и Самаэль, например, могут мне возразить, а я даже не стану с ними спорить, но останусь при своём мнении.)

— Ты примешь мои извинения? — она подарила ему легкий поцелуй, поднимаясь с пуфика, чтобы раздвинуть занавески на окнах.

— Прошу иметь в виду, моя госпожа, что я беру натурой, — он искушающе посмотрел на неё, остановив за руку, когда девушка направилась в душ.

— Думаешь, сегодня нам простят опоздание к завтраку? — спросила она, когда дверь ванной комнаты закрылась за ними, и шум воды заглушил его ответ, и два тела сплелись под водопадом теплых струй, с готовностью удовлетворяя обоюдное желание насытиться друг другом.

В других покоях златокудрая Даниэлла придвинулась ближе к теплому телу мужа — Джек погрузил пальцы в её светлые волосы и поцеловал в макушку. Он осторожно поднялся с постели, чтобы не разбудить её. Приняв душ, он налил в бокал воды из серебряного кувшина, стоявшего на подносе на прикроватном столике, и вышел на балкон — смотреть, как весь мир замер в преддверии нового дня. А там — деревья в садах расправляли свои листья навстречу первым лучам солнца, и травы тянулись к свету, а цветы начинали уже распространять свои обволакивающие ароматы, и звонкие трели шумных птиц возвещали приход рассвета.

Он не заметил, как за его спиной в комнату влетела бабочка — небольшая и не яркая, потому и не очень приметная. Она присела на нос девушке, и та негромко чихнула. Молодой хирург, наблюдавший за садом и поглощенный своими мыслями, не услышал.

Когда на его глаза легли две нежные ладони, он поцеловал сначала их, потом медово сладкие губы любимой жены, в ответ она ослепительно улыбнулась, позволяя ему более откровенные ласки.

— Ну, что, ясноокая моя, будем спускаться к завтраку или не будем торопиться? — когда Джек улыбнулся, пальцами познавая на ощупь шелковистость её кожи, в уголках его глаз образовались мельчайшие морщинки.

— Думается мне, что не только мы сегодня опоздаем, — хулигански сверкнули голубые глаза белокурой прелестницы.

Самаэль наблюдал как в свете солнечных лучей горят золотым огнем волосы лежащей рядом женщины, не решаясь потревожить её сон.

— И долго вы так за мной наблюдаете, Лорд-Протектор? — прозвучал хриплый со сна голос, и зеленые глаза Кали засияли изумрудным светом.

— А давно ли вы уже не спите, Леди — Регент? — он провел пальцем по её губам и погладил рыжие локоны.

— Оставим формальности, Сэм, — она сомкнула руки на его шее, — Прежде всего, я — женщина.

— Да ещё какая женщина, — мужчина пылко поцеловал её, — Моя любимая женщина.

— Я много думала, — она немного отстранилась от него и задумчиво произнесла, — Слова Маргариты о том, что ни что в мире не сравнится с блаженством иметь ребенка от любимого мужчины… Девочка мудра не по годам… Как ты считаешь, стали бы мы хорошими родителями?

— Стали бы самыми лучшими. Если ты правда этого хочешь, то мы можем заняться решением этого вопроса прямо сейчас, — выдохнул он, привлекая её к себе.

— Ты, проказник, я серьёзно, — насмешливо возразила она, упираясь ладонями ему в грудь.

— Так, и я абсолютно серьёзен, — закивал мужчина русой головой, — Я и сам хотел поговорить с тобой, да всё не решался начать этот разговор.

— Я очень рада слышать это, — облегченно улыбнулась рыжая.

— А я рад, что ты это сказала, — их губы оказались в непосредственной близости, и далее они предпочли перейти от слов к действиям.

В покоях Шарля-Анри и Валентины тоже просыпались:

— Я не слишком утомила тебя вчера? — женщина провела рукой по короткой стрижке Шарля, когда он вышел к ней на балкон, разбуженный солнечным светом и привлеченный манящим ароматом кофе.

— О, нет! — он наклонился к её шее, едва касаясь, погладив рукой по её плечу, — А мы с тобой ещё дадим фору молодежи.

— Давно я не видела, чтобы ты был такой, — она провела рукой по его теплой и приятно шершавой от щетины щеке, — со времен нашей молодости.

— Так почему бы не вспомнить те дни, когда мы совершали прекрасные безумства и жили страстью? — он мечтательно прикрыл карие глаза, упиваясь её прикосновениями, — Наши молодые и нам помогают чувствовать себя, как в юности. А ты и сейчас выглядишь ошеломляюще. И кто знает, может мы с тобой всех ещё удивим появлением малыша или малышки?

— Вы так заманчиво рассказываете, месье, — ответила она блеском серо-голубых глаз.

Жарко этой ночью было и в гостевых апартаментах, выделенных для Альвис и Надира:

— Ты прекрасна, джаным (с тюркского — «душа моя»), — Надир поцеловал светловолосую королеву, помогая ей справится с застежкой на платье перед выходом к завтраку.

— Это всё потому, что ты рядом со мной, а всё плохое осталось позади, — Альвис развернулась и сильнее прильнула к мужчине, — И больше всего я рада за Марка и его отца — хватит с них испытаний.

— Ты сильно привязалась к этому мальчику, да? — он провел рукой по её, уже успевшим значительно отрасти, мягким прядям светлых волос.

— У меня нет детей, и он был мне как сын, — меланхолично ответила женщина, и уголки её губ дрогнули, — Мне больно было видеть его терзания, а сейчас я могу быть спокойна за него.

— Кто знает, что нам преподнесет судьба, — тихо сказал он, поднеся её ладонь к своим губам, — Возможно, в нашей жизни ещё появится тот или та, кому мы сможем отдавать наше тепло и нашу любовь, кроме друг друга, конечно. И, если моя королева не побрезгует связать судьбу с бывшим садовником…

— Пусть только кто-нибудь посмеет заявить, что ты не достойнейший из всех! — она с пылом принялась покрывать поцелуями его лицо, и по её щеке соскользнула слеза, — Впрочем, что мне до мнения других — я, в конце концов, только женщина, влюбленная женщина, которая лишь хочет спокойного и тихого счастья после всех тяжелых лет, — и он крепче прижал её к себе, стараясь успокоить.

И вот, постепенно зал для трапез стал наполняться звуками и запахами, людьми, рассаживающимися за большим обеденным столом и обменивающимися утренними приветствиями.

— О! А мы думали, вас раньше обеда и не ждать, — лукаво усмехнулся Джон, обращаясь к молодоженам, появившимся в парадном зале.

— Ну, мы всегда можем вернуться и продолжить на чем остановились, — недвусмысленно дал понять Рафаэль, отодвигая кресло для жены, на что тот смекающе улыбнулся, а Ями смущенно опустила голову, присаживаясь за стол, успев соблазнительно стрельнуть умело подведенными сурьмой глазами в сторону мужа.

Маргарита огляделась по сторонам и рада была увидеть счастливые улыбки на лицах близких и друзей — особенно тешили её сердце отец и сын Витриченко и леди Александра, многое повидавшие в своей жизни и, несомненно, заслужившие и свою долю счастья, а также господин Надир и миледи Альвис — нашедшие друг друга после столь долгого времени.

— Молодой господин, Ваша милость, всего ли достаточно на столе? — окинул взглядом выставленные блюда главный повар — полный лысеющий мужчина в возрасте, прослуживший во дворце уже больше двадцати лет и пользовавшийся заслуженным авторитетом.

— Более чем, друг Рустем, — одобрительно кивнул Джон, — Окажи нам честь и отобедай за нашим столом.

— Благодарю, Ваша милость, — польщенный мужчина почтительно поклонился и занял одно из свободных мест за столом.

— Теперь я могу признаться и попросить прощение за то, что в детстве воровал с кухни пастилу и мармелад, — виновато растянул улыбку Джон.

— Я давно уже знаю, что это были вы, — рассмеялся повар, погладив себя по большому животу, и его смех подхватили остальные.

Последним в зале появился генерал Агни — высокий широкоплечий мужчина средних лет, с магнетически притягательными глазами цвета горького шоколада и потрясающей харизмой во всем своём облике — от гордой осанки и твёрдой походки до расшитого золотом ярко-желтого мундира со всеми заслуженными знаками отличия, облегавшего могучую грудь, темные волосы его были гладко зачесаны и собраны сзади в хвост — на солнце они отливали рыжим, благодаря частому использованию хны, придававшей им такой экстравагантный оттенок, идеально дополнявший весь его образ укротителя огненной стихии. Его Атрибут — воспламенять взглядом. Кроме того, он владеет особыми артефактами, изготовленными самим Джоном — очками, с помощью которых можно смотреть как угодно далеко, сквозь любые препятствия и огненным жезлом, извергающим пламя невероятной температуры.

— Приветствую, мой юный повелитель, да продлится твоё царствие, и да будет оно славным в памяти потомков! Приветствую, почтенные дамы и господа! — он поклонился, и Алишер встал и тоже ответил ему поклоном.

Джон поднялся со своего места и подошел к генералу, выразив почтение заслуженному воину, другу и соратнику его покойного отца:

— Долгих лет и благоденствия, досточтимый генерал, — обнял он его с сыновьей почтительностью.

— Здравия желаю, Ваша милость, — улыбнулся мужчина, — Я также недавно женился, мой господин, и супруга моя просит разрешения лично поприветствовать вашу семью и уважаемых гостей.

— И где же ваша супруга, генерал? — с любопытством спросил Джон, — Для нас будет честью познакомиться с ней.

— Она приехала со мной, и ждет вашего позволения появиться, — с легким поклоном ответил генерал.

— Тогда позовите её, — Джон хлопнул в ладоши, и один из стражников, стоявших у дверей, удалился, — не будем заставлять даму ждать, — и в зал величественно вошла женщина в темно-синих одеждах, расшитых серебром, подобно сверкающим звездам на бескрайнем ночном небе, а лицо её было скрыто легкой полупрозрачной вуалью.

— Но, почему вы в вуали, госпожа? — спросил Джон, поклонившись.

— Прошу прощения, Ваша милость, я бы не хотела быть узнанной, — женщина склонилась в поклоне, — Двери приличных домов закрыты для таких, как я. Не хочу причинять вам неудобств.

— Ваш голос… я помню его, — он вспомнил, что уже слышал этот голос, и легкий аромат её духов тоже показался ему знакомым, но лицо её всё ещё было скрыто, — Я могу знать вас?

— Вы помните меня, милорд? — дама откинула с лица тонкую ткань вуали и открыла своё лицо — уже не молодой, но ещё привлекательной женщины, по всему, блиставшей в молодости своей красотой темноглазой и темноволосой красавицы, — А я вас хорошо помню, и рада видеть, что вы благополучны, Ваша милость, — улыбнулась она.

— Рад видеть вас, госпожа Ратри, присаживайтесь с нами за стол вместе с генералом, — конечно же, он не мог не узнать её, — И я не стыжусь находиться с вами под одной крышей и есть за одним столом, — он взял её за руку и подвел к свободному месту рядом с генералом, — Я обязан этой женщине, — обратился он к сидящим, — То, каким я был, меня совсем не красит, но это всё в прошлом, а вы имеете право знать. Дайте, я сначала выскажусь, а потом уже ваше право — судить меня. Я много пил после развода, очень много — ещё чуть-чуть и стал бы алкоголиком, наверно. Я мог не помнить утром, с кем подрался вечером, с кем провел ночь. А боль всё не утихала. Прошло несколько месяцев, и меня уже знали во всех окрестных кабаках. Каждый я раз испытывая стыд, внимал наставлениям отца и угрозам выслать меня в провинцию, и каждый раз всё повторялось снова, и не мог остановиться. Так продолжалось, пока одна из таких пьяных посиделок не закончилась дракой. Я был ранен — не серьёзно, но не смог бы помешать другим добить меня и обокрасть. Тогда мне и встретилась эта женщина — её знали все владельцы местных заведений — это я потом понял, почему. Она как раз покидала очередного клиента. Она и вывела меня из бара, и выходила у себя — как я узнал позже, в публичном доме. Она была его хозяйкой, однако она совсем не походила на продажных женщин — она была образованной, утонченной, гордой и… очень мудрой. Мы много с ней говорили — забавно, не правда ли? Изливать душу чужому человеку в таком заведении, где обычно принято удовлетворять другие потребности… Оказывается, выговорится незнакомому человеку, иногда бывает гораздо легче, чем родным, от которых я предпочел отгородиться, так как даже в самих этих стенах находиться было невыносимо. То, что не удалось отцу, то с чем не смог справиться я, у неё всё получилось с первого раза — она просто подвела меня к зеркалу и заставила посмотреть на своё отражение, посмотреть в глаза своим страхам и своим порокам. Ещё она сказала: «Посмотри — что ты видишь? Такого отца бы ты желал своему сыну?» И тут меня как переклинило — она права, о, как же она права. Ниже падать некуда, нужно взять себя в руки и подняться снова на ноги — ради сына, ради Алишера… И мне глубоко параллельно, что думают доморощенные ханжи — духовно она гораздо чище многих из них, — он говорил, и голос его дрожал, а руки тряслись, как у настоящего алкоголика.

— Ваша милость забывает, чем я обязана вам, — Ратри одарила его ободряющим взглядом, — Вы и покойный князь, да будет пухом ему земля, помогли мне и моим девочкам найти более достойные занятия, и устроится в этой жизни.

— Многие из них действительно были талантливы, благодаря вашему воспитанию — кто в стихосложении, кто в музыке, кто в живописи, кто в танцах или в вышивании. Вы были для них матерью не по должности, а по призванию и отношению к ним.

— Ваша милость, ну, что же вы наделали? — она замахала ладонями себе на лицо, потом взяла со стола салфетку и промокнула глаза, — Я так тронута вашими словами, что заплачу сейчас прямо при всех. (Как тогда, когда вы сказали, что нам больше нет необходимости торговать собой.)

— Это ничего, поплакать иногда полезно и не зазорно, — усмехнулся он, разливая присутствующим вино, — Я же всё думал, как такая женщина оказалась в таком месте, и всё-таки узнал вашу историю…

— Теперь уже я сама, Ваша милость, — продолжила за него женщина, — Я уже могу спокойно об этом говорить. Я рано лишилась матери, мой отец начал пить — он пропил всё, что можно было, пока не осталось ничего… Тогда он продал меня в публичный дом — там я провела последующие годы. Бывшая до меня хозяйка заведения заменила мне мать и научила всему, что знала сама, а я же пошла дальше — я приглашала лучших наставников для своих девочек.

— Я когда это услышал, то понял, почему вас так зацепил, — он сел на своё место и опустил голову, — И всегда буду вам бесконечно признателен.

— И тогда вы упросили вашего батюшку, да светла будет его вечная память, принять участие в нашей судьбе, закрыть бордель и найти девушкам приличное занятие… — женщина внезапно осеклась и замолчала, заметив, что по щекам Маргариты потекли слезы, — Ради Бога, простите меня, маленькая госпожа, я не хотела вас расстраивать, в вашем положении нельзя так переживать.

— Прости меня, Маргарита, если я обманул твои ожидания, — тихо произнес Джон, обнимая жену, — Но, я действительно горжусь, что смог пересилить свои пороки и открыть душу тем, кто не отвернется от меня.

— Ни кто из нас не идеален, но ты смог подняться — вот что действительно важно, — она смешно шмыгнула носом, когда он вытер платком ей лицо, — И примите мою благодарность, госпожа Ратри, теперь ни кто не посмеет даже косо посмотреть в вашу сторону!

— Вы очень добры, маленькая госпожа, — мягко улыбнулась женщина, — Да, я и сама теперь, видите — благородная дама стала.

— Благородство души не соизмеримо выше благородства происхождения, сударыня, — ответила ей молодая княгиня.

— Ещё раз убеждаюсь, что ты настолько же мудра, сколь и прекрасна, — крепче обнял её Джон.

— Давайте лучше я сыграю вам, — предложила Ратри, углядев в дальнем углу зала, лежащий на диванных подушках ситар, и пальцы её нежно перебирали струны, извлекая тихий мелодичный мотив, заслужив восторженные аплодисменты.

— Где же были вы это время? — от чистого сердца спросил Джон.

— Там, где ни кто не знает о моём прошлом, Ваша милость, — и в её темных глазах отразилась светлая грусть, — Где моим мальчикам не придется стесняться своей матери.

— О! Так у вас есть дети? — Джон заинтересованно улыбнулся.

— Да, мальчики-близнецы, почти ровесники молодого повелителя, сорванцы, как и все ребятишки в их возрасте, — кивнула женщина с мягкой улыбкой, и лицо стало сразу светлее и моложе при одной только мысли о них, — И я в двойне благодарна генералу за то, что он принял не только меня, но моих мальчишек, — она положила свою ладонь на руку генерала, и он улыбнулся уголками губ — и даже улыбка вышла у него полной величия и шарма.

— А почему бы вам не показать своим сыновьям дворец? — не долго раздумывая предложил Джон, — Не показать им, как здесь уважают и чтут их мать? Думаю, Алишеру не помешают товарищи по учебе и играм. Что скажете, юный княжич? — обратился он к сыну.

— Друзья моего отца — мои друзья, — юный князь с улыбкой одобрил идею, а в душе мечтал запрыгать от радости от того, что у него, возможно, скоро появятся новые друзья, — рады будем видеть ваших детей, госпожа Ратри.

— Спасибо, — губы женщины дрогнули, но это не помешало ей улыбнуться в ответ, — Я, правда, очень тронута, — потом она шепнула на ухо сидящему рядом Джону, — Кстати, помните, Ваша милость, что я говорила вам — что ваше сердце еще найдет исцеление?

— Я не забыл, госпожа Ратри, — подмигнул он, — Ещё я помню, что вы можете толковать сны и читать по звездам.

После трапезы женщины отправились посетить базар, а мужчины ещё остались пообщаться за кальяном и кофе, а после — посвятить время стрельбе из лука.

— Прости меня, — проходя мимо, Кали опустила глаза и задержала руку на его плече, — Прости меня, княже.

— Не твоя в том вина, что я не смог стать для тебя тем, кого ты полюбила. Кроме того, я бы мог не встретить свою любовь, — Джон покачал головой и усмехнулся, — Только познав горечь, можно распознать счастье.

Для выхода в город девушки надели яркие расшитые шелковые туники и в комплект к ним — шаровары и кожаные туфли ручной работы, их головы покрывали легкие платки, которыми, при случае, можно было закрыть лицо, защищаясь от палящего южного солнца.

А восточный базар шумел и бурлил, обволакивая и увлекая в свою волшебную и чудодейственную атмосферу. Чего тут только не было! Фантастические ткани и разноцветная одежда, целебные мази и снадобья, косметические средства и дурманящие своими ароматами духи и мыло ручной работы, изготовленные чуть ли не в единственном экземпляре, украшения с драгоценными и полудрагоценными камнями, изделия из кожи и дерева, кованные и плетеные изделия, ковры и гобелены, посуда из стекла, серебра и керамики, всевозможные сорта кофе и чая, вина и табака, овощи и фрукты со всех концов света: апельсины и абрикосы, инжир и финики, шелковица и манго, яблоки и груши, вишня и виноград, чечевица и нут, дыни и арбузы, мед и орехи — всего и не перечесть, а на площади выступали факиры и акробаты, жонглеры и канатоходцы, клоуны и дрессировщики.

И каждый торговец зазывал в свою лавку покупателей, щедро одаривая комплиментами и клянясь, что именно его товар самого отменного качества по самой сходной цене — специально для прекрасных сударынь. Но, даже видавший много необыкновенных украшений, пожилой и опытный купец ювелирной лавки был поражен красотой и изяществом украшений не вчерашней невесте — казалось бы, он знал на перечет всех талантливых ювелиров, чьими товарами он торговал, безошибочно определяя по характерному стилю и особенностям — кто именно изготовил данную вещь, но этого мастера он не знал, однако желал бы иметь в своём ассортименте его прекрасные работы. Таким образом, уже заочно, у Рафаэля появился первый заказчик. А в другой лавке Маргарита увидела набор из элегантных туфель и очаровательной сумочки чистого синего цвета — вспомнив, что у Мей есть отличный весенний плащ, к которому они идеально подойдут, она решила приобрести их, вручив потом Марку. Надо было видеть ту сцену и его глаза, когда девушка протянула ему пакет с женскими туфлями и сумочкой — она ещё долго не могла остановить приступ смеха, прежде чем объяснила ему, что это — для Мей, что девушке будет приятен такой знак внимания.

Подведя итоги, можно с уверенностью утверждать, что праздник удался на славу, и слава эта ещё долго будет греметь по всей округе и жить в памяти свидетелей торжества, а уж сами молодые — так точно будут помнить до конца своих дней, и ещё внукам будут рассказывать.

И чтобы закрепить это сказочное впечатление, свадебная фотосессия в декорациях самого известного символа Индии, подходила просто идеально.

Новоявленные супруги изрядно волновались, оно и понятно — такая колоссальная ответственность, представлять свою нацию и историю своей страны перед лицом миллионов читателей. Но их лица светились счастьем, и это было лучше любой рекламы средства, делающего кожу гладкой и сияющей, а глаза — пленительными. И больше ничего не нужно было, ибо ни какому косметическому средству не под силу приукрасить естественную красоту, а комплекты одежды привезет группа агентства под руководством господина Ондзи. В Агру пожалует и сам Танака-сан, чтобы контролировать процесс съемок и лично отобрать те снимки, которые пойдут в печать.

А пока они могли расслабиться после завтрака и посвятить ещё пару часов отдыху в тени деревьев на берегу озера под тихий плеск воды и шелест листвы, пока полуденная жара ещё не успела окончательно вступить в свои права. Люди радовались возможности расслабиться, а собаки и Милорд — возможности с упоением погоняться в шелковистой траве за пестрыми быстрыми бабочками.

Марк с отцом и Александрой сидели наиболее близко к воде — мужчины рисовали, а женщина плела венок из собранных полевых цветов.

Джон играл в мяч с сыном и Розалиндой.

Девушки раскованно болтали, давая шутливые и серьезные наставления молодой новобрачной — как в вопросах личной жизни, так и насчет предстоящей фотосессии.

Сидя на коленях у Валентины, Аделька усердно раскрашивала купленную в Москве раскраску, тщательно выводя каждый штрих карандаша — девочка настолько сдружилась с родителями Маргариты, да и они успели сильно привязаться к ней.

Вот об этом и собиралась поговорить Марго со своим отцом, как только выдалась возможность — ей всё не давал покоя его озабоченный вид с тех пор, как он вернулся из своей поездки.

— Папуль, ты не переживай так, — девушка придвинулась ближе, подогнув ноги под себя и обняла отца за шею, как любила делать это в детстве, — Ты делаешь всё, что в твоих силах.

— Видимо, не всё, — он ей с лица выбившуюся из прически прядь волос, — У моего друга были проблемы, а я не знал. Допускаю, что он хотел оградить меня от чего-то. Но, от чего? Почему он скрыл от меня? Почему не поделился? Не попросил помощи, если нуждался в ней? Что он узнал, чего не знаю я? — переживания последнего времени добавили морщин на его лице, но его глаза, такого же цвета, как и у неё, были полны раздумий, — Мы ведь с твоей матерью тоже долго не могли иметь детей, как и они с Шарлоттой. А потом у нас получилось, и ты порадовала нас своим появлением на свет, — снова и снова он прокручивал в уме и заново анализировал то немногое, что ему удалось узнать, а конкретно то, что его друзей опознали только по фотографии (так как они были зарегистрированы под вымышленными именами) в одной из клиник репродуктивной медицины, где женщина действительно родила девочку, — К чему была вся эта конспирация? Почему он спрятал ребенка? Он, точно бежал от чего-то, или — от кого-то. Почему, почему всё так обернулось? Что я мог для него сделать? Я ничего не понимаю… У нас же — Генетический Центр, который занимается и проблемами бесплодия в том числе, так почему не обратился к нам? Что постыдного в желании создать полноценную семью и иметь ребенка от любимой женщины? Мне стоит поговорить об этом с нашим руководителем.

— Ты думаешь, что Адель — их дочь? — Маргарита посмотрела на отца.

— Не берусь утверждать наверняка, но склонен так думать, — ответил он, — Твои видения связали их. Когда девочка вырастет, то пусть сама решает, делать ли ей экспертизу, пока же она ещё слишком мала для подобного решения.

— Спасибо, папа! — она чмокнула отца в щеку, переведя взгляд на девочку, сидящую на коленях Валентины, увлеченно выводящую карандашами каждый штрих, — Смотри, как Аделька довольна. Пойдем к ним?

— Конечно, пойдем, — он согласно кивнул, поднимаясь с покрывала и подав руку ей, — Но я не успокоюсь, пока не доберусь до истины.

— Прошу тебя быть осторожным. Эти знания стоили жизни твоему другу, — с тревогой за него попросила Маргарита.

— Я постараюсь, — дал слово Шарль-Анри, не желающий лишний раз волновать её в её положении.

Малышка Аделина с гордостью продемонстрировала результат своего художественного творчества, за что была удостоена самой высокой похвалы.

К этому времени из оранжереи вернулись златовласая в обществе родителей, супруга-доктора, госпожи Сони, Леди-Регента Кали и Лорда-Протектора Самаэля.

Новоявленный муж Рафаэль вместе со своей женой предложили молодым парам покататься по озеру на лодках — простое, на первый взгляд, развлечение, но такое подходящее жаркому дню.

Позже к пикнику присоединились и генерал Агни со своей супругой Ратри, и Рустем, прихвативший с собой корзину с легкими закусками на случай, если кто-то проголодается.

А вечером Марк будет долго беседовать по телефону со своей японской подругой, внимательно слушая о её успехах, он и не сомневался, что она многого добьется, и пересказывая ей события последних дней. И для него она стала уже несколько больше, чем просто подруга. И когда, прежде чем отключиться, в трубке прозвучало: «Люблю, пока!», он на мгновение задержал дыхание, потом с облегчением выдохнул, избавленный отвечать на это проявление чувств с её стороны. Однако, парень не сдержал растроганной улыбки — когда-нибудь он сможет ответить такими же словами, чтобы они в полной мере отражали его чувства к ней.

А Мей — за много-много километров от него — прижала к груди мобильный телефон и тоже улыбнулась: пусть пока просто знает, что где-то есть та, которая думает о нем.

Проводив белокурую королеву и командующего Надира ко двору Темных Небес, можно было продолжить знакомство с наследием индийской культуры в самом знаменитом из мест, ставшим визитной карточкой этой страны для всего мира — великолепном храме-мавзолее Тадж-Махал в Агре.

До места они добирались на такси по отремонтированной скоростной трассе, покрыв расстояние в двести двадцать километров.

Город Агра расположен севернее, некогда был столицей могущественной империи Великих Моголов.

Ныне является одним из крупнейших туристических центров в Индии — большей частью, именно благодаря сооружениям эпохи Моголов и, в частности, Тадж-Махалу, и по сей день привлекает огромное множество туристов и паломников со всех уголков мира.

Агра стоит на берегу реки Ямуны/Джамны/Ями — и это далеко не простое совпадение, что река носит то же имя, что и сестра-близнец Ямы, известного нам под более понятным именем Джон. И мы вместе с героями буквально уже скоро оценим всю полноту и символичность такой параллели.

Основанная ещё в пятнадцатом веке, Агра процветала во времена Великих Моголов. И даже периоды упадка, британских завоеваний и кровавых восстаний не убавили красоты и значимости практически сказочного города, где поэтические мечты навсегда увековечены в мраморе.

И если уже мы заговорили о сказках, то стоит упомянуть ещё одно немаловажное совпадение — именно Агра с её легендарным и величественным Тадж-Махалом стала прототипом места действия анимационного фильма студии Уолта Диснея по мотивам восточных сказок — города Аграба, где правит добрый султан, а любви его красавицы дочери по имени Джасмин добиваются коварный волшебник — визирь Джафар и простой, но добрый и бесстрашный парень Аладдин, которому помогает почти всемогущий джинн.

Кроме того, известность Агре принесло и упоминание в творчестве классика детективного жанра — сэра Артура Конан Дойла и его гениального сыщика — Шерлока Холмса. История Индии и Великобритании переплетена намного сильнее, чем может показаться на первый взгляд — будучи британской колонией, Индия была вершиной Империи и самым драгоценным камнем британской короны, а для англичан викторианской эпохи, к примеру, вполне привычными были такие заимствованные блюда, как чатни (острые или сладкие), пикалили (маринованные острые овощи) или курица карри. В настоящее время такими блюдами уже мало кого удивишь — они успели получить распространение по всему миру.

Кроме, уже упомянутого выше, шедевра архитектуры и признанного чуда света — Тадж-Махала, в Агре и её окрестностях есть еще другие многочисленные архитектурные памятники: сама Крепость Агры шестнадцатого века, возведенная из красного песчаника и Мавзолей Акбара в Сикандре, беломраморный дворец Шах-Джахана и его же Жемчужная Мечеть, заброшенный город Фатехпур-Сикри — и многие другие, всемирно признанные памятники культуры и архитектуры.

И можете теперь представить себе, как друзья зачарованно смотрели по сторонам, стараясь увидеть и запомнить как можно больше. И уже совсем скоро они своими глазами увидят чудо на земле и памятник вечной любви, перед силой которой склонилось даже неумолимое время, пронеся через века эту красивую и печальную историю, благодаря стараниям тысяч мастеров и ремесленников, обессмертивших своего повелителя и его любимую супругу.

Индийский Тадж-Махал — знаменитейший из памятников любви, давно ставший символом этой страны. Это одна из самых популярных достопримечательностей у туристов, воспринимаемая, как вечная история любви, воплощенная в камне. На века. Легкий, как утренняя песня, чистый, как горный родник…

По легенде, Шах-Джахан, тогда еще он звался принцем Кхурамом, и его возлюбленная познакомились на рынке в столице. Каждый год торговые ряды отдавались для развлечения молодым людям для игр в продавцов и покупателей. Они с первого взгляда полюбили друг друга. Только единожды посмотрев в ее глаза, он уже знал, что лишь её желал бы видеть своей женой. Но…

Вразрез с легендой, принц знал свою будущую жену ещё с детства. И более того, она была его двоюродной сестрой или кузиной. Ее отец был братом матери Кхурама и занимал довольно высокий пост первого министра, хотя, конечно, не ему соперничать было с повелителем. Они действительно очень рано полюбили друг друга, но путь к соединению двух сердец был, однако же, для них трудным и тернистым.

Отец королевича, грозный Шах-Джангир, по политическим соображениям женил сына на персидской принцессе, которая, проведав о чувствах мужа к другой, впала в такую ярость, чуть не отравила соперницу. Жизнь бедной девушки во дворце стала вовсе невыносимой. Ко всему прочему, ей уже минуло девятнадцать, а ее все не выдавали замуж, и за спиной ее дразнили старой девой. По верованиям ислама любые изображения человека запрещены, а потому никаких портретов и быть не могло, но о красоте её ходили легенды. Недаром именно сам Шах-Джангир дал ей имя Мумтаз-Махал — «Украшение Дворца». Он и его первый министр были не прочь поженить своих детей, по канонам ислама это допускалось. Ещё одним препятствием к счастью влюбленных стало получение благословения звезд, и только лишь когда влюбленным было уже по двадцать лет, придворные астрологи сочли момент удачным — и при при условии, что они не будут жить вместе еще пять лет, дожидаясь дозволения небес.

Очаровательная в молодости, Мумтаз-Махал и в свои двадцать пять была прекрасна, хотя тогда такие годы считались уже зрелостью.

Став императором в тридцать шесть лет, Кхурам берет себе титул Шах-Джахан («Повелитель Мира»), продолжая выделять среди других женщин царицу своего сердца. У него было множество других жен и наложниц, но именно Мумтаз надолго завоевала сердце правителя.

Закатилась звезда жизни повелителя Моголов, когда в одном из походов его драгоценная, которая всегда была его верной сподвижницей, стойко перенося все тяготы — ещё когда он был наследником престола, и которую он всегда брал с собой не только по причине необычайной привязанности, но и потому, что император опасался козней обитателей гарема, желая, чтобы его любимая всегда была подле него — под его опекой и защитой, готовилась подарить ему четырнадцатого ребенка. Вскоре после рождения четырнадцатого ребенка красавицы Мумтаз не стало… Земное сердце не выдержало неземной любви…

Он одержал победу и праздновал в своем шатре в военном лагере, когда появилась взволнованная служанка и сообщила ему о рождении еще одной дочери. Но девушка плакала. Шах-Джахан понял все. Он разогнал праздновавших придворных и побежал в шатер к жене. Мертвенно бледной, но еще дышащей, врачи уже ничем не могли помочь ей, только облегчая её предсмертные страдания. Она успела прошептать, что счастлива умереть на руках у любимого.

Свидетели этого события были почти уверены, что император в ту ночь лишился рассудка. Он долго и беззвучно сидел с мертвой женой на руках, а из глаз его не переставали литься слезы. Наутро его министры не узнали Шах-Джахана, голова его полностью поседела. Страна на месяцы оделась в траур. Великий повелитель был разбит и уничтожен, и чуть не покончил с собой. Неделю он не ел и не пил и долго не хотел возвращаться в столицу. Он перевез тело жены в Агру, где на берегу Джамны задумал построить самый величественный мавзолей — как память о своей утраченной любви. Причем, его врачи не были уверены, что император был полностью в здравом уме.

Его возводили двадцать лет двадцать тысяч рабочих. Тысячи слонов и мулов везли в Агру белый мрамор из лучших индийских каменоломен. Малахит — из России, сердолик — из Багдада, бирюзу — из Китая, рубины и сапфиры — из Сиама.

Могущественный Шах-Джахан пытался забыться и в ласках гарема, и в военных походах, но так и не смог. Он часто приезжал в Агру, и долго, не отрываясь, глядел на величественный памятник своей Любви. Он и назвал его созвучно с именем потерянной жены — Тадж-Махал («Корона Дворца»). Уже намеревался строить и второй мавзолей на другом берегу. Теперь они с возлюбленной вечно будут смотреть друг на друга, а между двумя берегами будет перекинут мраморный мост. Знал ли он тогда, что еще восемь лет ему предстоит смотреть на свое творение из другого, зарешеченного окна?

Когда Шах-Джахан тяжело заболел, между его детьми от персидской принцессы и от Мумтаз-Махал началась борьба за трон. Не самый старший, но поддерживаемый мощными мусульманскими кланами Индии, принц Аурангзеб захватил власть. Однако болезнь отца отступила. И тогда он вынужден был заключить родителя в крепость Агры, мотивировав это тем, что его безумные проекты разоряют страну. Вопреки легенде, Шах-Джахан долгие годы смотрел на Тадж-Махал не через решетки. Да, он был заключенным, и не покидал пределов крепости, но там ему оказывались всяческие почести, достойные его сана. К тому же, с ним постоянно находилась его младшая любимая дочь Джаханара. Именно она настояла, чтобы отца похоронили рядом стой, кого он так любил.

Тадж-Махал поистине прекрасен — ни одно описание, фото или видео не сможет передать подлинной красоты этого сооружения. Словно частица райского сада на земле — коего несомненно была достойна, по мнению императора, его добродетельная возлюбленная.

Архитектура сооружения передает смесь индийского, персидского и исламского зодчества. Крепостные стены по углам обрамлены башнями-павильонами. В центре возвышается само здание усыпальницы в переливающихся цветах в зависимости от освещения. Ночью он кажется ослепительно белым, а в период разлива реки вся эта красота ровно отражается в ее водах. С трех сторон здание окружено парком.

Чувство легкости подкрепляется разрисованными тонким узором стенами, мраморными блоками, инкрустированными самоцветами, переливающимися на свету. Кажется, что эту постройку только завершили воздвигать. Не удивительно, что по очередному из преданий, Шах-Джахан приказал отрубить руки архитектору, дабы тот не смог повторить подобное.

Две боковые лестницы уводят нас на второй этаж усыпальницы, где под огромным куполом, поднимающимся на высоту семьдесят четыре метра, раскинулись открытые террасы. Войдя, можно увидеть просторный зал, в центре которого стоят два беломраморных саркофага.

Ныне мавзолей — одно из самых популярных мест, наиболее часто посещаемых не только туристами, но и самими индусами.

Когда-то огромные двери, символизировавшие вход в рай, были целиком из серебра, тончайший рисунок на них был выложен тысячами серебряных гвоздиков. Сейчас двери уже медные, да и драгоценные камни на фасаде и внутри мавзолея сильно поредели с тех пор. Нет и золотого парапета, и жемчужного покрывала на месте сожжения тел…

Напротив Тадж-Махала, на другом берегу Шах-Джахан думал возвести еще одну гробницу — для себя. Согласно его замысла, его мавзолей должен был повторять формы Тадж-Махала, и возведен он должен был не из белого, а из черного мрамора, дабы вечно смотреть друг на друга. Оба мавзолея должны были соединяться мостом. Однако планы и замыслы Шах-Джахана не осуществились. Когда-то он владел целым миром, теперь же у него не было ничего… Ничего, кроме одной-единственной радости — узкого тюремного оконца. В нем нельзя было видеть ни бескрайних долин его родной земли, ни темных кущ манговых деревьев, ни золотого восхода ласкового солнца… В маленькой раме окна был виден лишь подобный сновидению, сияющий как белоснежный лебедь в небесах, мавзолей его давно умершей возлюбленной…

Позже и сам великий и поверженный король был погребен в этой же гробнице, рядом со своей любимой женщиной… Такова эта красивая и печальная история, давшая нам образцы великой любви и великого творчества…

Величественный, божественный, сияющий, и, несмотря на свою семидесяти четырех-метровую высоту, такой легкий и воздушный, что подобен сказочному сновидению, поднимается над рекой мавзолей Тадж-Махал — самое прекрасное архитектурное творение Индии, а, быть может, и всей земли…

Высоко в небо устремляются белые мраморные купола — один большой и четыре маленьких, отражаясь в неподвижной глади искусственного канала, Тадж-Махал словно облако парит надо всем земным, являя собой образец вечной красоты и совершенной гармонии…

Но не только архитектурное совершенство привлекает к Тадж-Махалу миллионы путешествующих со всего света. Не меньшее впечатление на сердца людей производит и история его возникновения… История, больше похожая на восточную сказку или легенду, которой позавидовал бы любой из поэтов…

Лучшим временем для посещения Таджа является раннее утро, когда белоснежный мавзолей золотится в лучах восходящего солнца нового дня, а толпы народа еще не успели заполнить все вокруг. Если вы желаете увидеть Тадж-Махал в это драгоценное время, то найти ночлег легко в одном из многочисленных отелей, что теснятся у Южных Ворот, и именно здесь останавливаются большинство туристов, посещающих Агру.

И всё это настолько напомнило Джону историю его родителей — Князь так же вынужден был жениться на той, которую выбрали ему министры, а не на той, которую выбрало его сердце. И только после кончины слабой здоровьем княгини, смог он снова воссоединиться с той, что была в его сердце и в его мыслях, и стала матерью его детей. Но долго это счастье не подлилось — видимо, так повелось, что у подобных историй печальный финал…

И ещё это напомнило ему, как прекрасная половина их компании готова была разделить с мужчинами всю тяжесть военного положения во время противостояния Темному Двору. Сейчас это всё казалось таким далеким нереальным, словно давно позабытый сон…

Он ощущал небывалую гордость за сопричастность к своему народу. Вклад индийского народа в развитие наук, искусств, медицины, досуга и ремесел трудно переоценить, и мало какой народ столько вложил в мировую копилку культуры, инженерного и оружейного дела, медицины и философии, метематики и литературы, астрономии и астрологии.

И не знал он ещё, что, подобно Шах-Джахану, будет предан собственным сыном и приговорен к ужасной казни через распятие, принеся себя в жертву, не в силах противостоять своему ребенку.

Но, всё это ещё только предстоит ему пережить, а пока они все прибывают в счастливом неведении и просто наслаждаются жизнью и красотами, вдыхая и впитывая саму вечность.

Дети же отнеслись ко всему намного проще и более бесхитростно, просто искренне восторгаясь. Глядя на них, вместе с детьми, радовались и отдыхали душой и взрослые. Маргарита и не предполагала, что её доведется своими глазами увидеть такое великолепие, да ещё и в специально отведенное только для них время, не протискиваясь между снующими туристами.

И в этот день несомненными звездами, сияющими на небосклоне сказки, были недавние молодожены.

Девушки с удовольствием помогали Ями менять наряды и поправлять макияж для создания различных образов — то принцессы, то богини, то духа реки, и просто — современной этнической красавицы.

Начав съемочный день с рассветом, завершили его поздним вечером, решив напоследок, после общего снимка на память, прогуляться дивными садами.

Солнце садилось, и они могли наблюдать, как последние лучи окутывают Тадж, и он переливается сверкающей жемчужиной — хочется смотреть не отрываясь. И сон всё не хотел приходить, чтобы захватить в свои ласковые объятия.

Чаровница Ями пожелала ещё последний раз, перед отходом ко сну, прогуляться к реке, и её молодой муж не смог отказать своей любимой половинке исполнить её маленький каприз.

Легкий ветер мягко освежал, шум воды успокаивал, а стрекотание цикад осталось единственной музыкой в этот вечер. Новобрачные сидели крепко прижавшись друг к другу, наслаждаясь тихим вечером и уединением.

Девушке захотелось подойти к воде и зачерпнуть воды, но как только она легкими шагами плавно приблизилась к реке, то поднялась огромная волна в человеческий рост, в мгновение накрыв девушку с головой — она даже не успела понять, что именно произошло. Рафаэль кинулся к берегу, но как только воды отступили, то девушки он не увидел. И только самой реке, да сияющим в небе звездам и луне известно было, что творилось у него в душе от боязни за любимую. Первую секунду его парализовал страх, но резко разогнал все опасения и бросился в воду. Вдруг волны перед ним расступились, и возник из глубин водный элементаль женского рода с полупроницаемым телом, словно сформированный самой водой. И накатили волны, оглушая и душа, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть, и река угрожала выйти из берегов и смыть великое творение индийских зодчих. На шум и крики смотрителей, друзья со всех ног поспешили назад к берегу, а Раф безуспешно пытался отыскать девушку, выкрикивая её имя и борясь с разбушевавшейся стихией, то всплывая на поверхность, то вновь погружаясь в пучину холодных волн, пока не увидел яркий свет.

Он уже было подумал, что это уже всё — конец, и видит он Небесные врата, как символ своей смерти, и почему-то ощутил такую благость вдруг — как в детстве в родных объятиях отца и матери.

Но парень ошибался — он не утонул, не умер. Схватившись за протянутую ему руку, он почувствовал, как стал медленно подниматься к поверхности — дышать стало легче, давление на грудь уменьшилось. Придя в себя уже на берегу, он подернул дрожащими ресницами и шумно выкашлял заглоченную воду. Едва открыв глаза, он тотчас же зажмурился от ослепительного белого сияния. Попробовал открыть глаза снова и понял, что то сияли белые одежды… его отца. Его отца! Рафаэль вскочил на ноги и кинулся обнять родителя.

И это, в самом деле, был Князь. Он приласкал младшего сына по голове, а к берегу уже спешили остальные.

Джон замер на месте, глубоко вдохнул и сорвался, как мальчишка, бегом у отцу.

Дольше насладиться обществом друг друга им не дал всё тот же водный демон.

— Ямуна, успокойся! — Князь вышел вперед, — Верни мне дочь! Отпусти её! — повелел он, не желая больше ждать..

— За что они со мной так?! За что?! — под яростные крики водяной сирены поднимался гигантский столб водоворота, грозящий смыть всё в округе.

— Не причиняй вреда людям, прекрати, — покачал он головой.

— Почему?! — и в крике её было больше боли, чем гнева, — Потому, что ты так сказал?! Они заслужили это!

— Ты не права — они не те, кто причинил тебе страдания, — спокойно возразил Князь.

— Расскажи им, расскажи мою историю, повелитель, — вызывающе потребовала она.

— Ты хочешь, чтобы они знали? Хорошо, — Вайвасват начал рассказ, исполняя её волю, — Когда-то, в незапамятные времена, когда не существовало ещё письменности, а предания и сказки передавались из уст в уста, сказывают, что жил на свете благородный принц, посвятивший свою жизнь помощи людям. Много лет он не отказывал в помощи просящим, пока как-то не занемог, и стал не в состоянии больше творить добро. За ним ухаживала его сестра. Принцу становилось всё хуже, а просители всё продолжали идти. Поначалу, принцесса вежливо пыталась объяснить им, что принц не в силах им помочь, но они ей не поверили. Они решили, что она его околдовала, что она — ведьма, и спрятала от них героя. Принцесса с ними спорила, пока не рассердилась и не велела страже всех прогнать. Тогда толпа пришла в ярость и зарубила несчастную. В конце концов, хоть стража и утихомирила народ, сделанного уже было не исправить. В горячке принц всё звал свою сестру, но она так и не пришла к нему. От горя и без должного ухода принц умер той же ночью. Люди покинули проклятый замок. И только неупокоенная душа принцессы обратилась в мстительного духа вод.

— Какая ужасна история! — потрясенно прошептала Маргарита, покачав головой, — Несчастная девушка…

— Я отпускаю тебя, сестра, — Джон протянул ей руку, и она коснулась его пальцев, — Ступай же с миром и не тревожь живых, — он кивнул, и она рассыпалась фонтаном брызг, а вместо неё в его руки упало бесчувственное тело сестры.

— Я вечный твой должник, — Рафаэль бережно принял из рук в руки тело девушки, она всё ещё была без сознания, продолжительный отдых должен вернуть ей силы.

— Я с родственника плату не возьму, — улыбнулся мужчина, похлопав его по плечу, — Отец, ты нужен нам… Ты нужен маме… — с печалью и надеждой Джон обнял отца на прощание, и слабо улыбнулся, услышав в ответ тихий шепот: «Ещё рано…»

Такова скорбная история мятежного духа вод, что несправедливо приняла жестокую и мучительную смерть.

Вот так закончилось это путешествие в манящие глубины истории.

Выспавшись и успокоившись, прогнав вчерашние кошмары и тревоги умиротворяющими сновидениями, наутро друзья вернулись в Джайпур, чтобы снова сесть на самолет, вылетающий рейсом на Париж.

И так у Тадж-Махала появилась ещё одна прекрасная легенда, частью которой стали и они сами, а Марку будет, что ещё поведать дорогой подруге в Японии.

 

Паутина

И снова они возвращаются в Париж — такой разный, но одинаково манящий, не позволяющий забыть о себе ни на секунду. Город с заслуженным чувством собственного достоинства несущий себя на протяжении вот уже стольких веков, с особыми грацией и шармом — совсем не такой, как вечно спешащие современные мегаполисы.

Воздух был наполнен осенней легкостью и меланхолией и ещё — предчувствием перемен. Это ощущалось в прохладе ночей, в, заметно ставших короче, днях, во всё чаще появляющийся на небе дождевых облаках, в мягкости теплого вязаного шарфа на шее, в шуршащей под каблуками пестроцветной листве. И это не было ново для них — ещё со времени не таких давних школьных лет, когда каждый раз приход осени знаменовал собой начало нового учебного года и новый этап в жизни.

Больше всех, эти изменения чувствовались девушками — двоим из которых предстояло сменить статус на материнство, а третья, едва оправившаяся от недавних потрясений в путешествии на родину своих предков — Евангелина, с волнением ожидала дня собственной свадьбы. И ничего не предвещало в эти дни, наполненные радостью, что девушке предстоит в полном смысле — побороться за своё счастье.

Питер, вместе с остальными представителями мужской половины, погрузился в работу на новой должности смотрителя парижского зоопарка.

Поглощенная предсвадебными хлопотами и встречей родителей, девушка находилось в том приподнятом состоянии легкой трепетной эйфории, когда весь окружающий мир видится в несколько розовом свете, и хочется, чтобы вокруг были также счастливы.

И точно, предугадывая все их мечты, в городе открывается новый салон свадебной моды и аксессуаров. И совершенно невозможно было не соблазниться завороженно рассматривать в огромной витрине бесконечные ряды белоснежных платьев и платьев кремовых и небесно-голубых оттенков.

Несколько дней подряд, словно что-то притягивало Евангелину останавливаться, проходя мимо него. Хоть её собственный наряд давно уже висел упакованный, дожидаясь, когда им украсят одну из прекрасных девушек в самый счастливый день в её жизни.

И с каждым днем выставленных манекенов становилось всё больше, и девушке показалось, что один из этих манекенов так странно напоминал ей ту девушку, что вчера примеряла платье вот в этом самом магазине — и от такого жутковатого сходства становилось неуютно.

Несколько раз сморгнув, пытаясь стряхнуть это наваждение, Ева решилась зайти внутрь, не дожидаясь задерживающихся жениха и подруг. Огромный пустой зал казался стерильно чистым и пробирал необъяснимым холодом даже сквозь осеннюю ветровку. Девушка размяла продрогшие ладони, замерзшие даже в вязанных митенках, и поправила на шее свой любимый шарф цвета зеленой травы, который она своими руками вязала несколько вечеров — она уже пару-тройку раз успела пожалеть о том, что не хватило терпения подождать друзей, но как было устоять, скажите, пожалуйста, когда вся эта красота так и манила, так и звала? Только теперь стало ясно насколько эта красота была неживой и холодной, почти ледяной, а россыпи блесток на платьях и искусственных цветах казались сверкающим инеем, а в неживых глазах манекенов застыли ужас и мольбы о помощи.

Сделав ещё несколько шагов, она была неприятно поражена оглушающему отзвуку стука каблуков собственных ботильонов.

По-хорошему, ей стоило бы дождаться друзей, но женское любопытство неистребимо — ещё со времен другой Евы, прародительницы человечества. Будь на её месте любая из её подруг, то поступила бы, скорее всего, точно так же.

Девушка несколько раз ещё осмотрелась вокруг и позвала продавца. На её зов из дальней комнаты вышла темноволосая девушка ростом немного выше среднего, хрупкого телосложения, с бледным, точно восковым, лицом, с которым резко контрастировал насыщенный макияж глаз и губ. Этот странный, почти готический образ дополняла соответствующая одежда — черная водолазка и длинная прямая черная юбка, на ногах — высокие черные сапоги. Самыми выделяющимися элементами её образа были: широкий плетеный кожаный пояс на бедрах и кулон в виде большого черного паука со сверкающими камнями вместо глаз. Она совершенно выбивалась из атмосферы свадебного бутика, но, тем не менее — она была здесь.

— Вам что-то подсказать? Я могу быть чем-нибудь полезна? — Ева слишком долго рассматривала девушку, пока низкий женский голос не прервал её размышлений, — Это мамин магазин, но сегодня она занята делами. и я её подменяю. Мы не так давно открылись и ещё не наработали клиентуру, но товар у нас, уверяю, самого лучшего качества. Вы искали что-то конкретное? — девушка обошла вокруг и как-то загадочно улыбнулась, точно та была не просто самой желанной посетительницей магазина, а по меньшей мере — почетной гостьей на знаменательном великосветском мероприятии, от чего холодок прошел по спине Евангелины, заставив её обнять себя за плечи и размять пальцами мышцы.

— Да я только подвязку голубую смотрела, — темноволосая продолжила оценивающе разглядывать рыжую Евангелину, что девушка поспешно отвернулась в сторону витрин с аксессуарами, — Ну, знаете, как это — что-то новое, что-то старое, что-то заимствованное и что-то голубое…

— О, мне ли не знать! — девушка в черном беспечно отмахнулась, — Сами понимаете — у нас тут только и разговоров, что о свадебных суевериях и проблемах выбора у невест, — она дружески похлопала рыжую по плечу, ослепительно улыбнувшись, — Знаете, а ведь я тоже скоро замуж выхожу. Хотите предложу вам отличный вариант, и с хорошей скидкой? — ей в голову пришла великолепная, по её мнению, идея, и она ухмыльнулась своим мыслям, — В обмен на маленькую услугу? — она искушающе понизила голос, — Не могли бы вы примерять моё платье, чтобы я посмотрела, так сказать, со стороны? А маме так и скажу, что вы мне очень помогли, и я не могла не отблагодарить.

— Да я пока не собиралась покупать, — Евангелина смущенно улыбнулась, что заставило темноволосую театрально вздохнуть:

— Ну, пожалуйста, — отличная актриса, она взяла девушку за руку, невинно хлопнув глазами, — Помогите мне, как невеста — невесте, — очаровательная улыбка не сходила с её накрашенных темной помадой губ, — Вы же должны понимать меня, как ни кто другой.

— Ну, только если уж вы так просите… — Ева лишь беспомощно развела руками под таким натиском.

— Да, сделайте мне такое одолжение, — брюнетка от радости едва не заплясала на месте, как ребенок, получивший долгожданный подарок на Рождество.

— Хорошо, если это не будет долго, — кивнула рыжеволосая, окончательно сдавшись.

Взвизгнув, брюнетка хлопнула в ладоши, хитро сощурив глаза:

— Это не займет много времени, уверяю, — она протянула открытую ладонь, и Ева с легкостью ответила дружеским рукопожатием, — И давай перейдем на ты — меня зовут Джина.

— А я — Ева, — улыбнулась рыжая.

— Ив, значит, — обе девушки рассмеялись, — Отлично, я сейчас вернусь.

И она вернулась довольно скоро — с упакованным в полиэтилен платьем, и платье это было бесподобным. У рыжеволосой девушки даже не нашлось слов, чтобы выразить своё восхищение тонкой работой по вышивке шелковой нитью и стеклярусом корсета и подола верхней юбки с необъятным шлейфом.

Когда Ева, выйдя из примерочной, появилась в нем в большом зале и несколько раз покрутилась перед большим зеркалом в антикварной раме, черноволосая восхищенно ахнула.

— Ну, как? Хорошо? — поинтересовалась Евангелина, и поспешила выразить свой восторг роскошью платья, заворожено рассматривая своё отражение, — Можешь даже не сомневаться — платье отличное, просто выше всяких похвал.

— О, да, — удовлетворенно протянула Джина, — Именно то, что нужно. Идеально, — она щелкнула пальцами, и платье точно начало жить своей собственной жизнью, вплетаясь своими нитями в саму кожу Евангелины.

— Что происходит? — зеленые глаза Евангелины испуганно расширились, — Мне больно! Помоги мне, Джина. Прошу… Останови это, я задыхаюсь, — она беспомощно повернулась в сторону Джины, протягивая дрожащую руку.

К удивлению девушки, черноволосая не спешила помочь, наоборот — её лицо светилось какой-то пугающей ухмылкой, выражавшей удовлетворение:

— Глупая самка! — расхохоталась брюнетка, — Так и было задумано с самого начала. Одурачить тебя оказалось проще простого — такая наивная человечка. Твоя жизненная энергия подпитает меня, а потом ты пополнишь мою коллекцию манекенов, — и до девушки с ужасом дошло, что так напугавшее её сходство манекенов с примерявшими платья девушками — вовсе не было простым сходством.

— Низко и подло — играть на прекрасном чувстве любви, разбить девичью мечту накануне свадьбы с любимым человеком, — её подруги появились на пороге магазина как раз вовремя, когда Ева почти уже потеряла сознание, — Мы своих в обиду не дадим, и не можем позволить и дальше обижать нашу подругу. Моя бабушка на таких, как ты, насылала порчу в наказание — может, быть, и мне попробовать? Руки у меня так и чешутся, — не сдержавшись, Маргарита первая подала голос, пока подруги бросились к Еве, пытаясь ей помочь — под ядовитый смешок Джины.

Но они не успели ничего сделать, как их тела опутала настолько прочная паутина, стягивавшая грудную клетку, что, как ни пытались они освободиться, у них не выходило.

Заметив лежащие на столе ножницы, Даниэлла приложила максимум усилий, чтобы пододвинуть их ближе к краю, пока те не упали на пол — по счастливой случайности без шума — на мягкий шлейф одного из свадебных платьев. Ещё немного — и Златовласая пододвинула их ещё ближе к Евангелине.

Рыжеволосая не растерялась — подцепила пальцами за кольца ножниц, и одного смыкания лезвий с клацающим звуком оказалось достаточно, что сделать необходимый разрез и ослабить хватку адского наряда.

— Спасибо, девочки — ваша вера придает сил и мне, — слезы моментально высохли на щеках рыжеволосой, — Я не такая наивная, уязвимая и слабая, чтоб ты знала. Я не настолько хрупкая и беззащитная, — её горящие справедливым негодованием глаза цвета лесных болот метали яростные молнии.

— Не так быстро, дорогуша, — между пальцами Джины сплеталась новая паучья сеть.

— Что здесь…? — в помещение вошел Питер — и застыл на месте, пораженный увиденным.

— Питер, нет! — рыжая оттолкнула его, не давая попасть в ловчую сеть.

— Превосходно, — темные глаза хищно загорелись, — Он дорог тебе. Тогда смотри, как дорогой тебе человек станет моим, и ты ничего не сможешь поделать, — она ласково улыбнулась, — Подойди, человек, — она протянула свою бледную руку с маникюром черно-синего цвета с россыпью серебристых страз, — Я сказала — иди сюда! — с досады она требовательно топнула ножкой, сменив улыбку злобным оскалом.

— Девушки, уходите, я задержу её, — парень протянул руку к стоящим на подоконнике цветам в керамических горшках — и стебли их разрослись, стелясь по стенам и полу, всё плотнее оплетая девушку в черном.

— Задержишь? Ты? МЕНЯ? — один за другим, Джина справлялась со стеблями, но они существенно затрудняли её движения, — А мне нравится твоя смелость, человек. Не бойся меня — я умею быть такой нежной, что со мной ты быстро забудешь свою девчонку, — это противостояние пока ещё забавляло её.

— Вы ещё здесь? — Питер обернулся к ошарашенным девушкам, — Я же сказал вам уходить.

— Они не уйдут, пока я не отпущу их, — одним рывком девушка освободилась от связывавших её растений, — Но тогда они уже не будут в состоянии самостоятельно передвигаться.

— Да уходи те же! — снова прикрикнул парень, — Ты отпустишь их, если я останусь? — обратился он уже к черноволосой.

— Кроме того, что хорош, ещё и благороден, — страстно рассмеялась черноволосая, — Ты мне всё больше нравишься, Питер. Только, что скажет на это твоя невеста? — потом она понимающе покачала головой, — Ах, прошу прощения, она уже не захочет быть твоей невестой, да и тебе самому не нужна будет ни какая другая женщина, кроме меня.

Тут уже не выдержала Евангелина:

— Ветра нашептывают мне, что я не должна сдаваться. Я могу за себя постоять и не позволю помыкать чувствами любимого мною человека. Я ни на секунду не усомнилась в его любви — и то, что ты используешь свою магию, чтобы очаровать его — лишнее тому доказательство. Предки моей семьи продолжали любить друг друга и в ужасах войны, не страшась смерти — и я не буду бояться отстаивать свою любовь, — она скрестила руки над головой и подкатила глаза, от чего за окном серые облака начали сбиваться в тяжелые грозовые тучи.

Порывы ветра, врываясь и выбивая со звоном огромные витринные стекла, доносили громовые раскаты, а небо периодически взрывалось слепящими яркими вспышками молний:

— Да грянет гром! Да взметнутся молнии! — она развела руки в стороны, и между пальцами заплясали разряды накапливаемого из воздуха электричества, — Эту сказочку придется переписать — принцесса не станет дожидаться защитника, а сама спасет своего принца.

— Ой, ли! — злорадная ухмылка исказила красивое лицо Джины, — Со мной соперничать вздумала? — она звонко рассмеялась, — Ну, же, мои хорошие, проучите этих нахальных смертных! — одного умелого паса руками оказалось достаточно, чтобы наводнить выставочный зал свадебного бутика пауками — жутковатый контраст, не находите?

— Бог мой! Пауки! — девушки прижались друг к другу как можно ближе, в поисках защиты прячась за широкой спиной Питера, — Да сколько же их здесь?!

— Пережив тяжелый период, Питер осознанно принял решение связать свою жизнь и судьбу с жизнью и судьбой этой девушки. И они — не просто: мой брат и моя подруга, и даже будь они просто нашими знакомыми, мы не оставили бы их в беде и не позволили бы насмехаться над чистыми чувствами влюбленных и разрушить их счастье, — вышла вперед златовласая.

— Ну, всё! Мы начинаем терять терпение, — между пальцами Евангелины заходили электрические разряды, а с ладоней Маргариты посыпались искры, поджигая паутину и пауков вокруг.

— Так вы не страдаете арахнофобией? — девица щелкнула пальцами, и на её зов из всех щелей появились полчища скорпионов и змей, — Пауками вас не испугать, да? А как насчет скорпионов и кобр? Их боятся все. Укусы их бывают весьма болезненны, а их яд убивает настолько мучительно, что каждая секунда покажется вам вечными страданиями преисподней.

— Ах, вот вы где, — двери свадебного салона распахнулись, и на пороге появился Джон, нахмуренно осматриваясь по сторонам, — Что?… Я точно предчувствовал, что вы попадете в историю, — маленькая брюнетка сразу же устремилась в его спасительные объятия.

— Да, чтоб мне воскреснуть! О, мой Ра! Нет! — Джина стремительно начала отступать, энергично замотав головой, пока не споткнулась, продолжая отползать, пока не уперлась в стену, — Только не снова! Только не во тьму! Я столько тысячелетий провела во тьме, я больше не вернусь туда! Осирис, пощади, повелитель! — в её глазах горел подлинный страх, она даже позабыла о своих змеях и скорпионах, замерших в ожидании её дальнейших приказаний.

— Ты?… — выражение изумления так и застыло на смуглом лице мужчины, — Как ты меня назвала?

— Внешность может измениться с течением тысячелетий, но сущность остается неизменной, — девушка заметила его растерянность, и немного осмелев, поднялась, отряхивая одежду, — Сущность — это то, что остается незыблемым. Как пески могут поглотить города и поселения, скрыв их от посторонних глаз до той поры, пока не настанет час разгадать сокрытое.

— Как гласит песнь арфиста — оставь свою печаль и думай о радости, не позволяя грусти завладеть твоим сердцем, проводя на земле отмерянный богами час. Как реки впадают в моря, так человек плывет по водам жизни, и как долго бы он не плавал — рано или поздно ему суждено причалить. И когда дни его будут подсчитаны, предстанет он пред очи на суд Осириса, и взвесят сердце его на весах правосудия. Тому, чье сердце не отягощено грехами, бояться нечего, — Джон прикрыл рот руками, неуверенно глядя вокруг, — Но, как? Чьи это слова? Почему они мне знакомы?

— Эти слова принадлежат тебе, повелитель, — девица гордо выпрямила спину, изучая взглядом этого мужчину, желая убедиться, что это действительно тот, о ком она говорила, но ошибки быть не могло, слишком сильна была его аура, и его глаза, в которых читались судьбы мира, — Неужели не помнишь?

— Как твоё имя? — наконец спросил мужчина, начиная мучиться от нарастающей головной боли.

— Джендэйи, что с египетского означает «благодарная» — такое имя получила я при рождении. Много воды утекло с тех пор, и берега Нила стали уже совсем другими, — с достоинством произнесла она, — и теперь меня зовут Джина. Моё имя стерли со всех царских картушей, чтобы даже памяти обо мне не осталось, и чтобы моя душа вечно скиталась, не находя успокоения, — и она начала повествование о своей жизни, — Я родилась в счастливом царстве, где властвовали добро и справедливость в дни благоденствия под управлением законного владыки — моего отца, принесшего годы процветания в долину Нила. Я была единственной его дочерью — отрадой и любимицей, не знавшей отказа ни в чем. Меня и мать он почитал наравне с богинями. Вместе с тем, над этой благодатью сгущалась тьма, и даже в самый ясный день может грянуть нежданная буря. Жрецы не желали терять даже толику своей власти, но им следовало торопиться, пока фараон не объявил имя своего приемника и моего супруга. До моего совершеннолетия оставалось несколько лун, и тогда они решились действовать. Мои родители были отравлены. Умирали они медленно — по прошествии почти двух лун. Со стороны казалось, что царь с царицей слегли от неведомого недуга. Я поначалу так и думала, пока случайно не подглядела, как жрецы переиначивали распоряжения отца, трактуя их в свою пользу, а он был так слаб и так им доверял. Моя мать умерла первой — отец об этом так не узнал, скончавшись следующим днем. В тот день для меня навсегда погас божественный свет Ра, и я больше не видела солнечного света. Ещё утром, несмотря на боль от потери, во мне оставались надежда и вера в людей, но вечером того же дня Верховный жрец явился в мои покои, объявив мне волю богов, как он утверждал — стать его супругой, открыв ему путь к власти. Такого просто не могло быть! — на этой фразе голос её дрогнул до высоких нот, — Боги не могли быть столь жестоки. Так я и ответила ему, и тут-то он и раскрыл свои истинные намерения. Он пригрозил мне в случае отказа, отправить меня вслед за родителями, что меня в живых оставили лишь потому, что это вызвало бы подозрения и народные волнения, а так всё выглядело бы законно: безутешная принцесса, растерянная маленькая девочка ищет защиты у мудрых и могущественных жрецов, с предводителем которых основывает новую династию… Позору я предпочла смерть, убив себя на глазах у этого мерзавца, — она с вызовом осмотрела присутствующих, — Ну, же, начинайте осуждать меня за то, что смалодушничала! А что я могла? Я осталась одна против власти и коварства. Я подумала, что пусть уж лучше взбунтуется народ и увидит их неприглядный облик. Тогда, возможно, они выберут нового правителя, достойного. Пусть всё решит воля народа и благосклонность богов, — дальше она перешла на шепот и опустила глаза, — Я не была удостоена чести царских похорон. Меня объявили предательницей и отравительницей собственной семьи, а моё имя стерли из истории — такова была плата за моё слабодушие.

— Какая печальная история, словами не передать, как я сочувствую тебе, — Маргарита протянула руку, и девушка медленно подняла голову, несмело улыбнувшись.

А Маргарита, между тем, продолжила:

— Ты поступила так потому, что была напугана и одинока, — она обвела рукой стоявших рядом с ней, — Но, посмотри на нас — мы не желаем тебе зла. Ты первая на нас напала, мы только защищались. Мы не причиним тебе вреда, если ты отзовешь скорпионов и змей. Хорошо? — легким кивком друзья высказали свое согласие, и Джине сделалось вдруг так легко, точно солнечное тепло пробилось сквозь могильный холод саркофага.

Девушка нахмурилась, недоверчиво рассматривая маленькую брюнетку, вытянула вперед руку, обведя контур её лица, потом положила ладони ей на лоб:

— Возможно ли?… — убрав руки, Джина долго исподлобья смотрела на Маргариту, потом озадаченно прошептала, — Я чувствую, что ты не лжешь. Будь у меня тогда такие друзья, я непременно нашла бы в себе силы бороться. Жаль, что уже ничего не исправить, — невольный вздох вырвался из её груди.

— А я мог бы что-нибудь сделать? — поинтересовался смуглокожий мужчина, но тут же схватился одной рукой за плечо Маргариты, другой сжимая голову, раскалывающуюся от боли и накативших воспоминаний, образов и голосов. Он снова ощутил зной жаркого дня, горячий песок под ногами и горячий пустынный ветер в лицо. Сбор зерна, бойкая базарная торговля, военные походы, молитвенные обряды жрецов и соблазнительные движения танцовщиц в хороводе. Звон металла, звуки тысяч шагов и сотен голосов, запах сбродившего хмельного пива, свежего хлеба и цветов лотоса. Всё это, словно застало врасплох все рецепторы, натянутые как тетива египетского лука.

Выдержать такое было не под силу даже ему.

Мужчина выпустил руку Маргариты, опустившись на колени и обхватив голову ладонями, потерявшись во времени и пространстве, он уже не понимал, кто он и где находится. Перед глазами всё плыло, зрение потеряло ясность, чужие чувства, мысли и голоса врывались в его сознание.

Позабыв о Джине, друзья обратили свои взоры на него, и было чему пугаться — он был рядом с ними, и в то же время — бесконечно далеко от них.

— Жан! — отчаянно закричала Маргарита, обхватив его бившееся в судорогах тело, — Очнись! Вернись к нам! — но он не реагировал на её слова, потеряв сознание, — Жан, если ты хотел выдержать эффектную паузу, то это просто невыносимо, — никто из стоявших вокруг него просто не мог в такое поверить, что они видят Джона настолько беспомощным.

— Даже такому, как он, тяжело выдержать бремя прошлых воплощений, — подала голос, до этого стоявшая в тени, Джина.

— Жан, держись, — Маргарита разминала его безвольные пальцы, — Когда-то ты помог мне справиться, ты сильный, ты сумеешь, — и каждый думал о том, что значит этот человек для каждого из них, что они пережили вместе с ним, кем были до встречи с ним, и как эта встреча изменила их, как он любил и ценил каждый миг этой жизни, а теперь он умирает у них на руках, — Ему можно как-то помочь? — задала вопрос, но никто из них не мог дать ей на него ответа.

Питер поддерживал Джону голову, а Даниэлла безуспешно пыталась исцелить его, используя свой дар, в то время, как Евангелина утешала малышку Маргариту.

— Правда, есть один способ. Я бы могла кое-что сделать, — пробормотала девица, видя, как убивается эта маленькая темноволосая девушка и те, кто был с ней — не обращаясь ни к кому конкретно, задумчиво глядя перед собой, перебирая пальцы, ей и самой стало вдруг так тоскливо от одной мысли, что он никогда больше не откроет свои глаза, — Но для этого нужна красная охра, а у меня её нет… — Джина погрузилась в раздумья, потом внезапно встрепенулась, — Хотя… Это будет даже лучше, и должно помочь, — она махнула рукой в сторону живности, — Давайте, идите, мне предстоит работа, — и вызванные ею твари уползли.

— Ай! Ты что задумала? — маленькая брюнетка возмутилась, когда она подошла к нему и взяла его за руку, — Не трогай его! — Маргарита хотела остановить бесстыдницу, но силы были не равны вследствие слабости, вызванной беременностью.

Глаза Маргариты расширились от ужаса, когда они увидели, как девушка протянула руку к игольнице и вынула одну из булавок, уколов ею палец мужчины — и всё это она проделала настолько быстро, что её не успели остановить.

— Отойди! — Джина бесцеремонно убрала её руку, не обращая внимания на протесты Маргариты, — Не мешай мне, — расстегнув его рубашку, она со всей тщательностью принялась выводить на его груди его же собственной кровью древние письмена, заключенные в царский картуш, — Я должна сосредоточиться — прошло много времени, и я так волнуюсь, чтобы не ошибиться и ничего не перепутать. Мне нужно в точности воспроизвести имя Осириса — ошибка может стоить ему жизни.

Нарисованные на теле знаки стали бледнеть, начиная впитываться в кожу. Джон несколько раз глубоко вдохнул и шумно выдохнул, открывая глаза:

— Где мы? — он огляделся вокруг, голова всё ещё болела и плохо соображала, глаза резало, горло першило, — Что со мной было? — он прокашлялся, усиленно растирая виски.

Маргарита от радости готова была задушить его в своих объятиях, но вовремя сдержала свой порыв, видя его бледное растерянное лицо, взяв его под руку, пока Питер помогал ему подняться.

— Спокойно, спокойно, — когда Джине удалось обратить на себя их внимание, она продолжила, — Слова подобны песку в пустыне, — она изобразила жест, будто перебирает песок между пальцами, — подвластные всем ветрам, — она подула на ладонь, изображая ветер, — но священные имена незыблемы, как пирамиды в Долине Царей. Ты ещё слаб, а знак великого Осириса будет оберегать тебя. Он написан твоей кровью. Впитываясь, кровь к крови, он даст тебе сил, — она вещала, а они внимали её словам.

— Позволю себе не согласиться с твоим высказыванием о словах: человек должен нести ответственность за сказанные слова, равно как и за свои поступки, а царское слово — тем более, должно быть тверже гранита. Ты со мной согласна? — он слабо улыбнулся, выжидающе посмотрев на неё, и Джина непроизвольно улыбнулась в ответ, — Благодарю, что помогла мне, — мужчина подмигнул, а Джина покраснела и опустила глаза, — Ну, и как ощущение, когда совершила нечто важное? — хитро прищурился Джон, тогда и ребята переключили всё своё внимание на неё, от чего Джина гордо выпрямилась.

— Не сравнимое ни с чем, повелитель, — на одном дыхании выпалила девушка, радостно кивнув, и, набравшись смелости, предостерегающе продолжила, — Ты так же наивен и доверчив, каким был мой отец — будь осторожен, я ощущаю, как тьма сгущается.

— А вот, на улице, похоже — наоборот, снова сияет солнце, — Маргарита сощурилась от яркого света, залившего помещение, — Всё это было похоже на кошмарный сон. Я чуть не потеряла тебя, Жан! — спрятав лицо на груди мужа, она протерла руками глаза, делая вид, что слезятся они у неё исключительно из-за слишком сильного солнечного света, — Спасибо, Джина, от всего сердца — спасибо! — успокоившись, Марго не забыла высказать свою благодарность девушке, спасшей дорогого ей человека.

— Это знак благословения богов, — Джина указала рукой на окно, — Моя просьба — хранить и оберегать, услышана Великим Ра, — Но почему же тогда раньше он оставался глух к моим мольбам? — она отвернулась и шумно втянула носом воздух, часто-часто заморгав.

— Дай мне свой амулет, — под одобрительные улыбки Даниэллы, Маргариты, Питера и Евангелины, Джон решительно протянул девушке руку.

Джина несколько минут робко смотрела на него, пока не наклонила медленно голову, сняв с себя украшение в виде картуша со стершимися иероглифами своего имени.

В его руках письмена снова проявились, а за спиной Джины пространство изменилось, явив живописный солнечный берег с чистым песком, прозрачной водой, диковинными растениями и невиданными птицами.

— Что? Что происходит? — девушка крепко сжала в руках возвращенный ей талисман, — Он теперь восстановлен, спасибо, повелитель! — она снова надела его на шею и несколько раз покружилась, пританцовывая.

— Ступай с миром, Джендэйи, — кивнул Джон, — Твой челн, украшенный гирляндами и цветами лотоса, ждет тебя.

Ступив в пространственный разрыв, Джина изменилась — теперь это была дочь Египта, принцесса Джендэйи, в нарядном украшенном парике и праздничных одеждах, в которых не стыдно предстать перед богами, благоухая экзотическими ароматами.

— Клянусь всеми песками Египта, моя благодарность будет такой же чистой и безграничной, как воды священного Нила! — она хлопнула в ладоши и церемонно поклонилась — Прощай, повелитель, прощай, Питер, прощай, Ив, прощайте все, — ступив на дивный берег, она последний раз обернулась, — Не бойся своего прошлого, повелитель, научись черпать из него силу — она тебе скоро понадобится. Тебе предстоит ещё много испытаний, но если нужна будет моя помощь — я поделюсь своей силой. Египетская армия слыла одной из лучших в древнем мире, её воины прославлены отвагой и преданностью — и она будет в твоем распоряжении, когда придет час.

— Прощай! — благосклонно улыбнулся мужчина.

— Джина, можно у тебя спросить? — Маргарите сложно было решиться, но любопытство пересилило.

Девушка остановилась, обмахивая себя сорванным у берега листом папируса, жестом разрешая Маргарите продолжать:

— Спрашивай, дитя, — любезно дозволила принцесса.

— Скажи, а как ты оказалась здесь? Египет, ведь — это же так далеко от Франции, — ей, и в самом деле, это было очень интересно.

Уже садясь в лодку, Джендэйи снисходительно усмехнулась:

— Глупенькая, у вас сейчас проходит выставка Каирского музея — вот так я тут и оказалась, — и остальные рассмеялись вместе с ней, а Марго удовлетворила свой интерес.

Они видели, как лодка отчалила от берега, исчезая вдали, пока и само искажение пространства не восстановилось, а заключенные в манекенах девушки пришли в себя, не помня, что с ними случилось и каким образом они оказались в этом месте.

Мужчины помогли им покинуть магазин, который впоследствии будет закрыт и выставлен на продажу. И кто бы вы думали, его купил? Джону удалось уговорить Ондзи потратиться на покупку этого помещения для нового салона мод.

Но всё это будет несколько позже, а пока что они с удивлением взглянули на часы и вынуждены были поторопиться, если хотели успеть составить доктору компанию в перерыв на обед, по пути выслушав от мужчин серьезное внушение о том, что это было так безрассудно с их стороны — подвергать себя опасности в угоду любопытству, ведь, куда разумнее было бы дождаться их и идти вместе. А ещё — их не покидало чувство тревоги, уже не первый раз им пророчат испытания и опасности.

Они даже не догадывались, что на другом конце города Лаура уже готовит для них ловушки, полные соблазна, решив прямо этим вечером начать своё представление.

 

Искушение

Лаурита захлопнула большой старинный фолиант, поправила кружева на своем платье, нетерпеливо и требовательно хлопнув в ладоши:

— Тристана, Винтер, вы нужны мне!

По её зову в комнате явилась девушка с гладкой кожей невероятного черного цвета с легким оттенком синевы, точно она выкупалась в чернилах, что эффектно подчеркивали ровные белоснежные волосы длиной до колена, собранные в высокий толстый хвост. В её аметистовых глазах читалось неодобрение, но она вынуждена была повиноваться:

— Чего пожелает Отыскавшая? — сдержанно поинтересовалась она.

— Рада видеть тебя, Тристана, — Лаура указала рукой на место подле себя, — А вот, ты, кажется, не разделяешь удовольствия от нашей встречи, — очаровательно улыбнувшись, не скрывая своего превосходства.

— Моё дело — служить Отыскавшему, — призванная оставалась невозмутимой, а её поклон — исключительно грациозным, — Об остальном мне думать не положено.

— Верно говоришь, — одобрительно кивнула девочка, — У меня есть к вам дело. Хочу проверить, чего стоят Хранители. В них слишком много человеческого — человеческих слабостей и страстей. Их нужно только подтолкнуть, и они совершат непоправимое. И тогда они перестанут быть Хранителями, а чувство вины за содеянное уничтожит их изнутри. Дождемся Винтера, и я вам объясню вашу задачу.

Марк стоял и смотрел через открытое окно кухни на задний двор, причудливо смотревшийся в вечерних сумерках. С улицы доносилось благоухание чайных роз и чьих-то сладких сигар. За его спиной послышались шаги, и парень обернулся: перед ним стояла Маргарита.

— Поцелуй меня, Марк — ты ведь хотел этого, не так ли? — плавной походкой она подошла к нему, обдав ароматом своих духов, и положила руки ему на плечи, — Я хочу познать, каково это — быть любимой тобой, — как бы случайно, убрав одну руку с его плеча, она зацепила пояс своего шелкового халата, и он неслышно соскользнул на пол, так же легко скользнули и широкие рукава халата, и тонкие бретельки сорочки, обнажив часть груди, — Ты ведь хотел этого?…

— Не искушай меня, — с трудом хрипло выдавил он, подойдя вплотную к ней: одурманивающий букет её парфюма, в котором он тонул, влекущее и желанное молодое тело под тонкой тканью пеньюара, что готова ему предложить… сохранять самообладание было бесконечно тяжело — страсть и вожделение боролись в нем с настоящим чувством. Раньше он бы непременно, без малейшего сожаления, воспользовался бы столь щедрым даром, так что же останавливает его сейчас? Не этого ли желал он ещё не так давно? Или давно? Когда-то он готов был на всё ради обладания ею, так что же изменилось? Когда-то он мечтал видеть, как её губы опухнут от его поцелуев, и тело её будет содрогаться от острого наслаждения под его ласками. Ведь это как исполнение мечты — то, что сейчас происходит, или мечта у него теперь другая?

— А ты против? — она взяла его за руку, обольстительно подняв на него глаза, — Давай забудем обо всём — и будь, что будет.

Он, до судорог во всех мышцах, напряженно всматривался в эти глаза, наклонился, задержавшись у самого её лица — несмотря на теплый вечер, сейчас его колотил озноб, и сердце, казалось, остановилось, и он забыл как дышать, неуверенными и скованными были движения его грудной клетки:

— Только не так! — он резко отстранился от неё, развернувшись лицом в сторону окна, — И только — не с тобой! Настоящая Маргарита никогда бы не поступила таким образом, причиняя боль сразу четырем людям, — помимо Джона, ему вдруг вспомнилась Мей — эта дерзкая, непостижимая и притягательная азиатка, он понял, что не хочет и не сможет предать её чувства — она приняла его таким, какой он есть — со всеми его крайностями, со всей его резкостью, она была прямолинейна и бесхитростна в своём обожании, — Ты — не она… Прими настоящий Облик и назови своё имя! В таком виде я не желаю продолжать разговор.

— Как пожелаешь, — на месте Маргариты теперь стояла другая: с эбонитово — черной кожей и длинными белоснежными волосами, аметистовыми глазами с интересом изучая его, — Я — Тристана. Но, как ты?…

— Твой парфюм — даже одинаковые комбинации ароматов на разных людях дают разный эффект, и твои глаза — в них нет тепла этой женщины, — спокойно пояснил он, — Меня не провести такими трюками.

— А ты любопытный экземпляр. Пытаться управлять сном — не каждый способен, — она смерила его заинтересованным взглядом, — Мне сказали, что с тобой будет легко, но, я вынуждена отказаться от этого задания. Прощай, Марк. Интересно было познакомиться с тобой. Ты напомнил мне о том, что значимо в этой жизни — я не хочу больше ни кому служить. Я хочу быть свободной, хочу следовать своим путем — и я улыбнусь тебе при следующей встрече, если наши дороги пересекутся.

— Ну, спасибо, — облегченно усмехнулся Марк, — Я даже, кажется, догадываюсь, кто тебя подослала. Скажи, хоть, кому я имел честь помочь?

— Я — джинния. Только не надо таких удивленных глаз — да, мы сродни джиннам, но, и нам иногда нужна помощь. Я была не права, и ты показал мне это. Но я должна служить Отыскавшей — таковы незыблемые правила.

— И тебе не хотелось быть свободной? — спросил Марк, заставив её призадуматься.

— Этого может пожелать только Отыскавший, однако люди слабы и эгоистичны — никто и никогда не пожелает подобного, — она вздохнула и улыбнулась грустно и устало, — но спасибо, что поинтересовался. А ты поразмысли над тем, чего ты хочешь на самом деле, — она подмигнула юноше и исчезла, оставив его во власти дум, если бы он мог, то обязательно пожелал бы свободы для неё.

— Лаура, покажись! — проснувшись, юноша подскочил на своей постели, мысли хаотически путались в голове, дыхание было трудным и сбивчивым, лицо было покрыто испариной, пальцы вцепились в простыню — Покажись, Лаура! — хрипло закричал он.

— А кто это тут у нас? — она материализовалась по его зову и медленно прошла вокруг кровати, нежно проведя рукой по его волосам, — Наш малыш Марк, бедный мальчик, лишенный родительского тепла и ласки… А посмотрите теперь — как вырос, как возмужал. Последний раз, когда я тебя видела, ты выглядел не лучшим образом, а сейчас — гляди, какой красавец стал! Твоя мать могла бы гордиться тобой — ты же у нас ещё и знаменитость, — она задержала свою руку на его ладони.

— Не смей говорить о моей матери — не заслужила! — не сдержался он, резко отдернув руку.

— Спокойно, мальчик, спокойно! Тебе, я вижу, не понравился мой подарок — Тристана, чертовка подвела меня. Это была всего лишь иллюзия, мой дорогой, но, я могу воплотить её в жизнь. Мне лишь нужна твоя верность — и я сделаю твои фантазии реальностью. Подумай, а ты хотел бы снова увидеть мать? — и от этих слов резануло, как от от удара острого ножа, — Я не всесильна, но могу быть благосклонной к тем, кто верен мне.

— Боюсь, тут ты просчиталась, — он окинул её презрительным взглядом, — Я не попадусь на твои уловки, не для того моя мать отдала свою жизнь, чтобы я даже в мыслях мог не опасаться тебя. У тебя нет власти надо мной, слышишь, Лаура! Я не предам веру тех, кто не бросил меня, когда мне было тяжелее всего. Я, скорее, предпочту сдохнуть, чем служить тебе.

— О, это всегда успеется. Хмм, в самом деле… — расстроенно протянула девочка, — Да, кажется, тут я допустила досадную ошибку — в твоём сердце теперь другая — я не учла этого.

— Да что ты об этом можешь знать? — раздраженно фыркнул парень, — Ты же ненавидишь и отрицаешь всё человеческое.

— Намного больше, чем тебе кажется, — примирительно улыбнулась Лаурита, — В этот раз я вынуждена отступить — спокойной ночи, милый! Подумай над моими словами — определись, наконец, кого из них двоих ты любишь, и передай этой девочке моё восхищение — сама того не зная, она спасла тебя. Они обе сегодня тебя спасли.

— Только попробуй им что-нибудь сделать! — твердость его голоса подкреплялась стальным блеском его глаз, — Не советую впредь со мной встречаться — ты знаешь, чей я сын, хоть я и полукровка, во мне достаточно силы, чтобы противостоять тебе.

— Как ты мил в своей наивности — думаешь, тебя защитит твой отец — Охотник или дух твоей матери? — её губы изогнулись в приторно — ласковой ухмылке, — Не думаю… Если я чего-то захочу, то я это получаю — без исключений.

— Сгинь! Не доводи до греха, — рука Марка самопроизвольно сжалась в кулак, от тона её речей пробирало могильным холодом.

— Всё-всё, меня уже нет, — Лаурита подняла руки в знак примирения, — И, должна заметить тебе, что не очень вежливо прогонять леди, тем более, если сам позвал, — она обиженно надула свои пухлые детские губки.

— Нет, Лаура, ты не леди, — он отрицательно покачал головой, — Я уже жалею, что позвал тебя, но ты подтвердила мои догадки, так что я дольше не желаю видеть тебя.

— Как скажешь. Сладких снов, красавчик! — напоследок, сладко проворковала она, поцеловав холодными губами его лоб, прекрасно понимая, что ни о каком спокойном сне для него, по крайней мере, в эту ночь, не могло быть и речи.

Марк прошел на кухню и открыл окно — как мало неба, как много звезд! Он попытался налить себе виски, его руки дрожали. Отпил глоток, но, удовлетворения не получил — выпивка лишь неприятно обожгла горло, но, показалось, что обжег он и душу. Остатки он без сожаления вылил в раковину — и как только пьют эту гадость?!

Эту ночь парень повел на лоджии — считая звезды и прислушиваясь к себе, пряча в глазах боль и усталость — сегодня его спасла любовь, но — к кому? Ему ещё ни кто не признавался так в любви, как эта девушка с раскосыми глазами — так в её ли объятиях суждено ему найти утешение и залечить раны? Почему он опять вспомнил о ней? Потому, что напомнила Лаура, или потому, что сам этого хотел? Пусть надеждой бессмертной светится в душе любовь — вечный негасимый костер, сможет ли он зажечь его вновь? Сколько бы он не прятал своё сердце — оно с каждым разом всё громче взывает. Рано ещё себя хоронить, вместо этого стоит дать себе шанс на новую жизнь, шанс стать счастливым. Пронести любовь через боль и освободить душу из добровольного заточения.

Он надел наушники и включил плеер — под звуки композиций его любимой группы «Океан Ельзи», которую полюбил ещё больше после личного знакомства с музыкантами, ему с большим усилием удалось абстрагироваться от событий сегодняшней ночи и заснуть.

Что же — один раунд он выиграл — не стоит вешать нос, он сможет постоять за себя — абсолютно точно. А Лауре он сегодня, и правда, был совершенно искренне благодарен — она помогла ему понять самое важное.

И как же ему хотелось позвонить Мей, но в Японии сейчас была глубокая ночь. Или, скорее, раннее утро — он и не заметил, что засиделся почти до самого рассвета. А ещё так захотелось, чтобы снова приснилась мать — от таких снов ему всегда становилось легче, даже если сны эти были полены грусти.

Маргарита взяла чашку с пряным напитком из кофе-машины и только развернулась поставить её на кухонный стол, как, засмотревшись в окно, она не заметила, что кто-то накрыл её руки своими. Девушка обернулась и уткнулась лицом в грудь Марка:

— Ох, ты снова напугал меня, Марк, — она подняла глаза на него и подкупающе улыбнулась, — Ты же не расскажешь об этом Жану? Правда? Он не одобряет моей страсти к кофе, — но, он не собирался отпускать её рук:

— Ты всё так же не можешь отказать себе в кофе, — произнес он совсем близко, — Напиток терпкий и жгучий… — он отвел её руку с чашкой к столешнице, поставив на неё горячую чашку.

— Ты о чем? — Марго смотрела на него, смотрела и не понимала, ей стало не по себе, — Я не понимаю тебя… — девушка отступила, не отводя взгляда от его серых глаз.

— Я больше не могу так… — он крепко сжал её в своих объятиях, — Я так устал скрывать… Что ты со мной сделала? Ты до сих пор сводишь меня с ума, — её тело сотрясала дрожь, но, она могла ощущать, как сейчас дрожит и он, — Это невыносимо — видеть тебя каждый день, и не иметь возможности даже обнять тебя… Знать, что каждую ночь ты целуешь другого… Я не могу отключить свои чувства, просто щелкнув выключателем. Скажи, а тебе никогда не хотелось сравнить, кого ты променяла на НЕГО?… Вдруг бы я оказался лучше?

— Марк, теперь ты по-настоящему пугаешь меня, — Маргарита попыталась отступить, но его руки не позволили ей этого сделать, — Ты же обещал мне, — слабо пробормотала она, и показалось, вдруг, что в помещении перекрыли кислород, стало тяжело дышать, — Почему?

— Я так долго сдерживал себя…Прости меня, Маргарита, — он поднял её лицо на себя, не давая ей отвернуть голову, он замолчал, но, его глаза красноречиво кричали всем эмоциональным спектром.

— За что? — девушка удивленно смотрела на него и растерялась, пытаясь понять, что творится сейчас в его голове и в его душе.

— Вот за это, — она только и успела недоуменно моргнуть, как он уже целовал её, поглощенный лавиной чувств, сметавшей всё на своём пути, погребая под собой остатки стыда, — Твои губы слаще меда… Я люблю тебя, любил и всегда буду любить, — и поцелуй этот не был таким легким и свежим, как тогда, в их первую встречу при Темном Дворе, он был горячим и обжигающим, от которого сердце замирало и дыхание останавливалось, — Люблю тебя. Хочу — тебя…

— Пожалуйста, не надо, — когда он, сам шокированный своим поведением, отпустил девушку, не получив от неё ответного отклика на проявление своих чувств — глаза её были полны слез, — Подожди… Опомнись… Не разрушай то хорошее, что есть между нами, то хорошее, что есть в тебе. Ты потом будешь презирать себя, но, ничего не сможешь изменить… Я не могу так поступить — предать того, кого люблю. Жан доверяет мне, и я не собираюсь изменять ему — даже с тобой. А ты можешь? Как же Мей? Ты же неравнодушен к ней. А она так сильно любит тебя — как она смотрит на тебя, как ловит каждый твой взгляд, каждый жест, каждое слово… Такой любви нельзя не разглядеть. Ей будет так больно… Ты променяешь настоящее счастье на призрачную иллюзию? Я не могу так… Я не хочу так… Я не буду стоять между вами — я не прощу себе, если вы будете несчастны — вы оба мне очень дороги. Прости меня, Марк, прости. Я люблю тебя не так, как тебе хотелось бы, но, я люблю тебя, и желаю тебе только добра. И её я люблю — я люблю Мей, даже когда она меня жутко ревнует к тебе. Не я — та, кто подарит тебе свою любовь. Вы заслуживаете лучшей судьбы.

— Не отталкивай меня, — он взял её за руку, пронзительно глядя на её испуганное лицо, — Признай, что и тебя тянет ко мне. Да, я обещал, что никогда без твоего дозволения… Проведи эту ночь со мной, позволь мне показать тебе, как я умею любить… Пусть на единственный миг — неужели ты ничего не почувствовала из того, что я вложил в этот поцелуй? Ничего не почувствовала ко мне?

— Говорю же тебе — НЕТ! — в это мгновение воздух сотряс звук пощечины, и время точно остановилось: и парень, и девушка замерли с одинаковым выражением ошеломления на лице — Маргарита ни как не ожидала такой развязки, а Марк не ожидал от неё такого решительного отпора, — Господи! Марк, прости, ради Бога, я не хотела… Но ты сам вынудил меня. Это не правильно… — она порывисто замотала головой, отступив, пока не уперлась спиной в дверь кухонного шкафа, — Нельзя заставить полюбить того, кто уже влюблен — в наполненный сосуд уже не налить — бесполезная попытка. И тебя это не сделает счастливым — ты любишь другую, — она с беспокойством дотронулась до его лба, — Ты не болен? У тебя нет жара? Ты… Ты сам не свой, — и тут её посетило озарение, — Вы… Вы — не Марк… — она вытянула вперед руки, дистанцируясь, — Кто вы такой? Не приближайтесь ко мне! Я закричу.

— Прошу прощения, мадам, что вынужденно ввел вас в заблуждение, — он опустил голову и, когда поднял её снова, то перед девушкой был уже не Марк, а незнакомый ей мужчина — чуть выше среднего роста, длинноволосый шатен с темно-зелеными, почти болотного оттенка, глазами, его аккуратная бородка была стрижена «под эспаньолку», от чего он походил на актера, сошедшего с исторического фильма про мушкетеров, — Я не встречал ещё такой женщины, настолько достойной восхищения. Вы так любите его, вашего мужа? Он — большой счастливчик, я ему уже почти что завидую, — улыбнулся он, галантно склонившись и поцеловав девушке руку.

— Кто вы? — она задала самый банальный вопрос, так как от шока ни чего иного не пришло ей в голову.

— Моё имя Винтер, мадам, — представился мужчина, — ещё раз приношу свои извинения за причиненное беспокойство.

— Ты что творишь? — внезапно, третьим, появившимся в кухне, оказалась Лаура, — Это что — бунт на корабле? Своевольничать вздумал?

— Разрешите заметить, госпожа, что я служу не вам, — он ободряюще подмигнул девушке, — Я тут подумал, что, господин не будет в восторге от того, для чего вы используете его помощника.

— Ты слишком много думаешь, Винтер! — резко перебила она, — Твой господин служит мне — смею тебе напомнить. Вассал моего вассала — не мой вассал, не так ли говорили в средневековье? Напомни, чем тогда закончилась феодальная эпоха? — требовательно просмотрела она в его зеленые глаза, потом махнула своей маленькой ручкой, — Исчезни, пока я не вернула тебя в небытие, из которого ты вышел — дальше я сама, — мужчина недовольно поморщился, но, растворившись в воздухе, пропал, прошептав на прощание, что сожалеет о том, что не может повторить своих слов уже от собственного имени, сознавая всю ничтожность своих шансов на ответные чувства, потом Лаура повернула сияющее личико к Маргарите, стоявшей, изо всех сил вжавшись в дверцу кухонного шкафа, — Как поживаете, княгиня? — с напускным участием поинтересовалась она, — Вижу, самочувствие у вас не очень — этот мужчина напугал вас? О, прошу на этот счет не беспокоиться. Я пришла кое-что предложить.

— П-предложить? — попыталась выдавить Маргарита, когда к ней вернулся дар речи, — Мне? Ч-что ты можешь мне предложить? — и, осмелев и успокоившись, добавила, — Лаура? Как ты оказалась в нашем доме? И почему я должна тебе верить? Ты же солжешь — не дорого возьмешь.

— Есть нечто, что вас совсем не обрадует. Это касается вашего сына, княгиня, — после этих слов Маргарита переменилась в лице, — Смотрите внимательно, а потом сами сможете оценить великодушие моего предложения — это будет выгодно нам обеим. Возьмите меня за руку — и увидите то, что я в силах отвратить, — девушка взяла ребенка за руку, и голова её закружилась, внутренности сдавило и накатила тошнота, и всё закрутилось перед глазами:

— Вы понимаете, о чем говорите?! — Джон встал перед Маргаритой, сверкая глазами в сторону бывших друзей, — Речь идет о моём сыне! Сначала вам придется иметь дело со мной, а это задача не из простых, уверяю вас. Я не желаю идти против вас, но, вы не оставляете мне выбора, — от созерцания этой сцены у девушки сбилось дыхание, ноги ослабели, она схватилась за руку Лауриты, посмотрев на неё с выражением неподдельного ужаса.

— Если мой сын — чудовище, то, и я — тоже! — Маргарита решительно вышла из-за его спины, — Это же я — всё та же Маргарита. Посмотрите на меня! Раньше вы всегда доверяли мне, почему же теперь не верите, что у нас хватит сил изменить пророчество и отвести зло?

— Нет, я не верю… Такого не может быть… — обессилев, пробормотала Маргарита, снова оказавшись на своей кухне, она была настолько слаба, что просто уселась на полу посредине помещения, вцепившись пальцами в полы своего халата, и обращаясь то ли к Лауре, то ли — к самой себе, — Мои друзья знают, кто я и принимают меня такой, они примут и моего сына.

— А если не примут? — Лаурита присела рядом, подав девушке платок, — Хотите проверить это? Хотите рискнуть жизнью тех, кто вам дорог?

— А что было дальше? — бесцветным голосом спросила Маргарита.

— Поверьте, лучше вам этого не знать, — совершенно серьёзно ответила девочка, — Но — всего этого не будет, стоит лишь отречься от своей силы — добровольно и без принуждения. Я не могу отобрать её насильно, но, если вы сами откажетесь…

— Если я добровольно откажусь… — автоматически повторила Марго.

— Тогда ваш сын не унаследует той чрезмерной силы, что может подчинить его себе, и вам не придется противостоять друзьям, ваши муж и сын будут в безопасности — весь мир будет в безопасности… — Лаурита рассуждала спокойно и вдумчиво, и казалась сейчас намного старше своих десяти лет, точно, на лице её отпечатались все прожитые столетия, — Мне тоже не выгодна эта сила, поэтому я и готова помочь — всё просто.

— И тогда эта сила станет твоей? — Маргарита вопрошающе посмотрела на неё, — Нет… нет-нет-нет, — она вновь импульсивно замотала головой, — я не верю тебе…

— Что же, в таком случае мне очень жаль, что напрасно потревожила вас, княгиня, — Лаура прекрасно скрывала свою досаду за смиренной улыбкой, она была практически уверена, что сыграть на материнских чувствах и страхах девушки — беспроигрышный вариант, что должен был сработать безотказно не вызывая лишних проблем, — Время рассудит, кто из нас окажется прав. Однако, если вы передумаете, то я готова буду выслушать вас.

— Этого не будет никогда, — непреклонно возразила Маргарита, твердо взяв себя в руки, — Тебе лучше уйти, Лаура, пока я не разбудила остальных. Наша сила — часть нас самих, и только с её помощью мы можем защититься от таких, как ты. Я и сама могу видеть будущее и то, что нас ждет — и ни какие твои ухищрения не заставят меня отказаться от этого будущего и стать легкой добычей для тебя — и без своей силы я, тем более, не смогу защитить своего ребенка от тебе подобных, так что — не стоит утруждать себя напрасным ожиданием, Лаурита, даже, если твои намерения и были благими, я всё равно не поверю тебе, и, тем более, не обращусь к тебе за помощью — меня окружают достаточно близких людей, которым я безоговорочно доверяю, — и только после того, как Лаура удалилась, она дала волю слезам, кусая до крови губы и прокусывая пальцы, когда закрывала ладонями рот, пытаясь сдержать крики и стоны, вырвавшиеся из неё, а спустя минуту она уже плакала навзрыд, забившись в угол кухни и вытирая лицо полотенцем — в эту минуту она поняла, что быть сильной и казаться таковой — вещи различные… Сейчас ей, как ни когда, была необходима поддержка близких людей…

Маргарита с криком подскочила на постели, и, увидев рядом удивленного мужа, неистово обняла его, уткнувшись мокрым от слез лицом ему в грудь — это был сон, всего лишь страшный сон, уговаривала она сама себя, но, он был до того реалистичным, что всё её существо прошибло потом, сковало спазмом и нервной дрожью, сокрушая в прах последние следы здравого смысла каскадом накатившего страха от такой реалистичности… И Джон не осмелился ещё больше напугать её, рассказав, что и ему в эту ночь впервые приснился кошмарный сон.

Пока мы спим — враг не дремлет… Спите больше — изматывайте врага!

Оглядевшись по сторонам, Джон увидел, что стоит у перекрестка на мощеной мостовой, где расходились узкие улочки, напоминающие города старой Европы. Погода была промозглой и ветренной, что он сразу же ощутил, будучи без верхней одежды, в одной рубахе. Подняв голову, он увидел подгоняемые ветром тяжелые серые облака, давящие на подсознание предчувствием чего-то тяжелого и гнетущего, неотвратимо надвигающегося.

Тут его внимание привлек мальчик — совсем ещё подросток, не старше тринадцати лет, так удивительно похожий на него самого, каким он был в его возрасте: такая же смуглая кожа, такая же форма носа и бровей, такие же волосы — даже пробор точно такой же, с той лишь разницей, что глаза у ребенка были темно-серые, но при слабом освещении пасмурного дня они казались почти черными, как и у Джона.

Пока мужчина усиленно пытался совладать с обезумевшим сердечным ритмом, мальчик, точно не замечая его, заприметил стоящий на остановке трамвай и поспешно побежал.

Не услышал мальчик, и когда Джон позвал его, не обернулся и тогда, когда мужчина повысил голос, видя, как ребенок вскочил на подножку, как показывают в старых, ещё черно-белых, фильмах.

Как Джон ни старался, догнать отъезжающее транспортное средство, но у него не получилось, не смог… Но он продолжал кричать, чтобы мальчик ни в коем случае не отпускал рук, пока не остановится.

Анри… Откуда он знал его и его имя? Просто знал, как знал свое собственное, как знал самого себя — родительское сердце не обмануло…

Так вот каким будет его сын? Неужели, как вот только что, так им и не суждено услышать и понять друг друга?

Джону хотелось забыть этот кошмарный сон, но это оказалось не так просто, переключивши внимание на переживания Маргариты, пугающие образы исчезли сами собой, оставляя теплый свет родных глаз.

Как бы он справился с этим без того спасительного света? Сейчас он предпочел не думать об этом, всё ещё переживая волнение и нервную дрожь. Он услышал и увидел действительно леденящие душу вещи, и именно этот свет не дал ему сорваться в бездну.

А начинался сон ощущением райского блаженства — он стоял на балконе, с улыбкой окидывая взглядом Небесный Град в лучах закатного солнца. За спиной послышались легкие шаги, потом две нежные ладони легли на его глаза, окутывая знакомым амброво — апельсиновым запахом. И это не был любимый аромат Маргариты. Но эту женщину он также хорошо знал:

— Кали? — он мягко убрал её руки и обернулся, улыбнувшись, — Рад видеть тебя, госпожа.

Она наклонилась совсем близко к его лицу, заставив его вздрогнуть, когда коснулась губами его губ. Это было сродни извращенной мазохистской пытке — он помнил каждую её черточку а тело охватил жар при воспоминании об обжигающе проведенных совместных ночах, и сейчас она оставалась столь же восхитительной, с такой же гладкой бархатистой кожей и такими же плавными изгибами тела, как и тогда, когда он потерял голову от страсти, и горячие ночи принадлежали только им двоим, отражаясь в колдовских изумрудах её глаз, обещавших бесконечное наслаждение.

— Я скучала за тобой, — томно прошептала рыжая — А ты? Ты скучал?

— Ты же знаешь, что да, — тяжело выдохнул он, безуспешно пытаясь выровнять ритм сердца и дыхания, плавясь под тяжестью нахлынувших чувств, когда эта женщина была с ним.

— Ты не понял, — изящным пальцем она обвела его губы и подбородок, мягко развернув его голову лицом к себе, — Я осознала, как ошибалась, осознала, что не могу без тебя. Я была такой глупой, когда решила оставить такого мужчину, как ты. Никогда и ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой, — её речи были обволакивающими, а её взгляд — обольщающим, — А тебе? Может ли эта неопытная девочка надолго завладеть твоим сердцем?

— Что ты такое говоришь? — Джон слушал и всё же, не мог понять, как она говорит ему такое, когда давно уже женой другому мужчине.

— Давай начнем всё с начала? — рыжеволосая, не обращая внимания на его смятение, продолжила нашептывать ему, доверительно прижимаясь к нему всем своим телом, прикрытым лишь легкими тканями её платья, — Она не стоит твоей любви. Мне сейчас так стыдно вспоминать о том, как я поступила с тобой, с нами… Но, я же видела, каким ты был, — дрожащей рукой она провела по его волосам, — Проклятую кровь ни чем не вытравить, твой отец был прав насчет неё, она принесет тебе только боль, — её рука со звенящими браслетами на тонком запястье легла ему на лоб, и он почувствовал, что задыхается, сходит с ума, — Я хочу уберечь тебя от разочарования и предательства. То, что случилось между нами не идет ни в какое сравнение с тем, что ты испытаешь по её вине. И ради кого? Даже не ради того несчастного влюбленного в неё демона, — Джон прикрыл глаза, — Смотри внимательно. И что ты видишь?

И он увидел. О, да! И пожалел, что не ослеп в тот миг. И боль затопила его.

Его меч с раздражающим лязгом, режущим по всем слуховым рецепторам до тошноты, скрестился с мечом Маргариты. Натиск был настолько силён, что девушке пришлось удерживать меч обеими руками:

— Прошу, перестань! Это не честно! Я не могу сражаться с тобой! — шептала она пересохшими губами.

Ему гораздо легче было бы убить себя, но постоянно мучивший вопрос — «за что?».

Хотел ли он услышать на него ответ?

Его охватывало настоящее безумие, чему сейчас он был даже рад — лишиться рассудка и ничего не помнить и не знать, иначе это просто доведет его до последней черты:

— Да кто бы говорил о чести! Скажешь, ты честно со мной поступила? Или у меня на лбу написано «идиот»?! Я же любил тебя больше жизни, черт возьми, почему, собственно, «любил» — я же и сейчас тебя бесконечно люблю, — он говорил, точно выплевывая каждое из слов, — и мне сейчас так больно… так, если бы ты вскрыла мне вены и оставила медленно истекать кровью. Неужели, все твои признания и клятвы были лживы? Вся твоя любовь была ложью?

— Как ты мог поверить разным слухам? — Маргарита всё ещё надеялась воззвать к его разуму, прорвавшись сквозь пелену отчаяния и боли, — Как ты мог позволить ревности ослепить себя?! Я была не права, признаюсь, но и ты должен понять…

— Хватит! Замолчи! Пожалей мои уши, — заорал, до хрипоты надрывая связки, — Ничего не хочу слушать! Я УЖЕ НИЧЕГО ТЕБЕ НЕ ДОЛЖЕН! За что ты так со мной? Знаешь, кто ты? Даже говорить не хочу, — нет, лживые её глаза не увидят его мук и его слез.

— Я не позволю тебе убить мальчика, — лицо Маргариты выражало решительность, от его детских черт не осталось и следа…

На мгновение он ослабил натиск, но это было всего лишь мгновение, если бы его глаза метали настоящие молнии, то они могли бы испепелить всё вокруг…

Миг удивления прошел. Сталь звенела, руки немели, силы были на исходе… Его разум был затуманен, отказываясь слышать — о, он не отказался бы и оглохнуть навсегда, лишь бы не слышать её лживых слов! Оставалось только ждать, когда они оба выдохнуться…

Неужели возможно, чтобы всё вот так закончилось? Разве мог кто-нибудь из них предположить, что они расстанутся врагами, скрестив оружие? Лезвие скользнуло по плечу, оставив алую роспись, и рукав блузки упал на землю… Девушка осела, скорчившись от боли, сквозь пальцы руки, которой она зажимала рану, сочилась кровь. Она умоляюще посмотрела на него…И этот взгляд преследовать его будет даже в аду. Но самый настоящий ад был внутри зияющей пустоты, что образовалась у него вместо сердца.

— Месье, а нельзя ли повежливее с дамой?!!! — не выдержал блондин.

— Заткнись, щенок! До тебя очередь дойдёт! — рявкнул он, меньше всего его сейчас волновало, что подумает о нем этот…

— Месье, я не закончил! — настаивал светловолосый.

— Чёрт, ну ты вывел меня! — он, не оборачиваясь, послал энергетическую ауру, отбросившую парня довольно далеко и с силой ударившую о землю…

Нет, дальше продолжаться так не может!

Пусть лучше она разозлится и убьет его, ибо не было уже сил ждать, пока эта боль прикончит его:

— Ты ведь пошутил? Ты ведь не сделаешь этого, правда? ЖАН! — и Маргарита не поверила своим глазам, когда подняла голову и увидела занесенный для удара меч.

Он сам её всему научил, и она была способной и самой любимой его ученицей.

Это была самозащита, а не преднамеренное действие…

Маргарита услышала свой крик, словно издалека, и, подобно электрическому току, мучительно режущий импульс прошёл по всему телу…

Алый плащ упал к её ногам…

Она вытащила клинок — кровь прыснула на блузку и лицо девушки, хлынула из горла Джона, он начал медленно оседать вместе с ней, в его руках остался второй рукав её блузки, а кровавый след от его ладони на щеке жёг сильнее огня…

Какое облегчение, что хочется даже улыбнуться. Вот, только почему её лицо в слезах и нет улыбки? Он так хотел запомнить её улыбку. И отпустить… А сделать это мог только так, живым бы он не нашел в себе сил.

— Поверь, мне очень жаль, что тебе пришлось… — рыжеволосая сильнее сжала его плечо, и болезненное ощущение помогло вернуться к реальности.

— Замолчи! — он отшатнулся, — Просто замолчи… — если бы мог, то с радостью согласился бы на лоботомию, только бы высверлить увиденное, чтобы не отравляло его больше.

— Мне невыносимо видеть тебя таким, — а ему невыносим был этот сочувствующий тон, да, Господи, да, видимо — это всё, что он заслужил своей жизнью, — Ты сам всё видел. Она погубит тебя, черт возьми! Такой конец ты видишь для себя? — она снова встряхнула его, а ему нечего было ответить на её вопрос, ему уже было всё равно — без той, что забрала его жизнь, это будет лишь жалкое подобие существования, — Ты же не позволишь себе умереть от руки недостойной? Это не просто измена, милый мой, она предала твоё доверие как человек. Ты только что не боготворил её, считал почти святой, а она лгала тебе.

— Этого не может быть… — и, да, черт возьми, он не хочет этому верить.

Ведь можно всё ещё переиграть, всё изменить — должна же быть, хоть крошечная надежда…

— А её дитя принесет разрушение этому миру. И я бы не была так уверена, что ты — отец её сына, — со скорбным видом рыжая покачала головой, — Это может быть и тот её воздыхатель, и этот молодой полюбовничек, да мало ли с кем она ещё спала.

— Уходи… — он с силой сжал пальцы, сдерживаясь, чтобы не ударить по губам, что отравили ядом его душу, — Прошу тебя, уйди, я хочу побыть один. Мой отец признал, что ошибался на счет Маргариты.

— Прости, мне так жаль, милый, — она хотела было обнять его, но не рискнула, — Послушай, я…

— Умоляю, оставь меня сейчас… — он развернулся к ней спиной и отошел к самому краю балкона, открыл ставни, подставляя лицо ветру, и расстегнул верхние пуговицы своего камзола, — Нет, я не верю… — зеленые глаза сверкнули карим отблеском, и женщина удалилась — её миссия была выполнена.

Оперевшись на широкий подоконник, Джон не сразу понял, почему он стал плохо видеть — это просто слезы повисли на ресницах, как осенью — роса на паутине.

И тут он увидел её в ослепительно белом отблеске лунного света, ту, которую он более всего желала сейчас видеть, единственную, что была в силах развеять все его страхи:

— Прошу, скажи, ответь мне, — он бросился к ней, как к спасительной соломинке, схватив её ладони и приникнув к ним губами, — Я поверю всему, что скажешь, скажи только, что это всё ложь, что этого не будет никогда!

— Вот, ты и сам уже ответил, — она спокойно улыбнулась, погладив его по волосам, — К сожалению, я не в силах изменить судьбу, но всё зависит от того, какой урок готовы мы извлечь, — взяв его за руку, она открыла перед ними портал.

Он увидел себя в темном зале, сидящим в кресле за большим столом, вокруг которого деловито прохаживалось белокурое дитя — девочка лет десяти с внешностью ангела и сердцем дьявола:

— А ты неплохо выглядишь для мертвого. Интересно… Знаешь, что мне интересно, Дхармараджа? — Лаура старалась изобразить на лице живейшее участие, — Как ты, правдолюбец, мог столько лет скрывать от всех, что являешься Гибельным? Тебе не место среди живых. Ты — выше всего этого, выше добра и зла, ты тот, кто будет нашим Последним Судьей. Как долго ещё ты думаешь обманывать смерть? — она наигранно покачала головой, — Одиннадцать лет уже дворец Каличи ждёт Самодержца Преисподней, Заходящее Солнце, Царя Поземного мира, — её голос звучал ровно и бесстрастно.

— Я ни когда и ни с кем об этом не говорил… С того дня, когда взорвалась моя мастерская… Мне было всего пятнадцать, и я так хотел жить… — и заметно было, что каждое слово давалось ему крайне тяжело, он предпочитал не поднимать эту тему.

— И ты решил установить свои правила игры? Ты успел перенести свою душу в другое тело, но её уже заждались в Подземном мире… Думал, это останется незамеченным? Не потому ли ты так спешил жить, подсознательно всё время опасаясь, что однажды придется заплатить по счетам? Ты не сможешь уйти от своей судьбы, — она говорила легко и свободно, словно о совершенно будничных вещах, но, для него эти слова звучали как приговор, — Ничего личного, Дхармараджа — но, баланс должен быть восстановлен. Я пришла за тобой. Или мне просить кого-нибудь из твоих сыновей исполнить долг отца? Кого же мне выбрать — благородного юного Алишера или малыша-несмышленыша Анри? — она подняла глаза, делая вид, что призадумалась.

— Только посмей их тронуть! — как от удара, он подскочил на месте, потом подошел к открытому окну, всматриваясь в облака, — Если я соглашусь — что будет с моей семьей? — спросил, не обернувшись даже к собеседнице.

— Сразу к делу? Вот такой разговор мне больше по душе, — добродушно улыбнулась она, — Твою семью не тронут, если ты не будешь устраивать лишних проблем, понимаешь, о чём я?

— Мне нужны гарантии, — чувствовал себя сейчас зверем, угодившим в капкан, но тем не менее, продолжил хладнокровно, — Лаура имела сейчас над ним неоспоримое превосходство.

— О! Не испытывай моё терпение, — девочка раздраженно топнула своей маленькой ножкой, — Тебе мало моего слова?

— Твоему слову, разве, можно верить? — скупо бросил мужчина, всё так же не оборачиваясь к ней.

— Ты не в том положении, чтобы ставить условия, — холодно улыбнулась она, упиваясь своим преимуществом над ним, — Ты идешь со мной и, пока кто-нибудь не согласится добровольно заменить тебя, ты останешься в Каличах.

— Если ты вздумаешь обмануть меня, то, ни какая Преисподняя не остановит меня, — наконец, он удостоил её пугающего взгляда своих чёрных глаз.

— И ты не хочешь попрощаться с семьёй? — Лаура подошла и взяла его за руку.

— Если уж мне не суждено их больше увидеть, то пусть лучше ненавидят меня — так будет легче и им, и мне… — отдернул руку, словно обжегшись.

— Ладно, оставим сантименты, — она указала в дальний конец комнаты, — А сейчас отойди в сторону — небольшая формальность, — Лаурита в своей ладошке раздавила карманное зеркальце и подула на осколки, которые колющим ураганом впились в глаза мужчины, опекая и прорезая чувствительную роговицу.

Он же более не сказал ни слова, и только слёзы, смешивавшиеся с кровью, выдавали всю ту боль, что разрывала сейчас всё его существо.

— Я предлагала тебе попрощаться с ними — ты уже не сможешь больше их увидеть, — девочка подошла к нему, взяла под руку и проводила до кресла, — Твой смертоносный взгляд мне теперь не страшен. Ты знал, что в бесконечной тьме твоих глаз, такие как я, видели свою истинную сущность? Это очень нервирует, знаешь ли… Эта темнота проникает в самые сокровенные уголки души, и это пугает не по-детски…

Когда Джон пришел в себя, то портал уже успел исчезнуть, а сам он стоял, непозволительно крепко сжимая ладонь Маргариты:

— Это было… — он поспешно отпустил её ладонь.

Маргарита успокаивающе ласково погладила по его руке:

— Это — истинное обличие той, что приходила к тебе, её имя — Лаура, но тебе не стоит её бояться, ведь ты не одинок, — она провела рукой по его щеке, — Если бы я могла смягчить удар судьбы, я бы поступила так не задумываясь. У всего есть свой смысл и своя цель — некоторые уроки мы обязаны усвоить, однако же — если от осознания того, что в жизни нет ничего напрасного и что, нас окружает не только тьма, но и те, кто готов протянуть руку помощи, когда ты споткнешься, тебе станет хоть капельку легче в минуты испытания, то знай, что твоя жизнь не была напрасной, и твоя судьба ещё будет благосклонна к тебе.

Он смотрел в её глаза, и в мыслях наступила такая ясность, как человек не задумывается над тем, как он дышит:

— Ты же знаешь, что больше всего я боюсь не за себя.

— Oh, oui. Я знаю, Жан, милый, — она согласно кивнула и улыбнулась, — Поэтому я хочу показать тебе ещё кое-что. То, что придаст тебе сил и веры идти до конца, — Маргарита продолжала поглаживать его по волосам, и в тишине можно было слышать перестук их сердец, и их сбивчивое дыхание, — Я вижу тебя и знаю таким, каким могут видеть только влюбленные глаза и может знать только любящее сердце. Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось — знай это, и пусть это знание поддержит тебя в трудную минуту.

— Если мне когда-нибудь суждено будет усомниться, то на коленях буду просить прощение, — он взял в ладони её лицо, поднимая его на себя, подпитываясь спокойствием и уверенностью, что читалась в её теплом и ласковом взгляде.

— Ни кто из нас не совершенен, признавать свои недостатки и работать над ними — для этого тоже нужно большое мужество. Дай мне руку, — вместе с тем, как крепла его уверенность, теплела его рука и румянец возвращался на его лицо, — Ничего не бойся, — и он уже не боялся, как при сеансе психотерапии, ведомый её голосом, светом её глаз, теплом её руки в своей руке, — Когда тебе станет нестерпимо тяжело, то вспомни то, что ты сейчас увидишь, и то, как сильно я тебя люблю, и это придаст тебе сил.

И он покорно последовал за Маргаритой в новый пространственно-временной разлом, не выпуская её руки.

В этот раз он оказался в большом зале с паркетным полом, с лежащей на нем широкой алой ковровой дорожкой, и огромными, зашторенными тяжелыми бархатными портьерами вишневого цвета, окнами, тусклый свет нескольких факелов в дальнем конце слабо освещал полумрак. Собственно Джон сидел на ступенях подиума, положив голову на красный бархат оббивки кресла — выглядевшего так же одиноко в этом огромном зале, как и он сам:

— Маргарита, — он даже не обернулся на звук её шагов, ему это и не нужно было, чтобы узнать её шаги из тысячи, — Зачем ты здесь?

А Маргарита, меж тем, выглядела пугающе прекрасно в длинном облегающем платье черного цвета и неброских украшениях из черного жемчуга.

— Что значит «зачем»? — нет, она в мыслях представляла себе различные сценарии их встречи, но вот, такого холодного равнодушия совершенно не ожидала, — Я — твоя жена и мать твоих детей, и я пришла за тобой. Значит, тогда это был не сон? Мне не приснилось, когда ты приходил? К чему тогда это было, если ты не желаешь меня видеть? Ответь мне, чем я виновата перед тобой?

— Уходи, прошу тебя, — а самому ужасно захотелось вскочить, броситься к ней, не отпускать из своих объятий и покрыть поцелуями каждый сантиметр её тела, и невыносимо было бередить душу этими чувствами, когда в ней теперь только жгучая боль и тоска, — Тебе лучше уйти… — пусть она ненавидит…

— И у тебя нет других слов для меня? Ты сделал мне очень больно — тем, что посчитал Марка более достойным твоего доверия. И это после всего, что мы пережили вместе? Как ты мог?! Гонишь меня прочь — хорошо, я уйду. Но, у тебя есть два варианта: либо ты идешь со мной, либо я ухожу одна и подаю на развод. Господи, да что же ты за человек такой! Ты всё решил за меня, да? — от переизбытка эмоций, что сейчас разрывали её, Маргарите трудно было совладать со своим голосом, — И тебе больше нечего сказать мне? Известно ли тебе, что с того дня, как ты исчез, я ни одну ночь не могла сомкнуть глаз и орошала своими слезами подушку? Тогда повтори, повтори это своим детям! Имей хотя бы смелость посмотреть мне в лицо!

— А ты изменилась, Марго — Джон всё так же продолжал сидеть спиной к ней, облокотившись о быльце кресла, — Даже твой голос стал другим.

— Спасибо, учителя хорошие были — гневно бросила она, — Да взгляни же на меня! Посмотри мне в глаза! — не выдержав этого томительного напряжения, она подошла и подняла его с подиума, развернула лицом к себе, уже занеся руку для пощечины, она остановила её у самого его лица, сняла и отбросила его очки — и отшатнулась от увиденного, а звон разбивающегося стекла очков оглушил подобно взрыву в приличном тротиловом эквиваленте — так и внутри у неё что-то гулко разбилось вдребезги… Она стояла и не могла произнести ни слова, и только губы её и подбородок дрожали, а по щекам текли обильные слёзы.

— Ваше любопытство удовлетворено? — отступив на шаг, он зацепился за ковер, вовремя ухватившись за кресло.

Маргарита бросилась к нему. Она положила его голову себе на колени, а он держал в своих руках её ладонь — так они и сидели молча некоторое время.

— Тебе, правда, лучше уйти, — наконец произнес Джон, — Это не место для тебя. Твой Мастер не заслужил Света…

— Замолчи… Нет, вот, ты, и правда — дурак или притворяешься? — улыбнулась Маргарита, — Дурачок мой! Я ни куда не уйду… без тебя.

— Твоё место не здесь, — он, словно, не слышал её слов, — а я не могу уйти, не могу покинуть этот проклятый дворец. Видишь же — я не могу дать тебе ни чего, кроме своего увечья. Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.

— Не смей, слышишь, не смей при мне так говорить! Неужели, ты так плохо знаешь меня, что говоришь такое? — и слёзы её капали на его лицо, и огнем запекли вдруг его глаза, он напряженно заморгал, — Господи, разве ты не чувствуешь, что я задыхаюсь и гибну без тебя? Я приму тебя, что бы с тобой ни случилось. Родной мой, мой свет, моя боль, слезы мои… Без тебя мне не было жизни, я жила во тьме. Наши дети так похожи на тебя, особенно маленький Анри — у него твои глаза и твой взгляд.

— Если бы ты знала… Ты же ничего не знаешь, — и губы его на её губах искали приют, — Как ты не понимаешь, я же хотел уберечь тебя.

А глаза невыносимо пекло и резало, так, что хотелось кричать, и от судорог ногти до крови впивались в собственные ладони, и, как луч света прорезает кромешную тьму, увидел он её лицо — нет, не тот образ, что навсегда высечен в его сердце, настоящую её — опухшие от слез губы и нос, блестящие глаза, слезинки на ресницах и потекшая тушь. И сердце защемило от сладкой боли — он снова смог увидеть её — такую близкую, такую родную. Нет, он был не прав — она не изменилась, она всё та же… его Маргарита…И вспомнил он, сделанное давно Нострадамусом, пророчество о том, что слезы её исцелят его. И всплыли в памяти слова Марка — да, он обязательно будет бороться, всё стало вдруг таким простым и ясным, словно, он очнулся от долгого сна. Отбросить сомнения и малодушие! Как там говорил Марк? Грызть стены? Теперь он готов сделать даже больше. Он нашел в себе силы, она дала их ему…

— Тогда расскажи мне всё, — тихо попросила Маргарита, — Не ты ли обещал быть всегда откровенным со мной и говорил, что мы вместе пройдем через все, что бы нам не уготовила судьба?

— Теперь ты видел то же самое, что и я, — легкий пас её изящных рук, и портал снова исчез. — И не забывай, что наша любовь — сильнее всего, как бы ни старалась Лаура и ей подобные, им никогда не одержать верх, — нежное прикосновение губ к губам, прикрыв глаза и не желая отпускать ни её, ни это чувство блаженства:

— Ты уже покидаешь меня? — он задержал её руку, когда почувствовал, что она отстранилась от него.

— Ну, что ты, — она убрала выбившуюся прядь с его лица, — Я буду всегда с тобой — воздухом и водой, мечтою и явью. Если ты не придешь из глубины веков, я для тебя найду крылья, — ещё раз поцеловала на прощание, — А сейчас тебе пора просыпаться, — и образ её стал растворяться в утреннем тумане, оставляя после себя приятное тепло, чувство уверенности в завтрашнем дне и силы исполнить все обеты и выдержать все испытания.

Сквозь сон он услышал, полный паники, голос Маргариты, зовущей его.

В соседней комнате Даниэлла подскочила на кровати от неприятного липкого чувства, будто кто-то копался в её голове, в самых сокровенных уголках её мыслей, желаний и чувств. А перед глазами всё ещё стоял её собственный образ, отражавшийся в больших зеркалах — в одной сорочке, босая, с распущенными волосами, держа в одной руке расческу и растерянно озираясь по сторонам. И вкрадчивый голос Лауриты — девочки с такими же светлыми волосами, но с более детскими чертами лица и более светлой кожей, и глазами… Такими странными и поразительными, способными изменять свой оттенок от светло-медового до темно-карего, почти черного — в зависимости от внутренних переживаний обладательницы.

— Безупречна, — не сдержала восхищенного возгласа девочка, в тайне мечтавшая больше всего на свете походить на златовласую, избавившись от заточения в этой опостылевшей оболочке тела ребенка, — почти так же прекрасна, как и я, — она взяла девушку за руку, заставляя обернуться вокруг своей оси, с завистью разглядывая её отражение в зеркале, — Посмотри на себя — что ты видишь? Прекрасная и сильная, ни кто не посмеет тебе перечить. Тобой будут восхищаться, тебя будут превозносить как богиню. Ни кто не сможет стать у тебя на пути.

— Что? — златокудрая торопливо высвободилась, взволнованно прижимая руки к себе, — Кто ты и зачем говоришь мне всё это?

— Меня зовут Лаура, — представилась девочка, не обращая внимания на её обеспокоенность, — ты, верно, слышала обо мне…Ты выше остальных, ты гораздо сильнее их. Целый мир будет жить одним твоим словом. Эти жалкие неудачники только сдерживают тебя, не дают полностью раскрыться твоей силе и твоим талантам, они — только пыль под твоими ногами. Со мной же ты сможешь достичь таких высот, о которых даже мечтать не смела. Только я могу бросить весь мир к твоим ногам — представь себе, что все подчиняются одной лишь твоей воле, даже твои друзья склонятся перед тобой. Богиня не по названию, а по праву, — Лаурита нарочито церемонно поклонилась, — Представь, что твой возлюбленный доктор состарится и умрет, а ты останешься с вечной болью и вечной печалью, не в силах ничего изменить. Даже я бы скорбела о таком человеке, спасшем столько жизней… А сколько он ещё мог бы спасти? А твои родители были всегда с тобой? — тут она, как бы нечаянно вздохнула, едва не пустив слезу, — Жаль, такой удел смертных… НО! Ты могла бы всё изменить, позволь только помочь и направить тебя, — она резко замерла с протянутой рукой.

Златовласая изменилась в лице, потом с яростью запустила расческой в зеркало, заставив его разбиться на мельчайшие осколки:

— Ты заставила страдать близких мне людей! И ты ещё посмела заговорить со мной? Если я такая, как ты говоришь, то могу не трепетать перед тобой.

— Я бы не советовала разговаривать со мной в таком тоне, — грозно сверкнула глазами Лаура, — Не стоит наживать себе врага в моем лице. Это я с виду только — милое дитя. Не каждому я делаю такое предложение, и я не предлагаю дважды. Ты предпочитаешь враждовать со мной?

— Уже одно то, что я сейчас разговариваю с тобой, можно было бы посчитать предательством по отношению к моим друзьям.

— Я запомнила тебя и твои слова, — лицо этой девочки, милое и приветливое в начале, теперь сделалось просто ужасным, передернутое от досады и злобы, — Я могла бы открыть перед тобой любые двери, но ты предпочла отказаться. Я заставлю тебя пожалеть об этом, и никто тебе не поможет, и только ты одна будешь виновата в последствиях своей опрометчивости.

В то же время доктору снилось, что он сидит на парковой скамье под раскидистым дубом, листая медицинскую энциклопедию, точно погрузившись снова в свои студенческие годы.

Казалось бы, совершенно другой сон, только и в него главной героиней явилась уже известная личность:

— Доктор Хадзама, если вы по-настоящему любите свою супругу, то должны отпустить её, — прошептала девочка, наклонившись к нему, — Подумайте сами — что вы можете дать ей? Она будет видеть, как вы увядаете и умираете рядом с ней. В конце концов вы умрете, как и любой смертный, а ей останется оплакивать вас и всю вечность винить себя. Её место рядом с таким, как она. Вам не понять её, а ей — не понять вас. Найдите в себе смелость признать это и отпустить её. Не отвечайте сейчас, — и, как ни в чем ни бывало, растянула невинную улыбку, и спрыгнув со скамейки, принялась скакать по нарисованным на асфальте классикам, — Подумайте хорошо, и я уверена, вы примете верное решение. Вы ведь умный человек, Хадзама-сенсей.

Доктор поднял глаза от книги и снова увидел себя тем маленьким мальчиком в огромном торговом центре в канун Рождества. С тех самых пор, когда он перестал любить этот праздник, который стал ассоциироваться у него с самым горьким днем в его биографии… Днем, когда он потерял родителей, и чуть сам не лишился жизни.

Давно он уже старался не ворошить эти воспоминания, а тут они сами нахлынули удушающей волной. Он до сих пор продолжал винить себя в гибели отца и матери, и не важно, что он был лишь ребенком.

Если бы он тогда не побежал, ведомый любопытством, к высокой наряженной елке, стоявшей в центре первого этажа и возвышавшейся своим гигантским великолепием. Для маленького мальчика она тогда казалась чудом — такой большой и красивой рождественской елки ему ещё не доводилось видеть. А как волшебно горели на ней гирлянды! А сколько под ней было подарков! Откуда ему было знать, что они — бутафорские? Все, кроме одного… Он был самым большим и самым ярким из них, и не удивительно, что сразу привлек его внимание.

А диктор по радио тем временем рассказывал, что в городе участились случаи терактов, и гражданам следует проявить повышенную бдительность в период массовых праздничных гуляний.

Мальчик всё смотрел на большой яркий подарочный сверток — он хотел его не для себя, а для мамы…Он знал, что подарки эти не бесплатные, что их следует выкупать, но в кармане у него были припрятаны кое-какие сбережения, и он искренне надеялся, что их хватит, ещё и на розу — она так любит розы…

Что что-то не так он понял, когда увидел перепуганное лицо матери и полицейских, постепенно оцеплявших елку.

В начавшейся суматохе и панике он не мог разобрать, что кричала ему мама, и только дикими глазами смотрел на полицейских в шлемах и защитных жилетах.

Последнее, что он запомнил, это — как мать и отец пробивались сквозь оцепляющий строй… Ему так хотелось показать маме… Детские пальцы потянулись к шелковой ленточке на блестящей фольге…

Потом — оглушающий звук, яркая вспышка и разрывающая боль, в которой он тонул.

— Вы, доктор, не любите Рождество и розы? — Джек тряхнул головой, когда снова услышал голос Лауры, она вложила ему в руку цветок, с силой сжав его пальцы, пока острые шипы не впились в кожу и не выступили капельки крови, — Много лет уже прошло, а вы всё продолжаете винить себя в их смерти, и сколько бы жизней вы не спасли, это не изменит того факта, что, пусть и невольно, убили своих родителей. Каждый раз, глядя на себя в зеркало, вы видите свои шрамы, и они не дают вам забыть о том, кто вы есть — убийца, и как бы вы не стремились замолить грехи, и сотни спасенных вами жизней не вернут их. Врач, исцели себя сам… Можете ли вы помочь самому себе, доктор?

Помочь самому себе? Он прекрасно помнил, что это значит. Когда прошел период депрессии, врачи объяснили ему, что только он сам должен захотеть выздороветь, иначе ни какие чудеса медицины не смогут поставить его на ноги. И он решил бороться. Врачей и медицинских сестер к себе не подпускал — всё сам. И не важно, сколько раз он падал и снова вставал, сбивая колени в кровь, как не мог первоначально даже ложку взять непослушной рукой, как до боли приходилось сжимать пальцы, проверяя чувствительность, как слезы сами навернулись на глаза, когда он смог сделать первые самостоятельные шаги, а нога до сих пор периодически напоминает о себе приступами острой боли.

И вспомнилось ему другое Рождество, снова напомнившее о том, чем до сих пор болели его шрамы — и ясный взгляд златовласой. И её лицо — так близко, и такое трепетное и доверчивое прикосновение… И показалось, что ему не хватает воздуха, и сердце сейчас разорвется от сладостной муки, и он испытал почти физическую потребность поцеловать её, заблудившись в лабиринте восхитительных ощущений. Он только собрался отругать себя за такую дерзость. И, о чудо! Её губы ответили на этот поцелуй, и ему показалось, что он попал в рай. Он понял, что влюбился окончательно и бесповоротно, а она — улыбнулась, потому, что поняла это.

Вспомнил он и другой день, когда окончательно уверился в своем решении посвятить себя медицине. Тогда он был ещё студентом-медиком, когда ему впервые пришлось оказывать неотложную помощь, и от его мастерства зависела человеческая жизнь. Он проводил реанимационные мероприятия женщине, которой внезапно стало плохо на улице, а её маленький сын не сводил с него заплаканного лица, ухватившись за полы его плаща и умоляя спасти его маму. Когда-то он сам готов был точно так же умолять врачей спасти его родителей, но это было уже не в их силах. А здесь и сейчас — он всемогущий Бог для этого ребенка, в чьих руках находится жизнь его матери. Так и он, прежде всего, должен безоговорочно поверить в свои силы и свои знания. Пациент должен видеть его уверенность, тогда она передастся и больному и придаст ему сил бороться с недугом. Когда удалось нащупать слабый пульс у женщины, он с облегчением выдохнул — пусть хоть этот мальчик не потеряет пока веру в чудеса, пусть его мать ещё побудет с ним. Он уверил мальчика, что его мама вне опасности и будет жить, а детские руки обхватили его шею, мокрой щекой прижавшись к его щеке, сквозь слезы прошептав «Спасибо, доктор!», и возглас восхищения прокатился среди собравшейся толпы. И это было ни с чем не сравнимое ощущение, которое он не сможет позабыть — и это было бесценно.

— Кем бы ты не была, дитя, — покачал головой молодой хирург, разглаживая пальцами лепестки цветка, — ты ошибаешься.

— Ошибаюсь, доктор? — девочка недовольно фыркнула, скрестив на груди худенькие ручки, демонстративно пересев спиной к нему.

— О моих родителях я буду скорбеть до конца своих дней, — тихо произнес доктор, — Но врачом я решил стать не из чувства вины, а потому, что я не хотел бы, чтобы ещё кто-нибудь испытал подобную боль, — ответа девочки он не услышал, вместо этого его разбудил взволнованный голос Даниэллы, испуганно наблюдавшей, как он вздрагивал во сне.

И как же он был рад увидеть её лицо, когда открыл глаза! Со сна вид у него был настолько бледный и уставший, и все уверения мужчины о том, что не стоит беспокоится о его самочувствии не смогли её убедить, пока он не доказал своими поцелуями, что за его состояние не стоит опасаться.

В соседних покоях, всё тем же самым проверенным и самым действенным и приятным способом — поцелуями и объятиями, успокаивали друг друга и Джон с Маргаритой.

И позже, когда в зеркале ванной мелькнуло лицо Лауры, а в голове звучал её вкрадчивый голос: «Одно дитя вы уже не уберегли, Княгиня. Что вы можете предложить своим детям? Какое будущее ждет их? Вы сами — ещё дитя, способны ли вы достойно воспитать отпрысков? Готовы ли вы стать матерью? Нужно ли вам это?», Маргарита уже была готова ко встрече с ней. За ней стояли все те, кого она любила, кто давал ей силу, чтобы все испытания, что выпали ей, и те, которые ей ещё предстоят, выдержать с достоинством…

Плеснув воды себе на лицо и, ощутив приступ тошноты и слабости, она уперлась руками в раковину, глядя в зеркало на свое бледное лицо:

— Нет, я не должна поддаваться, — она несколько раз глубоко вздохнула, — Всё будет хорошо, я сильнее её. Я не буду слушать её. Я не одна. Вместе мы со всем справимся.

Заканчивая последние приготовления перед выходом к завтраку, она была полна сил и уверенности, а ночной кошмар исчез в лучах рассвета вместе со слабым светом тающих звезд. Ещё раз поправив свою прическу и повязав Джону выбранный галстук в тон его костюма, они готовы были готовы спуститься поприветствовать остальных.

Это утро нельзя было назвать легким — с тяжестью на душе обитатели дома собирались к завтраку. Но, читая почти зримую, ощутимую поддержку в дружеских взглядах, мрачные мысли постепенно покидали их головы, а утренний свет и свежий ветер вместе с легким морозным воздухом проникали через раскрытые окна не только в помещение, но и в их души.

Джон посмотрел на Маргариту, которая сидела в кресле на заднем дворике, завернувшись в клетчатый плед, попивала горячий чай и болтала с матерью и златовласой Даниэллой. Мужчина улыбнулся: вот оно, то, что составляет смысл его жизни, ради чего стоит просыпаться каждый день, дышать каждую секунду, жить и бороться — ради её улыбки и смеха, ради спокойствия и безопасности его матери, сестры и сына, ради будущего его детей.

Сейчас он уже в состоянии думать об этом с улыбкой, а в тот день, когда рыжеволосая попросила дать ей свободу, он не мог представить, как ему жить дальше, и готов был разгромить всё вокруг — и мебель, и фамильный сервиз. Тогда Самаэль, его верный Самаэль, от которого он ни как не мог ожидать удара в спину, опустился на колено и склонил голову:

— Руби, Ваша Милость, возьми мою жизнь, раз я настолько прогневил тебя, коли так тебе станет легче, — в его голосе чувствовалась твердость и уверенность, — Но, и ты, и я знаем, что это — не решение. Только её не трогай, она же мать твоего ребенка, и она не виновата перед тобой — я не прикоснусь к ней, пока ты не отпустишь её.

Джон от таких слов просто опешил и долго стоял, онемев, глядя в глаза друга — в нем замерли все надорванные нервы, тогда тот решился продолжить:

— Я оказался паршивым другом, — Джон попытался было что-то сказать, но Сэм покачал головой, — Но, клянусь, в том нет нашей вины, что мы полюбили друг друга. Я не хотел бы терять твоей дружбы. Ты ещё достаточно молод, Ваша Милость, и ещё будешь счастлив. Любовь не выпрашивают и не берут силой.

И откуда он взял силы понять и простить? Но ни разу ещё ему не пришлось пожалеть о том, что сохранил с ними дружеские отношения, но тогда он делал это больше ради сына, ибо самому было настолько больно, что первый раз напился тогда до беспамятства. Но судьба не настолько слепа, как кажется. Видимо, ей так было угодно, чтобы в его жизни освободилось место для другой женщины, что тянется к нему, как росток к солнечному свету — и он безмерно благодарен судьбе за это счастье.

Его отвлек доктор, подошедший с двумя чашками ароматного напитка, протянув одну из них:

— Кофе, приятель? — улыбнулся Джек.

— С коньяком? — с надеждой уточнил мужчина.

— С коньяком, — кивнул молодой хирург.

— А что это наш красавчик не весел? — когда спустился Марк, Джон озабоченно разглядывал его лицо, бледнее обычного, и темные круги под глазами, — Не выспался, парень? Если ты не здоров, то можешь пропустить сегодня тренировку.

Дабы не терять форму, решено было возобновить тренировки, и теперь к ним присоединился Марк, и двигался он так легко и грациозно, в то время, как его удары были точными, четкими и сильными, что сам Джон порой удивлялся, откуда у него такое мастерство — не иначе, как врожденное.

— Да, ничего особенного, — юноша пожал плечами, наливая себе чай, — болтали с Мей. Ей не спаслось, мне — тоже. Она прислала сообщение, что хочет пообщаться, я ответил, что она может позвонить.

— И вы проговорили всю ночь? Тогда, «Казанова», тебе не отвертеться, — мужчина похлопал его по плечу, покидая кухню с чашкой недопитого кофе в руке, — Постарайся не опаздывать.

— Постараюсь, — Марк допил свой чай и взяв на ходу печенье, вышел через другую дверь, — Всё-таки, у меня работа.

Его отец и Александра уже уехали смотреть съемную квартиру, не желая злоупотреблять гостеприимством хозяев, а его ждал Ондзи для оформления визы на поездку в Японию. Насколько этому обстоятельству обрадовалась Мей, можно было судить по её радостному возгласу в трубке. Представив выражение её лица в тот момент, Марк усмехнулся — всё же хорошо, что по телефону она не могла случайно задушить его в своих объятиях в порыве нечаянной радости.

Развеять остатки зловещих видений Маргарита и её белокурая подруга вместе с малышкой Аделиной предпочли прогулкой по осеннему парку, когда проводили остальных домочадцев по их делам.

Неспешно прохаживаясь по солнечным аллеям, казалось, что ты попадаешь в фантастический мир, где пестрый золотисто-багряный ковер из листьев — это самый настоящий ковер-самолет. И даже прохлада осеннего дня, когда солнце больше светит, нежели согревает, не огорчала, не раздражала, а настраивала на задумчиво-философский лад. И как было не поддаться удивительному обаянию осени, когда Аделька так задорно и с воодушевлением собирала гербарий, искренне радуясь каждому мгновению, каждому листочку, каждой увиденной букашке?

Отвлекшись на собак, с которыми они гуляли, они не заметили светловолосую девочку на дальней скамье парка, скрытой деревьями, иначе Маргарита непременно бы узнала в ней Лауриту и ни за что не позволила бы Аделине даже приблизиться к тому месту, где она сидела, и где осталась лежать большая книга. Но ребенок уже приметил книгу и озираясь по сторонам принялся высматривать и звать хозяйку, которой не оказалось по близости. Гербарий был тут же позабыт. С объемной и тяжелой книгой в руках, Аделина, насколько могла, сделала небольшой круг по парку, но так и не нашла девочку.

Справедливо расценив, что книга может быть важной и ценной, Аделька спросила совета у старших, и добродушная Маргарита разрешила ей оставить книгу на время у себя, до тех пор, пока они при следующей прогулке не встретят снова эту девочку, которая наверняка станет искать забытую книгу.

Вернувшись домой, пока девушки переодевались, малышка удобнее строилась в большом кресле в гостинной, подогнув под себя ноги и натянув плед, принялась рассматривать книгу, которая оказалась антикварным изданием классических сказок, некоторые из которых девочка уже знала. И первой ей попалась сказка про Белоснежку. Складывая звук за звуком в слоги, а слоги — в слова, история начала оживать, и девочка ощущала ветер в лесной листве, запахи трав и цветов, теплоту и шероховатость поверхностей уютного домика лесных человечков, названных гномами, веселое потрескивание дров в очаге, звонкие удары кирками по гористой породе, бодрые песни маленьких рудокопов и трели птиц — звуки и запахи сказки. Чтение оказалось настолько увлекательным, что она не заметила, как дошла до самого волнительного момента, где добрая и доверчивая принцесса Белоснежка падает замертво, вкусив отравленного яблока.

В это же самое время Маргарита, раскладывая на кухне покупки в холодильник, заметила на столе большое красное яблоко — наверняка, спелое — сочное и сладкое. Ещё промелькнула мысль, откуда оно могло тут взяться? Может быть, кто-то из детей забыл съесть свою порцию? Взяв со стола нож, девушка разрезала его на несколько кусочков. Она один из них отправила в рот — со стороны кухни раздался звон разбитой тарелки и только кусочки яблока рассыпались рядом с недвижимым телом…

Девочка отложила книгу и побежала на кухню, где крупный серый кот жалобно мяукал у ног хозяйки:

— Мама! — девчушка принялась трясти её за руку, — Мамочка, очнись! Открой глазки!

На шум спустилась Даниэлла:

— Что у вас случилось? — но увидев, что произошло, белокурая кинулась тормошить подругу, — Господи, Мэгги! — не желая мириться с безуспешностью своих попыток привести подругу в чувства, она достала из кармана мобильный, — Я звоню Джеку.

— Мамочка, ну, давай же, — девочка продолжала держать Маргариту за руку, второй рукой гладя её по щеке, — Вставай, мамочка! — малышка была напугана и плакала, — Ты просто спишь, да, мама? Мамочка, хочешь, я почитаю тебе сказку? Ты столько раз читала мне на ночь, а теперь я почитаю тебе. Я сейчас, только книгу возьму, — перестав плакать, Аделька убежала назад в гостинную за книгой.

— У нас чрезвычайная ситуация, — взволнованная Даниэлла, тем временем, пыталась описать доктору сложившееся положение, — Да, Джек, она еле дышит и вся горит. Я не понимаю, что случилось — всё же было отлично, я всё время была с ней. Высылай машину как можно скорее, — белокурая нервозно прохаживалась по прихожей, в одной руке держа телефонную трубку, а в другой теребя сумку, пока змейкой на сумке не зацепила ткань юбки, дернула сильнее, высвобождая её, и нитка на шве лопнула, — Ах, ты! Ну, вот, ещё и юбку порвала. Оставайся на связи, — она принялась выдвигать все ящики комода, что-то ища, — Так, ну, где же она? Где же? А, вот — булавка вполне подойдет, — она наскоро сколола юбку.

— Мамочка! — Аделина вернулась с той самой книгой, которую смотрела, открыв её на странице своей любимой сказки, — Мамочка, ты слышишь меня? Вот, как раз, сказка про тебя: «Спящая Красавица» называется. Там всё заканчивается хорошо — принцесса просыпается от поцелуя принца, полного любви. И ты проснешься. Обязательно проснешься. Папа спасет тебя. А пока — вот, послушай: «Жили на свете король с королевой. У них не было детей, и это их так огорчало, что и сказать нельзя. Уж каких только обетов они не давали, ездили и на богомолье, и на целебные воды — все было напрасно. И вот наконец, когда король с королевой потеряли всякую надежду, у них вдруг родилась дочка…», — и в тот самый момент, когда девочка дошла до того места, где принцесса Аврора уколола палец веретеном, из коридора ойкнула златокудрая, уколовшись о булавку.

— Доктор сейчас приедет, всё будет в порядке, — златовласая присела рядом, погладив ребенка по волосам, — Ох, что-то у меня голова закружилась. Похоже, что и мне не помешал бы врач, — поднимаясь, девушка почувствовала легкое головокружение и оперлась о стену, переводя дыхание, — Что-то не так… Я не… — она не договорила, сев на ближайший стул, отпив прохладной минеральной воды, потерла виски, пытаясь не дать себе потерять сознание, — Так, сейчас не самое подходящее время для обморока. Нужно взять себя в руки, — настраивала саму себя Даниэлла, приложив ко лбу смоченное холодной водой кухонное полотенце.

А по городу с мигалками и сиренами уже мчалась машина скорой помощи.

В приемном отделении доктор, весь на нервах, уже ожидал её приезда.

Златовласая не могла объяснить, что же произошло — с самого утра самочувствие у них обеих было отличное, и вдруг такие резкие перемены — она и сама до сих пор ощущала недомогание и легкое головокружение. Аделька всё время плакала, не выпуская из рук книгу.

Джек взял кровь для экспресс-анализа и, пока Маргариту подключали к аппаратуре, провел осмотр Даниэллы. Угрозы жизни не было, но он настоятельно рекомендовал ей, для перестраховки, остаться до утра под наблюдением в клинике.

Результаты анализов не внесли ясности и не помогли обнаружить причину недуга. Предположительно, это был яд, не поддающийся классификации. И организм Маргариты боролся с ним — пульс и давление стремительно меняли свои показатели каждую секунду, температура тела за короткий срок поднялась свыше сорока градусов по Цельсию и продолжала опасно расти. Девушка уже впала в беспамятство, но теперь её состояние становилось совсем критическим. Доктор понимал, что они теряют её, но не понимал причины — и это делало его совершенно беспомощным и заставляло нервничать так, как он до этого ещё не переживал в своей жизни.

Когда речь идет о жизни близкого человека, то ты перестаешь быть просто врачом, а становишься лицом эмоционально заинтересованным и не имеешь право на ошибку, не можешь сказать родственникам пациента: «я пытался сделать всё, что было в моих силах…». Но всегда остается надежда — именно она дает нам сил бороться и выживать.

Жизнь покидала это тело ещё совсем молодой девушки, о чем свидетельствовали показания приборов, грозящие перейти в одну ровную горизонтальную линию:

— Черт возьми! — Джек схватился руками за голову, но тут же взял себя в руки, в тот момент он готов был отдать свою жизнь, если бы только это помогло, — Разряд! — доктор подкатил электрокардиостимулятор, дав знак ассистентам подключить его, промедление в данном случае было равнозначно убийству, — На счет три, по моей команде — ещё разряд! — он не привык сдаваться, даже в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях, только не сейчас, особенно — не сейчас, — Ещё разряд! — его ладони и его лоб стали влажными от пота, но он продолжал наращивать напряжение, снова и снова посылая заряд, заставляя сердце работать вновь, пока тело Маргариты судорожно не дернулось и не восстановилось самостоятельное сердцебиение.

Девушка открыла глаза и увидела себя на лесной поляне — на ней была только больничная сорочка, и покрытая росой мягкая трава приятно щекотала ступни, а прохладный ветер остужал тело сквозь тонкую ткань. Над головой было ясное светлое небо, а высоко в листве деревьев пели птицы. К ней подбежали две маленькие девочки, идентичные друг другу как зеркальные отражения одна другой. У обеих была смуглая кожа, темно-карие глаза и каштановые волосы. Маргарита опустилась на колени и обняла детей.

— Мамочка! — нет, она и до этих слов поняла, кто они, но тут уже не смогла сдержать слез, — Мы так любим тебя, мамочка, но тебе нельзя быть здесь. Тебе ещё рано. Очень рано. Ты, разве, не слышишь, как тебя зовут? Они ждут тебя, возвращайся. Иначе как же мы встретимся с тобой, мамочка? А мы ведь так хотим увидеться с тобой, — она кивнула, шмыгнув носом.

Глубокий вдох и шумный выдох. Маргарита снова открыла глаза и увидела себя лежащей на больничной койке и перепуганное лицо старшего брата прямо перед собой:

— Слава Богу, очнулась! — если бы он был уверен, что ей это не повредит, Джек бы сейчас крепко обнял её, а пока — только погладил по голове и легко прикоснулся губами к её лбу, за одно — проверяя, не прошел ли жар, — Ну, и задачку ты мне загадала, девочка. И что ты можешь мне рассказать, дорогая леди? — к немалому его удивлению, горячка бесследно отступила.

— О! Спасибо, братик, — лицо Маргариты оставалось всё ещё бледным, но она смогла слабо улыбнуться, — Я снова доставляю тебе столько хлопот, прости.

— А ты думала, я позволю тебе умереть, — молодой хирург покачал головой и улыбнулся, — В таком случае, твой муженек отправил бы меня следом за тобой. С детьми тоже всё в порядке, — уверил он, предугадывая волнующий девушку вопрос, читавшийся в её обеспокоенном взгляде, — ты оказалась сильной девочкой, гораздо сильнее, чем можно было бы ожидать, глядя на такое внешне хрупкое создание, — доктор обернулся, когда открылась дверь, и в палату зашел Джон, — Ну, а вот и он, твой благоверный, легок на помине. Я вас оставлю — пойду посмотрю, как там Дэни: не иначе, как сегодня магнитные бури какие…

— Мамочка! Ты проснулась! — впереди него вбежала малышка Аделина, она настолько естественно, не задумываясь, произносила это слово, что и сама Маргарита не думала о том, родная она ей дочь или нет, это уже не имело значения, так как они уже давно стали одной семьей.

— Я проснулась, милая, — Марго крепче обняла девочку, опустив голову, чтобы та не заметила её слез, — Мама с тобой, и больше не оставит тебя.

— Ты снова нас напугала, малышка, — Джон присел рядом на кровати и обнял обеих, — Только, даже не думай нас бросать — мы ещё не подобрали всё для детской.

— Жан, разве я могу оставить вас? — Маргарита подняла голову, интенсивно замотав ею из стороны в сторону.

К ожидавшим в холле друзьям спешили родители Маргариты, бросившие в этот день все свои дела:

— Моя дочь, где она? Что с ней? — видя их решительный настрой, медсестра в приемном покое даже не пыталась их остановить.

— Месье Шарль, успокойтесь, — вовремя появившись, доктор взял ситуацию в свои руки, — Она сейчас в отделении интенсивной терапии, самое тяжелое позади, с ней будет всё хорошо, — он сделал отметку в постовом журнале, — Нам удалось стабилизировать её состояние. Сейчас я дождусь результатов анализов и провожу вас.

— Доктор, из лаборатории передали документы, которые вы просили, — медсестра взяла у него журнал и протянула ему конверт с бумагами.

— Это невероятно! — когда он их достал, то не мог оторвать взгляда, ещё несколько раз пробежав глазами по цифрам, — За всю свою практику я не видел ничего подобного. Я не могу этого объяснить, — задумавшись, он нахмурил брови, — Её организм как будто выжег этот яд изнутри… Это ни кто не должен видеть, — Джек поспешно сложил бумаги обратно в конверт, — и надо отметить, что сделал он это очень своевременно, так как к ним стремительно приближался Артур Клейтон — начальник отца Маргариты, высокий, подтянутый седовласый мужчина в сером костюме под цвет его седой шевелюры.

— О, Шарль! — мужчина окликнул и прибавил шаг, — Мне сообщили, что тебя вызвали в госпиталь. Что-то случилось? Я могу чем-нибудь помочь? — его голос и весь его вид выражали живейшее участие.

— Ох, Артур, — поспешил извиниться Шарль-Анри, проникнувшись таким пониманием, — Прости, я так спешил, а тебя не было на месте.

— Пустое, — отмахнулся мужчина, — Так что же стряслось? Надеюсь, ничего серьезного? — он вопросительно посмотрел на собеседника, — Если хочешь, можешь взять три дня выходных, Шарль.

— Спасибо, Артур, — ответил тот благодарным взглядом, — Я воспользуюсь твоим предложением, выходные мне, действительно нужны, чтобы побыть с дочерью. Она всех нас сегодня напугала.

— Ну, теперь я могу быть спокоен, — кивнул Клейтон, — Если хочешь, можешь взять три дня выходных, Шарль, — мужчины пожали друг другу руки, и родители Маргариты удалились в сопровождении Джека.

— Доктор Клейтон, — приветливо улыбнулась вернувшаяся постовая медсестра, — здравствуйте!

— Здравствуй, Стелла! — поздоровался мужчина, — Расскажешь мне, что тут у вас произошло?

— О! Это настоящее чудо, сэр! — для большего эффекта, молодая медсестра даже всплеснула руками и подкатила глаза, — Эта девушка, сэр… Её привезли в тяжелом состоянии, а потом она каким-то невероятным образом пришла в себя. Это удивительно, не находите?

— Чудеса, говорите? — мужчина в задумчивости почесал подбородок, — Мы же с вами люди науки, и понимаем, что чудес не бывает, — потом он снисходительно усмехнулся, — Простите, что-то в горле пересохло… не принесете мне содовой, Стелла? Будьте так добры, — молодая женщина с готовностью поспешила исполнить, а мужчина с удовлетворением наблюдал за производимым им на неё эффектом.

Случайно сдвинув папку, которая нажала комбинацию клавиш и вывела на экран окно с последним отправленным файлом, он с интересом рассматривал выведенную на экран информацию — при всем его большом опыте, он еще не сталкивался ни с чем подобным, даже отдаленно напоминающим то, что он видел сейчас собственными глазами: «Это может перевернуть все научные представления о самой природе человека. Это может быть новым словом в науке. Что же ты скрываешь от меня, Шарль? Я же всё равно разузнаю — ты меня знаешь… Так, что же из себя представляет твоя маленькая дочь? Это несомненно стоит того, чтобы тщательно во всем разобраться…» — мысли путались, а для того, чтобы в спокойной обстановке всё осмыслить, ему нужно было кое-что сделать, и он это сделал — почти незаметным движением, пока медицинская сестра не видела, он сфотографировал изображение на свой мобильный и снова закрыл окно на экране больничного компьютера.

Стелла вернулась со стаканом содовой в руке, но объявление диктора новостей с большого плазменного экрана в холле клиники заставило всех, кто был там в это время, повернуть головы:

— А сейчас прерываем наш выпуск новостей для чрезвычайного сообщения: сегодня утром в парке обнаружена ещё одна жертва загадочных преступлений. Это уже третья по счету. Как и двух предыдущих случаях, это снова — молодая девушка, невысокого роста, хрупкого телосложения, и снова жертва была одета в экстравагантное платье старомодного покроя. Все жертвы выглядели ухоженными, как после посещения салона красоты — укладка, макияж, маникюр, педикюр, правда, в несколько старомодном стиле. Предположительной причиной смерти эксперты считают асфиксию вследствие паралича диафрагмы, вызванного передозировкой миорелаксантами. Это пока все сведения, которыми мы располагаем на этот момент. Еще раз предостерегаем всех девушек и женщин быть предельно осторожными и в случаях, вызывающих подозрения, обращаться в ближайший полицейский участок.

Совершенно забыв о том, что его мучила жажда, Артур Клейтон быстро покинул больницу, глубоко прогруженный в свои размышления.

Родители Маргариты на время сменили Джона, отвезшего маленькую Аделину домой — ужинать и спать.

Марк было тоже порывался остаться, но потом справедливо рассудил, что это в данных обстоятельствах будет лишним — лучше он навестит её уже завтра, когда она будет лучше себя чувствовать и более расположена общаться с визитерами.

А через несколько дней этот инцидент можно было бы считать забытым, если бы не одно «но» — доктор Артур Клейтон, поставивший перед собой задачу, во что бы то ни стало докопаться до истины, не посвящая при этом в своё собственное расследование Шарля, взвесив все «за» и «против» и придя к выводу, что тот не будет действовать против интересов собственного ребенка.

Как только Маргарита настолько окрепла, что могла снова позволить себе прогулки, первым делом, они с Аделькой снова отправились в парк в поисках хозяйки потерянной книги сказок:

— Стой, подожди! — окликнула маленькая светловолосая девчушка девочку постарше, показавшуюся на аллее в парке, — Подожди, пожалуйста! Я нашла твою вещь, — но, та, казалось, не обращала на неё внимания, лишь быстрее пошла, растворившись в толпе, — Мама, я сейчас! Там девочка… я быстро — верну ей книгу.

— Аделина! — громко звала Маргарита, — Адель, ты куда? Подожди меня, слышишь! — Маргарита старалась не потерять из вида мелькавшую среди прохожих детскую курточку и светлые волосы, — Вот, незадача. Извините, вы тут девочку не видели — лет пяти, светленькая, голубоглазая, в голубой курточке, джинсах и кроссовках — белых с синими полосами? — находясь на седьмом месяце беременности, Маргарита не могла быстро передвигаться, и, когда она упустила ребенка на светофоре, ей оставалось только спрашивать каждого встречного, пока ей не указали, что видели похожую девочку вблизи старого района.

Девушка ускорила шаг, она уже успела заглянуть в первый стоящий дом, когда услышала знакомый голос Аделины, доносящийся из третьего дома.

— Господин Дестинофф, прошу прощения за беспокойство, — Джон сбавил скорость, нажав кнопку ответа на мобильном, когда на экране высветился входящий звонок от Ондзи, — Возможно, мой вопрос покажется вам странным, но — вы знаете, где сейчас находится ваша жена? — мужчина мгновенно свернул к обочине и резко затормозил:

— Гуляет в парке с ребенком. А что вы хотите этим сказать, господин Ондзи? — сердце ощутимо кольнуло, а мозг сводило от нетерпения найти ответы на внезапно образовавшиеся, подобно снежному кому, множественные вопросы, — Говорите же, в чем дело?

— Знаете ли вы на окраине старый район под снос? — тем временем, без лишних предисловий, продолжал голос в трубке, — Мы проезжали мимо и увидели, как она входила в старый заколоченный дом. Не в моих принципах вмешиваться в чужие дела, ведь дело, возможно, окажется довольно щекотливым, но, ей может угрожать опасность — дом ветхий, травмоопасный, в нем давно уже ни кто не живет — ума не приложу, что ей там могло понадобиться. Так мы можем убедиться, что с ней всё благополучно? Или нам подождать на улице? Всё-таки, в её положении…

— Я сейчас нахожусь недалеко — уже еду, подождите до моего приезда и не предпринимайте пока ничего, — ответил Джон собеседнику и уже собрался отключиться, как в трубке он услышал присоединившийся другой голос:

— Черт возьми, что там происходит? — наблюдавший в окно Винтер хлопнул азиата по плечу, привлекая его внимание, — Ребенок выпал из окна. Скорее, нужно помочь.

— Слышали, господин Дестинофф — у нас ЧП, — тут же сообщили на том конце, — Всё, я отключаюсь — иду в дом — третий от начала улицы. Поторопитесь, насколько возможно.

И Джон, и сидевший рядом с ним в машине Марк были крайне озадачены этой информацией. Автомобиль летел по городским дорогам с превышением скорости, рискуя наткнуться на полицейский патруль. Оба молчали, и в салоне воцарилась напряженная тишина — слишком много вопросов требовали срочных ответов, а сердце сбивало ритм от тревожных предчувствий. И как же хотелось побыстрее приоткрыть завесу этих таинственных событий, и, собирающиеся в тяжелые тучи, облака на темном небе как нельзя подходили под состояние мятущегося сознания.

А Маргарита действительно вошла в этот обветшавший дом, кроме неё там находились ещё двое — две светловолосые девочки, одна старше — с карими глазами, которые меняли свой цвет в зависимости от её настроения, другая помладше, с ярко-голубыми глазами.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — расстегивая на ходу курточку, девочка осторожно, маленькими шажками поднималась по ветхим ступенькам лестницы в заброшенном доме в пять этажей, то и дело скрипевших под её ножками, — Сюда забежала девочка. Она, кажется, потеряла эту книгу, я хотела только вернуть её.

— Ты искала меня? — когда Аделина поднялась на самый верхний этаж, закашлявшись в пыльном помещении, навстречу ей, ласково улыбаясь, вышла Лаура, — Зачем ты здесь?

— Извини, что без приглашения, — Аделька достала из своего рюкзачка книгу и аккуратно положила её на запыленное кресло и отряхнула брюки, — Ты живешь тут? Я нашла твою книгу. Вот она — возьми, пожалуйста, — она сложила рюкзак и протянула девочке большую тяжелую книгу, держа её обеими руками.

— Такая добрая и милая девочка, — Лаурита подошла ближе, обойдя девочку кругом, — Не хочешь остаться — немного поиграть со мной? — она указала на единственный, не покрытый слоем пыли, диван.

— Прости, не могу задерживаться, — заторопилась малышка, — Моя приемная мама в положении и ожидает моих сестренок, ей нельзя сейчас волноваться — на прощание кивнула она, но, ей не дали покинуть помещение.

— Такая чуткая девочка. Ты так трогательно переживаешь за свою маму… свою не родную маму, — любезность с которой Лаура произносила эти речи вызывала оторопь у неискушенного дитя, неосознанно чувствующего опасность, но не видящего, откуда она исходит, — Наивная душа, неужели, ты, правда, веришь, что они смогут полюбить тебя, как родную дочь? Особенно теперь, когда у них в скорости будут их собственные родные дочери? — Лаура нежно обвела пальцем контур лица девочки и присела рядом, расплетая ей косу, — Ты для них всегда будешь не более, чем приёмышем, которого они взяли из жалости. Они слишком добродетельны, и будут молчать долгие годы, возможно, даже, ни разу — ни словом, ни взглядом не упрекнут тебя… — её голос монотонно шелестел в такт размеренному перестуку капель начавшегося дождя, — Однако же, ни ты, ни они — не сможете забыть, кто ты. Ты всегда будешь для них только обузой, отбирая у законных родных детей ту часть родительской любви, что причитается им по праву их рождения.

— Это правда? — тихо спросила Аделина и расплела и вторую косу, стараясь не поднимать взгляда на собеседницу, чтобы та не увидела слез в её глазах.

— Не будь им постоянным живым укором их слабости, — Лаурита принялась аккуратно расчесывать пряди её светлых волос, невозмутимо продолжая, — Глядя на тебя, они каждый день будут думать о тебе, но — больше с сочувствием, чем с любовью, пока ты им не опротивишь. Они будут только и мечтать, как бы поскорее избавиться от тебя, жалея о своём приступе сострадания, в порыве которого решили проявить заботу о тебе, — и каждое её слово, не зная пощады, жалило, медленно распространяя отраву ложных домыслов по всем нервным окончаниям и самым мелким сосудам, подбираясь к самому сердцу, сжимая его в леденящих тисках.

— Но… они говорят, что любят меня…А тебе откуда знать? — упорно вопрошала девочка, отказываясь верить этим жестоким словам.

— Это они сейчас так говорят… — скорбная улыбка появилась на лице старшей девочки, — А потом… взрослые хорошо умеют лгать, даже самим себе… Я сама — сирота, и, знаешь, насмотрелась я на таких, как мы — ни у кого из них жизнь сахаром не была… Терпения моей тетки хватило ровно на три года. И, знаешь, что она потом сделала? Отправила меня в монастырь, а сбережения моей семьи бесстыдно присвоила себе, — воспоминания накатили удушающей волной, заставляя ресницы предательски дрожать, выдавая на обозрение метания её истерзанной души, но, она заставила взять себя в руки, — Но ты не думай, мне было хорошо в монастыре… до поры, до времени…

— Бедная… — Адель развернулась и обняла её, от неожиданности Лаура выронила из рук расческу и непроизвольно взаимно обняла девочку:

— Не стоит меня жалеть — жалости достойны лишь слабые, а я не такая, — сверкнула глазами Лаурита, — Исчезни из их жизни, пока их любовь не переросла в ненависть. Есть предел человеческой доброты, они не захотят тебя видеть, возненавидят тебя — ты будешь напоминать им постоянно, одним своим существованием… Подумай сама, если ты не была нужна своим родителям, то, и остальным — тем более. Ты хотя бы не помнишь своих настоящих родителей — тебе легче будет забыть о них. Со мной ты можешь не опасаться и быть самой собой, не бояться быть лишней…

— Ты что-то знаешь о моих родителях? — Аделька судорожно схватила её за руку.

— А что тут знать? — пожала плечами старшая, — С чего бы любящим родителям оставлять своего ребенка?

— Ты очень плохо поступаешь — не боишься, что Бог тебя накажет? — осуждающе посмотрела Аделина своими небесными глазами, — Сколько же в тебе зла…

— Нет ни рая, ни ада, — зло выпалила Лаура, — Ни Богу, ни дьяволу нет дела до нас.

— Но родители… — неуверенно заикнулась было младшая.

— Да, Бог с ними, с родителями… А ты сама? Не ты ли та девочка, которая читала зачарованную книгу сказок и чуть не убила их? А со мной тебе нечего страшиться — идем со мной.

— Я как раз и пришла вернуть тебе книгу — я узнала тебя, ты и есть та девочка, которая потеряла её, — Аделина отступила, испугавшись настигнувшего её врасплох озарения, — Или ты это специально сделала? Но, почему?

— А ты проницательна не по годам…хоть, многого ещё не понимаешь, — довольно хмыкнула Лаурита, — Идем со мной, Адель, — девочка настойчиво протянула руку, приближаясь к ней, — Всё будет хорошо, вот увидишь…

— Почему? Почему ты хотела сделать плохое им и моей маме Маргарите? Не подходи ко мне! Слышишь, не подходи! — Аделина попятилась и, не рассчитав шаг, оступилась, споткнувшись о низкий подоконник, какие были в этом старом заброшенном доме с огромными окнами, в которых почти не было стекол, отчего капли моросящего дождя попадали в помещение, — Мне тяжело держаться. Помоги мне, Лаура! — но, как та ни старалась, в своём детском теле, Лаурита не могла удержать вес девочки, — Мама! — девочка изо всех сил отчаянно пыталась зацепиться своими маленькими пальчиками, царапая их об острые осколки оконного стекла, и беспомощно телепая ногами, — Мамочка, помоги мне! Где же ты, мама?

— Оставайся в машине, — приказал помощнику азиат и побежал в дом следом за Маргаритой.

— Ты поможешь им? — крикнул вслед Винтер, и во всем его взгляде читалась неподдельная тревога, — Когда-то у меня были жена и дочь. Они были самыми добрыми и самыми светлыми из всех, кого я знал… Такой же свет я увидел в них.

— Постараюсь сделать всё от меня зависящее, — ответил азиат и скрылся за дверью.

Маргарита бегом поднималась по старой лестнице, скрипевшей по её ногами, пока одна из ступеней не треснула, и девушка не провалилась, едва успев ухватиться за остатки перил, больно ударившись животом. Из последних сил подтянувшись, она кое-как выбралась, с ужасом наблюдая, как по её блузону кремового цвета расплывается кровавое пятно — только не это, ещё один выкидыш она не переживет… Трясущимися руками она приподняла край блузона и, к своему удивлению, отметила, что раны под её руками затягиваются — осталось только пятно на одежде. Раздумывать детальнее над этим феноменом было некогда — она услышала, как Аделин зовет на помощь и, отряхнувшись, поспешила на её голос.

— Отойди от неё, сейчас же! — вбежав в комнату и скинув в кресло свой золотистый плащ, Маргарита перехватила у Лауры ладошку Алельки, — Я здесь, родная! Мама здесь, Адель! Давай руку! Держись — ещё чуть-чуть, милая! Я не дам тебе упасть. Ещё чуть-чуть… — но, сказать было легче, чем сделать: мокрая ладонь выскальзывала из руки, большой живот мешал подтянуться ближе, а ветер нещадно бил косыми струями ливня в разбитые окна.

Лаура стояла, прижавшись к пыльной стене, и дрожала — первый раз она почувствовала, что не смогла бы пойти до конца, и первый раз испытала всю тяжесть вины за свои поступки — насколько далеко она готова была зайти? И почему, почему ей было так больно смотреть в чистые голубые глаза этой девочки? Почему ей вдруг так сильно захотелось, чтобы и о ней вот так же кто-то переживал, захотелось ощутить тепло чьей-то заботы. Это длилось считанные мгновения, и она скоро снова стала прежней.

— Мама! Мне страшно! Помоги мне, прошу! — ребенок большими от страха глазами смотрел на Маргариту, а она, захлебываясь слезами, всё приговаривала, что ни за что не отпустит её.

— Отпускай — я держу, давай на счет три, — мужская ладонь перехватила детскую ручку, Маргарита осела рядом, тяжело дыша, и Ондзи (а это был именно он) втянул девочку в комнату, — Успел… — глубоко выдохнул мужчина, глядя на потрясенных девушку и девочку.

— Господин Ондзи?! — Марго смотрела на него нереально расширившимися глазами, крепче прижимая к себе рыдающего ребенка, — Благодарю вас! Но, как вы здесь оказались?

— Это не суть важно, главное — я успел вовремя, — отдышавшись ответил тот, и обернувшись к Лауре, едва слышно прошептал одними губами, — Живо в лимузин, тебя не должны видеть, дома поговорим.

Лаурита незаметно кивнула и, прихватив с собой книгу, выбежала во двор, где Винтер молча распахнул перед ней двери салона автомобиля с тонированными стеклами.

— Спасибо, месье, — пролепетала всё ещё охваченная страхом Адель.

— Марго, вы там? — по лестнице черного хода уже стремительно взбегали Джон и Марк, — Всё в порядке? Мы уже поднимаемся.

— Жан! — во весь голос позвала его Маргарита, — Мы тут — наверху.

— Ох, ты ж… — к ней бросился муж, — Ну, всё. Всё, родные. Успокойтесь, Всё хорошо, хорошо… Папа здесь, папа рядом, милые, — он обнял жену и дочь, продолжавших судорожно всхлипывать, — Вы у меня самые храбрые на свете девочки.

— Господи, да что у вас произошло? — Марк огляделся вокруг, — Вы точно в порядке? — настороженно уточнил он, смерив взглядом Маргариту с головы до ног.

— Теперь — да, — нетвердо кивнула девушка.

— Какое там в порядке! — критически заметил Джон, придирчиво оценив их внешний вид, — Бог мой, да вы промокли до нитки, и у тебя кровь на одежде, а у Адели все ладони изрезаны, — проверил он ладошки девочки, протирая их влажной салфеткой, — Быстро в машину — мы едем домой принимать ванну и пить горячий шоколад, — потом он обеспокоенно принялся рассматривать следы крови на одежде Маргариты, — Никогда так больше не делайте! Я уже и не знал, что думать. Вот, хорошо было бы, если с вами что-нибудь серьёзное произошло? Я бы этого не пережил, — всё нахлынувшее волнение выплеснулось наружу, когда Джон с силой обнял их, словно, всё ещё боясь потерять, — Вы хоть представляете, как я испугался за вас! Ну, скажите на милость, чего вас сюда занесло, а? Понимаете, как вам повезло, что Танака-сан сам оказался рядом, и меня предупредил? Ну, почему мне ничего не сказали?

— Прости, Жан, времени было мало, надо было действовать быстро, ты же видел, — Марго опустила свои глаза, ещё не просохшие от слез, потом таинственно улыбнулась, погладив себя по животу, — Кажется дорогой, я теперь временно неуязвима — видимо, наши девочки решили сами исцелить мамочку — у меня ведь не было такой силы, так, что можешь за меня не волноваться.

— Да ты что?! — не сдержал удивления Джон, взяв её за руку и поднес её к своим губам, — Это же прекрасно! Только рисковать и проверять эту концепцию мы не будем.

— Пап, ты только не ругайся, это мама за мной пошла, — неожиданно вступилась Адель, — Я девочку встретила, что книгу потеряла, помнишь, я рассказывала, которую в парке видела. Я хотела её ей вернуть. А потом эта девочка стала говорить страшные вещи…что меня ни кто не любит, и я ни кому не нужна… А я ей и говорю, чтобы она ко мне не приближалась, и тут я оступилась…Я просила помочь мне, но, она была слишком слаба, мама очень старалась, но и у неё не хватило сил, а вот этот мужчина смог — он вытащил меня. Я такого страха натерпелась, когда висела там за окном…

— Благодарю, господин Танака, — повернулся в его сторону Джон, — Это просто счастье, что вам удалось успеть. Я ваш должник, — азиат только покачал головой:

— Не стоит, я рад, что смог помочь.

— Стоп, стоп, так тут ещё кто-то был? — стараясь не терять нить происходящего, спросил Марк.

— Это была Лаура… — тихо произнесла Маргарита.

— Черт возьми, она была здесь?! — Марк с досады сильно зарядил кулаком об стену, — Дьявольское отродье! Как она могла вообще сказать такое, если сама знает, каково это — быть сиротой? Она переходит всякие границы! Ты только не смей верить ни единому её слову — я в своей жизни много всего повидал — и плохого, и хорошего, но, я редко встречал таких людей, как Джон и Маргарита — нам очень повезло, Адель, что мы их встретили в своей жизни.

— Час от часу не легче, — вздохнул Джон, накинув на плечи жены свой плащ, — Спасибо, Марк! А ты сильно изменился, — приятельски кивнул он в сторону юноши.

— Видимо, она не встречала таких людей, и говорит по своему печальному опыту, только такие мысли лишь тянут на дно, — закончил Марк, и Аделька улыбнулась, вытерев рукавом нос, и Маргарита послала ему полный благодарности взгляд.

— А кстати, где она? — Марк повернул голову к азиату, — Господин Ондзи, здесь был ещё один ребенок?

— Да, была здесь ещё одна светловолосая девочка, но, она, видимо, испугалась и убежала, — азиат беспечно отмахнулся, — Дети такие впечатлительные… Забудьте о ней — я бы на её месте, вероятно, поступил так же. Что взять с ребенка?

— Вы не понимаете, господин Танака, она нам знакома, — встретившись взглядом с черными глазами Джона, азиат замолчал и нервно сглотнул, перед глазами снова встала его пылающая деревня, — И она очень опасна.

— Вот как? — усилием воли Ондзи изобразил на лице беспечную улыбку, смотря в эти глаза, в которых он, как в зеркале, видел все свои грехи, и ему было интересно, знает ли сам Джон, какой эффект имеет его взгляд, когда его сознание перестает контролировать его силу, — Если я увижу её, или что-нибудь узнаю о ней, то непременно сообщу вам. А сейчас, нам лучше не задерживаться здесь, пока нашими машинами у разваливающегося дома не заинтересовалась полиция, к тому же — уже темнеет, а тут не работает освещение.

— Тогда мы уходим — мы припарковались тут за углом, напротив черного входа. Сможешь идти, дорогая? — Джон заботливо помог Маргарите подняться, но, поднявшись, она почувствовала, что у неё закружилась голова и слабые ноги с трудом удерживали её, пришлось ему нести её на руках до машины.

— Пойдем, Адель, — Марк взял девочку на руки, завернув её в свою.

Последним за ними шел азиат.

Навстречу им из автомобиля вышел Винтер с сигаретой в руках, он обошел машину и открыл перед азиатом переднюю дверь.

— Спасибо, Винтер! — кивнул ему Ондзи, — Вы ещё не знакомы? — прежде чем сесть в салон, он обратился к остальным, — Разрешите представить моего помощника — Винтера. Это именно он обратил моё внимание, когда ваша жена заходила в тот дом. Благодаря ему я смог успеть.

— Примите и вы мою благодарность, господин Винтер, — Джон протянул руку, мужчина в ответ подал свою, и едва не отдернул её тотчас — ладонь будто обожгло каленым железом, но мужчина мужественно натянул на лицо приветственную маску, — Садитесь, сейчас поедем домой, — Джон помог своим женщинам сесть в машину, — Марк, подожди, я сейчас отойду покурить, и мы едем, — садясь, Маргарита успела заметить, как Винтер улыбнулся ей.

— Всего хорошего! — Ондзи помахал рукой из окна автомобиля, — Передавайте от меня привет сенсею Джеку и леди Даниэлле, — старался, чтобы его голос звучал как можно небрежнее.

И уже спустя пять минут машины разъехались в разных направлениях.

— Всё, мы уже поехали, я могу пошевелиться? — Лаурита недовольно сморщила носик, — Ондзи, и в салоне не кури, пожалуйста.

— Лаура, ты вообще, соображаешь, что вытворяешь? — мужчина с усилием потушил сигарету о пепельницу, — Они мне пока доверяют, а ты хочешь всё испортить? Совсем спятила?

— Не учи меня и не смей на меня кричать, — Девочка откинулась на спинку сиденья, скрестив руки на груди, — У меня разболелась голова, вернемся к нашему разговору завтра.

— Так, ну теперь мне страшно будет вас одних отпускать куда-либо, — Джон, повернул голову в сторону заднего сидения, где уже засыпали Марго и Аделька, нервно теребя кисти своего шарфа, — Не нравится мне всё это… Чувствую, что этот господин — Ондзи, что-то недоговаривает…

— Может, стоит телохранителя нанять? — предложил Марк.

— Хорошая мысль, — мужчина призадумался, — У тебя и кандидатура имеется на примете?

— Нет, кандидатуры, к сожалению, нет, — покачал головой парень.

— Марк, а ты? — Джон вопросительно посмотрел на него, перейдя на шепот.

— А что я? — озадаченно моргнул юноша.

— Ты сам? — продолжил размышлять Джон, — Обычный человек нам не подойдет, — сначала он замялся, не зная, как начать разговор, — Послушай меня, я представляю, что для тебя это будет тяжело… психологически… — слова старался подбирать аккуратно, — Но, мне больше не на кого рассчитывать — что Питер, что Этьен — сущие дети по сравнению с тобой, хоть и старше тебя. Тебе всего лишь нужно будет подстраховать меня, когда я буду занят на работе, пока я не посоветуюсь с Самаэлем. Я понимаю, что это слишком… с моей стороны. Возможно, я не имею права просить об этом, но, мне некого больше просить. Я знаю, что ты до сих пор неравнодушен к ней, и ты согласишься.

— Как у тебя всё просто, — сердито буркнул молодой человек, — Конечно, кто свободен — Марк, у кого нет личной жизни — у Марка! А у меня, между прочим, тоже работа, если ты не забыл, и связанная с частыми поездками.

— Тише ты! Разбудишь, — цыкнул на него Джон, — Не кипятись так, я очень тебя прошу, — у него уже не осталось аргументов.

— Похоже, у меня нет выбора, — капитулировал Марк, испустив тяжкий вздох, — Ты знаешь, кстати, что для одного рекламного ролика я хожу на курсы по стрельбе?

— Даже так! — с интересом хмыкнул мужчина, — Ты у нас просто ларец с множественным дном, никогда не знаешь, какие ещё таланты у тебя откроются. Вот и водить научился.

— Мне ты, выходит, доверяешь? — осторожно покосился на него юноша, — А ты заметил, как смотрел на Маргариту тот мужчина — помощник Ондзи? И ты не ревнуешь?

— К нему? — усмехнулся Джон, — Ни капли. А мне его даже по-мужски жалко, я счастливый соперник.

— Да он тебе даже не соперник, — покачал головой Марк, — Уж я-то знаю, что говорю.

— Ну, тогда я ему могу ему только посочувствовать — он же жизни не видел, — откровенно заключил Джон.

— Так, бегом-бегом принимать ванную, — Джон растолкал своих пассажирок, когда автомобиль остановился перед домом, — Сами справитесь? — в прихожей мужчины помогли им снять верхнюю одежду.

— Боже! — всплеснула руками с порога Даниэлла, увидев, в каком они состоянии, — Давайте снимайте с себя всё это безобразие и идите в ванную, — указала она в направлении ванной комнаты, — а я приготовлю вам пока горячий шоколад. Джон звонил из машины — полотенца и халаты уже там. И учти, сестричка, завтра я жду полный рассказ со всеми подробностями о том, что случилось, — серьёзно предупредила блондинка, — И Джек утром вернется с дежурства — пусть осмотрит вас, на всякий случай.

— Спасибо, дорогая! Да, Господин Ондзи передавал вам привет — если бы не он и его помощник… ой, ладно, не будем об этом, — Марго расцеловала подругу, и, взяв за руку девочку, проследовала на водные процедуры, — Ну, что, Аделька — какую пену для ванной выбирать будем? — поинтересовалась Маргарита, обведя взглядом полочку с гелями для душа и душистой пеной, — С малиной? С ванилью? Или с персиком?

— С малиной! — хитро улыбнулась девочка.

— Ну, хорошо — с малиной, так с малиной, — девушка сняла с полки бутылочку пены для ванной с малиновым ароматизатором, — А давай мы тебе из пены корону сделаем? И мантию — будешь настоящая принцесса!

— А вы меня сильно ругать будете? — малышка вдруг серьезно посмотрела на Маргариту.

— Будем, но не сильно, — улыбнулась девушка, открывая горячую воду.

— Прости меня, мамочка, — Адель состроила виноватые глаза, — Тебе было очень больно?

— Мне было бы больно, если бы с тобой что-нибудь случилось, — Маргарита развела пару колпачков пены, и в ванной распространился ягодный аромат, — Ну, давай раздевайся и полезай в воду, сейчас будет тебе малина, — и водрузила на голову Аделины пенную корону.

— Мам, вы меня всё равно любите? — когда Маргарита намылила шампунем её голову, девочка крепко зажмурилась, чтобы мыльная пена не защипала глаза, — Даже после всего, что я натворила?

— Дорогая, ты не верь тому, что тебе Лаура наговорила, — Марго принялась вытирать ребенка полотенцем, — Мы обязательно выясним всё про твоих настоящих родителей — мой отец обещал помочь, если это те люди, о которых мы думаем, то, он знал их. Я уверена, что они ни на минуту не переставали любить тебя, думаю, у них были веские причины поступить так. Вот у Марка, например — как всё получилось? Совсем, не так, как все думали. Обманчивым оказалось первое впечатление. Представляешь, не каждый может похвастать тем, что у него две мамы и два папы. Родители — это те, кто всегда поймут и будут любить. Даже с родными детьми не всегда в семьях достигается взаимопонимание, а ты нам уже как родная. У некоторых — между родными людьми нет таких теплых и доверительных отношений, как в иных семьях с приемными детьми. Ты сейчас ещё слишком мала, но, потом, когда у тебя будут свои дети, ты поймешь. Родители — не столько те, кто зачал и произвел на свет, а сколько те, то вкладывает в тебя душу, кто может радоваться вместе с тобой твоим успехам и переживать за твои поражения, кто протянет тебе руку, если ты оступился, но — не сделает всё за тебя, а позволит тебе самому подняться, не потеряв своего достоинства, те, кто посоветуют нам и поделятся с нами, как бы они повели себя в аналогичной ситуации, но — не будут требовать неукоснительного следования своим советам, те — кто будет знать о нас всё, и всё равно продолжать любить нас такими. Понимаешь, они могут казаться нам занудными и противными, может казаться, что они подавляют нас, ограничивают нашу свободу, считают нас вечными несмышлеными младенцами, не способными самостоятельно принимать решения. Но, знаешь, это не совсем так. Просто им не безразлично всё, что происходит с нами, всё, что нас касается. И что ещё я скажу тебе — мне жаль Лауриту — она это от зависти наговорила, она просто хочет, чтобы на неё обратили внимание, чтобы и её любили так же сильно, как мы любим тебя. Ты ведь говорила, что она сирота — так? Вот я, например, думаю, что ей бы очень хотелось, чтобы о ней кто-нибудь позаботился, полюбил бы её.

— Русалочки, вы там ещё не уплыли к далеким морям? — постучала в дверь Даниэлла, дразня чашкой напитка, от которого шел пар, проникавший сквозь дверной проем, — Ваш горячий шоколад вас уже ждет.

— Ну, беги, — Маргарита подала девочке банный халат, — Я сейчас быстро приму душ и присоединюсь к вам.

Уложив Аделину спать, Марго вернулась в спальню.

— О! Мадам Дестинофф, вы так донельзя аппетитно пахнете ягодами, что я бы с удовольствием вкусил, — прошептал Джон, когда они оказались одни в спальне, — Моя обворожительная соблазнительница… А твои губы так сладки, что я готов целовать их вечно, — и поцелуи его теплом своим уже горели на её шее, — Я так испугался за вас, — и его руки и губы были для неё лучшим успокоительным, и она отставила на столик пустую чашку, когда допила шоколад, с упоением покоряясь ему.

— Ну, ты же нас защитишь, правда? — Маргарита подняла на него глаза, сдерживая улыбку.

— А я готов защищать вас прямо сейчас, — он крепче обнял её, — Женщина моя любимая…

— Можно я сегодня с вами ночевать буду? — в дверях спальни стояла Аделина, прижимая к себе любимую игрушку — большого плюшевого медведя.

— Ну, давай, ныряй под одеяло, — мужчина откинул покрывало, и довольный ребенок расположился между ним и Маргаритой вместе со своим медведем, — Вот, все мои девочки со мной, — Джон обнял обеих, — Спите сладко, а завтра мы пойдем на целый день гулять в парк.

— Урра!!! — с радостным возгласом Аделька обхватила своими ручками его шею.

— А как же твой бизнес? — спросила Марго, улыбаясь.

— Грош — цена мне, как руководителю, если дело развалится при моём отсутствии одни сутки, — он провел рукой по её волосам, — А сейчас засыпайте и ни о чем не переживайте — папа проследит, чтобы ни какое зло больше вас не потревожило.

— А папа сильнее зла? — девочка посмотрела не него своими большими голубыми глазами.

— Намного сильнее, и знаешь почему? — Джон поцеловал её в макушку, — Потому, что у него есть вы.

— А братик Али и Рози с нами пойдут? — спросила Аделина, и в блеске её глаз не осталось уже ничего от сегодняшнего кошмара.

— Ну, думаю, они не поглупеют, если пропустят один день занятий, — лукаво подмигнул мужчина.

Утром Маргариту разбудил поцелуй мужа и преподнесенный им стакан свежевыжатого яблочного сока:

— Доброе утро, красавицы мои! Просыпайтесь, утро уже в самом разгаре. Умывайтесь, потом — легкий завтрак, собираем бутерброды в дорогу и отправляемся в парк, — девушка с улыбкой посмотрела на стакан сока в своей руке, а Аделька весело запрыгала на кровати, — Только натуральный сок, и даже не проси у меня кофе — тут я буду непреклонен, — и Джон действительно был тверд в своем решении, а глаза его улыбались, — Приводите себя в порядок, а я пока побреюсь — салат с семгой и гречневая лапша уже ожидают вас на кухне.

— Дорогой, мне что-то не хочется есть пока, — робко начала было Маргарита.

— Ты можешь есть, сколько тебе хочется, но, дети должны получить всё им необходимое, — полушутя, полусерьезно произнес он, погладив её по животу, и возражать что-либо ему было бесполезно.

— А почему папа бреется? — с детской непосредственностью поинтересовался ребенок.

— Папы бреются ради дочкиных щечек, — мужчина провел пальцем по щеке девочки, — Вот ты какой хочешь получить поцелуй — колючий или нежный? — Аделина довольно улыбнулась:

— Папа, а мы будем сегодня собирать конструктор? — она посмотрела на него совсем по-женски кокетливо, — Еще ты обещал мне рассказать на ночь сказку.

— Ну, раз я обещал, то, как мужчина, должен держать свое слово, — усмехнулся Джон.

— Папочка, возможно, однажды я встречу своего принца, но ты навсегда будешь моим королем!!! — широко улыбнулась Аделька, — Мамочка, а ты — моя королева, — девочка повернулась к Маргарите — Я когда выросту, тоже буду пить кофе? И мы будем сидеть как подружки, пить кофе, есть пирожные и сплетничать обо всем на свете? — Марго провела рукой по её светлым волосам и обняла:

— Мне бы очень хотелось, чтобы так и было, дорогая. Дочка — это не только маленькая девочка, но и — большой друг.

Только Марк всё не мог забыть… Он прекрасно помнил, что обещал Маргарите не искать встречи с Лаурой, но…

Ему не давало покоя, что где-то безнаказанной остается та, что изувечила его жизнь…

Теперь ему было ради кого и ради чего жить на этом свете, но это дело он не мог оставить незаконченным — он должен посмотреть ей в лицо, по-настоящему, а не через призрачную призму сновидений.

Марк легко поднялся по скрипящим ступеням обветшалого дома до самого верхнего — пятого этажа, он видел, как Лаурита мелькнула среди идущих впереди прохожих, и поторопился не отстать от неё:

— Лаура, я знаю, что ты здесь, покажись! — он зашел в большой зал, освещенный лишь слабым отсветом свечей в нескольких стоявших на полу, высоких бронзовых канделябрах, пламя которых трепетало под порывами холодного ветра, задувающего в разбитые окна, — Лаура! Ты же была тут, когда здесь были Маргарита и Аделин — не знаю, как тебе удалось уйти, но, я точно знаю, что без тебя не обошлось — и этого я тебе не могу простить. Только попробуй ещё хоть раз приблизиться к ним — и я за себя не отвечаю. Лаура! Покажись же! Или ты можешь только женщин и детей запугивать? Возможно ли, что ты испугалась меня?

— А с чего ты решил, что я тебя боюсь? Ты же не обидишь невинного ребенка? Люди тебе всё равно не поверят, — из-за тяжелой портьеры смело вышла Лаура, дерзко улыбаясь, — В сущности, ты такой же, как и я — с гнилой душой убийцы. Уж ты-то должен знать, как это — быть убийцей. Ты ведь убийца, Марк — мало чем отличающийся от меня. На твоих руках — кровь Модеста, кровь Правителя Темного двора, так и не рожденного ребенка твоей драгоценной Маргариты да и твоей собственной матери… И её не стереть — она глубоко просочилась в тебя, — она говорила медленно, растягивая и выделяя каждое из слов, эхом разносившихся под высокими сводами старого здания.

— Не сравнивай нас! Невинная… ты? Я бы рассмеялся, будь у меня настроение веселиться, — в неистовстве Марк сжал пальцы рук до боли, до хруста в суставах, — Я… не убийца… Мои друзья знают, кто я и они приняли меня таким, — процедил он, превозмогая судорогу мышц.

— Думаешь, твои, так называемые, друзья так же будут понимать тебя, когда узнают о тебе всю правду? Что-то я очень сомневаюсь в этом. Они никогда не примут тебя, а я же принимаю всех и каждого, кого отвергли, — она тонко коснулась его руки, — Бедный маленький Марк… Один, совсем один… Все тебя забыли, поглощенные друг другом и своей любовью. Кто же поможет тебе и поддержит? Они лишь вынужденно терпят тебя — избавь же их от своего общества, окажи им эту услугу. Ещё чуть-чуть, Марк — и наступит конец боли, конец сомнению и сожалению, на смену им придут успокоение и умиротворение, — девочка искоса посмотрела на него, и взгляд её, словно гипнотизировал, вынуждая отступить к самому краю, где оставались только стена да острия остатков оконного стекла, — Ну, же, смелее, Марк: один шаг — и ты свободен, свободен от всего… — она продолжала наступать, не убирая протянутой ему руки, — Не бойся… Ничего не бойся…

— Да, ты на это раз права, на удивление — это всё по моей вине, — спокойно ответил он, и в голосе его не было ни тени страха, и оправдываться он не собирался — не перед ней, только совесть его будет ему судьей, — и за это я отвечу в своё время, но не сейчас и не перед тобой, и я — не убийца, это была самозащита. Модест был тварью, я видел, как он ударил свою жену, и она разбила голову — только благодаря чуду она выжила, он бы и меня убил, хотя, мне тогда это было всё равно — я не мог позволить ему и дальше отравлять жизнь других — его не трогала чужая боль, а уж о боли я знаю достаточно, — тошнота подступала к горлу, хотелось вместе со словами выплюнуть и все воспоминания, что желчью беспощадно разъедали его изнутри, — Только не смей своими лживыми устами упоминать моих друзей. Слышишь, не смей! Ты бессильна подчинить меня, Лаура! С Правителем Темного Двора у нас был честный поединок — он мог точно так же убить меня, у нас были равные шансы, я лишь оказался немного проворнее. Я видел, что он сделал с той женщиной — Альвис, одной из немногих, кто проявили ко мне участие, а в его глазах не было ни грамма раскаяния или сожаления. И не я отнимал жизнь своей матери — ты прекрасно знала, что она согласится на всё, что угодно, чтобы спасти жизнь сына — так ведь, Лаурита? Только ребенок Маргариты на моей совести, и мне жить с этим до конца моих дней, — отступая, он не заметил, как шагнул за низкий подоконник испытал на своей коже холодное дыхание ветра и в своих волосах.

— Марк, солнышко, — и ему показалось, что он услышал голос матери, а в облаках ему привиделся её образ, как она улыбалась ему и протягивала свою руку, — слушай только своё сердце, верь только в себя — как я в тебя верю. Я всегда верила в тебя — и буду верить. Я люблю тебя, сынок, и как бы бесконечно сильно я не желала видеть тебя — тебе ещё рано… Не слушай слова её — живи.

— Мама? Мама… — он пытался дотянуться до этих облаков, а с неба пошел мокрый снег, неприятно бьющий по щекам и глазам, оставляя мокрые следы на коже, а ему показалось, что это слезы матери, он даже смог почувствовать их соленый привкус (или это были его собственные слезы?), — Я — не убийца, и не стану самоубийцей — и не надейся, Лаура, — прошептал он, вглядываясь своими серыми глазами в нескончаемую небесную синь, отчего они приобрели серо-голубой оттенок, и только тогда он понял, что падает, и взыграла в нем его сила, не давая погибнуть, — Ветер, мне нужна твоя сила! Я нуждаюсь в ней! — и под его руками заплясали воздушные потоки, смягчая падение, — Моё небо любит меня… — «пахнет снегом прозрачная боль — то ли даль, то ли высь, то ли смерть…» — так, кажется, поётся в одной из его любимых композиций популярной современной фолковой группы.

Марк лежал на земле, он был ранен, но, он был жив — кровь стекала на мокрый асфальт, окрашивая снег, но, к своему удивлению, боли он не ощущал. Он широко раскрыл глаза, глядя в безграничное вечное небо, и слезы потекли из глаз, а его сотрясал истерический смех — он жив, несмотря ни на что, он жив и плевать на всё, что говорила Лаура — неправда, он не одинок, и не будет больше одиноким — никогда… Пока у него есть отец, пока у него есть друзья, пока у него есть любовь Мей… Он обещал девушке дождаться её, пока она не закончит своё образование и не вернется из Японии — он не имеет права погибать, пока не увидит Мей снова, не может подвести её — ведь он дал ей своё слово. А сколько ещё слов они должны сказать друг другу…

Юноша тяжело встал на ноги, придерживаясь за стены, прошел до ворот и, отряхнув свой плащ и закутавшись в него поплотнее, и остановил такси. Таксист опасливо покосился на него, но, прежде чем он успел высказать свои подозрения, Марк потерял сознание, успев только протянуть водителю визитку с адресом клиники, в которой работал Джек — и тому ничего не оставалось, как поскорее отвезти истекающего кровью парня туда, где ему смогут оказать квалифицированную медицинскую помощь, не мог же он позволить ему умереть прямо в салоне его автомобиля.

Проигнорировав все договоренности, миниатюрная наследница промышленной текстильной империи Сакурада сорвалась с родных островов при одном упоминании, что её возлюбленный Марк попал в госпиталь, и уже на следующий день она прилетела во Францию и первым делом купила зеленого чая и легких закусок и вызвала такси до клиники.

И вот она уже в приемном отделении получает информацию о правилах посещения пациентов и поднимается лифтом в отделение травматологии:

— Всем — общий привет! — бодрым шагом Мей прошествовала по больничному коридору и, развернувшись, присела в кресло в расширителе, — Так, ну и где этот веселый человечек, которому я люблю отравлять жизнь? — Даниэлла указала кивком на одну из дверей, — Если он ещё жив там, то я сама его добью, — девушка состроила страшную гримасу.

— Бонжур! Мы уже уходим, — улыбнулась девушке Марго, выходя из палаты Марка, — Можешь зайти.

— Вот я удивляюсь тебе, Маргарита — а ты-то куда смотришь?! — азиатка смерила её, озадаченно хлопающую глазами, претенциозным взглядом, — Этот паразит нам почти изменяет с этой пигалицей, которой я руки-то поотрывала бы, чтобы знала, как к чужим мужикам пакши свои протягивать.

— Нам? Господи, а я-то тут причем? — Марго закашлялась от неожиданности, а Денни едва не подавилась смешком.

— Ну, ладно, я — так, никто — всего лишь его липовая девушка, но, ты — любовь всей его жизни, — Маргарита опустила глаза, — И как ты это терпишь? — девушка резко встряхнула её, заставив поднять голову.

— Это что, я — к Лауре должна была его ревновать, так получается? Господи, что ты несешь, детка? — Маргарита могла только беспомощно отмахнуться.

— Да, вот, несу вкусняшек нашему болезному, — Мей с довольным видом продемонстрировала бумажный пакет с провиантом, — Ой, да ладно — я шучу. Ну, я пошла, пожелай мне удачи, — она набрала побольше воздуха в грудь и решительно открыла дверь:

— Привет! Как ты, Марк? Ну, вот — стоило мне отлучиться, как ты опять вляпался.

— Ты приехала… бросила всё ради меня? — он смотрел на неё, не скрывая благодарного взгляда, — Значит, они всё-таки рассказали тебе? Я же просил их не делать этого, не беспокоить тебя…

— Я всего лишь на несколько дней вырвалась, к сожалению, так что не напрягайся так. Скажи мне, какого тебя понесло туда, а? Мало тебе приключений на твою буйную голову? — она принялась флегматично расставлять на прикроватном столике принесенные гостинцы, — Что ты там забыл? Мне ты можешь сказать правду.

— Там была ОНА, понимаешь…Хотел в глаза этой стерве посмотреть, — негромко ответил он, одарив собеседницу тяжелым взглядом, — Давай сменим тему, пожалуйста.

— Ну, и как — насмотрелся? — настойчиво продолжила она, присев рядом на кровати, — Мне бы на неё тоже взглянуть хотелось — и я не пальцем делана, так можешь и передать, что лучше ей не попадаться мне на глаза, я не прощу ей того, что она причинила зло моему мужчине, — затем она успокоилась, деловито озираясь по сторонам, — Хорошо. Так, где тут у тебя любимый чай твоей любимой женщины?

— В тумбочке, — кивнул парень.

— Ну, твоё счастье, милый, — улыбнулась она ехидно, — О, зеленый с жасмином, — одобрительно хмыкнула девушка, доставая упаковку из шкафчика, — хороший чай, дорогой. Сейчас заварю — себе, — она включила электрочайник.

— Для тебя — только лучшее, — усмехнулся Марк.

— Нужно добавить: «ты для меня дороже, моя ненаглядная» — иронично ухмыльнулась девица, — А как ты хотел любить меня — я женщина дорогая. Так, что — прошу любить и не жаловаться. Ты чай-то будешь? — обернулась она к нему.

— Ну, вот, и зачем я такой тебе сдался? От меня одни проблемы… — юноша с интересом наблюдал за ней, — Тяжело со мной будет, понимаешь…

— Ну, я привычная к трудностям. Вот, что я скажу тебе, — она отхлебнула чай и отставила чашку, — Перестань казнить себя. Соберись с духом и расскажи им всё, наконец — если они не поймут тебя, то они — не друзья тебе.

— Легче сказать, чем сделать, — он глубоко вздохнул, подняв глаза к потолку.

— Но, ведь, если не попробуешь, то и не узнаешь, — она мягко опустила руку ему на плечо, но, быстро отдернула её и отвернулась.

— Всё ты верно говоришь… — он сел на кровати, провел рукой по её спине и почувствовал, как вздрагивают её плечи, — Эй, ну ты чего плачешь? Всё же обошлось.

— Чего, чего, — она отсела подальше от него, шмыгнув носом, — Того, что дурак ты — вот чего. А если бы не обошлось? — она повернула к нему лицо, перепачканное потекшей тушью, а спустя секунду он уже прикладывал ладонь к пылающей щеке, к отпечатавшейся на ней пощечине, которой она наградила его в порыве чувств, — Это только чудо, что ты отделался поверхностными повреждениями при падении с пятого этажа, а ты думал лишь о себе — эгоист.

— Прости, наверное, ты права — я столько времени жил один и был предоставлен сам себе, что, возможно, не умею уже иначе — придется тебе набраться терпения и научить меня, — улыбнулся Марк, — А я живучий… И, знаешь, я рад, что ты вернулась.

— Я тоже очень рада, что вернулась, — тихо ответила девушка, — И я… люблю тебя, — последние слова она произнесла как можно тише, но он их всё равно услышал. Возможно потому, что они предназначались именно ему…

— Ну, ты занятная, — приобнял он её, улыбнувшись, — Я пока не готов ответить тебе так же, ты уж извини…

— Ключевое слово — ПОКА, заметь, — она с достоинством подняла подбородок, — Ничего, подожду… И как только меня угораздило влюбиться в такого ненормального, как ты? Я и сама, наверно, ненормальная, — она смерила парня смешливым взглядом.

— Здравствуй, сынок! — в палате появились отец Марка и Сандра, — Как ты себя чувствуешь?

— Здравствуй, отец! — обрадованно обнял обоих Марк, — Здравствуйте, Александра!

— Здравствуйте, барышня! — приветственно улыбнулся Витриченко-старший, — Как хорошо, что вы вернулись, теперь я могу быть за него спокоен.

— Благодарю, пан Витриченко, — довольно улыбнулась она, многозначительно стрельнув глазами в сторону юноши, — Теперь я прослежу за тем, чтобы с ним больше ничего не случилось.

— Вот, сердечное вам спасибо, милая барышня, — похлопал её по плечу Лев, — Вы уж проследите за ним.

— Всенепременно, пан Витриченко, — подмигнула девушка, растрепав челку Марка, и, поправив сумочку на плече, покинула помещение.

Еще на несколько дней Лали-Мей осталась с друзьями, чтобы дождаться результатов по японской визе Марка и вместе с ним вернуться в Японию. Марк уже почти восстановил форму и мог вернуться к работе, а она обещала показать ему свой город в перерывах между съемками. Незаметно, они становились всё ближе и ближе, под одобрительные улыбки Витриченко-старшего и Александры, которые и сами не далеко ушли от молодежи, наслаждаясь простыми, нехитрыми радостями жизни и обществом друг друга.

С приоткрытого балкона повеяло сумеречной прохладой — по календарю, октябрь уже давно царствовал в природе, и девушке захотелось встать, чтобы закрыть дверь:

— Так ты и есть та самая Лали-Мей? — азиатка обернулась, но в комнате ни кого не было, — Рада, наконец, с тобой познакомиться, — спокойно продолжил голос, и из-за шторы появилась белокурая девочка в школьном клетчатом сарафане поверх белой блузки, тонких белых колготках и черных лаковых туфельках, её светлые волосы были распределены в два хвоста.

Внешне она выглядела совершенно безобидно, наоборот — её хотелось приласкать и приголубить. Наивные неизменно попадали под чары её больших и откровенных глаз, чистого личика, пухлых губ и золотистых волос — она прекрасно осознавала это и безжалостно использовала.

Девушка откинула плед и поднялась с кресла:

— Не скажу, что взаимно, — японка вспомнила, что рассказывал ей Марк, и захотелось волосы повыдирать этой нахалке, если она не уберется отсюда сию же минуту, — А ты, видимо…

— Лаура, — девочка улыбнулась и медленно подошла к креслу, став позади.

— Ну, конечно, — презрительно фыркнула японка, раздраженно вскинув брови, — Кто же это ещё может быть…

— О, так ты наслышана обо мне? — с ложной скромностью Лаурита прикусила губу и опустила глаза, — Не знала, что я настолько известна.

Мей нервно развернулась в её сторону:

— Так это ты, маленькая мерзавка, пугаешь детей и беременных женщин? Нам с тобой не о чем разговаривать, — она напряженно пыталась контролировать себя, чтобы не сорваться, — Я никогда не прощу тебе того, что ты сделала с Марком. Убирайся с глаз моих!

— Так уж и не о чем? — девочка склонила голову, растянув благосклонную улыбку, — Ты красива, очень красива, только что проку в твоей красоте, если ты не можешь очаровать единственного важного для тебя мужчину. Марк, милый мальчик… А он хорош, не правда ли? Как раз о Марке я и хотела поговорить. Что я сделала? Я не ищу твоего прощения. Давай, лучше, поговорим о том, что ты можешь сделать для него — оставить его в покое, к примеру. Ты же не хочешь, чтобы его имя ассоциировали с такой, как ты? Не хочешь? Да, и к чему так унижаться, когда он желает другую и мыслит о другой. Он ничего тебе не обещал и не пообещает. А связь его имени с твоим может погубить его карьеру. Ты же не хочешь видеть мужчину, которого ты любишь, нищим и беспомощным? Но, знаешь ли — всё в этом мире продается и покупается, надо только знать цену. Ты могла бы попытаться купить его, только у тебя ещё нет возможности распоряжаться своим капиталом.

— Он никогда не примет этого, а я никогда до такого не опущусь! — гневно бросила японка, задыхаясь от негодования.

— И то верно, — охотно согласилась Лаура, но, тем не менее, продолжила снова, — Тогда, тем более — зачем? Зачем продолжать то, что заранее обречено? Ты только рушишь его судьбу. Какой мужчина захочет связать свою жизнь с женщиной с такой репутацией, как у тебя? Переспать раз-другой ещё можно, но кто будет всерьёз воспринимать отношения с такой, как ты…

Мей ощутила, как начинает меняться, а ногти её стали удлиняться:

— Пошла прочь! — выпалила она, принимая облик демона возмездия Юрэй, запустив томиком графической новеллы, которую она читала, но Лауры в том месте уже не оказалось.

Задыхаясь и глотая слезы, Лали-Мей опустилась в кресло, становясь снова человеком. Как же ей было больно! Настолько, что она пожалела, что не умерла тогда, вместе со своей семьей — тогда бы она уже ничего не чувствовала. Хотя… нет, пожалуй, тогда бы она не встретила его и не полюбила бы. Надо научиться быть благодарной судьбе. И с этими мыслями она похлопала себя по щекам и глубокими глотками осушила стакан холодной воды — на завтрашнем свадебном торжестве она должна выглядеть неотразимой, именно для этого она согласилась остаться.

 

Семейные ценности

И вот, она выбрала для торжества платье насыщенного синего цвета, выгодно подчеркивающего достоинства её фигуры. Но, даже выглядя идеальным образом, она продолжала волноваться, стараясь тщательно скрыть свое состояние от остальных, что, впрочем, в данной ситуации, когда все были увлечены празднеством, было задачей ей вполне по силам.

Подруги не могли налюбоваться прелестью и очарованием невесты, чьи зеленые глаза сверкали сегодня ярче драгоценных изумрудов в её украшениях.

Маргарита, одетая в длинное платье кремового цвета, свободно расходящееся от груди, вынуждена была по большей части быть наблюдательницей происходящего. Она обожала праздники, но в настоящем её состоянии она быстро утомлялась и не могла уже танцевать столько, сколько ей того хотелось.

А рядом кружили в вальсе рыжая пара Этьен и Николь, тут же рядом были и Мишель с Жозе, Джастина и Дэн и прибывшие на торжества Кали и Самаэль, а также Ями с Рафаэлем. И как тепло и солнечно стало на душе от того, что она уже могла не опасаться ни рыжей богини, ни младшего брата своего любимого мужа, найдя в своем сердце место и для них. Первой она была благодарна за то, что помогает воспитывать будущего достойного мужчину в лице маленького Алишера, а второй — пересилив свою боль и свое одиночество, смог принять свою семью и даже спас ей жизнь, едва не поплатившись своей собственной жизнью.

Ну, и, конечно же — самая главная пара вечера.

Давно ли она сама имела лишь статус дочери? А давно ли Питер бегал мальчиком в коротких штанишках? А давно ли они были свидетелями удивительной истории предков красавицы Евы? Кажется, что всё это было ещё только вчера. А вот уже они вступили во взрослую жизнь. И сколько им уже довелось испытать, что не каждому и за всю жизнь столько не выпадет.

Найдя глазами среди танцующих — своих родителей, своего брата и белокурую подругу в платье нежно-голубого цвета, Маргарита улыбнулась и положила голову на плечо мужа, ещё раз мысленно поблагодарив судьбу за то, что ей так повезло с близкими.

Позже, в перерывах между танцами она ещё вспомнит, что хотела узнать историю знакомства Мистера Дерека и мадам Камилл, и она узнала её.

И история эта, пусть и была более реальной, чем сказочной, но не была лишена трогательности: Камилл была ещё более юной и свежей, хотя и с возрастом не утратила своей привлекательности, и подрабатывала в университетской библиотеке. Там её и увидел Дерек. Девушка как раз раскладывала новые поступления на верхние полки с помощью лестницы. Отвлекшись на молодого человека, она оступилась, упав прямо на него, едва не сломав при этом руку и разбив при этом две пары очков — свои и его. Этот день послужил концом очкам и началом отношений — вот, прямо с первого совместного похода в салон оптики.

А их дети давно уже стали для неё членами семьи. В детстве она всерьез думала выйти замуж за Питера, а её златовласая подруга могла сделать внушение её родителям, если те поддавались уговорам и отпускали Маргариту без шарфа в ветреную погоду, и на юбилей она подарила её отцу диск с записью концерта одной из его любимых музыкальных групп — «Rainbow» — с дарственной надписью: «Папе моей лучшей подруги».

Не хватало только Марка и господина Ондзи с его помощниками.

И тут Маргарита почувствовала ощутимые толчки в животе:

— Прости, дорогой, кажется, наши девочки решили, что мамочке уже хватит танцевать, — виновато улыбнулась она, и Джон предложил проводить её за теплой одеждой и идти уже прощаться с остальными.

А Марк опаздывал… Даже ради свадьбы друзей он не мог отменить съемки. Стоит отметить, что он, и правда, сдружился с Этьеном и Питером — и не потому, что они больше подходили ему по возрасту — всего на пару лет старше, и даже не потому, что они также предпочитали трезвый образ жизни, и собутыльников для посиделок доктора и Джона из них не вышло, и ещё потому, что под участливыми взглядами старших товарищей он чувствовал себя смущенным и уязвимым. Друзья… Мей… А когда-то у него не было ни кого, и что самое интересное — тогда это его совершенно не волновало, ему ни кто и не был нужен. А сейчас? Сейчас же он действительно рад, что больше не одинок.

Единственное, чем мог помочь ему в этой ситуации Ондзи, это — подвезти сразу после съемок к месту проведения банкета, для которого азиат любезно предоставил свой клуб.

И чем ближе автомобиль подъезжал к месту назначения, тем сильнее нервничал — там будет ОНА, златовласая Даниэлла… Встречи с которой он так желал и так старался избегать. Что ей до его терзаний? Она не знает и не узнает никогда. Зачем ей? Она счастлива, и он не имеет права разрушать это счастье. Но, господи, как же хочется снова её увидеть. Как это не похоже на него — когда последний раз он вспоминал о Боге? Как же ему плохо… Впору покончить разом со всем, да вот незадача — он не может этого сделать, потому что бессмертен. И на что оно ему теперь? Чтобы страдать всю вечность, не имея возможности прикоснуться к ней, поцеловать, любить? К чему ему всё это? Зачем ему слава, деньги, успех, молодость и бессмертие? Зачем, если не с кем разделить всё это? Он, хоть и привязался к Лауре за это время, но она так и осталась капризным избалованным ребенком, с которым тяжело поделиться. Есть ещё Винтер и Макс… Но, это ведь не одно и то же — делиться с другом и делиться с любимой женщиной… И в кругу друзей и поклонников, он ощущал себя, порой, таким одиноким и потерянным.

Его соотечественница, миниатюрная темноволосая японка по имени Лали-Мей тоже изрядно нервничала на праздничной вечеринке. Она ничего не видела и не слышала — все её мысли были там, где сейчас был ОН. Не может быть, чтобы эта девка была права… Он не может так думать о ней — кто угодно, только не он, а на мнение остальных ей наплевать. Он никогда не лгал ей. Кто другой, возможно и увидел бы в ней только ту, с кем можно раз-другой переспать, и не более. Только не он, только не он… Боже, ей просто жизненно необходимо его срочно увидеть, услышать его голос, заглянуть в его серые глаза и прочесть в них ответы на мучившие её вопросы, дотронуться до него. А он опаздывал, а ей как воздух необходимо было увидеть его.

Едва сделав глоток, она и не заметила, как залпом осушила уже второй бокал шампанского, и только когда ощутила, как окружающая действительность потеряла резкость, а ноги — твердость, подкатила легкая тошнота и закружилась голова, она вспомнила, что настолько разволновалась после той неприятной встречи с Лауритой, что так ничего и не ела с самого утра.

Мей оглянулась в поисках, за что бы ухватиться, дабы не упасть, так как чуть не занесла свою ногу в изящной туфельке на высоком каблуке над… бассейном. И когда она успела выйти на задний двор?

Сильные руки подхватили её. Девушка повернула голову, икнула и замерла — это был Марк.

— Ты пила? — юноша нахмурил брови.

— Я… видимо, да, — она снова икнула и шмыгнула носом, в одной руке вертя пустой бокал, второй вцепившись в рукав его рубашки, — Господи, стыд-то какой… — замотала головой, и та снова закружилась.

— Считаешь, что это делает тебя взрослой? — Марк покачал головой, — Тебя проводить домой?

— Марк… помоги мне, — девушка захотела отступить, чтобы оправить его рубашку, которую она смяла, но совсем забыла, что стоят они у края бассейна, а когда вспомнила, то было уже слишком поздно, её нога ступила на воздух, и оба свалились в воду, — Бог мой, твоя одежда, она, верно, жутко дорогая… Марк, прости, я… — она закрыла лицо руками, отчаянно жмурясь, чтобы не зарыдать со стыда и досады, а когда подняла голову, то их мокрые лица оказались так близко. Между ними повисло напряжение ожидания и желания — эта близость в равной степени сводила с ума и пугала, но, видимо, там, на небесах, всё уже давно было предрешено для них.

— Мей, постой, погоди… — он пришел в себя от ощущения своих губ на её губах и с большим трудом заставил себя отстраниться, — Не обижайся, детка, но я всегда считал, что в этом процессе должны участвовать, как минимум, двое, а ты сейчас не в том состоянии. Я предпочитаю иметь дело с трезвыми женщинами. Да, и что я буду за мужчина, если воспользуюсь ситуацией — ты слишком дорога мне, чтобы поступать подобным образом. Сейчас нам лучше вернуться домой и сменить мокрую одежду.

И почему она так на него действует? Девочка хоть догадывается, чего ему стоит сдерживать себя, когда она рядом? Ещё немного — и его просто накроет. А она продолжала всхлипывать в его объятиях. А он не мог понять, от холода ли дрожит сейчас или от прикосновения её горячего тела.

Как всегда, легко, юноша выбрался из бассейна и помог выбраться ей. Если бы его пиджак не был промокшим, он бы накинул его ей на плечи — она сейчас выглядела такой особенно маленькой и хрупкой. Он ещё не знал, насколько неисповедимы пути судьбы, которая уже готовит ему лучший из своих даров. Как не знал он ещё и того, что его женой, всё-таки, суждено стать миниатюрной брюнетке, и имя её будет начинаться на букву «М» — только ею будет не Маргарита, как он полагал в начале.

Мысли Марка прервали появившиеся новобрачные:

— Прости, Пит, у нас тут непредвиденные обстоятельства, — парень пожал руку удивленного Питера.

— Ох! — сердобольная Евангелина накинула девушке на плечи свою меховую накидку, та благодарно улыбнулась, очень стараясь не стучать зубами от холода, — А что это вы в таком виде? На улице уже давно не лето — вы рискуете опасно заболеть, возможно, даже с осложнением. Подумать только — вы же насквозь промокли!

— А мы вас уже обыскались, — на задний двор вышли Джон с Маргаритой, вместе с Ондзи искавшие Марка, который, как сообщил им сам Танака-сан, прибыл вместе с ним, но так и не появился в зале.

— Что это с вами? Искупаться решили? Так, не сезон уже, — усмехнулся азиат, открепляя от связки изящный блестящий ключ, и протянул его, — Вот ключ от комнаты на втором этаже — там отдельный санузел, мини-бар и в шкафу должно быть кое-что из одежды. Сразу прошу простить меня, что не предлагаю вам наилучшие апартаменты — их я уже обещал молодоженам.

— Тогда, чур — я первая занимаю ванную! — девушка взяла у него из рук ключ и легко вспорхнула по ступенькам лестницы на второй этаж.

— Стій! Зачекай!(Стой! Подожди! Укр.) — Марк растерянно пожал плечами и последовал за ней, а компания обменялась догадливыми взглядами, — Дівчино, зачекай! Та зупинись ти нарешті. Що трапилося? (Девушка, погоди! Да остановись ты, наконец. Что случилось? Укр.)

А Мей успела первой забежать в ванную и заперлась на щеколду. Видели бы её сейчас родители — это же надо было так опозориться. И перед кем? Ну, как так можно было? А казалось бы, ниже падать уже некуда. Нет, её совершенно не этому учили в семье. Её поведение абсолютно неподобающее. Что он о ней теперь подумает? О! Вот об этом размышлять ей совершенно не хотелось:

— Дура! Непробиваемая дура! — скинув мокрую одежду и встав под теплый душ, девушка с чрезмерным усердием принялась тереть свое тело губкой, словно пытаясь очиститься от своих пороков.

Когда она вышла, одетая в махровый халат, Марк стоял спиной к ней, обнаженный до пояса, полотенцем он вытирал мокрые волосы, выбирая из разложенных на кресле рубашек. Он услышал её шаги и обернулся. Девушка покраснела, но не отвела взгляда, продолжая зачарованно любоваться им.

— Со мной что-то не так? Почему ты так странно на меня смотришь? — парень вопросительно изогнул бровь.

— А ты? Почему ты так глядишь? — смущенно выдавила она, поплотнее запахнув полы халата, и они оба продолжили молча смотреть друг на друга, тяжело и сбивчиво дыша.

— Вспомнил, как в первый раз увидел тебя, — он тоже невольно залюбовался ею.

— С тех пор моя жизнь изменилась благодаря вам, — азиатка улыбнулась, игриво прикусив губу, и под его взглядом стало горячо.

— Если ванная свободна, то я пойду, приведу себя в порядок, — юноша поспешил проследовать дальше по коридору, ощутив потребность принять душ, ему о слишком многом нужно было подумать, — Поможешь мне потом выбрать рубашку? — эта девушка действовала на него странным образом, а он уже и не помнил, когда последний раз так реагировал на женщину, а к её атласной коже хотелось прикасаться губами и пальцами, познавая её на вкус и прикосновение, хотелось брать и дарить взамен всего себя без остатка, хотелось ещё большего — прикасаться к её душе.

— Конечно! — маленькая японка несказанно обрадовалась этой возможности быть ему полезной, — А я пока присмотрю что-нибудь для себя, — она принялась деловито разбирать найденную в шкафу женскую одежду.

Для себя она выбрала серебристое платье с пышной юбкой и черный двубортный плащ с крупными металлическими пуговицами, что делало её похожей на поп-звезду в стиле диско.

В поддержку её собственного образа, она подобрала Марку серебристую рубашку и черный с серебристым шейный платок, за что была удостоена похвалы от него, и сердце её готово было взлететь до небес от ликования. Сама того не подозревая, она выбрала ту рубашку, которая давно нравилась Марку, он даже договорился с господином Танака выкупить её после показов.

Когда они спустились в зал, объявили медленный танец, на который дамы приглашают кавалеров, и девушка насмелилась взять его за руку и повести в общество танцующих пар.

И ощущение их сомкнутых пальцев, которые они не желали размыкать, вселяло такое чувство спокойствия и такой силы. Когда их взгляды скрещивались, пальцы соприкасались — сквозь позвоночник тело пронзали множество электрических разрядов, отзываясь покалыванием в кончиках пальцев и на губах. И когда танец закончился, они ещё несколько мучительно долгих секунд продолжали стоять в объятиях друг друга. И тут ей в голову пришла дерзкая идея, и она предложила продолжить этот вечер вдвоем, а он в ответ расписал достопримечательности местного парка и достоинства аттракционов и национальной кухни. Так, шепотом обменявшись несколькими фразами, но от самого его факта кровь быстрее побежала по венам, и сделалось невыносимо жарко и душно, они прошли мимо танцующих пар, поглощенных друг другом, и с облегчением ощутили на себе прохладу вечернего воздуха.

И прогуливаясь аллеями парка, они просто наслаждались обществом друг друга и этим спокойным и приятным вечером:

— Спасибо, Марк! — девушка внезапно остановилась, развернувшись лицом к нему, и обаятельно улыбнулась, — Это был один из самых лучших дней в моей жизни. Я с детства не чувствовала себя так легко… — она внезапно замолчала и притихла, сморгнув вместе с подступившими слезами мучительные воспоминания о безоблачных днях счастливого детства, когда её семья была рядом…

— Хочешь ещё мороженое? — испытав подобную трагедию в своей жизни, на каком-то ментальном уровне Марк уловил её переживания, крепче сжав её ладонь, подбадривая её своей теплой улыбкой, и Мей невольно улыбнулась ему в ответ и кивнула в знак согласия, — Я тоже. Тогда идем — купим самое вкусное.

— Лучше я тебя подожду тут — успокоюсь и приведу в порядок макияж, — она снова виновато улыбнулась.

— Подожди меня на этой скамье — я сбегаю куплю нам по порции, — он подмигнул, указав на ближайшую лавочку, — Я быстро — уже вечереет, и я не хотел бы оставлять тебя одну надолго.

— Не беспокойся, со мной будет всё в порядке, — она достала из сумочки сначала зеркальце и расческу, потом салфеткой вытерла под глазами размазанную тушь.

— Привет, крошка! — пока Марк ходил за пломбиром, а она оглядывалась по сторонам, изучая окрестности парка, словно по волшебству, начавшие меняться в свете вечерних фонарей, возле её скамейки возникли люди из её прошлой жизни, которых вовсе не желала бы ни видеть, ни слышать, — Соскучилась за нами? — один из подошедшей троицы крепких парней присел тут же рядом, нагло навалившись всем телом на её плечо, больно вонзаясь пальцами в кожу, разворачивая к себе.

— Убери свои руки, придурок! — она резким движением поднялась со скамейки, убрав его руку, глядя дерзко и вызывающе, сплюнув после того, как прокусила ему вторую руку, которой он попытался повернуть её лицо к себе чтобы сорвать с её губ поцелуй, — Я уже давно этим не занимаюсь.

— Ах, ты, маленькая сучка! — размашистый удар ладони, сумочка её отлетела на газон, и хрупкая девушка не удержалась на ногах, разбив колено при падении, прижав руку к разбитой губе, из глаз брызнули слезы.

— Эй, парни, кажется, девушка ясно дала понять, что вы ей не интересны, и она не хочет вас, — Марк появился вовремя, от неожиданности увиденной им сцены пакет с покупками выпал из его рук, — Шли бы вы отсюда, но, сначала вы извинитесь перед ней.

— Слышь, пижон, сам вали, куда шел, пока не расписали твоё ухоженное личико, — он кинулся к Мей, но троица преградила ему путь, — И с чего такой интерес к этой узкоглазой шлюшке? Или ты сам не против поразвлечься с ней? Тогда — в очередь, мы с ней только начали. Да и кто будет спрашивать её, чего она хочет — это её работа, ублажать мужчин. Да, детка? Ты же не откажешь нам по старой дружбе? — один из них схватил девушку за локоть, поднимая с земли.

— Она больше не работает, — Марк перехватил её руку, отодвигая за свою спину, — Просите прощение у моей женщины! В моем присутствии ни кто не смеет оскорблять её!

— Да ты кто такой? — Марка поймали за ворот его серой рубашки, уже занеся руку для удара, — Пошел на хрен, пока цел.

— До вас плохо доходит? — он остановил руку нападавшего, с силой сжав его кулак, чуть не сломав при этом ему пальцы, — Повторяю — я не уйду без неё.

— Нарываешься, пижон? — в руках двоих других сверкнули лезвия ножей, — Ты что, её новый постоянный клиент? Смотри, как бы мы не отбили тебе способность иметь дело с женщинами.

— А вы заставьте меня. Вы не знаете, с кем связываетесь, — Марк зло ухмыльнулся, показав средний палец. — Упс, оно само… — его сузившиеся глаза блестели стальным холодом.

— Марк… — девушка вцепилась в его руку, ноги уже отказывались поддерживать тело в вертикальном положении.

— Уходи, я догоню тебя, вот только закончу нашу увлекательную беседу с этими «джентельменами», — одной рукой он подтолкнул её, но Мей осталась стоять на месте. — Мей? — он повернул голову в её сторону, и эта секундная задержка стоила ему касательного ранения груди, разрезавшего тонкую ткань одежды вместе с кожей, оставляя узкую алую линию, на глазах растекавшуюся кровавым пятном поверх светло-серого цвета его рубашки, — А вот это вы зря, я совсем не дружелюбный и весьма злопамятный к таким засранцам, — второй раз Марк не позволил себя одурачить, мастерским ударом выбив оружие из рук противника, и предстал пугающего вида ракшасом.

— Чё за нах? — бандит стиснул зубы от боли в кисти, ополоумевшими глазами уставившись на него, — Где пижон? И ты — кто такой, твою мать?

— Оружие — не игрушка, к нему мозги прилагаться должны, которых у вас нет. А теперь — мой ход, — и мощный порыв ветра впечатал нападавших в могучие стволы ближайших парковых деревьев.

— Какого тут вообще происходит? — они, пораскинув своим скудным серым веществом, благоразумно дали деру, спасая свои шкуры, — Это же, мать его, не человек!

— Пусть они сами разберутся, а мы займемся более приятными вещами, — однако, поймать девушку оказалось задачей не из простых — она, подобно скользкому угрю, умудрилась ловко извернуться:

— Нет! — у них на глазах преобразилась и она, явив демона возмездия по имени Юрэй, её темные глаза, выделенные красной подводкой гневно горели разрушающим пламенем, из её горла вырвался душераздирающий крик, леденящий кровь, а из широких рукавов её кимоно появились прочные красные ленты, опутавшие оппонента, — Проси прощения, червь! Или моя рука дрогнет, и ты попрощаешься со своей никчемной жизнью, — зло прошипела она у самого его лица, приставив к горлу короткий кинжал.

— Д-да, госпожа, конечно, госпожа, прошу меня извинить… — пролепетал он, насмерть перепуганный, ещё недавно бывший столь самоуверенным.

— Проваливай, падаль! — процедила она вслед уползающему на четвереньках поверженному противнику — Не попадайся больше мне на глаза и помни мою доброту — в следующий раз моя рука может оказаться где пониже, и ты перестанешь быть мужчиной.

— Черт, это была моя любимая рубашка, — Марк вытер рукавом лицо и осмотрел обрывки, некогда любимой им, модной серой рубашки, — Танака-сан даже разрешил мне купить её после завершения показов.

— Марк, ты ранен? — девушка подняла с земли свою сумочку, достав из неё влажные салфетки, чтобы протереть его руки и лицо, — Это всё моя вина… — она опустила глаза, не решаясь посмотреть на него.

— Так, пустяковые царапины. Ты почему не ушла, как я велел? — он взял её за руку, ловя взгляд её наполненных слезами глаз, — Почему?

— Ты сказал, что я — твоя женщина, — она сжала его ладонь, наконец, найдя в себе силы пересечься с ним взглядами.

— А ты не согласна? — улыбнулся он, не отпуская её руки, — А тебя лучше не злить, да, красавица?

— Разве могла я после этого оставить тебя? Твои слова придали мне смелости, — Мей рывком высвободила свою руку, отсев на расстоянии от него, вжавшись в спинку лавки, подтянув ноги к животу и обхватив их руками, — Марк, прости меня. Я не заслужила такой твоей заботы… Я не достойна такого мужчины — сегодня я четко это поняла. Мне было бы проще отдать свою жизнь за тебя, чем позорить тебя связью с такой… Забудь всё, что я тебе говорила — я больше никогда не побеспокою тебя. Кто я и кто ты… — голос её понизился до шепота, — Я — грязь… Она была права… Права… Я не заслужила тебя…

— Кто я? Интересный вопрос, — юноша поднял голову, глядя на плывущие в небе облака и, начинающие появляться, первые вечерние звезды, — Бывший вор и убийца… Я научился драться, чтобы не быть битым, я научился воровать, чтобы не умереть с голоду… Я не боюсь ни черта, ни Бога — отбоялся уже своё, и запачкаться я тоже не боюсь. Я видел столько грязи и дерьма, и ты совершенно точно не подходишь под это определение, ты — сильна и прекрасна, просто ты заблудилась, но смогла изменить свою жизнь. Она — это Лаура, да? Она и тебя достала? И ты ей поверила?! Наше прошлое может быть тягостным и болезненным, но я спрашиваю тебя, Сакурада Мей — позволишь ли ты своему прошлому разрушить твоё будущее, или мы рискнем отринуть его и начать сегодня с чистого листа писать наше совместное завтра? Чтобы бесстрашно глядеть вперед, мы сначала должны набраться смелости посмотреть в глаза всем призракам своего прошлого. Если нам свыше дан шанс начать жизнь заново — глупо будет не воспользоваться им, как считаешь? — он поднялся со своего места, присев перед ней на корточки, — Чтобы увидеть радугу, говорят, нужно пережить ливень, и даже после самой темной ночи наступает рассвет. И мы не одиноки в этом мире. Ты не одинока… Лаура не сказала тебе главного — что только мысли о тебе не дали ей власти надо мной, не позволив ей погубить меня.

— Что бы ты ни говорил, я поверю каждому твоему слову — потому, что это говоришь ты. Пусть ты теперь прогонишь меня — ты в праве так поступить, — она дрожала в его руках, прижимаясь к его груди, под гладкой кожей цвета слоновой кости чувствуя крепкие мышцы, и объятия рук его были крепкими, какими и должны быть объятия сильного мужчины, на которого всегда можно положиться, — Но, клянусь тебе — с того дня, как я увидела тебя, мне претит сама мысль о том, чтобы меня касался другой мужчина кроме тебя.

— Даже когда плачешь, ты красива, — девушка, и правда, выглядела сейчас удивительно: густые черные волосы в растрепанной прическе контрастировали с её белой кожей, настолько тонкой, что казалось, сквозь неё просвечивают мельчайшие капилляры, от чего создавался эффект мрамора — и вся она походила на ожившую прекрасную статую, — Потому что, женщина, которая влюблена — прекрасна. Я не встречал ещё такой, как ты — одновременно такой сильной и такой хрупкой, такой гордой и такой уязвимой. Пока я жив, ни один мужчина не коснется тебя, если ты этого не захочешь, — и он не находил объяснения тому, чем же она так притягивала его, заполняя собой все мысли и проникая под самую кожу и в глубины нервных окончаний, — И хоть будущее наше ещё не ясно, но с любовью в душе мы можем сделать его лучше.

— Я закрываю глаза и слышу ту музыку, что звучит по всей земле, — Мей самозабвенно улыбнулась, мечтательно закрыв глаза, — Она слышится повсюду и переполняет меня — прекрасная и бесконечная, как сама вечность.

— Эта мелодия называется «Мелодией бесконечности», и она звучит тогда, когда два сердца бьются в унисон — как объяснила мне в своё время одна девушка, которую и ты хорошо знаешь, которая показала мне, что я могу не только разрушать, но и созидать. И вот так гораздо лучше — ты намного красивее, когда улыбаешься, — Марк тоже улыбнулся и легко потрепал её челку, — И мы вместе пройдем этот путь длинною в жизнь, если ты вдруг устанешь, просто скажи мне, моих сил хватит на двоих, — она открыла глаза и встретила взгляд его серых глаз, и его губы коснулись её горячих губ, и он забыл себя, задаваясь единственным вопросом — возможно ли, чтобы губы человеческие были столь сладки? — Поехали домой? В таком виде, в котором мы сейчас, мы можем продолжить наше свидание только дома, — предложил он, не отрывая от неё взгляда, и она расплылась в счастливой улыбке, — Интересно, а цветочные магазины ещё работают?

— Знаешь, вид у тебя был, и правда, пижонский, — она осмотрела его с ног до головы смешливым взглядом.

— Ты так думаешь? — хмыкнул парень, — Моя внешность — инструмент, которым я зарабатываю на жизнь как модель. Ты понимаешь меня? В работе хостес внешность тоже важна. К тому же — это, своего рода, уважение к окружающим людям, чтобы им было приятно смотреть, а может быть, это — просто компенсация за годы лишений, когда теперь я могу позволить себе лучшее. Как актер, я научился подавать себя, даже научился улыбаться, но и это была только игра на публику. А рядом с тобой я могу быть настоящим — и не важно, радуюсь я или грущу, злюсь или тоскую — я буду тебе небезразличен. И ты мне небезразлична, и мы можем делиться друг с другом любым душевным состоянием.

— Ну, разумеется, — тотчас же подтвердила она, потом подняла голову, привлеченная громкими звуками, и дернула его за рукав. заставляя посмотреть наверх, где небо расцветало яркими огнями, — Ой! Смотри, Марк — смотри же: это фейерверк! В центре парка устроили фейерверк. В детстве меня родители всегда брали с собой на праздники, мама помогала мне надеть красивое кимоно и сделать сложную прическу, а папа водил нас в парк аттракционов и покупал сладости.

— Вот видишь, как тебе повезло, что у тебя есть такие воспоминания — храни их всегда в своём сердце, — улыбнулся он, обнимая девушку, — Я многое бы отдал хоть за часть таких воспоминаний, — он вдруг запнулся, и глаза его стали влажными: в конце концов, он — только восемнадцатилетний мальчишка, семнадцать из которых он прожил не зная своей семьи и своих корней, — Я никогда не любил ни парки, ни праздники, особенно свой день рождения — в такие моменты особенно остро ощущаешь своё одиночество, когда все вокруг веселятся и радуются жизни в семейном кругу. И всё время спрашивал себя — кто я, где моя семья?

— Я всегда поддержу тебя, — Мей провела ладонью по его щеке, — Я не знаю, есть ли Бог на самом деле, но мы вместе попытаемся отыскать его.

Дорогой домой, устроившись на заднем сидении такси, Мей беззастенчиво положила голову на колени Марка — кажется, это становилось уже её фирменным приемом. Впрочем, он не стал возражать, лишь аккуратно поправив выбившуюся прядь её волос. Хотел ли он пойти дальше? Бессмысленно было бы лгать самому себе — его влекло к ней, и сопротивляться этому влечению было всё сложнее, и это вызывало страх. Страх, что он не оправдает тот образ идола, что она создала для себя. Вдруг более близкое знакомство с оригиналом заставит её разочароваться? Хотелось ли ему ощутить шелковистость её волос, почувствовать бархатистость её кожи, увидеть улыбку на её точеном лице и блеск в её глазах? Хотел ли он её? Да, черт побери! Кому он врет! И больше всего боялся не оправдать её надежд. Пережив насилие в детстве, мысли об интимных вопросах вызывали в нем целую бурю противоречий, точно на нем было выжжено несмываемое грязное клеймо. Сможет ли он стать счастливым? Сможет ли сделать счастливой её?

— Какие красивые… — в полу-сне пробормотала девушка, когда он почти машинально принялся растирать пальцы её холодных рук.

— Ты что-то сказала? — от неожиданности он непроизвольно дернулся, но она только крепче сжала его ладонь:

— Руки у тебя красивые, — такие простые слова, и она так легко их говорит, — и глаза — тоже, — он благосклонно-сдержанно улыбнулся, а внутри всё билось и клокотало, и подступающие слезы заставили его моргнуть:

— Уже скоро мы приедем, — тихо произнес он, и она снова закрыла глаза, не выпуская его руки.

До комнаты он донес девушку на руках, осторожно помог снять плащ и в нерешительности остановился:

— Дальше справишься сама?

— А ты хотел помочь? — чертовка, ещё при этом так многообещающе-соблазнительно улыбнулась, — Я бы не отказалась.

Черт! Это она, что — провоцирует его сейчас? Испытывает на прочность его выдержку, которой и так не осталось? Но это было бы нечестно по отношению к ней, как бы ему не хотелось дойти до конца, но — не сегодня, не при таких обстоятельствах.:

— Спокойной ночи, — он коснулся губами её лба.

— Спокойной ночи, Марк, — провела пальцем по его губам, потом невинный легкий поцелуй щеки.

Да, какое может быть тут спокойствие, когда внутри всё горит от непонятного чувства! Срочно нужно взять себя в руки — ещё несколько секунд, и будет поздно. Один… Два… Три…

— Спокойной ночи, — Марк выдохнул, коротко поклонился и покинул комнату.

Он уже запустил кофе-машину в надежде скоротать остаток вечера за чашкой кофе и побыть наедине со своими мыслями. Однако, одиночеству его не суждено было продлиться долго.

В коридоре послышался шорох, потом — звук открываемой дверцы шкафа в прихожей. Потом он услышал голос — Мей звала его:

— Марк, ты слышишь? Слышишь? — девушка накинула дождевик и уже надевала непромокаемые сапоги, — Это дождь! Дождь! — он только успел накинуть куртку и захватить зонт — такого воодушевления и такой радости на её лице он ещё не видел.

А она потянула его на улицу, принявшись весело прыгать по лужам, поднимая брызги и кружась под дождем, ловя капли губами и руками.

Глядя на это её маленькое безумие, губы его сами изогнулись в улыбке, и он тоже подставил свое лицо дождю.

Какой же она ещё, по сути, ребенок… А когда он сам последний раз вот так запросто радовался рассвету, снегу, или, вот, обычному самому дождю?

А капли дождя смывали всю тяжесть, и на душе становилось легче.

А в клубе у господина Ондзи свадебное торжество подходило к завершению. Сменив за роялем Николь, азиат играл проникновенную композицию собственного сочинения. Мало того — он ещё и сам пел, и голос его совершал непередаваемые обороты от высоких тональностей, к более низким, глубоким, чуть хриплым — и обратно. И все в зале заворожено притихли и слушали. А его песня предназначалась только одной — той, чьи волосы золотым нимбом сияли в свете изысканных люстр, соперничая с блеском её ясных глаз, той, чье гибкое тело выгодно подчеркивал тонкий шелк.

Финальную композицию для гостей сыграли сами молодожены — в качестве признательности и благодарности за чудесный вечер.

Это его последний шанс, если он хочет пригласить её на танец.

К его радости, златовласая приняла приглашение. Её улыбка согревала и очищала, а ещё — он сам заметил на её тонкой шее серебряный кулон в виде ангела, что подарил ей.

Девушка провела по цепочке рукой и нежно улыбнувшись, ещё раз поблагодарила за подарок.

Боже, дай сил! Эта её улыбка — как она больно резала, этот её взгляд, от которого так и хотелось зажмуриться, спрятаться, скрыться… Но руки сами обняли хрупкий стан её — крепче.

Не сводил с неё глаз, и только вовремя закончившая звучать композиция уберегла его от опрометчивого поступка — поцеловать её на глазах у всех.

Посчитав, что теперь для этого настал наилучший момент, он ещё раз поклонился и церемонно простился со всеми.

Выкуривая сигарету, он наблюдал, как в морозном воздухе пар от его дыхания принимал необыкновенные формы.

Домой он ехал, пробиваясь вечерними пробками — создавалось впечатление, что город с наступлением темноты только оживал, расцвечиваясь огнями множества автомобильных фар, магазинных витрин, окон домов и парковых фонарей.

Оставив в прихожей обувь и верхнюю одежду, он проследовал в комнату — Лаура уже спала, не дождавшись его. Он бережно поправил покрывало и присел рядом, перебирая её светлые локоны:

— Лаура, скажи, почему всё так запуталось? Почему мы такие, и нет нам покоя? Тех людей, что причинили нам боль уже давно нет на этом свете, а мы до сих пор живы… Только — жизнь ли это? — девочка во сне улыбнулась и перевернулась на другой бок, — Что же снится тебе, госпожа? — он поцеловал её белокурую макушку и вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

Он вышел на лоджию, сел в кресло и закурил, всматриваясь в панораму ночного города, открывавшуюся из окон их высотного этажа.

Спустя некоторое время тихие звуки шагов и последующие успокаивающие массирующие движения нежных рук заставили его расслабленно откинуться и закрыть глаза:

— Фи, Ондзи, ты опять курил? Я же просила тебя, — Лаура поморщила хорошенький носик, игриво хлопнув его по плечу.

— Прости, госпожа, — мужчина виновато улыбнулся, поднеся её ладошку к своим губам, — Мне показалось, ты спала.

— Тебе, смотрю, тоже не спится, — она провела пальчиком по его напряженному лбу, — Вон, и лоб уже нахмурил. Тебе не идет, кстати. О чем ты думаешь, Ондзи? Ты много думаешь последнее время, тебе не кажется? И нахмуренное выражение лица тебе не идет — морщины останутся.

На минуту он задумался, подбирая слова для ответа. Лаурита, хоть и выглядела маленьким ребенком, но отнюдь не была таковой — свои шесть веков она прожила не зря, и порой ему казалось, что она видит его насквозь и уже заранее знает, что он может ей ответить.

Видя, что его лицо непроницаемо серьезно, Лаура тоже перестала улыбаться.

— Лаурита, скажи, а ты думала о том, что нас ждет? — он посадил её к себе на колени, с надеждой глядя на неё, — О том, что такое любовь? Что такое сочувствие? — ей показалось даже забавным это выражение растерявшегося школьника на его лице, испытавшего дискомфорт при первом столкновении с трудно разрешимой задачей.

— Сочувствие? К тем, кто бросил нас гнить во тьме? — глаза её сузились, выражая раздражение и презрение, — Не смеши меня!

— И тебе совсем не жаль их? — девочка резко замотала белокурой головой:

— А кто меня пожалел, скажи? — она требовательно посмотрела в его глаза цвета ночного неба, потом быстро сглотнула злую слезу, — Хорошо быть добрым и благородным, когда у тебя в жизни всё хорошо, когда есть семья и близкие, которые не жалеют на тебя своей любви, своего времени, своих денег, — детскими устами говорили в ней обида и боль, и мужчина почувствовал это, как она не старалась крыть от него свои истинные переживания.

— Ты, похоже сегодня не в настроении, госпожа, — примирительно улыбнулся Ондзи, погладив её светлые волосы, — Предлагаю сменить тему разговора.

— Что-то ты совсем размяк, хотя раньше ты славился своей стойкостью, — Лаура провела пальчиком по его губам, — Не знай я тебя настолько близко, могла предположить, что ты влюбился, — стремясь отыскать ответ в его непроницаемом сосредоточенном взгляде, — Ты хоть иногда думаешь обо мне? Как о женщине?

Ондзи напрягся и попытался выдавить снисходительную улыбку:

— Лаура… — он старался не выдать своих переживаний, чтобы не вызвать её гнева, — Ты же прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. К чему эти разговоры? — и его умиротворяющий взгляд бальзамом проливался на её истерзанную душу:

— Ты можешь брать любую из них, — спокойно заметила она, погладив его по напряженной руке, — Только не забывай, что твоя верность принадлежит мне. С ними можешь удовлетворять себя, но ты всё равно будешь возвращаться ко мне. На мое горе, у меня тело ребенка, и я не могу доказать тебе свою любовь, но чувства мои сильны зрелостью взрослой женщины.

— Госпожа ревнует? — мужчина слегка улыбнулся, одними уголками губ, — Не стоит, право. Твое место — всегда особенное в моем сердце и в моей жизни, — так оно и было, за то время, что он знал её, сам того не замечая, он глубоко привязался к ней, но она продолжала идти по тупиковому пути саморазрушения, ведя за собой и его. И как ей объяснить всю бессмысленность этого пути, когда она всё ещё находится во власти своей боли и своей обиды — словно продолжая наслаждаться ими, даже спустя шесть столетий?

— Из тебя бы вышел прекрасный дипломат, — кивнула головой Лаурита, — Твои слова приятны моему сердцу, но меня ждут дела. Ещё остался один, с кем я не поговорила. Спокойных снов.

— И тебе спокойной ночи, госпожа! — он поцеловал её в лоб, и девочка, спрыгнув с его колен, усмехнулась и покинула комнату, оставив мужчину в продолжительных раздумьях.

Между тем, свадебное торжество подходило к своему завершению, и гости начали уже разъезжаться по домам, провожаемые оставшимся помощником Ондзи — Винтером. Особенно тепло он простился с Маргаритой, которая, несмотря на свою слабость, смогла всё же уговорить безумно любящего её мужа остаться до окончания праздника и вернуться домой вместе со всеми. И пусть у его жены были светлые волосы, но в глазах, таких же карих, как и у Маргариты, был такой же внутренний свет и такая же огромная душевная сила в хрупкой телесной оболочке. Когда-то и его мир был таким — где любят и ждут, где можно не бояться холодных одиноких ночей, где под дорогой модной одеждой сердце бьется с надеждой и любовью, и каждый его удар не отдает тупой ноющей болью. Не уберег он своего счастья… Потому и пошел в услужение к новым хозяевам, как когда-то служил королю, своему сюзерену. Своей службой он гордился, но отправляясь в поход, он оставил свою вотчину уязвимой, чтобы вернувшись, найти замок и поместье разоренными и узнать о смерти своих обожаемых жены и дочери, которых забрала безжалостная чума вместе с тысячей других жизней, которых даже не предали земле с подобающими почестями. Тогда он начал свой собственный крестовый поход, бросаясь из одной авантюры в другую, ища смерти на поле боя. В следующую эпидемию, приход которой он ожидал, словно избавления, заразился и он сам. Он уже приготовился встречать по ту сторону реальности тех, по ком изнывало его сердце. Тогда-то и появилась она… Лаура — так она представилась. Она обещала вернуть их, вернуть его семью, в обмен на преданность. И она сдержала своё слово, только он предпочел бы лучше снова увидеть их мертвыми, чем такими: походившими на них прежних лишь внешне, оставаясь отдаленным подобием человека, лишенных души и разума. И он решился на страшное — он попросил её вернуть жену и дочь назад, чтобы избавить и их, и себя от мучений, чтобы души их обрели наконец покой. Но договор уже имел нерасторжимую силу — это не избавило его от услужения Лауре. И вот он до сих пор вынужден нести эту службу и этот свой крест… Тогда ему было всё равно, он лишился смысла своей жизни, а вот теперь, глядя на этих счастливых людей, он снова задумался о многих вещах, о том, что правильно, а что — нет.

Когда возвратились остальные, Марк и Мей уже вернулись в дом, чему парень был даже рад, ибо находиться наедине с ней — было выше его сил, и невозможно было дольше терпеть. И не мог он подобрать слов, чтобы описать всё смятение обуревавших его чувств. Боялся, что она может неправильно понять его, неверно истолковать. Это влечение пугало его, путая день с ночью, и он боялся испугать её — и появление друзей он встретил с большим облегчением — царившее между ним и девушкой напряжение отошло на второй план. К счастью, все они были настолько утомлены событиями сегодняшнего насыщенного дня, что единственным основным желанием сейчас — было желание преклонить голову на подушке и забыться сладким сном, и все мучительные вопросы можно было отложить до утра.

А Маргарите захотелось продолжить завтра увлекательную беседу с Виславом и Барбарой — родителями Евангелины, и попросить их рассказать для её альбома любовных историй свою историю знакомства, ведь каждая из них — уникальна и неповторима и являет собой триумф и феерию самого прекрасного из всех человеческих чувств. Прежде чем подняться к себе в комнату, она, положив голову на плечо мужа, одарила засмущавшихся Марка и Мей ободряющим взглядом. И Даниэлла, взяв под руку доктора, понимающе хихикнула, игриво подмигнув.

Постепенно все обитатели дома разошлись по своим комнатам, чтобы завершить этот чудесный день в крепких объятиях друг друга — включая и отца Марка вместе с Александрой и яркую пару рыжеволосых Этьена и Николь, пока парень и девушка снова не остались одни.

— Сегодня был такой удивительный день, столько всего произошло, — маленькая японка устало улыбнулась, — Но я так счастлива была провести его с вами, с тобой…

— Я … тоже, — юноша попытался улыбнуться, и сейчас это получилось у него совершенно свободно и естественно, — был счастлив… — он провел рукой по её волосам и поцеловал её в лоб, — Ты, видимо, утомилась уже за сегодня. Спокойной ночи, Мей!

— Спокойной ночи, Марк! — она действительно выглядела уставшей после всего пережитого за сегодняшний день, но внутри ощущалась такая легкость, — Нам завтра, правда, рано вставать… — да, сегодня они оба очень устали, но впереди у них — целая жизнь, их история только начинает писаться на бесконечном полотне жизни. И сниться им сегодняшней ночью будут сны, полные света и любви. А когда они оба будут готовы перейти на следующий уровень отношений, то сами поймут это, и сопротивление этому станет бесполезным и лишенным смысла.

А Маргариту даже в такую ночь не переставали навещать кошмары.

Сердце болезненно сжималось от того, каким она увидела мужа — в полинявшем рубище, босого, с длинными растрепанными волосами и заросшим щетиной лицом, сидящего в тесной, темной, пыльной камере, на его теле виднелись следы пыток.

Дверь в камеру приоткрылась, и вошел темноволосый юноша в расшитом серебром черном мундире.

В душе забрезжила надежда, что — вот оно, избавление, что сейчас он протянет свою руку, поможет ослабевшему в заточении отцу подняться и заберет подальше от этого ужасного места. Но этого так и не случилось… Анри не спешил с помощью, он смотрел со смесью ярости и восхищения.

— Ты всё так же непреклонен в своем решении и отказываешься присягать? — юноша старался смягчить тон: всё-таки перед ним был его отец.

Джон поднялся, повернувшись спиной, устремив взгляд на небольшое зарешеченное окно — что он делал не так? Почему его любимый сын превратился в чудовище? Разве он любил его меньше других своих детей? Потом он повернулся, чтобы посмотреть на лицо сына:

— Если бы я был уверен, что ты принесешь благо своему народу, то уже стоял бы перед тобой на коленях и целовал бы твою руку, признавая своим господином и повелителем. Но, глядя не тебя сейчас, сердце мое обливается кровью. И всё же я продолжаю взывать к твоему благоразумию, сын. Я не могу изменить своим принципам, и всему тому, во что я верю, не могу бросить свой народ.

— Но тысячи уже присягнули! — Анри раздраженно сжал пальцы.

— И я не виню их за это, они хотят спасти свои жизни, но для меня это означало бы показать народу, что я разделяю твои методы и поддерживаю тебя, а этого я не могу сделать, — один Бог знал, как ему было тяжело и больно сейчас, но голос его не дрогнул, — Словно обоюдоострый клинок: приняв — погубишь душу, отвергнув — подвергнешь смерти тело. Прошу, прости меня, сын мой, но это единственное, чего я не могу сделать для тебя.

— Последний раз спрашиваю, отец, — он положил свою руку на плечо Джона, — Ведь это только слова. Не разбивай матери сердце.

— Ты уже разбил — и её, и мое сердце, — мужчина печально покачал головой, — А я привык отвечать за всё то, что слетает с моего языка.

— Ты всё ещё отказываешься? — юноша всё ещё не верил своим ушам.

— Не всё ещё — всегда! — он резко убрал с плеча ладонь сына, — Видимо, мы разговариваем с тобой на разных языках.

— Ты знаешь, что это повлечет за собой? — гневно процедил сквозь зубы Анри.

— Думаешь, что я горю желанием принять мученическую смерть? — устало бросил мужчина, — Это не так. Как и все, я тоже хочу жить, но пусть мой народ видит, что я не одобряю такого твоего поведения. Скажи, разве мало мы любили тебя? Разве мало давали тебе, что тебе потребовалось ещё больше?

— Зачем же вы остались тогда, если я так вас разочаровал? — парень с досады ударил кулаком о кирпичную кладку стены.

— А сам ты как думаешь? — Джон испытывающее посмотрел в темно-серые глаза сына.

— Где же остальные? — был следующий вопрос.

— Там, где они будут в безопасности от того, каким ты стал, — спокойно ответил мужчина.

— Проклятье! Отец, не заставляй меня! Как я смогу? — не выдержав, его голос сорвался до крика, — Видит Бог, не этого я добивался… Глупо, очень глупо. Приговор приведут в исполнение на рассвете. Ни кто не усомниться в моей власти!

Маргарита задыхалась, судорожно вцепившись пальцами в полотно простыни. Тихонько поднявшись, чтобы не разбудить спящего рядом мужа, она накинула теплый халат и вышла на лоджию, обняв себя трясущимися руками, смотрела на занимающийся рассвет за окном.

И даже халат не спасал от внутреннего холода, сочетавшегося с природным холодом морозного рассвета. Поднеся ладони к губам, она согревала их своим дыханием, наблюдая, как при каждом выдохе изо рта вырываются клубы пара. Руки и губы продолжали дрожать, дрожала она уже всем телом. Возможно ли изменить судьбу? Что она должна сделать для того, чтобы не видеть своего сына таким? А если не сможет? Как ей выбирать между мужем и сыном? Как же страшно и тяжело, Господи! Нельзя допустить, чтобы страх перед днем завтрашним омрачил день сегодняшний. И вспомнила она виденную ею Екатерину Медичи… Что же должна была она чувствовать, видя, в кого превратились её дети, так тяжело выстраданные ею? И как же далеко может зайти материнская любовь? На что можно пойти ради своего ребенка? На что будет готова пойти она сама?

На соседнем балконе появился Рафаэль. Его загорелое лицо выглядело бедным, а движения — какими-то нервными и дерганными. Он попытался закурить, но, заметив Маргариту, затушил сигарету и коротко поклонился, слегка улыбнувшись. Маргарита улыбнулась в ответ. Наверно, выглядела она не многим лучше него — такая же бледная и взволнованная. Такое её состояние он приписывал её беременности, а она предполагала, что это он просто отходит от волнений и переживаний вчерашнего дня.

И каждый из них не догадывался, что им обоим этой ночью выпало столкнуться с пугающими сновидениями.

Маргарита поежилась, и, ещё раз улыбнувшись Рафаэлю, вернулась в комнату в теплые объятия мужа. Для себя она твердо решила, что жизнь положит, но не даст осуществиться своему ночному кошмару.

И только она снова оказалась в постели, как ощутила силу и нежность мужских рук:

— Прости, не хотела будить тебя, — виновато улыбнулась Маргарита, пока он согревал её озябшие пальцы.

— И ты хотела лишить меня счастья быть разбуженным тобой? — мужчина игриво нахмурился, шепча на ухо и обволакивая своей чувственностью, — Чем я так провинился перед тобой, коварная моя женщина?

— О, месье, поверьте, это я ещё не проявила всего своего коварства, — Маргарита рассмеялась, переводя дыхание от его поцелуев.

— Мадам, когда вы так говорите, то лишаете меня рассудка и силы воли, — продолжил Джон, перенимая её шалость.

— Я готова искупить свою вину, — они продолжали сладкую шалость, и эта игра эта приятно возбуждала и будоражила воображение, — Будут пожелания, месье?

— Всё, что ТЫ пожелаешь, — и Джон даже не собирался спорить — женщины, по его философии, созданы для того, чтобы их любить, восхищаться ими, а не спорить с ними, — Всё в твоих руках — и даже я.

Он прошептал, с сожалением прерывая поцелуй, чтобы перевести дыхание:

— Тогда не будем терять время, — и Маргарита подумала, что в другие времена его, определенно, приняли бы за ведьмака, настолько магнетически он мог воздействовать на людей — далеко не только на неё, — Мы ведь хотим успеть к завтраку? Ещё ты хотел обсудить с братом совместную коллекцию одежды и аксессуаров.

— Хотел, но это может и подождать, — и его голос, его прикосновения помогали забыть все тревоги, давали сил и надежду выдержать предначертанное, — И, если мы уже заговорили о делах — не пора ли нам подумать о приданом для наших девочек?

— Я так боюсь сглазить, — откровенно призналась она, — Ты, верно, посчитаешь это ребячеством чистой воды — и, возможно, будешь прав. Прости, что это доставляет тебе лишние хлопоты, но пока дети не появятся на свет здоровыми, я не рискну что-либо покупать.

— О каких хлопотах ты говоришь? — он погладил жену по голове, глядя в такие огромные её карие глаза, — Если ты так хочешь, то так и будет. После того, что ты пережила. Я прекрасно понимаю твои страхи и не хочу их усугублять. Займемся этим, когда будешь готова — достану самое лучшее.

— И я благодарна тебе за понимание, — Маргарита довольно улыбнулась.

А Рафаэль вернулся в объятия любимой супруги, ложась рядом и крепче обняв её, ещё сладко спящую, и только ощущение её присутствия рядом и тепла её тела давало ему чувство успокоения.

И ночной кошмар стал рассеиваться, как дымный молочный туман на рассвете, привнося ясность без страха смотреть в день завтрашний, уже золотивший своим светом крыши и будивший беспокойных птиц. И так хотелось выкинуть из головы эти мысли и эти воспоминания вместе с образом белокурой девочки с дьявольским взглядом.

Она появилась словно из воздуха:

— Приветствую вас, мой принц, — начала она первой, пока он удивленно рассматривал её, одетую в длинное старинное платье цвета темного вина, на фоне которого так контрастировали её светлые волосы, завитые в крупные локоны, — Как печально видеть, что вас лишили всего, что полагается вам, как единственному законному наследнику, — с сочувствующим видом она подошла ближе, снимая со своей маленькой руки изящную кожаную перчатку, протягивая мягкую ухоженную ладонь, — Неужели вас не задевает такая вопиющая несправедливость? Ваш престол отдан отпрыску незаконнорожденного сына вашего батюшки, в то время как ваши интересы жестоко попраны.

Мужчина же не спешил ответно пожать её руку:

— С кем имею честь общаться, сударыня? — спокойно поинтересовался он, продолжая изучать её: среди его знакомых такой не значилось, и в её присутствии он ощущал непонятный дискомфорт.

— Моё имя Лаура, мой принц, статный и гордый сын своего отца, — светловолосая девочка чопорно поклонилась, склонившись в легком реверансе, — Не годится вам оставаться на вторых ролях. Всю жизнь вы были в тени брата — всегда второй, всегда младший. Я могу помочь вернуть ваш трон, — словно рыбак, забросивший удочку с наживкой, она вопросительно посмотрела на него, ожидая его ответных слов.

— Разрешите указать вам, сударыня, что ваши сведения устарели, — сухо бросил Рафаэль, сурово сведя брови, — Князь признал своих старших детей такими же законными наследниками.

— И вам никогда-никогда не хотелось сесть на престол, причитающийся вам по праву, мой принц? — светло-янтарные глаза заискивающе смотрели на него.

— Поверьте, сударыня, — горько усмехнулся, покачав головой, — есть множество мест, гораздо более удобных и безопасных для сидения. Я бы не хотел ввязываться в эти игры.

Лаурита дернулась, сморгнув досаду, и поджав пухлые губы, ядовито выдала:

— Простите, мой принц, видимо, я ошиблась, и это не вы — не так давно готовы были устроить государственный переворот, — вот так, получи, прекрасный принц, я насквозь вижу твою отравленную гордыней душу.

— И это так, — и ему нечем было крыть, и нечего было возразить, кроме одного, — Но я больше не играю в эти игры, едва не потеряв всё. Боюсь, сударыня, вы ошиблись адресом, — ему дали шанс, его простили, и первой простила та, которую он собирался убить — эта маленькая хрупкая девушка с большими глазами оказалась сильнее и лучше его, а он своим недостойным поведением довел родного отца до сердечного приступа. При всём желании — такое невозможно забыть и за всю жизнь. Он слишком хорошо усвоил этот горький урок. Сейчас ему хотелось только покоя и поменьше думать об этом.

— Тогда, я, кажется, действительно ошиблась, — Лаура ещё раз посмотрела на него, и ей не понравился этот блеск сожаления и раскаяния в его глазах, — Прошу прощения. Что побеспокоила, мой принц. Будь вы настоящим принцем, вы бы боролись за своё наследство…

— Не будь я настоящим принцем, я бы не проявил чудеса долготерпения, и уже давно попросил бы леди удалиться, — и выглядел он сейчас настоящим принцем, истинным сыном великого Князя, — Данное предложение меня не интересует.

— А зря, очень зря, — холодно сощурилась Лаура, — Многое скоро изменится, и ценность моего расположения несоизмеримо возрастет.

— Именно потому, что я принц крови и сын своего отца, — Рафаэль оказался более стойким, чем она предполагала, — я не буду размениваться на сомнительные ценности, какие бы времена не настали.

— И никогда не надоедало оставаться на вторых ролях? — напоследок обронила светловолосая девочка, желая посадить в его душе зерна сомнения, — И никогда не хотелось вернуть себе корону племянника? — она исчезла, а его продолжало трясти, и возникла острая потребность выйти вдохнуть утреннего морозного воздуха и сделать пару затяжек. Нет, он всё сделал правильно. Даже если когда-нибудь его брат не сможет уже держать меч, чтобы защищать свою семью и свой народ — он примет оружие из его рук и продолжит его дело и будет помогать советом и поддержкой тому, кто станет более достойным звания правителя.

На вторых ролях, говорите? Господи, да какая разница, когда для своей семьи — для красавицы-жены и будущих детей — он всегда останется номером первым!

А в клубе господина Танака, забыв обо всех и обо всем: о пережитом, о магии, о силе и долге Хранителей, видя перед собой только зеленые глаза друг друга — как зеркальное отражение, молодожены предавались любви. Ловкие пальцы медленно ослабили шнуровку расшитого корсета, и шуршащие пышные юбки опустились на пол, как опускается над водной гладью невесомый туман, как сильный прибой выносит на берег белоснежную морскую пену. И капли воды после душа на их телах сверкали россыпью бриллиантов, которые хотелось бережно собирать губами и пальцами, заворожено глядя на своё отражение в каждой сверкающей частице. И выдыхая тихие стоны, они обессиленные уснули, когда уже не осталось сил любить друг друга, чтобы утром распахнуть свои счастливые глаза навстречу новому дню.

Новому дню, когда они провожали Марка и Мей вместе с Ондзи в аэропорт.

— Ну, вот Марк, — грустно посмотрела на юношу маленькая Аделина, — Ты не дождался меня и нашел себе другую. Но я понимаю тебя — она красивая, — хитро заулыбалась девочка, а миниатюрная японка гордо тряхнула своими волосами.

— Ты тоже будешь очень красивой, — парень присел перед ней, продолжив совершенно серьезным тоном, — Не такой, как она. У тебя другая красота, но это не значит, что ты не будешь привлекательной. Красивые золотистые волосы и голубые глаза ценились во все времена. Вот увидишь, все известные модельные агентства ещё будут соперничать, чтобы ты работала именно с ними. И все парни буду у твоих ног — выбирай только того, на которого укажет твоё сердце, — после чего она обняла его за шею, и он поднял её на руки, — Что тебе привезти? — спросил, обаятельно улыбнувшись, — Кимоно? Куклу?

— Марк, ты слишком её балуешь, — рассмеялась, покачав головой, златовласая.

— Да? Не заметил, — с совершенно невозмутимым выражением лица парировал Марк, — Ты так считаешь?

Душевно и весело простившись, Ондзи ещё долго следил за мелькавшей в толпе светлой макушкой Даниэллы. Если бы Марк и Мей не были поглощены друг другом, всецело погруженные в свои чувства и переживания, то они заметили бы это, но им, понятное дело, сейчас было не до него. И азиат с облегчением отметил это. Пусть лучше занимаются своей личной жизнью — а со своей он уж как-нибудь сам справится, не первый день по земле ходит.

Как-нибудь…

А загадочная Япония становилась всё ближе и ближе…

Многие и многие годы эта страна оставалась закрытой для подавляющего большинства иностранных граждан, и лишь не так давно она стала приоткрывать себя остальному миру.

Япония — сравнительно небольшая, но густонаселенная островная страна в Азии. Для более наглядного сравнения — площадь её территории в два раза меньше, к примеру, Украины, а по количеству населения — примерно в два с половиной раза больше, соответственно.

Страна контрастов, как модно нынче выражаться. Страна с многообразными климатическими условиями, разнообразным животным и растительным миром. Страна, где сосуществуют самые последние нововведения науки и техники и трепетно и бережно взлелеяны нерушимые вековые традиции и ремесла, такие, как изготовление тканей, керамики и кукол. Страна, где люди, которые могут себе позволить последние модели мобильных, где даже бачок в сортире снабжен таким количеством функций, что просто приводит в состояние ступора, люди всё ещё не разучились с какой-то детской непосредственностью радоваться первому снегу, свету полной луны, цветению вишни, наслаждаться созерцанием звездного неба над головой, сидя в природном горячем источнике, с поистине буддийским и философским спокойствием и умиротворением.

Страна, где процветает формализм культа поклонов и извинений и коллективизм высокой степени — на работе и учебе, наравне с ярко выраженным индивидуализмом вне этих стен — на улицах квартала Харадзюку, где словно с книг и экранов сошли герои популярных фильмов, комиксов и — почти вечный карнавал, почти вечный Хеллоуин.

Страна, где в чистых водах водится в изобилии рыба, а воздух в городах остается чистым, несмотря на огромное количество автомобильного транспорта, который является здесь именно — одним из многих средств передвижения, а не символом роскошества.

Страна, где дети остаются привилегированным классом, но также велико количество рано начинающих свою трудовую деятельность в достаточно юном возрасте, чтобы обеспечить себе содержание на получение достойного образования.

Страна, в языке которой такое невообразимое количество иероглифов, что все их не выучить и за всю жизнь, но большинство её жителей предпочитает комиксы и графические новеллы, где основное действие не описывается, а прорисовывается с минимальным набором слов. Где даже «яма» — это вовсе не яма, а совсем даже наоборот — «гора».

Страна, где до сих пор ценится добродетель целомудрия, но процветает продажная любовь, где равно ценится древнее искусство каллиграфии и игры на старинных музыкальных инструментах и осведомленность в самых продвинутых достижениях и технологиях.

Единственная страна — формально являющаяся Империей, правящая династия которой не прерывалась с времен ее основания.

Сходя по трапу, Марк ощутил ужасную головную боль, сведенными от спазма пальцами он схватился за перила турникета, осев на колени, не в состоянии свободно дышать, лишь только тяжело хрипя — его ноги снова ступили на эту землю. Когда-то его звали Юто и он ходил по этой земле, не раз обагряя её своей кровью.

— Марк! — хорошо, что азиат вовремя успел подхватить его под руки, а Мей испуганно смотрела, как он задыхается.

В это время её позвала охрана — машина за ней уже приехала:

— Езжай, — махнув рукой подбодрил её соотечественник, — Не волнуйся, я позабочусь о нем.

— Тебя ждут, — прохрипел парень, — Со мной будет всё в порядке. Я позвоню.

— Оnegai shimasu! (Я вас очень прошу! — яп.) — бегло коснувшись его руки, обратилась она к Ондзи, попыталась изобразить поклон и усиленно моргая, передала свой багаж охранникам, последовав за ними к выходу из аэропорта.

— Yamete kudasai! (Остановите это, прошу! — яп.) — если бы Марк посмотрел сейчас на Ондзи, то увидел бы, как от удивления широко раскрылись его глаза цвета ночного неба. Откуда этот чужак говорит по-японски? А если бы азиат увидел то, что вставало перед глазами Марка, то удивился бы ещё больше — парень снова переживал смерть своих друзей по братству наемников, и снова не мог им помочь. Снова он видел расширенные от ужаса большие глаза Марико на бледном лице, глядящей на блестящее острие, торчащее из груди, дрожащие тонкие пальцы Акэми, ухватившейся за рукоять ножа, что вошел ей в правый глаз, смешанное выражение скорби и вечного покоя в безжизненных глазах Ори.

— Парень, ты как? — азиат помог Марку подняться, перекинув через плечо его рюкзак и свою сумку, — Вот, выпей воды, полегчает, — достал из бокового кармана сумки и протянул парню бутылку минеральной воды.

— Уже лучше, спасибо, — Марк отпил глоток, смочив пересохшие губы и горло, и слабо кивнул головой.

— Что это было? — Ондзи с тревогой посмотрел на его бледное лицо. Он и сам слишком давно не ступал на родную землю, и сам чувствовал себя не лучшим образом от переполнявшего его волнения от встречи с родиной, но мысленно сделал себе пометку, что парень разговаривал на японском, и это весьма странно.

— Кажется, мне не помешало бы отдохнуть, — смущенно закусил губу Марк.

— Да, я заметил уже, — поправив сумку, Ондзи дружески похлопал его по плечу, — Пойдем, нас ждет автобус. Постарайся отдохнуть, завтра нас ждет много работы. Стилисты будут недовольны, если им придется долго маскировать твои темные круги под глазами.

— Понимаю, — улыбнулся парень и тряхнул головой, прогоняя остатки пугающих видений, — Я буду готов.

А за окном автобуса мелькали улицы, дома, магазины, кафе, рекламные вывески, машины и прохожие. Всё такое не похожее, так сильно отличающееся от того, к чему привык Марк.

С самого начала знакомства с Японией, эта страна не перестает поражать и удивлять.

Мифология Японии полна духами и божественными сущностями, а самая главная легенда о происхождении японских островов рассказывает нам о богах жизни и творения — Идзанаги и Идзанами. Они жили высоко за облаками. Как-то решили они проверить, если ли внизу под ними земля — и опустил Идзанаги нагинату (вид алебарды), которая погрузилась в океан. Вытащив её, капли, стекавшие по лезвию, упали в воду и затвердели, образовав японский архипелаг.

Само оригинальное именование страны — «Нихон» буквально означает «источник/родина Солнца», и это название часто переводится как «Страна Восходящего Солнца», что и закрепилось уже как символ Японии.

Сама страна расположена на островном архипелаге, бедна полезными ископаемыми и плодородными землями для возделывания, находится в сейсмоопасной зоне, подверженной частым землетрясениям. Японцы ревностно относятся к сохранению природных ресурсов и экологии своей родины (несмотря на бурное экономическое развитие и рост национальной промышленности). Не имея возможности похвастать природными богатствами, Япония берет техникой и технологиями, превратившись в страну научных разработок и высоких технологий.

Страна долгое время была закрыта от остального мира, что объясняет её отличительные особенности, начиная с того, что 98 % населения Японии составляют собственно японцы, но с каждым годом страну посещает всё больше туристов, всё больше открываясь миру и всё больше открывая окружающий мир.

Наряду с национализмом старшего поколения, что характерно проявилось после Второй Мировой Войны, когда Япония официально принесла свои извинения Соединенным Штатам Америки, вместе с тем не посчитав нужным извиниться перед более слабыми ближними государствами азиатского региона, всё больше молодежи становятся приверженцами западного уклада жизни, продолжая относиться к немногочисленным чужакам со смесью настороженности восхищения.

Одновременно с этим, наблюдается явление всё более глубокого проникновения элементов японской культуры в западную культуру — в музыке далеко за пределами родных островов известны такие исполнители, как Аюми Хамасаки, Камуи Гакт или популярная женская «идол-группа» «Morning Musume» (вместе с тем, традиционная японская музыка основана на интервалах человеческого дыхания, а не на математическом отсчёте, более популярна на родине, чем за её пределами). Широко известными стали компьютерная программа — синтезатор поющего голоса «Вокалоид» и традиция петь караоке. Сети ресторанов и суши-баров открылись во многих городах мира, и такими блюдами японской кухни, как соевый соус, соевый творог — тофу, обжаренные в кляре овощи и морепродукты — темпура, традиционный алкогольный напиток сакэ (его ошибочно причислять как к водке, так и к винам) и палочками для еды — уже мало кого удивишь.

Японские комиксы манга переводят на многие языки и читают уже не только в самой Японии, а по мотивам некоторых из них сняты такие популярные кино-хиты, как «Матрица», «Ван Хеллсинг», «Черный лебедь», «Начало», мультфильм студии Уолта Диснея «Король лев». Мангу в Японии читают все, благо позволяет огромное многообразие жанров: есть манга для детей, для школьников и студентов, для бизнесменов, для домохозяек, и даже для японских мафиози — якудза. Известны также графические варианты классических произведений Пушкина, Дюма, даже (хоть это и сложно представить себе) — Достоевского. Основной акцент в манге построен на изображении, а не на диалогах. Характерным видом этой продукции есть истории под девизом «большие глаза спасут мир» с главными героинями — большеглазыми и длинноногими девушками-волшебницами с фантастическими способностями. Примечательный момент, что эти самые пресловутые большие глаза основоположник манги Осаму Тэдзука позаимствовал у таких классических персонажей, как Микки-Маус и олененок Бемби. Большие глаза, по большей части, символизируют чистоту и то, что персонаж открыт миру и смотрит широко раскрытыми глазами, обычно, чем младше персонаж, тем больше его глаза.

Не только бедностью природной расцветки волос японцев обусловлены яркие вызывающие прически героев комиксов и мультфильмов — они несут и определенную смысловую нагрузку, значимую для понимающего. Светлые волосы, к примеру, символизируют царственность и чистоту, почти святость, голубые — интеллектуальность и мудрость, розовые — невинность, черные — загадочность или опасность, рыжие или красные — яркость, страстность, темпераментность, коричневый — нейтральный, серый — скучный и т. д.

Слово «аниме», обозначающее японскую анимацию, происходит от английского слова animation и имеет сходство с латинским anima («душа»), что означает одушевление.

И манга и аниме полны символизма — если, к примеру, за спиной героя буйствуют гроза и молния, то и в душе у персонажа бушует такая же буря, если персонаж вдруг лишается воли или души, его глаза теряют блеск и становятся безжизненными — из них исчезают все блики.

Большая часть аниме-сериалов обладает ярко выраженным эмоциональным и идейным подтекстом и служит не просто для развлечения. Популярными идеями являются: идея стойкости, нежелания сдаваться сколь угодно могущественным людям или обстоятельствам, идеи самоопределения и выбора жизненного пути, мораль человека.

С таким достаточно сложным языком, как японский, и не удивительно, что основной акцент делается на визуализации. Подавляющее большинство населения Японии говорит на японском языке. Письменность состоит из основной части — иероглифов (кандзи) и двух видов слоговой азбуки (катакана и хирагана). Последнее время всё больше и чаще используется латиница — романдзи.

Традиционно японцы использовали китайский способ письма — символы идут сверху вниз, а столбцы справа налево. Этот способ и сейчас продолжает широко использоваться в национальной художественной литературе и в национальных газетах. В научной литературе, однако, чаще всего используется европейский способ письма — символы идут слева направо, а строки сверху вниз. Это связано с тем, что в научных текстах часто приходится вставлять слова и фразы на других языках, а также математические и химические формулы — в вертикальном тексте это очень неудобно.

Особенностями языка являются также несколько степеней вежливости речи, специальные формы обращения к равному, к младшему, к старшему, отсутствие звука «Л» — так, например, наше слово «лампа» японец будет произносить как «рампу».

Глядя на большую массу одетых в строгие деловые костюмы многочисленных офисных работников, можно подумать, что японцы не любят и не умеют отдыхать, но это не правильное представление. Отдыхать они любят и умеют, как и русские, и украинцы и любой другой человек. Другое дело, что воспитываемый в них с детского сада дух коллективизма не позволяет им выделяться из коллектива — японец не может спокойно отдыхать, зная, что его коллеги продолжают усиленно трудиться. Потому отпуска у них не длительные, и они преимущественно, если и путешествуют, то внутри страны — большей частью, на так любимые ими горячие источники. Кроме того, это ещё и способствует росту национальной гордости.

И гордятся своей страной практически все без исключения — от мала до велика. Дети, кстати сказать, и сейчас остаются, своего рода, привилегированной кастой. Что и не удивительно, потому, как потом на человека обрушивается целый поток обязательств и ограничений. Чувство долга и ответственности в японцах даже гипертрофировано — долг перед страной, перед фамильным кланом, перед коллегами и сослуживцами, перед родителями и старшими товарищами. Постоянный прессинг и минимальное личное пространство на протяжении практически всей сознательной жизни — и лишь непродолжительный период учебы в университете молодой японец может расслабиться, ведь ни в школе, ни приобретая статус работника не позволительно даже красить волосы, делать пирсинг и татуаж, носить вызывающую одежду. Чинно, благородно, представительно… Скучно! Не потому ли молодые японцы более других любят ярких героев комиксов и мультфильмов, любят показной эпатаж в одежде и внешности. Кроме привычных нам готов, рокеров и панков, в Японии существуют и достаточно специфические модные направления: такие, как «фрутс», девиз которого звучит как «сочетай несочетаемое», и просто одевай всё любимое сразу: яркую юбку поверх джинс, спортивную ветровку поверх блузки, ботинки на гигантской платформе и огромное количество аксессуаров: заколок, колец, браслетов, кулонов и часов, бантиков и очков. Так и приходит на ум русское выражение «тот ещё фрукт!». Почти противоположный ему, выдержанный в почти викторианских традициях стиль «Лолита» — не путать с героиней Набокова! Этот стиль больше охарактеризовали бы понятные нам Мальвина и Алиса Льюиса Кэрролла. Хрупкие изящные японки, как нельзя лучше подходят под образы нарядных кукол. Нежный макияж, завитые локоны, пастельные оттенки и цветочные расцветки, бантики и кружева, пышные юбки, панталоны и капоры, кружевные перчатки и зонты: девочки-с-картинки, манерные и утонченные. Стиль «гяру» или «гангуро» — наиболее приближен к западному. Обязательными его атрибутами является сильный загар (чаще всего, искусственный) на контрасте с высветленными или выкрашенными волосами, в макияже — акцент на глазах, часто с накладными или наращенными ресницами и более светлый оттенок блеска для губ, дорогие брендовые вещи нарочито подчеркивающие сексуальность здорового молодого тела — топы и короткие юбки или шорты в сочетании с высокими сапогами или модными босоножками или туфлями на высокой платформе — дерзкие и яркие, твердо знающие, чего хотят от жизни. Прибавьте к уже перечисленным экземплярам — молодых людей, подражающих своим любимым персонажам комиксов и мультфильмов, степенных матерей семейств в традиционных кимоно и стайки веселых школьниц в разнообразных вариантах матросок — и вы получите незабываемый и непередаваемый экзотический коктейль красок и стилей.

И вся эта пестрая компания с удовольствием поет караоке и сражается на танцевальных автоматах, смотрит аниме и читает мангу — в перерывах между загруженностью на учебе и целом ряде дополнительных курсов, занятия на которых нередко продолжаются до девяти-десяти часов вечера (и это после основной учебы!) и могут проходить даже по воскресеньям.

Вместе с тем, рождаемость в стране уступает смертности и население Японии всё больше стареет, особенно если учесть, что в Японии самая большая продолжительность жизни — средний возраст составляет более 80 лет (!).

Большинство японцев исповедуют одновременно и буддизм и традиционную древнюю религию синто. Это приводит к смешению различных религиозных практик. Так, взрослые и дети отмечают праздники синто, школьники молятся перед экзаменами, молодые пары устраивают свадебные церемонии в христианской церкви, а похороны — в буддистском храме. Христиане же составляют религиозное меньшинство — всего около 2 % населения.

И всё это наиболее ярко проявляется в самой столице Японии — в городе Токио. И именно по улицам этого города проезжал сейчас микроавтобус, который вез Ондзи и Марка в отель, где они смогут перевести дух и отдохнуть с дороги перед завтрашним насыщенным днем съемок.

И раз уже мы заговорили о транспорте и поездках, то стоит обязательно упомянуть, что в Японии нет привычных нам названий улиц и номеров домов, и даже опытные таксисты не всегда свободно ориентируются в городе, а если ещё учесть, что большинство из них и на английском изъясняется и понимает с трудом, то картина вырисовывается совсем не радостная, и вам совершенно не обойтись без карты и указания общепонятных архитектурных ориентиров. К счастью, в Японии достаточное количество офисов для иностранцев, где вам выдадут бесплатную карту, а прохожие японцы всегда будут рады помочь вам, а если ещё вы озвучите свою просьбу на японском, проявив уважение и почтение к этой нации, то вам отвесят тысячу поклонов и комплиментов.

Помочь японцы всегда рады, не любят они только сами быть обязанными. По жизни им более чем хватает кому быть должным и обязанным, потому они не спешат предлагать помощь друг другу, боясь не столько навязаться, сколько поставить человека в неловкую ситуацию помимо его воли. Ещё одна загадка японской души.

Итак — Токио…Само название японской столицы переводится как «восточная столица».

Токио, разросшийся из маленькой рыбацкой деревушки до одного из самых больших городов мира — финансовый, культурный и промышленный центр удивительной страны Японии.

Герб Токио изображает солнце с шестью лучами, освещающими Небо, Землю и четыре стороны света, символизируя величие Императорской столицы. Знак Токио — в виде листа дерева гинкго яркого зеленого цвета в форме латинской «T» — первой буквы слова «Токио», образованной тремя полукругами, символизирующими трудолюбие, процветание и душевный покой.

Марку только ещё предстоит увидеть столицу и ближе познакомиться с её достопримечательностями: район Синдзюку — деловой и торговый центр, Парк, где жители и гости города могут весной созерцать цветение сакуры (бывший закрытый императорский парк) и центральный парк Токио, в районе Сибуя — Парк, святилище и «Мекка» токийских тинейджеров — торговый район Харадзюку, токийская бухта и радужный мост, торгово-развлекательный центр «Токийский Джойполис», «Аквасити», Гиндза — район торговых центров, развлекательных заведений, ресторанов и ночных клубов, Императорский Токийский дворец — резиденцию императора (дважды в год можно лицезреть божественных членов императорской фамилии «дома хризантем» — 23 декабря в День рождения императора и 2 января — в честь наступления Нового года), район Нихонбаси (дословно «Японский мост» — символический центр Японии), центральный район Акихабара, район Асакуса — старая часть города, святилище Торий, священная для японцев гора Фудзияма и место захоронения легендарных 47 ронинов (самураев, оставшихся без господина, проигравших в неравной битве с сильными и могущественными военными правителями и приговоренных к ритуальному самоубийству через сэппуку).

Левостороннее движение, фамилия идет впереди имени, книги читают с конца и снизу вверх, когда говорят да — мотают головой, когда говорят нет — кивают, улыбаются, когда грустят, чтобы не испортить своими переживаниями настроение другим… В запасе у этой страны припасено ещё очень много странностей. Вот такая она Япония — на первый взгляд состоящая из контрастов и противоречий, ассоциирующаяся в нашем сознании с грозными и суровыми воинами-самураями, смертоносными наемниками-убийцами ниндзя, мучительным способом самоубийства — сэппуку (слово «харакири» звучит для японца оскорбительно и пренебрежительно), жрицами любви-гейшами (что также в корне не верно — гейши не проститутки и куртизанки, а элитное сопровождение и развлечение, своего рода, актрисы, образованные и элегантные), тамагочи, суши, мафиози-якудза, фильмами Акиры Куросавы и Такеши Китано и мультфильмами про покемонов, вызывающими у детей эпилепсию — при более пристальном знакомстве представшая перед нами во всей своей многогранности и всём своём многообразии смеси традиций и новаторства, где традиционные сады камней для медитаций соседствуют с биомеханическими роботами, занятия каллиграфией и древними искусством фехтования кэндо — со взрывными аккордами рок-музыки и кислотными цветами в одежде, старомодные рикши — с высокоскоростными железными дорогами «Синкансэн», а последние модели мобильных телефонов — с брелками в виде традиционных фигурок-нэцке, изображающих многочисленные божественные сущности синтоистского пантеона.

Японцы вслушиваются в несказанное и любуются невидимым, они мастера намека и подтекста, чувствуют прелесть недоговоренности. Умеют видеть прекрасное в простоте, в следах неумолимого времени на вещах — кинжал незачем украшать орнаментом, в нем должна чувствоваться острота лезвия и добротность закалки, а чашка хороша, если из нее удобно и приятно пить чай и если она при этом сохраняет первородную прелесть глины, побывавшей в руках гончара. Красота воплощена во всем — в терпком вкусе зеленого чая, в тонком, неопределенном аромате хороших духов.

Не каждому дано понять и оценить многогранность и уникальность Японии, но, кто сумел это сделать — покорен и влюблен в эту страну со всеми её причудами и странностями — навсегда.

Вечером в номере отеля, пока Марк сидел на лоджии и рассматривал на экране ноутбука фотографии из их поездки по Европе, азиат остался один на растерзание группы молодых моделей, отчаянно желавших заполучить их обоих на свою вечеринку по случаю прибытия.

В своей обычной исключительно вежливой манере Ондзи указал им на то, что не мешало бы лучше отдохнуть и привести себя в порядок перед рабочими буднями, посоветовав воздержаться от шумных развлечений. На свой этаж в свои номера девушки вернулись расстроенные — они явно рассчитывали на мужскую компанию. Но уже совсем скоро он улыбался, слыша веселый девичий смех в комнатах над их номерам — девушки позабыли свою печаль и решили устроить чисто женскую традиционную пижамную вечеринку с веселой болтовней, забавными сплетнями и поеданием пиццы в тайне от бдительного ока директоров по кастингу. Раньше Ондзи с удовольствием скрасил бы вечер этим милым щебечущим созданиям, но теперь все остальные женщины мира стали для него на одно лицо — пусть даже молодые и хорошенькие, с которыми он по роду своего занятия имел дело, они не будили теперь в нем ни каких чувств. Он больше не чувствовал отзыва на их уловки и прелести, в бесконечном потоке людей постоянно ища глаза цвета небесной синевы и отблеск золотистых локонов.

Сколько он повидал их таких — прекрасных бабочек, слетающихся в поиске славы и богатства, несмотря на все предубеждения и мифы, которыми богат манящий и недосягаемый для большинства не избранных судьбой — мир софитов, вспышек фотокамер и блеска неоновых реклам.

Как же далеки от истины те, кто наивно полагает, что путь модели усыпан благоухающими розами и умащен елеем. Известно ли им, что съемки могут длиться по двенадцать часов со всего лишь получасовым перерывом? Известно ли им, что порой нужно попасть в десять-пятнадцать мест, расположенных в разных концах огромного города в чужой стране? А добравшись, нужно, как ни в чем не бывало, прекрасно выглядеть и удачно позировать с улыбкой на лице — и это не всегда в комфортных условиях и декорациях, а порой при чуть ли не нулевой температуре на пронизывающем до самых костей ветру приходится демонстрировать легкие купальники или едва не терять сознание от теплового удара в шубе в летнюю жару. Приходя в агентство, модель уже себя продала — свою красоту, умения, навыки и, главное, харизму. Ей за это заплатили не только деньгами, но и признанием, возможностями… Теперь сама модель стремится продать как можно больше продукта, который она рекламирует (одежда, аксессуары, парфюмерия и т. д.). В неё уже изначально авансом вложены средства за проживание, питание, проезд — и она должна их отработать. А бывает и такое, что съемки уже сами по себе представляют колоссальный опыт и бесценное имя — финансового вознаграждения не предполагается. Так что те, кто предполагает, что модели живут в роскоши, окруженные исключительно брендовыми вещами — категорически заблуждаются. Начинающие модели, не получившие пока признания, живут и работают практически в спартанских условиях — как и во многих других сферах, тут применимо то же самое правило, что изначально ты работаешь на имя а со временем имя уже начинает работать на тебя. Тогда уже в качестве подарка за удачно созданный образ или в качестве оплаты можно обзавестись вещами прет-а-порте, но не эксклюзивом от Диор или Лагерфельда, разумеется. Главными достоинствами хорошей модели считается, вопреки бытующему мнению, отнюдь не красота, а способность изменяться и приспосабливаться как хамелеон, выносливость и ум. Внешние данные — далеко не залог успеха. Это, по большей части — бизнес, и глупцы там долго не задерживаются. И даже общепринятые понятия красоты и в модельном бизнесе — отличаются. Пышные бедра, большая грудь и яркое лицо — так пленяющие в обычной жизни, для модели могут стать помехой. Лицо модели — чистый холст, на котором творят. Чтобы за один показ воплотить несколько различных образов, оно должно быть нейтральным. И модель никогда не должна забывать, что главным, безусловно, всегда является рекламируемый товар.

Как ни печально, но вокруг моделей действительно крутится много сутенеров — вот, пожалуй, и всё, что связывает их с проституцией. И только от модели зависит, согласится ли она или ответит отказом — каждый сам творец своей судьбы. Конкуренция в модельном бизнесе, хоть и не потеряла своей актуальности окончательно, но такие вызывающие зверства, как подсыпанное в пудреницу стекло или иглы в туфлях — большей частью являются фантастическими выдумками. А вот за питанием приходится следить, по мере возможности (ибо иногда на соблюдение режима просто не хватает времени между съемками и кастингами, и приходится перехватывать в фаст-фудах) — это необходимо, чтобы иметь прекрасный и здоровый вид, выдерживая сумасшедший ритм жизни модели, особенно начинающей, которая ещё не заработала себе возможность выбора из предложенных контрактов. И только невероятно сильный — и морально, и физически — человек способен выдержать это и преуспеть, не потеряв себя.

Такой, как он сам или как этот мальчик, что сидит сейчас на лоджии и смотрит на огни ночного города, помноженные на отсветы небесных звезд.

Ещё раз напомнив своему юному напарнику, что завтра рано вставать, Ондзи отправился спать, молясь о том, чтобы заснуть сном без сновидений, в которых снова будет приходить она — его светлый ангел, его прекрасный палач.

И ещё, он вдруг подумал — интересно, а чем сейчас занята госпожа? Что она делает? О чем её мысли?

Неделя прошла в невообразимом темпе, и Марк видел знаменитый Токио большей частью мелькавшим за окнами микроавтобуса. С Мей тоже не удавалось увидеться, хоть они довольно часто созванивались и писали друг другу сообщения — девушка тоже была занята. Она пропустила несколько дней занятий, и теперь ей приходилось наверстывать. Странное и неприятное чувство — быть совсем рядом, а словно на разных планетах. А скоро они должны будут покинуть Японию…

— Так дело не пойдет, приятель, — азиат безошибочно угадал такое его состояние, о чем так прямо высказался, — Твои мысли где-то далеко. Если это заметил я, то заметят и другие. Послезавтра у нас финальная фотосессия и вечером показ — соберись. Это — твоя работа, Марк. Нам дали два выходных, чтобы восстановить силы, а не раскисать.

— Ты знаешь, где живет в Токио Мей? — неожиданно спросил Марк.

— Бог мой, всего-то! — Ондзи от души рассмеялся и хитро сощурился, — Решил навестить свою принцессу в её башне? Скучаешь? А у принцессы, между прочим, есть свой дракон. Ну, не дракон, конечно, но характер у старика тяжелый.

— И ты сможешь отвезти меня? — парень так пронзительно и с такой надеждой посмотрел на собеседника, что тот невольно смутился, в задумчивости почесав затылок:

— Ну, я бы мог попытаться…

— Пожалуйста, Ондзи… — тихо попросил юноша, и сам себе удивился.

— Так. Только учти, охрана там — парни серьезные им палец в рот не клади, — Ондзи на мгновение призадумался, потом направился к платяному шкафу, усиленно пытаясь что-то отыскать, — Так, ну где же это… А, вот — бери, переоденешься, — протянул парню висевший на плечиках костюм в целлофановой упаковке, — Хоть эти номера и принадлежат агентству, я бываю здесь редко и уже подзабыл, где и что тут находится.

— Что это? — брови Марка удивленно взлетели вверх.

— Униформа обслуживающего персонала — и даже бабочка имеется, — мужчина с гордостью продемонстрировал одежду, повертев её во все стороны перед глазами изумленного Марка, — всё, как полагается.

— И я, что — должен это надеть? — юноша недоверчиво напрягся.

— Не жужжи, пчелка, — весело отмахнулся его приятель-японец, — А как ты хотел — любовь требует жертв, и желательно — человеческих, — он сделал страшное лицо и не удержался от смеха, — Шутка. Старика я беру на себя. Остальное, «Ромео», за тобой. Только учти, что ты играешь не на своей территории, — он похлопал его по плечу и отошел к серванту достать из бара бутылочку сакэ, — Эх, молодость!

И азиат действительно помог — отправился с визитом к господину Йошида, совместив развлечение с решением более насущных вопросов о поставке тканей. И пока они беседовали, Марк, переодетый стюардом, с тележкой перед собой несмело постучал в массивные двери комнаты девушки.

— Входите! — послышалось из-за двери такой знакомый её голос.

Несколько раз глубоко вздохнув для храбрости и поправив эту чертову бабочку, Марк открыл дверь и вошел, вкатив перед собой злосчастную тележку, которую он уже готов был на нервной почве просто разбить.

— Мей? — Марк позвал её, и она обернулась.

А он остолбенело не мог оторвать взгляд и не мог узнать её в этой девушке в традиционном кимоно с широким поясом и бантом на спине, в странной обуви и со строгой высокой прической. Он видел её только со спины: большой бант, цветочную расцветку кимоно и яркие заколки в черных волосах. Сейчас, когда она повернулась, он увидел её подведенные глаза с накрашенными ресницами и покрытыми прозрачным блеском губами в соблазнительно-эротичном изгибе улыбки уверенной в себе красавицы:

— Ваша челюсть, сударь, — девушка с удовлетворением наблюдала его реакцию, и про себя отметила, что старые как мир женские уловки и хитрости и сейчас так же исправно срабатывают, как и века назад: то ли женщины успели отточить своё мастерство на поколениях мужчин, то ли мужчины за поколения не изменились, — Ещё немного, и она падет к моим ногам, тогда как меня больше интересует ваше сердце, — парень тряхнул головой, прогоняя нахлынувшее наваждение, признавая всю забавность ситуации, но не в состоянии определиться, что же в ней заставляет его смотреть и смотреть на неё — не только бесспорная красота внешняя, но более — внутренняя красота и сила.

— Прекрасно выглядишь, — выдохнул он с трудом, почувствовав, как пересохший язык прилип к небу, а сердце тяжело справлялось со своей задачей, продолжая перегонять кровь по сосудам в рваном ритме. Перед собой он видел не девочку, но привлекательную молодую девушку, сдерживая неуемную фантазию, стремящуюся разгадать, что же скрывают эти слои цветастой одежды. И что же эта девчонка с ним делает, что заставляет его чувствовать себя озабоченным? Даже при всей его болезненной одержимостью Маргаритой, у него не возникало настолько развязных мыслей и в таком количестве. Маргарита осталась каким-то нереальным, недосягаемым идеалом, а эта девочка — такая настоящая, такая живая, капризная и дерзкая принцесса. Вместо маленького черного котенка с большими глазами и тоненькими ножками перед ним была прекрасная дикая черная кошка — прирожденная охотница и хищница. Опасная? Да. Черные кошки приносят несчастья — такое живет поверье. И плевать — он никогда не был излишне суеверен. И он ощутил себя загнанным в ловушку собственной с ней договоренности — отбросить бы все эти уловки и игры, это так изматывает. Но каждый раз останавливал страх показать свою несостоятельность рядом с ней. И ведь видит же, не слепой, что и она хочет его не меньше, но не в силах в одиночку побороть свои комплексы, он всё стесняется просить её. И рядом с ней такой, в этом дурацком костюм стюарда он казался себе ещё более смешным, резким движением он откатил от себя тележку.

— Да, это всё красиво, но не по мне, — маленькая японка посмотрела на него, без труда разгадав то, что он так тщательно пытался скрыть даже от самого себя, — Вся эта одежда, весь этот макияж делают меня старше, чем я есть на самом деле.

— Вот как? — парень продолжал рассматривать её с любопытством и удивлением, — Понимаю… И сколько же тебе на самом деле? — спросил Марк с интересом.

— В мае будет семнадцать, — ответила девушка, словно так и ждала момента, чтобы сразить правдой. Ей, хрупкой и миниатюрной, никогда не давали её биологический возраст, особенно, когда она надевала свою матросскую школьную форму и заплетала две косы.

— Серьезно? Так вот почему тебя зовут Мей, — его лицо озадаченно вытянулось, а она не сдержала смешок, видя его замешательство, — Я-то думал, что тебе не больше четырнадцати, — юноша понимающе кивнул, — Опасный возраст. Потому тебя этот старик стережет, как самое большое сокровище?

Маленькая японка рассмеялась, глядя на него снизу вверх — разница в росте между ними была существенная:

— И я не злюсь на него, скорее — я ему даже благодарна, — она задумалась и в который раз поразила тем, что сказала потом, — Знаешь, я понимаю его, он всего лишь беспокоится обо мне. У меня есть долг перед моей семьей и перед памятью моих близких: получить достойное образование и выбрать достойного спутника жизни, кто поможет мне вести дела семьи и кому я смогу подарить наследника. Сколько себя помню, господин Йошида был всегда, — она подошла и положила свои ладони ему на грудь, — Он помог встать на ноги моему отцу, и я знаю его с младенчества. Он, правда, искал меня — единственный, кому я могу доверять. Сам он не любит об этом распространяться, но я слышала, что у него была дочь, она влюбилась в молодого якудзу, они даже хотели пожениться, но мафия своих так просто не отпускает. Официально семья отреклась от неё, но Йошида-сан помог им бежать за границу. Как же была фамилия этого мужчины? — девушка в задумчивости нахмурила лоб, — Хадзама, кажется… В то время об этом писали в газетах: красавица дочь влиятельного бизнесмена связалась не с тем человеком, а потом загадочным образом исчезла из страны вместе со своим избранником.

— Хадзама… Ты сказала Хадзама? — Марк взволнованно схватил её за руку, — Это, конечно, может быть совпадением, но не такая ли фамилия у нашего доктора?

— Сенсей… Так вот почему его фамилия показалась мне знакомой, — Мей посмотрела на него с не меньшим удивлением, — Ты думаешь, ему надо сказать?

— Я считаю, что надо бы с ним поговорить, — заметил юноша. И он не представлял, насколько близко сейчас от них истина — стоит только протянуть руку, ведь в хитросплетении человеческих судеб нет ни единой лишней нити. Все кажущиеся случайности лишь кажутся таковыми — все, что должно случиться в нашей жизни, обязательно произойдет, как бы мы не скрывались, и все встречи в нашей жизни — тоже не случайны, а если человек оказался случайным, то это просто человек не из вашей жизни.

Так и встреча Марка и Мей станет важной не только для их судеб и судеб их потомков, но и для связанных с ними людей.

А пока что — юноша обратил внимание на пару деревянных мечей в нише шкафа.

— Это тренировочные мечи, — отметив этот его мимолетный жест, пояснила девушка не без легкой гордости за саму себя, — Я занимаюсь в секции кэндо ((с японского — путь меча) — современное искусство фехтования, ведущее свою историю от традиционных самурайских техник владения мечом). Занятия призваны формировать полноценную личность и твёрдость характера, закаляя волю и тело фехтовальщика. Сама до сих пор удивляюсь, как мне удалось уговорить отца согласиться на мои тренировки. Отец любил меня и многое позволял. Хоть для женщины в моей стране предполагается роль домохозяйки — я всегда была не такой, как все, и видела для себя несколько другое будущее. Мудрецы говорили, что Бог создал женщину из ребра мужчины — не из ноги, чтоб быть униженной, не из головы, чтоб быть выше, а под рукой, чтоб быть защищённой, и под сердцем, чтоб быть любимой, и быть равным и полноценным партнером и в любви, и в делах.

— Да, это так похоже на тебя, — улыбнулся Марк, — И как успехи в кэндо? — он игриво скосил взгляд на мечи.

— Желаешь проверить? — храбро подбоченилась маленькая азиатка, она и сама не понимала, зачем сказала это.

— Ещё с женщиной я не сражался, — от неожиданности юноша растерялся.

— Давай формальный бой, без защитного костюма? — Мей с любопытством смерила его от носков его модных туфель до кончиков волнистых прядей его русых волос, — На желание. Проигравший исполняет желание победившего, — и заметила, как зажегся огонек азарта в серых глазах.

— А вот это уже становится любопытно, — хмыкнул Марк, не сдержав улыбки, занятная ситуация: девочка бросает ему вызов, берет его на «слабо»? — И что — любое желание?

— Ты сначала победи, — она завела руки за спину, развязывая пояс, и когда яркое верхнее кимоно опало на пол, она осталась в нижнем — простом хлопковом кимоно. Девушка распустила волосы, освободившись от скрепляющих заколок, и собрала их в высокий хвост обыкновенной черной резинкой.

— Давно я не разминался, — сбросив этот надоевший скучный пиджак и эту душащую бабочку, убрав с лица выбившиеся пряди, Марк улыбнулся, глядя на неё — девочка полна сюрпризов, а Мей тем временем достала из ниши два деревянных меча, один из которых бросила ему, — Учти, что поддаваться тебе я не собираюсь, — юноша поймал его и несколько раз поперекидывал из руки в руку, проверяя балансировку.

Пара-тройка пробных выпадов, чтобы привыкла кисть — и вот уже оба с азартом наносили и парировали удары, и раздавались гулкие звуки при соприкосновении мечей. Лица их были прекрасны в своем напряжении, а движения были отточенными и выверенными. В запале возбуждения и азарта они оба не желали сдаваться, точно на кону было не желание, а как минимум — их жизни.

А взгляд застила яркая кроваво-алая пелена. Он снова проливал кровь — свою и чужую. Пол и потолок поменялись местами.

Мимолетный взгляд в её глаза, и он точно прозрел — он вспомнил эти глаза. Это были глаза его совсем юной воспитанницы Хотару. Даже её имя переводилось, как «светлячок», и она стала той, кто озарил его жизнь после смерти Марико. Она была беспрекословно предана ему до самого конца, когда предпочла перерезать себе горло острым сюрюкэном (сюрюкэн (дословный перевод: «лезвие, скрытое в руке») — японское метательное оружие скрытого ношения в виде небольших клинков по типу повседневных вещей: звёздочек, игл, гвоздей, ножей, монет и так далее), но не выдать его солдатам на казнь. С её уходом жизнь окончательно потеряла для него всякий смысл. Он покинул японские острова и сложил свою голову где-то в чужой земле, никому не известный…

Голова закружилась, и юноша ухватился за край широкого рукава кимоно Мей, потянув вниз и её. И вот они оба уже оказались на жестком полу:

— Похоже, что ты выиграла, — слабо улыбнулся Марк бледными губами, вытирая рукавом вспотевший лоб.

— К черту такой нечестный выигрыш! — сердито выплюнула она, рывком поднимаясь и требовательно глядя в его серые глаза, — Что это было, Марк? Снова?

— Видно, не пришел ещё в себя после перелета. Или акклиматизация, — юноша неуверенно встал на ноги, придерживаясь за спинку дивана.

— Ты уверен? — парень утвердительно кивнул на её полный беспокойства вопрос, язык не повернулся признаться ей, что видит такие реалистичные и пугающие до рвотных спазмов галлюцинации из своей прошлой жизни, ещё подумает, что он мозгами двинулся:

— Так у тебя есть желание? — когда он отдышался, они уже поднялись, всё ещё продолжая держаться друг за друга. И в её темных глазах он безошибочно читал неподдельную тревогу за его состояние и то, что плевать ей на все его надуманные недостатки и сумасшествие. И это было сродни откровению — она могла молчать, не говорить ни слова, а он всё улавливал, сканировал и понимал. Возможно, это и есть любовь? — А ты можешь постоять за себя в случае чего? — а взгляд его, помимо воли, дольше необходимого задержался на её губах, — Не потому ли, что рядом не было достойного мужчины, способного защитить тебя?

— Теперь у меня есть такой мужчина, — она нежно провела рукой по его прилипшим ко лбу влажным волосам.

— Так у тебя есть желание? — повторил свой вопрос Марк, продолжая настаивать, держа её за руку и глядя в её глаза, что пробудили в нем бурю воспоминаний.

— Я хочу прогуляться, — с напускной скромностью Мей сощурила глаза, — Составишь мне сегодня компанию? Я соскучилась за этим городом, да и ты из-за работы его фактически так и не видел. Я могу рассказать и показать то, чего нет ни в одном путеводителе. Только тут кругом охрана… — она игриво закусила губу.

— Есть у меня одна идея, если ты позволишь, — Марк оценивающе посмотрел в сторону той самой злосчастной тележки — похоже, что ему удалось найти ей полезное применение.

— И как нам поможет эта тележка? — азиатка взглянула на тележку, покрытую огромной плотной скатертью, края которой свисали до самого пола, — Я поняла! Сейчас я переоденусь, — она радостно хлопнула в ладоши и на время исчезла в гардеробной.

Немногим спустя, Марк чинно катил к запасному выходу тележку, на ни нижней полке которой сидела на корточках Мей, скрытая скатертью. В этот раз на ней была одежда более подходящая для прогулки: трикотажный джемпер красного цвета, шерстяная клетчатая юбка черной с красным расцветки, высокие шерстяные гольфы, черные кожаные сапоги и черная кожаная куртка с металлическими заклепками, создававшими на спине узор в виде герба.

Миновав лестницу черного хода, Марк достал ключи от автомобиля и включил сигнализацию. На её шум явился охранник стоянки. С невозмутимым видом парень начал объяснять ему сочиненную на ходу легенду, что машина, дескать сломалась, и ему срочно нужно отвезти её на техобслуживание. Для большей правдоподобности, чтобы все были наверняка в курсе, он набрал мобильный Ондзи — отпроситься. Азиат, не будь дураком, смекнул, что у парня возникла обоснованная необходимость. Решив отложить объяснения на потом, он дал добро на выезд, уверив, что без проблем возьмет такси в случае необходимости. Благодаря тому, что Ондзи так естественно и так вовремя подыграл ему, охранник не усомнился и открыл ворота, чтобы автомобиль покинул поместье, в то время, как эта ситуация отвлекала внимание охранника, девушка незаметно юркнула под заднее сидение через специально приоткрытую дверцу.

Когда они отъехали на безопасное расстояние, японка удобнее уселась, довольно болтая ногами:

— Через два квартала поверни на право, пожалуйста, потом ещё три квартала прямо, — попросила она, — Мне нужно кое-где побывать. Это очень важно для меня.

Место, куда она указала, оказалось кладбищем Янака, что примерно в двадцати минутах от парка Уэно, где царят величие, покой и умиротворение, и где похоронено много известных людей.

Девушка прошла знакомым ей маршрутом и остановилась у парной могилы.

Дальше Марк с ней не пошел, оставшись стоять поодаль. Девушка подошла к могиле и села на колени, заменяя цветы в вазе свежим букетом, купленным у входа на кладбище:

— Мама, папа, я хотела бы представить вам одного особенного для меня человека. Его зовут Марк, и он не японец. Но, поверьте, это совсем не важно. Он такой же особенный, как и я, — она повернула голову, посмотрев на парня, стоявшего облокотившись о дерево, и снова вернулась к своему занятию, продолжив беседу, — Знаете, это, наверно, и есть то, что называют судьбой, то, что связывает двоих неразрывной алой нитью. Ещё на обложках журналов меня покорили его глаза — в них была какая-то необъяснимая притягательность и сила, но я даже представить себе не могла, что смогу с ним познакомиться. А вот как всё вышло — реальность оказалась даже более захватывающей, чем мечта. Пусть у нас не всегда всё гладко, но я верю, что всё преодолимо, если любишь — а я его очень люблю. Как бы я хотела иметь возможность познакомить вас, — под конец она не выдержала. И последний цветок выпал из её трясущихся рук, — Мама, папа!

— Мей! — Марк увидел это и сразу бросился к ней, по-настоящему испугавшись за её состояние, — Ты в порядке?

— Прости, Марк, — едва слышно пошептала она охрипшим голосом, — Ну, вот, я снова извиняюсь… — она вздохнула. опустив плечи, потом встрепенулась, схватившись за ворот его рубашки, — Ты не подумай, я не сумасшедшая.

— Возможно, кто-то другой и подумал бы так, — он отрицательно замотал головой, — но не я. Тебе их очень не хватает — у меня на могиле матери вообще случилась настоящая истерика, видела бы ты меня тогда. А ты ещё очень сильная. Меня всегда это в тебе удивляло. Так что всё нормально — поплачь, и станет легче, — его крепкие объятия, его спокойный, но твердый голос говорили о его искренности лучше всех пышных фраз. Он не умел так красиво изъясняться, как, к примеру, Джон, но сейчас это не имело, ровным счетом, никакого значения — они с Мей и без того прекрасно понимали друг друга.

— Интересно, Марк, а наши родные могли встретиться там, на небесах? — она подняла голову и сквозь слезы посмотрела на мерцавшие над ними луну и созвездия, — Я думаю, что они всё-таки встретились, и решили устроить нашу встречу здесь, на земле. В детстве я верила, что моя мама — лунная Принцесса Кагуя, которая спустилась на землю, но вынуждена была снова вернуться на небо — и вот теперь они с отцом вернулись в свой лунный дворец. Видят ли они нас сейчас?

— Я уверен, что видят, — тихо ответил он, — Как и моя мать видит нас…

— Что это? — она поморщила нос, когда на него опустилась холодная снежинка и вытянула раскрытую ладонь, — Марк, смотри, какая красота — ведь это же снег! — дернула его за плечо, вопросительно посмотрев, — Они благословляют нас, правда? — только что она плакала, а сейчас — от всей души улыбалась.

— Они благословляют нас… — повторил Марк, заразившись от неё этой верой.

— Марк, а возьмешь меня как-нибудь с собой? — спросила маленькая японка настолько неожиданно, что своим вопросом заставила его замереть с широко раскрытыми глазами, — Покажешь место, где ты вырос? Я хочу представиться твоей маме и поблагодарить её за такого сына — за тебя, — шепотом закончила она.

— Ты… правда этого хочешь? — с трудом выдал он, сглотнув подступивший к горлу ком.

— Правда, — кивнула она, снова дернув его за рукав, — Обещаешь?

— Обещаю… — одно слово, но оно объединило их крепче любых клятв.

— Как думаешь, я бы понравилась твоей матери? — робко спросила она, полная тайной надежды.

— Я думаю, ты бы очень ей понравилась, — теперь уже он не сомневался в этом.

— Ну, погрустили и будет, — девушка вытерла слезы и улыбнулась, — Пойдем в торговый центр прогуляемся? Я проголодалась.

— Хорошая мысль, — Марк почесал затылок, загадочно улыбнувшись, — Мне стыдно было признаваться, но я тоже не против перекусить.

— Мама, папа, ну, мы пойдем, — она ещё раз опустилась перед могилой с выложенными иероглифами именами, проведя мокрыми пальцами по холодной плите, — Мы ещё обязательно будем вас навещать, а вы не скучайте без нас. Ладно? Я вас очень люблю. За меня не волнуйтесь, хорошо? У меня много друзей, со мной Марк и Йошида-сан — они не дадут меня в обиду.

— Господин Сакурада, госпожа Сакурада, с вашего разрешения, обещаю позаботиться о вашей дочери, — неожиданно Марк подошел ближе и почтительно поклонился.

— Марк, ты не насмехаешься надо мной? — она резко развернулась к нему, сверкая глазами.

— И в мыслях не было, — опешивши, стал оправдываться он, и выражение гнева на её лице сменилось изумлением, — Я часто разговариваю с мамой… Прости, если это задевает тебя…

— Нет, нет, всё нормально, — и ей стало стыдно, что она допустила мысль, будто он мог бы смеяться над ней.

— Так нормально, что ты вот-вот снова расплачешься? — усмехнулся парень, подавая ей руку, чтобы подняться, — Терять родных всегда тяжело, но поверь, они навсегда останутся с тобой — в твоем сердце и твоей памяти. И когда-нибудь, возможно, что и не через год, и не через два — твоя боль перестанет быть такой острой.

По дороге девушка принялась объяснять нюансы и особенности японской кухни, о которых парень имел лишь самое поверхностное представление — многим по душе рис и морепродукты, но не все знают, что это — лишь очень малая часть от всего разнообразия, наряду с фасолью, соей и мясом, преимущественно — говядиной, особой популярностью пользуется специфичный её вид, именуемый «мраморным» мясом, рисунок которого обусловлен особенностью расположения жировой прослойки, на образование которой влияют своеобразие питания и образа жизни выращиваемого крупного рогатого скота.

А легендарная рыба фугу, сомнительно известная своей токсичностью при неправильном приготовлении? Несмотря на всю опасность, приготовленная поварами, имеющими специальную лицензию, она не теряет своей популярности среди жителей Японии.

— Знаешь, что самую вкусную еду подают в маленьких семейных ресторанах? — Мей пообещала ему показать ему свой любимый ресторанчик, где она бывает частой гостьей, — Вкуснотища! Пальчики оближешь. Без лишних изысков, зато приготовлено с душой. Кажется, что может быть проще — обжарить свежие овощи и рыбу в кляре? Но это настоящее объедение. Японская кухня вообще полезна для здоровья — в ней много рыбы и других морепродуктов, овощей. Всё это очищает кровь, снижает уровень холестерина в крови, улучшает состояние кожи и волос, усиливает память и создает хорошее настроение, снижает риск развития онкологии (вопрос, который после ядерных бомбардировок городов Хиросима и Нагасаки стоит в Японии особенно остро) и способствуют долголетию. И ещё — это просто невероятно вкусно. Это тебе не гамбургер сжевать. Тут следует не спеша наслаждаться вкусом.

— Не сомневаюсь, — мягко усмехнулся Марк, не переставая следить за дорогой, — Черт возьми, ты так рассказываешь, что у меня ещё больше разыгрался аппетит, — он так очаровательно покраснел, что девушка снова непринужденно рассмеялась:

— Ты когда-нибудь пробовал мороженое из зеленого чая? Спорим, что нет? — спрашивала она, когда они уже сидели за столиков в её любимом ресторанчике — ожидая, когда им принесут заказ.

— Нет, не пробовал, — честно признался Марк.

— О! Тогда непременно стоит попробовать, — она так и предполагала, уже зная, что они закажут на десерт, — Чай… Японская чайная церемония — это такая дивная смесь ритуального действа и медитации, практически не менявшаяся со средних веков, для которой необходимы особый настрой, особое место и время, особая утварь и особые, самые дорогие гости — непременно стоит увидеть.

— В таком случае, полагаюсь на твой вкус, — он охотно позволил ей быть проводником в этом новом для него мире, полном тайн и легенд.

— Ты ешь, не бойся, — она откинулась на красном кожаном диване, с улыбкой рассматривая его, так нелепо смотревшегося в строгом костюме, добавлявшем ему несколько лишних лет сверх его возраста, зато его собранные в высокий хвост волосы так напоминали самурайскую прическу, — Это стоит попробовать. Специально для тебя, закажем что-нибудь в ресторане в торговом центре, и ты увидишь, что это не идет ни в какое сравнение — совершенно разные вещи.

— А почему на меня так смотрят? — спросил он, наклонившись к ней, когда заметил, что посетители кафе, и правда, как-то странно на него посматривают, а молодые посетительницы негромко шушукаются, бросая украдкой на него заинтересованные взгляды, а один малыш даже показал на него своим пухлым пальчиком, дернув мать за руку, что-то спрашивая у неё, на что она сделала ему внушение о манерах.

— Потому, что ты отличаешься от них, — пожала плечами маленькая японка, продолжив наслаждаться своим любимым зеленым чаем с мятой и лимоном, — Для них ты необычен и интересен, понимаешь? На меня так же смотрели у вас.

— Это, и правда, было вкусно, спасибо, — тихо поблагодарил свою спутницу Марк, когда они покидали заведение.

— Я рада, что тебе понравилось, — с облегчением улыбнулась она, — теперь мы можем отправиться в торговый центр за подарками для твоих друзей.

— А разве они теперь и не твои друзья тоже? — уточнил он, глядя в её лучистые глаза, не в силах сдержать улыбку.

— Ладно, не придирайся уже, — хихикнула она, игриво отмахнувшись, и шепотом добавила, — И я посоветовала бы тебе надеть темные очки для большего спокойствия.

— Я же чуть не забыл — из внутреннего кармана пиджака юноша достал тот самый пластиковый брелок, который она дала ему, прощаясь в аэропорту, когда возвращалась в Японию, и протянул ей, — Твой брелок.

— Можешь оставить его себе насовсем, — она накрыла его руку своей, — Я уже давно купила себе новый, с колокольчиком, чтобы отгонять злых духов, — и немногим позже, прогуливаясь с Мей по торговому центру, Марк заметил, что среди японской молодежи очень популярно носить большое количество забавных ярких брелков на сумках и мобильных телефонах.

Проезжая мимо районов небоскребов со множеством неоновых реклам, большая часть которых, помимо брендов с мировой известностью, была представлена иероглифами, не понятными парню, и Мей приходилось пояснять ему их значение.

Но стоило им переступить порог торгового центра, как внимание девушки привлек только ей понятный игровой автомат:

— Марк, смотри, это же эксклюзивный игровой автомат, — она схватила его под руку и потянула, — О! Как я любила в детстве этот сериал: «Прекрасная воительница Sailormoon». Хочу попробовать выиграть что-нибудь, — Мей порылась в сумочке в поисках кошелька с монетами, её кошелек был в виде кошачьей мордочки, чтобы оплатить игру в автомате — и в который раз ей удалось удивить его таким сочетанием детской непосредственности и впечатлительности в одни моменты с мудростью и рассудительностью зрелой женщины в те моменты, когда это требовалось от неё, — Хм… Так, бросаем монетку, посылаем мысль в мироздание и крутим ручку: один, два, три.

— Удачи, Мей! — Марк не был знаком с этим анимационным сериалом и мало понимал в этом, но искренне старался поддержать её.

— Да! — от радости она захлопала в ладоши, прижимая к груди свой приз.

— И что там? Игрушка? — увлеченно поинтересовался он, пытаясь понять, что же она держит в руках.

— Это зеркальце в виде самой первой магической броши главной героини, — охотно пояснила азиатка, — Ух, как я рада!

— Я рад, что ты рада, — он легко похлопал её по плечу.

Девушка, ещё немного покрутив зеркальце в руках, провела по нему изящным пальцем с аккуратным французским маникюром, сопровождая это движение улыбкой и ставшим уже легендарным заклинанием «MOON PRISM POWER, MAKE-UP!», не ожидая, разумеется, магического эффекта — она ведь находится в этой реальности, а не в мире японских комиксов и анимации.

— Марк, а знаешь легенду о зеркале солнечной богини Аматэрасу? — спросила вдруг Мей.

— Нет, — покачал он головой, — Расскажешь? — и замер в ожидании, подперев щеку рукой.

И не заставляя просить дважды, она поведала одну из бесконечного множества легенд о почитаемых в Японии божествах:

— Аматэрасу — дочь богов и прародительница японского императорского дома. Как-то она была настолько расстроена, что заперлась в своем небесном дворце, и перестала освещать мир своим божественным светом. И всё погрузилось во мрак. Вместе с угасшим светом, покинули мир добродушие, радость, любовь и надежда, и таившиеся в темных углах демоны отважились явить себя, повергая в ужас людские сердца. И собрались обеспокоенные божества на совет, как же им уговорить её выйти и спасти мир от мрака и разрушения. Создали боги великолепный дворец с садом, в котором деревья были украшены гирляндами из жемчуга и драгоценных камней, соткали одеяние, достойное настоящей королевы, но не вышла к ним богиня. Тогда начали боги великое и шумное торжество перед дворцом богини, женское любопытство взяло своё — выглянув аккуратно из-за двери, она поинтересовалась, по какому поводу торжество. И ответили ей боги, что нынче есть у них повод для веселья, ибо посетила их богиня небесной красоты. И удивилась Аматэрасу, и захотела увидеть эту загадочную богиню. И тогда дали ей боги большое зеркало, в котором она увидела своё отражение — деву неописуемой красы. И рассмеялась богиня переливом веселых колокольчиков и присоединилась к празднующим, и вновь засиял солнечный свет над горами и долинами, над реками и озерами, над лесами и полями. И пуще прежнего принялись веселиться боги.

— Это так по-женски, — рассмеялся Марк, когда она закончила свой рассказ.

— Но, так ведь она, кроме того, что богиня, ещё и женщина, — Мей гордо вздернула подбородок.

Ещё раз усмехнувшись, она тихо запела на мотив открывающей заставки этого известного анимационного сериала о добре и зле, о любви и дружбе, о прощении и верности, о простых истинах и вечных ценностях, популярного во многих странах мира с избытком поклонников — вот уже двадцать лет:

И Марк поймал себя на мысли, что заслушался её голоса и засмотрелся на неё — она пела так чисто и так вдохновенно, вкладывая всю душу. Сразу было понятно, что она знает и любит эту песню, и могла повторить её наизусть в любое время — днем и ночью.

Ему не было ещё так легко на сердце и в уме.

Но девушка уже снова схватила его за руку и потянула к другому игровому автомату:

— Ух, ты! Да это же игровой автомат с фигурками, — она указала на большую стеклянную витрину с большим количеством фигурок в пластиковых коробках и устройством для захвата, управляемом рычагами снаружи, — Когда-то у меня были фигурки из этой серии. Из всех героинь мне больше всего нравилась Воительница Марса — Хино Рей, обладающая силой пламени и читающая будущее по священному огню. Марк, выиграешь мне её фигурку? — Мей заискивающе подкатила глаза, протянув ему монету для оплаты игрового времени, — Держи монетку. Направляешь рычаг и пытаешься захватить коробку, и смотри, не урони, аккуратно подводи к ячейке и отпускай, — жестами и искаженным английским она пыталась объяснить ему, как работает аппарат, и радостно кинулась ему на шею, когда у него получилось и коробка выкатилась в специальную ячейку, из которой её уже без труда можно было достать, — Вот так, молодец! Достаю, — пританцовывая, она прижимала коробку к груди, — Спасибо-спасибо!

Марк только снисходительно развел руками, помогая ей упаковывать приз в рюкзак:

— А что это такое? — он повернул голову в сторону других автоматов, на которых забавно двигались молодые люди, одетые так же забавно.

— На что спорим — ты и трех минут не продержишься на танцевальном автомате? — бросила она с вызовом.

И опять этот озорной блеск в её глазах. Нет, она это что — серьезно?

— Это мы ещё посмотрим, — в нем снова взыграли какие-то детские азарт и любопытство, — Как работает эта штуковина?

— Поясняю, — девушка едва удержалась от смеха — выбираешь мелодию, на экране будут появляться стрелочки и указания, которым нужно следовать, и согласно им нажимать ногами на соответствующие панели на платформе — совпадение с изображением на экране дает игроку определенное количество очков, каждый раз, когда ошибаешься или сбиваешься с ритма, очки снимаются. Раунд считается проигранным, если во время прохождения песни они обнулятся.

И вот, перекинув верхнюю одежду через специальное ограждение, под восхищенное перешептывание не только разряженной молодежи, окружившей их, но и других проходивших мимо людей, они устроили танцевальное состязание, а зрители уже восторженно аплодировали и подпевали — сливаясь с музыкой, каблуками отбивая темп, подстраиваясь под ритм биения своего сердца, становясь с мелодией одним целым, четко повторяя движения трехмерных моделей персонажей на экране — и распределение равновесия и точность движений приходили сами собой.

Когда музыка смолкла, и они, сойдя с платформы — бесконечно счастливые, направились к выходу, сопровождаемые пожирающими их глазами группой старшеклассниц, не сводивших взглядов со странного высокого бледного молодого человека, на что маленькая японка шутливо возмутилась, отдышавшись после импровизированного танцевального марафона:

— Смотри, сейчас они ещё автографы у тебя начнут просить. Завидовали бы уже молча, — она крепче прижалась к нему и повела его по торговым рядам — выбирать подарки. С одной стороны — ей, безусловно льстило, что её спутник привлекает такое повышенное внимание, с другой же стороны — это внимание рождало в ней ревность, но ей удавалось подавить в себе эти чувства, когда она была рядом с ним, а он держал её за руку и улыбался только ей, — А ты молодец, прости, что сомневалась в тебе.

Они уже проделали половину пути, возвращаясь обратно, Марк вспомнил, что так и не успел купить подарок ей.

Они остановились у ювелирного магазина и зашли присмотреться к ассортименту.

Добродушный пожилой толстяк — хозяин магазина поспешил поприветствовать новых клиентов, не уставая рекламировать свой товар, глядя на молодую пару с некоторой светлой грустью.

Время было позднее, покупателей было не так много, а поэтому продавец мог больше времени уделить больше внимания этим своим клиентам.

Свой выбор Марк остановил на золотом браслете с рубинами.

Девушка сначала отказывалась принимать такой дорогой, по сравнению с другими купленными сувенирами, подарок, но вдвоем мужчинам путем долгих уговоров удалось убедить её.

И вот, как только он уже приготовился расплатиться, как появились трое в масках и потребовали выложить деньги и украшения на стол и лечь лицом на пол.

Ладони торговца стали влажными от страха.

Мей дернула парня за рукав, заметив, как опасно сузились его глаза:

— Нет… — губы сами прошептали, прежде чем разум успел сообразить, но его услышали.

— Кто-то что-то сказал, мальчик? — один из грабителей толкнул его в плечо, наставив оружие, — Или мне послышалось?

— Я. Сказал. Нет, — хладнокровно повторил юноша, — Тут ничего вашего нет. Вам лучше уйти, — для него это был не просто браслет, он символизировал его чувства, и ни кому не позволено будет растоптать их.

— Как интересно, — если бы Марк мог видеть сквозь маску, то разглядел бы заинтересованный взгляд, — Каким ветром занесло тебя сюда, крысеныш?

— Как мило, что ты вспомнил о ветре, — криво усмехнулся парень.

— Нарываешься на разборки, крысеныш? — пока что Марк оставался невозмутимым, — Перед девкой выделываешься? — он перевел руку, в которой держал оружие в сторону девушки, — Ба! Какие люди, и при охране! Давно не виделись, дорогуша.

— Не смей его трогать, слышишь?! — выкрикнула Мей насупившись и сжав кулаки.

— Какие мы грозные. А не то, что? — бандит наклонил голову, рассматривая её сквозь маску, потом резко повернул голову в сторону Марка, наставив пистолет и целясь в голову, — Пойдешь с нами, если не хочешь, чтобы я пристрелил его на твоих глазах. Ты же не хочешь, чтобы ему было больно? А ему будет очень больно, я обещаю!

— Что может быть у тебя общего с Мей? — изумленно прошептал юноша.

— И вот тут-то ты ошибаешься, мальчик, — в его голосе сквозила ухмылка, повернулся к девушке. задав вопрос, — Я верно говорю, детка? Спокойно! Спокойно, чего так напряглись? — и снова этот неприятный смех, действующий на нервы, — Не хочешь вспомнить былое? А эта девочка — горячая штучка, правда? Можешь поверить мне. Я знаю, о чем говорю — ночью она просто не давала уснуть. Смотрите-ка, крысеныш, кажется, ревнует!

— Он гораздо больше мужчина, чем ты! — процедила сквозь зубы маленькая японка.

— Хочешь сказать, тебе тогда не понравилось? — парень непонимающе фыркнул.

— Уточни, что мне должно было понравиться, безмозглый ты, самовлюбленный придурок? — Мей с большим трудом старалась держать себя в руках и не срываться на крик, но от нахлынувших воспоминаний едва не сделалось дурно, и слезы подступили к глазам, и захотелось расцарапать ему лицо своим маникюром, чтобы минимум пару недель не мог на улицу выйти, — То, что ты пьяный изнасиловал меня? Или то, что ты потом позволил сделать это же своим приятелям?

— Я предлагал тебе выйти за меня, но ты сама отказалась, — угрожающе прошипел собеседник.

— Отказалась?! — неужели она вот так просто высказала всё накопившееся? Только стоит ли этот человек её нервов и её переживаний? Главное, что ей самой стало легче, — Бог мой, да я, что, похожа на глупую курицу, чтобы связаться с таким паршивым петухом? А потом, что — каждую ночь плакать в подушку, как эти клуши, которые не в состоянии постоять за себя? Ну, ж нет! Ни за что и ни когда!

— Дура! — но дальше Мей уже ничего не слышала потому, что повернувшись, увидела Марка, стоявшего прислонившись к стене, — Думаешь, ему ты нужна? Поиграется с экзотической игрушкой и бросит, когда надоест.

И горячий стыд ошпарил удушливой волной.

А Марк стоял и тоже задыхался от незнакомой боли, ожившей в его сердце не испытываемым ещё настолько безумием. Ревность? И почему ему сейчас настолько больно? В висках мучительно шумело и пульсировало, и вся кровь отлила от, и без того бледного, лица:

— Эй, ты что делаешь, псих?! — одно дело было выслушать эту историю от Мей, но совсем другое — стоять под дулом пистолета, что сейчас в руках у этого ничтожества, который посмел так с ней поступить. Нет, это уже было выше его сил. Сплетая побледневшими пальцами заклятие, он резким ударом ребром ладони выбил оружие, одновременно второй рукой отбросив нападавших мощным воздушным потоком.

И эта мразь прикасалась к ней?

— Закрой свой рот, пока я не вырвал твой грязный язык! — его всего трясло, но ему хватило сил, чтобы одной рукой припечатать мерзавца к стенке, — Да, я — псих, советую больше не связываться со мной. И не дай Бог нам пересечься ещё хоть раз. Только попробуй приблизиться к ней ближе, чем на сто метров, и я убью тебя — и это не угроза, а констатация факта. Я не хочу знать твоё имя, не хочу видеть твоего лица — достаточно того, что я твой голос запомнил. Ты всё понял? — голос его звучал спокойно и ровно, как бесстрастный приговор, противник замотал головой, бубня что-то невнятное, — Повтори громче, я не расслышал, — потом Марк взял её за руки, убирая их от её лица, — Посмотри на него, — он насильно повернул её испуганное лицо, заставляя смотреть, — Как он жалок сейчас. Можешь больше не бояться этого человека. Если он посмеет появиться в твоей жизни — я буду рядом.

— Стоять! — заметив, что лежащие на полу зашевелились, пытаясь подняться, он не дал им этого сделать, снова подняв в воздух и резко отшвырнув в сторону, — Я ещё не отпускал ни кого, — немного успокоившись, он повернулся к насмерть перепуганному владельцу магазина, — А вот теперь можете вызывать полицию, до её приезда они точно не очнутся.

— Марк, уходим! — Мей опомнилась первой и дернула его за рукав, — Ты использовал на них свою силу, нам лучше исчезнуть, пока не появилась полиция.

— Прости, не сдержался, — он тяжело выдохнул, поправляя одежду, — Я же обещал Джону держать себя в руках… Но он не смел так говорить о тебе.

— Госпожа, ваш браслет! — торговец окликнул их.

— Но, мы так и не заплатили за него, — смущенно улыбнулась Мей, — Простите…

— Неужели вы думаете, что после того, что вы спасли мне жизнь, я позволю себе торговаться с вами? — отмахнулся мужчина одной рукой и протянул ей свою другую руку с браслетом на ладони.

— Я не могу его так взять, я заплачу, — Марк достал бумажник и принялся отсчитывать купюры, — Если хотите нас отблагодарить, то не выдавайте. Скажете, что были в состоянии шока, вас заставили лечь лицом на пол и вы не разглядели.

— Как скажет господин, — церемонно поклонился торговец, принимая деньги, — Но я никогда не забуду того, что вы сделали.

Задержись они ещё хоть на несколько минут, и встречи с полицией не удалось бы избежать.

— Чёрт возьми, Марк, а ведь тебя могли подстрелить! — девушка, надув губы, толкнула его в плечо, когда они садились в машину, и только тут до него дошло, что он мог никогда больше не увидеть ни её, ни отца, ни Александру, ни Маргариту.

— Я знаю, — закусив губу, он нервно вцепился пальцами в руль, — Прости, — и больше за всю дорогу они не произнести ни слова, продолжая молчать.

— Ну, вот, приехали, — грустно усмехнулся Марк. когда автомобиль остановился у ворот поместья, — А ты так и не сказала о своем желании.

— А ты догадайся, — доверительно прошептала Мей, близко наклонившись к нему, от чего его точно ударило током, и руки сами привлекли её ближе к себе, а губы нашли мягкость её губ.

— Угадал? — с улыбкой спросил он, прервав поцелуй.

— А сам как думаешь? — улыбнулась девушка и несколько раз сжала-разжала пальцы, глубоко вдохнув, — Боже, дай мне сил выдержать нравоучения господина Йошида!

— Я провожу тебя, — подмигнул он, беря её за руку.

— Спасибо тебе, — Мей вдруг как-то по-детски неуклюже обняла его, уткнувшись лицом ему в грудь, — Ко мне ещё ни кто так не относился. Прости, я не думала, что встречусь сегодня со своим прошлым.

— Стоп! — он приложил палец к её губам, заставляя замолчать, — Вот, пусть прошлое и остается в прошлом.

— Госпожа, я очень и очень разочарован! — старик, совершенно очевидно, негодовал, казалось, что ещё немного, и у него начнет дергаться глаз, а уголки его плотно сжатых губ уже нервно дергались, — Вас совсем не заботит ни ваше будущее, ни моё здоровье — совсем не жалеете старика. О чем вы думали? У меня чуть инфаркт не случился, когда вас не нашли в вашей комнате, — Мей опустила голову под его тяжелым взглядом, но прятаться за спиной Марка не стала, — Видели бы ваши родители, насколько вы не дорожите своим именем. Ступайте в свою комнату, госпожа, и подумайте над своим поведением.

— Простите, господин Йошида, — искренне извинилась она, понимая, что старика, и правда, мог хватить удар, а у него слабое сердце. Господи, а ведь она не подумала об этом! Снова повела себя, как законченная эгоистка.

— Прошу прощения, Йошида-сан, — выступил вперед Марк, виновато поклонившись, — это была моя идея, — девушка покачала головой, пытаясь возразить, но жестом остановил её, от чего ей просто захотелось провалиться сквозь землю, ну — или забиться в истерике, на худой конец.

— Прекрасно, молодой человек, — пожилой мужчина довольно хмыкнул, когда юноша выдержал его испытующий взгляд, — Хоть имеешь смелость признаться.

— Мне нечего скрывать, — с вызовом бросил Марк.

— Вот и хорошо, я ещё не закончил, — кивнул мужчина и повернулся к девушке, указывая в сторону лестницы на второй этаж, — Ступайте, госпожа, вы, должно быть, устали, а я хочу поговорить с молодым человеком без свидетелей.

— Да, Йошида-сан, — Мей не хотелось оставлять его наедине с этим суровым стариком, но Мак ободряюще подмигнул ей, а она чувствовала себя слишком уставшей и слишком виноватой, чтобы сопротивляться, и обменявшись тихим «Спокойной ночи!», она медленно развернулась и проследовала в свою комнату.

— Кем ты себя возомнил, молодой человек, что позволяешь себе такие возмутительные выходки? — и тут уже мужчина дал волю своему недовольству, — По твоей милости госпожа пропустила занятия. Если так пойдет и дальше, то она может потерять всё, что с таким трудом создавала её семья на протяжении десятилетий — фамильное имя, состояние.

— Я только хотел помочь… — Марк и чувствовал себя виноватым, и в то же время, считал, что поступил правильно, скрасив девочке день, и её радостный смех и счастливая улыбка были тому бесспорным и красноречивым свидетельством.

— Тогда, не мешало бы прежде думать, — назидательным тоном продолжил мужчина, — Зачем подпитывать её надежды, которым не суждено сбыться? Наследница клана не выйдет замуж за чужака — вы с ней слишком разные. К тому же, ей нужен более старший и опытный мужчина её круга, который смог бы взять на себя управление компанией. А ты что можешь дать ей? Весь ваш модельный бизнес погряз во лжи, интригах и распутстве, а пройдет молодость, она ведь не вечна, что ты будешь делать тогда, на что содержать семью?

— Вы так уверены, что знаете, что ей нужно? — не сдержался Марк, крепче сжав пальцы на руках, — Вы её, вообще, знаете? Знаете, когда у неё День рождения?

— В мае, — тут же ответил мужчина.

— Да, — согласился парень, признавая ответ верным, — А какой у неё любимый напиток? Какое любимое блюдо? — продолжил он злобно сыпать вопросами.

— Зеленый час с мятой и лимоном, темпура, мороженое из зеленого чая, — и снова четкий и лаконичный ответ.

— А какую музыку она предпочитает? Какие её любимые цвета? Какой её любимый бренд? — хотелось поддеть, зацепить, показать, что нельзя выбирать и так бездушно решать за живого человека, — Она слушает группу «Morning musume» и Камуи Гакта, любит красный, белый, синий и черный цвета, и предпочитает марку «Hello Kitty».

— И о чем это говорит? — старик как-то странно посмотрел на него.

— О том, что я знаю её не хуже вас, — вот, оно — то, что он хотел высказать, — при всём уважении, господин Йошида…

— Ты с ней спал? — без лишних предисловий озадачил собеседник, и захотелось ответ выплюнуть ему в лицо, но Марк на какое-то время застыл ошеломленный, тогда мужчина повторил свой вопрос с более резкой интонацией, продлись минутное молчание дольше, парня пришлось бы встряхнуть за плечи, — Отвечай, когда тебя спрашивают! Я задал простой вопрос и рассчитываю получить на него предельно честный ответ.

— Нет, — тяжело выдохнул Марк, и добавил, глядя прямо в изумленные глаза собеседника, — И этого не случится, пока мы оба не будем готовы к этому, — ограничился этой фразой, не посчитав нужным далее распространяться на предмет своих страхов и сомнений.

— Похвально, что ты сумел сохранить здравость мышления, — с облегчением выдохнул мужчина, как-то странно посмотрев на него, и в глазах невольно проскользило уважение, — И последний вопрос: ты любишь её? — и Марк, уже было развернувшийся уходить, замер — как же он боялся и избегал сам себе задать этот вопрос.

— Да, — не задумываясь ответил, и как только до него дошел смысл прозвучавшего из его уст ответа, он едва сдержался, чтобы не рассмеяться: всего одно слово, две буквы, и вся сумятица в голове упорядочилась, как после дождя и бури расступаются облака и приходит ясность, — Всего доброго, Йошида-сан, с вашего разрешения, — легко поклонившись, уже не тая улыбки в уголках губ.

— А ты интересный, христианин, — японец кивнул в знак одобрения, — Думаю, что ещё не прощаюсь с тобой.

— Тогда, до встречи, Йошида-сан, — юноша ещё раз поклонился, и покинул помещение с улыбкой на лице, — И, кстати, я увлекаюсь программированием и компьютерными технологиями, если вас это интересует, — последнее слово осталось за ним, и вот теперь он был удовлетворен.

Выйдя из поместья, он посмотрел на её окно, в котором зажегся свет. Девушка открыла окно и помахала ему.

— Смотри, не простудись, — отсалютовал Марк, и она послала ему воздушный поцелуй:

— Я могу приехать на рождественские каникулы? — спросила Мей, и он утвердительно кивнул.

И в это время на ночном небе над ними вспыхнула падающая звезда. Знаете ли вы о том, что, если желания двоих, загаданные, глядя на падающую звезду, совпадут, то они непременно сбудутся? И этим двоим так хотелось в это верить.

«Так и мы должны стараться сиять ярче, — принял тогда решение Марк, — для тех, кто будет брать с нас пример. В чью жизнь мы в состоянии привнести чуть больше света и красоты».

И последний показ он отработал на пределе своих сил, чем заслужил искреннюю похвалу своего напарника-азиата:

— Вот это совсем другое дело, — Ондзи довольно похлопал его по плечу и они пожали руки, — Молодец, напарник! А эта девочка тебя изменила.

— Я же просто … хотел помочь ей, по — дружески… — растерянно пробормотал парень.

— По — дружески, говоришь, — азиат растянул понимающую улыбку, — ну-ну, ты сам-то хоть веришь в эту, так называемую, «дружбу»?

Марк нехорошо сверкнул глазами:

— Ондзи, я, конечно, очень благодарен тебе за помощь, но можно я сам с этим разберусь, без посторонней помощи?

— Конечно, — согласился с ним японец, — Я не сомневаюсь, что ты разберешься, — Марк и сам теперь в этом ни сколько не сомневался.

 

Новое звучание Рождества

— Ондзи, скажи, а что по-твоему, любовь? — внезапно серьезно спросил Марк, когда они уже заняли свои места в салоне самолета.

— Любовь — это то, что сжигает нас в пепел и возрождает вновь, — в ответ японец процитировал древнее изречение.

— Да ты, оказывается, поэт, — усмехнулся юноша, потом поинтересовался, — А ты хорошо знаешь господина Йошида?

— Мне иногда приходится иметь с ним дело, — азиат снова с любопытством глянул на парня, — Мы заказываем поставки тканей с фабрик этой компании.

— Понятно, — вздохнул Марк и отвернулся к иллюминатору, — Старик хоть и прежних устоев и закалки, но он искренне беспокоится о Мей и желает ей только добра, — он принялся нервно сжимать в руке салфетку, — Может быть, он прав — кто есть она, и кто — я? Что я в состоянии предложить той, кто достойна самого лучшего?

— Тогда стань лучшим, — Ондзи развернул его лицом к себе, — Представь, что её нет в твоей жизни, если без неё жизнь теряет смысл, то твои чувства достаточно сильны. Если это — то, чего ты хочешь на самом деле, то борись. Ни что в жизни не дается даром — всё нужно ещё заслужить, доказать, что ты достоин счастья.

— Я запомню этот совет, спасибо, — благодарно улыбнулся парень, — А ты сам был влюблен?

— О, нет, для этого я слишком занят, — с усмешкой отмахнулся мужчина, всё же не желая раскрывать свою душу до самого конца, — Видно, мне так и суждено умереть холостяком.

— А может быть, просто ещё не встретилась та самая? — подмигнул Марк.

— Да благословен будет не перестающий надеяться, — улыбнулся азиат, ответив восточной мудростью, и развернул последний выпуск газеты на японском, которую он купил по дороге в аэропорт, — Вот так дела! Я захватил с собой газету почитать в салоне — тут пишут о загадочном вечернем происшествии. Вчера группа неизвестных пыталась ограбить ювелирный магазин, но были остановлены неизвестным мужчиной. Мужчина молодой — возраст до двадцати пяти лет, европеец, он высокого роста, у него светлые волосы, одет был в формальный костюм черного цвета. Всем, кто что-нибудь знает, просим сообщить в ближайший полицейский участок. А также просим этого мужчину, благодаря которому было предотвращено преступление, прийти в полицию и дать свидетельские показания. Будь среди нас побольше таких сознательных граждан, улицы наших городов стали бы намного безопаснее для нас и наших детей, — лицо приняло задумчивый вид, — Как интересно…

— Действительно, — равнодушно протянул Марк, уходя от темы, которую он не хотел сейчас обсуждать, — очень интересно. Ты не возражаешь, если я засну? Я очень устал.

— Нет, конечно не возражаю, — согласно кивнул Ондзи, — А я, пожалуй, продолжу читать газету, уж очень интересный номер попался, — потом перевел взгляд на спящего рядом Марка и продолжил рассуждать сам с собой, — Интересно, как много молодых высоких европейцев гуляет по ночному Токио? — но Марк уже заснул и не слышал его.

Марк был очень рад вернуться. Вернуться туда, где его ждали: отец, Александра, его друзья, любимая работа. А совсем скоро, не успеешь оглянуться, как пролетит время, и Мей вернется провести с ними зимние каникулы. В её обществе ему было так легко, что он забывал обо всём плохом.

В доме, как обычно, было много людей, и царило необыкновенное оживление, и больше всех радовалась его возвращению маленькая Адель. Это и не удивительно — на календаре уже было начало декабря, и в сердца каждого входило Рождественское волшебство и предчувствие нового начала и новых надежд касалось души.

И снова были долгие разговоры по телефону: обо всём и ни о чем. Марк рассказывал, как друзьям понравились привезенные им сувениры, они обсуждали, как бы хотели провести праздники. Маленькая японка уверяла, что её страна полна сказочных новогодних традиций — кроме традиционных для многих народов поздравлений близких праздничными открытками и подарками, посещения храмов и родных мест и традиционного ужина в семейном кругу, для японского нового года характерны и свои особенности, присущие только этой данной стране, где считается, что душу человека отягощают сто восемь пагубных грехов и забот, и возвещающий приход Нового года колокол, каждым из своих ста восьми ударов прогоняет их из человеческих душ, где искренне верят в Семь богов удачи, даря символические фигурки, изображающие кораблики, груженные сокровищами с семью богами удачи и благополучия на борту.

Ещё Мей в красках рассказывала, как прекрасна весенняя церемония любования цветами сакуры — японская вишня не плодоносит, но имеет огромное символическое и эстетическое значение, символизирует скоротечность всего прекрасного и печаль о том, что так было дорого, но ушло, оставаясь в сердце и памяти, чтобы возродиться на следующий год новыми нежными лепестками, мягким ковром покрывающими землю после каждого порыва ветра. Рассказывала о популярных горячих источниках, о священной горе Фудзи, о фестивалях технических достижений, на которых известные бренды представляют свои последние разработки, о других фестивалях, где участники преображаются в любимых героев комиксов и мультфильмов, и всё это называется словом «косплей» — от англ. costume play — «костюмированная игра», популярное хобби, сродни маскараду, а выступающие не только показывают свои костюмы во всей красе (зачастую, сшитые самостоятельно), но и ставят сценки и танцы по мотивам произведений, исполняют композиции из саундтреков популярных анимационных сериалов и фильмов или компьютерных игр.

Марк обещал ей обязательно показать украинскую вишню и поделился своим планами порадовать детишек из приюта, где он провел свое детство, подарками на день Святого Николая.

Мей заметила, что у неё как раз будут каникулы и попросила разрешения сопровождать его, и Марк согласился. И на душе стало сразу легче, гораздо легче. Но он всё ещё не находил слов, чтобы объяснить то, что с ним сейчас происходит. Но бывает и так, что все слова в мире не в силах описать одно простое чувство, но сердце, как ни странно, всё прекрасно понимает без слов — и не важно, на каком языке мы говорим, у любви он — один для всех.

Всё чаще с неба шел чистый мягкий белый снег, и так приятно было ощущать легкую прохладу на своих щеках, губах и ресницах. И снова чувствуешь себя маленьким ребенком, верящим в чудеса, завороженно замирая, глядя на нарядные елки в пышно украшенных витринах, повсюду царило предпраздничное оживление, подстегиваемое призывными вывесками о распродажах, значительно увеличившими очереди в магазинах, из которых лился яркий свет неоновых подсветок и звучала тематическая Рождественская музыка. Отдохнуть в перерывах этого марафона шоппинга приятно было в маленьком кафе за чашкой горячего шоколада с любимым пирожным, слушая веселую болтовню подруг. В таких желанных хлопотах и поисках милых сувениров для дорогих людей время летело незаметно.

На Маргарите был белый полушубок — единственное, что она смогла застегнуть на себе сейчас, а дома уже была наготове собранная сумка, на тот случай, если придется срочно лечь в клинику — срок родов был всё ближе, и необходимо было всё предусмотреть.

И вот после одной из таких утренних прогулок Маргарита почувствовала сначала некоторый дискомфорт, но болезненные ощущения всё нарастали, а ведь до срока ещё было недели две, а то и все три.

Лицо уже покрылось испариной, но боль не унималась, а в глазах застыла паника — кошмар прошлого не должен повториться.

Когда вызвали Джека и сообщили Джону, девушка была уже в состоянии обморока — голоса близких доносились точно откуда-то издалека… Что-то не так, не правильно… Так не должно быть…

И дальше, она уже с трудом могла различить какие-то медицинские термины: «обвитие», «асфиксия», «кесарево сечение»…

Когда её везли в подготовленную операционную, она уже не замечала ни кислородной маски на своем лице, ни иглы от капельницы с лекарством в своей руке, ощущала только теплую руку мужа, сжимавшую её ладонь.

Потом она уже ничего не помнила, очнувшись через несколько долгих часов, показавшихся вечностью и ей, и сходившим с ума от переживаний за неё, друзьям.

Когда Маргарита открыла глаза, то увидела улыбающееся лицо брата — измученное после бессонной ночи. Его улыбка — это был добрый знак. Она поводила глазами по сторонам и отметила, что находится не в операционной, а в палате.

Доктор поправил ей подушки и повернул её голову, тихо прошептав, обнимая её:

— Всё хорошо, девочка, мы справились… Ты справилась…

Увидев детскую кроватку, в которой спали её маленькие дочки. Она не смогла сдержать слез, крепче вцепившись в плечи брата. Подумать только — её дочери… Их с Жаном дочери…

— Их покормили, пока ты спала. Они — удивительные малышки, — улыбнулся доктор, когда покидал палату.

— Как она, док? Почему нам ничего не говорят? — как только Джек вышел из палаты, взволнованные друзья окружили его, а Джон схватил его дрожащими пальцами за рукав халата.

— Операция прошла успешно — её жизнь и жизни детей вне опасности, — выдохнул доктор, и облегченный вздох прокатился среди друзей, потом наклонился к самому уху смуглого мужчины, — Но операция была тяжелой, что несомненно отразится на состоянии её здоровья — ещё одну беременность она может и не пережить. Ты понимаешь, о чем я?

— Господи, но как же так… — только и смог сдавленно прошептать Джон, — И как мне ей сказать об этом? Разбить её мечты и лишить надежды? — он крепко зажмурился, и из глаз едва не потекли слезы.

— Если ты не решишься, то это придется сделать мне, — со спокойствием обреченного произнес молодой хирург, — Она должна знать. Но — не сегодня. А сейчас можешь увидеть её. Ты — первый, о ком спросила Маргарита, когда пришла в себя.

Джон ничего не ответил, только незаметно от других, ещё раз окинул его тяжелым взглядом и, натянув улыбку на лицо, решительно сделал шаг в палату:

— Ну, как ты, девочка? — он аккуратно присел рядом на кровати, взяв ладонь жены в свою руку, поднеся её к своим губам, — Как себя чувствуешь?

Маргарита лежала обессиленная, на её бледном исхудавшем лице впавшие глаза казались совсем черными, оттененные темными кругами под ними. Подумать только — если бы не медики во главе с японским гением от медицины, то он мог потерять и жену, и дочерей.

— Теперь уже всё хорошо, — Маргарита слабо улыбнулась пересохшими губами, в ответ слабо сжав его руку, — Теперь я спокойна, — девушка повернула голову в сторону детской кроватки, — Не правда ли они милашки?

— Ну, конечно, мой маленький герой, — он поцеловал её бледный холодный лоб, — Самые красивые девочки на свете. Эти малышки многих сведут с ума в своё время.

— Это потому, что у них твои глаза, — не унималась Маргарита.

— Милая, давай не будем сейчас спорить? — он легко чмокнул её в нос и тихо произнес, — В старину говорили, что когда Бог хочет сделать женщине комплимент, то дарит ей дочь, а когда хочет дать ей защиту и опору — дарит ей сына, — румянец стал возвращаться на её лицо, и губы девушки расплылись в улыбке, а он продолжил, успокаивающе поглаживая её руку, — Лишь трех женщин в своей жизни мужчина будет любить более остальных: ту, что родила его, ту, что родила ему и ту, что родилась от него. Я бы ещё добавил одну — ту, что родилась вместе с ним, — улыбнулся Джон своей легкой улыбкой, имея в виду свою любимую сестру.

— Моё Солнце и звезды, — блаженно протянула Маргарита фразой из нашумевшего телевизионного сериала, глядя на него из-под полуопущенных ресниц. И почему он всегда так на неё действовал, что рядом с ним она забывала себя?

— Рождество в этом году имеет для нас особый смысл, — это настолько умилило его, что он не удержался и поцеловал девушку в макушку, как матери целуют перед сном маленьких детей, — Ещё год назад мы благодарили Бога за твоё спасение, а в этот год в наш мир пришли две новые жизни — благодаря твоему мужеству и мастерству доктора.

— Ты не подумай — как только приду в себя, я хочу быть полезной, — Маргарита подняла на него лицо, полная решимости, — Вы столько для меня сделали…

— И чем бы хотела заниматься моя девочка? — Джон посмотрел на свою молодую жену с интересом и восхищением.

— Я ещё не определилась, что мне нравится больше, — откровенно призналась Маргарита, делясь с ним своими размышлениями, — Я хотела работать в медицине, но мне также нравится и рисовать — я бы хотела помогать тебе в качестве дизайнера.

— Это нормально, ты ещё очень молода, — заверил её мужчина, вновь поглаживая по темноволосой голове, — Чтобы ты не решила, я всегда поддержу тебя и выслушаю твои дизайнерские идеи — но, только когда позволит твоё состояние.

— Папочка, можно и мне посмотреть? — в оставшуюся не до конца прикрытой дверь прошмыгнул малыш Алишер и замер в нерешительности, сделав несколько робких шагов, ожидая когда ему разрешат подойти ближе.

— Конечно. Али, подойди, сынок, взгляни на своих сестренок, — Джон взял мальчика за руку и подвел его к кроватке с новорожденными младенцами.

— Они такие… маленькие, розовые и громкие, — смущенно улыбнулся ребенок, — Папа, я что — тоже был таким?

— Может, даже ещё голосистее, — улыбнулся Джон.

— Простите. Всё хорошо, маленькая госпожа? — вслед за сыном, в палате появилась сама сиятельная Кали с приветливой улыбкой на устах, — Как самочувствие, храбрая маленькая госпожа?

— Спасибо, миледи, — девушка слабым кивком головы выразила свою признательность.

— Если понадобится какая-нибудь помощь, любая — обращайся, не стесняясь, — рыжеволосая поправила ей покрывало и взяла сына за руку, намекая на то, что ослабленной девушке необходим отдых.

— Ещё раз благодарю, — улыбнулась Маргарита, — Вы останетесь с нами на праздники? — спросила она, на что Кали ответила утвердительно.

— А это сделали мы с Рафаэлем, от нашей семьи — как ты и просила, — понимая, что не стоит дольше напрягать ослабленную тяжелыми родами молодую женщину, он дал знак рыжей богине и старшему сыну, что скоро присоединится к ним, и те, попрощавшись, вышли в коридор, — Это — тебе, — он протянул ей две коробочки красного бархата, и когда Маргарита открыла одну из них, то увидела подвеску из розового жемчуга на золотой цепочке, которую мужчина сам застегнул на её шее, — Спасибо за самый лучший рождественский подарок! — во второй коробочке были золотые кулоны в виде вензельных букв «К» и «Д» — первых букв выбранных Маргаритой имен для своих дочерей — на золотых же цепочках, которые он с величайшей осторожностью надел дочерям, — А сейчас моим принцессам нужно отдыхать и восстанавливать силы, — когда он поцеловал девочек, они смотрели на него своими большими глазенками и спокойно улыбались, признавая в нем родного им человека.

— Жан, позови, пожалуйста, маму с папой — я хочу их видеть, — попросила Маргарита.

— Конечно, — ещё один поцелуй и мягкое наставление, — Обещай, что после непременно постараешься заснуть, пока ещё эти дивные малышки предоставляют тебе такую возможность? — девушка улыбнулась хитренькой улыбкой, — В детстве мне рассказывали сказку об одном одиноком принце, которому предсказано было, что придет из другого мира девушка с необыкновенной способностью дарить окружающим тепло своего сердца, и полюбит она принца не за богатство и титул, а за его человеческие качества и избавит его от болезненного одиночества. Теперь мне всё больше кажется, что это была вовсе не сказка, — поделился он с ней, с неохотой уступая свое место в палате её родителям — хотелось быть рядом с ними каждую секунду.

— Как себя чувствуют наши девочки? — когда в палате появились родители, Маргарита ощутила прилив новых сил.

— Уже намного лучше, — она с облегчением улыбнулась, — Надеюсь, что Рождество мы сможем встретить уже дома.

— Так и будет, не сомневайся, — мать погладила её по голове и заговорщицки добавила, — По секрету скажу, что Жан уже завершил подготовку комнаты, куда вы сможете переехать, как только вас с малышками выпишут.

— А можно и мне тоже посмотреть? — ну, как же можно было обойтись без вездесущей Адельки, — Ну, пожалуйста?

— Тебе можно, — Валентина взяла девочку за руку и подвела к кроватке, — Подойди ближе, Аделин, так тебе будет лучше видно.

Потом девочка повернулась и тихо произнесла:

— Ты же всё равно будешь моей мамой, правда?

— Ну, разумеется, — кивнула Маргарита, начиная снова погружаться в целительные объятия сна.

Когда девушка проснулась, то первое, что она увидела, был большой букет красных роз с едва начавшими распускаться бутонами, что снова вызвало у неё непроизвольную улыбку.

Марк смог навестить её только вечером, когда закончились съемки, и он встретил в аэропорту Мей. Наскоро перекусив, первым делом они направились в клинику — поприветствовать молодую мать и её новорожденных дочерей.

— Марк, ты с ума сошел?! — маленькую Маргариту и не разглядеть было из-за огромного букета нежных белых роз с тонким ароматом, протянутого юношей, — Право, зачем же столько? — она подняла на него свои большие глаза, счастливо улыбнувшись, вдыхая это деликатное благоухание.

— Не волнуйся, Маруся, они специальные — не должны вызывать аллергию, — добродушно усмехнулся парень.

— Как ты назвал меня? — удивленно хлопнула ресницами девушка, продолжая прижимать к груди цветы.

— Маруся, — а что, звучит очень мило — вот так и буду тебя называть теперь, — отшутился он, рассматривая её, в белой сорочке с кружевными вставками и такой же белой лентой в темных волосах, она уже пришла в себя после тяжелых родов, закончившихся операцией, всем им пришлось изрядно поволноваться за её здоровье и даже — жизнь, её и новорожденных дочерей, настолько, что она ещё и не догадывалась о врачебных рекомендациях воздержаться от планирования будущих беременностей в виду изрядно подорванного её здоровья, о чем свидетельствовали остатки её недавней ужасающей бледности и общей слабости.

— Сам ты Мар… — начала она, но тут лицо её исказилось от боли во шве от кесарева сечения, — Сам ты Маруся! — отмахнулась она, облегченно выдохнув, когда приступ отступил.

— Ну, нет — это женское имя, — показал головой Марк, всматриваясь в перемены в выражении её лица, и в который раз поражаясь силе её духа, потом перевел взгляд на детскую кроватку, в которой спали младенцы-близнецы.

— Можешь представить меня матерью? — девушка кивнула в сторону кроватки, жестом приглашая приблизиться, — Хочешь на них посмотреть? Можешь подойти поближе.

— О! Они, правда, очаровательны, — одобрительно улыбнулся Марк, глядя на умиротворенные детские личики, — И так на вас похожи, вырастут настоящими красавицами — все в мать. Твои дети будут самыми счастливыми. Хм, у них уже свои украшения имеются — не рановато ли? — его внимание привлек блеск золотых цепочек на детских шейках, — И буквы «Д» и «К» — стало быть, уже и имена есть у малышек? — полюбопытствовал он, усмехнувшись.

— Да — их зовут Диана и Екатерина, а эти кулоны с монограммами — подарок Жана, они вместе с Рафаэлем своими руками сделали, включая цепочки, — с гордостью пояснила Маргарита.

— И красные розы — тоже от него? — покосился он на корзину с ярко-алыми цветами, правда, сразу же и сам сообразил — ну, конечно, разве могло быть иначе.

— А как ты догадался? — хитро прищурилась Маргарита, усмехнувшись.

— Ну, это совсем не сложно — кто ещё у нас красный цвет предпочитает, — легко ответил юноша, — Ты теперь счастлива? — он смерил девушку изучающим взглядом, заметив разительные изменения во всем её облике, в котором уже ничего не осталось от той девочки-подростка, которой она была когда-то, приобретя женственную плавность и соблазнительность линий и изгибов тела, — Можешь не отвечать, я и так вижу это по твоим сияющим глазам, — вдруг на его щеке блеснула слезинка, — Господи, прости меня, прости… Из-за меня ты потеряла первого ребенка… — Марк обхватил руками её ноги, прикрытые покрывалом, и едва не зарыдал, надрывно, навзрыд — как ребенок, — Я не могу ничего изменить…Самую большую боль я причинил той, которую больше всего… — и снова обожгла старая боль, что это могли быть его дети.

— Марк, не надо…Я стараюсь не думать об этом, иначе это станет и вовсе невыносимым, — Марго потрепала его светлые кудри, — Ну, ты что… Я же сказала тебе, что простила… Ио Шнайдера больше нет, а Марк Витриченко ни в чем передо мной не виноват…Ты должен стать счастливым, больше ты мне ничего не должен, — когда он поднял на неё лицо с выражением неподдельной признательности и восхищения — с глазами, чистыми и светлыми, ровно как у собственных её младенцев, поднимаясь и поправляя одежду, запечатлев невесомый поцелуй на лбу девушки.

— Марк, знаешь что? — она взяла его за руку, — Когда у меня появится сын, который мне предсказан, будете ли вы с Мей его крестными родителями? Пожалуйста, мне бы этого очень хотелось.

— Что? — на минуту парень замер и онемел, — Кто, я? — он не мог поверить в то, что действительно слышит это, а Маргарита только пожала плечами, — Значит, прощен? — он улыбнулся и кивнул головой, — Почту за честь.

— Я так и думала, что найду тебя здесь, — в дверях появилась маленькая японка с победным выражением лица, — Твой чай — зеленый, с мятой, без сахара, как заказывал. Разрешишь нам поговорить о своем, о женском?

— Я подожду тебя в холле, — подмигнул парень, проходя мимо неё к выходу, мягко проведя ладонью по её щеке и беря из её рук стакан с чаем, — Ну, я пошел, до свидания, Маруся, — козырнул Марк, широко улыбаясь Маргарите.

— Дочери? — удовлетворенно заключила она, оглядев детскую кроватку, — Ну, теперь-то ты мне точно больше не соперница — ты не из тех, кто мог бы изменять отцу своих детей. А вот у меня обязательно будет сын. Нет, лучше даже — два сына. Как думаешь — тогда он от меня уже никуда не денется?

— Боже, Мей, ну какая же ты смешная! — искренне улыбнулась молодая женщина, — Поверь мне, если мужчина любит женщину, то он будет любить и её детей, а если нет между ними любви и взаимопонимания — то и десятеро детей не удержат его.

— Считаешь меня совсем неразумной? — недоверчиво нахмурилась Мей.

— Конечно же нет! — Маргарита улыбнулась, приглашая жестом присесть рядом на кровати, — После того, что ты пережила, оно и не удивительно, что тебе сложно научиться снова доверять людям, но поверь мне — нам ты можешь смело довериться и перестать фыркать и щетиниться, как недовольный маленький ёжик.

— Ну, ты и сравнила, — хихикнула Лали-Мей и облегченно выдохнула, глядя прямо на собеседницу, — Но, знаешь, ты права — с вами я могу немного расслабиться и быть собой. Я уже почти забыла, как это… Я раньше реально считала, что друзья нужны лишь для того, чтобы их использовать, а при ненадобности их можно безжалостно выкинуть из своей жизни.

— Какие страшные вещи ты говоришь! — округлила свои большие глаза Марго, покачав головой.

— Да, именно так я и думала, — утвердительно кивнула девушка, — Теперь я понимаю, что просто боялась привязываться к друзьям… И это ещё не самое плохое, что обо мне можно было сказать — поверь, тебе бы не захотелось об этом знать, — виновато опустила глаза, азиатка, — Я же, собственно, пришла поздравить…Вы же мне теперь вместо родителей, а эти девчушки, выходит — мне как сестры… Непривычно только, что ты лишь на пару лет меня старше — так что, не обессудь уж, если не буду мамой называть.

— Да, всё в порядке, — успокоила её Маргарита, погладив японку по темным волосам, — Ты и не должна забывать своих родителей — мы только пытаемся заменить их до твоего совершеннолетия.

— Я знаю, знаю, — кивнула та, но тут спохватилась, хлопнув себя ладонями по коленям, — Хочу подарить тебе одну вещь, — точно вспомнив что-то важное, спешно раскрыла свою сумочку и достала маленькую статуэтку из слоновой кости, которую у неё на родине называют нэцке, и вложила фигурку в ладонь молодой женщины, — Это солнечная богиня Аматэрасу, прародительница японского императорского рода, дарующая свет и тепло всему окружающему — она… как ты… — азиатка улыбнулась, опустив глаза.

— Спасибо, Мей, спасибо — рассматривая подаренную нэцке, Маргарита благодарно положила руку ей на плечо.

— Да, пожалуйста! — махнула рукой Мей, — Ну, я пойду, а то Марк ждет, — она поднялась с постели, заботливо поправив покрывало, — А ты отдыхай, вид у тебя усталый.

— Конечно, конечно, — проводить посетительницу Маргарита могла только взглядом в виду слабости своего состояния, — А ты заметила, что рядом с тобой он стал намного чаще улыбаться? — в ответ азиатка смешно подернула носом.

— Ой, смотрите, неужели это он? — проходящая мимо, молоденькая медсестра дернула за рукав свою коллегу чуть старше, — Да, совершенно точно — ведь он же! — они обступили парня, сперва в нерешительности замявшись, — Разрешите автограф, господин Витриченко? Не хотите ли посетить наш благотворительный концерт — дети и взрослые будут в восторге от присутствия такой знаменитости, — они наперебой начали уговаривать его.

— Ну, я даже не знаю — такая уж я знаменитость? — Марк покраснел, улыбнувшись.

— О, не стесняйтесь! Расскажете детям о своей жизни, о том, как вам удалось добиться успеха, — продолжали настаивать девушки.

— Вы так уверены, что мне есть, что им рассказать? — юноша всё ещё не терял надежды, что они, в конце концов, оставят его в покое — но не тут-то было, щебечущие восторженные поклонницы не спешили отступать.

— Ну, не прибедняйтесь, — они с таким упорством упрашивали его, что он едва не дрогнул, — Очень вас просим.

— О! Вот, моя девушка, — появившуюся Мей, Марк встретил почти с облегчением, обнимая и целуя в висок, — Она заменит меня, и голос у неё, не в пример моего, лучше будет, — и сейчас в её глазах он искал поддержку, — Верно я говорю, милая? К тому же, может случиться так, что я буду занят и могу опоздать, — он пожал плечами. скосив взгляд на миниатюрную азиатку.

— Ну, и что мне теперь прикажешь делать? — беззлобно фыркнула девушка, — Терпеть не могу караоке… — нарочно сердито мотнула она головой.

— Это поможет тебе отвлечься и придаст уверенности в себе, — ответно парирует он.

— Но, без тебя я не согласна, — она решительно поставила условие, но смягчилась по его веселым взглядом и улыбкой.

— Постараюсь не подвести, — отрапортовал Марк, подмигнув, и она растаяла, улыбнувшись.

В тоже время, Адель, отлучившаяся в дамскую уборную, нашла там, сидящей на плиточном полу, девочку лет тринадцати, в белой больничной сорочке и белой же косынке, с ожесточением рвавшей красивое концертное платье.

— Подожди! Не надо… — всплеснула руками маленькая светловолосая девочка, — Такое красивое… Зачем ты так?

— А зачем оно мне? — сквозь слезы, бросила девочка, не отрываясь от своего занятия, — Я никогда не буду больше танцевать…

— Не будешь? — белокурая малышка обошла кругом, продолжая с недоумением следить за её действиями, — но почему?

— Потому, что я больна, — огрызнулась девочка в белой сорочке, — От всех лекарств я теперь осталась без своих прекрасных волос, а чувствую себя всё так же плохо.

— Ты обязательно поправишься, — Аделька подошла ближе и присела рядом на корточки, осторожно расправляя складки лежащих на полу обрывков платья, — А твоё платье мой папа может починить — он у меня хорошо шьет. Я возьму его, можно?

— Да, бери, кому оно теперь нужно, — махнула рукой девочка, зло отшвырнув пышные юбки, — Забирай хоть насовсем.

— Нет-нет, я верну обязательно, — замахала руками Аделина, — Ты не подумай…

— Говорю же, бери и уходи, приставала маленькая, — раздраженно отстранилась старшая.

— А как тебя зовут? — младшая сгребла в маленькие ручки остатки платья, — Как я найду, кому платье отдавать?

— Ноэль, — ответила она более благодушно, — а теперь иди, не надоедай мне, — и махнула в сторону двери, и Аделька, прихватив одежду, выбежала в холл.

— Идем домой, Адель? — Марк протянул ребенку руку, — Стоп! А это что у тебя такое? — и он, и Мей с удивлением посмотрели, что она держала в руках.

— Это одной девочки… — ответила ему Аделин, — Я должна вернуть его. Папа зашьет его, и она снова будет танцевать, — она кивнула, улыбнулась, и удивленно замерла с раскрытым ртом, повернув белокурую головку, — Ой! Да вот же она! И бежит чего-то…

— Куда ведет эта лестница? — японка дернула парня за рукав.

— Не знаю, — пожал плечами Марк.

— Зато я, кажется, догадываюсь, — она запнулась, переведя дыхание, — Её нужно остановить, — и кинулась по лестнице вслед за мелькнувшей белой сорочкой.

— Постой! — Мей окликнула девочку, подошедшую опасно близко к краю крыши больничного крыла, а именно туда вела эта лестница, — Я знаю, что ты собираешься сделать, — девочка остановилась, но так и не обернулась, порывы ветра заглушали речь, — Обернись, посмотри на меня, на мои руки, — Мей подкатила рукав и подняла высоко левую руку, — Я когда-то тоже думала, что это решит все проблемы… только я предпочла прыжку — передозировку наркотиком. Тут не слишком высоко — можешь не разбиться насмерть, а только покалечишься… Тебе мало?! Ты подумала о своих близких? Каково им будет?

— А мне как? Я не хочу жить! — надрывно всхлипнула девочка, опустившись вниз, всё ещё придерживаясь трясущимися руками за ограждение, — Разве это жизнь? Мне отрезали грудь, от лекарств у меня выпали волосы и меня всё время тошнит, и всё равно врачи не дают гарантии, что я буду жить…

— А ты и не будешь жить, если сама не захочешь этого, — совершенно серьезно заметила азиатка, — Ты сама должна захотеть — ради себя, ради своих родителей, которые не должны хоронить своих детей. А твои — очень бы огорчились, узнав, что с тобой приключилось несчастье — без сомнения.

— А твои родители? — только теперь девочка соизволила обернуться, посмотрев полным страха и сочувствия взглядом.

— Моих родителей больше нет, — коротко ответила собеседница, потерев кончик носа и нервно отряхнув невидимую пыль с рукавов, заодно отворачивая их назад, прикрывая следы от уколов.

— Прости, я не знала… — девочка стыдливо опустила голову.

— Как твоё имя? — Мей измерила взглядом девчушку — с босых ног до повязанной белой косынкой головы.

— Ноэль, — ответила ей она — А твоё?…

— Иди сюда, глупенькая, — девочка сперва оробела, когда незнакомый человек подал ей руку, и протянула в ответ свою дрожащую ладонь, — Меня зовут Мей. А ты запомни, запомни навсегда своё имя и никогда не повторяй таких глупостей, поняла? — и та, мягко приобняв, провела её вниз по лестнице, — Ну, пойдем, пойдем, тут ветрено, ещё простудишься… — где их ждали медсестры, Марк и Аделина, — И то, что тут произошло, будет нашим секретом, и мы о нем никому не расскажем. Мы ведь не хотим расстраивать твоих родителей?

Сам же этот импровизированный благотворительный концерт в холле больницы состоялся в день, когда Маргариту с дочерьми выписывали домой, где полукругом были расставлены стулья, на которых уже начали рассаживаться взрослые и маленькие пациенты, молодые медсестры, матери с маленькими детьми…

— Ну, где же он? — Мей нервно прохаживалась, сильно-сильно сжимая пальцы в ожидании Марка, но тот опаздывал.

— Готовы, мадемуазель? — напомнила медсестра.

— Да? Что? Уже пора? — взволнованно спросила девушка, но медсестра только отрицательно покачала головой, и поправив на голове ковбойскую шляпу, она взяла себя в руки и вышла к зрителям:

старалась глазами найти в толпе зрителей того единственного, кому предназначается её песня,

И вот, когда она уже совсем отчаялась его увидеть, входные двери распахнулись, и следующий куплет звучит мужским голосом, и подошедший Марк крепко прижимает её к себе:

— дрожащим голосом повторила она за Марком, смахивая с ресниц накатившие слезы.

Среди зрителей сидит и Ноэль, завороженно следящая за происходящим.

После выступления, под несмолкаемые аплодисменты, Марк, взяв за руку азиатку, подходит к девочке, открыв причину своего опоздания — он искал для неё пуанты. И когда он протянул сверток с купленной обувью, та настолько расчувствовалась, что разрыдалась от радости, от чего тут же подбежали перепуганные её родители, но тут же успокоились, узнав, от чего истерика у дочери, и, не успев поблагодарить, как к ним уже приближались Джон и Маргарита с маленькими дочками и прыгающей вокруг них Аделиной, преподнесшие ещё один сюрприз — восстановленное концертное платье девочки.

Малышки Диана и Екатерина оказались совершенно удивительными девчушками. Словно чувствуя, что их ослабленной матери необходимо как можно больше отдыхать, они вели себя очень спокойно и почти не доставляли хлопот. Могло показаться даже странным, что столь юные сознания могут вести себя столь осмысленно. Своими большими карими глазами они постоянно смотрели по сторонам — и всё им было интересно, всё привлекало их внимание. К окружавшим их взрослым они тянули свои ручки, хватали за волосы, за нос, за уши, тыкали своими пальчиками в рот, в глаза, в нос. Они старались достать и пощупать всё, до чего могли дотянуться их маленькие ручки. А когда холодные снежинки щекотали их щечки и носики, то радости малышек не было предела — они начинали улыбаться и смешно морщить носики, беспорядочно дергая ручками и ножками, пытаясь поймать их. И это просто поражало, и этому не находилось логического объяснения. История знает примеры раннего развития, но темпы у этих девочек просто поражали воображение.

Особо примечательным оказалось и то, что близнецы родились седьмого декабря, когда отмечают день Святой Екатерины. Екатерина была дочерью правителя Александрии. Девушка получила самое лучшее образование, была хороша собой и добра сердцем. Долгое время родители искали ей жениха, не уступающего в благородстве, красоте, богатстве и уме. Сама же Екатерина предпочла стать невестой Христовой и умерла мученицей семнадцати лет от роду. До сих пор Екатерина считается покровительницей женщин и женственности. В этот праздник девочки и девушки гадают на судьбу и суженого, просят о красоте и здоровье, о счастливом браке. Если до рассвета в этот день девушка срежет веточку вишни и поставит её в воду и ветка расцветет к четырнадцатому января, то и судьба девичья цвести будет.

Даниэлла сделала Маргарите замечание шутливого тона, что подруга заставила её волноваться, а это было совершенно нежелательно в её положении, когда она сама в январе станет матерью очаровательного мальчика, которого они уже видели на УЗИ, на что маленькая брюнетка состроила такую рожицу, что совершенно невозможно было остаться равнодушным.

Маргарита всё ещё была ослаблена, потому любая помощь и поддержка домашних ценилась ею особенно. И глядя в редкие минуты безмятежности на сонные личики дочерей, её переполняла такая радость и мысли о том, что они всегда будут напоминать ей любимого человека и её семью — отца и мать, чьи черты также просматривались в них.

Длительных дальних прогулок она пока что не могла себе позволить, но стоя на заднем дворе в вязаном платье красно-белой расцветки в рисунок с оленями, в белом полушубке и красной шапке с большим помпоном, она смотрела на празднично украшенные маленькие частные дворики и большой двор супермаркета по соседству, увешанные гирляндами деревья и покрывавший всё это пушистый белый снег — и всё вокруг дышало волшебством.

А дом осаждали папарацци — всем интересно было посмотреть на новорожденных дочерей стремительно набиравшего популярность молодого дизайнера и заодно — увидеть супругу одного из светил медицинской науки современности на последнем месяце беременности, совсем потеряв уважение к чужой личной жизни.

Это вызвало праведное негодование у навестившего их Ондзи, который поручил решить эту проблему своим помощникам — Максимилиану и Винтеру, имевшим опыт общения с журналистами и одним своим видом пресекавшим излишние вопросы.

— Ох, эти журналисты совсем совесть уже потеряли, — азиат наиграно возмущался, но видно было, что это его, скорее, забавляет, — День добрый, господин Дестинофф! Примите мои поздравления, — японец протянул привезенную папку с документами и пожал руку встретившему его Джону.

— Рождение сыновей делает мужчину отцом, ну, в крайнем случае — «батей», — доверительно произнес смуглый, — И только рождение дочери делает его «папулей».

— Хорошо подмечено, — усмехнулся Ондзи, переводя взгляд на букет в своей другой руке, — А где же маленькая госпожа? У меня для неё цветы.

Маргарита как раз появилась в прихожей, широко улыбнувшись:

— Какой приятный сюрприз! Спасибо большое! — поблагодарила она, принимая цветы, и сейчас она уже не выглядел такой бледной, как раньше, — А вы разве не останетесь с нами поужинать, Танака-сан? — девушка наклонила голову на бок в ожидании ответа.

— Благодарю за приглашение, дитя, — азиат дотронулся до её плеча, и волна острой боли прокатилась по его телу, и перед глазами он видел кровь, видел эту девочку в крови, он повернул голову в сторону Джона и увидел, что волосы того стали белыми, он моргнул от неожиданности, и наваждение исчезло, — Но, у меня, правда, много дел — к сожалению, — он улыбнулся как-то особенно печально.

— О! Простите, я такая бестактная, — девушка тут же принялась рассыпаться в самых искренних извинениях, — Вы вынуждены работать еще больше, чтобы Жан мог больше побыть с нами.

— Как жаль, а мы испекли такие вкусные имбирные печенья, — и от манящей улыбки проходящей мимо Даниэллы, одетой в вязаное платье с белыми снежинками на светло-голубом фоне, с высоким пышным хвостом, защипало в глазах, а в воздухе, и в самом деле, витал аппетитный аромат свежей выпечки.

— Приветствую, леди Ди! — азиат поклонился, с трудом заставив себя пошевелить языком, чтобы справиться о её состоянии, — Как ваше самочувствие?

— Ничего, держусь, — кивнула златовласая, положив ладони себе на живот, — Осталось уже немного.

— Танака-сан, тогда возьмите, вот, с собой, — из кухни к ним вышла высокая сероглазая шатенка Джастина, также одетая в мягкое вязаное платье с рисунком ягод остролиста, и протянула Ондзи бумажный пакет с печеньем.

Азиат смущенно улыбнулся, блондинка хихикнула, а Маргарита с благодарностью посмотрела на подругу:

— Прекрасная мысль, Жюстин. И как я сама не додумалась.

— Это так мило с вашей стороны, мисс О`Нилл, — слабым голосом поблагодарил Ондзи, держа пакет дрожащими пальцами.

— Возьмите еще кофе с коньяком, — Джастина вернулась на кухню и принесла большой термос, — Ваши люди, наверно, замерзли на улице.

— Спасибо! А термос я верну, — мужчина был настолько растроган, что не мог внятно говорить и мечтал поскорее покинуть помещение, — Не смею больше отнимать ваше время, — слишком давно у него был такой дом, где ощущается поддержка семьи, и на праздники собираются все вместе, где живет радость и звучит смех. И у него уже родилась одна идея, как бы он мог поделиться этим чувством — таким болезненным и таким сладостным.

— Всего хорошего, Господин Ондзи, — друзья попрощались с ним, а он попросил своего помощника отвезти его в один известный антикварный магазин.

Александра стояла во дворе, обняв себя за плечи и подставив лицо снегу:

— Что-то не так? — она вздрогнула и обернулась, но это был всего лишь Лев Витриченко.

— Нет, всё в порядке. С чего ты взял? — рассеянно пробормотала женщина, старательно отводя взгляд.

— Не скрывай от меня, — мужчина одной рукой сжал её ладонь, второй убирая выбившиеся пряди с её лица, — В твоих глазах печаль, и я хочу знать причину.

— Просто усталость накатила, — она опустила голову и подернула плечами.

— Саша, — Лев несильно встряхнул её, глядя ей прямо в глаза, — Не молчи. Скажи, что тревожит тебя?

Александра высвободилась из его рук и повернулась к нему спиной, слабо замотав головой:

— Я, правда, так рада за них, — тихо произнесла она, сдерживая слезы, — они так молоды, у них вся жизнь впереди… Они заслужили, а я — нет…

— Саша… — он обнял её и ощутил, как вздрагивают её плечи.

— Я так хотела познать радость материнства, — с трудом произнесла она, — Но, я не могу… В юности переболела воспалением с осложнениями… Прости, накатило вдруг…

— Саш, не надо, — мужчина опустил голос до шепота, продолжая обнимать её, — Мы что-нибудь придумаем…

— Да, теперь у меня есть Марк, — она подняла голову, поправляя его рубашку, — Теперь у меня есть ты, — Александра и Лев вернулись в дом.

А в доме Питер и Этьен привезли елку, и её можно было начинать наряжать.

— Простите, я пойду покормлю девочек и немного посплю, — попрощалась Маргарита, когда закончила развешивать игрушки на нижних ярусах, — Нельзя всё оставлять на наших матерей. Им тоже нужно отдохнуть.

Но когда Джон пошел звать её к обеду, то застал девушку спящей в домашнем халате посредине большой кровати рядом с малышками. Он поцеловал их темные макушки, но будить не решился, чтобы не разрушить эту идиллию. Ну и чем они отличаются? Его девочки…

А маленькая японка в это время беседовала с доктором:

— Хадзама-сенсей, можно с вами поговорить? — скрестила за спиной пальцы на удачу и продолжила разговор, — Вы не могли бы мне помочь? Господин Йошида, генеральный директор в фирме моего отца, он славный и всегда готов меня поддержать, но старику будет уже восемьдесят лет, и я беспокоюсь о его здоровье. Знаете, как люди такой старой закалки относятся к медицине и врачам, — положа руку на сердце, она в самом деле волновалась за старика, потому практически не лгала, только, вот, и всей правды не сказала, — Если бы вы смогли осмотреть его и успокоить меня. Вашему имени и вашим словам он должен поверить.

— Я подумаю, — Джек достал свой мобильный и сверился с графиком, — В конце февраля-начале марта у меня должна быть конференция в Токио, и я мог бы вас навестить.

— Я была бы вам очень благодарна, доктор, — на радостях Мей чмокнула его в щеку.

— Не за что, — развел руками молодой хирург, но она только загадочно улыбнулась и упорхнула искать Марка, — Я же ещё ничего не сделал.

— Марк, у меня получилось, — найдя парня у гостинной, она взяла его под руку и наклонилась к самому его уху, — Он согласился приехать.

— Ох, и влетит же нам, когда док узнает, — покачал головой юноша, — Он не из тех людей, кто позволяет собой манипулировать.

Она похлопала его по плечу:

— Я знаю, знаю. Но мы же должны проверить нашу догадку. Если они не узнают друг друга, то он просто проверит состояние его здоровья.

— И откуда только в тебе этот дух авантюризма? — Марк потрепал девушку по голове.

— А если это важно? — она подняла голову и посмотрела на него с самым серьезным выражением, — Я сердцем чувствую, что для обоих это имеет большое значение.

— Мей, я не самый лучший в мире человек… — начал было Марк, но запнулся.

— Я тоже далеко не идеал… — кивнула азиатка, подернув плечами.

— Подожди, пожалуйста, дай мне закончить, — он поднял руку и набрал побольше воздуха в легкие и продолжил, — Но… я хочу стать таким человеком, которому можно доверять, на которого можно положиться. Стать таким человеком для тебя, для своей семьи, добиться чего-то в жизни.

— Для меня ты уже такой, — утвердительно ответила Мей, и он улыбнулся.

Дверь тихонько приоткрылась, и Маргарита пошевелилась, проснувшись:

— Это ты, Адель? — девушка осторожно, чтобы не разбудить детей, поднялась с кровати, поплотнее запахнув халат, — Входи, детка.

— А можно? — шепотом спросила девочка, — Рози, я же говорила, что можно. Мы тихонечко, только посмотрим, — в комнату на цыпочках вошли Аделина, Рози и Алишер.

— Я теперь старший брат, — с гордостью сообщил мальчик, кивая в сторону новорожденных.

— Подумаешь, я скоро буду тетей, — передернула плечами Розалинда, прикусив губу.

— А разве такие маленькие тетями бывают? — удивленно спросила маленькая Аделька.

— А вот и бывают, правда, Мэгги? — Рози вопросительно посмотрела на молодую женщину.

— Выходит, что бывают, — улыбнулась Маргарита, усаживая Адельку рядом с собой, — Быть старшим братом тоже очень важно, Али. После отца — ты второй самый родной мужчина для них.

— Тогда я буду очень стараться, — с важным видом сообщил мальчик с черными кудрями и ясными зелеными глазами.

Ни что не вечно в нашем грешном мире — даже наши неприятности.

Чарли Чаплин

Маргарита с детьми спустились в зал и были очарованы окончательно украшенной елкой с переливающимися в электрическом свете ламп яркими игрушками и серебристым дождиком. Собаки-далматинцы радостно лаяли, бегая вокруг, а Милорд всё время пытался сбить лапой блестящий шарик. А уж когда погасили свет и включили разноцветные гирлянды, то дети с восторгом захлопали в ладоши, а малышки смотрели широко раскрытыми глазенками затаив дыхание, потом стали тянуть ручки к ярким гирляндам.

Девушке пришла в голову одна любопытная идея, и она обратилась к Питеру с просьбой достать саженец настоящей ели, чтобы посадить во дворе, наблюдать, как он растет вместе с детьми и каждый год наряжать его, собираясь вместе на продолжительные и всегда такие долгожданные зимние праздники. Питер не мог ей отказать и обещал как-нибудь это устроить.

А мужчины тем временем готовили глинтвейн. Но когда молодая мама попросила кофе, Джон не поддался даже всему её обаянию, уверив, что когда ей позволено будет, то он первым поднесет ей чашку с кофе — кто рискнет стать между женщиной и кофеином? Проходившая мимо Мей сочувственно похлопала девушку по плечу, предложив довольствоваться пока чаем. И всё же, Маргарита не чувствовала себя расстроенной — ведь, в самом деле, что такое чашка кофе по сравнению с заботой близких?

На этом празднике жизни Марк чувствовал себя несколько неуверенно — сколько праздников он провел в одиночестве, а вот теперь он в доме, где так много народа, чьи сердца полны грез и надежд.

Вот и Мей уже смогла найти с ними общий язык, и отец с Александрой чувствуют себя уже гораздо смелее и спокойнее.

— Марк, всё хорошо? — Маргарита подошла к парню, задумавшемуся над своей чашкой с напитком, — Твой отец и Александра нашли друг друга и выглядят довольными. А у тебя есть такая сильная поддержка в лице Мей. Помнишь, я ведь говорила тебе, что твое сердце ещё встретит любовь.

— Отец снял квартиру, с нового года мы переезжаем, — тихо произнес Марк, подув на чай, остужая его, — Вам скоро понадобится ещё больше свободного места.

— Понятно… — с долей некоторой грусти в голосе протянула девушка, — Надеюсь, что на новом месте вам будет хорошо. И ещё раз спасибо за прекрасные цветы.

— Знаешь, а давай это будет нашей традицией, — парень заметно оживился, улыбнувшись, — Тебе же понравились цветы? Буду дарить их тебе каждый год. Ты не против?

— Не против, — легко кивнула Марго.

— На День Святого Николая я хочу навестить свой приют, отвезти детишкам подарки, — с достоинством сообщил юноша, — Уже и билеты куплены, но это было задачей не из легких в предпраздничный ажиотаж.

Миниатюрная брюнетка одобрительно улыбнулась в ответ:

— И это замечательная мысль! Ты знаешь, что такие дети чувствуют всё намного острее, и им, как ни кому, необходима вера в доброту окружающих людей.

Хоть до Рождества было ещё рано, но этот вечер смело можно было назвать его генеральной репетицией.

Что же, оставим на время героев счастливо наслаждаться тихим семейным вечером и праздничной атмосферой, и вернемся к азиату, направляющемуся к салону-магазину антиквариата.

Остановив автомобиль у старинного особняка, Ондзи отпустил своих помощников, сказав, что назад возьмет такси. Если они узнают о его идее, то она перестанет быть сюрпризом. С неохотой, Винтер и Максимилиан оставили японца у дверей антикварной лавки.

Его голову посетил целый ряд идей, которые показались ему забавными, и губы его расплылись в улыбке, когда он поднял голову, глядя, как с вечернего неба падают хлопья белого снега.

В магазине он пробыл, по меньшей мере, минут сорок, а то и целый час, тщательно изучая представленный ассортимент, и покинул его с большими пакетами. Потом он дал таксисту ещё несколько указаний, посетив большой супермаркет и несколько других магазинов. В супермаркете он едва не ослеп от обилия света и праздничной иллюминации, а из динамиков доносились рождественские мелодии, и было полно народу. Люди приценивались и покупали: подарки себе и родным, продукты к праздничному столу. Тут были и целые семьи, и влюбленные парочки, и даже пожилые пары. И он как-то особенно остро ощутил свое одиночество, от чего стало невыносимо больно. Но он собирался сделать кое-что, что должно было вернуть ощущение праздника в такие же брошенные души.

Дома уже начали волноваться из-за его долгого отсутствия. Дом… Как странно, но они действительно могли и считали себя настоящей семьей, а свой дом — настоящим домом.

Азиат вернулся поздним вечером, а привезенных им пакетов было такое количество, что Максимилиану с Винтером пришлось помогать таксисту перенести их все в холл.

Ондзи поблагодарил таксиста и расплатился, потом попросил спуститься к ним и Лауриту:

— Как мало нужно, чтобы дать понять людям, как они тебе дороги, и как редко мы это делаем. Давайте устроим сегодня семейный ужин, а я приготовил для вас подарки, — он достал что-то внушительного размера, покрытое пурпурным сукном, и вручил девочке, — И первый подарок — ваш, госпожа:

— С пр-р-раздником, Лаур-р-ра! — когда птица открыла клюв и заговорила, Лаура от удивления только и смогла, что раскрыть рот и захлопать глазами, когда под сукном оказалась большая кованая клетка с крупным черным вороном, — С пр-р-раздником!

— Невероятно! — она поставила клетку на стол и кинулась его обнять, — Он, правда, говорящий? — Лаура подняла голову с огромными голубыми глазами.

— Правда, госпожа, — Ондзи крепко обнял её, поцеловав светлую макушку, и заметил, что на кисть его руки упало несколько капель. Слезы? Она плачет? За прошедшие сотни лет он видел, как она злится, какой она может быть задумчивой, как она умеет радоваться, но — ни разу, ни одного единого раза он не видел её слез.

Видимо, она устыдилась проявления своих чувств, быстро отстранившись от него и вернувшись к клетке — она уже и не могла вспомнить, когда ей в последний раз делали подарок:

— Какой красавец! — она провела пальцами по прутьям и посмотрела в глаза птице, — И умница! А чем мы кормить его будем? — серьезно поинтересовалась она.

— Надеюсь, что с этим не будет больших проблем, они почти всеядны, — он присел рядом за стол, пригладив её волосы и поправив в них яркую красную ленту, — А ты придумаешь ему имя?

— Я назову его Корвин, — произнесла девочка, увлеченно наблюдая за живым питомцем через прутья клетки, — А ты знаешь, что вороны образуют одни из самых постоянных пар в животном мире? — озвучила она известные сведения из школьного учебника по зоологии.

— А теперь — мои бесценные помощники, — хлопнув себя руками по коленям, азиат поднялся с кресла и направился к пакетам, достав две нарядно упакованные и перевязанные ленточками коробки, первую из которых протянул ошеломленному венгру, — Это тебе, Винс!

— Спасибо! — только и смог сказать потрясенный Винтер, поднеся руку к лицу, чтобы скрыть, как дрожат его губы и как стали влажными его глаза.

Подарком было простое портмоне, но гораздо важнее был сам знак внимания.

— А это твой подарок, Макс, — другой подарок Ондзи протянул второму своему помощнику — Максимилиану.

— Это… было совсем не обязательно, — впервые Винтер не мог посмотреть ему в глаза, — Ондзи, ты не должен…

— Я знаю. Просто мне так захотелось, показать вам, насколько я вас ценю, — азиат дружески похлопал его по плечу, — А теперь, — японец призывно хлопнул в ладоши, — давайте пойдем готовить вкусные и вредные сладости. Я тут купил антикварную книгу с рецептами и все необходимые продукты. Представляете, оказывается существует так много рецептов одного только имбирного печенья.

И эта картина стоила того, чтобы за ней наблюдать: сняв пиджак и галстук, закатав рукава и повязав кухонный фартук, Ондзи лихо управлялся на кухне, словно всю жизнь только этим и занимался, и что самое интересное — ему это нравилось, правда, нравилось. Его лицо и руки были в муке, но он продолжал с энтузиазмом готовить, доверяя другим лишь мелкие поручения. Лаура хотела вытереть муку с его щеки, но лишь только ещё больше размазала её по его лицу, пока он не стал протестующе сопротивляться, что вызвало общий смех в четыре голоса. Стол накрыли только поздней ночью, но это уже их мало волновало. Они расселись за большим столом, когда Ондзи, так и оставшись в фартуке, в прихватках на руках внес противень с дымящимся свежеиспеченным печеньем.

И в завершении, азиат представил их вниманию ещё одно своё приобретение — фотоаппарат одной из последних моделей известной японской фирмы (тут он оставался в какой-то мере — консерватором, предпочитая фирмы своей родной страны), фоторамку и небольшой альбом для фотографий в дорогой обложке с тиснением — кто знает, возможно это станет началом их настоящего семейного фотоальбома… И если бы кто-нибудь взглянул на них в тот момент, то не усомнился бы, что перед ним люди, связанные сильными и крепкими узами.

Кроме того, Ондзи заказал на утро доставку ели, которую им предстоит успеть нарядить до праздников.

А ещё он с таким вдохновением играл на фортепиано, стоящем в зале, а Лаура, подойдя у нему сзади, обняла его за плечи, положив свою светловолосую голову ему на плечо, и все они ощущали какое-то странное спокойствие и умиротворение.

Сказки не говорят детям о том, что есть драконы — дети сами об этом знают. Сказки говорят, что драконов можно убить.

Гилберт Кит Честертон

А Марк собирался провести праздники вместе с отцом и Александрой в заснеженной Украине, привезя немного радости детям-сиротам из приюта во львовской области, где он сам провел семь лет своей жизни. Но самым важным для него было то, что в этот раз в поездке его сопровождал ещё один значимый для него человек.

На Мей было новое пальто песочного цвета, забавная вязаная шапочка с пушистыми помпонами и объемный шарф — и она была ужасно рада и горда тем, что Марк пригласил её с собой.

Приземлившись во Львове, прежде чем посетить детский дом, они сначала отправились на известное Лычаковское кладбище.

Первыми к могиле Русланы подошли Лев и Александра, они долго стояли, держась за руки, о чем-то говорили в пол-голоса, потом стряхнули с памятника снег и положили цветы.

Потом они отошли к ограде, а на их место подошли Марк и Мей:

— Руслана Даниловна, — девушка присела и, сняв с руки варежку, положила руку на каменную ладонь скульптуры, — К сожалению, нам не довелось с вами встретиться… Моё имя Сакурада Мей, и я пришла поблагодарить вас за сына. Я люблю Марка и обещаю заботиться о нем, если вы не возражаете. Еще раз благодарю, что дали жизнь моему любимому мужчине, — она говорила тихо и осторожно.

Марк стоял рядом, но не подслушивал, за что азиатка была ему сейчас очень благодарна.

Закончив, девушка повернулась к нему — он подошел и помог ей подняться.

Облегчив душу и оставив кладбище, они вчетвером нашли Степана и попросили отвезти их по известному маршруту.

Дети в приюте встретили гостей с особым восторгом, а Полина Аркадьевна сразу же усадила их в столовой обедать.

— Что это? — азиатка под одобрительные улыбки потянула носом приятный запах от горячей тарелки с содержимым насыщенного красного цвета.

— Это борщ, черный хлеб, сметана, квас, — подсказал ей парень, указывая на находящиеся на столе блюда, незнакомые ей, ему ещё пришлось и переводить для неё.

Полина Аркадьевна, хоть и прекрасная во всех отношениях женщина, но всё же, знание иностранных языков не входило в её достоинства — и даже английский нуждался для неё в переводе.

— Это едят у вас? Я такого никогда не пробовала, — смешно повела плечами девушка, и сами эти блюда, и их названия были ей в новинку.

— Попробуй, детка, тебе понравится, — по секрету успокоила её повариха.

— А Марк любит это? — Мей указала на тарелку, стоящую перед ней, тихо убеждая себя, — Если он любит, то и мне должно понравится, — она взяла в руку кусок хлеба и ещё раз посмотрев на Марка, смело откусила кусочек, тщательно прожевывая, — Так, хлеб черный… Он с шоколадом? В моей стране такого цвета еда, скорее всего, содержит шоколад. Приятный вкус, но шоколада там нет, — она задумчиво продолжала жевать, оглядывая сидящих рядом, потом взяла в руки ложку и принялась за борщ, — Так, теперь то, что вы называете борщом: есть свекла, ингредиенты порезаны равномерно, проготовлены хорошо, бульон насыщенный, добавление сметаны делает вкус мягче и придает блюду приятный розовый цвет. У нас в борщ не кладут свеклу.

— Молодец, девочка, — рассмеялась дородная повариха.

— Теперь квас, — улыбнулась Мей и добавила, — в нем есть что-то напоминающее хлеб. Верно? А с виду так похоже на «Кока-колу», но скус совершенно другой.

— Верно, — согласился парень.

— Полина Аркадьевна, а вы научите меня так готовить? — попросила японка в надежде когда-нибудь порадовать его любимыми блюдами, — Ведь Марку это нравится, да?

— Я так рада, что у мальчика такая заботливая девушка, — тетя Поля погладила её по голове.

После обеда парень с девушкой вышли во двор поиграть в снежки с детьми.

В это время одна маленькая девочка подошла к Александре и обняла её за колени:

— Ты такая теплая и красивая, — женщина посмотрела на неё, но не могла ясно видеть по вине подступивших слез, — Я хочу быть похожей на тебя, когда выросту.

— Ты тоже очень красивая девочка — такая, какой бы могла быть моя дочь, — охрипшим голосом произнесла Александра, прижимая к себе ребенка, — Хочешь, я пойду попрошу у тети Поли конфетку для тебя? — ей сейчас необходимо было справиться со своими слезами, чтобы этого ни кто не видел.

— Пане, то ви будете батько Марка? (Господин, это вы отец Марка? Укр.) — когда женщина покинула столовую с платком в руке, малышка подсела к мужчине, — Ви знайшли його? (Вы нашли его?)

— Так, я його батько, але то вiн знайшов мене (Да, я его отец, только это он меня нашел. Укр.), — сначала мужчина держался несколько скованно, но потом и сам не заметил, как открылся этой девочке, — Як тебе звати, дитино? (Как зовут тебя дитя? Укр.)

— Мене звати Оксаною, пане, — и это была та самая маленькая Ксанка, которой пела колыбельную Полина Аркадьевна в первый визит Марка с друзьями в приют.

— Послухай мене, дитино (Послушай меня, дитя. Укр.), — Витриченко-старший присел перед ней на колени, — Я не самый лучший человек на земле, я совершил много ошибок в своей жизни, но у меня есть шанс исправить хотя бы часть из них.

— Полина Аркадьевна говорит, что нет плохих людей, что нужно любить всех, — важно ответила девчушка.

— Ваша тетя Поля — очень мудрая и добрая женщина, — понимающе улыбнулся мужчина.

— А эта женщина тоже добрая? — спросила Оксана, указав кивком на дверь, в которую вышла Александра, — Она мама Марка?

— Это замечательная женщина, но она не мама Марка, — тихо ответил Лев Витриченко, и маленькому ребенку ещё не понять было, что это вызывает у него боль.

— А где его мама? — осторожно спросила девочка, глядя прямо ему в лицо.

— Его мама на небе, — мужчина поднял свою белокурую голову к потолку.

— Всем нужна мама, да? — и эта фраза маленькой девочки вогнала его в ступор.

— Оксана, тебе понравилась эта тетя? — спросил он, вспомнив реакцию девочки на Александру.

— Та, что приехала с вами? — ребенок закивал своей русой головой, — Очень понравилась! А она точно — не моя мама? — с надеждой спросила Ксанка.

— А ты знаешь, что у неё есть самое заветное желание, которые ты можешь помочь мне исполнить? — сообразил вдруг мужчина.

— Правда? — девочка взяла его за руку, её глаза расширились в предвкушении, — Какое желание?

— Ты ей тоже очень понравилась и она хотела бы, чтобы у неё была дочкой такая милая девочка, как ты.

— Что? — девочка немного отсела от него, чтобы лучше видеть глаза мужчины, — Правда?

— Я люблю эту женщину, и хочу, чтобы она была счастлива, — он не мог солгать перед лицом этого создания, — И если это сделает счастливой одну очаровательную маленькую девочку, то это будет самым лучшим нам подарком от Святого Николая.

— Вы… Вы хотите, чтобы я стала вашей дочерью? — Оксана смотрела на него, а по её щекам текли слезы, но она старалась улыбаться.

— Главное, хочешь ли этого ты? — и всё, что мог он ответить ей сейчас, а она кинулась и обхватила руками его шею:

— Очень-очень хочу! — повторила она несколько раз, и последний — уже совсем тихо.

— Тогда мы поговорим с вашими важными дядями и тетями и попробуем это устроить, — девочка закивала и улыбнулась, — Ксения Львовна Витриченко — тебе нравится?

А во дворе, подобно детям, резвились с воспитанниками — Марк, ставший для них звездой, и девушка из таинственной и загадочной Японии. И это было так легко и естественно для них.

Вдоволь наигравшись, они попросили детей помочь им перенести пакеты со сладостями и игрушками из автобуса в корпус, и когда они с воодушевлением бросились исполнять это важное поручение, Марк попросил девушку задержаться:

— Для тебя у меня тоже есть подарок, — юноша достал из внутреннего кармана куртки и протянул Мей упакованную коробочку, в смущении потерев лоб.

— Флейта? — обрадованно прижав коробочку к груди, она поцеловала его в щеку.

— Решил вспомнить, как в детстве сам их вырезал, — усмехнулся парень, почесав затылок.

— Спасибо! Тогда мне вдвойне приятно, — девушка хлопнула в ладоши и подпрыгнула на месте.

— Тебе понравилось? — парень взял её под руку, когда они направлялись к автобусу.

— Очень! — маленькая японка забавно дернула завязки на своей шапке, — Марк, у меня же для тебя тоже есть подарок! — она кинулась к своей сумочке, оставленной на сидении в автобусе и достала бумажный сверток, вручив его в руки юноши.

— Шарф? — улыбнулся он, раскрыв сверток и достав из него большой объемный белый шарф, — Такой мягкий и теплый…

— Сама вязала, — Мей смотрела на него, теребя в руках свои варежки, — С праздником, Марк!

— С праздником! — он привлек её к себе, и это был невероятный поцелуй с морозным вкусом снежинок на губах, а Мей продолжала бессознательно поправлять белый шарф на его шее.

Проведя несколько незабываемых дней на Украине и подарив приютским детям гораздо больше, чем подарки — подарили им надежду и веру в волшебство, Марк и его семья вернулись во Францию, чтобы встретить Рождество вместе. Лев и Александра попросили список документов, которые необходимо предоставить на усыновление — и не ясно пока было, кому это было больше нужно: маленькой девочке с украинским именем Оксана или им самим. И они постараются помочь друг другу стать хоть немного счастливее. Иногда для этого человеку нужно совсем немного — самая малость теплоты и участия.

В этом году они встречали праздник не только с легким сердцем, но и с глубокими переживаниями.

Марк очень много думал над тем, что произошло в последнее время. Они с Мей сами установили эти правила своей странной игры, но теперь они сковывают их подобно цепям, лишая свободы. Сейчас все эти правила только ужасно тяготили. Азиатка ещё не знала того, в чем он смог наконец признаться самому себе — что он полюбил. Полюбил, как не любил ещё в своей жизни. Но — что-то останавливало его, и он не мог открыться и произнести эти слова, глядя ей в глаза. Он много чего повидал в своей жизни и мало чего боялся, но сейчас страх не давал ему освободиться. И всё же — каждый раз, когда взгляд его падал на вязаный пушистый белый шарф, улыбка трогала его губы, и в душе каждый раз рождался свет.

А в большом и ярко освещенном зале собрались и взрослые, и дети, чтобы не просто обменяться подарками, а поделиться эмоциями: хорошим настроением и улыбками.

Пока старшие дети с восхищением рассматривали украшения на елке, с нетерпением ожидая, когда утром они смогут раскрыть всё это множество подарочных коробок в ярких упаковочных обертках, Маргарита и Джон были всецело поглощены маленькими близнецами.

Марк смотрел на них и почувствовал такое долгожданное облегчение, но вместе с тем — было ещё что-то… Он спросил себя, а смог бы он создать семью, готов ли он к этому, желал бы он этого? А их с Маргаритой договор он в будущем выполнял неукоснительно — где бы он не находился и насколько бы занят он не был, каждый год на день рождения своих детей она получала большой букет белых роз.

И выпивая бокал праздничного шампанского, сидя за большим шумным столом, им всем было, что пожелать и за что благодарить Небеса. Даже отец Маргариты забыл на время свои тревоги и волнения, что ему ни как не удавалось отыскать ту нить, что связывала его погибшего друга и его жену с маленькой Аделиной.

Только когда часы уже отбили полночь, они начали расходиться по своим комнатам, пока Катрин и Диана не устали и совсем не раскапризничались — не стоило испытывать их хорошее поведение.

Последними в зале оставались Марк и Мей:

— Может быть, всё дело в том, что я всё ещё не достаточно хороша для тебя? Возможно, так я, наконец, привлеку твоё внимание? — Лали-Мей откинула голову, убрав волосы со своего лица, и это было лицо Маргариты.

— Снова? — но, в этот раз он отреагировал гораздо спокойнее: нет, он не позволит больше своему разуму играть с ним такие шутки, он теперь готов решительно отпустить всё, что так болезненно разрывало его в последние годы, — В этом нет необходимости потому, что сейчас я хочу целовать не Маргариту, а тебя, — улыбнулся он, и его губы прильнули к её губам, и это уже были губы Мей.

— Я уже и не надеялась услышать эти слова. Марк…ты говоришь правду? — девушка задрожала всем телом, всматриваясь в его серые глаза, боялась пошевелиться, вздохнуть даже — словно, опасаясь, что от её нечаянного вздоха всё может исчезнуть как мираж, — Ты забыл её?

— Не забыл, — он не отвёл взгляда, — но, это — совершенно разные вещи. Я, наконец, смирился, и именно ты помогла мне. Знаешь, любовь бывает разная — мы с Маргаритой действительно любим друг друга, по-своему… Мы столько пережили вместе. За все это время, эта связь переросла в нечто большее, стала крепче, чем любовь, это уже — другая категория чувств. Она — часть моей семьи, которой у меня не было с детства. Наш же с тобой путь друг к другу был слишком долгим, чтобы я мог позволить себе отпустить тебя теперь, когда я снова полюбил. Юто любил Марико — но, это было в прошлой жизни, сейчас я — Марк Витриченко, и ты — Мей теперь в моём сердце. За неё я готов умереть — я должен ей свою жизнь, для тебя же я хочу жить, это — мой выбор. Ты заново возродила во мне желание жизни. И я хочу, чтобы ты стала частью моей новой семьи.

— У меня не слуховые галлюцинации, и ты на самом деле говоришь мне всё это? — она положила руки ему на плечи и подняла голову, — Ты так боялся впустить меня в свою жизнь, отстранялся от меня — что я почти сдалась…

— Почти? — соблазнительно сощурился парень.

Девушка негромко вскрикнула, когда он прижал её к стене, упиваясь её дрожью.

— Т-с-с, тише, разбудишь весь дом, — он поднёс палец к её губам, потом его палец сменили его губы — мягкие, тёплые, требующие…спускаясь по шее и ниже…Сначала поцелуи был легкими, дразнящими, томительными, потом всё более чувственными и откровенными, ловя её стоны.

— Марк, остановись… не играй со мной… — еле смогла произнести она, — Мне потом будет очень больно, когда ты… бросишь меня…

— А когда-то ты просила об обратном, — горячо прошептал он, — Не хочу больше играть. Я тебя не брошу. Я хочу быть с тобой — это моё желание, — твёрдо произнёс он, — Прошу, помоги мне окончательно исцелиться, — он взял её за руку, — Прошу, научи меня, как быть с тобой.

— Ты, правда, хотел бы этого? — Мей смотрела на свою руку в его руке, не смея поднять глаз, — Ты хотел бы связать себя с такой падшей, как я?

— Никогда не говори так о себе! — он поднял её лицо на себя, — Ну, я тоже, ведь, не подарочек. Отнюдь не прекрасный принц, — потом он подмигнул, — А, мы подходим друг другу — не находишь?

— И то правда, — усмехнулась она, потом, словно, задумалась о чём-то и опустила голову, — Хорошо, что ты не знал меня тогда — ты бы и смотреть в мою сторону не захотел бы… Я была паршивой овцой в семье, грозовыми тучами над домом Сакурада… Как часто я причиняла им много беспокойства своим несносным характером и неподобающим поведением… И как редко я просила у них прощения… Как мало говорила им, как я их люблю, как они были мне дороги… Я не горжусь многими своими поступками, но, я рада, что мне не нужно скрывать это от тебя.

— И ты прекрасна в своём несовершенстве, — и, вот снова на её лице заиграла улыбка:

— И кто сказал, что я не совершенна? — деланно рассердилась она, потом добавила, — Но, при всём уважении, разве Маргарита могла бы тебя понять так, как понимаю я, разве смогла бы дать тебе то, что смогу дать я?

— И что же ты можешь мне предложить? — Марк обнял девушку за талию и привлёк ещё ближе к себе.

— Пойдём со мной — и узнаешь, — она взяла его за руку, а второй рукой открыла дверь своей комнаты, — Я люблю тебя, Марк… Я сделаю всё, что ты пожелаешь…

— Тогда я желаю, чтобы всё было, как ты того хочешь, а не так, как у тебя было обычно. Покажешь мне, как ты хочешь? Я не причиню тебе боли, я не буду таким, как те, с кем ты имела несчастье связаться.

— Я знаю — ты не такой. Ты не сможешь причинить мне боль, — она положила ладонь на грудь парня.

— Если это вызывает неприятные воспоминания, то скажи мне, пока не поздно, — он посмотрел на неё, но взор тяжело было уже сфокусировать, он чувствовал, что ещё чуть-чуть, и он перестанет себя контролировать, — потом я уже не смогу остановиться.

— Наоборот, с тобой я забываю обо всём плохом, что было в моей жизни, — внезапно её голос стал хриплым.

— Я тоже — рядом с тобой забываю… обо всём, — сейчас Марк видел только её глаза, её губы, — Помоги мне. Сохрани меня, — в его голосе была почти мольба, — Помоги мне пройти это, и не потерять, а обрести на этом пути, — из его груди вырвался непроизвольный слабый стон, стоном отозвалась и она.

А дальше было всё как в тумане, как опьянение, как наркотический дурман…

Сопротивляться дальше — не было ни желания, ни сил, а тяжесть напряжения вновь напомнила о себе ноющей болью в паху.

Слетели все внутренние предохранители вместе с лишней одеждой — и оба почувствовали странную свободу от связывавших их оков прошлых грехов, и жаркий огонь заструился по венам и пришла необыкновенная легкость, граничащая с помешательством, не проходящее головокружение — и разум не в состоянии уже был вернуть себе власть над телом. И было сейчас всё равно — скольким они до этого отдавали свои тела — сейчас они делали это с теми, с кем действительно хотели этого, полностью отдаваясь этому наваждению, и создавалось впечатление, что это были двое девственников, лишь теперь познавшие, что значит любить в полной мере — не только телом, но, и душой, всем своим существом. Оба — как заблудившиеся дети, уставшие от боли и одиночества, друг в друге стремящиеся отыскать всё то, к чему стремились всю жизнь — мир и душевный покой, семью и любовь.

Никогда ещё в своей жизни они не раздевались с такой скоростью, помогая друг другу трясущимися пальцами, озабоченные, обезумевшие от нахлынувшего желания.

Уже не разобрать было: где — чьи руки, где — чьи губы, где — чьи локоны… Да, и нужно было ли?…

Его пальцы и губы тщательно изучали каждый её изгиб, каждой клеточкой он старался впитать аромат её тела, словно хорошо настроенный музыкальный инструмент, заигравшего в его умелых руках.

А она закрыла глаза и запрокинула голову, не пуская слёзы — Боже, как же долго она ждала его! Так давно она жаждала близости с этим мужчиной, но, и подумать не могла, что реальность превзойдет все, самые смелые, её ожидания, она даже не могла подобрать слов, чтобы описать то, что чувствовала сейчас. Душа вот-вот готова была покинуть тело, что выгнулось натянутой струной, а сердце подкатывало к самому горлу, перекрывая дыхание, и вместо вскрика выходил только хриплый стон.

Быть во власти этих рук и губ — как она об этом грезила, но реальность — она оказалась куда прекраснее, как яркая горящая вспышка — и несмотря на то, что одежды сейчас на ней не было, сделалось вдруг так горячо и жарко.

— Ты — уникальна. Тебе, наверно, сотни раз говорили, как ты прекрасна, — Марк приподнялся на локте, любуясь ею, вдыхая благоухание её волос.

— Для меня эти слова имеют значение только услышанные из твоих уст, — она провела рукой по его щеке, — Но, мне этого мало — слишком долго я тебя ждала. Мой — только мой… Я заставлю тебя забыть всех других женщин, я сотру сам их запах с твоего тела и воспоминания о них и все их имена — из твоей памяти. Я сделаю всё, чтобы ты не захотел другой женщины кроме меня. Каждый твой вздох, каждый твой взгляд, все твои помыслы — будут принадлежать только мне.

— Поверь мне — ты уже это сделала, — произнес он шепотом, наклонившись близко к её лицу, — Надеюсь, мне удастся реабилитироваться за тот наш первый раз, — его губы коснулись её губ.

— Поверь мне, ты это уже сделал, — в тон ему ответила девушка, — Прости, я сейчас, — высвободившись из его объятий, Мей забежала в ванную комнату, щёлкнул замок, и послышался шум льющейся из крана воды.

Приняв душ, она ещё несколько минут рассматривала своё отражение в зеркале — глаза лихорадочно блестели, крича всему миру о своём счастье, в которое до сих пор верилось с трудом, а по щекам стекали слёзы, но, в этот раз эти слёзы были сладкими.

Наконец, она вернулась и села на край кровати, стараясь не всхлипывать.

— Ты плачешь? Почему? Я как-то обидел тебя? Сделал что-то не так? Почему же ты не остановила меня? — он присел рядом и обеспокоенно посмотрел на девушку, обняв её за плечи — она была так красива сейчас: волосы взъерошены, лицо освещено лунным светом, сверкавшим в оставшихся на нём каплях воды, в её тёмных раскосых глазах действительно стояли слёзы.

Она резко подскочила, прикрывшись простыней, и запустила в него поднятой с пола яркой подушкой с кистями по углам:

— Чёрт тебя забери, Марк Львович, но, ты стоишь каждой минуты из того времени, что я тебя ждала! — Марк словил подушку, а девушка топнула босой ногой.

— Спасибо! Спасибо тебе, Мей! Я…люблю тебя! — он потянул за простыню, и девушка, не удержавшись, упала в его объятия, — Благодаря тебе я снова чувствую себя живым!

— Повтори. Повтори ещё раз то, что ты сказал, пожалуйста… — не мигая, она требовательно посмотрела на него.

— Спасибо… — он поцеловал девушку в макушку.

— Нет, не это. То, что ты сказал потом… — она знала, что он только дразнит её, но, так захотелось ещё раз услышать волшебную музыку этих слов, — Я жила лишь мечтой услышать когда-нибудь эти слова от тебя.

— Я люблю тебя! — прошептал он, наклонившись к самому её уху, словно, это была самая великая тайна мироздания, — Я не думал, что когда-нибудь смогу снова произнести эти слова, но, готов повторить их тебе снова и снова. Я слишком долго боялся признаться — даже самому себе… А ты всё это время была рядом, так близко — а я не замечал, не хотел замечать, боялся…

— Боялся снова быть отвергнутым? — она убрала волосы с его лица.

— Или, что уже не способен на чувства, и это заставит тебя страдать ещё больше, чем, если бы ты думала, что я равнодушен к тебе. Мне проще было быть колючим, чтобы не пораниться самому.

— А тебе не приходило в голову, что о твои колючки могут пораниться те, кому ты дорог? — девушка рывком поднялась с постели, вскинув голову, — Ты просто дурак!

— Я знаю, — он поднялся с кровати, обнял её, опустив голову ей на плечо, — Только, теперь я ещё и влюбленный дурак, — она усмехнулась, а он крепче обнял её, — А сейчас нам, и правда, пора спать.

— Кактус ты мой — с душой ромашки…В тот день, когда я первый раз появилась в этом доме, Джон спас меня и привёл сюда. Я была так измотана и напугана, что почти сразу же заснула, а ты вызвался побыть со мной, и просидел рядом всю ночь.

— Как я могу забыть? У меня тогда так жутко затекла спина — я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить тебя, ведь твоя голова лежала у меня на коленях.

— Это было так мило с твоей стороны, — девушка зевнула и уткнулась ему в грудь, намотав на палец прядь его волос, — Спокойной ночи, Марк!

— Спокойной ночи! Надеюсь, теперь ты не сомневаешься во мне, как в мужчине?

— Были такие сомнения, — хихикнула девушка, — Только ты губёшки-то свои подзакати и не обольщайся больно, ты всего лишь — жертва моего очарования.

— Да-да, конечно-конечно, — улыбнулся он, сонно зевая…

Утро разбудило солнечным светом и пением птиц.

— Доброе утро, жизнь моя! — Джон ещё долго не хотел отпускать жену из сладостного полона своих крепких рук и горячих губ, пока Маргарита игриво не надула губы, сказав, что у неё сейчас начнётся ломка без чашки утреннего кофе, и детям завтрак надо разогреть и покормить малышек. Но даже вся её красота и всё обаяние не могли заставить его пойти на поводу у любимой жены, разрешить ей насладиться любимым напитком, пока это не будет безопасно для её здоровья.

Запахнув шелковый халат вишневого цвета с расклешенными рукавами на свежевымытое тело, она присела за туалетный столик, расчесала волосы, подобрав их заколкой.

— Нет, мне больше нравится, когда у тебя волосы распущены, — выйдя из ванной, Джон подошел к ней, вытащив заколку, он наклонился, уткнувшись лицом в её волосы, — Идём завтракать? Чертовски есть хочется, — улыбнулся он.

Дверь в комнату Мей была приоткрыта. Маргарита захотела её тихонько прикрыть, но, то, что она увидела, заставило её улыбнуться: на широкой кровати под лёгким атласным покрывалом золотистого цвета лежали, обнявшись, Марк и Мей.

Дверные петли предательски скрипнули, и девушка открыла глаза, боязливо уставившись на дверь, натянув покрывало чуть ли не до самого подбородка. Маргарита кивнула, приложив палец к губам, второй рукой закрывая рот Джону, усиленно что-то шипящему ей в ладонь:

— Тише ты! Хочешь всех перебудить? — она взяла его за руку и потянула к лестнице, — Так, пойдём-ка на кухню. Сейчас от твоего голоса собаки поднимут лай, и девочки могут проснуться, а они только покушали и заснули.

— Ну, всё, Марк Львович, какое твоё любимое дерево? — вместо приветствия Мей состроила страшную мордочку, когда, также разбуженный скрипом, Марк открыл глаза.

— Это тут при чём? — непонимающе замигал он.

— Просто, размышляю, из чего тебе гроб заказывать… Джон нас просто прибьёт! — девушка виртуозно играла бровями, сдерживая смех.

— О, нет. Я уже давно его не боюсь. Он выпустит пар и успокоится, — улыбнулся он, обнимая её, — Доброе утро!

— Охаё, Ма-ру-ку-сан! (Доброе утро, господин Марк! — яп.) — она поцеловала его, и в её глазах заплясали озорные бесенята.

— А что ты скажешь на одно моё предложение, которое я сейчас озвучу? — улыбнулся он, поднявшись с постели и раздвигая оконные шторы.

— И что это за предложение? — Мей хитро сощурилась, потом подошла ближе и обняла, уткнувшись лицом ему в грудь.

— Позволишь мне быть твоей постоянной жертвой? — шепнул он, проведя рукой по её волосам, — Я свободен, хорош собой — и всё это будет твоим. Опять же — мы столько времени знаем друг друга — ни какого риска. Если я смогу сделать тебя хоть чуточку счастливее, то, и сам стану счастливым.

— Нет, ну, ты точно дурак! — она толкнула его в плечо.

— Не понял? — Марк встряхнулся от такой неожиданности и вопросительно посмотрел на неё.

— Ну, вот кто? Кто так делает девушке предложение, которого она так ждала всё это время? Нет, ты — чудовище! Ты просто настоящий монстр! — она так крепко обняла его и поцеловала со всей страстью, на которую была способна, — Мой среброглазый монстр!

— Мне расценивать это, как согласие? — Марк улыбнулся.

— А, вот, не знаю, — Мей развернулась, задрав свой милый носик, — Мучайся теперь, — она обернулась, показав ему язык.

Он вдруг пал к её ногам, обхватив её колени своими руками:

— Я наконец осознал, насколько ты важна для меня. И всем телом, и всей душой я не смогу отплатить тебе за всё то, что ты сделала для меня: за то, что приняла меня таким, каков я есть, за то, что помогла мне стать самим собой и научила снова любить. У нас будет всё, о чем другие могут только грезить. Будет всё так, как захочешь ты. Ты будешь для меня номером один — самой главной женщиной в моей жизни, и я во век не посмею помыслить об иной. Я хочу, просыпаясь каждый день, видеть рядом твоё лицо и желать тебе доброго утра. И не будет мне покоя в жизни и доброго пути без света прекрасных глаз твоих. Ты и только ты — в моём сердце и в моих мыслях. С тобой хочу я разделить дни и ночи — от сегодня, и до — пока ходить буду по земле этой. Тебе одной обещаю быть верным. Сохрани моё сердце, согрей меня!

И не верило до конца сердце глупое, бедное, и стояла она — тихая, бледная, не шелохнувшись, молча глотая соленые слезы, что медленно скользили по щекам: как часто в своих мечтах и своих снах она представляла, как он говорит ей подобные слова. За то, чтобы услышать их, она готова была отдать и всё своё богатство, и свою жизнь — а сейчас он говорит всё это, и момент этот был слаще любого самого прекрасного сна и долгожданнее исполнения самой заветной мечты:

— Марк, поднимись! Поднимись же! — Мей растерянно положила руки ему на плечи, побуждая его встать, — Что ты делаешь?

— То, что должен был сделать уже давно, — он поднялся с колен, сжимая в руках её дрожащую ладонь, поднеся к своим губам, и в его серебристо-серых глазах она увидела отражение своего лица.

— Нас могут увидеть, — так не кстати вспомнив, что дверь в комнату осталась не до конца заперта, взволнованно проговорила девушка, увидев, как сползла бретелька её сорочки, и он деликатно прикоснулся нежными губами к коже плеча:

— И пускай видят, — выдохнул он с заметным облегчением, — Мы и так слишком долго держали всё в себе.

— Всё чего бы я хотела сейчас — чтобы ты у меня был самым первым, — с горечью произнесла она, — Где же ты раньше был? Где была раньше я?

— Говорят, что по любви — каждый раз, как первый, — прошептал он девушке в ухо, откинув ей волосы на спину, проведя рукой по манящим изгибам её тела, невольно попадая в такт её, такого же неровного, дыхания и не боясь уже собственных нахлынувших чувств, — И это правда, теперь я знаю точно.

— Похоже, завтрак мы пропускаем? — Мей прищурила глаза, крепче прижимаясь к нему.

— Если захочешь, то я могу потом спуститься на кухню и принести нам завтрак в комнату, — под его пальцами неспешно сползла и вторая бретель, и он ощутил под ними гладкость и тепло её кожи, но, это уже ни чуть не смутило её.

— Именно, позже, — она закрыла ему рот поцелуем, — Сейчас я хочу другого. Ты сам меня завел, так что будь готов к последствиям, а всё остальное — подождет. Бессонница ты моя, и это — навсегда, дай мне руку свою — и я счастливым сделаю тебя, — и повторять дважды не было необходимости, — Так не будем же терять драгоценного времени, нам столько предстоит наверстать. Жизнь слишком коротка, а мы слишком долго ждали…

При свете он заметил на спине девушки мастерскую татуировку в виде ветви цветущей сакуры — национального символа Японии:

— Красиво, — он аккуратно провел рукой, легко касаясь кожи.

— Это сакура — японская вишня, символ моей страны и моей фамилии и с давних пор олицетворяется с молодостью и красотой, но как и все прекрасное, она быстротечна — лишь краткое время в году, весной, она может радовать взор, и, вскоре, спустя всего пару недель, отцветает, увядает, теряя свою ослепительную красоту, наивность и нежность, порывы ветра легко срывают нежные лепестки, и во время цветения вся земля под ногами, как снег, усыпана белыми или слегка розовыми лепестками. Её цветение напоминает нам о скоротечности всего прекрасного, о том, что отвратительного в этом мире гораздо больше, а сезон «радости» приходится на столь короткий срок, и нужно просто уметь и успеть им восхититься, о том, что наивность и нежность присуща столь малому количеству людей, и сохранить этот «цветок» столь сложно, сколь невозможно устоять лепесткам сакуры перед порывом сильного ветра. Эта традиция глубоко вошла в культуру Японии и отразилась в народном празднике любования сакурой — ханами, когда японцы порой ночами занимают лучшие места в парке, чтобы встретить цветение со своей семьей, своими друзьями или коллегами. Однако у сакуры есть еще и довольно жесткое значение: существует поверье, что сакура с красно-розовыми лепестками растет на местах, где когда-то пролилась кровь. Столь прекрасными выросли цветы, сколь отвратительным было убийство. Возможно, это из-за знаменитой легенды о крестьянине Сакуре и его детях, которым жестоко отомстил обиженный сёгун. У сакуры есть и еще одно печальное значение — память об ушедшем или потерянном, что было столь глубоко и прекрасно, но так мало просуществовало в жизни человека и оставило неизгладимый, но печальный след, о котором он будет помнить до конца своих дней… Я заказала эту татуировку после похорон родителей… — спокойно договорить она уже не смогла и разрыдалась, и Марк крепче обнял её, поглощая поцелуями её всхлипы и вместе с её слезами пытаясь впитать её боль в стремлении взять часть на себя, облегчая её состояние:

— Я с тобой, — произнес он, — И теперь у тебя есть семья — они все переживают за тебя.

— Люби меня, Марк, сведи меня с ума, чтобы я забыла своё несчастье, — попросила она, и он повиновался.

И в этот раз ласки были неспешные, расслабленные и чувственные. Они решили не спеша, вдоволь насладиться друг другом, испытав тот прилив тепла и нежности, которого они так долго были лишены. И сердце замирало от долгих, тягучих, доводящих до безумия поцелуев и прикосновений, обнажавших друг перед другом не только тела, но и души.

— Знаешь, что в моей стране тоже почитают вишню? Хочешь вместе как-нибудь поехать? — произнес он тихо и совсем близко, и тепло и аромат его тела обволакивали, даря спокойствие и уверенность.

— Знаешь, что до тебя я ни кому не позволяла целовать себя в губы? — ответила она невпопад, сама не понимая, зачем сказала это.

— Правда? — и это был скорее не вопрос, а утверждение — он чувствовал, что это так, и снова приник к её губам. Господи, ему всегда её будет бесконечно мало, и никогда не сможет он пресытиться ею, и как зацветают весной вишневые сады, так и в их сердцах расцветет главное чувство…

— Так-так-так. И что это всё означает? — Джон присел за стол, нервно проворачивая между пальцами чайную ложку.

— Тебе налить кофе, дорогой? — Маргарита невозмутимо достала с полочки пару чашек и нажала кнопку кофе-машины, — Слушай, а коньячку туда плеснуть?

— А знаешь, плесни, — кивнул Джон, — Ты мне зубы не заговаривай! Я спрашиваю, что это всё значит? — он вопросительно посмотрел на жену.

— Что значит, что значит… Быстро же ты забыл, — Маргарита поставила чашку с ароматным напитком перед ним и, наклонившись, нашла его губы, — Или тебе напомнить, что это может означать?

— Да, нет, не забыл. Я не о том, — хитро прищурился он, потом задумчиво произнес, — Просто… это так неожиданно… Это же — наша Мей и наш Марк…

— И что — они не люди что ли? Ты ведь хочешь, чтобы они были счастливы? — Маргарита обняла его сзади за плечи.

— Хочу, конечно, но… — мысли путались в его голове, — Черт! Ну, я догадывался, конечно, что их игра может перейти в нечто большее, но — одно дело догадываться, а другое — видеть своими глазами. И что — я должен сделать вид, что ничего не видел?

— Это было бы мудрым решением. Пусть они сами нам всё расскажут, когда посчитают нужным, — мягко улыбнулась Маргарита.

— Всем доброе утро! — растянула улыбку вошедшая Даниэлла, — О, я вижу, вы тут что-то празднуете? — девушка заметила бутылку коньяка, — Что именно? — она достала себе кофейную чашку и взяла конфету из вазы.

— Сегодня прекрасное утро Рождества, — Маргарита откусила пирожное. улыбнувшись.

— Ну, и дела. Я так разволновался, что совершенно забыл об этом, — развел руками мужчина, растерянно усмехнувшись.

— Мамочка, папочка, с Рождеством! — на кухню радостно влетела Аделька — только что умывшаяся, но ещё в пижаме, а за ней вбежали также в пижамах: Алишер и Розалинда с большим серым котом на руках, — Уже утро. Давайте пойдем смотреть подарки?

— Всем доброе утро и с Рождеством! — наконец появились смущенный Марк и абсолютно счастливая Мей, — Можно мне чашку кофе?

— Присядь, Марк, — Джон хлопнул ладонью по кухонному дивану рядом с собой, — Не бойся.

— А с чего это бы мне бояться тебя? — присаживаясь, поинтересовался парень, выгнув бровь.

— Знаете, что сегодня просто замечательный день? — маленькая азиатка мечтательно подкатила глаза, — Вот, вы верите в чудеса? А они случаются.

— Можно спросить? — шепотом произнес Марк.

— Да, что ты хотел спросить, парень? — Джон серьезно посмотрел на него, но юноша выглядел совершенно серьезным, что несколько озадачивало и умиляло одновременно:

— Скажи, а то чувство, когда хочешь провести с женщиной больше, чем одну ночь — оно будет со мной всегда?

— Почему это тебя волнует сейчас? — Джон продолжал смотреть на него. Но всё не мог понять, к чему он клонит.

— Ну, хотя бы потому, что я собираюсь жениться, — парень спокойно пожал плечами и поднялся обнять Мей.

— Ого, — мужчина долго разминал челюсть и шевелил мозгами, чтобы обработать информацию, прежде чем снова был в состоянии заговорить, — Это очень серьезное решение.

— Поверь, я много думал об этом, — кивнул Марк.

— Тогда поздравляем вас, — мужчина тоже поднялся и пожал ему руку, — Представляю, как взорвутся таблоиды, социальные сети и модные издания, когда будут писать о том, что ты решил проститься с холостяцкой жизнью.

— А мне все равно, что они напишут и скажут, — отмахнулся Марк, и ему сейчас действительно было абсолютно всё равно, — Разве она не стоит того?

— Хвала Всевышнему! — Даниэлла хлопнула в ладоши, — Наконец, вы поняли…

— Стоп! И ты знала? — Джон снова сел на место и принялся изучать пенку в кофейной чашке, — Нет, ну это совсем нечестно…

— Поздравляю, «Капитан Очевидность»! — светловолосая похлопала его по плечу, — Конечно, знала, и всё думала — когда же они сами осознают. А до тебя доходит, как до жирафа, дорогой. Ничего, тормоз — тоже механизм, как известно, — она отвернулась налить себе чай.

— Нет, я просто поверить не могу — дети вырастают, мы — стареем… — вздохнул он, — Я стар, я стар, я — SUPER-STAR! — Джон изобразил игру на невидимой гитаре.

— Согласись, для тебя же спокойнее видеть Марка счастливым женихом, — Дэни впилась белоснежными зубами в сочное яблоко, — У тебя ещё четверо детей, из которых, три — дочери, и мой тебе совет — побереги нервы. Вспомни себя в такой же ситуации.

— Даня! — брови Джона взлетели вверх.

— А что я такого сказала? — пожала плечами златовласая.

— Мои самые искренние поздравления! — Маргарита заключила их в крепкие объятия, и он больше уже не чувствовал мучительной ревности, наоборот — он чувствовал себя настоящим счастливчиком.

Привлеченные шумом на кухне, домочадцы начали спускаться к завтраку, где их ожидал большой сюрприз.

Как только включили телевизор на кухне, кое-что омрачило всеобщую радость:

— А сейчас вынуждены прервать наш выпуск новостей для чрезвычайного сообщения: сегодня утром в парке обнаружена ещё одна жертва загадочных преступлений. Это уже седьмая по счету. Как и во всех предыдущих случаях, это снова — молодая девушка, невысокого роста, хрупкого телосложения, и снова жертва была одета в пальто и платье старомодного кроя. Все жертвы выглядят ухоженными, как после посещения салона красоты — укладка, макияж, маникюр, педикюр, правда, в несколько старомодном стиле. Предположительной причиной смерти эксперты считают асфиксию вследствие паралича диафрагмы, вызванного передозировкой миорелаксантами. По-прежнему — это всё, чем полиция располагает на данный момент. Еще раз предостерегаем всех девушек и женщин быть предельно осторожными и в случаях, вызывающих подозрения, обращаться в ближайший полицейский участок.

— Господи, даже в праздник не успокоился, — покачала головой блондинка.

— Это же… — Маргарита закрыла рот рукой, потом выбежала их кухни и принялась что-то искать на чердаке, пока не вернулась с большим альбомом, открыв его на определенной странице и указала пальцем на изображение, — Вот, посмотрите только — это же образы из антикварного каталога авторских кукол. У моей бабушки была коллекция таких.

Древняя восточная мудрость гласит:

«Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на Время, Место и Обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвется.»

Трудности — это не наказание за прошлое, а — испытание ради будущего.

Пока остальные поздравляли друг друга с праздником и слушали чудесные новости от Марка и Мей, а дети, преисполненные восторга, открывали приготовленные для них подарки — нарядные платьица и мягкие комбинезончики для встречающих своё первое в жизни Рождество близнецов, действующий макет железной дороги и сборная модель фрегата для Алишера, комплект для катания на роликах, включая защитный шлем, перчатки и наколенники — для Розалинды, и кукла с шарнирными суставами, придающими ей подвижность и пластичность, которой можно менять глаза и парики по своему усмотрению, что дает возможность создать особенный, неповторимый образ — для маленькой Адельки, кукла и сама личиком походила на девочку и выглядела удивительно живой и настоящей, и ещё множество разнообразных конфет, книг, паззлов и наборов для детского творчества — Маргарита попросила мужа сопроводить её в полицейский участок, взяв с собой большой альбом.

Работа полиции не знает ни выходных, ни праздников — ежедневно стражам закона приходится сталкиваться с худшими представителями человечества и худшими человеческими качествами. Возможно, та информация, которой спешит поделиться Маргарита, поможет им в нелегком труде быть преградой на пути зла и бесправия, и поможет спасти невинные жизни.

В участке действительно находилась дежурная команда, которая с любопытством изучила антикварный альбом — из тех, что издавались не настолько крупными тиражами, большей частью осевшими у заядлых коллекционеров, которых не такое большое количество, что давало определенные зацепки в этом запутанном деле и значительно сужало круг поисков.

Однако, опасения полицейских вызывала схожесть девушки с типом жертв. Хрупкой комплекцией и темным цветом волос она подходила под предполагаемую виктимологию, и ей настоятельно посоветовали быть более осторожной и внимательной и не выходить одной в темное время суток.

Джон серьезно отнесся к их предупреждению и выразительно посмотрев на молодую супругу, пообещал проследить за этим, от чего Маргарита особенно мило застеснялась, смущенно спрятав лицо на плече мужа.

А тем временем в доме Марк и Мей продолжали получать поздравления, что настолько их растрогало — они чувствовали себя действительно в кругу близких людей.

Больше всех за них радовались отец Марка и Александра — им и самим следовало бы узаконить свои отношения, если они хотели получить разрешение на удочерение маленькой Оксаны, которая так этого ждала и так непритворно радовалась тому, что у неё появятся папа и мама, как только может радоваться ребенок, который вырос в сиротском приюте. Но они не были приверженцами пышных церемоний, в чем молодежь была с ними солидарна. Они с удовольствием так бы и ограничились тихими домашними посиделками, но есть такое выражение: «положение обязывает». Марк — модель с практически мировым именем, и сложно было бы утаить его свадьбу. Да и Мей была не последним человеком у себя на родине — наследница промышленной текстильной империи — её свадьба была важным событием, скрыть которое от вездесущих и всезнающих журналистов почти не представлялось возможным. Но они все же предпочли бы максимально сузить круг приглашенных и минимально распространяться о предстоящем торжестве. С таким серьезным событием решено было не торопиться и отложить решение вопроса до конца марта, когда Мей закончит старшую школу и получит среднее образование (в Японии учебный год поделен на три триместра и начинается он в апреле, а первого сентября начинается не новый учебный год, как привычно нам, а второй триместр обучения) или даже до мая, когда Мей исполнится семнадцать и будут уже известны результаты вступительных экзаменов в Токийский университет — ведь, чтобы достойно продолжить семейное дело, ей необходимо получить достаточно знаний, да и Марку не слишком легко давалось совмещение работы и учебы. Но, ведь если по-настоящему хочешь быть рядом с кем-то, то все трудности вполне реально преодолеть.

Между взрослыми туда-сюда весь день носились дети с подарками, а за ними всюду следовали с веселым лаем собаки — Актеон и Сарбонна.

— Разве может кто-нибудь утверждать, что Санты нет? — довольно заметил Алишер, когда дети наслаждались подарками, тщательно рассматривая и изучая каждый из них, и просто радуясь беспечному детству, шелестя яркими упаковками и вдыхая запахи сладостей, фруктов и новых книг, — А у нас в классе кое-кто говорит, что его не существует.

— Вот ты глупенький! — развеселилась Аделина, даже на время отвлекшись от своей куклы, — Конечно же он есть. Это всем известно. И хочешь самый большой-большой секрет? — малышка поднялась на носочки и совсем близко к мальчику произнесла таинственным тоном, — Санта — это папа. Только в школе не говори ни кому, а то тебе будут завидовать.

— Ну, конечно, — улыбнулся Али, — Какой же я недогадливый.

Но стоило только вернуться Джону с Маргаритой, как всё было тут же позабыто, и Аделина бросилась их встречать:

— Мама, а я тебя вижу — ты за папой! — радостно усмехнулась девчушка, выглядывая из-за плеча мужчины, когда он взял её на руки, — Секрет, помнишь? — малышка повернула свою светловолосую голову к подбежавшему обнять отца Алишеру, приложив свой маленький пальчик к губам.

Пока Маргарита пошла покормить дочерей и уделить им внимание, у Мей нашлось дело к Джону, о чем она тихо попросила его:

— Мне бы хотелось, чтобы мое свадебное платье было сшито тобой — окажешь мне такую услугу? Мне бы этого очень хотелось, — девушка понизила голос и опустила глаза, — Жаль только, что мне уже не пойдет белый цвет — я далеко не невинная дева, — вздохнула она.

— Господи, ну что за чушь! — не выдержав, возмущенно нахмурился мужчина и встряхнул её за плечи, — И как же меня бесит такая ханженская формулировка! Почему женщина должна испытывать вину за желание плотского удовольствия? Само по себе партнерство уже предполагает равные отношения и равную ответственность. Почему же тогда мужчина в поисках идеальной партнерши, подходящей ему, считается состоятельным и мужественным, а женщина в аналогичной ситуации — считается неудовлетворенной распутницей и блудницей?

— Если бы все мужчины думали так же, — покачала головой азиатка.

— Ну, тебе не стоит волноваться на этот счет, правда? — растянул хитрую улыбку Джон, — Марк ценит твои достоинства и уважает твои недостатки.

— И я ему за это бесконечно благодарна, — согласно кивнула Мей и улыбнулась.

— А насчет платья не переживай, — мужчина ободряюще похлопал её по плечу, — Будет тебе отличное платье.

— Одно из… — маленькая японка прищурилась, шаркнув ногой, — Японская свадебная церемония полна ещё живых традиций, и за праздничный вечер невеста по обычаю переодевается семь раз.

— Хлопотно, — задумчиво прикинул Джон и тут же тут же постарался как можно скорее развеять её сомнения и переживания, — Теперь понятно, почему это так тебя волнует. Обещаю, что ты получишь свое платье вовремя.

А Марк чувствовал себя опасно счастливым — сейчас уже сложно поверить в то, что когда-то у него не было ничего и никого, а теперь он в окружении друзей, у него есть отец, скоро будет мачеха и сестра, и он собирается жениться. Он сильно изменился с тех пор, правда. Но он не забыл того, кто помог ему добиться всего того, что он имеет сейчас. Точно так же, как для Мей важным было благословение господина Йошида, так для него было важным поделиться с мистером Дугласом Айронсом — добродушным стариком, который помог ему снова вернуться к полноценной жизни, которую он готов теперь вдыхать полной грудью. И от этого становилось страшно. Страшно, что однажды не сумеешь удержать это счастье. Слишком уж хорошо всё складывалось.

Тут его мысли прервал раздавшийся звонок в дверь, и Даниэлла принесла врученные посыльным приглашения на Рождественский бал от Ондзи, тогда как Эллен прижимала к груди дрожащими от волнения руками мобильный телефон с сообщением от Максимилиана, что он будет рад видеть её на балу.

— И что же это так обрадовало мою сестренку? — Этьен сразу же заметил перемену в настроении сестры, — Сообщение от него?

— Он будет ждать меня на приеме, — с улыбкой выдохнула девушка, — Николь там тоже будет, да?

Парень слегка покраснел и кивнул, продолжив беседу:

— Ты уже пригласила его на свое выступление? — спросил он и взял её под руку, провожая в столовую.

— И он обещал прийти, — счастливо подтвердила рыженькая, глядя в глаза из-под опущенных ресниц, — А ты? Ты же не откажешься поддержать меня?

— Конечно же мы все поддержим тебя! Это ведь настоящее событие — премьера балета, где наша Эллен будет танцевать одну из главных ролей — Мари в постановке по самой известной Рождественской сказке Гофмана, — уложив малышек-дочерей, в зал спустилась Маргарита, уже предвкушая, как будет макать зефир в расплавленный шоколад и запивать душистым чаем с кусочками сухофруктов. Единственное, о чем она могла сожалеть — о куске любимого Шварцвальдского торта со взбитыми сливками и вишней. Его пропитанные крепким черешневым ликером коржи пока были ей противопоказаны, как и крепкий кофе. Зато оценить вкус бисквита, шоколада, нежных сливок и вишни могли Марк и Мей, так ценящие вишню.

— А правда, что у Марка День рождения четырнадцатого февраля? Это ведь уже так скоро, — шепотом уточнила японка у Льва Витриченко.

— И это чистая правда, барышня, — не стал утаивать от неё мужчина, так же перейдя на шепот, пока его сын беседовал с Александрой, — вообще-то он должен был родиться к восьмому марта, но роды были преждевременными. Представляете, какой был бы подарок женщинам? Знаете, Руслана даже придумала имя для будущего ребенка заранее — если бы родилась девочка, то её назвали бы Мартой, а если мальчик — Марком. Но в моем роду рождаются только мальчики — так суждено было появиться на свет Маркешу.

Когда смотришь, как за окном неспешно падает снег, что можно разглядеть каждую снежинку, как на город постепенно опускается вечер, и в окнах домов зажигается свет, за каждым из которых живет своя история: совсем обычная или удивительно сказочная, трогательная или дерзкая, веселая или печальная, острая или нежная, счастливая или трагическая — так хочется хоть на минуту остановиться от сумасшедшего ритма жизни и проблем страны и помечтать о простых человеческих радостях в ожидании новогодних чудес — поиграть в снежки, поделать снежных ангелов, порадоваться нарядной ёлке, разделить всеобщую суету, самозабвенно выбирая подарки друзьям и близким, рисовать на морозном окне, прогуляться по вечернему городу — выпить ароматного кофе с молоком и корицей или согревающего глинтвейна, попробовать горячей сдобной выпечки, покататься на санках или колесе обозрения, сходить с друзьями в кино или собраться дома, достать с полки старый альбом с фотографиями, пересмотреть любимый фильм и перечитать любимую книгу — зима может быть совсем не скучной, а яркой, радостной и сказочной.

 

Сказка сказок

До нового года оставалось все меньше времени — ещё немного, и они вступят в новый год, и всё внутри переполнялось надеждами в ожидании предстоящих перемен. В Новом году будет все по-другому. Новые люди, новые события, новые потрясения, новые мечты. Но — сам по себе Новый год ничего не меняет, измениться под силу только самому человеку, и многие из них нашли в себе силы измениться самим, силы — принять эти перемены: в себе и вокруг себя.

И эти несколько дней хотелось прожить спокойно, в кругу дорогих людей, проводя вечера на заднем дворе, кутаясь в теплый плед и теплые объятия, или — неспешно пройтись по парку, будь то днем или вечером, вдыхая морозный воздух и учась читать эмоции по лицам людей — их страхи и волнения, их мечты и чаяния, всё то, что они ожидали от года наступающего и всё то, что они хотели оставить в году уходящем. И морозам не под силу охладить молодые горячие сердца, а Рождество подарит веру и надежду. Свечи и крепкие объятия согревают теплотой чувств, а улыбки зажигаются как звезды, что ярко сияют в зимнем небе.

И проведя перед большим приемом несколько дней в спокойной и расслабленной обстановке, помогая детям раскрашивать книги, собирать конструкторы и выращивать кристаллы из набора юного химика, они готовы были блистать и покорять на светском рауте. Для полного счастья не хватало только телескопа, чтобы наблюдать за звездами в поисках той единственной, самой яркой звезды — вестницы Рождества. Ну, ничего — к следующему Рождеству он у них обязательно будет, чтобы дети смогли увидеть её среди бесконечного мерцания небесных светил.

Перебрав весь гардероб в поисках наилучших нарядов и оставив детей на попечение старшего поколения, молодежь отправилась на званый вечер к экстравагантному японцу. Но Маргарита и Даниэлла могли провести на мероприятии совсем немного времени — не более пары часов, буквально лишь отдав хозяину дань уважения: маленькая брюнетка стремилась поскорее вернуться к дочерям, а златовласой накануне родов рекомендовалось избегать переутомления. Таким образом, завершать вечер друзьям придется без них. А пока же — такси везет их туда, где горели огни, звучали музыка и смех, звенели бокалы, где всё чрезмерно легко, где приветливые улыбки нередко неискренни и завистливы, где не имеешь права выставлять свои секреты и слабости на всеобщее обозрение. И следовало запастись выдержкой, прежде, чем переступить порог, но таковы были негласные законы жизни публичных людей, законы шоу-бизнеса, жизни напоказ.

Марк взглянул на свое отражение в зеркале, откуда на него смотрел молодой человек с необычно светлой, почти молочной, кожей и светло-серыми глазами, с особенным и редким для европейца разрезом глаз, его волнистые волосы уже успели отрасти до плеч, снова став цвета первой весенней сирени. Он словно сошел с полотен художников эпохи Возрождения. Резкие линии скул и подбородка сглаживались гладкой светлой кожей, а резкость взгляда — смягчалась блеском его глаз. Его красота не была такой классической, как у Джона, не была яркой, как у Этьена, ни сдержанной — как у Питера, или — экстравагантной, как у Ондзи. Она была скорее — набросочной, штриховой, на которой умелый стилист, как на чистом полотне, мог создать свой шедевральный образ. За это, а ещё за огромное трудолюбие и невероятную выносливость, он так был ценим дизайнерами и стилистами.

Едва они подъехали к помещению, как их обступили папарацци, едва дав выйти из машины, они принялись задавать бесконечное множество разнообразных вопросов, которые не было совершенно ни какого желания комментировать. Но они тотчас же все замолчали, стоило появиться Марку под руку с миниатюрной японкой, что дало несколько спасительных минут тишины и позволило нашим героям войти, пока журналисты не опомнились. Время для них было упущено, и им оставалось только толпиться у дверей, которые охранники успели захлопнуть перед самыми их носами.

Появление Марка в компании миниатюрной азиатки произвело настоящий скандал среди молодых незамужних моделей, готовых погрузиться в траур по такому поводу — большинство из которых однозначно хотели бы оказаться на её месте. Многие из них тихо завидовали белой завистью, но находились и такие, кто принялся демонстративно выражать свое презрение к «этой наглой азиатской выскочке», как они уже успели между собой придумать обидное прозвище для Лали-Мей, а другие и вовсе — открыто стали распространять грязные слухи о том, как «эта маленькая ведьма» смогла околдовать парня, чтобы женить его на себе: то ли она купила его расположение щедрыми денежными посулами, то ли успела очень своевременно забеременеть, и ему не оставалось ничего другого, как принять женитьбу на ней.

От всех этих косых взглядов и шепота за спиной, Мей изводила нервная дрожь, и хотелось разбить бокал с шампанским о головы этих докучливых злых сплетниц, и она нервно кусала плотно сжатые губы, когда следовало улыбаться, судорожно вцепившись пальцами в руку Марка, оставляя красные следы.

Собственно, она понимала, что для Марка и её друзей — это всё не более, чем ничего не значащая глупая болтовня недалеких и не очень умных девиц, которая мало её трогала, но — всё равно было больно и неприятно слышать эти перешептывания и встречаться с этими взглядами. Сама она пропускала мимо ушей такие выпады в свой адрес — в свое время сама была ещё хуже, но вот теперь она уже не одна, и меньше всего ей хотелось стать причиной лишних проблем для мужчины, что рядом с ней. И всё чаще сам собою напрашивался вопрос — к какому из миров они, всё-таки принадлежат? В Японии Марк был чужаком, а здесь враждебно отнеслись к ней — далеко не все, разумеется, но этого было вполне достаточно для того, чтобы в душе остался неприятный осадок. Какое же им выбрать место, где бы они могли спокойно жить и быть самими собой, чтобы не быть мишенью для пересудов и сплетен за спиной?

И вот, когда одна из таких девиц, проходя мимо и очаровательно улыбаясь, будто случайно — пролила на её платье шампанское из своего бокала, девушка готова была разрыдаться, но она дала себе слово, что не будет больше плакать — никогда, это было бы бесчестно по отношению к тем, кто поддерживает её, да и просто — слабостью, которую она не могла себе позволить, зная, что где-то рядом есть некая Лаура, которая угрожает счастью людей, ставших ей близкими. Рассыпаясь в фальшивых любезностях и не сводя взгляда с Марка, девица удалилась.

И тут на помощь снова пришел её соотечественник-японец, предложивший им пройти в гардеробную и выбрать что-нибудь подходящего размера из последней коллекции, которая не была ещё представлена публично. Вот тут-то наступила очередь всех этих фурий кусать локти, морщить носы и поджимать губы с досады — если они думали поставить её в затруднительное положение и вынудить покинуть мероприятие, то старались напрасно. В ещё лучшем виде, чем прежде, под руку с Марком, спустилась она, и теперь доносились вздохи досады. Не в её привычке было злорадствовать, но сейчас ей, ох, как хотелось хоть немного сбить спесь с этих завистливых моделек. Парень подвел её к зеркалу и попросил улыбнуться:

— Где же твоя смелость? Неужели ты их боишься? Обещаешь не забивать больше голову всякими глупостями? — сначала Мей смотрела на их общее отражение в зеркале, потом он развернул её так, чтобы мог видеть её лицо, а она — его, — Знаешь, я скажу тебе, что могу только посочувствовать таким пустым куклам, у которых кроме внешней красоты — только пустота в душе. Такие люди встречаются в любом обществе, но век таких пустышек не долог — в работе модели, как и в любой другой, ценятся ум и порядочность. Ты же умная девушка, Мей, и должна понимать это, — а она не могла сейчас говорить от испытанного волнения, — Я выбрал тебя, а ты выбрала меня, и мы должны доверять друг другу, если наши отношения чего-то стоят. Ты же не считаешь меня ловеласом, который не в состоянии контролировать свои гормоны, надеюсь?

Девушка рассмеялась:

— Нет, конечно, — азиатка уткнулась ему в грудь, не понимая — то ли она смеется, а то ли плачет.

— Мы решили связать свои жизни и судьбы, и тут нет места сомнениям. Ты согласна? — но Мей могла сейчас выразить свое согласие только молчаливым кивком головы, и всё, чего ей хотелось сейчас — стоять вот так в его объятиях вечно, ощущая тепло его пальцев, вдыхая его запах, слушая его дыхание, уверенная во взаимности их чувств и его поддержке, и ему важна была только эта женщина, которой он готов принадлежать, он сам хотел этого — во всеуслышание представив девушку своей невестой.

В этот вечер пройти испытание на прочность выпало отношениям не только Марка и Мей.

Появление царственной рыжей красавицы Кали заставило всех присутствующих мужчин повернуть голову в её сторону.

— Кто эта женщина? — светловолосая Аманда ревниво вздернула нос, заметив теплое к ней отношение со стороны Джона, и поинтересовалась у азиата, спешившего поприветствовать новоприбывших гостей, — Они знакомы с ним? — она с таким нетерпением ожидала его появления, самоуверенно не считая Маргариту достойной соперницей, но появление рыжеволосой поубавило убежденности в её душе.

— Говорят, что госпожа Кали — его первая жена, — небрежно бросил на ходу Ондзи.

— Нет, я решительно не понимаю этих людей, — фыркнула Аманда, тряхнув кудрями так, что едва не испортила старательно уложенную прическу, — Променять такую диву на маленькую простушку? По меньшей мере — глупо, — она передернула плечами, ещё раз посмотревшись в зеркало и справедливо оценив, что в своем любимом платье из зеленого бархата она исключительно хороша, — Ну, мне теперь задача облегчается: с такой женщиной соперничать было бы куда сложнее, чем с этой девчонкой, которая не заслуживает такого мужчину, — полностью удовлетворенная своим отражением, девушка достала из сумочки блеск для губ и обновив макияж, довольно улыбнулась с едва промелькнувшим в улыбке оскалом уверенной в себе хищницы, приготовившейся к увлекательной охоте.

— Не вмешивайся, — азиат подхватил её под руку так резко, что она чуть не выронила свою сумочку, и прошипел прямо у неё над ухом, — Не тебе судить о том, кто и чего достоин!

— Этот мужчина будет моим, — блондинка поморщилась и убрала его руку, — И лучше ТЕБЕ не вмешиваться, если не хочешь вызвать гнев госпожи Лауры.

— Ты безнадежна. Я даже не хочу с тобой спорить, — Ондзи устало отмахнулся, — Ну, попытайся, возможно — это будет для тебя хорошим уроком, — и закончил уже совсем шепотом, — Как и для неё тоже…

— Кто бы мне давал советы! — Аманда нахмурила брови, — Что-то я не заметила, чтобы леди Даниэлла уделяла тебе больше внимания, чем того требуют приличия. И что же ты будешь делать? — видя, как изменилось его лицо, она поняла, что попала в самую точку, — Может быть, мне намекнуть госпоже? Хотя… думаю, что в этом нет необходимости — с её проницательностью, она наверняка уже обо всём догадалась. Не завидую я тебе — оскорбленная женщина способна на всё. Советую тебе быть предельно осторожным, — она провела пальцем по его щеке, чуть не оцарапав наманикюренным ноготком, потом чмокнула в другую щеку, панибратски похлопала по плечу и направилась к гостям.

— Аманда, добрый вечер! — на её пути появился Винтер, выглядевший ещё более элегантно, чем обычно.

— Добрый вечер, Винс! — девушка обняла его, чтобы быть как можно ближе к нему, когда продолжила, — Ты-то мне и нужен. Для нас есть задание от госпожи. Представь меня друзьям господина. Меня интересует тот смуглый мужчина, а ты пока отвлеки девчонку — пригласи её на танец, что ли, — мужчина только вздохнул, но пригласить на танец Маргариту не отказался.

Марго и Джон как раз завершили танец, когда к ним подошли Аманда и Винтер:

— Разрешите похитить мадам на танец? — мужчина приветственно поклонился.

— Если Жан не будет возражать, — перевела взгляд на мужа, — то я совсем не против.

Джон кивнул, а блондинка дернула Винтера за рукав, выразительно кашлянув, обращая внимание на свое присутствие.

— Ох, прошу прощения, — Винтер поспешил исправить свою оплошность, — Разрешите представить вам Аманду, — блондинка очаровательно улыбнулась:

— Разрешите, месье, составить вам пару в танце, раз уже наши партнеры решили танцевать без нас, — Джон снисходительно покачал головой, но взял её под руку.

А на сцене за роялем им играл сам хозяин вечера.

Маргарита в красном платье прекрасно смотрелась рядом с Винтером, одетым в черный костюм — словно пара ярких актеров, играющих в исторической постановке. Он едва касался её, всё время стараясь запомнить её глаза.

Аманда же, наоборот, не стеснялась проявлять свою заинтересованность в партнере. И набравшись смелости, спросила о том, что давно её волновало:

— А такая женщина, как я, могла бы вас заинтересовать?

Джон вдруг внимательно посмотрел на неё, но мелодия стихла, избавив его от необходимости отвечать:

— Благодарю за танец, — он поспешно поклонился и почувствовал озноб во всем теле. Точно предвидя, какую трагическую роль суждено ему сыграть в её судьбе.

И как же хорошо, что этим мыслям не позволил овладеть его сознанием, вовремя подоспевший азиат, приобнявший Джона и Маргариту, послав предупреждающий взгляд Аманде, и доверительным шепотом обратившись к паре:

— Не окажете честь подарить собравшимся музыкальный номер? Я бы очень просил.

И вот он уже мягко подвел их к сцене, за рояль, пока из-по его пальцев начали рождаться звуки мелодии из мюзикла с мировым именем.

Всё время, пока они исполняли дуэт, Аманда не сводила глаз с Джона, а когда Маргарита продолжила композицией «Il est beau comme le soleil», стоя рядом с обнимающим её мужем — шепотом повторяла за ней слова, и по её щеке скатилась вдруг слеза. Джон окинул взглядом зал, но Аманды уже не было — но он мог видеть Даниэллу с доктором, сестру и Рафаэля, Сэма и Кали, Питера и Евангелину.

Чуть поодаль стояли рыжая пара Этьен и Николь и её сестра Мишель вместе с Жозе. В другой стороне — пока еще счастливые Эллен и Максимилиан, еще не догадывающиеся, какую невероятную боль им придется причинить друг другу.

Внезапно свет в зале погас, и раздался оглушительный взрыв.

« Однажды ты станешь таким взрослым, что снова начнешь читать сказки».

Клайв С. Льюис.

— Зеркало-зеркало на стене, покажи Хранителей мне! — Лаурита прикоснулась пальчиком к зеркалу в старинной витой оправе и отошла, присев для удобства в большое кожаное кресло, в котором сидел обычно Ондзи.

И вмиг панель зеркала стала подобием экрана, в котором девочка могла видеть всё, что происходило на званом вечере японца. Её забавляло ощущение того, что они пока и не догадываются, что она сейчас за ними наблюдает. Всё обычно — чинный вечер, идеальный, на первый взгляд… был бы таким, если бы она не могла прочесть, что творится в душах смертных, что собрались на рауте. Она даже хихикнула, когда платье Мей облили шампанским.

И тут её улыбка растворилась. Боль и ревность взыграли в ней, когда она увидела ЕГО. Увидела, какими глазами азиат смотрел на златовласую — на неё он никогда так не смотрел. И это больно ранило её. Лаура сжала кулаки, смяв кружева на выглаженной юбке. Он ещё сильно пожалеет о том, что пренебрег ею! Они все пожалеют — ей надоело играть в кошки-мышки.

Она хлопнула в ладоши, и экран погас.

Лаура пошла в свою комнату и вернулась с большой книгой, что возвратила ей малышка Адель.

Нервными шагами пройдя в гостинную, она обернулась к зеркалу и повторила свой вопрос, и когда экран снова загорелся — открыла книгу и подула на страницы, с мстительной ухмылкой наблюдая за взрывом и суматохой в клубе азиата:

— Как вам понравится это? Сказки, конечно — выдумки, но сгинуть в них можно по-настоящему…

Марк очнулся: в голове гудело, а перед глазами всё плыло — как при контузии. Под спиной чувствовалось что-то твердое, нещадно впивающееся в тело. Он попытался опереться на руку, чтобы подняться и оглядеться вокруг — ладонь нащупала мокрую прибрежную гальку. Он попробовал встать, но в голове снова зашумело, и на время пропал слух. Слабые ноги с трудом держали тело в вертикальном положении, а синяки и ссадины неприятно и болезненно пекли. Шаги были неуверенными и давались с трудом по скользкой гальке, его всё ещё шатало. Несколько раз Марк даже умудрился подскользнуться. Он проморгал, пытаясь признать окружающую местность, но всё ещё не понимая, где он находится, и главное — как он сюда попал. А куда подевался его костюм? И почему на нем странная одежда с претензией на средневековье? Он ещё раз снова ощупал себя — ткань действительно настоящая. Но понимания этот факт не прибавил. Холодный ветер всё норовил спутать его волосы, нещадно трепля их перед самым его лицом. Для полного завершения картины — с тяжелого свинцового неба начали срываться крупные капли холодного дождя, и видневшийся в тумане дальний утес выглядел ещё более зловеще. И только старая полуразбитая лодка покачивалась на волнах близко от берега.

— Есть здесь кто? Ребята, вы где? Это не смешно. Мей? — но ответом ему было только завывание ветра да плеск волн, пушистыми барашками накатывавших на берег, поднимая брызги.

Когда к нему полностью вернулся слух, внимание парня привлек шорох от топота сотни маленьких ножек.

Крысы? Черт возьми, откуда тут взялись крысы? Что здесь вообще происходит? И где это, собственно — здесь?

Но тысячи уставившихся на него злобных глазок-бусинок и оскалы их маленьких острых зубов были вполне реальными, а их пронзительный писк так резал по и без того больным ушам.

Марк рванул к лодке — живое серое море маленьких хищных вредителей последовало за ним.

На ходу он нащупал что-то в кармане старинной куртки, что была на нем вместо его одежды — это была флейта. Что за чертовщина?

Флейта… крысы… да ведь это же, похоже, из детской сказки о Гамельнском крысолове…Но, как? Ладно, это можно оставить на потом, вопросы подождут.

— Хотите поиграть, маленькие мерзавцы? — Марк поднес её к губам, и мелодия, точно сама — начала выводить замысловатую трель, — Как там говорили в одной известной сказке: помирать, так с музыкой?

Животные замерли на месте.

Отогнав лодку подальше от берега — благо, высокий его рост позволял сделать это до достаточной глубины, он запрыгнул в неё.

Крысиная армия остановилась у воды, как бы решая — продолжать свой путь дальше или нет, но сопротивляться звуку мелодии они не могли. Лодка отплывала всё дальше от берега, и живое серое море хлынуло за ней.

Порывы ветра всё усиливались, грозя перевернуть утлое суденышко, а волны покрывали брызгами с ног до головы, но он не переставал играть, захлебываясь в накатывающих волнах…

Придя в себя, юноша с трудом открыл глаза — он лежал на каменном полу в большом темном зале с огромными зеркалами на стенах.

Рядом приходила в себя Мей — на ней были странные доспехи с фамильным гербовым теснением, сильно забрызганные кровью.

Увидев Марка, она кинулась ему на шею:

— Живой! Слава Богу, живой!

Её улыбка, на выпачканном грязью и кровью лице, скорее — пугала, но главным сейчас было то, что они вместе, что они оба живы.

— Ты вся в крови, — он несколько отстранился, высвобождаясь из её объятий, но только с тем, чтобы рассмотреть, нет ли серьезных повреждений, — Ты не ранена?

— Нет, это — кровь монгольских захватчиков, — тихо ответила девушка.

И она поведала Марку, как очнулась посреди поля неведомой битвы, сплошь усеянного мертвыми телами павших воинов. Вокруг было столько крови, что земля стала вязкой и скользкой, а её резкий запах бил в нос, и казалось, что он въелся в тебя насовсем, и ни чем уже не вытравить этот смрад.

И только изорванные имперские знамена древнего Китая колышутся на ветру, да кругом беспорядочно валяются обломки мечей, копий и щитов среди множества изувеченных трупов в боевом облачении…

Последствия взрыва всё ещё продолжали сказываться — в глазах двоилось, голова кружилась и невыносимо болела, девушку чуть не стошнило прямо тут, на пропахшую кровью землю. Она смогла подавить рвотный позыв, но внутренности ещё пекло от не нашедшей выхода желчи.

Мей не понимала, что происходит и где она находится. Земля скользила, и встать было сложно — ноги вязли в жидкой грязи, а рука, то и дело — упиралась в чье-то тело. Девушка кричала и звала на помощь. Ох, лучше бы ей было этого не делать …

— Кто это тут пищит? — словно гора, перед ней вырос огромный варвар в доспехах и в меховой накидке, его меч, омытый в крови, пугающе выделялся на фоне ещё более устрашающего вида его владельца в забрызганной кровью броне. Можно было бы подумать, что тут снимают историческую драму. Честно говоря, Мей так и думала поначалу — ей хотелось так думать.

Она попятилась подальше от незнакомца, пока не споткнулась о чью-то ногу. Господи, да кругом же мертвецы одни! Ну, уж нет! Не собирается она помирать сейчас — одна, не увидев прежде Марка. Когда пальцы её нащупали холодное лезвие чьего-то меча, она уже была полна решимости сражаться за свою жизнь. Пусть пока она научилась управляться только с тренировочными деревянными мечами, и не довелось ей брать в руки фамильного меча — катаны, но приемам владения оружием обучена была, и собиралась продемонстрировать всё свое умение, защищая собственную жизнь.

Этого от маленького хрупкого создания не ожидалось, и на лице варвара отразилось изумление, но оно быстро прошло — он был слишком уверен в своих силах против такого хилого, по его мнению, соперника. И это было его самой большой ошибкой! Ибо одно из главнейших правил воина гласит — никогда нельзя недооценивать противника, это может дорого тебе обойтись.

— Ну, чего трепыхаешься, малыш? — мощным ударом выбив оружие из её рук, он неумолимо приближался, нависнув над ней подобно горе, — Обернись: весь ваш пограничный отряд полег здесь. Не важные из вас защитники вышли. Мне даже напрягаться не придется, чтобы разрубить твое щуплое тело пополам — и не останется ни кого, кто бы мог зажечь сигнальные факелы. Не завидная у тебя судьба, малыш…Сидеть бы тебе при мамкиных юбках, глядишь, может и жив бы остался. И в неволе люди живут, — он откровенно смеялся над ней, но это было уже слишком… Ни что так не ценится человеком, как свобода. Человек рождается свободным, и ни у кого нет власти над другим человеком.

— Это мы ещё посмотрим! — процедила девушка сквозь оглушающую боль, пронзающую из одного виска в другой, — И я тебе — не малыш! Я не должна сдаваться — ради памяти родителей, которые верили в меня, ради любви Марка, который вернул мне силы и веру в себя.

— Что ты там бормочешь, сверчок? Молитвы тебе не помогут, — хохотнул варвар.

— О себе лучше помолись, — молниеносная реакция, и девушка подскочила на ноги, держа в руке подобранный с земли чей-то меч, — Черта с два ты получишь мою жизнь! — её боевая стойка и дрожащие руки, которыми она старалась удержать оружие, вызвало только смех противника.

Но уже после первых же выпадов, сопровождающихся звоном скрещивающихся клинков, ему уже было не до смеха — он не мог ожидать, что это маленькое создание будет сражаться с таким мастерством и упорством. Он был силен, но она была проворнее и уклонялась от его атак — её отец, её учитель могли бы гордиться ею, и Марк бы тоже гордился ею… Марк…Она не переставала думать о нем — почему она обязана выжить. И ещё — друзья, которые помогли ей пережить самое тяжелое время и не бросили одну. Она просто обязана выжить — и не иначе, слишком много ей довелось пережить, и слишком мало осталось того, что могло бы её убить.

— Верткий маленький змееныш, — бросил он, видя как до сих пор успешно она избегала его прямых выпадов, лишая его возможности легкой победы.

— Змеи, обычно — больно жалят, — Мей пришлось просто фантастически изловчиться, но она смогла — смогла достать до его горла. И тут же отскочила в сторону, чтобы не быть раздавленной грузным телом варвара, когда он, пошатнувшись и потеряв равновесие, был в секунде от того, чтобы рухнуть на землю, хрипя и истекая кровью.

На звуки борьбы могли явиться его сотоварищи, а с ними со всеми ей точно не справится.

Нужно было что-то делать. Но, что?

Мей не понимала, почему это ей так важно, но чувствовала, что ей просто необходимо что-то предпринять. Знала, что должна — и всё.

И тут только она поняла, что и на ней — замысловатые старинные доспехи.

Небольшая дверца потайного хода поддалась, и девушка в темпе поднялась по крутым винтовым ступеням внутренней башни. Она попала в узкий коридор, который освещали несколько горящих факелов по обеим сторонам прохода. Мысленно поблагодарив Небеса за такое сказочное везение, она взяла один из них и проделала обратный путь, освещая себе дорогу наверх.

Этот вражеский отряд был остановлен ценой жизни защитников, но ещё один — стремительно двигался к укреплениям — Мей заметила всадников с возвышения своего участка каменной стены, известной и ныне, как Великая Китайская стена. Их кони поднимали облако темной пыли.

И тут её взгляд привлекла большая чаша с горючей жидкостью — видимо, в ней зажигали сигнальный огонь, а у неё как раз есть ещё не догоревший факел.

И когда она кинула факел в чашу, и пламя вспыхнуло, как олимпийский огонь, а Мей без сил опустилась на пол. И тут же, по цепочке, стали зажигаться огни на следующих участках стены — далеко, куда хватало зрения. Теперь врагу не подступить незамеченным, а народ соберет ополчение в помощь армии.

Потом она уже ничего не помнила, а очнулась уже тут, в зеркальном зале.

— Марк, это было ужасно! Ужасно! — она вцепилась дрожащими пальцами в его промокшую куртку и не отпускала, — Я даже имени не знаю того, кого убила. Ты хоть представляешь, как это?!

— Паршиво, наверное, — с трудом выдавил Марк из, онемевшего от игры на флейте и волнения, горла, потом решил сменить тему и развеселить её, — Слушай, а ты даже говоришь сейчас с китайским акцентом.

— Что, правда? — Мей шмыгнула носом и улыбнулась.

— Нет, шучу, — он погладил её по волосам и тоже улыбнулся, — А ты, вроде как, героиня. Ты спасла Китай.

— Надеюсь, что так, — и от этого его жеста заботы ещё больше захотелось плакать. Если раньше в её голове мелькали порой грешные мысли, что он с ней пытается выбить из себя безответную любовь, но теперь, и она поклялась себе в том, никогда больше её мысли не завернут в эту тупиковую сторону.

«Придёт день, когда ты поймёшь, что всю Вселенную ты можешь найти внутри себя, и тогда ты станешь волшебником. Став волшебником, ты уже не будешь жить в мире — мир будет жить в тебе.»

Дипак Чопра

Евангелина попыталась открыть глаза, но увидела лишь темноту. Её шатало в разные стороны, и она ни как не могла поймать равновесие — это было практически невозможно сделать со связанными руками и завязанными повязкой глазами. От каждого шага кружилась голова, и под босыми ногами, скользящими по мокрой поверхности, всё ходило ходуном, а при попытке пошевелить руками тугая веревка узлами впивалась в запястья, соответственно — не могла она освободиться и от повязки на глазах. И холодные влажные капли, то и дело, попадали ни лицо и тело.

И слышались кругом охрипшие пропитые голоса, отпускавшие в её адрес скабрезные замечания, заглушаемые шумом падающей воды. И от этого девушка чувствовала себя абсолютно голой перед ними — хоть, судя по ощущениям, на ней была какая-то сорочка, и сгорала от стыда и желала бы сейчас исчезнуть, радуясь, что не видит сейчас лиц этих грубых мужчин, которым принадлежали эти хриплые, прокуренные и пропитые голоса. Ей было дико страшно — она не понимала, что происходит, где она находится, чего хотят от неё эти люди и как планируют с ней поступить… Ещё страшнее и тоскливее становилось от того, что она могла погибнуть тут — в неведении и одиночестве, не имея сведений о судьбе супруга и друзей. Для человеческой природы нет ничего ужаснее одиночества и неизвестности. Боже, они ведь только недавно стали мужем и женой, ещё не познав в полной мере всех радостей и всех сторон семейной жизни. Неужели, им всем тоже грозит опасность? Где они? Что с ними? Господи, если бы она была уверена, что они в безопасности, то и умирать было бы не так страшно. Хоть какой-нибудь знак, какой-нибудь намек на их судьбу…

— Последний раз спрашиваю, где этот чертов мальчишка? Где Питер? — требовательный вопрос, и кто-то грубо схватил девушку за плечо, подталкивая вперед, от чего она чуть не свалилась — сама она даже не видела, откуда.

— Питер? Питер здесь? — Ева с силой замотала головой из стороны в сторону, но ничего, конечно же, не увидела из-за плотной повязки на глазах. О том, что происходит, она могла догадываться только по звукам вокруг.

— Надеюсь, что этот трусливый мальчишка явит себя бесстрашному Капитану Крюку, наводящему страх на порты семи морей, чтобы спасти свою «маму», — этот голос звучал громче остальных, от него веяло леденящей уверенностью, от которой мурашки пробежали по коже, — И тогда я убью его.

Неужели пираты? Но ведь Капитан Крюк — это только легенда? Или всё-таки — нет?

— Нет! — у девушки начиналась самая настоящая паника, но она ни чем не могла помочь этому загадочному Питеру, — Питер, нет! Не надо… Уходи, Питер! Они хотят убить тебя! Спасай свою жизнь! — из-под повязки показались два ручейка слез.

Неужели она станет причиной чьей-то смерти? Теперь ей уже отчаянно хотелось верить, что это не её Питер… И всё же — она не предполагала чтобы из-за неё кого-то убивали. Даже если это совершенно незнакомый ей человек, которому она совсем не желала зла — если он был врагом этих грубых людей, пиратов, то правда была на его стороне. Так подсказывало ей сердце.

— Руки прочь от неё! — а в её размышления ворвался такой знакомый голос.

— Ты всё-таки явился, мой злейший враг — Питер Пен?! — рядом послышался довольный возглас.

— Питер? Пен? Развяжите мне глаза, я хочу его видеть! — попросила девушка, но пираты оставались глухими к её просьбам, её лишь только снова резко толкнули в спину:

— Давай, живее шагай по доске, девчонка! Не утонешь, так пойдешь на корм рыбам, а они в этих водах, уж до чего прожорливые твари.

Доска! Вот оно что — в книгах о пиратах, которые она читала в подростковом возрасте, часто упоминался этот зрелищный вид казни. Но за что её хотят казнить? Что она сделала этим людям? Евангелина не понимала этого… Только для того, чтобы выманить парня? Её мужа, черт подери! Как это вообще могло произойти? Как они оказались тут?

— Я же сказал, отпустите её, — снова этот голос… Этот голос! Ошибки здесь быть не могло… Но, Господи, как такое возможно? Питер! Её Питер и есть Питер Пен? Как такое возможно? Это лишь только сказки, не более того…

— И что ты сделаешь, мальчишка? — второй голос смеялся, — Раздвоишься? Сражайся со мной, трус! — потребовал он, и внутри у девушки всё сжалось от страха и холода.

— К вашим услугам, Капитан, — голос Питера был спокоен, как показалось Евангелине, — только после того, как вы отпустите девушку.

Стало быть, он так уверен в своих силах и не боится пиратов? Ах, ну да — это же Питер Пен! Теперь её Питер — бесстрашный мальчишка из сказки, который пожелал остаться вечно юным. А помнил ли он её ещё?

И она сама испугалась этой мысли — её сердце разорвется от боли, если откроется, что он забыл её, что их любви больше нет.

— Я не дурак, Питер, — девушку опять бесцеремонно толкнули, в этот раз она не ощутила опоры под ногами, — Но, ты появился, и заложница мне больше ни к чему, — не успела Ева опомниться, как её легкие начали наполняться водой, она тонула, а со связанными руками она не могла плыть, и ей оставалось только погибнуть. В голове всё путалось — суждено ли ей ещё хоть раз увидеть родителей, которые смогут ли перенести смерть единственной дочери… Их улыбки, улыбки друзей и любимого Питера…

— НЕТ! — этого крика она уже не слышала, без сознания погружаясь всё глубже в темные воды, — Ты бесчестный пират и негодяй, Крюк!

— Звучит почти как комплимент. И я не могу себе позволить не оправдать твоих ожиданий, Пен, — не слышала рыжеволосая и последовавшего за тем всплеска воды, когда парень кинулся в воду следом за ней, — Не упустите мальчишку!

К своему большому изумлению, Евангелина почувствовала кожей свежий ветер и соленые на вкус брызги на своих губах. Она медленно и осторожно открыла глаза и увидела перед собой мокрое лицо Питера и водную гладь — далеко внизу под ними. Её руки больше не были связаны, как не было и повязки на глазах, и они вдвоем парили в воздухе над водой.

Внизу звучали выстрелы и суетились пираты:

— Стреляйте в них, тупицы! Не дайте Питеру улизнуть! — громче всех кричал высокий темноволосый человек в странном камзоле и крюком вместо кисти левой руки.

— Питер! — девушка обвила слабеющими руками его шею пока не потеряла сознание от переизбытка эмоций.

— Ив! Посмотри на меня! — он легко провел рукой по её рыжим волосам, и их зеленые глаза встретились, — Всё хорошо — на такой высоте их пули не достанут нас. Всё хорошо… — он указал рукой, и проследив взглядом, девушка увидела водопад и вспомнила, что именно его шум заглушал голоса пиратов, которые она пыталась расслышать, — Видишь вон там водопад? Задержи дыхание и сосчитай до двадцати — мы скроемся за ним.

— Питер, ты можешь объяснить, как мы оказались тут? — она смотрела на него и поражалась, до чего же ему идет этот его зеленый костюм, он был прирожденным Питером Пеном, и наверняка — как и множество ребят, с детства знал эту историю.

— Не могу знать, моя панна, — юноша покачал головой, — Закрой глаза и задержи дыхание — водопад заслонит нас и поможет спастись.

И вот они уже оказались в зеркальном зале, где увидели, наконец, знакомые лица Марка и Мей:

— Ребята, с вами всё в порядке? — обеспокоенные состоянием друзей, они подбежали к ним, помогая подняться с холодного пола, не переставая сыпать вопросами, — Вы же промокли до нитки! Где вы были? Что с вами случилось?

— Вы не поверите… — мягко улыбнулся Питер, выкручивая мокрую рубашку — цвета сочной весенней травы с серебряной вышивкой.

Марк рассмеялся, помогая ему:

— Поверьте, мы уже ни чему не удивимся.

Мей в это время помогала Еве выкручивать её старинную сорочку — белую, украшенную ручной вышивкой и кружевом:

— На вас напали крысы? Или вы попали в древний Китай? — высказала предположения азиатка, исходя из пережитого ими опыта.

Питер отрицательно покачал головой:

— О, нет! — он поднялся при помощи Марка, опираясь на его плечо, — Мы еле спаслись от пиратов.

Японка невольно всплеснула руками, округлив глаза:

— Пиратов? Настоящих? Подумать только!

— А где остальные? — Питер вопросительно посмотрел в серые глаза Марка, но тот только развел руками:

— Здесь только мы.

— Плохо дело, — зеленоглазый почесал затылок, оглядываясь вокруг, — Кроме зеркал тут ничего нет…

— Что делать будем? — Питер снова обратился к Марку, — Попробуем их разбить?

Евангелина с недоверием прикоснулась к холодной гладкой поверхности одного из них:

— А это не опасно?

— Стойте! — Мей дернула Марка за рукав и указала в дальний угол, привлекая внимание остальных, — Смотрите, смотрите, что-то движется! Там — в зеркале! — но их и без того озадачила вспышка света от одного из зеркал, после которой в зале к ним присоединились ещё двое.

— Слава Богу, это вы! — сестра Джона кинулась обнимать девушек, удивленно смотря по сторонам, — Но… где мы и как сюда попали?

— Прозвучит весьма странно, но, по всей вероятности — из этих самых зеркал, — на её вопрос ответил Питер.

— А где Джинн? Где Джафар? — Рафаэль почесал ушибленный затылок и попытался встать на ноги.

— Джинн? — в один голос переспросили все четверо, — Куда же это вас занесло?

— Всё это очень, очень странно, — Рафаэль нахмурил свои черные брови, — Но там было действительно опасно, — от одного воспоминания ему сделалось не по себе.

Кто же это так жестоко играет с ними?

Он помнил оглушающий взрыв, и тело будто ошпарили крутым кипятком — а когда открыл глаза, то оказался на холодном каменном полу темной пещеры, где по стенам завораживающе плясали отсветы слабого пламени единственного факела.

— Эй, мальчишка, ты там, что — уснул что ли? — раздался откуда-то сверху требовательный голос, — Шевелись, давай! Дядюшка ждет свой перстень.

Тогда он быстро вскочил на ноги и, взяв в руки факел, принялся изучать содержимое пещеры. И был потрясен количеством и богатством собранных здесь сокровищ со всего света, со всех известных человечеству континентов: из Европы и Азии, из Дальнего и Ближнего Востока, Америки, Африки и даже — Австралии.

И только особняком на отдельном постаменте стояла маленькая резная деревянная шкатулка, крышка которой была приоткрыта, и в ней лежало простое медное кольцо.

— Ну, где ты там, парень? — голос нетерпеливо зазвенел под сводами пещеры, — Давай сюда медное кольцо, да поживее!

Сам не понимая, почему — точно действуя по заранее спланированному сценарию, Рафаэль захватил шкатулку и направился к выходу. Но стоило только ему протянуть её, как жилистая старческая рука со скрюченными пальцами выхватила её, а его самого с неожиданной для пожилого человека силой толкнула назад, пока он кубарем не покатился вниз до самого дна пещеры, на мгновение потеряв сознание. И этого мгновения хватило, чтобы с той стороны выход завалили большим камнем, оставляя его в одиночестве и надвигающейся темноте догорающего факела.

Парень кинулся к выходу и принялся безуспешно колотить по камню и звать на помощь — его ни кто не услышал.

Рафаэль старался не паниковать, но страх настойчиво стучался в сердце.

А факел догорал, и распространяющаяся тьма, крадущимся вором пробиралась в неокрепшее ещё после случившегося сознание, наполняя его первобытным ужасом перед неизведанным, что таится во мгле.

Нет, так не пойдет! Он уже давно не маленький мальчик, которого можно напугать, рассказав перед сном простую детскую страшилку.

Но что он мог сделать сейчас? И все эти баснословные сокровища со всех концов мира ничего не стоили сейчас — когда речь шла о спасении жизни, они оказались лишь бесполезными побрякушками. Рафаэль устало улыбнулся сам себе — слишком дорого он заплатил за это знание, став причиной смерти собственного отца и чуть не потеряв всю свою семью. И ему предстоит ещё много работы, чтобы вновь заслужить их доверие. Пусть Джон и утверждает, что доверяет ему, но сам Раф так и не смог бы дать однозначного ответа — а доверяет ли он сам себе.

И вот теперь — он может медленно умирать во тьме и одиночестве, не имея даже возможности исповедаться и проститься с близкими.

От безысходности он пнул эту гору золота и самоцветов — она сейчас вызывала у него только раздражение.

И тут к его ногам со звоном выкатилась старая запыленная лампа. Парень осторожно поднял её, сдувая пыль, и принялся протирать рукавом.

Раздался страшный грохот, лампа выпала из его рук, а сам он был сбит с ног обвалившимися со сводов камнями. И сквозь туман, наполнивший помещение, раздался голос такой силы, что закладывало уши:

— Приветствую Тебя, Господин и Повелитель! Джинн, раб Лампы, готов служить Отыскавшему!

Рафаэль поднял глаза и увидел говорящего — крупного чернокожего мужчину в шароварах и чалме красного цвета. В полумраке белки его глаз и его белоснежная улыбка пугали, но юноша постарался взять себя в руки.

— Чего пожелает Отыскавший? Я обязан выполнить три желания Повелителя.

«Нубиец или абиссинец» — решил про себя младший принц.

— Кто кто-вший? — удивленно переспросил он, — И ты — самый настоящий Джинн? — посчитал нужным уточнить Рафаэль.

— Обижаешь, Повелитель, — собеседник оскорбленно надул губы, — Я две тысячи лет заточен в лампу, но ещё ни кто не усомнился во мне.

— Ну, прости — не каждый день мне приходится иметь дело с джиннами, — принес свои извинения младший принц, ему совсем не хотелось злить джинна — кто знает, на что он способен в гневе.

— Заметно, — темнокожий улыбнулся, и, видимо, принял его извинения.

— И ты можешь вытащить нас отсюда? — с надеждой спросил парень.

— Куда хочет попасть Повелитель? — только и уточнил джинн, похоже было, что для него в самом деле нет ничего невозможного.

— Перенеси меня туда, где сейчас находится Джафар, — нашелся Рафаэль, хотя сомневался, что ему хотелось оказаться именно там, но слова уже слетели с его языка, — Я потребую у него объяснений, за что он бросил меня умирать.

— На это и я отвечу тебе, Повелитель, — чернокожий снова сверкнул белками своих глаз и сощурился, — Пророчеством ему предсказано было, что младший сын плотника Юсуфа — Аладдин — положит конец его власти и освободит народ. Только он мог отыскать сокровищницу легендарных сорока разбойников.

— Но, моё имя — Рафаэль! — возмутился парень, — И отца моего зовут не Юсуф, и вообще, это всё — сказки.

— Это не сказки, Повелитель, — назидательно поправил его джинн, — Это — легенды. Чувствуешь разницу?

— Хорошо, хорошо, я верю тебе, — вынужден был он согласиться, — А теперь давай выбираться отсюда.

— Как пожелает Отыскавший! — джинн хлопнул своими огромными ладонями и церемонно поклонился, — Слушаюсь и повинуюсь!

И стоило только Рафаэлю моргнуть, как оказался в просторном нарядном коридоре, выполненном в лучших традициях самых роскошный дворцов Альгамбры.

— Ах, это ты! Тот парень, что спас меня на базаре? — едва он успел осмотреться, как на шею ему кинулась девушка, — Ты пришел помочь мне? Мне больше не у кого просить помощи… Я не смогла бросить отца и вернулась.

— Ями?! — узнав, он крепче обнял её, пусть она и принимает его сейчас за другого, но главное, что она жива, что сейчас — рядом с ним, — Что ты здесь делаешь?

— Прошу! У нас мало времени — султан полностью попал под чары визиря Джафара! — девушка продолжала настаивать, схватив за руку и умоляюще глядя на него.

— Вот ты где! — когда появился искавший девушку мужчина, то он уже не выглядел безобидным сгорбленным старцем с посохом в руке, нет, моложе он, конечно не стал, и посох тоже при нем был, но держался строго и подтянуто, и одет был уже не в нищенские лохмотья, а в расшитый парадный камзол, — Думала сбежать от меня, непослушная девчонка? Разве долг дочери не состоит в том, чтобы уважать волю родителя? Султан благословил наш брак, так что лучше тебе смириться, — он попытался схватить девушку за руку, но Рафаэль не дал ему этого сделать, остановив его руку и сурово нахмурив брови:

— Простите, уважаемый, но вы не можете жениться на ней — эта девушка уже моя жена.

— А ты кто такой, что вмешиваешься? — оскалился визирь, отдернув руку, — Ты? Разве ты не должен…

Юноша криво усмехнулся:

— Умереть, хотите сказать? — видимо, он ещё не скоро сможет забыть преследования призраков пещеры, — Ну, извините, что живой, — от вымученной улыбки свело скулы, а внутреннее напряжение нарастало.

— Ничего, сейчас мы исправим это недоразумение, — зловеще пообещал Джафар, и его перекошенное и потемневшее от злобы лицо не предвещало ничего хорошего, — Что ты можешь против Кольца Могущества, мальчишка?

Но тут снова вмешалась девушка:

— Ты запудрил моему отцу мозги, негодяй! — она обвиняющее указала на него пальцем, — Мой отец любит меня и никогда бы не дал своего согласия по доброй воле!

— Это не важно, — покачал головой визирь, улыбаясь, — Главное, он дал его.

Рафаэль первым пришел в себя, не желая испытывать на себе темную магию колдуна, вместе с принцессой пустился по коридору.

— Пожалуйста, помоги мне освободить отца, — принцесса смотрела на него с отчаянной надеждой, — Его держат в тюремной башне. Ковер-самолет нас мигом домчит.

— И вы настолько наивны, что считаете, будто я дам вам уйти? — голос Джафара громыхал повсюду, и дворец вокруг них начал рушиться, им с трудом удавалось уворачиваться от падающих балок, люстр и оконных проемов, — Этот дворец станет вашей могилой, а на его месте я построю новый, ещё более грандиозный. Вас же со временем — ни кто и не вспомнит.

— Так ты так жаждал могущества? — младший принц серьезно разозлился и был полон решимости, — Ты получишь его сполна!

— Я уже весь трепещу от страха, — расхохотался ему в лицо визирь.

— Джинн, явись! — потребовал юноша.

— Я тут, Повелитель! — огромный джинн появился перед ними.

— Сколько желаний у меня осталось? — не растерявшись от его вида, деловито поинтересовался Рафаэль.

— Два желания, повелитель, — ответил джинн.

— Тогда — слушай меня внимательно: желаю, чтобы джинн лампы стал свободным!

— Но, Повелитель… — начал было слуга лампы, но Рафаэль предупреждающе выставил вперед ладонь:

— Не перебивай меня, пожалуйста, — выразительно посмотрел на него парень, — Желаю, чтобы его место занял визирь Джафар! Ты хотел могущества — получи его, только отныне ты будешь следовать правилам лампы, и быть может, ещё через тысячу лет ты усвоишь урок.

— Да будет так, Повелитель! Я не забуду, что ты для меня сделал, — чернокожий джинн снова хлопнул в ладоши и замер в поклоне, — Слушаюсь и повинуюсь!

И то — истинная правда. Хотите — верьте, а хотите — нет, но всё было именно так. И слово джинна — в том порука.

Когда Рафаэль закончил рассказ об их приключениях, то засияло ещё одно зеркало, и появилась Маргарита: прическа её была растрепана, платье на ней было порвано, а босые ноги изодраны в кровь. Но это ни сколько не уменьшило её радости от встречи с друзьями, и она наконец могла перестать дрожать.

Она поведала им, как очутилась в темном и страшном лесу, как долго бежала из последних сил, словно от этого зависела её жизнь, а ветви то и дел цеплялись за волосы и одежду, хватали за руки и за ноги, точно живые. А она всё продолжала бежать, пока деревья не сменили кустарники, а кустарники — густая мягкая трава на краю утеса высоко над уровнем моря, где она могла дать отдых своим израненным ступням. Могла, но не успела. Только девушка собралась перевести дух, из леса к ней вышла древняя старуха в черном плаще с капюшоном. Пока Маргарита удивленно хлопала глазами, та достала из складок одежды спелое красное яблоко и протянула ей:

— Проголодалась, небось, горемычная, — ласково улыбнулась незнакомка, — Скушай, вот, яблочко.

Разум подсказывал, что не следует ничего брать у незнакомых людей, потому Маргарита покачала головой, вежливо отказавшись.

— Да, бери, не бойся, — старуха чуть ли не насильно пыталась заставить её съесть его.

Когда же девушка снова отказалась, то лицо старухи изменилось, а она сама, будто стала большего размера, продолжая наступать, вынуждая подходить всё ближе к краю утеса:

— Ты съешь его, негодница! Я заставлю тебя! И когда ты умрешь, я смогу вечность любоваться твоим трупом, Белоснежка!

Стоп! Белоснежка? Нет, вы это, что — серьезно? До чего же разыгралось её воображение.

Ну, почему так нечестно?! Сказки должны быть милыми и добрыми, а её пытаются убить…За что? Это явно какая-то ошибка!

У девушки оставалось два варианта: либо прыгнуть с утеса, либо применить то, чему учил их на тренировках Джон.

Обманное движение — и ведьма, не удержавшись на скользкой влажной траве, полетела вниз на камни вместе со своим яблоком. Девушка, обессилев, отползла подальше от края, судорожно переводя дыхание, пока не лишилась чувств.

Пришла в себя она уже в зале с зеркалами.

Парни принялись простукивать зеркала, но результат по-прежнему был отрицательным.

Потом одно из дальних зеркал зажглось слабым светом, и Маргарита бросилась к нему. В нем она увидела мужа.

Посреди ледяного интерьера Джон сидел с выражением отрешенности и безразличия. Его, обычно смуглое, лицо — было бледным, губы его — тоже были бледными, волосы и ресницы были покрыты инеем, а в глазах — пустота и холод, за которыми угадывались боль и одиночество.

Что должен был чувствовать сын южного народа с горячей кровью, когда его сердце, его душа и его совесть томятся в ледяных тисках равнодушия и апатии, словно скованные толстым слоем льда бурные воды, стремящиеся прорваться наружу?

— Браво, мой мальчик! — звонко рассмеялся женский голос, и раздался звук, будто кто-то захлопал в ладоши, — Далеко пойдешь! Ты идеально решил это уравнение на «всё равно». Из тебя выйдет достойный мой преемник, ты получишь в награду весь мир — и пару коньков в придачу.

— И Герду, — сухо бросил он ледяным голосом с металлическим оттенком.

— Что? Зачем тебе Герда? — в интонации второго голоса чувствовалось замешательство.

— И Герду… — упрямо повторил он без тени каких-либо эмоций в голосе, — Я к ней привык…

— Ах, ну, тогда — это совсем другое дело, — заключил голос с некоторым удовлетворением, — Привычка не вызывает чувств и эмоций — только покой. Покой и ясность морозного дня. Ни любви, ни тревог, ни привязанности. Привычку нельзя полюбить, привычку невозможно ненавидеть. Её не замечаешь. Будет тебе Герда. Я сама её приведу, — оставляя его в холоде и одиночестве.

— Я не пущу тебя! — Марк с трудом оттащил от зеркала упирающуюся Маргариту, — Опомнись! Ты чуть жива вернулась и снова идешь туда?

— Но там Жан! Прости, Марк, но сейчас ты мне не указ, — девушка вырвалась из его рук, переводя полный боли взгляд с парня на отражение за стеклом, — Ты не остановишь меня.

— Не мешай ей, — неожиданно поддержала её азиатка, — Если бы на месте Джона была бы я, разве ты сидел бы тут и просто наблюдал? — и на это ему нечего было возразить, — Если кто и сможет его вернуть, то только она.

Маргарита шагнула в зеркало…

— Мы — за тобой! — друзья хотели последовать за ней, но их голоса только растворились далеким эхом, и Маргарита осталась снова в одиночестве.

За зеркалом оказался лес со скудной растительностью под хмурым серым небом, узкая дорога петляла межу холмов, поросших колючими кустарниками и крапивой, и уходила до сверкающего замка на заснеженной вершине горы. Жестокий холодный ветер толкал в спину, но — не помогал идти вперед, а всё время сбивал с ног, Маргарите то и дело приходилось подниматься с земли, отряхивая ладони и юбку и сбитые колени, ойкая от ожогов крапивой и царапаясь о колючки, но на третий-четвертый раз она уже просто перестала замечать боль и отвлекаться на неё.

И всё вокруг словно было пропитано ядом — не слышно было ни звука: ни зверя, ни птицы, и тишина вокруг стояла пугающе мертвая.

Кроме Маргариты, покинуть зеркальный зал не удалось ни кому — как они ни пытались, как ни старались колотить по зеркалам, ни одно из них не поддалось, даже слабо светившееся — то, в котором видели Джона, и то погасло. Им же оставалось только гадать о том, что происходило там — за стеклом…

И друзья всё безуспешно пытались пробиться к ней, продолжая колотить по зеркалам.

Только ступив в пространство зазеркалья, Маргарита ощутила пронизывающий холод. Те лохмотья, в которые превратилась её одежда, совершенно не спасали положения. Верхней одежды на ней не было, как и обуви. Девушка сообразила, что это, должно быть, сказка о Снежной Королеве. Тогда всё верно: если она — Герда, то башмачки она отдала реке, а шубку, шапочку и муфту забрала маленькая разбойница. Руки и ноги её были изодраны в кровь колючим терновником и пожжены злой крапивой. От боли и холода хотелось плакать, но слезам невозможно было пролиться, они застывали прямо на щеках. Она крепче сжала зубы и продолжила идти по ледяному полу, оставляя на нем красные следы своих ступней — мороз остужал раны, притупляя боль и облегчая состояние.

Остановилась Маргарита у огромных, в три человеческих роста, ледяных дверей. Дотянувшись до ручки, обхватив её обеими руками и повиснув всем телом, пока та не поддалась — и девушка оказалась в большом зале из ослепительно сверкавшего льда. Зрелище, поражающее воображение: колонны, оконные рамы, даже потолок и люстры были изо льда, всё сияло и переливалось, подобно наполненной доверху шкатулке с драгоценными камнями. Но это был холодный блеск, лишенный жизни.

И тут раздался звонкий смех, подобный перезвону тысячи хрустальных колокольчиков:

— Ну, надо же… А ты упрямая девчонка! Признаться — ты очень удивила меня, что смогла добраться сюда, — Маргарита вертела головой по сторонам, но рядом ни кого не оказалось…

А голос, тем не менее, продолжал вещать:

— Ты так хочешь видеть его? Ох, ну ты только посмотри на себя — в каком ты виде? Ты же женщина! — продолжая с укоризной, — Он так ждал тебя, а ты хочешь явиться перед ним вот так? Твои волосы ужасны. Твое платье всё грязное и изорвано. Да хоть взгляни на себя в зеркало — на кого ты похожа.

Инстинктивно одернув платье и заправив выбившиеся пряди за ухо, Маргарита потребовала:

— Я хочу увидеть его!

— Конечно, можешь пройти к нему, — милостиво согласился голос, — Ты пришла за ним, и я признаю свое поражение. Только приведи себя прежде в порядок, а то ещё он подумает, что я издевалась над тобой, но ведь это не так?

— Ой, ли! — Маргарита снова принялась осматриваться, даже изучив все люстры и потолок, но по-прежнему не понимала, откуда он исходил.

Тут прямо перед ней, откуда ни возьмись, появилось отполированное до зеркального блеска, сплошь ледяное — большое зеркало, в котором она видела своё отражение: грязная нищенка в рубище с воспаленными глазами и обветренными губами — и только.

— Ну, посмотри, посмотри на себя — сущая оборванка, — продолжал, не унимаясь, голос.

— Ой, мамочки! — Маргарита закусила губу, с сожалением снова оглядев себя, — Господи, и правда — ужас, да и только, — принявшись рукавом оттирать грязь с лица.

— Ну, что? Я была не права? — хихикнул голос, — Возьми, хоть снегом лицо протри.

— Что это? — девушка отшатнулась от зеркала, когда вместо её отражения возникла другая — ослепительно белая и сияющая: от чистой бледной кожи и белоснежных волос до роскошного платья в пол с меховой накидкой.

— Не что, а кто, — рассмеялся голос, и белая девушка шагнула из зеркала, и от неё так и веяло ледяным холодом, от чего Маргарита снова ежилась, поправляя порванные рукава своего платья, — Всё вышло именно так, как я и планировала. Теперь можешь убираться, куда хочешь, а со мной пойдет Ледяная Герда. Пошла прочь!

— Т-ты, ты обманула меня! — пораженная девушка отступила, закрыв лицо руками, сдерживая подступившие слезы.

— Обмануть такую наивную дурочку, как ты, не составило особого труда, — заливался смехом голос, и чем дольше девушка слышала его, тем он всё больше казался ей каким знакомым, словно она слышала его уже где-то, но механический оттенок всё время мешал распознать его, — Всегда нужно помнить, что в сказках всё может быть совсем не таким, как кажется.

— Я не оставлю его и ни куда без него я не уйду! — Маргарита топнула ножкой, сжала кулачки, и позвала, что было силы, — Жан!

Но ответом ей была тишина, а стоящая рядом леди в белом исчезла — лишь горстка снега осталась на том месте, где она стояла. Ей только показалось или она была так похожа на ту, которая назвалась Амандой, что так заинтересованно смотрела на Джона на вечере?

Голос равнодушно фыркнул:

— Можешь кричать пока не сорвешь голос, тебя всё равно ни кто не услышит. Он больше не хочет посадить меня на горячую печь, чтобы я растаяла, — и по помещению прошелся порыв ледяного ветра, заставивший девушку сжаться и зажмуриться, — Да он и не вспомнит тебя. Зачем ему оборванка-Герда, когда у него теперь есть блистательная новая Герда — идеальная и совершенная.

— Врешь ты всё! — не сдержалась Маргарита, и эхо разнесло её крик под высокими сводами, — Жан не такой! Он не купится на холодный фальшивый блеск!

Таинственный голос заходился от смеха, раздаваясь невесомым перезвоном, в то время, как Маргарита сильнее сжимала кулаки от досады и смущения.

— Какой Жан? Не знаю такого… Но, ты можешь спросить у Кая, если он захочет с тобой разговаривать, конечно. Иди и посмотри, как у тебя отнимают дорогого тебе человека, а ты не сможешь ничего предпринять.

— Это мы ещё посмотрим! — словно забыв об усталости и ранах, девушка кинулась искать его, минуя один зал за другим, пока не добралась до винтовой лестницы, уходящей на верхний этаж.

Что-то подсказывало ей, что искать следует именно там. Однако, поднявшись в комнату, она замерла, пораженная: её Джон и девица из зеркала сидели на ледяном полу подле стола с розами в вазе и парой резных стульев рядом — и всё это было сплошь изо льда, даже цветы — без аромата, хоть и походившие внешне на живые, поглощенные составлением ледяной мозаики из сверкающих кусочков льда.

— Ты кто? — Джон поднял голову от своего занятия, смотря взглядом, полным пустоты и отчужденности.

От неожиданности Маргарита хлопнула глазами и замотала головой, зажмурившись:

— Как это — кто? Это же я! — и слезы боли и обиды наворачивались на глаза, — Ты, что, действительно не помнишь меня? — неужели это тот же человек, чье пылкое сердце не могло оставаться равнодушными ко всему, что происходит вокруг, тот человек, чьи горячие губы и руки страстью и ласками возносили её к запредельным высотам блаженства?

— Уходи, ты нам мешаешь, — он даже голоса не повысил, всё такой же холодный тон, но Маргарита отшатнулась, как от пощечины, — У меня есть уже Герда.

Белая леди провела ладонью по его плечу, посылая Маргарите торжествующий взгляд:

— И я весьма рада этому обстоятельству, — и снова этот тон, механический, бездушный, словно бы записанный на пленку и воспроизводимый магнитофоном или проигрывателем, без эмоций, без индивидуальности. Она сказала, что рада? Да в её интонации не то, что радости, не было вообще ни каких чувств!

— Но, ведь она не настоящая! — Маргарита решительно приблизилась.

Белая леди так же монотонно продолжила, проведя пальцем по его щеке:

— Я абсолютно настоящая и в данных условиях подхожу ему более тебя, а ты — бесполезна.

Маргарита едва не задохнулась от возмущения, убрав её руку с его плеча:

— Ты — всего лишь моё отражение! Кукла! — она повернула его голову, так чтобы он мог лучше разглядеть это лицо: гладкое, белоснежное, лишенное чувств и эмоций, как у статуи из мертвого мрамора, — Бездушная кукла!

— Мне всё равно, — таким был его ответ, сказал, как отрезал, только ей было не всё равно, и сердце разрывалось от боли.

Маргарита схватила его за руку, вырывая из цепких холодных пальчиков, и подняла с пола:

— Да, что же они тобой распоряжаются!

— Не трогай меня! — он тут же высвободил свою руку, принявшись растирать её, точно ему на самом деле было больно, — Ты делаешь мне больно! Больно…

Маргарита смотрела на Джона округлившимися от ужаса глазами:

— Тебе больно от простой человеческой теплоты? — она отказывалась верить своим ушам, в такое невозможно было поверить, — Что же они сделали с тобой?

— Мне больно… — повторил он, и только в этот раз в его интонации прозвучали хоть какие-то эмоции, хоть какое-то смятение чувств: значит, они всё-таки ещё остались у него, значит до него ещё есть шанс достучаться, — Это чувство нарушает мой покой…

Но тут снова вмешалась вторая — грациозно поднявшись и не менее грациозно подойдя к нему, она приложила свою холодную руку к тому месту, где до этого прикасалась ладонь Маргариты:

— Дай мне руку, — он вздрогнул, и глаза его расширились, — Теперь не больно? — в ответ он только кивнул головой:

— Теперь не больно, — тихо прошептал, с трудом выдохнув, точно что-то мешало ему свободно дышать, — Теперь хорошо.

— Один поцелуй — и станет совсем хорошо, — белая развернула его лицом к себе, дотронувшись губами до его губ, от чего лицо его снова стало застывшим, — Вот так — гораздо лучше, не правда ли? Больше не буду тебя целовать, а не то зацелую до смерти.

Позвольте, но это уже, право, слишком!

— Ну, всё! Хватит! — только Маргарита намерилась сделать шаг, белая снова встала у неё на пути:

— Отойди от него! — но она уже не вызывала страха, — Ты смущаешь его.

— И не подумаю! — Маргарита отодвинула её, беря мужа за руку, растирая и согревая своим дыханием его замерзшие пальцы, — Жан, Господи, ты весь холодный! Я готова отдать тебе всё своё тепло, — по её щекам текли слезы, от холода она перестала уже что-либо чувствовать, медленно сползая, не в силах даже удержаться за него обмороженными пальцами, — Я… не могу… Неужели всего моего огня не хватит, чтобы согреть тебя? Так не честно… Моих сил не хватает, я замерзаю… — она упала прямо на стол с цветами, и звон снова заставил Джона вздрогнуть.

Из руки, пораненной осколками, капли крови попали на единственный уцелевший цветок — и он прямо на глазах начал оживать, раскрыв алые лепестки и распространяя тонкий аромат.

— Роза? Настоящая живая роза? — Джон замотал головой, усиленно моргая, стараясь сбить с ресниц влагу слез, — Я вспомнил! — и перед глазами пронеслась вся его жизнь: вот он маленький идет за руку с отцом, вот они с Рафаэлем залезли на высокое персиковое дерево в саду, вот он прощается с близкими, собираясь на учебу, вот он радуется рождению Алишера, вот он встретил Маргариту, вот он стоит у могилы отца, и много чего ещё — всё это не приснилось ему, всё было с ним на самом деле. Это всё — его воспоминания, его жизнь, и ни кто не в силах отнять это у него. Семья, друзья… Маргарита!

И когда он бросился к ней, сбив один из стульев, у девушки не оставалось сил даже чтобы обхватить его руками за шею:

— Держись, родная, скоро мы будем дома.

Маргарита в ответ только слабо улыбнулась:

— Жан, ты вернулся!

— Только не рассчитывайте, что вы живыми покинете замок! — пугающий ледяной смех, и в зал ворвался северный ветер, кружа обломками стола и стула, разбивая ледяные стекла в окнах, осколками вонзавшиеся в спину Джона, оставляя на его одежде алые отметины.

— Ты, ты так любишь её, что согласен принять боль? — молчавшая до этого ледяная дева снова подала голос, с интересом и странной теплотой всматриваясь в его глаза, — Это и есть любовь? Когда тебе всё равно, что будет с тобой, но не всё равно, что будет с тем, кто дорог тебе? Хотела бы и я, чтобы меня кто-нибудь так же полюбил, — вместо ответа Джон слабо улыбнулся, — Тогда я хочу сделать что-нибудь для тебя, — она подошла и нежно коснулась его щеки, а на губах её была грустная улыбка, — Я бы хотела ещё раз поцеловать тебя, но это будет уже лишним. Уходи и будь с ней счастлив, — и не верилось в происходящее.

Ледяная дева развернулась, раскинув руки, сдерживая снежную бурю, давая им возможность спастись.

И тут раздался громоподобный обозленный возглас:

— Будь ты проклята, девка! Ты должна была повиноваться мне, но ты пошла против меня! — один, невероятной силы порыв, и Ледяная Герда рассыпалась на сотни сверкающих осколков, закружившись, медленно осевших на пол — вот и всё, что от неё осталось, — Ты предала меня, а я не прощаю предательства!

Обернувшись, Маргарита громко закричала, потом тихо прошептала:

— Жестоко, это было слишком жестоко… — и тут она нащупала что-то в кармане юбки…

Спичка! Единственная маленькая спичка!

Девушка как-то странно улыбнулась, остановившись, и щелкнула пальцами:

— Как легкомысленно было оставлять спичку той, кому подвластен огонь — сейчас здесь станет жарко, и твой замок исчезнет множеством ручейков с живительной водой, что будут питать землю, стекая с вершин, и ты больше не будешь замораживать человеческие сердца.

И когда спичка догорела, опекая державшие её пальцы, Маргарита открыла глаза и снова увидела зеркальный зал.

«Иногда думаешь: все кончено, точка, а на самом деле — это начало. Только другой главы.»

Илья Эренбург

Только успели Джон вместе с Маргаритой появиться из зазеркалья, радости друзей, взволнованно бросившихся к ним и наперебой задававших вопросы, интересуясь их самочувствием, не было предела.

— Какое счастье, что вы вернулись! — а Джон с Маргаритой не меньше рады были снова видеть родные лица, и пусть не ясно до конца пока, что же произошло, и где они оказались, но они живы, они снова вместе, а значит — всё преодолимо, и это — самое главное.

Маргарита в это время аккуратно вынимала из его спины оставшиеся осколки, и только ощутив под своими ладонями обволакивающее тепло его тела, она наконец смогла успокоиться. Джон, казалось, не замечал дискомфорта от множественных царапин, багровевших на его спине, всё время смотря на неё, потом обводя взглядом остальных: он правда был рад видеть их целыми и относительно невредимыми, в особенности — свою родную сестру и своего сводного брата — вид у всех был изрядно потрепанный: изорванная, выпачканная, промокшая одежда, по всему телу — синяки и ссадины. Его и самого всё ещё знобило, и голова кружилась и болела.

— Как же я рада, что ты не забыл Солнца свет. Не забыл меня, — Маргарита крепче прижалась к нему.

— Разве можно забыть тебя? Ты — квинтэссенция всего, что мне дорого, всего, что я люблю в этом мире, всего, за что я люблю этот мир. Ты стала частью моей сути. И ты снова вернула мне самого себя. Я не скрываю, что ценю жизнь во всех её проявлениях: я люблю вкус хорошей еды и хорошего вина, женскую красоту и детский смех, звучание приятной музыки и неторопливой беседы, восхищаюсь талантами и природным даром настоящих мастеров человечества — и лишившись способности чувствовать и переживать, я и сам точно перестал существовать, растворившись в холодной безучастности, и это убивало меня.

— Я ни кому не отдам твое сердце, — с пылом заверила мужа девушка, — я всегда буду хранить его.

Джон благодарно улыбнулся и поцеловал её в макушку:

— О! Тогда оно, несомненно — в самых надежных руках.

— Ну, вот, — маленькая японка Мей Сакурада торжествующе подняла указательный палец, широко улыбнувшись, — Я же говорила, что только она сумеет! Никогда нельзя недооценивать влюбленную женщину. Тех, кому суждено быть связанными алой нитью судьбы, не разлучить — ни кому и ни когда, даже спустя пятьсот лет и множество перерождений: так говорит восточная мудрость, — и подарила Маргарите теплый взгляд своих карих глаз.

Марк коварно ухмыльнулся, хлопнув мужчину по плечу:

— Отлично! Слышал, Джон — через пять сотен лет я за всё отыграюсь, — он повел бровью, но тут же получил легкий подзатыльник и недовольно поморщился.

— Мечтай, красавчик! — шутливо пригрозил ему Джон, — Я уду ждать.

— Ай! Марго, скажи ему — он ударил меня, — Марк нарочито обиженно скривился, несоизмеримо полученному им незначительному щелчку по его затылку.

— Не ври, это был только легкий подзатыльник, — мужчина свел свои черные брови, с трудом сдерживая улыбку.

Последовавшим смехом они сняли нервное напряжение после пережитого.

— Очень жаль ту девушку, — подавленно обронила Маргарита.

— Это было страшно, — и Джон внезапно напрягся, ему стало резко не по себе, когда он вспомнил, что ледяная Герда так напомнила ему Аманду, которую он знал всего ничего, но что-то внутри упорно говорило, что её ждет трагедия, и он будет тому причиной, — Но… ей мы уже ни чем не поможем, а сейчас нам стоит позаботиться о себе… Где найти бы ответы на вопросы: где мы находимся и как сюда попали?

Как и все, он помнил только момент взрыва, и на этом внятные воспоминания обрывались, дальше — он будто наблюдал за всем происходящим со стороны, всё понимая, но, не имея возможности самостоятельно реагировать — ужасное состояние, надо признать.

А минуту спустя взгляды всех были уже устремлены к тому из зеркал, откуда появилась пара рыжеволосых родственников Маргариты.

Запах дыма ударил в нос, и Этьен открыл глаза — в окружающем полумраке видел он плохо, но находящуюся рядом сестру разглядеть смог — слава Богу, значит он успел-таки ухватить её за руку, когда раздался взрыв. Но, где же остальные? Есть ли здесь ещё кто-нибудь? И неплохо было бы узнать, где они, собственно. Растолкав девушку, он приложил палец к губам, призывая к тишине. Вместе они молча пытались осмотреться: вокруг было тесное, дурно пахнущее помещение, ограниченное тремя стенами и с четвертой стороны — небольшая дверца с зарешеченным проемом, сквозь который виден был очаг с дымящимся котлом среди обстановки, напоминавшей средневековую инсталляцию.

Послышался скрип половиц, и дверь отворила костлявая рука принадлежавшая страшной сгорбленной грязной старухе.

— Проснулись, голубчики! — то ли проскрипела, то ли прокряхтела она, — Давайте, пошевеливайтесь, цыплятки, бабушка проголодалась. Сегодня у бабушки будет отменное жаркое из молодого и сочного мяса.

— Это она нам? — шепотом робко поинтересовалась Эллен.

— Похоже, что так, — пожал плечами рыжий.

— Ну, так кто из вас будет первым? — слова эти заставили девушку нервно сглотнуть, и парень задвинул её за свою спину.

— Эм, простите, уважаемая, — парень театрально прокашлялся, чтобы придать сил голосу, — вы собираетесь нас, как бы это сказать — съесть?

— Верно, милок, — довольно крякнула старуха, — И бабушка очень голодна, потому — давайте, живо полезайте в котел!

— Видимо, нам придется смириться со своей судьбой, — сокрушенно заметил парень и незаметно подмигнул сестре, — Только простите нашу некомпетентность, уважаемая, нами ещё не пытались пообедать, так что мы совершенно не знаем, что нужно делать, — для большего эффекта, он состроил скорбную физиономию, всем своим видом выражая глубочайшее сожаление о своей неосведомленности в данном вопросе.

— А ты, милок, учеными словами-то не бросайся, я — простая ведьма, университетов не заканчивала, — ведьма сердито сплюнула, — Эх, молодежь пошла, ни чему вас не учат… Ладно, что с вас взять, показываю, — она проковыляла к очагу и подошла совсем близко к котлу, — Эх, будь я помоложе, сама бы вас кинула, да спину ломит уж давно. Давайте, перекидываете сначала одну ногу, потом другую — и ныряете одним махом, смерть мгновенной тогда будет, и мне мороки меньше.

Увлеченная пояснениями, она, видимо, совсем потеряла бдительность, не заперев за собой дверь. Или что — она реально думала, что перед ней пара маленьких детей, перепуганных до смерти, не в состоянии даже помыслить о побеге?

— Вот сама туда и отправляйся, ведьма! — когда она склонилась над котлом, проверяя температуру, парень подтолкнул её, и она свалилась прямиком в кипяток.

От страшного предсмертного вопля ведьмы едва не заложило уши — совсем не тот шелестящий шепот, которым она говорила до этого.

— Всё кончено? Ведьмы больше нет? — сестра подала Этьену тяжелую крышку, и для верности они накрыли ею котел, чтобы та уже точно не смогла выбраться.

— Нам нужно уходить отсюда — мало ли кто ещё может тут оказаться, — убегая, они зацепили кочергу, которая, в свою очередь, подцепила уголек из очага, и дом всполыхнул — на поверку он оказался вовсе не пряничным, а очень даже деревянным.

Горящая балка упала прямо перед их ногами, от чего рыжеволосая девушка испуганно вскрикнула, а потом их окутала темнота и тишина — и открыли глаза они уже на полу зеркального зала, в окружении знакомых лиц.

Марго ещё долго терла глаза, не в силах сдержать слез облегчения.

— Ну, что с тобой такое, малышка? — Этьен дурашливо потрепал её челку — совсем, как в детстве, и это пробудило приятные и теплые, дорогие сердцу воспоминания.

Звуки плавного голоса Эллен и мягкий свет зеленых глаз её брата успокаивали сверх меры разволновавшуюся Маргариту.

— Просто… я очень рада вас видеть, — попыталась улыбнуться маленькая брюнетка, а по её щекам продолжали литься слезы.

Пока парень рассказывал их с сестрой удивительную историю, следующим, кто появился из зазеркального пространства, был Макс — и теперь уже была очередь Эллен кинуться ему на шею.

Максимилиан потер ушибленный затылок и попытался подняться — рука его коснулась чего-то мокрого и холодного, и это оказался снег. Встав, он потянул носом воздух — вследствие определенных особенностей его организма, имевшего способность оборачиваться крупным зверем, нюх его мог улавливать мельчайшие нюансы запахов, и сейчас он отчетливо чувствовал запах снега, крови — и охоты. Где-то рядом должны были быть дикие животные — и словно в подтверждение его догадки, послышался волчий вой и девичий вскрик. Ведомый извечными инстинктами, он добежал до некоторого подобия поляны, где забравшись по ветвям одного из растущих тут деревьев, жалобно всхлипывала рыжеволосая девушка в окружении пяти взрослых волков.

Какого дьявола здесь происходит?! И почему эта девушка так поразительно похожа на Эллен? И что, черт возьми, она вообще тут делает? Словно кто-то намеренно вытянул её образ из его подсознания… Почему? Почему именно она? Почему он не может допустить, чтобы она пострадала? Ладно, сейчас не время размышлять над играми разума — ни один рыжий волос не должен упасть с её головы. Он не допустит этого.

Он издал протяжный рык, оборачиваясь зверем с густой темной шерстью, острыми клыками и глазами, горящими животной яростью.

Когда утолив жажду крови, изнуренный после неравной борьбы, он упал на рыхлый снег, окрашенный его и волчьей кровью, он поднял затуманенные глаза на оцепеневши застывшую перепуганную девушку, всё ещё стыдливо прикрывавшуюся остатками разорванного платья.

Однако, ложная стыдливость была сейчас неуместна, и рыжеволосая достаточно скоро это сообразила и принялась осторожно спускаться с дерева. Спустившись, она медленно подползла к раненому, от вида выпотрошенных туш волков её чуть не стошнило прямо там, на месте, но она сумела взять себя в руки. Раны Максимилиана пекли и горели, и он мог только тихо скулить от боли, истекая кровью. Девушка решительно приблизилась и — окончательно дорвав юбку, оставшись в нижних панталонах, взялась перевязывать его. Предварительно она обтерла места ранений свежим снегом — Макс громко взвыл и дернулся, чуть не покалечив благодетельницу.

— Не рычи на меня! — прикрикнула на него рыжая, набрав побольше воздуха в грудь и убрав мешавшие пряди от лица, — Постарайся успокоиться, и не будет так больно, — продолжила она уже более ласково, но болезненных процедур на прекратила.

— Если бы ты не убежала… — буркнул Максимилиан и снова дернулся от боли, но в этот раз не так сильно.

— Если бы ты меня не напугал, я бы не убежала, — парировала девушка, потом заметно смягчилась, — Тихо, тихо… сейчас ещё немного пощиплет. Кстати — спасибо, ты спас мне жизнь. Это было опасно, ты ведь мог… Меня бы очень опечалило, если бы ты… Если бы с тобой… — она замолчала, закусив губу.

Он непонимающе уставился на неё и, наконец, решился спросить:

— Почему? — неожиданно голос его дрогнул, словно от ответа зависела его жизнь, а внутри всё сжалось от волнения.

— А ты сам не догадываешься? — после этих слов захотелось прижать её к себе крепче и не отпускать, но он мог только беспомощно позволить ей колдовать над его ранами, и всё равно захотелось улыбнуться этому миру, где и для него нашлось что-то прекрасное.

Он мог только прикрыть глаза, отдаваясь целительным прикосновениям нежных рук — последней его мыслью, прежде чем провалиться в беспамятство было, что даже умри он сейчас, он умрет счастливым.

Но, сегодня не судьба, видно, умереть ему — теплая нежная рука прикоснулась к его руке:

— Макс! Макс, открой глаза! — он послушно выполнил и увидел бледное с веснушками лицо Эллен и большими глазами цвета сочной зеленой травы, — Всё в порядке, тут все свои, — и теперь ему ничего уже не было страшно.

— Эл? — он пока ещё недоверчиво смотрел на неё, проведя рукой по щеке девушки, которая с радостью обняла его, запустив пальцы в его русую шевелюру, а он скрестил руки на её талии, опустив голову ей на плечо, — Ты была там, а теперь ты тут — как такое возможно?

А у неё не находилось объяснений для него. Но Максимилиан был сейчас даже рад, что она не видела его тайну, что не перед ней настоящей он дал выход своей силе оборотня — к такому, как минимум, нужно было девушку подготовить.

Не менее захватывающую историю с участием волков, рассказали друзьям появившиеся следом пара Джастина и Дэн.

Девушка пришла в себя первой — она открыла глаза и увидела над собой мрачное небо, затянутое серыми облаками, меланхолично плывшими в высоком небе над густой листвой. Девушка обнаружила одетой себя в белую блузу, поверх которой был достаточно туго зашнурованный корсет черного цвета, её ноги в высоких черных сапогах были скрыты длинной шерстяной клетчатой юбкой. Самым впечатляющим и запоминающимся в её наряде была, пожалуй — алая накидка с капюшоном.

От всё больше усиливающегося ветра девушка плотнее закуталась, а приближающиеся звуки заставили её прислушаться. А вскоре и появился источник звука — крупный волк, с явным аппетитом рассматривая её, как потенциальный обед и источник питательных веществ для себя.

Притворяться мертвой, как учили детские книжки, было уже поздно, потому Джесс решила применить тактику неожиданного нападения. Швырнув в зверя, что попалось под руку, а это оказалась увесистая плетеная корзина, которую она держала в руках — попав прямо в морду, что несколько уменьшило волчье желание подкрепиться, девушка пустилась бежать так максимально быстро, как вообще была способна, благо всегда отличалась хорошей физической подготовкой. Только бег по университетскому стадиону не сравнить с бегом по лесной чаще с препятствиями в виде цепляющих за ноги петлявших по земле корней, цепляющих за руки, ноги и волосы ветвей, прикрытых прошлогодней листвой оврагов и ям — существенно усложнявших и без того не простую задачу.

Когда она уже почти выдохлась и стала всё чаще спотыкаться, зверь нагнал её — готовый к решающему прыжку, чтобы вонзить острые хищные клыки в горло загнанной жертве.

Не успела отлететь к хмурым небесам последняя молитва с бледных губ, как раздался выстрел — волк дернулся прямо в воздухе, и гулко шмякнулся у ног перепуганной Джастины.

Девушка громко закричала, но появившийся за её спиной юноша зажал ей рот ладонью. Когда же он развернул лицом к себе, то она к своему безграничному счастью узнала в нем своего любимого Дэниэла:

— Джасси? Откуда ты? — спросил он, вешая на плечо ружье, — Как удачно, что у меня оказалось оружие. Классная накидка, кстати — это что, последний писк моды?

— Не смешно, дорогой, — девушка щелкнула его по носу, — И в какую историю мы влипли? Жаль, что от корзины пришлось избавиться — пирожки там пахли вкусно, а я от волнения уже есть хочу, — она опустила глаза и провела ладонями мягкому бархату корсета.

— Ну, у нас теперь есть волчья туша, если хочешь, то можем попробовать её освежевать и приготовить, — парень указал на подстреленного им зверя.

— Фу, — поморщилась шатенка, — не настолько я голодна…

— Как скажешь, милая, — рассмеялся блондин, легко соглашаясь с ней, — Тогда будем пытаться выбраться к ближайшему поселению, разузнать про остальных — а там видно будет. Найти бы сейчас хоть простую заправку с ужином и телефонной связью… — он приобнял девушку.

Но тут ветер усилился, относя их в зал с зеркалами.

Винтер открыл глаза и долго смотрел на уходящий ввысь купол готического собора. Сколько много пространства — так и в душе у него зияла огромная пустота. Почему он снова оказался здесь? Почему именно это место и время? Почему именно тогда, когда он потерял всякую веру и надежду, оплакивая жену и дочь? Почему он возвратился именно в этот — самый черный — день в своей судьбе? У него уже не было сил лить слезы…Вместо этого он разгромил алтарь, статуи святых, что стояли в нишах, и лавки для сидения. Собственным клинком он взял содержимое пустул одного из свежих трупов и поранив себя, втер его в свою рану. На несколько дней он заперся в часовне, никого не пуская, страдая лихорадкой и горячечным бредом, и всё призывал смерть, но та как-то не спешила к нему на свидание. Решив, что хозяин повредился рассудком, его покинули и те из не многих слуг, что смогли пережить эпидемию, оставляя его в совершенном одиночестве, и он не мог винить их в том — они имели право искать себе лучшей жизни.

Так почему же сейчас он возвратился к тем временам? Неужели мало ему было пережить эту боль один раз?

В воспаленном мозгу всплывали до боли желанные образы — светлые кудри и серые глаза любимой жены и улыбка её уменьшенной копии — обожаемой дочери. В те периоды, когда он впадал в забытье, ему казалось, что он наконец отошел в мир иной и встретился с ними на небесах.

Но вместо этого, он очнулся на полу, рядом с молодыми людьми, с которыми был в клубе. Мужчина тяжело поднялся при помощи Максимилиана.

Последними появились сестры-модели Николь и Мишель, которым также довелось пережить удивительное приключение.

Мишель сидела на берегу, погрузив пылающие ноги в прохладную воду. В одной руке она держала большую раковину, в другой её руке — сиял в лунном свете короткий клинок. Девушка с самого раннего детства обожала всё, что было связано с водой и не упускала даже малейшей возможности искупаться в реке, съездить к морю или посмотреть на океан. Она даже была уверена, что понимает язык штормовых волн и безмятежного штиля. Сейчас же — даже волосы её были цвета морской волны. Она осторожно провела по ним рукой, ощутив их мягкость и нежность. Потом девушка посмотрела на кинжал в своей руке и резко закинула его подальше в воду.

Над морем занимался рассвет, и первые лучи утреннего солнца окрашивали морскую пену в сказочный цвет розового жемчуга.

Девушка поднялась и зашла в воду, и чем дальше она заходила, тем легче она становилась, растворяясь и сливаясь с морской пеной, протягивая тонкие полупрозрачные руки к небу, возносясь к невесомым парящим созданиям, таким же полупрозрачным, как и она сама.

— Приветствую тебя среди дочерей воздуха, — одна из таких созданий отделилась от остальных, странным образом напоминавшая её сестру Николь, — Всюду, где бы мы не находились, мы приносим радость и прохладу в жаркий день, распространяя благоухание цветов и даруя ветер парусам, чтобы моряки быстрее вернулись домой. Идем с нами — и ты познаешь счастье, которого не нашла среди смертных, — и на глазах её выступили слезы…

Девушки ещё долго приходили в себя.

Не появились пока только доктора, белокурой Даниэллы и господина Ондзи.

Златовласая отряхнулась и огляделась по сторонам, отметив, что стоит она на садовой дорожке рядом с большим кустом белоснежных роз с приятным деликатным ароматом.

На ней было платье светло-голубого цвета в викторианском стиле с белыми, накрахмаленными и наглаженными воротником и манжетами с отделкой бедфордским английским кружевом и таким же идеально белым передником, а в золотистых её волосах была шелковая голубая лента под цвет платья, и на ногах были забавные полосатые чулки, каких она в жизни своей не носила. Рядом с ней стояло ведро с красной краской, поперек которого лежала кисть для покраски.

Но тут мимо неё пробежал большой белый кролик с пушистым хвостиком, смешно шевеля усами и длинными бело-розовыми ушами, на бегу доставая из кармана клетчатого жилета, надетого на нем — часы, всё время сокрушенно причитая:

— Опаздываю! Боже, как же я опаздываю! Бедные мои лапки, бедные мои ушки, бедный мой хвостик! Королева велит отрубить мне голову…

Светловолосая проводила его изумленным взглядом: говорящий кролик в жилете с карманами и при часах? Да что тут вообще происходит?!

Грубый толчок в спину не дал девушке насладиться красотой природы, а громкий голос над самым её ухом требовательно произнес:

— Эй, новенькая, как там тебя, Алиса, — она несколько раз повертела головой, прежде чем сообразила, что речь идет о ней, — Давай, помогай, не стой, а то нам так и во век не управится! К цветку — цветок, успеть бы в срок, все розы — и тут, и там, успеть покрасить бы нам! Мы красим розы в красный цвет — у нас другого выхода нет!

Алиса? Ну, надо же! И куда же её угораздило попасть?

Девушка с интересом более внимательно рассмотрела собеседников: на них были странноватого вида куртки, белые в красные сердечки — ну точно ряженые Купидончики на День Святого Валентина, у них даже пики имелись — и тоже с наконечниками в форме сердец.

— А что вы делаете? — полюбопытствовала Даниэлла, видя как они нервно и торопливо покрывают алым чистые белые лепестки цветов.

— Красим розы в красный цвет, — дрожащим голосом прошептал один из них, — бери, давай, ведро и кисть, поможешь нам, а то не успеем ведь, тогда можешь попрощаться со своей головой.

— Но, зачем вы это делаете? — тихо спросила блондинка, всё больше проникаясь к этим чудакам.

— Видишь ли, Алиса, — доверительно пояснил один из собеседников, — Не сносить нам головы, если Королева узнает, что мы по ошибке посадили белые розы вместо её любимых красных. У нашей королевы крутой нрав — чуть что не по ней — голову с плеч.

— Самодурство какое! — негодующий возглас вырвался у девушки, — Это же неразумно и жестоко! Так не долго и вовсе подданных лишиться.

— Тише, тише ты! — собеседник замахал руками, испуганно тараща на неё глаза, — Нельзя такое вслух здесь говорить — тут у всего есть уши. А прознает Её Величество, не сносить нам всем головы.

Пронзительный женский визг не дал ему договорить:

— Это кто тут позволяет себе обсуждать МОЁ Величество! — крупная дама с пышными формами ткнула пухлым пальцем в грудь Даниэллы, — Отрубить наглецам головы!

Однако же, вопреки всем доводам здравого рассудка, девушка не испугалась, напротив — вид этой чудной дамы с крупными пунцовыми губами и яркими румянами на полных щеках, в цветастом платье с красно-черно-белыми вкраплениями на лифе корсета и необъятной юбке с несколькими подъюбниками, только рассмешило её. Всё это больше походило на театральную постановку или маскарад, и было бы чертовски занятно, если бы эта разряженная, ярко накрашенная женщина в смешном парике не собиралась совершенно серьезно придать их смерти путем отсечения головы.

Алиса? Белый кролик с часами в кармане жилета? Крашенные розы? Любительница рубить с плеча? Ну, конечно же! Златовласая готова была разозлиться на себя за такую постыдную недогадливость — ведь это же та самая Алиса — девочка из волшебной страны чудес, которую знает едва ли не каждый ребенок. И сама Дени, разумеется, тоже знала эту историю, полную невообразимого волшебства и чудачеств.

Тогда чего ей бояться, если она — отчаянная непоседа Алиса?

— Вы же не настоящие! Всего лишь — колода карт! Что вы можете мне сделать? — девушка заходилась смехом, и стоявшие вокруг неё становились всё более расплывчатыми образами, пока легкий ветерок не подхватил, закружив над её головой колоду игральных карт под одобрительную улыбку — именно, ничего более, кроме этой самой улыбки от её обладателя и не осталось.

С плохо скрываемым, почти детским, любопытством наблюдала за ней в зеркале девочка в нарядном платье с большим бантом в светло-русых волосах:

— Так легко, да? — особое наслаждение Лаурите доставляло наблюдать именно за ней, к которой она испытывала раздирающие, двоякие чувства: с одной стороны Лаура ненавидела её и ревновала, с другой же — не могла не восхищаться её красотой и чистотой, которой сама была лишена, — Ну, ничего, для тебя у меня припасено нечто особенное… — Лаура сильно-сильно сжала пальцы, огромным усилием воли не давая себе разрыдаться. Как бы ей хотелось занять её место… в его сердце…Чтобы он смотрел на неё вот так же — с безграничным обожанием. Хотелось вырасти, повзрослеть и состариться — как это происходит у всех людей… рядом с любимым человеком…познать его любовь, его тепло, его страсть…

И накатила такая волна боли, горечи и безысходности, что казалось, можно было задохнуться.

Лаурита встряхнулась и хлопнула в ладоши — и воздушный вихрь вокруг златовласой закружил сильнее, до крови раня острыми краями карт и перенося девушку в другую реальность.

В каждом из нас есть темная сторона. Некоторые из нас решили принять это, у некоторых не было выбора, остальные же предпочли борьбу. В конце концов, это также естественно, как и дышать. В какой-то момент каждый из нас сталкивается лицом к лицу с правдой — с самим собой.

Пенелопа Гарсиа, сериал «Мыслить как преступник»

Проморгавшись и протерев засыпанные землей глаза, белокурая увидела старинную каменную кладку мрачного холодного коридора, уходящего далеко вперед, по которому девушка кинулась бежать, дергая каждую дверь, которая встречалась ей на пути, но все они оказывались запертыми, кроме самой последней — почти неприметной дверки в крошечную коморку с единственным маленьким круглым окном и единственным стулом возле старинной прялки, покрытых толстым слоем пыли, посредине темного помещения — тут явно давно уже ни кто не бывал.

Точно повинуясь велению некой неведомой силы, девушку потянуло получше рассмотреть, что же там такое. Завороженная, шла она мелкими шагами, словно нити древней пряжи были привязаны к её рукам и ногам. Сдув вековую пыль и едва не закашлявшись в поднявшемся дыму, девушка провела рукой сначала по спинке стула, далее — по колесу прялки, и, как водится в волшебных сказках — затем она прикоснулась к веретену, уколола палец и упала без чувств прямо на пыльный пол.

«…Боль скрытая отравляет человека, а вырвавшаяся наружу — отравляет мир…»

Генри Лайон Олди

Ондзи слышал удаляющиеся легкие шаги, и поспешил последовать на звук, но нашел только девушку в бессознательном состоянии, которую отнес в одну из пышно обставленных комнат.

— Ты хотел её? Признайся, хотел? Ты влюбился в неё? Что же, я могу рассказать тебе об этом чувстве много интересного. Оно приносит страдания и разочарование: верные — изменяют и уходят, клянущиеся — преступают клятву, восторженные — разочаровываются, ни что на земле не вечно, люди слабы и легко поддаются соблазнам, и самые близкие могут всадить нож тебе в спину, — Лаурита деловито обошла вокруг ложа и резко развернувшись, встретилась взглядом с Ондзи, внутри неё всё клокотало, — Ты и сейчас всё ещё хочешь её? Посмотри, как она прекрасна — как весна, как сама любовь. Видал ли ты что-нибудь более совершенное? — она указала пальчиком в сторону лежащей на ложе златовласой, в тонкой полупрозрачной батистовой сорочке, с разметавшимися по подушке светлыми волосами, оплетенная молодыми розовыми побегами, — А теперь посмотри на себя: нет, ты подойди к зеркалу и взгляни. Ты же — урод! Вот твоё истинное обличье — твои грехи разъедают твою плоть, каждая загубленная тобой душа, каждое разбитое сердце… Ты уже давно сгнил. Ни кто не в состоянии прожить триста лет — и это твое проклятие. Красавица и чудовище — ей богу.

Он уже готов был приникнуть поцелуем к бледным холодным губам Даниэллы, но что-то заставило его развернуться. Он мельком увидел свое отражение и оцепенел. Всё ещё не веря своим глазам, он растерянно посмотрел на девочку — Лаура зло ухмыльнулась.

Он провел ладонью по своей щеке, потом долго смотрел на свою ладонь, снова взялся рукой за лицо, и медленно подошел к зеркалу, глядя расширившимися от ужаса глазами: тот кто смотрел на него из отражения не был Танака Ондзи, это был, скорее, полуразложившийся труп с остатками сгнившей плоти на костях. В зияющих ранах, из которых уже даже не сочились ни кровь, ни гной, он видел свою челюсть, кости черепа, видел ключицу и верхние ребра с правой стороны грудной клетки, видел кости на фалангах пальцев руки, которой он держался за ввалившуюся щеку с остатками скуловой кости. Мужчина сделал несколько шагов назад, но споткнулся. Минуту он так и сидел на полу, судорожно дыша. Потом подскочил с места и схватив стоящий рядом стул с мучительным криком швырнул его в зеркало. Господи, как же ему хотелось разнести его на мелкие осколки, но точно насмехаясь над ним, стекло оставалось целым, глядя из него всем его безобразным обликом.

— Не переживай так — таким себя видишь только ты сам, остальные же продолжат видеть в тебе всё того же красавца. Соблазняя, ты играл судьбами и жизнями многих женщин, безжалостно используя их, не давая взамен даже надежды. Ты никогда не видел во мне женщину, а я закрывала глаза на все твои похождения, потому что все они ничего не значили для тебя. Ты их даже не вспомнишь, а между тем — скольких супругов своих любовниц ты довел до разорения? А сколько несчастных женщин покончили с собой, не вынеся позора и страданий разбитого сердца? Это же — совсем иной случай, но я не позволю ей отобрать тебя! И вот тебе моё проклятие: она никогда не полюбит тебя так, как ты этого жаждешь, — вскипела Лаурита, — Она никогда не проснется! Она умрет, так и не очнувшись. А теперь — можешь забирать её себе и делать с ней, что хочешь.

— Ты… ты не можешь так поступить. Что она тебе сделала? — пальцы его тряслись, а голос перешел на шепот, — Нет, я не верю…

— Так попробуй, разбуди её! — вызывающе бросила девочка, схватив его за руку, и потянула назад к кровати с какой-то маниакальной улыбкой на лице.

— Госпожа изволит тупить? — зло процедил он, — Если она умрет, то будет нарушено равновесие, что будет иметь последствия и для нас.

— А мне плевать! — выкрикнула Лаура, сердито топнув ногой, — Я устала! Устала от такой жизни! Это и не жизнь вовсе!

— Госпожа, и правда, устала, — он подошел обнять её, нежно погладил по волосам, — Тебе нужен отдых. Я сам всё закончу.

Девочка исчезла, а он — сплетая между своих пальцев заклинание, послал его в зеркало — и послышался грохот сотни бьющихся зеркал — и границы измерений были стерты.

И хорошо, что друзья собрались в центре зала, иначе их задело бы осколками.

— Дэни! — Маргарита первая заметила и, поднявшись с пола, бросилась к кровати.

Обступив кровать, друзья всячески пытались привести её в чувства — и хлопая по щекам, и растирая виски — но всё тщетно, златовласая не приходила в себя.

— Почему?! ПОЧЕМУ?! — Маргарита всхлипывала, от отчаянья мотая головой, — Почему она? — только сейчас они в полной мере осознали, что могут потерять её по-настоящему, навсегда.

И все их бледные лица выражали страх и растерянность перед тем, с чем они не могли справится. Впервые они не понимали, что происходит, и что им теперь делать.

— Среди мертвых её нет, — Джон держал девушку за руку, считывая ауру, — она спит. Я пойду осмотрюсь и поищу выход.

— Я с тобой, — Марк, сидевший на углу кровати, решительно поднялся.

— Хорошо, — коротко кивнул мужчина, — Пит, а вы охраняйте.

— Я привел его, — послышался сзади голос, и обернувшись, они увидели азиата, поддерживавшего под руки доктора.

В отличии от шахмат, в жизни игра продолжается и после мата.

Айзек Азимов

 

Умереть, чтобы выжить

— Танака-сан! — собравшиеся не могли скрыть изумленного выражения своих лиц, пока Джон принимал из его рук друга, — Вы тоже? Вы не знаете, что происходит?

— Сенсею плохо, позаботьтесь о нем, — неопределенно ответил азиат, переключая общее внимание на состояние доктора, — Его чуть не превратили в деревянную марионетку.

Однако, Джону не понравился его тон, да и сам ответ его совершенно не удовлетворил, было стойкое ощущение, что он чего-то недоговаривает:

— Где вы были? — мужчина нахмурил брови, требовательно глядя на японца, — Где мы находимся сейчас? Вы знаете?

— Давайте отложим объяснения до более подходящего момента?! — вызывающе бросил Ондзи, нетерпеливо сведя брови и сузив глаза, — У меня мало времени, помогите ему. Без него умрет и она.

— Что вы такое говорите? — Джон до реальной дурноты ощутил свою растерянность и беспомощность, и это было мерзкое чувство: происходило что-то страшное и непонятное, а он не мог взять в толк — что именно.

— Стоп! — судя по всему, Марка одолевали схожие чувства, когда он схватил азиата за рукав, заставляя посмотреть себе в глаза, — Тебе что-то известно? Ты в курсе того, что тут творится?

Ондзи раздраженно убрал его руку:

— Это не игра! Моя душа выгорела дотла, но мне посчастливилось узреть свет, — он перевел взгляд на лежащую девушку, и во взгляде этом была такая безграничная тоска, и было столько боли, что Марку стало не по себе, и в душе шевельнулось сочувствие к терзаниям японца, — Она не должна умереть, вы это понимаете?! Я всем рискнул, и слишком многое поставлено на карту — но я бы поступил так снова.

Но времени разводить сантименты не было, нужно было что-то решать — и как можно скорее.

— Объяснись! Я считал тебя другом, — Марк резко встряхнул азиата, — мы все считали тебя своим другом…

— Не о том думаешь, парень! — назидательно осадил его Ондзи, от чего юноша непроизвольно дернулся, — Сейчас не место и не время…

— Скажи тогда, о чем же мне думать? — тот же быстро нашелся, чем парировать, — У нас двое в критическом состоянии, а ты о чем-то умалчиваешь!

К его возмущению присоединился и Джон:

— Да не молчите же! — мужчина развернул к нему свое напряженное лицо, — Говорите, что вам известно обо всём этом?

— Не уверен, что могу… — Танака-сан покачал головой.

Маргарита слушала мужчин, пытаясь вникнуть в смысл разговора и постичь происходящее, но разум её был с лежащей без сознания рядом подругой, всё время отвлекаясь, чтобы проверить пульс и дыхание златовласой.

— Я услышала достаточно! — азиату не дал договорить такой знакомый голос, заставивший вздрогнуть, и табунами по коже пробежали мурашки, — Ты предал меня! Неужели я мало для тебя сделала и мало тебе дала?! Ты забыл, чем обязан мне? Кем бы ты был без меня?! А ты — ответил мне черной неблагодарностью. Только я хочу сказать тебе, что так поступать со мной позволительно лишь один раз. Повторения подобного не допущу! И ты будешь примерно наказан за свое неповиновение! — для полного счастья сейчас им не хватало только общества Лауриты, а слышимый ими голос, без сомнения, принадлежал именно этой вредной демонессе в теле ребенка.

— Прости, госпожа, но ты не права… — Ондзи попытался возразить, но рассерженная девочка его бессовестно перебила:

— Ты уже всё сказал, что хотел, — она сорвалась, повысив голос до визгливых ноток, — А сейчас ты возвращаешься! И смертный доктор тоже мне нужен.

Азиат схватился руками за голову, мышцы на его лице болезненно напряглись, на вспотевшем лбу вздулись вены, а пальцы свело спазмом и судорогой, и тело простреливало противной дрожью.

Крики обезумевшего от боли азиата наводили ужас, вселяя ещё больше страха в сердца и умы молодых людей — пока децибелы его отчаянных мучительных криков не стихли, когда он исчез просто у них на глазах, окончательно шокировав и без того до смерти перепуганных подростков.

Однако же, юной злодейке и этого показалось мало — вместе с одним азиатом исчез и второй, и Джон успел только обалдело моргнуть, глядя на свои пустые руки, смачно выругавшись и даже не покраснев при этом.

— В моих сказках вы не будете жить долго и счастливо, — напутствовала она оставшихся, заливаясь звонким смехом в то время как остальным было не до смеха, и при одной только мысли о том, что их близкая подруга, да и просто хороший человек, находилась при смерти, и это настолько подавляло, что слезы бессилия наворачивались на глаза.

— Дэни! — Маргарита трясла девушку за плечи и рыдала, отказываясь верить происходящему, — Открой глаза, очнись! Не оставляй нас! Ты же мне как сестра, вернись к нам, очень тебя прошу! Она забрала Джека! Ты же всегда была боевой девчонкой, подруга, ты же не позволишь Лауре победить? Неужели в этом мире больше не осталось справедливости? — отметив, что дыхание её становится всё более сбивчивым, девушка задыхалась — и она, как сидящая ближе всех, принялась за реанимационные мероприятия, не оставляя надежды вернуть подругу к жизни. Она склонилась над ней, проводя искусственное дыхание, вспоминая всё, чему учил её доктор, взяла на себя руководство сидящим рядом Питером в проведении непрямого массажа сердца, посчитав, что тут предпочтительнее будет сила мужских рук. И слеза её упала на щеку её златовласой подруги.

Даниэлла поморщила нос, ресницы её дрогнули, и белокурая открыла свои голубые глаза.

— Что со мной было? — девушка перевела взгляд со своей постели на изумленные лица друзей, — Почему вы все так смотрите на меня? Где мы?

— Дэнии-и-и! — брюнетка обхватила трясущимися руками её шею, заливая слезами одежду златовласой.

— Дорогая, прошу, ослабь свои царственные объятия, пока серьезно меня не задушила, — мягко улыбнулась златовласая.

— Мы так испугались за тебя, — хлюпая носом, выдавила из себя Марго, уткнувшись носом в рукав одежды подруги, — Потерять тебя, это — всё равно, что лишиться части самой себя.

— Мой прекрасный маленький принц! — Даниэлла поцеловала Маргариту в макушку, — Кстати, о принцах — ни кто не видел доктора? Во всем этом безумии мне его особенно не хватало.

Но насладиться счастливым воссоединением им было не суждено — в зал влетел ураган из лепестков черных роз, подхвативший оставшиеся на полу осколки, и всё это сопровождалось страшным шумом. Как оказалось, это почти театральное действо предвещало появление Ондзи в том вихре розовых лепестков во всем великолепии и всём уродстве своего демонического облика — макияжем, одеждой и всем своим видом больше походившего на представителя рок-элиты, исполняющих баллады в стиле «хеви-металл». И в огромных черных крыльях с гладким опереньем, что были за его спиной, явственно угадывался образ такого себе падшего ангела. Он оставался слугой своей госпожи, которая сейчас пребывала в крайней степени бешенства, и вынужден был подчиняться и исполнять приказы своей создательницы и повелительницы — и можно было только догадываться, что она потребовала от него. Она не могла бы придумать ему наказание страшнее, чем вынудить своими собственными руками уничтожить ту, что стала для него светом. С самого начала всё это завертелось, как импульсивный поступок капризного и ревнивого ребенка — схватить первое, что попалось под руку, чтобы разбить чужое счастье. А попалась ей под руку зачарованная книга волшебных сказок, но всё пошло не так, как она спланировала… И вместе с этим она потеряла контроль и над собой…Несмотря на прожитые ею шесть столетий, Лаура оставалась всё таким же избалованным ребенком. Всю свою боль, всё свое отчаяние она пропустила через своих слуг, пробуждая в них самые темные начала и инстинкты.

Глаза азиата горели, не нашедшими выход, болью и разочарованием:

— За что вы сражаетесь, глупцы? В этом мире не осталось ничего, за что стоило бы умереть. Мир поглотит тьма. Человечество ничего не сделало, чтобы спасти себя. Человек — самое кровожадное существо на земле. Мира коснулась скверна, он погряз во лжи и насилии. Что вам род людской? Будь трижды гений — им нельзя помочь. Своими грехами человечество заслужило самой страшной кары. И вы меня не остановите — горстка жалких наивных глупцов!

На него смотрели несколько пар глаз, не веря тому, что видят — тому, что он мог предать их…

— Ондзи, да кем ты себя возомнил? Богом, что ли? Это звание ещё нужно заслужить, — первым от шока пришел в себя Джон, — И не ровняй всех по себе. Не ты им судьёй будешь. Кого тут жалко, так это тебя — потерявшего веру в людей, забывшего о дружбе и любви. Наши сердца связаны верой, верой и надеждой на светлое будущее для всех и каждого. Мы любим этот мир и людей, которые в нём живут. Силой, дарованной нам Небесами, мы не дадим уничтожить его. Сначала тебе нужно будет пройти через нас.

Японец сплюнул зло:

— В таком случае — я пройду по вам, чтоб и не сомневались! Мои демоны уничтожат вас. Эй, Винтер, играй на своей скрипке громче, чтобы я их не слышал!

Зал заполнили множество безликих демонических субстанций, а рядом с Ондзи по обе стороны от него появились его помощники, исчезновения которых в суматохе, когда все были заняты приведением в чувства златовласой.

Сдавленный крик вырвался из груди рыжеволосой Эллен, когда она узрела истинный облик Максимилиана — того, кому она отдала свое сердце и свое тело.

Глядя на бледное лицо кузины, Маргарита крепче сжала её руку, призывая всю силу своей магии, являя Солнечную леди.

В стремлении защитить свои жизни и свои убеждения, её примеру последовали остальные.

— Я не хочу сражаться, — Маргарита отчаянно замотала головой, опустив меч, — Открой свои глаза и своё сердце. Наши мечты прекрасны и бесконечны, а в мире столько удивительного… На этой земле живут дорогие нам люди. И я намерена не дать тебе всё это уничтожить — даже если мне придется выступить против всей твоей мощи. Мы несем ответственность за тот мир, который оставим нашим детям, — лишь став сама матерью, Маргарита могла в полной мере понять смысл этой фразы, — Не вынуждай нас сражаться с тобой. Вспомни, каким другом ты был нам! Как в одном человеке могут сочетаться любовь и жажда разрушения? Тебе придется сделать выбор, — и только участившееся дыхание выдавало степень взволнованности Джона, он смотрел на Маргариту и понимал, что она далеко не наивная дурочка, как могло показаться, и только таким, как она, дано достучаться до людских сердец. Только Танака Ондзи перестал уже быть человеком…

В общем-то, и Марк, и Джон могли понять его чувства — слишком сильная любовь так ранит и обжигает, а осознавать, что твои чувства остались без ответа очень больно, но это не давало ни какого морального права играть их жизнями и судьбами.

— Посмотри! Посмотри на меня хорошенько, — азиат ткнул пальцем в свое обезображенное лицо, прохрипев с надрывом, — Вот я настоящий — вы всё ещё хотите считать меня своим другом?

— Если бы ты не предал нас, — маленькая брюнетка покачала головой, понимая всё отчаяние, что разрывало его сейчас, — Но, я до сих пор хочу верить, что ты остался нашим другом.

— Давайте успокоимся и поговорим цивилизованно, — подал голос рыжий брат Эллен, — Чего ты хочешь на самом деле? — сил ему придавало присутствие Николь, к которой он испытывал особые чувства. Девушка вместе со своей сестрой уже готовы были раскрыться перед остальными и показать свои силы, если уже всё зашло настолько далеко, и приходится защищать собственные жизни и жизни тех, кто дорог.

— Ни кто не сможет дать мне того, что я хочу, — беззвучно произнес Ондзи одними губами, обращаясь больше к самому себе.

Маргарита шла и, кажется, даже не замечала демонов, вяло отмахиваясь от их атак. Падая и каждый раз вставая. На её теле не было живого места — из многочисленных ран сочилась кровь. Странно, но Марго не чувствовала боли — она сосредоточила всё своё внимание на Ондзи, на том, что она должна сделать. Лишь как заклятие повторяла, чтобы он прекратил, чтобы отозвал демонов. Мысли путались, слёзы душили и жгли щёки. Голова была как в тумане. Шатающейся походкой она подошла к парню. Её глаза были влажными, она плохо видела, но отчётливо чувствовала его присутствие:

— Прошу, Ондзи, прекрати. Останови это безумие. Позволь помочь тебе принять и полюбить этот мир, как любим его мы. Позволь свету внутри тебя сокрушить тьму.

Он свёл брови, потом лицо его приняло задумчивое выражение:

— Подойди, дитя, — с добродушной улыбкой мужчина протянул ей руку.

Глаза Маргариты засияли, она подошла. Спустя мгновение её глаза широко раскрылись, в горле застрял немой крик, тело дернулось и обмякло. Азиат извлек окровавленный меч из тела девушки:

— Идиотка! Безнадежно глупая идиотка!

Превозмогая нечеловеческую боль, девушка крепко сжала его руку, он же со всего размаха рубанул мечом по её шее, чуть не снеся голову с плеч — и кровь хлынула из рассеченного горла на её алые одежды.

Меч Маргариты со звоном упал на землю.

Ондзи закричал. Сильно закричал и начал медленно оседать вместе с умирающей девушкой:

— Убить! Всех уничтожить! ВСЕХ!!!

Даниэлла бросилась к подруге.

— Сила исцеления! Сила исцеления! СИЛА ИСЦЕЛЕНИЯ!!! Давай же, вставай, маленькое Высочество! — напрасно златовласая в исступлении надрывала горло, колотя кулаками по полу.

Но чудо не произошло…

На мгновение сражение шокировано замерло.

Тело Маргариты окутало нежное розовое сияние, и она исчезла звёздной пылью, растворившись тысячей маленьких звёздочек. Она даже не успела попрощаться с родителями, с дочерьми и Джоном — до самого последнего она верила, что можно еще всё исправить.

Ондзи посмотрел на Даниэллу — в её глазах он увидел и боль, и гнев, и отчаяние. В них он прочёл смертный приговор.

В это мгновение обернулся Джон, глядя обезумевшими глазами на исчезающее сверкающее розовое облачко. Он понял всё без слов. И острая боль опекла грудь, парализуя дыхание, он не мог сделать ни вдоха, ни выдоха, и взгляд заволокло мутной пеленой. В это с трудом верилось, он не хотел этому верить, и, отрицая кошмарную реальность, разум затопила горячая лавина чувственных воспоминаний, вызывая неприятную резь в глазах от подступивших слез. Ему жестоко и безжалостно вырвали из груди сердце, оставив кровоточащую рану. И задыхался он, как в душной пустыне, и с каждым вдохом опекало все внутренности. Как будто мало испытаний им уже пришлось вынести.

Сквозь самую гущу сражения, не чувствуя боли и усталости, не слыша шума битвы и не замечая ничего вокруг, пробивая себе дорогу мечом, приближался он к страшному месту. Но, раньше него, там оказался Марк. Ему на сердце было тяжелее всего, но он уже привык сдерживать свои эмоции и страдать молча:

— Да что ж ты за тварь такая? Она хотела лишь помочь тебе — потому что любила как друга, как одного из нас, — гнев успел высушить его слёзы, не дав им пролиться.

— Ну всё, Ондзи — ты труп! — парень сначала не узнал голос Джона, до того он был хриплым и надрывным, — Этот долг я выплачу сполна.

Азиат немного отступил:

— Я не хотел… Она сама… виновата… — в его голосе действительно слышались страх и сожаление, или Джону просто хотелось верить, что её смерть не была напрасной, и в темной душе что-то шевельнулось, похожее на раскаяние?

— Заткнись! — невыносимо было слышать, мыслить, существовать.

— И кто же меня остановит? Ты, что ли? Щенок без роду без племени. Или эти клоуны? — Джон разочарованно понял, что ошибся, и никакого раскаяния не было.

Тут Джон услышал прямо над ухом голос Марка:

— Остынь. Ты с ума сошёл? Хочешь детей круглыми сиротами оставить? Думаешь, Марго похвалила бы тебя за это?

— Это мой бой! — прохрипел Джон, но умом понимал разумность доводов Марка — он не имеет морального права пренебрегать собственной жизнью сейчас, особенно сейчас, ради детей, ради памяти Маргариты он не должен рисковать бездумно, просто ради свершения мести.

— Хорошо, давай по-честному, — Марк подкинул невесть откуда взявшуюся монетку, — Орёл или решка?

— Решка, — рявкнул Красный, совершенно не заботясь сейчас о манерах.

— Прости, друг — право первого поединка за мной, — юноша отбросил монетку, а Джон выругался трёхэтажным матом.

Марку и самому в голову не приходило ничего, кроме мата — снова на его глазах гибнут те, кто дорог ему, и снова он не сумел защитить… Не успел… Это неправильно, так не должно быть. Неужели они обречены снова и снова проживать этот кошмарный сценарий? Правда в этот раз у него остается любовь Мей, забота отца и Александры и преданность друзей. Он кинул быстрый взгляд в сторону Мей, преобразившейся в белое погребальное кимоно, с ярким впечатляющим макияжем японской гейши и длинными ногтями на руках, больше напоминающими когти — и уверенно подмигнув, губами произнес «люблю», а её сердце забилось сильнее и быстрее.

Ондзи улыбнулся:

— Зря ты так, Шнайдер. Ты мог бы стать одним из моих лучших людей. Зная мою слабость к мальчикам твоего сорта… Мы бы хорошо сработались. Ты ведь сам был когда-то одним из нас.

— Моё имя Марк, — спокойно заметил юноша.

— Верный пёс решил показать свою преданность. Кому? Зачем? Гореть тебе в аду, как бы ты не старался замолить свои грехи, — поинтересовался Ондзи с кривой ухмылкой.

— Тогда встретимся там — мы будем жариться на соседних сковородках, — и Марк не скрывал своего отвращения.

— А я как чувствовала, что Ритын пацифизм добром не кончится. Ну зачем я ей позволила? Я не успела исцелить её, — Даниэлла обреченно посмотрела на Джона.

— Данька, сейчас не время корить себя. Я тоже хорош — что я за бог такой, если не смог близкого мне человека от смерти уберечь? — им обои было больно смотреть в глаза друг другу.

А через мгновение взгляды всех присутствующих были устремлены к сражающимся Ондзи и Марку.

Марк владел мечом, словно виртуоз — можно было любоваться и любоваться, не отрывая глаз. Ондзи в полном сознании своего преимущества и не менее ловкий, чем его противник, парировал с удивительной точностью. Он нанёс три удара, и кровь потекла из трёх ран на груди юноши, но тот не обратил даже внимания.

Следующий удар они нанесли одновременно. У парня была пронзена грудь — меч проколол лёгкое, у японца — задета шея. Марк закашлялся, и кровь потекла изо рта по подбородку, на мгновение он открылся, чем не замедлил воспользоваться Ондзи, вторично вонзив ему в грудь меч — острый клинок вошёл прямо в сердце.

— Ты меня разочаровал, Шнайдер, — театрально вздохнул он, исчезая в клубе тумана, — честное слово, у меня были на твой счёт большие планы.

Но парню было наплевать на планы азиата — в голове звучала та самая песня, которой научила его Мей, а на ресницах блеснула слеза — как много он ещё хотел успеть, но не смог… Не успел даже прошептать последнее «прости»… Неужто, ему не суждено отметить свой девятнадцатый день рождения, до которого оставалось совсем чуть-чуть? Почему же именно в такие моменты так остро ощущается желание жить?

Несколько энергетических шаров полетели в сторону Джона. Путь им преградила Мей — девушку высоко подбросило и с силой ударило о землю. Упала она уже мёртвой, но на губах застыла улыбка. Последней её мыслью было, что умирать не так уже и страшно, если по ту сторону её будет ждать Марк. А ещё — папа с мамой и маленьким братом — по которым она до сих пор чувствовала болезненную тоску. Если бы тогда она не встретила Марка, за любовь которого цеплялась, как за спасительную соломинку — то, почему сейчас ей так хотелось жить, как никогда еще до этого. И откуда в мире такая чудовищная несправедливость по отношению к таким светлым людям? Почему они должны страдать и умирать за свои убеждения? Она уже перестала ревновать Марка к этой хрупкой миниатюрной француженке, проникаясь к ней уважением и восхищением, и стараясь брать с неё пример. Но этот безрассудный поступок Маргариты показал, насколько сильны её сила духа, её убеждения и её вера в близких. Это и ей придало мужества совершить то, что она совершила — в последнем благодарственном порыве встать на пути смертельной опасности, что угрожала тому мужчине, который так много для неё сделал. Она это сделала также в дань уважения Маргарите — ради её детей, которые оставшись без матери, не должны ещё лишиться и отца. И для Марка тоже — если он не побоялся отдать свою жизнь ради чего-то важного, то и ей самой нечего страшиться. Он верил в то, что делал, а она — верит в него. Возможно, всё даже к лучшему, что она так скоро последует за ним — долгой разлуки она бы не вынесла. От неё уже ушли самые дорогие ей люди, оставив её одну в этом огромном мире — ещё раз подобного ей не пережить.

Джон последний раз прижал приемную дочь к груди. У него на руках маленькая японка превратилась в звёздную пыль.

Слёз уже не было, но его чёрные кудри стали пепельно-серыми. Вдруг он и сам побледнел. Схватившись за левую половину груди, он стоял, оперевшись на свой меч.

Сделав несколько глубоких вдохов, он позвал Ондзи:

— Думаешь, ты крутой? Да? Может, померяешься силами с кем-нибудь равным?

— Вроде тебя? — улыбнулся тот, появившись, словно ниоткуда.

— Не обольщайся, — Джон свел брови, пытаясь принять боевую стойку, — моё состояние не облегчит твоей участи. Ты уничтожил всё, что я любил, всё, чем я дорожил в этом мире. Ты ещё не знаешь, на что способен человек, которому нечего терять. Если мне и суждено умереть сегодня, то это будет только честью для меня.

Они уже потеряли счёт времени — сражение обоих вымотало…

Сражаться Джону было всё тяжелее — сердце не переставало болеть, дышать становилось труднее. Вдруг всё поплыло перед глазами, он чуть не упал. Ондзи только этого и ждал:

— По нраву ли тебе, княже, будет сей венец? Жаль, но твои прекрасные глаза скоро закроются навсегда.

Кусты колючего тёрна, выросшие в том месте, где стоял Джон, начали оплетать руки и ноги, впиваясь в тело.

— Ну вот, птичка и попалась, а теперь мы её поджарим, — хихикнул азиат, манерно захлопав ресницами для большего эффекта.

И куст запылал.

— Проклятье, — Джон собрал последние силы, — Марго! Я всё выдержу, только дай мне сил, прошу тебя! Учти, Ондзи — я возьму тебя с собой.

— Джон, нет! Остановись! — Даниэлла кричала, что было сил, но он её не слышал или делал вид, что не слышит, — Тебе не хвати сил… Ты ослаб…

— Данька, уйди, — процедил Джон сквозь зубы и направил мощный столб огня в сторону Ондзи, — Огненный смерч! ПЛАМЯ СМЕРТИ!!! — по щекам парня текли слёзы, — Марго, благо…

— НЕ-ЕТ!!! — Даниэлла не хотела этого видеть, не хотела видеть, как уходят те, кто был ей дорог…

В это же время Этьен расколол землю под ногами Ондзи. Но ни одна атака последнего даже не задела.

Когда дым развеялся Ондзи живой и невредимый парил в воздухе. Джон же лежал на земле, от его обожжённого тела шёл дым.

У Даниэллы руки сами сжались в кулаки.

— Так мы летать умеем? — Питер использовал левитацию и попытался атаковать, но Ондзи послал энергетическую ауру и Пита отбросило прямо на появившееся в воздухе копьё.

Страшен был крик Евы. Даниэллу словно прошибло током.

— Макс, только не говори мне, что ты тоже с ним! Это ведь шутка, да? Скажи, скажи, что это не так — даже если придется солгать мне. Солги, если нужно — иначе я просто сойду с ума от правды… — рыжеволосая Эллен не хотела верить в реальность происходящего — как она может сражаться против того, кого любила?

Шокирующий пример Ондзи лишил её надежды. Но она продолжала посылать воздушные атаки, не позволяя Максимилиану приблизиться к себе. Ну, почему он выбрал своим противником её, когда вокруг хватало оппонентов? Конечно же, в силе и выносливости хрупкая девушка проигрывала мужчине, боясь, к тому же, причинить ему серьезный вред. А вот он, кажется, не заботился подобными вопросами. Глаза его были глазами дикого зверя — в них не осталось ничего от человека. Когда его большие руки, которые умели так ласкать, сомкнулись у неё на шее, она начала хрипеть и задыхаться. Дрожащими пальцами она нащупала на поясе маленькие ножны с коротким кинжалом. Неожиданно, мужчина перехватил её руку с кинжалом и направил в свою грудь, а у неё не осталось сил даже чтобы закричать от ужаса, когда клинок входил в его тело… сил жить тоже не осталось…Она закрыла глаза и услышала его тихое «спасибо, спасибо за всё…только благодаря тебе я смог не переступить черты и остаться собой — прости, что вот так…»

Они продолжали уходить — один за другим, пока не осталось ни кого.

Даниэлла в ужасе осмотрела поле боя — все близкие ей люди пали в бою став звёздной пылью.

Она осталась одна. Совсем одна…

Крик вырвался из её горла…

— Ондзи, я ненавижу тебя всем сердцем, всей душой! Не думай, что я так просто сдамся! Клянусь светлой памятью моих друзей — тебе придётся хорошенько постараться, чтобы отправить меня на тот свет! Я не позволю тебе безнаказанно творить зло! Ты — монстр! Чудовище! Я больше не поддамся на твои уловки. Я уничтожу тебя… — златовласая думала, что выговорившись, ей станет легче, но легче не становилось, — но, прежде ты скажешь мне где Джек. Слышишь? Может быть, тогда я убью тебя быстро и легко, — срываясь на нем, подсознательно она злилась на друзей, которые оставили её в одиночестве, с этим чудовищем, — Верни моих друзей! ВЕРНИ ИХ!

Ушли… Почему не взяли её с собой? Почему не спросили, хочет ли она последовать за ними, а бросили одну?

Ондзи подошёл к ней и обнял за плечи:

— А Джона с Маргаритой тебе не вернуть? К чёрту Джека, Элла… Ты ведь хочешь того же, что и я. Мы вместе будем править миром. Повелевать силами созидания и разрушения. Ты об этом всегда мечтала. Я люблю тебя и сделаю всё, что ты захочешь, — Ондзи наклонился чтобы поцеловать Даниэллу.

— Да что ты говоришь?! — Дэни ударила его коленом между ног, — Что ты можешь знать о любви? О мечтах? Тебе лечиться надо. Хотя, сомневаюсь, что твоё состояние поддаётся лечению. Жертва аборта! Мерзкий извращенец!

Азиат сдержанно-снисходительно улыбнулся:

— Я терпелив, Элла, но моё терпение начинает иссякать. Мы же с тобой из одного теста.

Это было уже слишком, захотелось плюнуть в его лживую физиономию:

— Ондзи, имела я тебя в виду! Как ты смеешь сравнивать меня с собой! И никогда, слышишь, никогда не называй меня Элла! Меня зовут Дэни.

Он наклонился и вкрадчиво зашептал ей на ухо:

— Правильнее будет сказать, что ты боишься признаться, что твоя душа не так уж кристально чиста. Ты ведь не будешь этого отрицать?

— А пошел ты… — сердито бросила она, не скрывая своего раздражения.

— Что, правда глаза колет? Тщеславие — твой глубокий порок, — Ондзи растянул ухмылочку.

На что Даниэлла резко развернулась, ткнув в его плечо указательным пальцем:

— Кто бы говорил о правде? С твоих уст когда-нибудь слетали слова правды? — конечно, в глубине души Даниэлла понимала, что в словах Ондзи есть, хоть и доля, но всё же правды, — Люди подвержены страстям, это так, но мы же и имеем силу противостоять им, думая не только о себе, но — и о тех, кто рядом.

— Я готов принять тебя такой, какая ты есть, — Ондзи подошёл к Даниэле и поцеловал её.

— Не смей ко мне прикасаться! — девушка залепила ему пощёчину.

Даниэлла сплюнула и вытерла губы:

— Гыдота.

Ондзи ещё долго потирал щеку:

— Ты отвергаешь меня? Дэни, разве ты не хочешь меня убить? Вот мне интересно, а что будет, если бессмертному отрубить голову? Ты упустила свой шанс. Я же, в отличие от некоторых, не привык упускать удобный случай. Мне надоело играть с тобой в кошки-мышки. Твои друзья мертвы, и я отправлю тебя к ним, — она его совсем не понимала, откуда вдруг такая перемена от любви к угрозам смертью?

А он решил, что только так сможет избавиться от этого наваждения, от этой одержимости ею — вывести её из себя, довести до предела, чтобы она либо освободила, либо уничтожила его.

В девушку полетели тысячи острых мечей. С каждым ударом силы покидали её. Один меч пролетел, задев ухо, другой задел шею, остальные — руки, ноги. Даниэлла отчётливо слышала их свист у висков. Ещё один — оставил алый порез на щеке.

«Неужели всё кончено?» — промелькнуло в её белокурой голове.

Девушка увидела перед собой ажурные ворота, сверкавшие на солнце своей позолотой. А возле ворот стояли самые дорогие ей люди. Все они походили на полупрозрачных призраков. Даниэлла смотрела широко раскрытыми глазами, боясь даже дотронуться до них, словно в любую минуту они могут растаять как утренний туман. Всё ещё не веря, она закрыла лицо руками, и слёзы сами потекли по щекам.

— Данька, ну чего ты… не надо…

Златовласая почувствовала, как солнечный луч скользнул по её щеке, а ветер играл её волосами, она открыла лицо и увидела улыбающееся личико Марго:

— Ди, я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но не давай волю своему гневу, Ондзи — один из нас. Но ты не бойся — мы не оставим тебя. Мы тебе поможем. Всё будет хорошо, — брюнетка виновато улыбнулась, а белокурая кинулась их обнимать.

— Маргарита! Джонни! Марк! Ребята! Как же я рада вас видеть!

Маргарита, как всегда, в своем репертуаре — состроила смешную рожицу:

— Данечка, ты уж прости нас, что мы оставляем тебя… Но с тобой вся наша сила. Сестрёнка, пожалуйста, сделай это. Ты сможешь. У тебя получится, — их силы искрящейся радугой вошли в тело златовласой.

Последнее, что видела Даниэлла — улыбка Маргариты.

«Ты не одна. Мы с тобой» — прочитала Даниэлла в глазах подруги. Теперь она точно знала, что не сама, что никогда не будет одинокой — и это то, чем она черпала свою силу.

Девушка открыла глаза — в звёздном небе плыли облака, закрывая собой полную луну. Ондзи и Винтер медленно удалялись. Даниэлла попыталась встать и окликнуть их:

— Уже уходите, мальчики? Даже не попрощавшись.

Ондзи обернулся:

— Ты ещё жива? Ну, ничего — мы исправим это досадное недоразумение.

Ондзи атаковал, но внезапно перед Даниэллой появился Винтер.

— Глупец, зачем ты это сделал? Зачем защитил её? Кто она тебе, что ты готов пожертвовать жизнью ради неё?

Венгр поманил его пальцем, и когда Ондзи наклонился к нему, прошептал:

— Довольно, оставь их в покое. Вот теперь я поступаю правильно — я чувствую это.

И снова он ошибся, и потерял лучшего друга… Они всегда с полу-слова понимали друг друга, но в этот раз Винтер не разгадал его замысел и предпочел действовать, как он считает нужным.

Его тошнило от собственной никчемности.

Даниэлла встала, сплетая между тонких пальцев заклятие:

— ОЧИЩЕНИЕ! — и сеть из света накрыла его.

— Чёрт! Я — сильнейший из демонов, и не приму очищения! — лицо Ондзи исказилось гримасой, — Оказывается, это слишком больно.

— Примешь. Как миленький примешь! — приговаривала златовласая, — Я вложу в заклинание все свои чувства и всю свою силу… И я буду сражаться с полной уверенностью в себе и в тех, кто стоит за мной. Почувствуй то, что чувствовала я, когда ты отобрал их у меня.

Облака расступились и яркий свет Луны искрящимся серебром окутал Даниэллу. Всё тело девушки словно светилось изнутри. Когда аура достигла Ондзи, парень вскрикнул и осел на землю. Раздался оглушительный взрыв.

Ондзи и Даниэлла открыли глаза одновременно.

— Что со мной? Где я? — Ондзи потирал ушибленный затылок.

Забыв о ранах, Даниэлла бросилась на шею парню:

— Ондзи! Получилось! ПОЛУЧИЛОСЬ! — от радости хотелось захлопать в ладоши.

Азиат смущенно улыбнулся:

— Мне так тепло. Это и есть человеческая любовь? — спросил он.

— Тебе ещё многому предстоит учиться заново, — кивнула белокурая.

Ондзи робко поинтересовался:

— И ты научишь меня?

— Если ты захочешь остаться с нами, — кивнула девушка, — Мир прекрасен, и мы докажем тебе это.

Случайно Даниэлла обернулась и увидела очертания знакомой фигуры. На минуту она замерла, словно статуя, потом сорвалась и побежала.

— B.J.! B.J.! B.J.-sama! — с криками восторга девушка бросилась на шею молодого хирурга, осыпая его поцелуями.

Джек пригладил её золотые локоны.

— Я всегда восхищался тобой, но сегодня ты превзошла саму себя! Ты плачешь?

Девушка вытерла слёзы:

— Это я от счастья. Джек, скажи, что это не сон.

— А такое доказательство тебя устроит? — они слились в долгом поцелуе.

— А ты знаешь, что использовать свою магию в полную силу я могу только тогда, когда думаю о тебе? — улыбнулась белокурая.

Ночное небо осветилось яркой вспышкой тысячи огней. С неба падали звёзды, которые, долетая до земли становились светящимися шарами, в которых, как в мыльных пузырях в позах зародышей находились миленькие младенцы.

Ондзи, Даниэлла и Джек сначала были ошарашены, а когда присмотрелись получше, то чуть животы со смеху не надорвали:

— Господи, да это же Марго! А это Джон! Вот Питер! Да ведь это…

Тем временем младенцы в шарах на глазах у изумлённой публики стали расти буквально по минутам и скоро приняли свой обычный облик, какими их знала Дэни. Они снова были молоды и красивы. И они снова были вместе.

Даниэлла обняла друзей:

— Марго, ну чертяка! Ты гораздо лучший воин, чем думаешь. Настоящая мазохистка — любительница сверх-чувств, сверх-страданий, любит оставаться, даже если победит, немного обиженной, несчастной, хочет, чтобы её пожалели. Иногда, малышка, ты меня просто бесишь. Но я всё равно люблю тебя, сестрёнка!

Подошёл Джон и обнял Марго за талию:

— Вот за что я её и обожаю.

Маргарита обернулась и поцеловала мужа, её лицо сияло от счастья:

— Я есть. Ты есть. Он есть. Она есть. Они есть. МЫ ЕСТЬ!

— Раз пошло такое откровение, то и я, пожалуй, расскажу, что думаю о тебе, Дэни.

Даниэлла глубоко вздохнула готовясь выслушать длинный монолог в стиле Маргариты. Но, на удивление, речь Маргариты была довольно короткой:

— Я тебя тоже очень люблю как старшую сестру. Но, скажу откровенно, что, если бы у меня был хоть ещё один друг с таким характером как у тебя, то я бы сошла с ума. Ты умна и находчива, и очень добра, даже если хочешь показаться хуже, чем ты есть на самом деле. В этом ты похожа на Джека. Хотя, порой ты бываешь самоуверенна, дерзка и эгоистична. Иногда твоя наглость переходит границы, а завышенная самооценка граничит с манией величия. Но чаще оно того стоит. А ещё эти припадки депрессии. Знаешь, чем отличается бочка от колодца? В бочке вода рано или поздно заканчивается, а колодец — он бездонный. Так вот ты и есть тот колодец с холодной, чистой, свежей водой. Ты — гений. Даже когда твои поступки противоречат законам жанра и здравой логике.

Даниэлла звонко рассмеялась:

— Я — гений, ты — тоже гений.

Подошли остальные. Лали-Мей подбежала поприветствовать на минутку и упорхнула, чтобы взять Марка за руку и привести к ребятам.

Джон дружески похлопал парня по плечу:

— Ты был неподражаем, дружище.

— Ты назвал меня другом? — удивленно переспросил юноша.

— И одним из самых лучших, что были у меня, — кивнул мужчина.

Маргарита улыбнулась:

— Мы в тебе не ошиблись — ты стал настоящим человеком.

А Мей смотрела на него глазами полными восхищения. Сам же он опустил глаза от смущения, крепче сжимая её ладонь.

— Ребята, разрешите представить еще одного нашего брата и его друга, — заявила Даниэлла, представляя азиата и его помощника.

Наступила тишина…

Маргарита улыбнулась:

— Добр пожаловать домой! Мы, правда. Очень рады. Так и должно было случиться.

— После такой встряски для нервов я просто обязан покурить, с вашего разрешения, — Джек достал из кармана пиджака сигареты, зажигалку и закурил.

Джон растянул улыбку от уха до уха и заломил руки:

— Джек, не угостишь ли своего лучшего друга сигареткой?

— Ондзи, а что ты теперь собираешься делать? — поинтересовалась Даниэлла.

— Ну, я бы хотел спокойно где-нибудь осесть… если бы мне помогли с жильём.

Ди улыбнулась:

— С этим проблем не будет.

Ондзи одобрительно кивнул:

— Я в долгу не останусь, — и правда, ну, не возвращаться же ему туда, где поджидала Лаурита?

Он получил свой такой долгожданный шанс начать всё с начала, теперь осталось мудро им распорядиться.

— По такому случаю можно и выпить, — Джонни закатил глазки и потянулся совсем по-кошачьи.

Джек хлопнул его по плечу:

— Молодец, старик — прямо мои мысли читаешь. Если бы ты еще и организовал чего-нибудь — цены бы тебе не было.

— А так мне есть цена? — надул губы Джон.

— Ну, конечно же, ты у нас бесценный, — усмехнулся доктор.

Джон материализовал по бокалу для каждого из присутствующих и разлил по ним вино.

Ребята дружно подняли их и прокричали:

— Кампай! Будем здоровы!

— Винтер, сыграй, пожалуйста, для моих друзей, — попросил Ондзи, и следующие несколько минут они слышали чудесную игру мадьярской скрипки.

— Кто хочет ещё выпить? — Джон заискивающе растянул улыбку Чеширского кота.

— Кто хочет напиться? — усмехнувшись, поправил его доктор, и почему-то посмотрел на Марка.

— Я не знаю… — юноша замялся, все знали, что он не любитель подобных сомнительных удовольствий.

— А нечего тут знать — вы идете с нами, — хлопнул его по плечу Джон, — сегодня всё можно.

— А тебе идет это мелирование, — под одобряющий шепот Марка, мужчина провел рукой по своим волосам: при рассмотрении заметны были две белые пряди с правой стороны пробора и одна — с левой. Образ действительно получился ярким и интересным — только настоятельно рекомендуем не повторять подобно для вашего же блага.

На шее Маргариты обнаружилась бархотка, прикрывающая шрам на шее, а Даниэлла ещё обнаружит тонкий шрам от пореза на левой щеке — но не пожелает избавляться от него, чтобы он служил ей напоминанием об этих событиях.

Ондзи готовил завтраки и накрывал стол к ужину, отводил вместе с Марго и забирал детей из школы, мыл посуду, стирал, убирал в доме — у него всё всегда было в идеальном порядке. Уже привычным стало видеть его в фартуке и со сковородой, пекущего блинчики или моющего полы.

Ему это, похоже, пришлось по душе.

Но, это всё ещё только будет в будущем, а пока оставим на время наших героев, вернувшихся в свою реальность, где их отсутствие оказалось незамеченным, а веселье в клубе продолжалось и о взрыве, и последовавших за ним событиях ни кто даже не догадывался.

 

Танцующие во снах

— Лаур-ра! Лаур-ра! — из своей клетки громко приветствовал вошедшую девочку крупный ворон.

— Корвин, да замолчи, глупая ты птица, — буркнула Лаурита, — Я сегодня не в настроении и хочу тишины.

В то время, когда Ондзи накрыла очищающая волна, лишая демонической его сущности, Лаура почувствовала, что теряет с ним связь — и это едва не разорвало её. От её пугающего вопля, стоявшая рядом Аманда вжалась в двери серванта, на полках которого красноречиво зазвенел хрусталь.

Блондинка уже мечтала оказаться как можно дальше от своей разъяренной госпожи, на её глазах успевшей собственноручно разбить пару бесценных бокалов из фамильного сервиза.

Гроза миновала, и Лаурита, преодолев эмоции, смогла взять себя в руки: плотно сжав губы и сцепив побелевшие пальцы:

— Ты хотела того темноволосого мужчину, Аманда? — ласково спросила белокурая девочка, пряча клокочущий вулкан бесовской ярости в своих глазах, принявших сейчас практически черный оттенок. — Твой шанс заняться им. Только сначала ты должна устранить его девчонку. Мне надоело с ними играть. Вот, если бы девчонка вообще не появилась на свет…

— Но, госпожа, — демонесса испуганно сжалась, вспоминая магический взгляд его глаз, который невозможно забыть, — Это потребует всех моих усилий, и я смогу изменить прошлое только один раз, а потом останусь абсолютно беззащитной. Если он узнает и будет в гневе, то ему не составит труда убить меня.

— Ты же так любишь его — неужели оно того не стоит? — Лаурита растянула искушающую улыбку, — Ели ты справишься, то он и помнить её не будет, девчонка просто исчезнет. Этот мужчина будет твоей наградой.

— Но… почему госпожа решила… — Аманда, вся дрожа, смотрела в темные глаза Лауриты таким затравленным взглядом, что той стало на секунду не по себе:

— Да, потому, что я не полная дура, в конце концов — я всё вижу, — девочка неожиданно смягчилась, успокаивающе проведя пальчиками по руке Аманды, — Я не против, если ты получишь Джона и приведешь его к нам, но он слишком привязан к своей маленькой ведьме — это препятствие нужно устранить.

— С большим удовольствием, моя госпожа, — Аманда облегченно улыбнулась и поклонилась.

— Ступай, исполняй. Возвращайся на вечер, пока тебя не хватились, — девочка нетерпеливо махнула рукой и отвернулась изучать картину на стене, — А теперь — Даниэлла. Дени, Дени… Ты отобрала у меня мужчину, которым я дорожила более всего. Такого я не прощаю! О! Я ещё буду смеяться последней… на твоей могиле, — Лаура хлопнула в ладоши, — Саймон! — позвала она громко, — Явись, Саймон, у меня будет задание для тебя.

— К вашим услугам, госпожа, — прозвучал искушающий бархатный голос за её спиной, и белокурая обернулась.

Перед ней стоял молодой мужчина — европеец, с коротко стриженными темными волосами и темно-карими глазами и легкой небритостью на лице. Всё в его облике было пронизано опасностью и сексуальностью: крупные черты лица, выразительно хищный взгляд темных глаз, от его полу-улыбки полу-ухмылки бросало в дрожь, и даже его солидный деловой костюм, застегнутый чуть ли не на все пуговицы, не скрывал его вызывающей сущности. Женщины безошибочно считывали эти знаки его тела и сами мечтали заполучить его в свою постель, и им не приходилось просить его дважды.

Его магическим даром была способность проникать во сны и управлять снами других людей, таким образом подпитываясь их жизненной энергией.

— Не заскучал ли ты, дорогой? — она поманила его пальчиком, — Могу предложить тебе совместить задание и удовольствие. Проберешься в сон одной девчонки: с ней можешь делать всё, что хочешь на свое усмотрение, но она не должна проснуться.

— Когда приступать? — мужчина сверкнул глазами, соблазнительно прикусив губу в предвкушении.

— Полагаюсь во всём на тебя, только не затягивай, — кивнула Лаура.

Саймон поклонился и исчез:

— Будет исполнено.

А в клубе тем временем, словно ничего сверхъестественного и не произошло, люди продолжали веселиться, и в ярком мигании светомузыки ни кто не замечал ни шрама Даниэллы, ни бархотки Маргариты, ни появившихся белых прядей в темных волосах Джона.

Джон посмотрел на себя в зеркало — седые пряди придавали ему экстравагантности и загадочности. Ему даже понравилось. Пожалуй, он оставит, как есть и не будет их закрашивать.

Даниэлла провела пальцем по тонкому шраму на щеке.

— Если это для тебя проблема, то мы можем обратиться к отличному пластическому хирургу, у меня есть как раз такой знакомый, — поспешил успокоить её супруг.

— Нет, я хочу оставить его, — покачала девушка своей светловолосой головой, — он будет напоминать мне о том дне, когда мы могли умереть, и я не смогу этого забыть, и не желаю забывать.

А вот Маргарита оказалась не столь сильной, как её златовласая подруга — стоило ей бросить даже беглый взгляд на бархотку на шее или прикоснуться к ней, как снова и снова перед глазами вставала та ужасная сцена, где она видела себя с перерезанным горлом в залитой кровью одежде. Маленькая брюнетка решила воспользоваться предложением доктора, боясь, что иначе ей не избавиться от этого кошмара. Зла на Ондзи она не держала, ведь именно ей удалось уговорить Даниэллу отбросить гнев и боль и вместо уничтожения — очистить его демоническую сущность, но и не горела желанием постоянно мучиться кошмарами. И Маргарита не считала это слабостью, именно в этом и была её сила — в сочетании веры, доброго сердца, наивности, кокетства и женской капризности.

Посетители тем временем начали расходиться — их оставалось всё меньше и меньше.

Последними уходили недавние оппоненты Ондзи, которых он провожал лично, решив остаться на ночь в клубе под охраной Винтера, предоставив Максимилиану провести время с его рыжеволосой возлюбленной. По особому блеску в серых волчьих глазах оборотня он понял, что в скором времени девушку ожидает любопытный сюрприз, о котором она пока не догадывается — и он слегка улыбнулся от радости за них.

— Танака Ондзи, если я не ошибаюсь, — за спиной азиата раздался тихий мелодичный голос.

Ондзи обернулся и замер в нерешительности: перед ним стоял молодой мужчина в форменной синей куртке с матросским воротником, на котором белели три полоски, и такого же синего цвета брюках-клеш. Его черты были копией лица азиата, только его волосы были белоснежными и длиной по плечи — своего рода запущенная стрижка с филированием челки. На глазах его были темные очки, а в руках была трость.

— Решин?! — Ондзи спешно подошел и взял его под руку.

Господи, как же давно это было, когда он мог каждый день видеть это лицо и слышать этот голос. Они оба успели сильно измениться за это время, но смогли ли они остаться близкими? В той, прошлой жизни они много значили друг для друга, а что же сейчас? Как близнецы, раньше они безошибочно могли чувствовать один другого. Но в этот раз Ондзи, как ни старался, не мог ощутить, что же было с братом всё это время.

— Здравствуй! — блондин положил руку ему на плечо, и мягко продолжил, — Я так долго ждал встречи с тобой, брат, — и знакомые нотки родного голоса, отпечатанные глубоко в подкорке, заставляли дрожать пальцы и ресницы.

— Мы оставим вас, — видя, насколько оба были взволнованы, остальные деликатно предпочли удалиться.

— Не беспокойтесь, милые дамы, вам не стоит больше меня бояться, я теперь — обыкновенный смертный, и не смогу причинить вам вреда, — улыбнулся азиат, нарочито церемонно прощаясь, особенно с девушками под ревнивые взгляды мужчин, — Я останусь ночевать здесь, ведь и этот клуб, и агентство всё ещё принадлежат мне — но сомневаюсь, что нам и всей ночи хватит, чтобы наверстать упущенное в общении.

И им определенно было о чем поговорить, и чему поразиться, услышав истории друг друга.

— А ты стал другим, — Ондзи легким жестом убрал белые пряди с бледного лица брата, которого он давно считал погибшим и продолжал тайком оплакивать все эти годы, сложившиеся уже в века.

— Я стал ангелом, — доверительно прошептал блондин на японском, уверенный в том, что кто же ему поверит, если не родной брат.

— Когда ты ослеп? — Ондзи решился наконец спросить то, что волновало его сейчас больше всего.

— В тот же день, когда всё случилось, — Ондзи вдруг начало трясти от одних только воспоминаний, от которых он так и не смог избавиться даже за три прожитых столетия, он снова видел свою горящую деревню, которую сам же и уничтожил в припадке гнева, — Меня нашли умирающим демоны — падальщики, а зрения лишили демоны — ищейки, которым необходимо зрение невинных детей, чтобы выслеживать ауру людей с чистыми сердцами, намечая следующих жертв в бесконечном противостоянии добра и зла.

Боже! И как этот сидящий напротив него блондин-альбинос с такими знакомыми чертами, которые сам азиат каждый из нескончаемой вереницы дней видит в зеркале, может с таким спокойствием говорить об этом? У него, что — цельнометаллические канаты вместо нервов? Или в этой их ангельской обители напрочь лишены чувств? Его от одних только воспоминаний едва не выворачивает наизнанку, а тому хоть бы что. Он ведь тоже лишился всего в тот день. Один-единственный знак от него, знак, что брат жив, что он есть в этой вселенной — всё могло бы сложиться иначе, всё могло бы быть совершенно по-другому… Но ни одного знака не было… И всё случилось, как случилось… Не проходило ни одного дня, чтобы сам Ондзи не вспоминал родителей и брата, а вспоминал ли Решин? А ещё Ондзи подумал — какая ирония судьбы: двое близнецов стали отличными друг от друга, как свет и тень, как день и ночь. Что же стало с ними? Один стал ангелом, второй — бывший демон, лишившийся своих сил, ставший смертным. Даже бесконечность — не бесконечна. По правде говоря, азиат настолько устал от такой жизни, всей этой вереницы лиц… А сейчас он сидел рядом с некогда самым близким человеком, пытаясь осознать, что же с ними сделало время, в кого их превратило.

— Как ты… — хотел было задать вопрос Ондзи, но смущенно замолчал.

— Справляюсь, ты хочешь спросить? — успокоил его блондин, слегка улыбнувшись бледными губами, — Для того чтобы видеть людей насквозь, мне не обязательно быть зрячим. К тому же — я уже привык.

— Я так рад тебя видеть, брат, — азиат больше не смог терпеть, крепко обняв брата, и ощутил, как по его щеке скатилась слеза, — И не важно, сколько времени прошло.

— Всё это время я не переставал следить за тобой, но мне запрещено было вмешиваться, — светловолосый обнял его, пока Ондзи украдкой смахнул слезу, — Только сейчас мне разрешили встречу. Я здесь, чтобы защитить леди с золотыми волосами и дитя, которое она ждет. Её сын очень важен для мира, он — будущий ангел. А я избран оберегать мальчика, пока ему не подберут наставника — я для этого, увы, не подхожу из-за моей слепоты.

— А у твоих крылатых собратьев своеобразное чувство юмора, должен тебе сказать, — Ондзи подумал, как всё любопытно переплелось, что его брат станет хранителем ЕЁ сына. Сына Даниэллы…

— Какое есть, — смиренно улыбнулся блондин.

— Понять только не могу, почему на тебе морская форма? — поинтересовался японец у брата, с интересом разглядывая его облик.

— Ах, это, — едва слышно рассмеялся собеседник, — Служил судовым медиком во флоте в русско-японскую, потом — во Вторую мировую… Кажется, мне идет такой стиль — как считаешь? Похож я на заслуженного ветерана?

Ондзи с улыбкой отмахнулся, и они ещё очень долго — пока рассвет не окрасил в нежно-розовые оттенки вид за окном. Ему оставалось только благодарить судьбу за такое счастливое совпадение: обретение давно потерянного брата, когда он больше всего уязвим и нуждается в поддержке, начиная свою жизнь в забытом качестве простого смертного.

А наши герои поспешили вернуться в родные стены, где они найдут силы пережить и осмыслить произошедшее.

Когда они, взволнованные до предела, переступили порог родного дома Маргариты, их встретила ещё более встревоженная мадам Валентина.

— Мама, что- то случилось? Откуда такое озабоченное выражение лица? — на самом деле, Маргарита боялась задать этот вопрос, и ещё более страшно было услышать в ответ, что с дочерьми, или с Аделькой, или с Алишером случилось что-то нехорошее.

— Девочки весь вечер сегодня были беспокойными, — словно оправдывая её самые худшие опасения, начала мать.

«Словно почувствовали, что родителям пришлось тяжело» — подумала Маргарита.

— Еле удалось их успокоить, уснули буквально за полчаса до вашего приезда, — и только тут девушка смогла выдохнуть спокойно, прогоняя из своего воображения пугающие картины.

Когда же в прихожую спустились, протирая заспанные глаза, Алишер с Рози и Аделина, она окончательно успокоилась, достав из сумочки обещанные им шоколадные конфеты, которые Ондзи передал детям в качестве угощения. В свете произошедших событий, после всего пережитого, она, к своему стыду, чуть не забыла о том, что обещала им попросить у азиата эксклюзивных сладостей, доставленных прямиком из Японии по их просьбе.

От шума в прихожей, на втором этаже проснулись близнецы, своим плачем требуя внимания к себе.

Маленькая брюнетка под руку с Джоном, прихватив с собой теплый плед, поднялась в комнату, чтобы заняться ими, а доктор сопроводил утомленную супругу ко сну, остальные тихонько расположились на кухне, перешептываясь, обсуждали последние события.

Спустя некоторое время Мей начало клонить в сон, и она засобиралась пожелать друзьям спокойной ночи, тогда и Марк поднялся со своего места:

— Хочешь составить мне компанию? — японка взяла его за руку, и ей сразу стало спокойнее и теплее, — Она мне сегодня не помешает. Сомневаюсь, что смогу нормально выспаться после того, что случилось, — пристально глядя в его глаза.

— Сомневаюсь, что смогу удержаться и дать тебе возможность нормально выспаться, если буду так близко, — он и сам не ожидал от себя такой дерзости в словах и такой томной охриплости в голосе.

Осознав, что мог потерять её, не хотел теперь отпускать от себя ни на секунду. И пришло в полной мере понимание позиции Джона, стремящегося жить на полную, не упуская ни одного мгновения своей жизни.

— Тоже вариант, — шепотом согласилась Мей, и приятная дрожь прошла по телу от осознания того, что это она так на него влияет, — Главное, чтобы мне не снились кошмары.

— Кошмары полностью исключаем, — и поток мыслей уносил их далеко-далеко, где оставались только двое, — Только скажи, и я не дам тебе заснуть всю ночь, — обменявшись многозначительными взглядами, они поднялись наверх, в спальни.

И за закрытыми дверями происходило извечное таинство, что имеет место быть между мужчиной и женщиной, когда двое ведут диалог на языке тела, нежности и страсти — руками, губами, взглядами и вздохами, понимая друг друга без слов, познавая друг друга на всех возможных уровнях: тактильном, ментальном, эмоциональном, возносясь над всеми волнениями и страхами туда, где правит одна лишь любовь — в сплетении пальцев, прикосновении истосковавшихся жарких тел, где не сковывают лишние слова и лишняя одежда, где можно не стесняться выразить себя и высказать наивысшую степень доверия. Когда сильные пальцы мужской ладони переплетаются с тонкими пальцами женской руки, когда длинные прямые темные локоны смешиваются с волнистыми локонами цвета лаванды и одни губы похищают дыхание с других губ, а потом наоборот — и так бесконечное количество раз.

Постепенно и остальные стали расходиться по своим комнатам.

Стоя в тишине, всё ещё колеблясь произнести то, что больше всего волновало обоих, Эллен и Максимилиан прощались у входных дверей, пока девушка не сорвалась на плачь…Он стоял напротив неё, но ещё слишком свежи были в памяти воспоминания, когда он предстал не человеком, но зверем. И было до того страшно, что ни как не могла унять дрожь. Когда мужчина коснулся её руки, резко отдернула её, но голову, всё же, подняла, заставляя себя посмотреть на него. Сейчас его глаза были человеческими, но это мало успокаивало.

— Я понимаю, что не имею права просить тебя, — голос Максимилиана бал тихим, но от каждого произносимого им слова в ушах раздавался миниатюрный взрыв, и ощущение сжимающейся вселенной сдавливало грудь, не давая возможности свободно дышать, — Но, хоть просто поговори со мной, Эл. Выскажи свои справедливые претензии, пошли меня к черту, только не молчи.

Девушка опустила свою рыжую голову, чтобы не дать ему увидеть своих слез:

— Ты обманул меня, — с болью выдавила она, — Всё это время ты мне врал.

— Да, это так, — он не смел отрицать, но был в запасе у него весомый аргумент, — Только я предпочел умереть, чем причинить зло тебе и маленькой жизни внутри тебя.

— Что ты такое говоришь? — девушка отступила, замотав головой.

— Поверь мне, я чувствую такие вещи почти на уровне инстинктов, если хочешь проверить мои предположения, то можешь сходить в клинику и спросить у врача, — до помутненного сознания потрясенной девушки с трудом доходил смысл сказанного, — Я не оставлю свое потомство.

— Господи! Да, что же это происходит?! — и всё, что смогла воскликнуть она, чувствуя, что начинает задыхаться.

— Можешь считать меня дьяволом во плоти, — перед тем, как уйти, он ещё раз бегло коснулся её пальцев, — Только прошу, не лишай нас обоих шанса — если не ради меня, то ради нашего будущего ребенка. Сейчас ты зла на меня: я уйду, но ты попытайся успокоиться. Подумай хорошо, а я буду ждать твоего звонка.

Дверь за Максимилианом закрылась, и девушка без сил сползла по стене и долго еще сидела, обхватив колени руками, застыв в такой позе на долгих пятнадцать минут, прежде чем смогла заставить себя подняться на ноги и сходить в душ, там уже дав волю накатившим эмоциям, разразившись истерикой и сминая в дрожащих руках несчастный тюбик зубной пасты.

Пока Маргарита кормила дочерей в своей комнате, Джон обсуждал с братом концепцию новой совместной коллекции одежды и соответствующих аксессуаров и украшений.

Вернувшись в комнату, он нашел жену и дочерей спящими. Вид их умиротворенных лиц, их ровное дыхание рождали такой приступ нежности и умиротворения — вот, ради чего его глаза открываются утром каждого нового дня. Повторив позу Маргариты, он прилег рядом, обняв их. Вот — причина, почему всё ещё бьется ещё в груди его горячее сердце.

Он провел рукой по светлым прядям в своих темных волосах и вспомнил, какую боль он испытал, сгорая заживо, но заботило его тогда больше другое — какой мир он оставит своим детям, вот этим крошкам, которые мирно посапывают под охраной любящей матери, своему старшему сыну — доброму и благородному юному Али, для которого отец был не только авторитетом и примером для подражания, но и близким другом. А скольким ещё детям нужны любовь, покой и безопасность? И ради такого мира он без страха снова шагнул бы в огонь, снова принял бы смерть.

— Моё солнце и звезды, — когда он наклонился к ней, Маргарита почувствовала, как её щекочут его локоны, не удержавшись, девушка чихнула и виновато улыбнулась, проведя пальцами по его губам, потом взглянула на дочерей — и снова вспомнила ритуальную фразу любовного признания из ставшей уже легендарной эпопеи Джорджа Мартина в не менее масштабной и впечатляющей телевизионной постановке.

— Луна моей жизни, — продолжил он мужской репликой, поправляя её выбившуюся прядь и нежно целуя в висок.

А в другой комнате, златовласая металась по подушке, и снилось ей, что она любуется видом ночных улиц с высоты шикарного пентхауса. Одета она была под стать окружающей обстановке — в длинное атласное платье по фигуре на тонких бретельках глубокого синего цвета. В лунном свете её волосы отливали серебром, и таинственным светом мерцали сапфиры в украшениях, что были на ней.

Даниэлла стояла у самого края смотровой площадки, глядя на ночные огни никогда не спящего города, когда рука в мужской черной кожаной перчатке легла ей на плечо. Она хотела рассмотреть стоящего рядом, но не могла пошевелить ни одним мускулом — только проследить взглядом, как высокий мужчина в дорогом модном костюме и модельных туфлях обошел вокруг неё, став напротив.

— Мне не солгали — ангел, сущий ангел, — он пропустил между пальцами прядь её светлых волос.

— Кто вы? Я вас не знаю, — девушка смотрела в его темные глаза и от хищного выражения его лица мурашки пробежали по спине.

— Зато я знаю, кто ты, — он провел рукой по гладкой ткани её платья, и Дени нервно дернулась: это всё, на что она была способна сейчас, — и теперь ты находишься полностью в моей власти.

— Я… я не могу пошевелиться, — обреченно констатировала девушка этот пугающий факт.

— Как тебе ощущение? — спросил Саймон, проведя пальцем по её скуле, потом очертив подбородок, — Я сковал твою волю и могу сделать с тобой всё, что угодно, а ты не в силах мне сопротивляться. Я — хозяин и режиссер твоего сна, — он наклонился совсем близко и прошептал ей в лицо, сверкнув глазами, — Говорят, что умерев во сне, умрешь и в реальной жизни… Что же мне с тобой сделать… Поцеловать или убить? Ангел… Интересно, а умеешь ли ты летать? Пожелать тебе приятного полета в бесконечность и вечных снов?

Дышать было тяжело, и мысленно у девушки уже началась самая настоящая истерика от собственного бессилия — не может она позволить какому-то малознакомому демону убить себя. И тут, точно в ответ на все её мысленные призывы, с эпицентром в районе её живота, от её тела начало исходить мягкое серебристое свечение, и возвращалась власть над собственным телом.

— Себе лучше пожелай! — она извернулась из его рук, а он оступился и полетел вниз с головокружительной высоты.

Подавив приступ тошноты, златовласая отошла подальше, растирая руками озябшие плечи:

— Может, я и ангел, но я — не святая…

Проснувшись утром и принимая душ, она обнаружила свежие красные следы на плечах, где прикасались его руки, а в выпуске утренних новостей сообщили о загадочной смерти в своей квартире молодого мужчины, подозреваемого в мошенничестве, который скоропостижно скончался ночью в своей съемной квартире, но механические повреждения на его теле говорили о падении с большой высоты, хотя квартира была заперта изнутри, и труп не перемещали.

А Маргарите в ту ночь снился совсем другой сон, когда слабо освещавшее ночной полумрак свечение, исходившее от её дочерей, окутало её, перенося сквозь пространство и время.

Маргарита открыла глаза и огляделась по сторонам — она стояла на тротуаре возле любимого кафе её родителей, которое снесли уже много лет назад, построив на его месте современный бутик. Ярко светило солнце, чистым воздухом ранней весны так легко и приятно было дышать, а лица прохожих казались особенно приветливыми. Девушка внимательно осмотрела себя — на ней было черное шерстяное пальто, красный шарф, красный берет и сумочка в цвет, а в мягкой и теплой длинной шерстяной юбке и высоких сапогах на танкетке было уютно и удобно. Но почему здесь снова старое кафе? Не успела она дать ход этим мыслям, как внимание её привлекла молодая темноволосая женщина, спешащая к перекрестку, всё время поглядывая на свои наручные часы.

Женщина, по всему видно было, всецело была поглощена своими какими-то думами, и не заметила, как из-за угла показался автомобиль уже устаревшей, по мнению Маргариты, модели.

— Осторожно! — Маргарита бросилась на дорогу, оттолкнув женщину.

Автомобиль на скорости врезался в столб, создав опасную ситуацию на дороге — и уже несколько машин громко сигналили. К месту уже выехал полицейский автомобиль.

Маргарита больно ушибла ногу, а молодая женщина, можно сказать, отделалась легким испугом и незначительными царапинами.

— Спасибо, спасибо вам! Не знаю, как и благодарить вас, — женщина помогла Маргарите подняться, подставляя плечо для опоры.

Их взгляды встретились, и девушка лишилась дара речи, не сводя глаз с лица женщины — это была её мать. Именно такая, какой она помнит её со студенческих любительских фотографий.

— С вами всё в порядке, мадемуазель? — Маргарита вопрос услышала, но не могла пошевелить языком, как загипнотизированная не в силах оторваться о серых глаз своей молодой матери.

— Мама… — восхищенно выдохнула Маргарита.

— Вам нехорошо? Как ваше имя? Где вы живете? — она и не заметила, как вслед за полицейскими подъехали медики, голова её была как в тумане, из всех вопросов она смогла назвать только свое имя.

Да и что Маргарита могла бы им ответить, кем представиться, какой адрес проживания назвать? Как объяснить, что она ещё в принципе не появилась на свет? Пришлось девушке сослаться на потерю памяти, а так как у неё были признаки сотрясения мозга, то врачи ей поверили, определив её в клинику. Валентине тоже рекомендовали проехать и пройти обследование, на котором она узнает, что ждет ребенка. Всю дорогу до больницы Маргарита не сводила глаз с матери и сопровождавшего её Шарля, который одним из первых выбежал из того самого кафе, где в то время ожидал прихода Валентины — и с трудом сдерживала слезы от переполнявших её чувств. Как же ей хотелось броситься им на шею и крепко-крепко обнять, и признаться, что она — их дочь, непостижимым образом переместившаяся из будущего. Кто ей поверит? Во скольких книгах и художественных фильмах упоминается об опасности влияния на события прошлого? Кто знает, что она имеет права говорить и делать, а что — нет, чтобы не допустить необратимых и страшных последствий? Ей следовало быть исключительно осторожной и аккуратной, чтобы не навредить своим близким либо самой себе.

Валентину отпустили домой в тот же день, выписав направление стать на учет в женской консультации. Позже, когда Шарль спросит жену, как бы она хотела назвать будущего ребенка, то Валентина ответит, что если родится дочь, то она назовет её Маргаритой — в честь девушки, которая спасла её и её будущего ребенка.

Маргарита смотрела на улицу из окна больничной палаты — до выяснения обстоятельств девушку с потерей памяти оставили под наблюдением, пока не найдутся родственники, а она ничего не могла им внятно объяснить, оставалось только надеяться, что эта ситуация разрешится каким-нибудь чудесным образом.

Когда же на следующее утро Шарль с Валентиной пришли навестить девушку, то палата её оказалась пустой, а Маргарита проснулась в своей постели — в своём времени.

За утренним кофе её мать вспомнила вдруг, почему именно это имя дала дочери, а Маргарита крепче обняла её, загадочно улыбнувшись.

А в сны азиата приходила светловолосая девочка:

— Ондзи-сан… — тихо позвала она.

— Здравствуй, Лаура, — он обернулся.

Она просяще заглянула ему в глаза.

Взяла за руку:

— Я хочу снова предложить тебе союз, — голос её всё ещё был тихим.

— Партнёрство? С тобой, Лаура? — удивленно переспросил он, — Теперь, когда я смертен?

— Я имела в виду не совсем это… Союз наших сердец, Ондзи-сан! — Лаурита крепче сжала его руку, подняв голову, чтобы лучше видеть его реакцию.

— Что?! — мужчина едва не поперхнулся, спешно отдернув руку.

— Мы были бы непобедимой силой вдвоём! Никто во Вселенной… — с жаром начала она, — Мы бы сами устанавливали Порядок и Хаос! Нам было бы подвластно всё: ангелы и демоны, бессмертие и чувства! Но, вы должны полюбить меня, Ондзи-сама. Чтобы объединённая сила нашей любви смела все препятствия… Я могу вернуть власть и бессмертие одному из сильнейших демонов, которых когда-либо знал мир.

— Нет, это уже слишком! Я не стану даже слушать! — Ондзи зажал уши руками.

Лаура мягко взяла его руки в свои:

— Но, почему? Почему, Ондзи-сан?

— Я не могу любить тебя, Лаура. Я уже отдал свою любовь… Она принадлежит не мне… — он покачал головой.

— Это любовь без взаимности!!! — девочка топнула ножкой.

— Неправда. Я получаю сестринское тепло… Мне вполне достаточно таких отношений…

— Лжёшь! — повысила она голос, — Но, чем я не нравлюсь тебе? — Лаура становилась всё настойчивей — Я же такая как она!!!

— Ты — не она. Это всё. Уходи, Лаура, — Ондзи сделал вид, что изучать кожный рисунок своих ладоней, чтобы не смотреть на неё, не встречаться с ней взглядом.

— Надолго ли тебя хватит, интересно? Ты слишком привязан к своей силе и своему бессмертию, тебе нет места среди смертных. Как скоро ты начнешь сходить с ума? Ты всё равно вернешься ко мне — рано или поздно. Знай, когда бы ты не пришёл… я буду ждать… — произнесла напоследок Лаура, легко коснувшись губами губ Ондзи, исчезла, оставив его в глубочайшем море мыслей…

 

Карма

Утро гасило последние запоздалые звезды, а на кухне Маргарита уже разливала ароматный чай, который должен был хоть немного успокоить её кузину. Эллен выглядела совсем растерянной и такой бледной, что веснушки на её лице стали ещё заметнее, а большие глаза на исхудавшем лице стали казаться ещё крупнее.

— Ну, ты как, солнышко? — Маргарита заботливо поставила на стол чашку и присела рядом.

— Не знаю… Я так запуталась, — девушка тяжело вздохнула и сделала глоток горячего напитка, — Максимилиан оказался прав, тест подтвердил, что я в положении.

— Не переживай, всё будет хорошо… — ей больно было видеть сестру такой, но чем она серьезно сейчас могла помочь, кроме как поддержать?

Но иногда и этого бывает достаточно, чтобы не дать упасть духом, когда сталкиваешься с жизненными трудностями.

Рыжеволосая обвела пальцем ободок чашки:

— Вам легко говорить, — она тяжело вздохнула и опустила голову, — Ну, почему? Почему меня угораздило полюбить именно его: демона-оборотня.

— О! Поверь, это ты ещё Жана в гневе не видела, — попыталась улыбнуться Маргарита.

В это время на кухне появился Джон. Он звал уже проснувшихся детей помочь ему готовить особые кунжутные капкейки с карри.

— По иронии, самую большую боль мы причиняем тем, кого больше любим. И только они же могут принести самую большую боль нам. Так бывает, когда мы любим, когда нам не всё равно. Но он не собирается бросать тебя в сложной ситуации — это серьезный мужской поступок, — тихо произнес он, проходя мимо опечаленной Эллен, на что та ответила не слишком бодрой, но искренней улыбкой, — Ребенку нужен отец, а ему нужен этот ребенок — он тоже переживает. Может, стоит дать ему шанс?

— Жан?! Доброе утро! — Маргарита поднялась со своего места, чтобы поцеловать мужа.

— Доброе утро, милая! — мужчина с радостью поцеловал её, потом обернулся к рыжеволосой, — Подумай над моими словами, а мы поддержим тебя в любом твоем решении и не дадим ни кому в обиду.

Пока супруги миловались, а дети, с перепачканными мукой личиками, с шумом и воодушевлением своими маленькими пальчиками вылепливали цветы из теста, чтобы украсить ими пирожные, рыжая отхлебнула горячего чая — и приятное тепло разлилось по телу. И про себя Эллен подумала, что, возможно, и у неё получится создать счастливую семью, пусть даже и с таким непростым мужчиной, как Макс. В конце концов, он не отказывался ни от неё, ни от ребенка и ясно дал понять это. Максимилиан, конечно, не ангел, но и они — не простые смертные. Кому же понять её, как не ему? К тому же — любые отношения, это не только радость, но и ежедневный труд, работа над собой. Все мы по своей природе являемся эгоистами в той или иной степени, и приходится находить разумные компромиссы, чтобы жить и взаимодействовать рядом с другим, пусть и очень любимым, человеком. Может быть, если они постараются, то и у них получится создать, пусть не совсем нормальную, но счастливую семью.

Постепенно кухня наполнялась солнечным светом, голосами проснувшихся домочадцев, ароматами кофе и пирожных.

Даниэлла проснулась с тяжелой головой и мрачными мыслями. После такого пугающего сна её состояние сложно было назвать нормальным. С трудом открыв глаза, девушка вздрогнула — рядом на кровати сидел доктор и внимательно смотрел на неё:

— Ты не поехал в клинику? — спросила она, неловко пытаясь подняться с кровати.

— Я позвонил, сказал, что задержусь, — он потрепал её светлые волосы, потом взял с туалетного столика гребень и принялся бережно расчесывать золотистые пряди её волос, что почти магическим образом успокаивало, — Ты ночью спала беспокойно, кричала и вздрагивала во сне. Я испугался за тебя, тебе самой не помешал бы врач.

Златовласая умиротворенно улыбнулась и утвердительно кивнула:

— Я держусь, со мной всё будет хорошо. К тому же, наша Марго не даст мне погрузиться в уныние, — эти мысли заставили её улыбнуться, — а ты нужен своим пациентам, — Даниэлла провела рукой по его ладони и взяла со спинки кресла свой халат.

— Ты уверена? — вопросительно посмотрел на неё Джек.

— Я справлюсь, не переживай, — подобрав длинные волосы заколкой, девушка ещё раз улыбнулась своему отражению в зеркале, — Мне сегодня быть целый день с Маргаритой и детьми — скучать не придется, сам понимаешь.

В таком приподнятом настроении они спустились в столовую, пока Дэни не заметила на столе утренний выпуск многотиражки:

— Что это? Утренняя газета, — девушка подошла ближе и взяла её в руки, — И что пишут? — повертев газету в руках, она пробежалась глазами по заголовкам, — Программа телепередач — это неинтересно. Объявления о знакомствах — это нам не нужно, правда? А это что? — светловолосая изменилась в лице и побледнела, чуть не выронив газету, — Как? Как такое может быть? Только не это… — она присела на стул, справляясь со сбившимся дыханием, судорожно хватая ртом воздух, она вцепилась пальцами в сидение, — Что там написано? Что-то я не могу разобрать — этот человек, что, умер? Его убили вчера ночью? — она резко отложила бумаги, словно чего-то сильно испугавшись.

— Кто это? Ты его знаешь? — доктор вопросительно посмотрел в голубые глаза супруги.

— Хотела бы я никогда его не знать… — покачала светловолосой головой Даниэлла — Это я убила его.

— Что ты такое говоришь? — с подносом капкейков в руках, Джон так и застыл на пороге столовой, — Как это возможно?

Блондинка была вся на взводе, она подскочила со своего места, чуть не выбив поднос из его рук.

— Да послушайте же! — из глаз её брызнули слезы, она бессильно опустилась на стул, — Ночью он проник в мой сон и пытался убить меня. Но… но, я… Я убила его, черт побери! Я даже не представляю, зачем он это делал, не знаю, каким он был человеком… Как же мне жить дальше? — как ей этого не хотелось, пришлось поделиться ужасными подробностями своего пугающего сновидения.

— Милая, с тобой всё в порядке? — Маргарита отставила графин с соком и присела рядом, обняв подругу.

— Конечно, я не в порядке, — неожиданно Дени освободилась из её рук и стукнула кулаком по столу так, что стаканы на нем испуганно зазвенели, а Маргарита невольно вздрогнула, — как вы не понимаете?!

— Всё будет хорошо, послушай… — маленькая брюнетка робко положила руку ей на плечо.

— Ничего не будет хорошо, пока я не разберусь, что случилось, — светловолосая повернула к ней серьезное и напряженное лицо, — я должна быть там. Я не успокоюсь, пока не пойму…

— Да что это с ней? — озадаченно прошептал Джон, бросив заинтересованный взгляд в её сторону.

Но не успел он и развернуться, чтобы пойти за второй порцией пирожных, как девушка поднялась со своего места, ухватив его за рукав рубашки:

— А с вами что такое? Со всеми вами? — её возмущенный взор впивался в лица собравшихся.

— Он был демоном, Ди! Он убить тебя хотел! — весомо аргументировала Маргарита.

Брюнетка наивно полагала, что подобное должно было утешить подругу, но вместо этого златовласая разнервничалась ещё сильнее:

— Но умер он от моей руки! Я не контролировала себя! — развернулась она лицом к Маргарите, бросив контраргументы, — Я думала, что это только сон, а он погиб по-настоящему.

— Ты не виновата, ты защищалась, — доктор крепко обнял её за плечи и почувствовал на своих руках влажные капли её слез.

Даниэллу мало что могло довести до слез, но сейчас они были самые настоящие, она ревела как ребенок:

— Как такое могло произойти? — в последней надежде она обратилась к друзьям за так необходимой ей сейчас поддержкой, — Я же хорошая, ведь так? Так, черт возьми? Это так? Не молчите же, ради Бога! — она резко отстранилась, кода доктор попытался обнять её, схватившись руками за голову, — НЕТ! Лучше не говорите ничего. Мой мозг сейчас взорвется от ваших эмоций. Это… переполняет меня…

— Что? Что происходит с тобой? — слова доктора долетали до златовласой, будто издалека.

— Я и сама хотела бы знать, — чтобы как-то отвлечься и хоть чем-то занять руки, она почти автоматически кинулась разливать чай, но дрожащие руки не удержали чайник, и он выскользнул, расплескав кипяток и погребая под собой комплект столового фарфора.

Девушка схватила полотенце, чтобы прибрать со стола, но молодой хирург остановил её, заставив сесть на место:

— Боже, Джек, прости меня, я сегодня с самого утра сама не своя, — виновато выдавила она, но руки, на всякий случай, решила держать при себе и ничего не трогать, — Ты же мог обварить свои руки и лишиться любимой работы!

— Со мной всё нормально, — заверил её Джек, в то время, как Маргарита вопросительно стреляла глазами в сторону Джона, но тот мог только недоуменно пожать плечами, также не до конца понимая, что происходит, — А вот, что с тобой?

— Я не знаю, не знаю… Я начинаю тяготиться этой силой, — Даниэлла чувствовала себя такой опустошенной, словно переступила некую черту, за которой больше ничего нет — только бесконечная тьма, — Я больше не управляю ею, она управляет мной.

Вокруг воцарилось молчание — друзья ошеломленно притихли, да и сама девушка пыталась осмыслить ею же сказанное.

И все терзания её души видела в своем зеркале Лаурита:

— Какой сюрприз. Я чувствую сильное смятение, — Лаура, улыбнувшись провела ладонью по холодной гладкой поверхности стекла, точно считывая информацию по ту сторону зеркала и сканируя душевное состояние златовласой, — Что же, хоть какой-то от тебя оказался прок, Саймон. При жизни ты не смог послужить мне лучше. И на том спасибо — твоя гибель поселила сомнения в её душе и сделала восприимчивой к моему проклятию, которое сведет её с ума, — наконец, удовлетворенно хмыкнула она.

Решив не упускать подходящий момент избавиться и от златовласой, и от её ребенка, девочка начала произносить древнее заклинание. И по мере того, как она это делала, в руке её формировался сгусток темной энергии, который она швырнула сквозь стекло.

Тотчас же златовласая ощутила, как внутри всё похолодело, и в тело вторглось нечто настолько обжигающе ледяное, что пришлось задержать на время дыхание:

— Извините, мне нужно побыть одной, — после того, как она инстинктивно согнулась, обхватив себя руками, изучая глазами рисунок паркетного пола, девушка отдышалась и сделала попытку подняться.

— Эй, Ди, ты куда? — дернувшись от окрика доктора, она не устояла на слабых ногах, — Даниэлла! Вернись!

— Что вы понимаете! — обе девушки вовремя успели отскочить, когда она зацепила стакан с водой, пролившийся на тройник, вызвав короткое замыкание и фейерверк искр с локальным воспламенением, которое Маргарите удалось своевременно погасить при помощи своей силы, — Не прикасайтесь ко мне! Держитесь на расстоянии! — Даниэлла вскрикнула и предупреждающе выставила руку, — Да что же это такое?! Я стала опасна для окружающих. Я приношу только боль своим близким. Я сама себя боюсь. Это не может так дальше продолжаться. Это должно прекратиться.

— Ди? Да что это с тобой? — маленькая Маргарита подошла к ней и напомнила подруге дыхательные упражнения, которым их учили на курсах для беременных, — Давайте мы все сейчас успокоимся и вместе разберемся, в чем дело? Давай, на счет два — делай глубокий вдох, потом выдох…

Но все её попытки оказались тщетны:

— Вы только посмотрите, кем мы стали, — блондинка демонстративно проигнорировала её наглядную демонстрацию, — Наша сила калечит и убивает. Я — смертельное оружие, живая бомба. Я не хочу этой силы! Заберите её! Возьмите её назад! — и от её оглушительного крика грозило разорвать барабанные перепонки, мебель в столовой и посуда в серванте заходили ходуном, а оконные стекла покрылись паутиной множественных трещин.

— Мой Бог! Ди, остановись! — Маргарита прикрыла лицо ладошкой, изо всех сил стараясь не заплакать от того, насколько больно было ей видеть подругу такой.

— И не смейте меня преследовать! — Даниэлла быстрым шагом проследовала в прихожую, наскоро натянула сапоги, схватила с вешалки плащ и уже открыла входную дверь, столкнувшись с вернувшимся Этьеном, — Я хочу остаться одна, — она снова схватилась за голову, оперевшись о стену и медленно осела на колени, — Все эти эмоции, они повсюду: боль, страх, отчаяние, ненависть… Неужели люди способны испытывать столько негатива? Там на улице прошел человек, его мучает зубная боль, но он боится идти к дантисту. А в соседнем доме жена изменяет мужу со своим адвокатом. Какая мерзость! Я не хочу этого всего знать! Мне не выдержать!

— Тогда прочти наши эмоции! Как же доброта, забота, понимание, сочувствие, любовь? — брюнетка предприняла ещё одну попытку воззвать к подруге, — Мы поможем тебе, мы обязательно что-нибудь придумаем. Ты только не волнуйся и постарайся расслабиться.

Даниэлла только раздраженно фыркнула и … исчезла. Просто растворилась в воздухе под изумленные взгляды друзей.

— Что случилось? Что у вас тут за шум? — обеспокоенно поинтересовался спускавшийся по лестнице под руку с Александрой отец Марка, Витриченко-старший, — Кто здесь мерцает?

— Мер… Что? — переспросила Маргарита, переводя удивленный взгляд своих огромных глаз то на Льва Витриченко, то на мужа, то на доктора.

— Мерцание — один из темных даров демонических сущностей, позволяющий перемещаться в любую точку пространства по своему желанию, — пояснил бывший Охотник, наблюдая, как всё расширяются и расширяются от потрясения их глаза, — Уж поверьте мне на слово, в демонической природе я разбираюсь хорошо. Так кто тут мерцал?

Демоническая способность у златовласой? Но, откуда? И где теперь искать Даниэллу?

Маргарита пошатнулась, ухватившись одной рукой за плечо мужа, с другой стороны её поддержал отец Марка:

— Дитя, с тобой всё в порядке? Это был демон, он напугал тебя? — сочувственно спросил мужчина, видя её нервное состояние.

Тут уже Маргарита не выдержала эмоционального напряжения и окончательно разрыдалась.

— Нет-нет-нет! Это не был демон, и я до сих пор не могу в это поверить, — всхлипывая, проговорила она, пока муж усадил её в кресло и подал стакан воды и таблетку аспирина, — Этого не должно было случиться… Мы должны помочь Дэни как можно скорее. Ей же очень плохо.

— Я правда испугался, что кто-то из моих бывших, так сказать, коллег, явился сюда. Прошу прощения, дитя, что расстроил тебя ещё больше, но мне ли не знать, я был далеко не самым последним в иерархии, — отец Марка присел на соседний стул со смесью неподдельного сожаления и гордости на лице, — «Властелин Ветров», не по должности, а по магическому дару.

— Ого! Так, наш Марк — почти принц, — присвистнул от удивления Джон.

Но мысль ему не дали развить, сразу же предупредив:

— Только ему пока не говорите, я сказал это не для того, чтобы похвастать. Меня считают предателем, на меня объявлена охота. И я совсем не уверен, что они уже успокоились — и это ещё одна из причин, почему мне следует как можно скорее покинуть ваш дом и не злоупотреблять вашим гостеприимством. Я совершенно не хочу, чтобы вы пострадали. И Марку пока не знаю, как сказать — не желаю, чтобы мой сын стал приманкой для тех, кто хочет выследить меня. Он сейчас погружен в несколько иные заботы, и не хотелось бы мешать его жизни и разрушать его счастье, — мужчина высказался и замолчал, и страхи его были понятны, а его забота о других людях и собственном сыне вызывали уважение.

Маргарита подумала, что как только они помогут златовласой, то должны найти способ защитить Льва Витриченко — нельзя отнимать у него шанс измениться и начать новую жизнь.

А Марк был занят более приятными заботами — в эту ночь и в это утро, рядом с той женщиной, которую он по-настоящему любил.

Миниатюрная японка игриво потянулась на постели и принялась перебирать тонкими пальцами лавандовые локоны Марка — она могла так целую вечность смотреть на него, любуясь его красотой.

Парень открыл глаза, поймав её пальцы, и улыбнулся:

— Доброго ранку! (Доброе утро! Укр.) — Мей не до конца понимала его слов, но сказаны они были с такой любовью и нежностью, что перевод и не требовался.

Она улыбнулась в ответ — ему так шла его легкая улыбка, которая делала его ещё моложе, совсем мальчишкой. Улыбка — универсальный язык, его понимают в любом уголке мира, люди, которые разговаривают на разных языках.

Парень поднялся на постели и обнял её за плечи, мурлыча себе под нос:

Девушка поцеловала его в щеку и встала с кровати в поисках своего халата. Найдя, она накинула его и хитро сощурившись, улыбнулась:

— Марк, как ты думаешь, я могу поговорить с господином Танака, чтобы он позволил мне попробовать себя на фотосессии? — она провела рукой по его плечу, с надеждой глядя в его глаза.

— Хочешь обыграть этих моделей в их же игре? — и ни кто ещё не смотрел на неё с такой гордостью, кроме родителей, — Ты красива, умна и достаточно молода — почему бы и нет?

— Значит, ты поддерживаешь меня? — девушка с радостью кинулась ему на шею.

— Я всегда буду поддерживать тебя, — прошептал он, целуя её в висок, и снова облегченно улыбнулся, — что бы ни случилось. Просто знай это и помни всегда.

— А у тебя красивая улыбка, — Мей пальцем обвела контур его губ.

— Мне как-то дали один совет: улыбаться даже когда на душе очень тяжело, — серьезно ответил Марк, крепче обнимая её.

— Потому, что кто-то может влюбиться в твою улыбку, — закончила девушка за него.

— Именно, — договорить она ему не дала, закрыв рот поцелуем.

Тем временем внизу, на первом этаже Маргарита уже развернула бурную деятельность:

— О! Этьен, стой здесь и ни куда не уходи, я сейчас соберу остальных, — она деловито ткнула пальчиком в грудь озадаченного юноши, и бегом поднялась на второй этаж, — Марк! Мей! Ну, где же вы…Ой, ё! — Маргарита резко дернула за ручку двери, и та поддалась, — Простите, ради Бога! Я не смотрю, не смотрю… — увидев их целующимися и очень плохо одетыми, она прикрыла глаза ладонью и невольно покраснела, — Жду вас внизу. Спускайтесь, мы нужны Даниэлле, — уже скоро она вернула контроль над собой.

— Эй, тут вообще уважают неприкосновенность личного пространства? — Маргарита успела захлопнуть дверь до того, как рассерженная азиатка швырнула в неё подушкой.

— Я же извинилась! — крикнула с лестницы Маргарита, — Живо спускайтесь! Пока я покормлю дочерей, вы должны быть готовы.

— Дорогая, может тебе стоит умерить рвение? — Джон взял Маргариту за руку и попытался успокоить.

— Как ты можешь такое говорить? — девушка так резко развернулась на лестнице, и только то, что она вцепилась пальцами в его плечи, уткнувшись лицом в его грудь, не дало ей упасть со ступенек, — Я знаю Даниэллу почти всю свою жизнь и не позволю ей сгинуть, — нервно всхлипнула она в его объятиях.

— Я не это хотел сказать, — такой знакомый родной голос и тепло родных рук вселяли в сердце силу и уверенность, — Мы разделимся и поищем её, а тебе с матерью лучше остаться дома на тот случай, если она вдруг вернется. Ты ещё не достаточно сильна для активных действий.

Маргарита виновато кивнула:

— Ты прав, конечно. Прости, — она подняла голову и крикнула на второй этаж, — Раф, Ями! Рафаэль! Спуститесь к нам или я сейчас сама поднимусь.

— Достаточно, милая. Достаточно того, что ты их позвала, — Джон мягко взял её под руку, уводя с лестницы, пока она не покалечилась, не в силах совладать с собой от волнения.

— У нас проблемы? — сонно протирая глаза, пробормотал младший принц, спускаясь из спальни, пока сестра Джона искала, что надеть.

— Боюсь, что самой большой проблемой для меня сейчас будут поиски кольца для помолвки, — пожал плечами Марк.

— Ах, да, — согласно подмигнул Рафаэль, похлопав его по плечу, — кто-то же у нас собрался жениться. Ты обратился как раз по адресу, будет тебе кольцо, даже не переживай.

Возвратившихся из супермаркета Джастину и Дэна, Маргарита, даже не дав снять верхнюю одежду, огорошила известием о пропаже златовласой. Собрав друзей в столовой, Марго принесла карту, и они приступили к распределению кварталов города для скорейшего поиска. Со старшим братом Даниэллы, Питером, пришлось говорить шепотом, чтобы не услышали мистер Дерек и леди Камилла. Пришлось солгать им, что златовласой срочно понадобилось забрать конспект у однокурсницы, но к обеду она обязательно вернется. Когда приходится врать хорошему человеку, который доверяет тебе и не ожидает подвоха, то на душе становится так гадко. Но, не могла же она сказать им, что их дочь обрела демонические способности, которые сводят её с ума. Как она будет смотреть в глаза этим людям, если они не найдут Дэни, или с ней случится беда?

Изо всех сил Маргарита старалась держаться и гнать от себя такие ужасные мысли, пока домочадцы не разошлись по своим делам, а друзья не отправились на поиски Даниэллы.

Сменить ход её мыслей заставил плач дочерей на втором этаже, требующих к себе внимания.

Лишь ощущение тепла материнской руки на её плече придало ей достаточно сил, чтобы взять себя в руки. Успокоив малюток, накормив их и уложив спать, две женщины устроились на диване, закутавшись в теплый мягкий клетчатый плед, и принялись рассматривать альбомы с фотографиями. Глядящие со снимков улыбающиеся приветливые родные лица — это именно то, что необходимо было сейчас Маргарите, чтобы вернуть ей душевное равновесие.

Стоило только Маргарите снова увидеть Валентину, как тотчас же вспомнила свой сон, в котором она спасла жизнь своей матери.

Поставив на стол поднос с двумя порциями чая и печеньем, Маргарита подсела поближе к матери, с удовольствием переглядывая свадебные фотографии родителей и свои детские снимки:

— Мама, всё хотела узнать: а почему ты дала мне именно такое имя? — спросила, наконец, девушка, перелистнув очередную страницу фотоальбома, этот вопрос вот уже несколько минут вертелся у неё в голове и на языке.

— Разве я не рассказывала тебе эту историю? — женщина отложила альбом, глядя на дочь со всё тем же умилением и той же любовью, с какими смотрела на неё с момента её рождения, ведь для матери родной ребенок всегда остается её малышом или малышкой, сколько бы лет ему не было, а скоро Маргарита и сама поймет это, — В тот день, когда я узнала, что жду ребенка, я попала в автомобильную аварию. Меня спасла одна девушка. Совсем молодая… Вот смотрю сейчас на тебя и думаю, как же она была на тебя похожа. Видимо, не зря я назвала тебя её именем. Кроме её имени, я ничего больше не знаю о ней. Спасая меня, она потеряла свой крестик — это всё, что осталось мне на память о том дне. Я хотела вернуть ей украшение, но девушка исчезла. Когда мы с Шарлем пришли навестить её на следующий день, то узнали, что она исчезла из госпиталя. Потом мы отдали крестик тебе, чтобы та, что помогла тебе появиться на свет, и дальше продолжала оберегать тебя.

— Мой крестик? — Маргарита провела рукой по шее, нащупав цепочку.

— Он ведь всегда принадлежал тебе, не так ли?

Девушка не сдержала изумленного возгласа, когда мать обняла её:

— Надо же! Так, это был не сон? — в ответ руки Маргариты обвили шею матери, — Мамочка, я так тебя люблю!

— Я тоже люблю тебя, дочка! — женщина улыбнулась, погладив её по голове.

— Но как ты поняла, что это была я? — девушка кокетливо прикусила губу.

— Я же твоя мать, — кивнула Валентина, и они продолжили пить чай и смотреть фотографии, пока малышки снова не проснулись.

В то самое время, пока Маргарита с матерью предавались нежности и воспоминаниям, а друзья исследовали город в поисках исчезнувшей Даниэллы, в покоях Аманды появилась хорошо знакомая девочка со светлыми волосами и карими глазами, недовольно нахмурив брови и надув пухлые детские губы:

— Ну, так что, Аманда? — Лаурита обошла нервно напрягшуюся всем своим существом блондинку, — Что делать будешь? Или ты уже не способна завлечь мужчину?

— Он не такой, Лаура, ты его не знаешь, — Аманда устало опустилась в кресло, — Я не встречала ещё такого, как он.

— Все они одинаковы, — сердито фыркнула девочка, подойдя к блондинке и нависнув над ней, уперев руки в подлокотники кресла, — все их клятвы и обещания: ни что не вечно. Они все, рано или поздно, уходят. И Ондзи такой же. Всем им нужно только одно: он молодой здоровый мужчина, который слишком долго не был с женщиной, пока его девчонка вынашивала ему дочерей. Так иди, утешь его. И было бы совсем неплохо, если бы до неё дошли некоторые слухи… Это убило бы её наивную веру в любовь, в них, в их отношения, в их будущее.

— Это слишком жестоко, Лаура, — Аманда схватилась за голову.

— Да, уж как есть, — девочка снисходительно потрепала её светлые локоны, — Тебе разве не хотелось отомстить? Тебе ведь тоже клялись в вечной любви? Но тот мужчина предал тебя, он оказался женат, а тебя выдал на суд толпы, приговорившей к смерти на костре. Твоя душа всё ещё не нашла успокоения и жаждет мести. Думаешь, я не догадываюсь, кто в городе безжалостно убивает женатые пары? Кто заманивает и соблазняет женатых мужчин, а после — испытывает извращенное наслаждение, убивая мужа на глазах у жены, выжигая легкие, и оставляет обоих заживо сгорать в адском пламени? Полиция квалифицирует это, как несчастные случаи, но стоит им копнуть поглубже и поискать совпадения…

И от сладкого тона её речей пробирало до дрожи в коленях:

— Что тебе нужно, Лаура? — призвав на помощь всю свою волю и выдержку, выдавила Аманда.

— Ничего, что составило бы затруднение для тебя, — Лаура, по видимости, считала, что это должно было успокоить её, — Мне нужен этот мужчина и его девчонка, вернее — их жизни.

— Как пожелает моя госпожа, — тяжело выдохнула блондинка, вцепившись побелевшими пальцами в кожаную обивку кресла.

Девочка улыбнулась и провела ладошкой по её щеке, больно ущипнув после:

— Не разочаруй меня! И не ври, что не получишь от этого удовольствие… — и исчезла так же внезапно, как и появилась.

А Джон продолжал искать по городу златовласую, не ведая, какая опасность нависла над ним самим.

Мучительно режущий по нервам визг тормозов, и Джон, чертыхнувшись и ударив кулаком по рулю, вышел из автомобиля:

— О, Господи, месье, мне так жаль… — миниатюрная блондинка виновато хлопала идеально накрашенными ресницами.

— Ничего, переживу — в конце концов, это всего лишь машина, главное, что с вами всё в порядке, — отмахнулся мужчина, критически осматривая повреждения автомобиля — она, внезапно появившись на дороге, заставила его резко свернуть к бордюру, помяв при этом бампер и проколов колесо.

— Да, я в порядке, если не считать, что до чертиков испугалась, — она выдала кукольную улыбку.

— Ну, не более, чем я, — усмехнулся смуглый, — Теперь остается только дождаться эвакуатора и вызвать такси, — он старался улыбаться, но после произошедшего утром со златовласой, внутренне он всё ещё был весь, как на иголках, ему нужно было разыскать её как можно скорее, а тут такое дело… — пытался дозвониться до жены, но телефон его так не вовремя разрядился. Мужчина мыслями был сейчас далеко, чтобы оценить опасность, исходящую от этого существа — суккуба с ангельским обличием.

— Можете позвонить от меня. Разрешите, пока вы будете ожидать, предложить вам чашечку кофе и пирожное, — девушка изобразила самое дружелюбное и приветливое выражение на лице, — Я живу тут совсем рядом — вон в том доме, из окна вы сможете видеть подъезжающий эвакуатор или такси, — для большего эффекта, она показала рукой в нужную сторону.

— Это очень любезно с вашей стороны… — он ответил на её предложение больше автоматически, он был на пределе.

— Аманда, месье, моё имя — Аманда, — блондинка протянула свою ухоженную руку.

— Очень приятно, Аманда, — он ответил на её приветствие, она ведь не виновата в его нервозности и, похоже, честно старалась помочь, — Я вас, кажется, помню. Мы встречались на мероприятии в клубе господина Танака. Меня зовите Джон.

— У вас красивое имя, месье, — кокетливо подмигнула светловолосая, и сердце внутри радостно затрепетало — он помнит её.

— Ну, спасибо, — за разговором они не заметили, как уже дошли до апартаментов Аманды, и она достала из сумочки ключи, чтобы открыть дверь, — мне оно тоже нравится.

Когда он вешал в прихожей свою куртку, блондинка мягко развернула его лицом к себе:

— У вас такой благородный взгляд. Месье, вам говорили, что вы похожи на сказочного рыцаря или принца? — она провела ладонями по его плечам, — Простите, что говорю такие странные вещи…

— Вы любите сказки, Аманда? — мужчина мягко отстранился, и улыбнулся своей чарующей улыбкой.

— Знаете, какая была в детстве моя любимая? — девушка заметно оживилась, доставая из шкафчика пакет дорогого кофе, и продолжила, когда мужчина заинтересованно кивнул, — Давным-давно жил-был Прекрасный Принц. Он хотел жениться на замечательной девушке, но злая колдунья зачаровала принца, чтобы стать королевой и завладеть его королевством.

— И что же было дальше? — нахмурился Джон от странного беспокойного предчувствия.

— Чтобы осуществить свое колдовство, ведьме нужен был знак, что её чары сильны… И вот, однажды она увидела в небе созвездие принца, его меч и три звезды его короны. Колдунья увидела знак, пленила красавицу и наложила на принца заклятие.

— Но принц победил злую колдунью, женился на красавице, и жили они долго и счастливо? — мужчина попытался свести всё в шутку, видя, как девушка напряглась.

Лицо Аманды стало серьезным, и она как-то грустно добавила:

— На самом деле, злая колдунья родила наследника, убила принца и навсегда завладела его королевством.

— Что это за сказка такая? — удивленно переспросил Джон, с волнением глядя на неё.

— Я была странным ребенком, — пожала плечами Аманда и загадочно рассмеялась, — Ваш кофе, месье, — не то, чтобы девушка проявляла какое-то особое рвение, но, кофе она приготовила достаточно быстро, поставив перед ним чашечку ароматного бодрящего напитка и вазу с пирожными.

— Благодарю, — Джон сделал несколько глотков, и что-то заставило его насторожиться, — Странный вкус у этого кофе, вы не находите? Как будто зерна слишком сильно пережарили… Никак не пойму, что же это за вкус…

— Это вкус твоей смерти, — девушка подошла к нему совсем близко, положив свои изящные руки на его плечи.

— Вы что-то сказали, Аманда? — он повернул голову, посмотрев затуманенным взором.

— Нет-нет, ничего, — она убрала руки и отошла посмотреть в окно.

— Что-то мне нехорошо, — перед глазами всё поплыло, конечности не слушались, — голова вдруг стала такая тяжелая… Я не могу… Только не сейчас — я нужен им… — и секунду спустя его голова безвольно опустилась на стол, а изящная фарфоровая чашка, из которой он пил, выпала из рук и разбилась об пол…

Блондинка взглянула на него, и в душе шевельнулось что-то большее, чем просто похоть. Ей хотелось именно его любви, любви взаимной.

— Молодец, Аманда! — за спиной девушки раздался пугающе спокойный голос, Аманда судорожно вздрогнула и обернулась, — Отведи его в спальню и дай мне его телефон.

— Простите, госпожа, но я не могу… — Аманда виновато опустила голову, но не отступила, покоряясь, — Я разрядила его…

Лаура замешкалась и сделала огромные глаза:

— Что?! Что ты сказала, повтори? — девочка требовательно протянула раскрытую ладошку и сердито топнула ножкой, её глаза опасно потемнели, — Теперь он — мой. А сейчас, исчезни! Без тебя разберусь, — Аманда умоляюще посмотрела в ставшее снова бесстрастным лицо, но Лаурита только отмахнулась от неё, как от надоедливого насекомого.

— Ты же обещала, что отдашь его мне! — Аманда опустилась перед ней на колени, подняв мокрое от слез лицо.

— Я передумала. А ты, наивная, мне поверила? — Лаура со злостью пнула её носком своего начищенного ботиночка.

В это мгновение Маргарита ощутила острую боль в сердце, от которой чуть не остановилось дыхание, и по щеке скатилась слеза. С болью выдохнула она имя мужа — и обручальное кольцо на его руке раскалилось, порождая боль, возвращающую сознание.

— Отойди! — демонесса, что была заключена в хрупком детском теле рвалась на свободу и уже приготовилась нанести удар, концентрируя в своих ладонях сгусток чистой энергии, — Влюбленная дура!

Странное дело, но Аманда ещё никогда не чувствовала настолько хорошо, и пусть Лаура считает иначе — да, она влюблена. И пусть её любовь безответна, пусть он никогда не ответит на её чувства, но он был честен с ней, а она обманула — и только это разрывало её и омрачало горечью влюбленное сердце. Она не даст ему умереть с мыслью, что был обманут ею. Сейчас она была просто влюбленной женщиной — не больше, но и не меньше.

Последнее, что она могла сделать — встать на пути атаки, посланной обозленной Лаурой.

От её предсмертного крика Джон дернулся, подскочив на месте, и открыл глаза:

— Аманда! — безвольное тело опустилось к его ногам, Джон едва успел подхватить её под руки, — Ты убила её, Лаура. Зачем? Зачем?!

— Она предала меня, — сокрушенно и медленно произнесла она, — Как изначально хотела предать тебя, солгав и хитростью совратив на грех. Она хотела доказать тебе свою любовь. Дура! Любовь лишила её остатков разума и здравого смысла. Что же… её желание исполнилось. Мне, правда, жаль — это должен был быть ты.

Самые уникальные способности человека — это способность творить и преодолевать препятствия, терпеть и преобразовывать, любить и быть выше наших страданий.

Бен Окри

— Всё это уже не важно, — голос Аманды, на удивление, был спокойным, на контрасте с судорожно напряженным смуглым лицом мужчины, — Поцелуешь ли ты меня на прощание, Ваша Милость? Споешь ли мне колыбельную, — она приложила ладонь к его губам и улыбнулась, даже в смерти она хотела остаться привлекательной для него. Он опустил глаза, и рот его передернуло от беззвучного всхлипа.

— АМАНДА!!! — Джон не смог сдержать крика и слез, она умирала из-за него, на его руках… Его глаза стали черными, а его сила, бесконтрольно выплескивалась, разметав всё вокруг.

— Да, кто ты такой?! — Лаура только чудом не свернула себе шею, оглядываясь по сторонам, — Откуда у тебя такая сила? — прошептала она, — Да, кто же ты такой, черт возьми? Но, я это выясню. Клянусь, выясню. И тогда… — постепенно её очертания становились всё более расплывчатыми, а голос — всё тише, — Такая сила должна служить мне. Твоя сила…

Джон так и остался сидеть на полу в кухне с мертвой девушкой на руках. А по улице уже спешил вызванный соседями полицейский патруль.

Азиат направлялся навестить свою хостес Аманду, когда заметил автомобиль с сиреной. Ондзи принял решение опередить служителей закона, сократив путь дворами:

— Какого… — едва переступив порог, Ондзи застыл в изумлении посреди разгрома.

— Господи, Лаура всё-таки сделала это, она убила её. Аманда для неё была только приманкой, чтобы заманить меня в ловушку, — растерянно пробормотал Джон, выглядевший не многим лучше мертвой Аманды: лицо его осунулось, глаза запали, его руки тряслись.

— Это ты окружному прокурору рассказывать будешь, — саркастически заметил азиат, помогая ему подняться, — а я с удовольствием на это посмотрю.

— Черт побери, но это правда! — Джон дернулся, и внутри всё скрутило от боли, — Я не делал этого! Я не убивал её!

Настроенный на философский лад, азиат заметил, подводя его к входной двери:

— Милый мой, кому она нужна, твоя правда, когда есть такой отличный подозреваемый? Я достаточно хорошо знаю людей. Полиции нужно закрыть дело, а журналистам нужна сенсация. И хочешь, я скажу тебе, какое объяснение будет для них более правдоподобным? Пока твоя жена была беременная, ты завел интрижку с другой женщиной, которая узнав, что ты собираешься вернуться к законной жене, решила тебя шантажировать — а ты избавился и от неё, и от проблемы — самым радикальным способом.

— Господи! И кто-то готов поверить в такую чушь? — Джон сплюнул с досады.

— Она звучит гораздо убедительнее твоей истории, согласись? — ехидно усмехнулся собеседник, — и молись, чтобы не нашлись свидетели, которые скажут, что последним, с кем видели девушку, был ты — иначе, у полиции появится к тебе очень много вопросов. Тебя подставили, а ты и повелся, как дурак, прости.

— И что я им скажу? — Джон оттолкнул его и сел на пол прямо в прихожей, обхватив голову руками, — Что Аманду убила шестисотлетняя демонесса в теле милого ребенка?

— Да, боюсь, что такое объяснение их вряд ли устроит… — с сожалением согласился азиат.

Голова всё ещё раскалывалась — то ли от пережитого, то ли, как последствие действия наркотика, которым опоила его Аманда:

— Грязь, какая грязь… И как меня угораздило вляпаться во всё это?

— В этом мире добро наказуемо, пора бы уже уяснить это, дорогой, — назидательно пояснил азиат.

— Как мне сказать об этом Маргарите? — Джон посмотрел на него взглядом полным мольбы о помощи и сочувствии.

Ондзи поднял его на ноги и настоятельно повел к выходу:

— Это разобьет девочке сердце. А о детях ты подумал? Достаточно даже подозрения, чтобы твое имя смешали со всей этой грязью — и что потом? Что будет ждать их?

— Но Маргарита имеет право знать правду. Кто же меня поймет, если не она? — покачал головой мужчина.

— Так, ну и сложную задачу ты мне загадал, — азиат серьезно задумался, щелкнув его по носу, — Замолчи и не мешай мне думать. Надеюсь, ты ничего не трогал в квартире?

— Я только пил кофе — Джон растерянно захлопал ресницами.

— Вы посмотрите на него — он только пил кофе, — азиат беззлобно захохотал, — Вопиющая неосмотрительность. Значит так, слушай меня внимательно, — оставив безуспешные попытки образумить сейчас Джона, он присел рядом. И принялся вещать, загибая для солидности пальцы, — Я делаю это ради неё — Маргарита не заслужила такого даже по твоей исключительной наивности. Сейчас я вызываю скорую, а ты запоминай всё, что я скажу, чтобы наши показания в точности совпадали: твоя машина сломалась, ты вызвал эвакуатор, а я как раз проезжал мимо по пути к Аманде — она не появилась сегодня в клубе, сославшись на плохое самочувствие, вот я и решил проведать её, подбросил и тебя заодно. Запоминаешь? Девушка нам показалась слишком бледной и мы посоветовали вызвать врача. Аманда согласилась и предложила нам перед уходом выпить по чашечке кофе, но тут ей стало резко хуже и она потеряла сознание — до приезда медиков она не доживает. На наше большое счастье, Лаура убивает похоже на инсульт — но для верности лучше бы вскрытие проводил Хадзама-сенсей и подтвердил причину смерти. Всё понятно? Повторять не нужно?

— Не нужно, — коротко кивнул Джон.

— И ещё раз повторю — молись, чтобы ни кто не видел, как ты входил с ней в здание, — одной рукой азиат пытался удержать Джона хоть в каком-то подобии вертикального положения, второй рукой он пытался набрать номер скорой.

Ещё более сильное потрясение они испытали по дороге домой после дачи показаний в полицейском участке — это была девушка на мосту…

Азиат от волнения чуть не впечатал автомобиль в столб, когда узнал в ней златовласую. Они и надеяться не могли, что так скоро отыщут её. Только Джон рассказал ему о том, что произошло с Даниэллой, и вот он видит её, готовую закончить жизнь самоубийством.

Я знаю, каково это — когда ты боишься собственных мыслей.

Спенсер Рид

Им огромного труда стоило убедить патруль оцепления, что они знают её и могут попытаться помочь.

— Даниэлла, не делай этого, прошу, — Ондзи устремился к ней, но девушка выставила вперед трясущуюся руку, её бледное лицо было покрыто испариной, а глаза были безумными.

— Кто ты и что тебе нужно? — внутренние голоса нашептывали ей самые сокровенные страхи, что ей не суждено найти свое место в жизни и обрести счастье в этом мире, где никогда не примут таких, как она, и проклятие это коснется и её потомков. Она уже ни кого не узнавала и не понимала, что с ней происходит, заблудившись в самых пугающих уголках собственной души.

Жестом Ондзи остановил следовавшего за ним Джона и дальше продолжил путь один. Под удивленным взглядом голубых глаз он сначала перекинул одну ногу через ограждение, потом — вторую, затем медленно приблизился к девушке, протянув свою руку:

— Я не позволю умереть той, благодаря кому я смог почувствовать себя не демоном, а человеком — обыкновенным парнем, влюбленным в прекрасную девушку, — он был как никогда серьезен, и голос его дрожал, — И я понимаю, что ты чувствуешь, когда внутри тебя — нечто, что ты не можешь контролировать, что может причинить зло тем, кто нам дорог.

Я наткнулась на парадокс: если ты любишь до боли, боль уходит, и остается только любовь.

Мать Тереза

По щекам девушки потекли слезы, и она протянула свою ладонь в ответ.

Тогда он помог ей перелезть назад и передал в руки Джона.

В этот момент его позвали, и в толпе Ондзи увидел Решина:

— Волшебное дитя умножает силу леди, благодаря этому она смогла выдержать, — улыбнулся слепой, — Леди станет матерью будущего ангела, и твоя помощь была поистине неоценимой, — и звезды в вечернем небе засияли ярче.

Азиат достал свой телефон и набрал номер доктора, а златовласая вдруг согнулась, закричав от боли — пережитый стресс спровоцировал схватки.

А вскоре зал родильной палаты огласит детский крик, знаменующий приход в этот мир новой жизни.

— Привет, незнакомка, — улыбнулась с порога Маргарита, когда ей наконец разрешили навестить молодую маму с ребенком.

— Привет, напугала я вас, да? — устало усмехнулась златовласая, физически она была истощена, но морально она ещё ни когда не чувствовала себя лучше.

— Ди, господи, как же мы переживали за тебя! — в глазах маленькой брюнетки стояли слезы, она перебросила свою сумочку на другое плечо и залепила своей маленькой ладошкой звонкую пощечину златовласой подруге, — Это за то, что заставила нас волноваться! Как ты могла? — потом она громко шмыгнула носом и крепко-крепко обняла её, заревев в голос, и слезы её капали на больничные простыни кровати златовласой подруги, — А это — за то, что я тебя так сильно-сильно люблю!

— Я тоже очень люблю тебя, малышка! — Даниэлла провела рукой по темным волосам подруги.

— Ди, я знаю, как тебе было тяжело, — Маргарита присела на край кровати и взяла её руку, — Я и сама не раз подумывала о том, чтобы отказаться от своей силы и пожить спокойной жизнью обычного человека — без демонов, без сражений и постоянного страха за свою жизнь и жизни близких. У меня, в конце концов, маленькие дочери, за которых мне так страшно. Хорошо знакомая нам Лаура даже как-то чуть не уговорила меня отречься от своей силы. Но я не сделала этого, и знаешь, почему? Сама по себе сила не принадлежит ни злу, ни добру — всё зависит от того, для чего она используется. Наши же силы используются ради добра. Нам не из чего выбирать — такова наша сущность. Что поделать — мы мазохистки, — хихикнула брюнетка, — Подумай, сколько мы совершили хорошего, и сколько ещё можем совершить. Ты самый добрый и светлый человек из всех, кого я знала — если бы наши силы были дарованы нам во зло, они никогда не достались бы такой, как ты.

— А ты — самый мужественный человек из всех, кого я встречала.

И в этом, видимо, и есть главная сила Маргариты — в том, чтобы придавать сил другим.

— Конечно, не твой сын станет воплощением зла на земле. И можешь считать меня круглой дурой, но я продолжаю верить, что моя любовь поможет спасти его, — и она действительно верила, несмотря ни на что, — Можно мне взглянуть на ангелочка? — девушка перевела взгляд на детскую кроватку, и Дэни утвердительно кивнула.

Тогда Маргарита наклонилась над колыбелькой:

— Привет, маленький Александр! Твоя тетя хочет с тобой познакомиться, — и очаровательное голубоглазое создание улыбнулось ей в ответ.

Сказано: время лечит все раны. Я не согласна. Раны остаются. Со временем разум, оберегая свое здоровье, затягивает их шрамами. И боль утихает, но не проходит…

Роза Кеннеди

Все, что мы сделали только для себя, умирает вместе с нами. Все, что мы сделали для других и мира, остается навечно.

Альберт Пайн

Всё отделение хирургии, в котором работал Джек, поздравляло доктора с рождением сына. Коллеги устроили ему настоящий праздник — с воздушными шарами, тортом и огромным количеством цветов и милых сувениров для молодой мамы.

Самочувствие Даниэллы было уже гораздо лучше, и она уже готовилась к выписке, пока в доме друзья готовились обставить их с доктором комнату необходимыми для детской предметами.

Танака Ондзи привыкал к жизни обычного смертного: ему предстояло уладить формальности с похоронами Аманды и решить некоторые свои личные дела, поэтому он навестил Даниэллу одним из последних.

— Можно зайти? — дверь приоткрылась, и на пороге показался азиат.

— Конечно, проходи, — златовласая жестом пригласила его, и в палату вошли азиат вместе со своим братом: такие похожие, и такие разные, как две противоположности, дополняющие друг друга.

Теперь, когда проклятие больше не властвовало над ней, Даниэлла снова могла улыбаться своей обворожительной улыбкой: новому дню, солнечному свету за окном, играющему отблесками в складках оконных гардин, плывущим высоко в небе облакам, ласковому ветру, свежести морозного воздуха.

Она улыбнулась со всей признательностью:

— Не знаю, как и благодарить тебя: ты спас жизнь не только мне, но и моему сыну. Я плохо помню, что было со мной, но это убивало меня.

Ондзи ответил взглядом, полным печали — она была так близко, и в то же время, так недосягаемо далеко:

— Если бы ты не была человеком, так оно и было бы. В каждом из нас есть темная сторона — это так, она дает нам силу воли, твердость, способность принимать решения. Сила человечности заключается в том, чтобы контролировать темную сторону, не дать ей одержать верх, подавлять в себе эгоизм и низшие инстинкты, учиться жить среди других и думать не только о себе, и нести ответственность за последствия своих решений и поступков.

Златовласая слушала, и чувствовала, что слова его искренны и правдивы. И от сердечности и откровенности его слов ощущался реальный прилив так необходимых ей сил.

Брат азиата посчитал нужным добавить:

— Сила дитя леди не позволила проклятию погубить её, — Даниэлла понимала, что лгать он не будет, она и сама отметила изменения, происходившие с ней, не просто характерные для нормальной беременности, — дитя леди будет вершителем великих дел. Наша встреча была предрешена. Настало время — и я нашел вас, нашел дитя.

Азиат поставил на прикроватный столик принесенную им диковинную стрелицию в горшке с лепестками в виде оперенья тропических птиц, специально доставленную ему из Южной Африки.

— Я предлагаю тебе и господину Дестинофф стать совладельцами моего клуба, — обронил он, как бы между делом, раздвигая оконные шторы, — Мне хватает на жизнь, а вам деньги сейчас пригодятся. Дети будут расти первое время очень быстро, и им много чего может понадобиться: одежда, обувь, игрушки, детское питание.

— Благодарю, но мне кажется, что это лишнее, — смущенно заметила златовласая.

— Пожалуйста, не перебивай меня, — мягко улыбнулся Ондзи, присаживаясь рядом с ней на кровати, — Ещё я составил завещание, по которому, если со мной что-нибудь случиться, то клуб отойдет Джону. Он хороший человек, и я ему доверяю.

— Завещание? — девушка чуть не задохнулась от волнения, замотав головой, схватившись за его руку, испуганно глядя ему в глаза, — Даже не думай об этом, ты будешь жить ещё очень и очень долго.

— Теперь я — смертный, и должен предвидеть и такой вариант, — с улыбкой покачал головой азиат.

— Я не дам тебе умереть, обещаю… — златовласая крепче сжала его ладонь, — Мы не дадим… Мы защитим тебя.

Мужчина поспешил подняться, чтобы не встречаться взглядом с её глазами цвета небесной синевы — её милость, её сопереживание ранили ещё больнее:

— Я верю тебе, но хочу всё продумать, — тихо молвил азиат с болью в голосе и во взгляде, — Вы не можете быть рядом со мной круглые сутки. Если я могу ещё что-то для вас сделать, то я должен поговорить с Лаурой.

— С ума сойти! — она остановила его за руку, — Ты же больше не всемогущий демон… Это может быть опасно…

— Только не волнуйся, тебе вредно, — Ондзи ласково погладил её по светловолосой голове, — она не причинит мне вреда. Ты понимаешь, о чем я?

— Ты был у неё на особом счету? — Даниэлла подняла на него лицо, — Я с трудом могу вспомнить, но ты сказал что-то важное, когда пытался вернуть меня?

Ондзи снова покачал головой, подавляя в себе эту боль, что зарождалась внутри каждый раз, когда он смотрел на неё:

— Ничего, чтобы волновало тебя…

Чувствуя, что обстановка становится напряженной, Решин осмелился отвлечь их внимание на себя:

— Леди разрешит, — он поднялся со своего места, опираясь на руку брата, — Поприветствовать будущего ангела?

Даниэлла кивнула, и Ондзи подвел его к детской кроватке.

— Танака-сан, — тяжело вздохнула златовласая, — Мне жаль, что не могу ответить на ваши чувства…

— Интересно, а при других обстоятельствах… — про себя задумчиво произнес азиат, а вслух добавил, — Не обращай внимания, я не хотел тебя волновать.

Джон всё ещё винил себя в смерти девушки и надеялся, что отпустив её душу, он сможет отпустить и свою боль. И Ондзи поддержал его в этом решении — как начальник Аманды, он должен присутствовать, когда её будут провожать в последний путь, и не возражал, чтобы Джон присоединился, зная насколько это будет важным для него. Они с Маргаритой уже надевали темные траурные одежды, собираясь сопроводить азиата на похороны Аманды — на улице в машине их уже ждали Марк и Мей. Маленькая японка имела лишь поверхностное знакомство с покойницей, но как коллега, она хотела принести дань уважения.

Сама церемония не была какой-то особенной для таких случаев, но для них это было в некотором роде откровением — насколько же они мало о ней знали.

Среди всей этой модельной элиты Джон заметил стоящего в отдалении седовласого мужчину в черном одеянии и солнцезащитных очках. Он стоял, облокотившись о ствол старого дерева, скрестив руки на груди. От него исходила мощная аура неопределенного характера.

Не в состоянии объяснить, чем этот человек настолько заинтересовал его, Джон шепнул несколько слов друзьям и подошел поговорить с таинственным незнакомцем.

— Кто вы? — приблизившись и коротко поприветствовав, он перешел к тому, что больше всего волновало его сейчас, — У меня такое чувство, я знаю вас…

— Смерть, — медленно протянул мужчина, глядя в упор, и тут же поправил сам себя, — Ангел Смерти, если быть точным.

— Я уничтожу тебя, и больше никто не будет умирать, — со злостью процедил Джон, и лицо его свело судорогой.

— Меня нельзя победить, — спокойно ответил незнакомец, но это совершенно не успокоило Джона, — Вам придется смириться. Я всегда получаю то, за чем прихожу.

Скорее — наоборот, просьба укротить себя и подчиниться вызывала в нем только новую, ещё более сильную, волну протеста.

— Господи, это же похороны, в конце концов, — сверкнул глазами Джон.

— В чем дело? — Смерть провел ладонью перед его лицом, считывая его боль и самые потаенные страхи, — Я забрал кого-то из ваших близких, и вы хотите его вернуть? Брата? Матушку? — Джон дернулся, его губы задрожали, виски сдавило, а к горлу подступила горечь, — Отца, я прав?

— Не смейте о нем говорить! — он даже не пытался скрыть, насколько эти слова задели его.

— Я так и понял, — понимающе кивнул собеседник, — у вас печальные глаза маленького мальчика, которого бросили в одиночестве, — снова провел рукой и добавил, пока Джон стоял оцепенев, — Вы злитесь на меня, потому что я забрал его. Вы отказываетесь принимать меня за того, кто я есть. Вы думаете, что сможете победить меня.

— Вы меня не знаете, — повысил голос Джон, — Вы ничего обо мне не знаете! — но вскоре постарался взять себя в руки.

— Сколько раз я уже видел это, — Смерть только покачал головой, — злоба, боль, яростное ожесточение против меня, словно я — зло в последней инстанции.

— А разве это не так? — недоверчиво изогнул бровь мужчина.

— Нет, я не добр и не зол, я просто есть, — собеседник доверительно положил руку ему на плечо, — Пока вы это не осознаете, вы не двинетесь дальше. Жизнь имеет смысл только потому, что не бесконечна, и именно смерть заставляет любить жизнь, — с сожалением вздохнул он, — Её время пришло, как когда-то настало время вашего отца. Прекратите бороться со мной.

Джон снова вернулся к реальности и обернулся в ту сторону, где священник продолжал читать отходную молитву:

— Прости меня, Аманда… — выдохнул Джон.

— Концентрация всей вашей ярости на мне делает вас уязвимым для настоящего зла этого мира, — заметил Смерть.

Джон устало развел руками:

— И как мне теперь быть? Я не знаю…

— Погорюйте, а потом продолжайте жить, — посочувствовал собеседник, — Тогда вам станет проще принять… Ваше имя следующее в моем списке…

В сердцах Джон топнул ногой, не расслышав окончания фразы:

— Не дождетесь! Я не собираюсь умирать.

— Ваше имя следующее в моем списке приемников… — Смерть всё же закончил свою мысль.

После этих слов он отпрянул, не желая верить этим словам, потом схватил собеседника за ворот плаща и припечатал к стволу дерева:

— А чего хочу я? Это ни кого не интересует? — Джон отступил, предупреждающе выставив руку.

— Полегче, Ваша Милость, — погрозил пальцем Смерть и исчез, растворившись в воздухе, — Примите это, и всем станет легче…

— Черта с два я приму это, — сердито сплюнул Джон и вернулся к остальным, — Прощай, Аманда, да обретет твоя душа вечный покой, — в свою очередь он возложил на её могилу цветы.

Следующим за ним был Ондзи:

— Прощай, Аманда, да смилостивятся к тебе Небеса.

Марк вместе с семьей решал проблемы несколько иного рода:

— Маркеш, ну, как, — не без гордости поинтересовался Витриченко-старший, — тебе понравился наш будущий дом?

— Да, отец, — согласился парень, ничего не имея против, — отлично.

Под довольным взглядом азиатки мужчина улыбнулся:

— Значит, ты не против переехать?

— Похоже, время настало, — Марк кивнул и взял Мей под руку, — Я начинаю новую жизнь, и начать её в новом месте будет символично. В доме друзей с появлением Александра понадобится свободная комната.

Витриченко-старший обнял их обоих:

— Ты — мой сын, и я всегда буду защищать тебя и ту, которую ты любишь. Вас можно будет оставить на неделю, пока мы слетаем за Оксаной?

— Мы справимся, отец, — рассмеялся Марк, — не волнуйся, — японка согласно кивнула.

— Пан Дестинофф обещал присмотреть за вами, пока мы не вернемся, — сообщил отец Марка, — сможете собрать вещи и подготовиться к переезду. Ваши друзья, кстати, уже приглашены на новоселье.

Джон, проходя мимо них, Джон позвал мужчину для разговора, высказав свои опасения:

— Не сочтите за неуважение, но это — верх беспечности. Нам сейчас стоит держаться вместе.

— Но мы все имеем право на частную жизнь, согласитесь? — парировал Витриченко-старший, и по-своему был прав, Джон понимал это, но не переставал беспокоиться, — Мы же не на другой планете будем. Что-то случилось, и вы вините себя в произошедшем? Вашей вины здесь нет, вам не стоит мучиться, — разгадав его переживания, Лев по-отечески похлопал его по плечу.

— Спасибо! Вы, наверное, правы, — Джон выдавил измученную улыбку, но постарался мобилизоваться и навести порядок в мыслях, — Я постараюсь успокоиться. Так от меня будет больше пользы.

И всем им было совершенно не до мужчины, стоящего поодаль, а между тем, игнорировать выводы проводившего вскрытие покойной Аманды доктора Артура Клейтона, начальника отца Маргариты, им не стоило — этот человек отличался наблюдательностью и настроен был очень решительно:

— Они? — мужчина нервно закурил, сделал пару затяжек, и потушив сигарету, вернулся к своей машине, в сейфе его рабочего кабинета уже было собрано внушительное досье по всем загадочным случаям и нераскрытым смертям, в связи с которыми фигурировали имена дочери Шарля-Анри, её мужа и её знакомых, — Снова они? Да что же это такое происходит? Снова загадочная смерть, и снова рядом оказываются эти люди? Что творится, черт возьми? Я уже не верю в простое совпадение. Я соберу больше информации и выведу вас на чистую воду.

После похорон Ондзи отпустил Винтера и Максимилиана до конца дня, попросив только предварительно отвезти брата в клуб, а сам отправился на старую квартиру, чтобы забрать кое-что из своих вещей.

Неожиданная пустота и тишина давили на мозги одиночеством и неопределенностью — квартира пустовала несколько дней, Лауры ни где не было видно.

— Лаур-ра! Лаур-ра! — азиат тяжело вздохнул и подошел к клетке с вороном:

— Пойдем со мной, приятель, я позабочусь о тебе.

Пройдясь по комнатам, он обнаружил разбитую фарфоровую куклу в комнате Лауриты.

Мужчина опустился на колени, собирая осколки:

— С Днем рождения, Лаура, — тихо прошептал он, прижимая у груди кукольное тельце, и в глазах его отразилась болезненная тоска. У Лауриты сегодня действительно был День рождения…

Лауры в квартире не было, стало быть, она наверняка занята какими-нибудь пакостями. Господи, когда же она насытится и успокоится?

И всё-таки, ему не хватало её капризов и истерик, её слез и её смеха. Не хватало её…

Для обеспечения безопасности хранителей, перед уходом он зашвырнул зачарованный сборник сказок в магическое зеркало Лауриты, где тот благополучно исчез, а зеркало пошло трещинами и в конце концов разлетелось на осколки.

Если Лаура узнает, то безусловно будет не в восторге от этого его поступка, но так он поступает правильно, единственно верно, как ему казалось.

В клуб он вернулся поздним вечером и всю ночь работал с документами — на следующей неделе тут должен выступать знаменитый Брюно Пелетье, и предстояло разобраться с бюрократическими вопросами.

Теплые простыни ещё хранили страсть и нежность прошлой ночи, а Джон и Маргарита в полной готовности, облаченные в спортивные костюмы, уже были готовы приступить к тренировочным занятиям в подвальном помещении дома, которое по настоянию Джона специально расчистили от всего ненужного и переоборудовали для этих целей.

— Не расслабляйся, будь готова к удару, — Джон уже стоял напротив супруги, принимая боевую стойку, — Я делаю выпад — ты блокируешь, ты делаешь выпад — я блокирую.

Несколько пробных выпадов и уклонений, и Маргарита, за время беременности отвыкшая от подобных нагрузок, уже выдохлась. Ему не стоило больших усилий уложить её на лопатки.

— Если ты хотел быть сверху, мог бы просто попросить, — улыбнулась Марго, когда он протянул руку, помогая ей подняться.

— Не смешно. От этого зависят наши жизни, — Джон, напротив, совершенно не выглядел веселым, но горячие объятия его не стали менее крепкими, — Тренировки будут стоять на первом месте — невзирая на наши отношения, или, скорее, именно из-за наших отношений. Нельзя игнорировать опасность. Тебе нужно восстановить форму. Мы должны быть готовы. И запомни — всегда смотри в глаза противнику, не отводи взгляд.

— А можно попросить тайм-аут? — попросила Маргарита, отдышавшись.

— Вставай, — он ещё долго всматривался в её лицо, — Демоны не дадут тебе тайм-аут, когда попросишь. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Я знаю, знаю, — девушка обреченно вздохнула.

Они не заметили, как спустились Марк и Мей.

— О! Мы, кажется, не вовремя, — азиатка хихикнула, прикрыв рот ладошкой, глядя на растерянное выражение на лице Маргариты, — Вы заняты?

— Проходи, — кивнул мужчина, — Бой на мечах учит уверенности и ловкости, — поцеловав смущенную Маргариту в макушку, он снял со стены тренировочные мечи, протянув один из них азиатке, — Марго, отдышись пока. Слышал, что Мей у нас талантливый мечник. Может, продемонстрируешь свое умение?

— Разве у меня есть выбор? — хмыкнула японка, проверяя балансировку оружия.

— Нет, — откровенно ответил Джон.

Достойно выдержав поединок, азиатка удостоилась похвалы от Джона и полного гордости взгляда Марка.

— Неплохо, совсем не плохо, — улыбнулся мужчина, принимая у неё меч и поманив Марка.

— Я знаю, спасибо, — Мей демонстративно поклонилась.

— Молодцы — пятнадцать минут медитаций для укрепления духа, и девушки на сегодня свободны.