Глава 46. Вейзо и Медведь

Н. Д. Весна. 1165 год от рождения пророка Аравы Зарокийская Империя. о. Ногиол. Таррат

Это случилось под утро, когда Вейзо почти вышел за пределы городской черты. Он брёл по неширокой улице в Хрящах, как вдруг понял: кто-то идёт за ним. Не подав виду, что заметил слежку, всего лишь один раз сделал вид, что поскользнулся, и поглядел назад. Стараясь не попадаться на глаза, преследователь шёл по чёрной стороне улицы, куда не проникал скудный свет Оллата. Убедившись, что за ним следят, онталар решил не тянуть с развязкой и ускорить развитие событий. Он свернул в переулок и остановился. Спрятался за угол. Замер, затаив дыхание и стараясь, чтобы единственный глаз не выдал его, блеснув в свете звезд. В опущенную ладонь по рукаву скользнула сурга. «Не спеши, — одёрнул он себя нетерпеливого. — Сперва узнай, кто это такой любопытный».

Шаги приближались. Преследователь ступал по булыжной мостовой осторожно и мягко, так, что Вейзо различил шаги, только когда тот был совсем рядом. Он набрал полную грудь воздуха и улыбнулся, сам не понимая, чему. Хотя всё было предельно ясно: это была его жизнь, его город, его игра. Он чувствовал себя как рыба в воде.

Как только «любопытный» повернул за угол, кулак Вейзо с хрустом врезался ему в челюсть. Мужчина зашатался и взмахнул руками. От удара его отнесло в сторону. Звериным прыжком онт кинулся на него и положил в цель ещё несколько ударов. Завершая начатое, нанёс прямой удар левой так, что преследователя отбросило к стене дома, а голова его с неприятным звуком ударилась о каменную кладку. Къяльсо-неудачник обмяк и съехал мешком в грязь.

Вейзо опустился на корточки, придавил локтем его горло. Лицо вплотную приблизилось к лицу неприятеля.

— Смотри, как оно вышло, — спокойно сказал он. — Я тебя поймал. Надеюсь, ты не очень сильно огорчён?

Тот глухо захрипел, взгляд его был мутным. По виску и из ноздрей стекали кровавые струйки.

— Ты один? — Вейзо ослабил хватку и сдвинул локоть в сторону.

Молчание.

Ктырь нахмурился, он никогда не отличался терпением.

— Ты один?! — рявкнул он.

— Да, — прошипел пленник и схватился обеими руками за руку Вейзо, пытаясь вывернуться.

Удар головой в нос откинул его к стене.

— И зачем ты за мной идёшь? — спросил онт через несколько минут, когда понял, что мужчина начал снова соображать.

— Гуляю, — полоумно ухмыльнулся горе-къяльсо. Его лицо и грудь были залиты кровью, нос сплющен и сдвинут вправо, под глазами расползались фиолетовые круги.

Вейзо схватил его за волосы и приставил нож к шее:

— Ну? Тебе придётся ответить на мои вопросы.

— Мне приказали, — холодная сталь под подбородком успокоила пленника.

— Кто?

— Диро Кумиабул.

— Врёшь.

Пленник мотнул головой. Очень неопределённо — то ли физически не мог выразить свои мысли точнее, то ли это и было его ответом.

Вейзо отпустил волосы, ослабил нажим сурги.

— Говори.

— Я должен убить тебя.

— Почему? Кто так решил?

— Диро Кумиабул назначил за тебя награду.

Его оскал напомнил Вейзо улыбку Баана Калона. Он тоже улыбнулся, но про себя, и про себя же возразил: «С Диро Кумиабулом я обо всём договорился. Трайс Империк тому свидетель. Кто ты? Неудачник, до которого ещё не дошли вести о том, что за мою голову больше не дают денег?»

— Ты не знаешь, что награду отменили? — вслух спросил он.

— Её не отменили…

Вейзо не стал спорить, решил дослушать, что расскажет ему этот безумец.

— Ты из Медведей? — спросил он.

Снова неопределённый кивок.

— Так «да» или «нет»?

Вместо ответа пленник закашлялся, отхаркнул себе на подбородок и руку онта жирный кровавый сгусток.

— Убью тебя, меня в клан возьмут, — выдал он наконец.

— И много вас, претендентов?

— Угу.

«Что ж неумёхи-то вы все такие? — подумал Вейзо, испытав к пленнику некое подобие благодарности. Он повёл остриём сурги по его шее, поддел кожаный шнурок, взял в пальцы, потянул на себя. С бронзового самоа на него скалился древесный кот. — Один в один, как у покойного Нэла Бирама».

— Кот?! — спросил он, сильно удивлённо.

— Сынишки подарок, — пробухтел пленник заискивающе улыбаясь, и снова зашёлся кашлем.

— Ясно, — Вейзо поднял кулак… и передумал: «Проблему этим я всё равно не решу… Ктырь умер, я не хочу жить по его правилам!»

— Уходи, — бросил он, поднимаясь в полный рост и отирая кровь на руке. — Ещё раз увижу тебя, прибью, — фраза была до ужаса банальной, но он, увы, ничего лучше в тот миг придумать не смог.

— Браво! — (Это прозвучало так неожиданно, что онталар подумал, будто у него не в порядке с головой). — Какое сказочное великодушие. И это Вейзо Ктырь? — из темноты появился Диро Кумиабул, в окружении нескольких къяльсо. Они выглядели очень воинственно. — Не увидел бы сам, ни в жисть не поверил. Куда катится этот мир. А, Вейз?

— Бывает, — ответил Вейзо, косясь на бывшего своего пленника, сползающего по стеночке, он и не заметил как, даже не подумав, машинально проткнул его шею ножом. — Ого! — вылетело вполне естественное удивление.

— Не дёргайся, Ктырь, — сказал Диро Кумиабул, расценив его восклицание как насмешку, что в определённом смысле было правдой. Он поднял палец и Вейзо увидел ещё троих къяльсо засевших на крыше дома напротив и понял, что находится под прицелом трёх балестр.

А может, их было и больше.

— Я не понимаю, мне казалось, мы обо всём договорились. А это, — он кивнул на труп у своих ног, — тот из немногих что не умеют слушать или думают что награда будет выплачена в любом случае, даже после того как объявили что её отменили. Так ведь, Диро? — с надеждой спросил Вейзо.

— Ты действительно думал, что можно прийти ко мне домой ночью и диктовать свои условия? Решил, будто можешь указывать мне, что делать?

Вейзо со свистом втянул воздух.

— Да, — он даже улыбнулся, — а что в этом такого?

— Ты редкостный дурак, Ктырь, — фальшиво вздохнул Диро Кумиабул. — Я играл с тобой как древесный кот с маленькой глупой мышкой, которую и отпускать неохота, а коли съешь — не насытишься. Ты такой забавный… и живучий. Ужас, какой живучий! В этом скучном мире так сложно найти что-нибудь способное меня развлечь. У тебя получилось, ты меня позабавил, в какой-то момент я действительно готов был сохранить тебе жизнь. Но это прошло так же быстро, как и всё остальное. Смыло как кусок дерьма тарратским прибоем.

— Как скажешь, Диро, как скажешь, — зло прохрипел Вейзо, и обвёл къяльсо за спиной Диро (человек восемь их уже собралось) тягучим взглядом. Он не был дураком и давно всё понял, а сейчас старался поддержать укоренившееся в голове Диро Кумиабула амплуа… «Что опять-то, Хорбутов глаз! — поперхнулся незнакомым словом Вейзо, — не суйте мне их в голову, твари! Не до них сейчас!» …он лихорадочно перебирал варианты и подыскивал пути к отступлению. И не находил. Всё было очень плохо — его обложили как волка: на крыше сидели трое с балестрами (и это только те, кого ему было позволено увидеть). За спиной Диро возвышалась стена как минимум из восьми бойцов. Справа тупик, слева широкая, пусть и скудно, но достаточно освещённая чтобы невозможно было ускользнуть незамеченным улица.

«Нужно срочно что-то предложить Диро. Заинтересовать. Обозначить собственную для него значимость. Думай, Вейз, думай!»

— Пора умирать, Ктырь. Ты готов?

— Нет.

— А придется.

— И кто же убьёт меня? Неужели ты сам снизойдёшь? «Старый приём, надеюсь по-прежнему действенный!»

— Я? — искренне удивился Диро.

— Убей меня сам.

— Зачем?

— А что, боишься руки замарать?

— Ух-ух! Что я слышу — на слабо меня взять решил? Ты меня разочаровываешь. А рук мне марать действительно не к чему.

— Как скажешь, Медведь, — голос Вейзо был полон брезгливого презрения, — как скажешь.

— Э-э, — сам ещё того не понимая, откликнулся на провокацию Диро Кумиабул, — да ты я вижу, решил что можешь меня одолеть? Ты это серьёзно? — Он сделал полшага вперёд и со всего маха двинул Вейзо наотмашь тыльной стороной ладони.

Тяжелые перстни с камнями раскровили губы, звякнули по зубам, расцарапали щёку.

Можно было уклониться, ничего сложного, но онт решил этого не делать — нужно было обострить ситуацию. Избиение беспомощного да к тому же смеющегося тебе в лицо противника, неплохой способ заставить человека распалится и выйти из себя.

Подскочили двое, повисли на руках. Диро склонился и взял Вейзо за подбородок.

— Ха-ха, — смешок главаря Медвежат был наполнен неподдельным восторгом. — Ты действительно решил, что сможешь одолеть меня? Веришь в это и думаешь, что достаточно уговорить меня на поединок и свобода окажется у тебя в кармане? О, да! — брови его поползли вверх. — Это действительно так! Я угадал! Ты мысленно уже убил меня! — Он запрокинул голову и расхохотался. — Ха-ха-ха! Мне действительно жаль, Вейзо Ктырь, но я уже обещал одному человечку, что позволю ему отправить тебя в объятия Тарк-Харласа…

— И кто же он?

— Это я. — Из темноты, за спиной Кумиабула, выкатилась тачка. Чойум Пятишкур подрулил к ним, бойко орудуя колодками. — Помнишь меня, дылда зеленорожая? — сплюнул ему на сапог безногий.

— Да как тебя, длинноногого, забудешь, — отирая мысок сапога о штанину другой ноги, в тон ему зло отшутился Вейзо.

Кто-то из людей Диро ударил его по ногам сзади, принуждая опуститься на колени.

— Есть мнение — зарезать тебя давно надо, как собаку бездомную, и сарбахам голодным скормить. Однако, — Чойум сощурился, единственная его ноздря задёргалась, — думается мне, что не худо пожалеть обездоленных, и тухлятиной не травить без необходимости. Пусть живут.

— А ты всё такой же пустобрёх.

— Язык, в отличие от ног, ещё при мне.

— Уж не хочешь ли ты сказать, будто это я виноват в том, что тебе ноги отрезали.

— А кто же ещё.

— Бог мой Тамбуо, есть ли на этом свете хоть что-то, в чём не был бы виновен Вейзо Ктырь! — театрально вскинул голову одноглазый онталар.

— Отдашь мне его, Диро? — Чойум с силой продул единственную ноздрю.

— Теперь — нет.

— А что так? У меня поросей много и все жрать хотят.

— Больно дерзок дружек твой, наказать его сам хочу.

Чойум возмущённо выгнул бровь, спросил:

— А я?! Ты же мне его обещал, — он сплюнул, да так что забрызгал себе подбородок.

Диро смерил коротыша взглядом:

— Тебе я награду в сто пятьдесят империков, что за его голову обещал дам, и пятьдесят сверху добавлю за огорчение и за то, что позволишь, вопреки нашему соглашению, самому его к праотцам отправить.

— Сто, сверху, — потребовал Пятишкур, утираясь.

— Пусть сто. Оно того стоит.

Чойум приободрился:

— Две с половиной сотни, значится, почему нет. Деньги хорошие. Я и со стороны с удовольствием погляжу, как ты этому уроду зеленорожему башку расшибёшь. — Он усмехнулся, глядя на Вейзо, и заработал колодками, откатываясь назад, туда, где на грани тьмы и света перетаптывались трое его подопечных Костыльков.

— Ну вот и ладненько. Слыхал, Ктырь — драться буду с тобой. Чтобы не думал, что Диро Кумиабул руки замарать боится. Ответишь за наглость — умирать долго будешь. Сам напросился. Я этого, видят Первые, не хотел. Ты проклянёшь мгновение, когда в эту дурную голову, — он снова нагнулся и потыкал пальцем в центр лба Вейзо, — подселилась мыслишка, будто ты способен победить Диро Кумиабула. — Он снова отошел и сложил руки на груди. — Лучше бы ты молчал, Ктырь, и возможно уже сейчас душа твоя летела в объятия старины Эрока.

— Тогда может, приступим?

— Здесь предлагаешь биться?

Вейзо не успел ответить — к Диро подошел Кеален Поро что-то прошептал хозяину на ухо и показал в сторону моря.

— За той конюшней пустырь, за ним причал, — сказал телохранитель, после того как Диро кивнул ему. — Там биться и будете. Организуем всё как положено, чтоб потом не говорили, будто Медведи законов не уважают… там тебя опосля и зароют, — Кеален Поро зловеще скривился, — под дубком, видишь над крышей ветки торчат… Чойум и его ребята сработают. — Он обернулся и посмотрел на калеку, набивающему трубку. — Сделаешь, Пятишкур? Пошли Костыльков своих пока за лопатами.

Чойум, не понимая головы, взмахнул рукой — три тени растворились в предутреннем тумане.

— Итак, — Диро ткнул в сторону Вейзо пальцем.

— А давай по старинке на ножах? — перебил его онталар, в надежде выторговать выгодные для себя условия.

— Не юли, зеленорожий, — вновь заговорил Кеален Поро.

— Нет, — отрезал Диро. — Никакого железа! Ты, я, и никакого оружия.

Кто-то другой может и обрадовался такому повороту событий — даже ребёнку известно, что онталар вдвое выносливее человека, и убить его голыми руками, да в честной драке, ой-ой-ой как не просто. Но Вейзо (то есть Ктырь) любил железо и терпеть не мог выходить на бой с голыми руками — ну не его это. Мог, конечно, и так, но не любил!

— Может на аренке? Твоей. Денег ещё на моей смерти заработаете? — подкинул идею Вейзо, пытаясь оттянуть неизбежное. — Дождь, чувствую, будет. Намокнем.

— Нет, — отрезал Диро, — я убью тебя здесь и сейчас. Надоел ты мне.

Вейзо выдохнул шумно.

— Ну хорошо, — обречённо согласился он, проклиная в душе свое невезение, — как скажешь.

* * *

Медведи принялись пинками отгонять нищих от их же костров.

— Пусть смотрят, — великодушно разрешил Диро, по-хозяйски обходя частично заваленную хламом площадку.

— Гоните их сюда, — замахал руками Кеален Поро, — пусть почистят здесь. Дерьмо это, — он пнул что-то ногой, — долой.

Мусор быстро убрали, оттащили к сараю полуразвалившуюся без колёс телегу, сдвинули в сторону старую рыбацкую лодку. Разожгли с десяток факелов, повтыкали их по периметру вновь созданной арены. Стало светло почти как днём. Нищих хоть и оставили, но согнали на одну сторону и оттеснили на дюжину шагов к развешенным под починку сетям.

Появились первые зеваки.

«Кто-то предприимчивый из Медведей, — понял Вейзо, — решил воспользоваться ситуацией и оповестил посетителей ближайших трактиров. Не просто так, ясное дело. Сейчас ставки принимать начнут. Это хорошо — просто так, как собаку, не убьют. Просыпайся Ктырь, есть для тебя работёнка».

Пока шли приготовления, он сидел у дерева под охраной троих бойцов и прицелами балестр. Его обыскали и забрали всё оружие. Заставили снять куртку и нижнюю рубаху, разрешив оставить только штаны с ремнём и сапоги. А ещё подарок Нэла Бирама — самоа в виде древесного кота, точно такое же, как у убитого полчаса назад в переулке. Ничего особенного — обычное дело, именно в таком виде — голыми по пояс выходили на бой на аренах Ногиола. Оставалось только надеяться, что и Диро Кумиабул будет соблюдать правила с таким же рвением, с каким их отстаивает.

Откуда-то вылез старый пятнистый как тигр пёс, он обнюхал Вейзо и завилял хвостом.

— Интересно, да? — потрепал его по уху одноглазый онталар. — Ложись тут, посмотришь, как будут убивать старину Вейзо.

Пёс уселся рядом и положил одну лапу ему на ногу.

Из-за сарая кряхтя, выкатил Чойум Пятишкур, вышли трое его парней с лопатами. Калека смерил Вейзо и пса взглядом. Снял шляпу, почесал темя. Сощурился и вновь поглядел на онта, потом куда-то в сторону и снова на онта. После чего начал водить над землёй пальцем, размеры определяя: так, мол, и так, ребятки, копайте.

«Ах, сучок! — мысленно обвинил его Вейзо, что ни говорите, а действия главаря Костыльков, прикидывающего размеры могилы, оптимизма не добавляли. — Что я такого сделал, что ты на меня так окрысился? Врагами мы вроде никогда не были… Эва как время людей меняет!»

— Тише! — Кеален Поро взмахами рук призвал гудящую толпу к тишине. — Мы начинаем, — возвестил он, потрясая кулаками, и сделал три шага назад.

На площадку вышел Диро Кумиабул: не спеша, спокойно, без лишнего пафоса.

Толпа охнула (количество зевак к тому времени утроилось). Дурные предчувствия Вейзо оправдались — разумеется он предполагал, что без одежды Диро будет выглядеть иначе (покрой зарокийских шочерсов не оставлял места для воображения) но надеялся что изменения будут не в худшую для него сторону. Отчего-то он решил, что Диро Кумиабул высок (этого-то никуда не спрячешь) да и только. Воображение онталара упорно рисовало вождя Медведей как здорового ранее, но сейчас тучного, подзаплывшего жирком мужчину средних лет, давно уже не поднимавшего нечего тяжелее свиной ноги и литровой кружки вайру. Опять же смешки, ужимки, эта вот пощечина, так не вязавшаяся с образом сильного уверенного в себе вождя самого мощного къяльсовского клана Таррата, а может и всего Ногиола.

Всё это и побудило Вейзо думать о Кумиабуле как о слабом ни на что уже не годном человеке, однако то, что он увидел сейчас, заставляло ужаснуться. Кровь застучала в висках — всё его существо хотело кричать. Диро и в самом деле был подобен огромному медведю. Ни капли лишнего жира. Скала! Гроватт!

Всю верхнюю половину тела Диро Кумиабула, наделённого чудовищной мощью, от ключиц до пупка: грудь, руки, живот, покрывали однотонные тиу — ровные ряды букв — текст какой-то древней книги. Ни рисунков, ни изображений зверей (так популярных среди къяльсо) — лишь крохотные буквы и знаки. Именно по этим знакомым ему ранее крючкам, разделяющим текст, Вейзо и понял что тело Диро Кумиабула покрыто узлами компендиумов старинного боевого искусства Гэмотт-рам.

Он сильно засомневался — правильно ли сделал, что принудил Диро к поединку.

«Может, нужно было сбежать? — Вейзо стиснул до хруста челюсти и в раздражении оттолкнул ластившегося пса. — Просто сбежать! Плюнуть на всё и дать дёру? Попробовать сейчас? Куда там! От балестрового болта не убежишь — а их три. Да и народу столько собралось — стыдобища. Нет — поздно. О чём я раньше думал? Пора просыпаться, Ктырь! Вставай, братишка, есть для тебя работёнка!» — Вейзо возбуждённо задышал — наступал час расплаты. Он умел драться. Больше того — он любил драться и выходил на бои с любыми противниками, но такого громилу не встречал никогда. Настоящий медведь — идти на такого без оружия было настоящим безумием. Смерти он не боялся, точнее — не верил в неё, столько раз выкручивался, казалось бы, из безвыходных ситуаций, когда любой другой упал бы духом.

Вейзо поднялся и сделал шаг на арену. Зрители (число их росло с каждой минутой) засвистели и заулюлюкали, на лицах нетерпеливое ожидание невиданного зрелища — когда ещё доведётся увидеть такое да ещё даром — сам Диро Кумиабул — глава Тарратских Медведей и Вейзо Ктырь, благодаря последним своим победам, ставшим не менее, а может и более знаменитым.

Кеален Поро поднял одну руку и сжал её в кулак, кто-то ударил в Дармовой гонг — его за неимением настоящего гонга притащили из ближайшей таверны.

Зрители охнули и замерли в предвкушении боя.

«Если при всей этой мощи Диро ещё и владеет приёмами Гэмотт-рам — мне конец!»

Вейзо сплюнул и пошел вперёд — всё что угодно, но тянуть он не собирался. Бой хоть был объявлен как честный, но Вейзо понимал, что ему приходилось рассчитывать только на самого себя, тогда как Диро (он был уверен) при неудачном стечении обстоятельств мог рассчитывать на помощь товарищей.

Диро не владел приёмами древней борьбы Гэмотт-рам, но был хорошим бойцом и это действительно был конец…

Удар в челюсть потряс Вейзо и тут-то он увидел, какими должны быть настоящие звёзды. Ветви куста акации венчающего один из углов импровизированной арены с любовью приняли его в свои объятия.

При виде первой крови толпа радостно загудела. Диро отошел на противоположный край площадки и молча ждал, когда Вейзо придёт в себя. Во взгляде главаря Медведей сквозило нечто позволявшее предположить, что он мог убить его одним ударом, но не собирался этого делать, по крайней мере, пока. Вейзо почувствовал себя маленьким мальчиком, решившим, что сможет потягаться с взрослым дяденькой!

«Вот ты как, — подумал онт, кусая губы, — решил поиграть со мной?» — Не в его правилах было отступать после первой неудачи, тем более что и отступать было некуда.

— Вставай, зеленорожий, — крикнул кто-то из толпы.

— И умри! — добавили сразу несколько голосов.

Послышались монотонные удары — один из нищих нашел старое корыто, и теперь долбил в него палкой, подражая барабанным дробям. Вокруг него скакали две бабы, улюлюкая и звеня какими-то железками.

Вейзо чувствовал запах собственной крови. Он встал, утёр предплечьем лицо и неспешно пошел в центр квадрата. Диро Кумиабул бодро двинулся ему на встречу.

Ещё удар и снова звёзды и куст. Стало трудно дышать, кровь залила лицо, заполнила рот.

«Как это, Хорбутовы зубы?! — Вейзо оскалился и зарычал, сплюнул кровью на траву. Глаз его дёрнулся, переместившись на левый кулак противника. Диро действовал решительней и двигался несравненно быстрее его, настолько стремительно, что в это с трудом верилось. — Я не успеваю. Не вижу удара. Просыпайся, Ктырь, просыпайся! Пора вставать, сучье вымя!»

— Ну что, упырь, понял, с кем связался? — крикнули ему из толпы.

«Диро слишком силён, и слишком ловок. Надо успокоиться, взять себя в руки». Он встал и снова пошел в центр квадрата, на этот раз, выставив вперёд плечо, и впившись единственным глазом в левую руку Диро. Тот смотрел на него и улыбался.

Сошлись, и вот оно — громила дёрнулся в сторону и ударил слева, пытаясь в третий раз поймать его на одну и ту же уловку.

«Ясно, что я удара не увидел, — молнией промелькнуло в голове Вейзо. — Один глаз это плохо! — Раздраженный он сдёрнул повязку прикрывающую пустую глазницу. — Ничего, косолапый, я и так тебя…» — Подумал и подсел, пропуская кулак Диро над головой, нанёс два своих ответных, пусть и не сильных: в грудь и в голову. Так было нужно: почувствовал, что ещё жив, что снова в бою, что может ещё! Отскочив, он бодро (несравнимо с тем, что было несколькими мгновениями назад) протанцевал назад.

Диро взмахнул рукой, широко, так как Вейзо и рассчитывал, а по тому он легко уклонился, скакнул в сторону и дальше назад.

— Это всё что ты умеешь? — больше чтобы подбодрить себя выкрикнул он.

— Да ты просто псих, Ктырь, — пошел на сближение Диро, — а я думал, что это я сумасшедший.

— Ага, псих я, псих. Ты, таких как я, уверен, ещё не видел. «Вперёд, Ктырь! В конце концов, для таких вот мгновений стоит жить! Покажи этому куску медвежьего мяса на что способен!»

И он снова бросился на врага.

Они закружили, как танцоры, обмениваясь ударами средней силы. Смотрели друг на друга и ни один не думал в то, что может проиграть в этой схватке — оба пропустили по дюжине лёгких ничего не значащих ударов и паре увесистых оплеух, но пока ни один не получил весомого преимущества. Единственный глаз Вейзо лихорадочно искал брешь в защите Диро, но тот держался настороже — не раскрывался и двигался, вправо, влево, вправо, влево, напирая и тесня его к сараюшке.

* * *

— Где он? — Сона скинула перчатки, устало опустилась на скамью у двери.

Монола показала жестами, что Вейзо нет дома со вчерашнего утра, что ушел по делам.

— Всё в порядке?

Хозяйка кивнула, пригласила пройти в дом.

— Нет, — покачала головой феаса, — я спешу. Точно всё в порядке? Выглядишь ты как-то странно. Бледная вся, — Сона взяла девушку за предплечье, — посмотри на меня.

Монола покачала головой и приложила ладонь ко лбу.

— Переживаешь за Вейзо? Голова болит? — (Кивок, ладонь Монолы легла на грудь). — И сердце? Ничего привыкнешь. Передай ему, когда придёт, что я нашла того кто сможет перевести… — она осеклась, поняв что так много а вернее точно Монола жестами передать вряд ли сможет.

Брови вартарки скользнули вверх, глаза округлились, она принялась усиленно жестикулировать пальцами, сообщая, что сможет передать Вейзо все, что Сона не пожелает.

— Я знаю, — устало улыбнулась феаса и успокаивающе сжала предплечье вартарки. — Не в тебе дело, Мон, во мне. Устала я. Сама никак сообразить не могу. Что толку от того что ты ему мои слова передашь, мне самой с ним говорить надо.

Немая повела ладонью — что означало кровать или, в данном случае, предложение остаться у них и отдохнуть, сложила ладони, будто для молитвы, приложила к щеке.

— Спасибо, меня ждут. Надо спешить, кажется, дождь будет. Я записку напишу. Бумага и чернила есть у тебя? Я вечером зайду. Пусть ждёт. Не отпускай его никуда — это важно. Он и сам поймёт.

* * *

Вейзо кружил по площадке, выжидая и примериваясь. Ктырь он и есть ктырь! Да, что ни говорите, а пришлось повертеться. Глаз-то всего один — но ему нравилось то, что он им видел — Диро уже дышал тяжело, и пот бежал по его лицу, с которого спала довольная ухмылка.

Несколько ударов, пусть и не особо сильных, но точных остудили пыл главаря Медведей, заставили осторожничать. Было видно, что сложившаяся ситуация сильно его раздражает — поначалу Диро решил поиграть с Ктырём, затем, почувствовав сопротивление, решил покончить с противником одним хорошим ударом, не получилось. Поняв, что молва не врёт и Ктырь ловок и чрезвычайно вынослив, Диро пытался поскорее покончить с ним и сил не экономил, а они быстро таяли.

Вейзо, разумеется, тоже получил что называется «на орехи»: тянуло отбитый бок, из саднящей губы и многострадального носа (уже задолго до этого сряща напоминавшего стоптанный каблук) обильно текла кровь. Но какой мелочью это казалось в сравнении с вновь обретённой уверенностью!

«Опасная, конечно, штука, но лучше с ней, чем без неё. Старушка удача, похоже, вновь повернулась ко мне лицом! — Его уже не страшило отсутствие ножа в руке и это гора мышц, называемая Диро Кумиабулом, казалось не такой грозной, да и двигалась уже далеко не так быстро как вначале. — Богам действительно нужно чтобы один из нас умер сегодня? — спросил у себя Вейзо Ктырь. — Похоже на то. Ну что же — им будет кто угодно только не я! Меня нельзя убить. Вейзо можно, Ктыря — нет!»

Толпа при виде этого затянувшегося поединка поумерила пыл: одна её половина выкрикивала проклятия и оскорбления, но уже безадресные, касающиеся обоих бойцов, с другой сыпались подбадривающие выкрики и советы, в основном бесполезные.

— Убей зеленорожего!

— Дай ему, Диро!

— Врежь ему, Ктырь!

«Ого, похоже, и у меня появились поклонники». — Вейзо сжал кулаки так сильно, что будь у него ногти, они неминуемо проткнули кожу.

Только-только просветлевшее тарратское небо заволокло тучами. Боги решили ненадолго отложить утро. Начал накрапывать дождь. Шипели факела.

Ктырь кружил вокруг Медведя норовя ужалить, а тот поворачивался вслед за ним, отмахиваясь, и остервенело рыча.

Он бросился вперед, ударил, однако Вейзо, успевший изучить его повадки, был настороже: отпрянул, увернулся от протянутой руки, пошел задом по кругу, заставляя противника развернуться. Сверкнула молния (за спиной Вейзо — повезло, так повезло) — Диро моргнул и дёрнул головой, невольно приподнял руки, пытаясь заслониться. Ктырь устремился вперёд, ударил, сперва в грудь, затем в массивную челюсть, по прямой, сквозь разведённые руки. Диро зашатался, вскинув для равновесия правую руку, но не удержался — последовавшие за этим удары опрокинули его на землю. Вейзо стремительным прыжком наскочил на врага, оседлал и, стараясь не дать передышки, неистово замолотил по голове, шее, везде, куда шел кулак.

«Давай, Ктырь, давай!» Не смотря на то, что ему казалось, будто он охаживает мельничный жернов, на него снизошла радость битвы. Дыхание с хрипом и победными стонами рвалось из груди, кровь наполняла рот. Он плевался и бил, плевался и бил!

Протяжно громыхнул гром. Толпа взревела пуще прежнего!

— Давай, Ктырь, — послышались крики, одобряющие, кто бы мог подумать, именно его действия.

Вейзо замолотил с новой силой!

Однако Диро Кумиабул не был бы главой Тарратских Медведей, если сдал хоть один из своих поединков после нескольких увесистых оплеух. К слову сказать, за свою жизнь он не проиграл ещё ни одного. Не собирался проигрывать и этого. Он вскинул руки и, обхватив Вейзо, сжал его грудь с такой силой, что онталар почувствовал, как хрустнули рёбра.

Толпа ожидающе притихла. Завыл полосатый пёс.

— Как тебе?! — На висках Диро вздулись вены, было слышно, как заскрипели его зубы.

— Пыльца, — сдавленной глоткой прохрипел Вейзо пытаясь высвободить зажатые руки.

— Ну, хорошо, — согласился Диро Кумиабул, выпучив налитые кровью глаза, и надавил сильнее.

— Давай, Ктырь! Раздави его, Диро! — неистовствовала толпа.

— Я долго так могу терпеть, — просипел ему Вейзо, хотя на самом деле был уверен в обратном.

Всё плыло вокруг, как в тумане, маячили лишь размытые надписи-тиу покрывавшие плечи и грудь медвежьего вождя. Внезапно Вейзо почувствовал, что еще чуть-чуть, и он потеряет сознание; Диро с такой силой сдавливал его грудь, что нечем было дышать — он чувствовал, как трещат кости. Сердце пустилось вскачь. Ещё немного и оно вынужденно будет остановиться стиснутое переломанными рёбрами.

«Давай, Ктырь, давай! — не его голос в голове — Алу'Вера. — Ты можешь его одолеть! Давай, поднажми!»

Гул толпы нарастал, сливаясь с шумом дождя и гулом крови в ушах.

Ктырь рванулся изо всех сил, ловя так необходимый сейчас воздух, однако скользкие от дождя и пота руки Диро не ослабили хватки. Разъярившись на собственное бессилие, Вейзо как клёщук обхватил голову громилы руками и впился зубами в его нос.

«Медведь взревел и встал на задние лапы!» — именно так, по мнению Вейзо, об этом должны были впоследствии петь менестрели.

Пальцы Диро впились в рёбра, и Вейзо показалось, что они проткнули кожу. Он невольно вскрикнул от боли, откинулся и несколько раз вслепую, ударил головой.

Что творилось со зрителями, это надо было видеть!

Диро расцепил захват и перекинул правую руку через голову Вейзо, рванул за плечо, отдирая и сбрасывая онта с себя…

Вскочили они почти одновременно, под неистовый рёв толпы. Лицо Диро было залито кровью, по подбородку на грудь змеились багряные струи. На плече, шее и спине Вейзо остались полосы, словно от медвежьих когтей. Оба тяжело дышали, хрипя и посвистывая.

* * *

Малышка Тари проснулась с первым ударом грома, и лежала без сна, с замиранием сердца прислушиваясь к грохоту за окном.

— Дорд, — позвала она. — Что это?

Брат не ответил. Громыхнуло. Тари вздрогнула.

— Дорд?

Старший брат спал. Она набралась храбрости и выглянула из-под одеяла, в любой момент готовая юркнуть обратно.

— Дорд?

* * *

Так они и стояли друг напротив друга, молча.

Диро чуть-чуть шевельнулся, Вейзо карауливший каждое его движение, тоже, — Медведь и Ктырь, ждали, кто первым осмелиться пойти в атаку. Вейзо едва заметно шевельнул ногой, Диро ответил ему тем же.

— Ну, иди сюда! — дыша горнилом, поманил его Медведь. — Кто-то обещал мне хорошую драку.

И Вейзо, которому всё это порядком надоело, — пошел. Дважды он попытался ударом справа подсечь ногой ногу противника — Диро переступал и предусмотрительно отходил.

Дождь стал сильнее, земля под ногами быстро превратилась в грязь.

В следующий раз, Вейзо, показав глазами, что вновь пытается повторить тот же приём, крутанулся и ударил с разворота, как скорпион хвостом. В Гэмотт-рам этот коварный приём так и называли: «Месть Белого Скорпиона». Рисковал он сильно, кругом грязь, а подобные приёмы требуют устойчивости и хорошей координации. А сейчас и просто стоять, не дёргаясь и то было скользко. Несмотря на усталость, защита Диро в этот раз была безупречна — изловчившись, он перехватил руку и зверски закрутил её. Используя инерцию собственного тела, Вейзо кувырком назад вывернулся из захвата. Но не тут-то было — Диро схватил его за волосы, вернее за космы (их уже давно с трудом можно было назвать волосами) и резко дёрнув на себя и вниз, опрокинул Вейзо в грязь.

Правый кулак Диро взметнулся вверх, он будто во сне видел, как поднимается над ним эта «глыба», и прочувствовал, что сейчас она сверзнется вниз и размозжит ему голову. Вейзо распрямил тело и ударил головой вверх — в подбородок. Это его спасло — Диро выключился на время, он же, вывернувшись, откатился в сторону, вскочил и замер, ожидая повторения атаки. Её, однако, не последовало. Он отступил в надежде отдышаться и прийти в себя. Хвала Первым это требовалось не одному ему.

— Неплохо, — сплюнул выбитые зубы Диро Кумиабул, дёрнул вправо влево челюстью, зловеще улыбнулся, ощупывая затылок. — Чуть глаза у меня не выскочили. — Дыхание с клёкотом вырывалось из его груди. — Надо немного передохнуть, — раздельно произнёс он и закашлялся.

— Пошли своего пса за экехо, — сказал Вейзо, под псом подразумевая, конечно же, Кеалена Поро. Он был не против передышки — стоял, согнувшись, уперев руки в колени, раскрыв рот и раздувая ноздри.

Диро ему не ответил.

«Я вижу, и ты хочешь жить? Ты уже не так уверен в себе? — Вейзо всё ещё не мог отдышаться. — Хотел сломать меня? — Внезапно он понял, вот ведь незадача, как ему хочется жить. Это чувство было для него ново. Он никогда ни ценил свою жизнь, во всяком случае не думал о ней, вот так, посреди схватки, в краткие мгновения передышки. — Ну что, пора, — решился, наконец, он. — Да, надо идти! Пока ещё можешь! Как бы там ни было, а этому куску Хорбутова дерьма досталось больше чем мне!»

— Он славно дерётся, оставь ему жизнь, Диро!

«Оставь ему жизнь?! Оставьте эту жалость себе!!!»

«Да! — торжествовал в голове ставший уже родным голос Алу'Вера — Так и надо! Никогда не сдавайся! Иди и дерись, Ктырь!»

Собрав волю в кулак Вейзо шагнул вперёд.

Диро уклонился и от первого удара, уклонился и от следующего. Ктырь шел вперёд, попеременно выбрасывая вперёд отяжелевшие усталостью руки. Ударил в голову — промазал, в грудь — кулак словно уткнулся в каменную стену. Силы быстро таяли.

— Давай! — скрежеща зубами, пригласил Диро. — Пора заканчивать этот балаган!

Видно было, что он в ярости и мечтает разорвать Вейзо голыми руками.

Онталар шагнул навстречу, покачивая кулаками, угрожая ударить то слева, то справа. «Игры кончились, тянуть больше нельзя. Сейчас закончим», — мысленно пообещал он, собираясь с духом, сделал два обманных движения и наконец ударил, почувствовав момент. Вложился по полной, отдал всё что осталось, метил в челюсть, но промахнулся всего-то на волосок и провалился, напоролся — повис на кулаке Диро, переломился и сник, задохнувшись.

Диро оттолкнул его от себя, ударил мощно снизу в подбородок.

Вейзо потерял равновесие, отлетел на три шага назад и треснулся спиной о старую телегу. Порскнули в стороны перепуганные крысы, с писком устремились прочь. Уже не соображая что делает Вейзо вскочил, потряс головой, разбрызгивая кровь и слюни. Переступил на неверных ногах, налившихся неимоверной тяжестью. Попробовал сжать кулаки и поднять руки.

Из мглы в единственном глазу материализовался Диро — ударил сперва кулаком, затем локтём…

«Сломал…» — с этой последней мыслью так и не определившейся вопрос она или утверждение сознание Вейзо погрузилось в сумрак.

— Ух! — Притихшие было зрители разом выдохнули скопившийся в лёгких воздух.

— С кем связался?! — безумно взревел Диро. — С кем?! — Он ударил ещё раз, прихватив за шею сверху, словно молотком гвоздь забивал. Вейзо этого уже не чувствовал. — На кого пошел, зеленорожий?! Отвечай! — орал Диро, он тряс уже ничего не соображающего Вейзо, больше походившего сейчас на тряпичную куклу. — Ну?!

С лёгкостью отбросил его. А когда Вейзо Ктырь безвольным кулём завалился в лужу — обошел его недвижимого неспешно по кругу и, видимо почувствовав остатки жизненной силы, или просто для верности, с яростью саданул каблуком сапога в голову, втаптывая её грязь…

Всё — после такого не живут!

Люди не живут, впрочем и онталары тоже, вот и Вейзо Ктырь, согласуясь с последним, содрогнулся всем телом и затих, надо думать на веки.

— С Диро Кумиабулом поиграть решил?! — триумфально вскинул вверх руки человек. — С Тарратскими Медведями?!

Толпа неистовствовала.

Диро стоял так с минуту и опустил руки лишь, когда уверовал что Вейзо Ктыря уже нет среди живых.

— Готов, — выдохнул он оставшуюся ярость, развернулся и, шатаясь в изнеможении, побрёл к своим.

К нему подбежал Кеален Поро набросил что-то на плечи.

— Отличный бой, — похвалил телохранитель. — Такого мощного онталара завалить это дорогого стоит.

— Живучая тварь.

— Это да…

— Жалко тебе его стало? — уловив трагические нотки в голосе Кеалена Поро спросил Диро.

— Хороший был къяльсо, мало таких осталось…

«Вставай, Ктырь! Вставай! — резал сознание голос Алу'Вера в голове. — Ты не умрёшь здесь… вот так… как обычный уличный боец. Это не твоя судьба. И я не умру. Это не моя судьба! Я бессмертен, Ктырь, а значит бессмертен и ты! Встань онталар и дерись! За себя, за Монолу, за Тари и Дорда!»

И он встал…

Рёв толпы стих — обернулся недоумённым гулом.

Диро и Кеален Поро повернули головы — у сарая возвышалась перекособоченная фигура Вейзо Ктыря — весь в грязи и крови, вместо лица месиво, впалая глазница залеплена глиной, повязки нет, косы спутаны в ком, руки висят плетьми, лишь лихорадочный блеск единственного глаза подтверждал, что в этом переломанном теле ещё тлеет огонёк жизни.

— Как же ты мне надоел, тварь неубиваемая, — промычал Диро, сжимая кулаки.

— Нет, — попытался остановить вождя Кеален Поро.

— Уйди! — отмахнулся тот.

Почему Вейзо ещё жив, а главное что заставило его подняться, Диро не знал. Сил чтобы сопротивляться у онталара не осталось, он лишь взмахнул рукой, снова пытаясь ударить первым… но Диро, мощным ударом, смёл его.

Отлетев назад, онталар треснулся спиной о штабель досок у стены сарая… сполз вниз, дёрнулся и застыл, на этот раз окончательно.

— Проверь, — надрывно прохрипел Диро, случившемуся поблизости Чойуму Пятишкуру. — А то может опять мало ему.

— Сдох зеленорожий! — пытаясь перекричать рёв толпы и раскаты грома, возвестил Пятишкур.

— Закопай, — не оборачиваясь, приказал Диро.

* * *

Тари встала, открыла дверь и начала спускаться вниз — там было светло. Монола услышав её шаги, поднялась на встречу.

— Мне страшно! — пожаловалась Тари, всхлипывая. — Что это громыхает?

Монола вздохнула, ей тоже было страшно — странная тревога поселилась в её сердце.

«Это гроза», — показала она на пальцах. Несмотря на то, что Тари было уже четыре года, она почти не разговаривала ни с кем кроме Монолы, и наряду с обычной речью обучалась знакам, на которых та изъяснялась.

— Такая сильная гроза, весной?

«Да», — Монола взяла Тари на руки и усадила рядом с собой, укутала в одеяло.

«Так громко, — жестами показала девочка. — Мне страшно». И уже вслух спросила:

— А гроза не может нас убить?

«Нет», — Монола покачала головой, наклонилась и поцеловала девочку в лоб.

— А дядю Вейзо? Где он? Скоро придет?

«Скоро», — кивком заверила её женщина и вздохнула, тяжело и протяжно.

— Можно я останусь с тобой? — попросила Тари, успокоившись, она откинулась на подушки. — И ты не уходи.

«Я здесь, — грустной улыбкой ответила Монола. — Я с тобой. И дядя Вейзо с нами». — Сама не зная почему, она готова была разрыдаться.

* * *

Диро Кумиабул смотрел на то, как тело Вейзо Ктыря тащат к неглубокой и уже на четверть наполнившейся дождевой водой могиле.

— Вот же живучий был гад, — сказал он, вытирая тряпкой лицо. — Истый Хорбут Одноглазец.

— Хороший къяльсо, — повторился Кеален, — негоже так вот…

— Он мне, сука, чуть нос не откусил, — яростным шепотом оборвал его Диро. — Нос! Зубами… впился в меня…

Какое-то время после этого стояли молча.

— Ты не уходи, — наказал Диро, неожиданно смягчившись, — проследи, чтобы Пятишкур тело закопал, а то и впрямь обрубок Хорбутов присыплет для вида, а потом возьмет, да и свиньям своим останки скормит. С него станется.

— Я прослежу, — заверил Кеален. — Всё сделаем как надо.

Завыл, обласканный давеча Вейзо, старый пёс тигрового раскраса.

— Я тебе!

— Оставь его, — одёрнул телохранителя Диро, — пусть попрощается. И, правда, хороший был къяльсо Ктырь, — наконец согласился он, вздыхая. — На Тэнтраг надо уезжать, — с дикой тоской добавил. — Здесь жизни больше нет. Кончился Таррат, на «нет» сошел.

 

Глава 47. Ксамарк и Фижу — акт первый

Н. Д. Весна. 1165 год от рождения пророка Аравы Зарокийская Империя. о. Ногиол. Таррат

— Что там, что? Дай посмотреть. Да подвинься ты, — красавица Зафута толкала Акимошку в бок, налегала плечом, пинала коленом. — Уйди. Ну! Вот же хрячина упёртый.

— Тш-ш-ш! — недовольно фыркнул тот, не желая отодвигаться от щёлки в суконных занавесях. — Не насмотрелась ещё?

— Что там видать? — равнодушно спросил красавец Рол-бово, поправляя ремень с най-саром и ровняя ножны с бутафорским мечом. — Все собрались?

— Ух. Площадь битком забита.

— Да что ты мне про толпу рассказываешь. Сииты красивые на стене есть или, как в Нирове, одни хошерши меноурские? Да пусти ты девочку. Она же не просто так просит, ей по делу надо.

— Это, по какому делу? — упёрся Акимошка. — Кобелька высокородного присмотреть сиита Зафута желает? Вон они все рядком стоят, красавцы, как на подбор. Особливо на космаря рыженького в небесно-голубом шочерсе внимание обрати… Видишь? Нет? — но, несмотря на собственное же приглашение, отодвигаться Акимошка не спешил — делая вид что освободил место, упирался плечом, упрямо загораживая проход.

— Вот ты свин, — шлёпнула его ладонью чуть пониже спины Зафута. — Двигайся, говорю, давай.

— Да на, смотри, — «великодушно» разрешил Акимошка, отваливаясь на гору с бутафорским тряпьём, за что тут же получил от Пунгиса словесную затрещину:

— Ты что, дурень, творишь! Гляди, куда сраку опускаешь.

— Фи, быдлота, — подпустив в голос желчи, прогнусавил Акимошка. — В этом храме исскуств употреблять такие скабрезности.

Спектакль должен был начаться через три четверти часа, и Пунгис с ещё одной девицей из нанятых по имени Кила приводили в порядок тех, кому предстояло выйти на сцену в первом акте. Сейчас они были заняты Крэчем, дебют как-никак, а сам феа вряд ли мог справиться со своей экстраординарной внешностью. Кила, ловко орудуя гребнем, ровнял ему причёску, Пунгис наносил тауп на нос и щёки.

— Тэннар любвеобильный! — прыснула Зафута, как только разглядела «космаря» с тремя подбородками и толстыми щёками, похожими на собачьи брыли, смоляная бородища которого в локоть длиной, лежала на выпирающем животе. — Клянусь всеми прелестями Надиады, он будет моим!

— Не сметь! — с шутливой серьёзностью оборвал её Рол-бово. — Это же племянник самого Фиро — Найотором ра'Крат. Они с отцом недавно породнились с Санторами.

— Племянник? Староват он для племянника, не находишь? А каким образом они породнились с Санторами?

— Через брак дочери Тулиссы с Ифером ра'Саном.

— Какой завидный кавалер. Погоди, а папаша у них кто?

— Бивирим ра'Крат.

— Ага, — многозначительно протянула литивийская обольстительница. — Папаша-то поаппетитнее будет.

— Из него уже поди песок сыплется, — Акимошка пригнулся под стол и втихаря цедил вайру из кожаной фляги.

— Не знаю, не знаю. А коли и сыплется… так что мне с того, с песком даже интереснее. Ну что, Роли, поспорим на папашу Бивирима?

— Совсем сдурела девка, — прыснул Акимошка.

— Сколько ставишь? — золотоволосый красавец Рол-бово смахнул с века ресничку безымянным пальцем.

— Десятку.

— Принимаю.

— А что это за сельдь пучеглазая рядом с моим Бивиримкой? Я ревную.

— Супружница его — сиита Гафана.

— Гафя стало быть?! — смягчилась Зафута. — Ой, а какие на Гафечке камушки интересные…

— Дай взгляну, — заинтересовался Рол-бово. — Ты смотри, и правда, какие сапфиры изумительные.

— А что, Роли, может, развлечёшь старушку?

Золотокудрый задумался, постучал пальцем по губам:

— Нет, воздержусь пока.

— А вот ещё мальчишечка в сторонке жмётся. Кто это?

— Какой?

— Левее у столба. Рядом с Чернополосыми, — Зафута указала на высокого худощавого юношу лет двадцати с мягким пушком на верхней губе, каштановыми волосами и неуверенным взглядом пронзительно-голубых глаз.

— Вилор — бастард Фиро, — пренебрежительно дунул в золотые усы Рол-бово. — На мой вкус, в его костюме слишком много золотого шитья, как думаешь?

— Бастард? Как жаль, такой симпатяшка.

— Советую присмотреться. Фиро его очень любит и ни в чём не отказывает.

— Следующий, — объявил Пунгис, шлепком по плечу выпроваживая пригревшегося и чуть было не задремавшего Крэча.

Древорук встал и направился к пикирующимся ловеласам.

— Позвольте взглянуть, сиита Зафута, — спросил он, одарив девицу очаровательной улыбкой.

— Разумеется, — потупилась та, — тебе, всё, что пожелаешь.

— Всегда пожалуйста, — отстранился Рол-бово. — Учись, Акимошка. Градду Лосу и захочешь, не откажешь, всё у него при себе: и улыбка, и непринуждённость, и представительность, а главное — вежливость и чувство такта, достойные знатного сиория.

Крэч благодарно кивнул. Прильнул к щёлке, скользнул взглядом по стене, нашел площадку под серо-голубым навесом, c бахромой и вензелями, где скучали вышеупомянутые сиории и сииты. Посчитал стоящих по бокам Чернополосых: шестеро с балестрами и столько же копейщиков… и боги знают, сколько ещё в башнях и по периметру.

Да, зрелище было более чем внушительным.

Ветер трепал гербовые флаги Кратов: дельфин и голуби на фоне моря и пышных облаков, похожих на трабскую капустку. Одежда высокородных зрителей (тех, что из Кратов) изобиловала серо-голубыми тонами. У каждого мужчины нашивки-дельфинчики на груди, у сиит — золотые голубки. Гости, в основном Кратовские вассалы, в цветах своих родов. Крэч приметил (разбирался немного) болотные зигзаги Сагомов, тёмно-коричневые полосы Гиоторов, красно-зелёные ромбы Лимоев, бирюзу и рапс Мокойахов.

Холёные мужчины в альпаковых шочерсах, воротники которых были оторочены мехами, а мантии скреплены золотыми и серебряными пряжками, сияющими в лучах предзакатного Лайса. Волосы женщин были либо увиты в тубы (согласно велению имперской моды), либо уложены в высокие пирамиды из локонов, скреплённых золотыми спицами и тончайшими галиоровыми сеточками с камнями и жемчугом. Все в шикарных платьях, немилосердные корсеты которых стройнили их и так вздымали грудь, образуя дивной красоты декольте, что Крэч, глядя на всё это великолепие, едва что слюной не захлёбывался.

Он закусил губу: «Много у Фиро ра'Крата друзей. Есть где Рол-бово и Зафуте разгуляться. Будь я на их месте — с ума сошел бы от счастья…»

* * *

Сиурты пришли на представление заранее и видели всё: и как силач выносит цепи и шары, и как разминаются канатоходцы и акробаты, как раздувает угли в переносной жаровенке кудесник над пламенем.

Маан от души повеселился, глядя на его приготовления, на то, как он, узрев в кучке детишек первых зрителей, начал производить бесхитростные свои манипуляции: потанцевал с горящей тростью, покрутил ею, поводил пылающим шариком по рукам и обнажённому торсу…

«И это всё?» — поймав скептическое настроение друга, пожурил огнерыга Коввил.

«Да погоди ты, Воздушный, видишь же разминается человече. Я, между прочим, так не смогу. Мне мой огонь сотворённый никакого вреда не нанесёт, — Маан погладил любимчика Раву, — а у него он самый что ни на есть настоящий, с таким работать куда как хлопотнее».

К слову сказать, о пееро сиурты давно уже не беспокоились. Благодаря совету Раффи они спрятали своих любимцев под несложной иллюзией, на которую даже отвлекаться не приходилось — пееро легко поддерживали её за счёт собственных сил. Окружающие видели в этих маленьких пушистых зверьках четырёхрогих ахирских фурциферов в широких медных ошейниках с окольцованными лапками и хвостами, в Коввиле же с Мааном с готовностью признавали адептов Риоргу из Белосохской обители.

Народ прибывал на глазах. Сотни людей занимали места на деревянных подмостках, кричали, толкались, хохотали, некоторые даже подпевали играющим на сцене музыкантам. Над площадью разносились крики лоточников: чорпушников и торговцев каштанами и горячительными напитками, предлагалось это всё по таким ценам, что в обычный день ни у кого и мысли не возникло приобретать здесь хоть что-то…

* * *

— Сливки тарратского общества, — довольно резюмировал Акимошка, одновременно с Древоруком рассматривающий публику. — Местные карманники должны молиться на сииту Лорто и Меема».

Крэч отстранился от смотровой щёлки. Вынул трубку, кисет, кресало.

— На задки смолить, — предупредительно рявкнул Пунгис. — Здесь и так напердели, что не продохнуть.

Кила и ещё две девицы из приглашенных: миленькая пухляшка Лана и экстравагантная литивийка Даги прыснули в кулачки.

Крэч вышел во внутренний дворик.

Растянувшись на брусчатке, блаженствовала сучка Чиха. А на пороге одной из кибиток сидела Лорто Артана.

Такой кейнэйку Крэч ещё не видел: широкие шерстяные, коричневые с чёрным штаны и жёсткая куртка, лёгкая шапочка, какие носит зарокийская молодёжь. Теперь Лорто можно было принять за юношу, щёки которого только-только начали покрываться первым пушком.

— Начинаем! — радостный голос Меема отмёл последние сомнения и перенаправил мысль Древорука в театральное русло. Курить отчего-то перехотелось, и Крэч вернулся в шатёр.

— Подсоби, Тэннар Великий! — выдохнул Пунгис, и, собравшись с духом, гаркнул зычно: — Заканчиваем трёп, братцы. Настала пора денежку зарабатывать, — он захлопал в ладоши. — Роли, Даги, Лана, готовимся к выходу. Оринг и Кила, не расслабляйтесь, вы на очереди. — Он критически осмотрел застывшую труппу. — С богом.

— Ну, Тэннар нам в помощь, — сказал Меем, и порывисто шагнул к проходу на сцену.

— Акимошка, — позвал Пунгис, — поди-ка сюды, красоту тебе наведу, пока ещё время есть.

— Мне и так хорошо, — развязано отозвался тот.

— Иди, говорю. Усы в вайру намочил, висят теперь, как у дохлого таракана, ты же не пьянь подзаборную, а самого Лелка Роффу — правую руку Фижу Рикораса играешь. Красотка Зафута, между прочим, твоя полюбовница. Погляди, где она — богиня, а где ты — босота подзаборная.

— Не знаю ничего, — пошмыгал носом Акимошка, — Моего Лелка вся Кетария любит. И не надо мне здесь…

Крэча эти разговоры не интересовали, и он предпочёл смотреть на сцену, где к публике передом, а к нему задом стоял зеленоволосый нуйарец.

Меем вскинул обе руки, требуя внимания. Шум стих и несколько сотен пар глаз устремились в сторону сцены. Нуйарец сделал важное лицо и возвестил торжественно-звучным голосом:

— Театр «Братья Кинбаро Ро и Этварок» приветствует тебя, свободный Таррат! — он заложил ладонь за поясницу, выставил правую ногу и помпезно поклонился.

Толпа не стала дожидаться продолжения речи, обожгла его огнём восторженных аплодисментов.

— Мы рады представить вашему вниманию, — зычно продолжал Меем, — великое творение Фия ра'Виросо, пьесу под названием «Ксамарк и Фижу»! — он сделал несколько забавных па, пошаркал ножкой, покрутил руками вензеля. Воцарилась почтительная тишина. — Давным-давно, — его голос, размеренный и неторопливый, был полон торжественности и достоинства, — на славном острове Ситаце, в местечке с поэтическим названием Семь Козлов в ясный весенний денёк родился главный герой нашего повествования — Фижу Рикорас, ни много ни мало будущий король къяльсо!

Кто-то из наймитов ударил в медный гонг — мистерия начиналась…

* * *

— Пора, — рука Пунгиса отечески легла Крэчу на плечо. — Твой выход. Смотри не подведи.

«Ну вот и всё», — замерев и считая удары сердца, подумал он и набрал в грудь воздуха. И тут, совершенно неожиданно (а то ведь он уже уверовал в то что переборол все страхи) его охватил прилив паники: «А вдруг у меня не получится» — однако было уже поздно, Пунгис щедро освятил феа тревершием и вытолкнул на сцену.

— Да поможет тебе Тэннар Великий.

Древорук выскочил на подмостки и столкнулся (как и было задумано) с красавчиком Блайком по прозвищу Рыжий Кот, его играл не мене красивый и уж точно такой же рыжий Рол-бово.

— Прощения прошу, градд, — вежливо произнес златоусый Блайк. Одарив Крэча очаровательной улыбкой, он развернулся, собираясь уйти.

Древорук похлопал ладонью по поясу, там, где якобы должен был находиться поясной кошель…

Первые его слова, как актёра, хоть и были скудны, но всё же дались ему с большим трудом:

— Стой, гад! Верни най-сар!

«Уф! — отлегло у него. — И нечего в этом нет страшного!»

* * *

Маану с Коввилом достались места во втором ряду у прохода. Хорошие места. А если оценивать количество золота и камней, надетых на соседке Маана справа, то можно сказать, что и отличные. Местами этими сиурты были обязаны вездесущему Раффи, который сидел по левую руку от Коввила, а дальше, рядом с ним расположилась его невеста Сона.

«Прекрасная пара», — подумал Огненный в тот миг, когда на сцену вылетел неуклюжий феа.

Это был Ксамарка Тою, он вступил в диалог, и его специфический с лёгкой хрипотцой голос и жесты напомнили Маану Крэча Древорука. Тут же вспыхнуло с новой силой тлеющее в его душе чувство беспокойства за сына.

«Ничего страшного, — успокоил себя Огненный, как делал это уже не одну сотню раз, — Тэйд же не один — с Саимой. Он парнишка смышлёный, сам не пропадёт и Тэйду пропасть не даст».

…Тем временем на сцене разыгрывались нешуточные страсти: похожий на Крэча феа сказал что-то (что именно, Маан не расслышал по невниманию) и, взбежав по лестнице на верхнюю площадку, спрятался за портьерой. Тревожно завыла виола. На противоположном конце сцены, перетянув на себя всё внимание публики, в сопровождении ещё двух девушек появилась умопомрачительная литивийка Зафута. Она держала в руке поднос с двумя бокалами вина.

— Ксамарк, вы где? — спросила литивийка. — Он ушёл, — мгновенно сникнув, прошептала она.

Толпа бурно зааплодировала. Послышались подбадривающие выкрики. Маан услышал литивийскую речь — кто-то возбуждённо выражал землячке свои восторги…

 

Глава 48. Второй

Н.Д. Весна. 1165 год от рождения пророка Аравы. Седогорье. Где-то неподалёку от Волчьих пустошей

Был ранний вечер. Дождь начавшийся после полудня сменился мелкой моросью, небо начало светлеть.

— Ну вот вроде и всё. — Лицо Нёта было мокрым и грустным. — Простите меня…

— За что? — Инирия выглядела удивлённой.

Он пожал плечами.

— За всё.

Тэйд угрюмо кивнул, испытывая по отношению к дауларцу смешанные чувства. Они так и стояли несколько секунд, скупо обмениваясь смущенными взглядами, словно боясь показать свои подлинные чувства. Наконец не выдержав Тэйд порывисто шагнул навстречу другу и обнял его.

— Ты меня прости, — произнес он, похлопывая дауларца по широкой спине. — Никто не виноват, случилось только то, что должно было случится.

— Да, это так. Один совет, Тэйд, на прощание, если позволишь. Не искушай небо — найди настоящего учителя. Тебе это нужно.

— Я знаю.

— Ну хватит уже обниматься, — остановила их Инирия, отчаянно стараясь придать голосу твёрдости. — Иди сюда, дауларец, чмокну тебя на прощание. — Она привстала на цыпочки и, обвив шею Нёта руками, поцеловала его в щёку. — С духами осторожнее. Меч твой алый против них вряд ли поможет.

— Да мне-то что, вы главное не попадитесь. Санхи, как поймут, что вас нет в лагере, наверняка сразу на поиски кинуться. Ты, Нира, дрянь свою от собак… осталась у тебя ещё? не жалей. Сыпани от души, чтоб не только у рэктифов, но и у самих санхи ноздри наружу повыворачивало.

— Хорошо, — Инирия улыбнулась, сделала шаг назад. — Встретимся ещё, дауларец. Дяде наши извинения передай, у него теперь неприятности будут, — со вздохом проговорила она, вытирая со щеки не то слёзы, не то капли дождя. — И не злись на него, он прав.

— Разберёмся.

Тэйд поправил мешок с недельным запасом провизии, поплотнее закутался в дорожный плащ, защищаясь от пронизывающего ветра.

— Ну, не поминай лихом!

— Пусть хранят вас все боги Ганиса, — ответил Нёт. — Берегите себя.

— Погоди, — Тэйд даже не понял, как у него это получилось, рука сама нашарила кри в кармане, язык произнёс слова: — возьми вот на память. — Он протянул дауларцу любимое кри, в виде двух сцепленных девичьих рук.

— Спасибо, — скупо поблагодарил Нёт, и ещё раз обнял Тэйда.

Последний раз махнув рукой на прощание, Тэйд и Инирия повернулись и зашагали вниз по пологому склону.

Дауларец молча стоял на холме, и смотрел им вслед, чувствуя себя абсолютно беспомощным. Вот друзья его шагнули в лесной сумрак и деревья тут же сомкнули за ними ветви…

* * *

Когда стемнело, беглецы были уже далеко от лагеря. Некоторое время они шли на северо-восток, в полосе леса тянувшейся вдоль большака, потом прошли немного по самому тракту и лишь, затем свернули на юг, снова возвращаясь к пустошам.

На ночлег остановились в небольшой ложбинке под прикрытием деревьев и зарослей сумаха с пожухлыми мареновыми листьями. Хоть близкая ночь и принесла с собой промозглый холод огонь разводить не стали — боялись погони санхи. Устроившись под кустами, они завернулись в сухие одеяла и, тесно прижавшись друг к другу, с тревогой вслушивались в гулкую тишину в надежде услышать хоть малейший шорох.

Они почти не разговаривали, лишь Инирия вяло поругала несносную погоду: где-то над пустошью бухали громовые раскаты, да ветер, студеный и колючий свистел в полуголых ветвях деревьев. Наконец усталость взяла свое, и Тэйд провалился в беспокойный сон…

* * *

— Нёт прав, надо ехать! — сказал Рий Тагор — воин из подручных Хэд Хомана, за два последних дня он стал Нёту другом. — Если он говорит что чувствует будто дело плохо, значит, так оно и есть. Знаешь же — в заклинатели абы кого не берут.

— Что скажешь, Нёт? — взгляд Хэда Хомана был суров.

— Я чувствую, им грозит опасность, отпустите меня на день, на два, не больше. Я вернусь, обещаю.

— Опасность? Что ж ты сразу её не почувствовал, когда помогал им бежать?

— Я чувствую только то что чувствую, и не в моих силах определять когда это происходит. Была бы моя воля — никуда их не отпустил.

— Ладно, — Хэд Хоман встал, — мы с тобой поедем. Но только мы втроём, я дал слово что лагерь не останется без охраны. — Седлайте коней, а я пойду переговорю с Геу Ксеримом.

— Спасибо, дядя, — воспрял духом Нёт.

— Не забудь что обещал мне.

— Я помню, — кивнул он.

* * *

…Боль заставила Тэйда открыть глаза. Он лежал на спине; всё тело затекло, ни пошевелится, ни произнести хоть что-то — во рту кляп, руки связаны. Он увидел над собой затянутое тучами небо (что примечательно не ночное), и птицу парящую высоко-высоко под облаками а ещё что-то тёмное, стремительно приближающееся, и это небо и птицу от него разом закрывшее — сильный удар мгновенно погасил неокрепшее ещё от предыдущего погружение в небытие сознание Тэйда…

* * *

— Ну что очухался?

Он сидит, руки связанны за спиной. Говоривший стоит перед ним и покачивает пустым ведром с верёвкой на ручке.

С восточной оконечности неба, наползали сумерки, неустанно сеял мелкий противный дождик из тех, что, начавшись однажды, льют несколько суток к ряду. В последнее время это стало настолько привычным, что никто уже не обращал на него никакого внимания.

«Это брат Тамк», — отметил про себя Тэйд, слизывая с губ капли холодной воды.

— Окати-ка его ещё разочек.

«А это уже брат Этро».

— Может кипяточком ему в бельма плеснуть? Гляди, рожа наглая какая!

«Они нашли нас… где Нира? Сколько времени прошло? День? Два?»

— Успеется, давай-ка сперва с высокородной сиитой разберёмся. Так же, сиита Инирия, продолжим наш разговор? А ты этого, пока, обыщи.

«Нира жива!»

Тэйд проморгался, сфокусировал взгляд и чуть не задохнулся от увиденного. Они находились на полянке у заводи небольшой реки, справа тёмные пятна… «Какие-то выгоревшие строения… похоже ферма, заброшенная»… прямо перед Тэйдом мостки, а на них, на краю, у самой воды лежит Инирия. Руки и ноги связанны. Над ней нависает брат Римо. Рядом стоит брат Этро, в руке у него хлыст у его ног обмотанный верёвкой камень и меч, в ножнах.

— Нира!

Удар ногой опрокинул его на мокрые доски.

— Молчи, гнида.

«Не дался им клинок Керитона, — сглотнул Тэйд, ощущая во рту железный вкус крови, — не смогли из ножен вытащить».

Он приподнял голову, всматриваясь в черное, набухшее темной массой небо у них над головами. Дёрнулся, хотел встать, но Тамк опередил — сам, рывком, поднял его на ноги. Схватил рукой за горло, сдавил так сильно что чуть глаза у Тэйда не лопнули.

— Стой прямо и не брыкайся, — простужено шмыгнул носом санхи и начал обыск.

Взялся за плечи куртки, рывком сдёрнул вниз. Аккуратно, что Тэйду показалось странным, расстелил на земле. Обшарил карманы, проверил рукава, штанины. Всё что находил бросал на куртку. Заинтересовал жреца только астрагал со стихийными знаками на гранях, его он аккуратно положил на чёрный срез столба, от которого начиналось ограждение мостков.

— Не густо, — раздосадовано бросил он и со всей дури ударил пленника кулаком поддых.

Тэйд согнулся пополам, упал на дощатый настил, жадно хватая холодный воздух. Будь у него силы вздохнуть полной грудью, он бы истерично захохотал. Но это было только началом. Санхи принялся наносить удар за ударом, ногами: в живот, в грудь, в бок. Брат Тамк, похоже, собирался забить его до смерти.

— Что это? — Санхи остановился и смотрел теперь на свой окровавленный кулак. Он поднёс правую руку к лицу и присосался к пораненной ладони губами. Нагнулся и рванул рубаху на груди Тэйда. — Вы только поглядите, — безумно расхохотался он. — Этому мальчишке и гарроты не надо, он со своей ходит.

— Где камень? — в свою очередь истошно заорал Римо и со всей силы вытянул Инирию по спине хлыстом, Тэйд невольно застонал. Сейчас он готов был разнести в клочья всё это место, но вот только Уино в нём не было ни капли. «Всё от боли!» — мысль эта настолько поразила Тэйда, что он стоически терпя сыпавшиеся на него удары, едва не разрыдался от досады. Это было воистину усмешкой богов — всю жизнь истязать себя, укрощая непокорную Силу, и лишится её, от банальных побоев, в тот самый момент, когда действительно в ней нуждаешься.

— Где камень? — этот вопрос относился уже не к Инирии, а к нему. Брат Тамк склонился над ним, занёс кулак и уточнил, боясь, что избитый до полусмерти пленник не поймёт, о чём его спрашивают: — Камень Тор-Ахо где?

«Что с Нирой?!» — Только эта мысль, остальное не имело значения.

Да и не знал Тэйд, что ему отвечать. Он не геройствовал, хотя была бы нужда так и поступил, нет, он просто не знал ответа на его вопрос. Вчера (он надеялся что это было вчера) когда санхи обыскивали шатёр, он подумал что Нёт пробравшись сзади, взял у Ниры и спрятал все вещи её компрометирующие, и камень разумеется тоже. Потом отдал, наверное. Сейчас же, выяснялось, что камня нигде не было. Все их вещи, лежали в трёх шагах от Тэйда, и санхи, судя по вопросам тщательно их осмотрели, обыскали они и Инирию, обыскали и его. Несколько минут назад Тэйд ещё мог вообразить, что Нира тайком подложила камень ему, но оказалось что и это не так.

«Как же так вышло что я за всё это время, ведь был и день и вечер, так и не поинтересовался, куда Нира спрятала камень».

Брат Тамк, не дождавшись ответа, выдал Тэйду новую серию ударов, на этот раз кулаками и в основном в грудь и живот. Удар в челюсть отправил его в небытие… Это было спасением, ведь увидь он то что произошло после…

— Что делать будем, Этро?

— Вон камень, вон пруд, и ни одна собака про него не вспомнит, и про девку тоже.

— Это «да», — согласился Тамк. — Обознались мы, братья. Похоже и взаправду сиита какая-то знатная. Сумка у неё и у этого золота и камней полная. А нашего среди них нет…

— И молчит… я будь на её месте, давно бы сознался, — щербато улыбнулся Римо.

— В воду девчонку! — распорядился Этро, — его в сарай тащите, там договорим… А это ещё что? — Взгляд его остановился на контрастно белеющем на вершинке балясины камешке-астрагале. Он подошел, взял находку, взвесил на ладони. Повертел в пальцах. — Тяжелый. — Подбросил, поймал. — Откуда?

— У него нашел.

— И что это такое?

— Пф-ф, — совсем по лошадиному отфыркнулся Тамк. — Откуда я знаю.

В этот момент раздался всплеск; Римо разогнул спину, он спихнул связанную Инирию в воду. Не дожидаясь пока выберется вся верёвка толкнул следом камень.

— Готово, — он демонстративно оббил ладонь о ладонь.

— Ну и слава Первым, — цинично заявил Этро, размахнулся и запулил астрагалом, метя в место откуда расходились круги. — Держи, сиита Инирия, владей.

— Вообще-то это его, — кивнул на Тэйда Тамк.

— Да какая разница, — драматически взмахнул руками брат Этро. — Ну перепутал, вот ведь беда непоправимая!

В небе пыхнула молния, по деревянным мосткам забарабанил дождь, не та надоедливая морось, на которую уже давно никто не обращал внимания, а настоящий ливень.

* * *

Придерживая коней дауларцы спускались по откосу к реке.

Нёт видел всё: как двое — санхи, избивают Тэйда, как старший отдаёт приказ и третий жрец спихивает Инирию в воду. Видел как полуживого Тэйда тащат в сарай, а ещё видел, приближающийся с противоположного склона отряд санхи…

Их было около трёх дюжин, может больше, впрочем что это могло изменить, разве что придало Нёту ещё больше решимости? Так больше не бывает! Думать или сожалеть о чем-то было уже некогда, одна только мысль, что санхи убили Инирию, бросала в яростную дрожь. Нёт возбуждённо шлепнул своего коня по крупу, молясь, чтобы пегий удержался на скользком спуске.

Разбушевавшийся ветер трепал полы плаща, швырял в лицо водяную пыль. Скакун рванул вниз, словно чувствуя, что времени совсем мало, но из-за глины у него стали разъезжаться ноги, и Нёт вынужден был схватиться за его шею, чтобы не перелететь через голову.

Пегий заржал…

* * *

«Парнишка совсем уже небось ничего не соображает и что девку мы утопили, так, наверное, и не понял. — Этро присел перед Тэйдом, заботливо пригладил волосы на его голове, похлопал ладонью по щеке. — Да, перестарался Тамк».

— Пора вставать, — сказал он смешливым, видоизменённым голосом. — Ну, чадо моё, говори уже: кто ты такой и чего здесь делаешь?

Тэйду было не до смеха, он с трудом разлепил глаза.

— Ни-и… — тихо-тихо прошептал. Во рту было липко от крови. Язык распух и еле ворочался — его было слишком много, а вот зубов наоборот осталось совсем мало, — Ни…ра.

— Что? Не слышу тебя.

— Нира, пого… я…

Брат Этро взял Тэйда за подбородок. Он пытался сообразить как поступить, выходило так что выбора уже и не было. Парнишка, будь он хоть кем а такого ни за что не простит. А значит и ему не жить.

— Ну что, крюк под ребро и на балке подвесить? — с усмешкой маниака спросил Римо.

— Не надо.

— Брат Вилух с отрядом, — от ворот крикнул Тамк.

— Далеко?

— На холме уже.

— Быстро он, — досадливо поморщился Этро и направился к выходу.

* * *

Рий Тагор, выбравший для спуска более пологое место, опередил их на корпус, но Нёт видел как завиляла задом его лошадь, как оступилась и взбрыкнула, пытаясь устоять на ногах. Не удержавшись в седле Рий кубарем полетел в кусты. Нёт скрипнул зубами и похлопал пегого по крупу поощряя осторожность его движений — ждать небыло ни времени ни смысла: Рий сам разберётся, он отлично владеет луком, возможно так от него будет больше пользы. Был бы лук цел!

Лук был цел. За полсотни шагов Нёт понял что санхи стало заметно меньше. Он обернулся — оказалось что дауларцы били уже в два лука — Хэд Хоман принял правильное решение, он спешился, и теперь они с Рийем стояли плечо к плечу и безжалостно всаживали стрелы в мечущихся в панике санхи. Кто-то из жрецов тоже схватился за лук, (к счастью их умение не шло ни в какое сравнение с выучкой дауларцев), кто-то спасался укрывшись за остовами обгоревших строений, кто-то пытался остановить мечущихся, неуправляемых лошадей, лишившихся седоков.

К тому моменту как конь Нёта, преодолев брод, выехал на более менее твёрдую почву, количество жрецов способных сражаться уменьшилось на треть. Оставшиеся же, судя по растерянным лицам и беспорядочным движениям, совсем лишились присутствия духа и готовы были дать дёру, но один из них — низенький, коренастый, с короткими светлыми волосами, кричал хриплым сорванным голосом, отдавая приказы. Половина жрецов, повинуясь его слову, побежала к сараю где находился Тэйд, половина кинулась на встречу дауларцу.

Нёт пришпорил коня, пегий рванулся вперед с неожиданной силой, воин оскалился и выхватил алый клинок.

Он с ходу вломился в толпу санхи, первым же ударом развалив ближайшего к нему пешего копейщика от головы до паха. Привстав в стременах, качнулся влево и отбив направленный в грудь клинок, вышиб дух из его хозяина. Резко дёрнув поводьями, развернул пегого — ближайший конник был уже совсем рядом. Алый клинок описал широкую дугу и голова санхи отлетела в глиняное месиво. Следующему Нёт метил в грудь. Лёгкий кожаный доспех несколько смягчил удар, но не спас, а лишь добавил ему несколько мгновений жизни на прощание с любимыми богами.

Бешено матерясь, дауларец соскочил на землю, конь резко отвернул в сторону; Нёт схватил торчащее в земле копьё и бросил в ближнего санхи, сдёрнул из-за спины щит.

Оттолкнул им летящего прямо на него верхового, отбросив далеко назад и коня и всадника.

Им постепенно овладевало упоение битвой, меч дарил мощь, которую никто не может остановить. Теперь он это ясно видел.

Санхи хлынули к нему.

Ударом ноги Нёт отбросил очередной труп, и ввинтился в толпу наступающих, круша их широкими, мощными ударами; он всегда был смертоносно быстр а чары меча в разы увеличили его силы. Санхи отлетали в стороны, удары щитом крушили кости, клинок рубил пополам и плоть и оружие, кровь заливала землю.

Ещё одного, налетевшего с непоколебимой уверенностью в собственной неуязвимости, Нёт поймал на остриё меча. Жрец выдохнул и взглянул в его глаза с таким искренним недоумением, что дауларец на мгновение пожалел, что убил это наивное создание. Дождь мгновенно смыл кровь с блаженного лица санхи, бывшего, наверное, единственным верующим во всей это бесноватой братии, именующих себя — адептами истинной веры.

Свистнули стрелы и двое стоящих перед Нётом жрецов повалились ниц…

«Тихраб те ит алоихо даис», — произнёс дауларский воин, так кстати недавно заученную им фразу на кейнэйском, и мрачная усмешка искривила его губы.

* * *

— Пора с этим заканчивать, — Этро отёр окровавленные ладони о куртку Тэйда. — Вот что, братья, — сказал он, — хватайте сумку, и золото из неё с камнями по карманам пихайте. Вечером поровну поделим. По честному. Обещаю. Но если кто, — зло рыкнул он, — хоть полриили зажилит, лично башку снесу! Понятно?

Санхи дружно закивали.

— Всё! Шевелитесь, а я этого к встрече с братом Вилухом подготовлю.

Пока он говорил, Тэйду каким-то чудом удалось подняться. Он стоял покачиваясь из стороны в сторону, с трудом удерживая в равновесии непослушное тело. Его намокшие от дождя волосы прилипли к лицу, грудь тяжело вздымалась.

— Всё заканчивается, — глубокомысленно изрёк Этро, потыкав пальцем в плечо Тэйда, — мы все когда-нибудь умрём…

— Наши уже совсем близко, — перебил его Тамк.

Времени на разговоры не осталось и Этро нанёс пленнику мощный удар в голову. Тэйд отлетел назад…

Воздух зазвенел — тревожно и пронзительно — словно кто-то провёл по стеклу железом.

«Странно как всё вышло, и — «да» все мы умрём, — подумал Этро, и мысль эта была не о полуживом Тэйде, скорчившимся у опорного столба, о который он приложился спиной, и даже не о «втором», точно таком же юноше, в отличие от «первого» оставшегося стоять перед ним, а об удивительном чёрном клинке, пронзившем его грудь.

Этро одновременно почувствовал досаду, боль и железный вкус крови наполняющей рот…

* * *

Тэйд Второй рывком выдернул меч из груди жреца, он лишь мельком взглянул на пузырящуюся на чёрном клинке кровь и уверенным шагом направился к двум другим санхи, копошащимся у их с Нирой сумок.

«Мы все когда-нибудь умрём…»

 

Глава 49. Зеркало Хора

Н.Д. Весна. 1165 год от рождения пророка Аравы. Валигар. Шургэт

— Выдвигаемся! — Келизан подтянул подпругу и взлетел в седло; иэр, повинуясь его негласной команде, устремился вперёд валкой рысью, мощно взмахнул крыльями и взмыл в воздух.

Авангард войска реи-кану, гремя сталью доспехов, маршем двигался к Зеркалу Хора.

Впереди летел сам Ридатиар, вождь то посылал иэра в поднебесье, то опускался вниз и парил во главе пяти сотен отборных закованных в гладкую черную броню воинов — пеших и на варг-нахахах, с боевыми хамарами на цепях. Во главе строя шли знаменосцы, над головами на длинных древках, увенчанных рогами, трепетали на ветру красные и черные шелковые флажки.

Рядом с вождём кружили воины на иэрах: Келизан и его разведчики, пятеро сотников, десятка два лучников.

Обогнув острые, как копья каменные громады процессия спикировала в ущелье, туда, где среди рваных теней от облаков, блестело серебристой гладью обновлённое Зеркало Хора — их путь на свободу.

Среди каменных обломков их ждали две фигуры: советник Ридатиара Оварт и мастер следопыт Линхольт, счастливчики, первые реи-кану за тысячелетия вышедшие за пределы Шургэта.

— Проход открыт, мой вождь, — просияв белоснежной улыбкой, отрапортовал Линхольт, как только Ридатиар и сопровождающие его воины спешились.

Оварт поприветствовал имуги сдержанным кивком.

— Ка'Вахор? — лихо выдохнул холодное облачко Ридатиар, он, как и всё находившиеся здесь воины, пребывал в отличном настроении.

— Нет, мой вождь, всё немного сложнее, чем мы предполагали, — ответил советник. — Зеркало действительно выводит в подземелье, но это не Ка'Вахор.

Брови Ридатиара сдвинулись к переносице.

— А что?

— Пещера — каменный мешок, но в ней ещё четыре Среза…

— Четыре? Куда они ведут, ты узнал?

— Да, мой вождь. Один выводит в подземелье; обычные пещеры, без каких либо следов цивилизации. Там множество ходов и ответвлений и все они ведут наверх, что бы обследовать их понадобится много времени. Возможно…

— Значит, вы не пытались пройти дальше? — Ридатиар, скрестил на груди оплетенные черными ветвями-тиу руки, чуть отклонился назад, опершись спиной о скалу. Слабый ветер дул ему в лицо, колыша серебристые пряди.

Линхольт покачал головой.

— У нас было слишком мало времени, — ответил за следопыта Оварт.

— Я хочу взглянуть на эти пещеры.

— Как прикажете, мой вождь, — склонил голову Линхольт.

— Куда выводят другие Срезы?

— Два выхода в горы. Один на остров, небольшой, это хорошо видно прямо от Среза. Другой на материк или на очень большой остров. В горах, на запад от Среза — море. Третий Срез нас не пропустил.

— Что это значит? — неподдельный интерес изогнул бровь Ридатиара.

— Магия, мой вождь, — ответил Оварт.

— Настолько сильная, что ты спасовал?

— Не берусь пока сказать ничего определённого, имуги, слишком мало времени у меня было на изучение.

— Достаточно ли велики те Срезы, чтобы сквозь них могли пройти деруза или иэр?

— Два среза — да, сквозь них пролетит и иэр и деруза, это тот, что выводит в пещеры, и тот, что в горы, на материке, — ответствовал следопыт. — В два других деруза не пройдёт, даже сложив крылья.

— А иэр?

— Не самый большой иэр пройдёт.

Ридатиар взмахнул рукой, призывая воинов приблизится и слушать, что было излишним все присутствующие и так старались не пропустить ни единого звука.

— Хорошо, вот как мы поступим — я, Линхольт, Хириз и три десятка его воинов обследуем пещеры…

— Не думаю, что вам следует идти с первым отрядом, мой вождь, — сказал Оварт, — это может быть опасно.

Ридатиар смерил советника холодным взглядом.

— Когда это меня останавливало? Я вождь великого народа, имуги бесстрашного воинства. — Волосы вождя трепетали на ветру. Он смотрел на советника удерживая его взгляд своим. По рядам воинов прокатила волна слов одобрения. — И я пойду в первых рядах и буду сражаться и если надо погибну за свободу свою и моего народа. — Ридатиар оглядел строй, вскинул потрясая гизурамом руку. — Покажем этим выродкам кто настоящий хозяин Ганиса! И да поможет нам в этом господин наш — Великий Бог Килс'ташар! И пусть его дыхание окутывает ваши головы, а пламя Эрфилара сияет на гизурамах!

Ущелье взорвалось боевыми криками.

— Келизан.

— Я здесь, имуги.

— Ты со своими воинами на иэрах обследуешь горы на материке. Держитесь на высоте, если обнаружите людей, постарайтесь остаться незамеченными. Осмотрите все, что успеете до заката и возвращайтесь. Не задерживайтесь до темноты. Здесь будет разбит лагерь… Выполняй!

— Слушаюсь, мой вождь.

— Двух-трёх дней нам хватит, чтобы определиться с дальнейшими действиями, — продолжал Ридатиар. — За это время Оварт осмотрит закрытый Срез, определит, какой магией он запечатан, уверен, что-нибудь он обязательно да придумает. Так ведь?

Оварт кивнул. Воины одобрительно закивали.

— Линхольт, иди за Келизаном и расскажи ему и его воинам, что их ждёт по тут сторону Зеркала Хора, — приказал Ридатиар, когда голоса утихли. — Хириз, — (услышав своё имя, воин спрямил стан, расправил плечи), — готовься, мы выступаем сразу за отрядом Келизана…

 

Глава 50. Ксамарк и Фижу — под занавес

Н. Д. Весна. 1165 год от рождения пророка Аравы Зарокийская Империя. о. Ногиол. Таррат

— Ах, какой молодец, — Пунгис так тряс за руку Крэча, что казалось, будто голова сейчас оторвётся.

— Лиха беда начало, — пробормотал он смущённо.

— Не расслабляться, — хлопнул его по плечу Рол-бово. — Следи за текстом. Мы выходим после слов Зафуты: «Он откроет для нас дверь». И с деревяшкой попрошу аккуратнее. Ты сейчас так истово ей махал, я думал — глаз мне выколешь, а то и оба разом.

— Так теперь мы вместе против Акимошки драться будем.

— Это-то меня и пугает, — вполне дружелюбно, но с нотками реальной озабоченности сказал Рол-бово. — Ты не обратил внимания на пышную даму в травянисто-зелёном платье и с причёской в виде трёх перевитых змей?

— Нет, как-то не до дам мне было, тем более со змеями на голове.

— Понимаю. Ничего, привыкнешь. Будешь на сцене, смотри во второй ряд, она, — он поднял палец, поводил им, будто на кого-то указывая, — она седьмая от прохода в центре, после высокой нуйарки с фиолетовой тубой и четырьмя спицами с рубиновыми наконечниками.

— А зачем мне, скажи, на неё смотреть?

— Да за тем, что она с тебя, мил мой дружок, глазёнок своих похотливых не спускала. Уж я-то, поверь, такие взгляды изучил досконально.

— Ты совсем, что ли, сдурел, Роли? Я думал, эта тема уже закрыта.

— Да ладно тебе… Сиита солидная, по всему видать, женушка какого-нибудь зажиточного торговца, или ювелира. Чего морду воротишь, дело-то молодое, — он наклонился и прошептал Крэчу в ухо. — Разомнёшься перед Осилией ра'Крат.

— Нет, — отрезал Крэч.

— Да вы поглядите на него — сконфузился, — бросил Роли. — А ведь не мальчик уже.

— Тише! — остановил их Пунгис.

— Даже не знаю, что сделать! — гневный голос со сцены принадлежал Акимошке. Лелку Роффу в его исполнении (кто бы мог ожидать) был великолепен.

Крэч замер. И вот он, голос Зафуты:

— Он откроет для нас дверь.

— На выход, — пылающий восторгами Пунгис подтолкнул Крэча к шторкам. — Роли?

— Я готов, — отозвался златоусый, обнажая деревянный клинок.

— Пошли…

* * *

Ниэлла (Зафута) оттолкнула протянутую Ксамарком Тою (Крэчем) руку и шарахнулась от него, качая головой в яростном отрицании.

— Оставь меня, — еле слышно вымолвила девушка.

Ксамарк Тою сделал неуверенный шаг вперёд. Ниэлла отстранилась, заслонила глаза тыльной стороной ладони.

— Уходи!

— Но я люблю тебя…

— Да уйди же! — она вскинула руку в отчаянном стремлении удержать феа на расстоянии. — Уйди.

Ксамарк Тою протянул к любимой окровавленную ладонь (стало видно, что в его боку торчит бутафорский нож). Он медленно опустился на одно колено, глядя, как девушка продолжает от него пятиться.

Волна вздохов прокатилась по рядам. Своим утончённым слухом Крэч расслышал женские всхлипы и успокаивающие шепотки их кавалеров. Какое счастье, что это была финальная сцена, он так устал, а теперь ему больше ничего не надо делать. Всего-то и осталось, что немного попялиться в зал огромными от ужаса глазами.

Он повалился на пол и как мог, изобразил страдание, и, судя по тишине и затаившей дыхание публике, у него всё получилось. Это был несомненный успех, и Крэч наслаждался этим неведомым ему доселе чувством. Взгляд его скользнул по рядам и, что было неожиданно, выхватил из толпы зрителей строгую сииту с фиолетовой тубой и четырьмя спицами на темени.

«Та самая, о которой упоминал Рол-бово».

Крэчу стало интересно. Он остановил по инерции двигающийся дальше взгляд и вернул его назад, пытаясь отыскать сииту в травянисто-зелёном со змеевидной причёской, якобы «положившую на него глаз».

«Вот тёмно-синяя шапка булта, вот тугая чёрная коса с мощным дииоровым кри, — он скользил мутнеющим взглядом по головам зрителей, — вот аккуратный ёжик седых волос… А куда же подевалась фиолетовая туба?»

Пот заливал глаза, и Крэч, порядком устав от однообразной позы, которую вынужден был держать, видел лишь расплывчатые лица сидящих в первом и во втором рядах.

«Итак: седой ёжик, рыжебородый феа, — в глазах мутилось, лица сливались, было тяжело смотреть в одну точку, Крэч попытался навести резкость, но взгляд его снова скакнул в сторону. Пришлось начинать всё с начала. — Ёжик. Рыжебородый. Маан, — Древорук почувствовал, как его ожёг ледяной пот, — Маан?! Немыслимо!..»

— Уходи! Уходи же! Уходи! — страдала фиоритурами Зафута у него за спиной, но Крэч не слышал её. Благо этого уже и не требовалось. Безуминка от увиденного, поселившаяся в его глазах, с лихвой покрывала недостаток актёрского мастерства, добавляя в представление «настоящего» чувства.

— Они больше не имеют власти над тобой, — твёрдо произнес Лелк Роффу (Акимошка), обращаясь напрямую к притихшему залу. — Ты же не жрица.

Что он говорил дальше, Крэч уже не слышал, он искал взглядом Маана са Раву, хоть и не верил, что это действительно была он.

«Пусть это иллюзия, пусть! Пусть будет плодом моего воображения… я согласен. Акимошка, гадёнышь, наверняка это он подмешал мне что-то в гольфу… Где он, где? Как мне надоело таскать с собой этот треклятый камень Тор-Ахо. Я хочу от него избавиться!»

Он разогнул спину и выпрямился. Напряг зрение, пытаясь разобрать лица сидящих на двух первых рядах. Это у него получилось. Остальные лица слились во множество размытых кругов, пестреющих всеми цветами радуги — мистерия шла почти три часа, и Крэч сильно устал.

«Синяя шапка булта. Фиолетовая туба. Влюблённая в него сиита с тремя змеями на голове. Адепт Риоргу (это он так о Коввиле, которого не знал раньше, подумал). Рыжебородый феа. Маан са Раву, — в глазах у Крэча двоилось, — Он! Точно!

— Ты не понимаешь! — рыдала у него над ухом Зафута. — Я была жрицей. И теперь у меня нет выбора. Они не отпустят нас…

Это были последние слова в пьесе, за ними наступала тишина… Миновала минута. Две. Несколько ужасно долгих сорок гробовой тишины…

Робкие хлопки оцепеневших зрителей перешли в овации. Необычный раскатистый рёв поглотил площадь Трёх Мостов. Народ вскакивал с мест: он кричал, хлопал, свистел, махал руками, подбрасывал вверх шапки.

На сцену начали выбегать актёры…

— Эпически сыграно. Зрители это оценили.

— Что это было? — вопрос свой Крэч, находившийся несколько минут в отключке, обращал, скорее, к Всевышнему, нежели к столпившимся рядом актёрам.

— Это успех, мой друг, — восторженно прокричал Рол-бово, заглушая крики толпы.

— Фурор! Триумф! — вторила ему Зафута.

Крэч вскочил, продрался к краю сцены. Его взгляд зашарил по опустевшим скамейкам. Перескочил на толпящихся зрителей, терпеливо ждущих, пока схлынет народ в проходах: «Маан — вот он, не ушел. Тэннар Великий! Он здесь!»

Кто-то попытался обнять его, это была Зафута. Он тактично вывернулся, но не тут-то было: цепкие лапищи Меема охватили его плечи.

— Ты гений. Какая харизма! Какая глубина образа!

— Да, спасибо, — Крэч сжался и сполз вниз из объятий нуйарца. — Я сейчас, — крикнул он, и, не видя возможности продраться сквозь частокол рук своих новых коллег, кинулся за сцену, надеясь догнать Маана, обогнув задом фургоны…

* * *

Крэч ни видел перед собой ничего кроме мелькающего в толпе бордово-чёрного балахона Маана са Раву, и это его вполне устраивало.

Начало смеркаться. Площадь Трёх Мостов засверкала огнями светильников. Внезапно в небе над их головами вспыхнуло белое сияние, а из него, разлетаясь во все стороны, полетели красные и золотые стрелы.

Толпа разом остановилась, ахнула. Послышались восхищённые крики.

«Фейерверки! Точно, Лорто же всех предупреждала. Совсем из башки моей дырявой вылетело», — подумал Крэч, агрессивно работая локтями (значимость дииоровой руки в такой давке переоценить, было невозможно). Как мог, он пробирался сквозь толпу, но людской поток, поперёк которого лежал его путь, оттеснял от онталара всё дальше и дальше. Основная масса людей двигалась в Ручейки, Маан держал путь в кварталы попроще. В толпе попадалось немало Чернополосых — эскорты, сопровождающие домой знатных сиориев и их спутниц.

Не успела ночь поглотить огни первого фейерверка, а небо уже окрасилось огнями следующего. Он рассыпался многоцветным ливнем: красные, жёлтые, зелёные, золотые и серебряные искры.

Был один момент, когда Древорук почти нагнал Маана, и сиурт, обернувшись на треск фейерверка, который разорвался прямо над его головой, буквально упёрся в феа взглядом и… не узнал его.

— Маан!

Сиурт поглядел на него и отвернулся, продолжив путь. Крэч потянулся и схватил его за руку.

— Простите? — спросил его сиурт.

— Я Крэч… Древорук!

«Что случилось? Неужели я так изменился?»

И тут его осенило: «Тэннар Великомученик, на мне же грим. Я выгляжу как Ксамарк Тою. Эти тиу, чёрные с красным на левой щеке и шее, шрам на правой. Накладная борода лопатой, какую я отродясь не носил. Меня и бабуля родная не признает».

— Это я Крэч.

Лицо Маана поменяло выражение.

— Крэч?

— Я. Камень здесь у меня.

— Как, что случилось? Что с Тэйдом?

Спутники Маана остановились, с интересом взирая на Крэча.

— Да нормально всё… вернее… я не знаю, но когда я его в последний раз видел, был живым и здоровым.

— Думаю нам надо где-нибудь сесть и поговорить, — сказал Раффи.

— Да-да, надо, идем, расскажешь всё нам.

— Камень у меня здесь, — Крэч радостно похлопал себя по груди.

— Идём, — приказал Маан, и они двинулись вслед за Раффи.

«Ну вот, избавился наконец».

 

Глава 51. Цветок для сииты Орини

Н.Д. Весна. 1165 год от рождения пророка Аравы. Хаггоррат. Предгорья Кирама.

Дорога шла в горы и к вечеру, когда взобралась по исчерченному бороздами склону и пред путниками предстала небольшая дубовую рощица, на уступе. Дело шло к закату и багрово-розовые перистые облачка, отчасти смягчившие резкий облик иззубренного Кирамского кряжа, делали картину обозримого необычайно красивой.

— Отличное место для лагеря, — не вынимая изо рта трубки, прохрипел Гейб. — И вид прекрасный, и дошли мы сюда как нельзя вовремя — в утробе моей уже рези с голодухи зачались. И это в наше-то сытое время. Пора кабанчика на костерок пристраивать, зря, что ли мы с Доу за ним по буеракам цельный час гонялись.

— Это он за вами гонялся, дядька Гейб, — улыбнулся ему Кинк, наглаживая дружка своего Рыка по холке, — нам сверху всё хорошо было видно.

— То манёвра была тактическая, дурачок ты несмышленый, надо же понимать ситуацию. Кто кого, скажи, сегодня вечером жрать будет, он нас или мы его? Молчишь? Вот то-то и оно!

Приветливо заполыхал костерок, спустя полчаса над огнём зашкворчала, плюясь жиром, половина кабаньей туши. Сиита Орини (назвать её просто Орини у Кинка язык не поворачивался) хлопотала с припасами, дядька Доу сгружал из подводы ведёрный бочонок ниогерского сладкого — решил видимо проставиться, отметить знакомство и благословить предстоящее путешествие.

Кинк возился с Рыкой. Сиита Орини сплела щенку ошейник из кожаных полос, дядька Доу снабдил его пряжкой (толи с подпруги снял толи с ремня старого) и теперь щен горделиво расхаживал по лагерю, красуясь обновой.

Сиита Орини улыбнулась Кинку и села рядом, потрепала его по волосам, почесала Рыка за ушком…

«Какая она добрая, — уже не в первый раз подумалось Кинку, — и красивая… Очень красивая!» — Он понял, что краснеет и отвернулся.

В сторонке бродили стреноженные лошади, под кустом дрока икал и причмокивал во сне губищами, оборжавшийся овса Лохмоух.

— Хороший денёк, — отметил брат Буго, усаживаясь у костра. — Надо каждому такому дню радоваться, как последнему. Особенно если учитывать, куда вы направляетесь.

— Ты считаешь дорогу в Верран опасной? — поинтересовался у него Левиор.

— Север есть север, — поворошил хворостинкой в углях брат Буго, — там правят не закон и здравый смысл, а дикость и сила железа. Все от мала, до велика, будь то знатный градд или простой крестьянин, ходят вооруженными до зубов, вполне способных убить любого за один лишь косой взгляд. Ниогер и Ровихом всегда считались последними оплотами хаггоратской цивилизации, земли которые находятся севернее, кишат разбойниками, и порой мне кажется, что их там чуть ли не больше чем простых людей…

Левиор поглядел на Гейба, тот покивал согласно.

— …а ещё поговаривают, что в северных провинциях начали появляется шалки и бентуги. К счастью это лишь неподтверждённые слухи — мало кто остаётся в живых после свидания с этими тварями, однако слухи никогда не бываю напрасными.

— А вот это полная ерунда, — проворчал Гейб, презрительно вскинув правую бровь, и выпуская дымное кольцо, — нет в Хаггоррате ни шалков, ни бентуг, ни цоррбов. Забрел, может с перепугу один единственный, так вы уже в штаны навалили. — Видимо перед последней фразой он вдохнул слишком много дыма, потому что ворчание перешло в частый кашель.

— Но как же северные города и селения, куда смотрят сулойам и прочие, долженствующие следить за порядком? — спросил Левиор.

Гейб прокашлялся и взглянул на него как на умалишенного, но объяснение дал:

— Законники обирают купцов и чужестранцев не хуже прочих: на мостах, дорогах, на входах в города и селения. Вся власть там принадлежит наместникам провинций — они и есть главные разбойники. А сулойам их покрывают, — не за здорово живешь, наместники царствуют — караваны золотишко исправно в столицу возят… Как там кабанчик, Доу?

— Потерпи, совсем немного осталось.

— Не без этого конечно, — здраво воспринял обвинения брат Буго, — но не все сулойам молчат, градд Ваграут, не все.

— Неужели все так плохо? — спросил Левиор.

— Это плохо? — буркнул Гейб. — Это нормально. За Синке'эле'Турун лежит провинция Менху-Суол, она хоть и находится в составе Хаггоррата, что признанно и Верраном и Зарокией, сильно отличается от всех остальных провинций, даже с ней граничащих. Фактически никто не владеет этой огромной территорией, пересекая её не по традиционным караванным путям, путники рискуют наткнуться на банду никому не подчиняющихся головорезов, и лишится не только золота, но и голов. Почувствовать себя в безопасности, относительной, находясь в Менху-Суоле можно лишь в одном из независимых городов, где и слыхом не слыхивали ни об одном из законов цивилизованного мира.

— Почему король и огетэрин терпят это?

— Их это устраивает — Менху-Суол лежит на границе трёх государств: Гривары, Меноура и Зинтроха, где, к слову сказать, считают эту землю своей и относятся к ней, так же как и в Реммиаре.

— И считают своим долгом облагать её данью?

— Ну разумеется.

— А как же независимые города, о которых ты упоминал?

— Города, о которых я упоминал, укрыты высокими каменными стенами, а имеют достаточный запас продовольствия, позволяют их защитникам продержаться дольше, чем осаждающим.

— Похоже на Три Щита…

— Совсем не похоже. В Трёх Щитах есть законные правители и порядок, и территорию они свою охраняют, а за стенами Щитов люди, насколько мне известно, ещё ни разу не отсиживались.

— Вы так живо это обсуждаете, что у меня возникли сомнения: точно в ваши планы входит поход только до Веррана, и не собираетесь ли вы пересечь Желтую воду? — спросил брат Буго.

Левиор перевёл взгляд на Гейба.

— Это в наши планы не входит, — попыхивая трубкой, отвечал тот. — Дорога, которую мы избрали, идёт через Маритаг, а переправа на другой берег Желтой воды и неминуемый осмотр таких достопримечательностей Ювола, как Бекерский и Фарийский рудники, Хвала Тэннару Первопроходцу, в наши планы не входит.

— Хвала Ихольару, — не сдержал эмоций сулойам.

На прославлении богов беседу и прекратили, наступало время заслуженного, а для кого-то и выстраданного чревоугодия.

* * *

Если не считать того, что где-то в отдалении изредка покрикивала птица, вокруг царили тишина и безмолвие — стих даже ветер, слегка шуршащий листвой.

Кинк сидел на камне и смотрел, как тени облаков тяжело катятся к горизонту.

…Когда он, расправившись с огромным куском мяса, понял, что съесть больше ничего не сможет, а это значит что пришло время прогуляться в одиночестве, веселье только начиналось: оживлённо о чём-то спорили Левиор и брат Буго, погрузились дебри воспоминаний дядьки Гейб и Доу — с трубками в зубах, они негромко беседовали о своём, изредка похохатывая и подливая друг другу вина. Колдовала у костра сиита Орини — готовила какой-то местный деликатес — блюдо, которое, по её заверению, должно было перевернуть представление всех непосвящённых о хаггорратской кухне…

Кинку нравилось все, что с ним происходит: то, что выздоравливает, и что едёт в Верран, нравились беседы с братом Буго, и возобновившиеся утренние занятия с Левиором, нравилась заботливость и весёлость сииты Орини, её скромность и неброская красота; это было так здорово, сидеть рядом с ней в повозке и болтать ногами, глядя на проплывающие мимо горы и деревья. Ему нравилось слушать бесконечные истории дядьки Гейба и играть на привале с дядькой Доу в зут-торон, нравилось ухаживать за лошадьми и дрессировать Рыка и ещё много-много чего…

Кинк поймал себя на мысли, что он счастлив как никогда. «Брат Буго прав — каждому дню надо радоваться, будто последнему. Тем более, если он, такой как сегодня!»

Он сидел и смотрел на парящих в небе птиц, на то, как лёгкий ветерок гоняет по камням какой-то белый шарик. Неожиданная мысль заставила его встать, он приблизился — и действительно, это был цветочный бутончик.

«Как жалко, — разочарованно вздохнут мальчуган, — был бы он целым, я мог подарить его сиите Орини».

Он подошел к обрыву и обомлел — внизу, всего в каком-нибудь тонло от него, на ровной, поросшей короткой травой площадке рос целый куст этих великолепных белых цветов.

Он приблизился краю так близко, как только смог, прикинул на глаз расстояние, поколебался, затем решительно опустился на камень грудью и попытался дотянуться рукой. Ничего не вышло, да и не могло выйти — чтобы сорвать цветок дотянуться рука его должна была быть как минимум на локоть длиннее.

«Да и коснись я его, большее, что смог бы сделать, это оторвать пару лепестков, — сокрушенно подумал он, чувствуя, как стремительно тает в нём ощущение счастья. — Надо лезть! В конце-то концов, чего тут сложного?»

Он некоторое время изучал рельеф стены под собой, ощупывал рукой края трещины, прикидывал расстояние, намечал, куда сможет поставить ноги.

Площадка была совсем рядом, и скала под ним изобиловала трещинами, впадинами и выпуклостями — было и за что зацепится и куда поставить ноги, но у него не было одной руки, а за краем площадки темнел провал. Однако так хотелось порадовать сииту Орини! Да и площадка была достаточно большой — полтора, а то и два, больших шага шириной и пять-шесть в длину.

«Даже если не удержусь, далеко не улечу».

Наметив глазами место, куда должна встать правая ступня, Кинк развернулся, свесил ноги, и начал спуск. Он двигался медленно, надёжно, не рискуя, — утвердил сперва одну ногу потом вторую, распластался на камне, вжимаясь в него всем телом, и только теперь мысленно досчитав до трёх, разжал пальцы и ухватился рукой за край косой уходящей вниз трещины. Получилось! Он попытался посмотреть вниз, но не смог — так сильно прижимался к камню. Продолжил. И на этот раз ноги и пальцы руки отыскали свои опоры. По идее до карниза ему оставалось не больше локтя, и он решил спрыгнуть, и снова удача. Невероятно — он смог спуститься!

С замирающим сердцем он коснулся цветка, сорвал и только теперь позволил себе отдышаться. Прислушался. Сверху доносились тихие голоса.

«Дядьки Гейб и Доу, — безошибочно распознал он, и вдруг заробел. — Узнают — голову оторвут».

Голоса доносились уже вполне отчётливо. Кинк опустился на корточки и прислушался — феа спорили.

— …он тебе не говорил?

— Я не спрашивал.

— Ох, темнишь, Гейб…

— Да не знаю я! Оставь меня в покое. Я рассказал всё, что знаю. И довольно, я не собираюсь учувствовать в этом…

— Попридержи язык, Гейб! — осадил его Доу. — Ещё раз говорю — мне наплевать на эти сопли. Посмотри на себя, во что ты превратился, вильник? Ты сам по себе, я сам по себе. Я в твои дела не лезу, и ты в мои не лезь — таков ведь был у нас уговор. А если интересы наши пересеклись, значит судьба такова.

— Меня это не устраивает. Хочешь, решим это здесь и сейчас, Доу, обрыв рядом — к победителю не возникнет никаких вопросов. Ни твоих, ни моих планов не нарушит.

Доу помедлил, прежде чем ответить.

— Нет, — сказал он, наконец, — мне не обойтись без твоей помощи.

— Только не говори что тебе на самом деле нужно в Верран.

— Не нужно.

— Ты обманул меня, воспользовался моим доверием, и теперь, если хочешь чтобы отсюда ушли двое феа, а не один, должен пообещать мне кое-что, во-первых: что не тронешь мальчишку, во-вторых, что с Левиором будешь разбираться сам, без меня. Дашь мне и Кинку уйти… перед Казарамом.

— Или?

— Или я уже сказал: один из нас останется лежать здесь, под горой, — с нешуточным вызовом и решительностью самки хошера защищавшей своё потомство прохрипел Гейб.

— Хорошо, — неожиданно спокойно сказал Доу, — я согласен на твои условия.

— Поклянись.

— Я Доу Дарижар клянусь честью къяльсо и своей жизнью… и всем, всем, всем, чем захочешь, что не причиню вреда Кинку и Левиору… до Казарама, и дальше — мальчишке, ты уйдёшь с ним куда захочешь. После этого Левиор мой. Такая клятва тебе подходит, Гейб Ваграут?

Кинк чуть не застонал, в бессильной ярости до крови прикусив нижнюю губу.

«Надо срочно предупредить Левиора!»

— Да, — после продолжительно паузы прохрипел Гейб. — Такая клятва меня устраивает.

— Ну вот и ладненько. Старые друзья снова вместе?

Наступила тишина, а когда Кинк уже решил что феа ушли и задумался, не пора ли ему выбираться, наверху снова заговорили:

— Зачем тебе Левиор, Доу? Сколько золота тебе за него дали?

— Что ты мелешь, какое к Хорбуту золото, стал бы я корячиться из-за какого-то золота. Мне нужна свобода. Или ты думаешь, Доу Дарижар способен вот так за пять сотен монет выпустить кишки старому другу?

— Пять сотен значит… скромненько.

— Пять сотен за голову Левиора Ксаладского объявил Текантул. Мне же денег никто не предлагал. Если бы ты знал Гейб что могут с тобой сотворить экзекуторы Текантула, то не задавал таких вопросов… Его зовут экзекутор Варс, и не приведи Тэннар тебе с ним встретиться. Он ломал мне кости и сдирал кожу, загонял под ногти стальные иглы и ещё много-много чего интересного. Так много что я рассказал ему все. Он заставил меня подписать бумаги — в них такое, что попади они в руки Савохских къяльсо, я не проживу и недели. Он заставляет меня работать на него, а расплачивается моими же признаниями, а все деньги забирает себе. Двадцать четыре листа признаний, и каждый — чья-то жизнь. Левиор это последний лист, после него я свободен.

— Доу, Доу, не могу поверить, что слышу это от тебя. Никогда бы не подумал, что ты можешь попасться на такую дешевую уловку. Ты же мог один раз убить этого, как его, Варса? Забрать бумаги и вернуть себе свободу.

— Все не так просто, Гейб. Варс хитер, а я уже не тот.

— Не думал, что тебя можно сломать.

— Я тоже не думал.

— Полагаешь, что оплатив последнюю бумагу, сможешь вернуть прежнюю жизнь?

— Хотел бы я знать ответ.

И тут Кинк почувствовал, как песок сыпется ему за шиворот, он поднял голову, посмотрел наверх и застыл пораженный, будто его ударила молния…

— Вы только поглядите, кто тут у нас, — со склона на него взирала сиита Орини.

Она задрала подол платья, да так что у мальчишки остановилось дыхание, и пока он ловил ртом воздух, ловко перехватываясь, как и он одной рукой за выступающие части скалы перебралась к нему.

Кинк встал.

Сиита Орини была миниатюрной женщиной, но всё же выше его, хоть и не на много, и уступ на фоне её ладной фигурки уже не казался Кинку таким высоким. Он покраснел, толи от того, что совсем недавно чувствовал себя героем, с трудом сделав то, что оказалось таким простым для сииты Орини, толи от того, что она была так близко, и он чувствовал её горячее дыхание.

— Что ты здесь делаешь, дурачок, — спросила она.

Он подался ближе и снизу вверх заглянул в её чудесные глаза, они, как и прежде светились добротой и спокойствием.

— Я… я вот, — заикаясь от волнения, произнёс Кинк и протянул ей цветок. — Это вам.

— А ты галантный кавалер, Кинк, — улыбнулась сиита Орини, — жаль, что ты услышал, что они тут наговорили.

— Нет, — с надрывом прохрипел где-то над головой дядька Гейб, — она не сделает этого… — голос феа пресёкся — хрип превратился в рык, наверху послышались звуки ожесточённой борьбы.

— Я… — начал было Кинк, делая полшага назад, но глаза напротив вспыхнули яростью — правая рука Орини вылетела из-под одежды, ярко блеснула сталью, и мальчик почувствовал жар в боку и груди — перед глазами поплыли тёмные круги.

* * *

— Кинк!

Тревожные голоса — то громкие то стихающие, сливающиеся в едва различимый гул:

— Кинк! Ты слышишь меня?

— Он дышит?

— Крови-то сколько. Ну как же так?!

— Огня! Живее! Где вы нашли его?

— Под обрывом, на карнизе…

Стало жестко. Барахтающийся в туманной пелене разум подсказал, что его положили на землю.

— Суда его… — Левиор. — Отойдите.

— Он потерял много крови. — Орини.

— Вижу! Отойдите все, сказал. — Голос Левиора, более резкий и обеспокоенный, чем Кинк когда-либо слышал прежде.

— Что с граддом Гейбом? — Брата Буго тихий голос, почти шепот.

— Он там, у обрыва, идти не может, с ним Доу. Упал, похоже, и головой о камень ударился. Ничего не говорит и соображает плохо, никого не узнаёт. — Снова Орини.

Смутно, всё очень смутно — короткий просвет в сознании и снова темнота и туман.

— …кошачьи когти, скорее всего, это древесный кот.

Кинк застонал. Ему хотелось кричать: это она — Орини! Она, не кот! Все предатели — Доу и… и Гейб тоже! Все за одно, хотят убить тебя, дядька Левиор!

— Слишком много крови, — тихо сказал Буго.

— Шанс есть.

— Нет.

Слышал ли Левиор это обречённое и уверенное — «нет» брата Буго? Кинк слышал, и оно почему-то успокоило его.

— Да замолчите вы все! — кричал Левиор. — Держите его, брат, чтобы не дёрнулся.

С последними его словами Кинк почувствовал, как теплеет кожа под пальцами экриал, как в объятом болью боку (внутри, под кожей) что-то шевелится. Яркие изумрудные вспышки пробились сквозь сомкнутые веки; стало теплее, словно на кожу лили тёплый воск и боль начала стихать.

— Кинк, мальчик мой, пожалуйста, я знаю, ты слышишь меня. Верь — всё обойдётся, всё будет хорошо.

«Но вы сами в это не верите…»

— Градд Левиор вылечит тебя. — Голос брата Буго становился всё тише и тише — таял и отдалялся… таял… и отдалялся…

 

Глава 52. Первый

Н.Д. Весна. 1165 год от рождения пророка Аравы. Седогорье. Где-то неподалёку от Волчьих пустошей

Алый клинок со свистом пробороздил шею жреца — кровавый фонтан забрызгал Нёту лицо. Он отпихнул санхи в сторону, тот откатился, обильно орошая грязь кровью.

Дауларец остановился, перевёл дух и увидел нечто его сильно обрадовавшее: недалеко от сарая, в каких то десяти шагах от него, торено Тэйда — Тэйд Второй сдерживал натиск нескольких пеших санхи.

Ещё двое бежали с пригорка своим на помощь.

То что это был Тэйд Второй дауларец понял сразу, ну не мог избитый до полусмерти парнишка так быстро прийти в себя. Да и чёрный клинок Керитона не оставлял Нёту никакой возможности обмануться.

— Держись, Тэйд! — крикнул он, накидываясь на жреца который встал у него на пути.

Санхи проворно отклонился и успел подставить копьё, но это было лишним: раздался хруст — клинок прорубил древко, и войдя в тело у правой ключицы раскрыл жрецу грудь. Ни один доспех не выдержал бы удара такой силы. Санхи вскрикнул и, уронив два обрубка копья, повалился в грязь.

Нёт больше не смотрел на него, теперь он видел Тэйда и спешил ему на помощь. Какое-то время вокруг слышались только крики, лязг стали и хруст разрубаемых костей…

Удар, ещё один; дауларец боднул кого-то, его щит врезался в подбородок следующего к нему подскочившего, тот свалился, выронил копьё. Другой отшатнулся, и меч, летевший Нёту в грудь, пропорол пустоту. Дауларец рубанул его хозяина, тот увернулся и ударил — мощно. Угодил по краю щита — от сильного удара «плита» треснула и брызнула щепой; Нёт толкнул её вверх, отвёл в сторону, рубанул сбоку, потом еще раз, и услышал, наконец, как санхи взревел от боли; снова ударил, жрец сложился пополам, выпучил глаза и грузно осел, кашляя и рыгая.

Нёт поскользнулся и чуть не упал на мокрые от крови и дождя доски. Устоял. Крутанулся на месте — внезапно он перестал понимать, куда ему бежать. Увидел Тэйда Второго, тот несся по мокрой траве, в одной руке держа обломок копья, в другой сжимая меч Керитона, его волосы и лицо были красными от крови.

Их разделяла группа из пяти пеших и двух конных санхи. По три с половиной жреца на брата — хорошие шансы, если учесть силу их мечей!

Нёт дёрнул локтём, стряхивая обломки щита, вскинул руку и, отсалютовав Тэйду алым клинком, бросился в атаку…

* * *

Первым что испытал Тэйд, когда очнулся, было странное чувство раздвоенности, будто половина его покинула тело, забрав с собой часть эмоций и ощущений. Затем возвратились боль и нестерпимый жар. И именно они вернули Тэйда к главному…

— Нира!

Он глядел на окружающие его предметы, не понимая толком что происходит. Голова кружилась, тело — будто лишенное костей походило на желе.

«Она жива, — откуда в его голове взялась эта странная уверенность Тэйд не знал, более того он не помнил что с ними произошло и не понимал почему должно было быть иначе… — Нира жива! — и всё тут!»

Так и не вспомнив где он и что случилось, Тэйд уцепился за единственное отчётливо-звучащее в голове: Нира жива! и опершись на него как на дружески протянутую руку, начал свой путь к выходу.

Сперва он попробовал встать — получилось, но уже на первом шаге, закружившаяся голова снова опрокинула его на землю.

Решив больше не испытывать судьбу он встал на карачки и так пошел к выходу.

То, что ждало его, когда он высунул голову на улицу, заставило сердце биться чаще… Тэйд глядел на край мостков — у самой воды лежала маленькая скрюченная фигурка.

Он зажмурил глаза, и снова открыл их.

«Нира жива! — эта мысль заиграла новыми красками, понуждая его подняться. На этот раз получилось лучше, помогла жердь, что валялась в грязи у входа, он опёрся на неё и пошел вперёд. Каждое движение отдавало болью. Но она только заставила его двигаться быстрее. Всё вокруг казалось размытым. Словно пьяный, на прямых, отяжелевших, будто налитых свинцом ногах, он шел вперёд…

* * *

Нёт и Тэйд Второй упорно продвигались на встречу друг другу. Крик вокруг стоял ужасающий, и нельзя было ступить шагу, чтобы не поскользнуться на крови. Кто-то схватил Нёта за руку, он рванулся — сбил нападавшего с ног, но не устоял сам и с ним вместе повалился в грязь. Ударил противника головой, вскочил, и не успел ещё определить, где враг, как с ужасом понял, что допустил оплошность, но было поздно: уже в следующее мгновение, лед стали ожёг левый его бок.

— Нёт!

Он развернулся на крик — и как раз вовремя, для того чтобы не умереть тут же: у самых глаз сверкнуло острие меча. Отпрянув, он отбил следующий удар и ударил сам — точно! Дёрнул рукой, высвобождая завязший клинок, и, споткнувшись о камень, упал. Кто-то навалился на него сверху, попытался достать кинжалом, Нёт убрал голову, дёрнул плечом, ударил коленом, затем сумев, наконец, высвободить правую руку, яростно задвигал клинком в зазоре образовавшемся между их телами; нанеся последний, так ему думалось, удар он зловеще оскалился и провернул лезвие, расширяя рану, санхи вскрикнул напоследок и скатился на бок.

Нёт вскочил, в голове гул, во рту солоно от крови, ноги сделались ватными…

Что-то мелькнуло перед глазами, он поднял меч, готовясь отразить атаку, но удара не последовало. Вместо просверков стали он увидел перед собой торено Тэйда.

— Это ты, — жарко выдохнул он, кривясь от боли в боку.

— Я! — улыбнулся Второй. — Ты ранен?!

— Ерунда. Рад, что ты вернулся, Второй, — вместо рукопожатия Нёт выставил перед собой алый меч. Тэйд коснулся его своим. Клинки замерцали, каждый по своему и своим цветом, и как Нёту показалось, приветствуя друг друга.

— Я Первый, — улыбнулся торено, — и буду настаивать на этом.

* * *

Тэйд опустился на колени рядом с Нирой, приник ухом к её груди и уловил слабое, едва слышное биение сердца.

— Жива, — скорее простонал, нежели сказал он. Слезы страха и ненависти навернулись ему на глаза.

И тут Нира дернулась, закашлялась, судорожно схватившись обеими руками за горло, втянула в себя воздух.

«Жива!» — с благоговейной улыбкой идиота на распухших окровавленных губах подумал Тэйд, склоняя голову и касаясь лбом ее волос.

— Я замерзла, — еле слышно прошептала Инирия. Она подняла ладонь и коснулась пальцами его щеки. — Ты горячий, — с трудом сглатывая, и делая глубокий вдох прохрипела она.

«Согреть! Её надо согреть!»

— Всё будет хорошо, — шептал Тэйд, обнимая Ниру и прижимая к себе.

Теперь, когда он понял, что она жива, да и сам он, что немаловажно, тоже, в голове снова возник так долго терзавший его вопрос: где камень? И хотя, возвращающееся сознание отчаянно нуждалось в ответах, он, понимая, насколько это будет неуместно именно сейчас, не смог произнести больше ни слова.

Но видимо вопрос этот настолько явственно читался в его глазах, что Нира ответила на него сама:

— Здесь, — вялая её рука коснулась волос, грязных и спутанных, и Тэйд увидел, что в основании растрепавшейся из-за дождя и побоев волосяной тубы, которую Нира почему-то не распустила, отправляясь в бега (хотя как раз-то теперь ему стало понятно — почему), проблескивает хрусталь карибистолы.

«Гениально», — всё оказалось по-житейски просто. Кто бы мог подумать, что Маис спрячет реликвию в волосах Инирии, поместив её вместо войлочного валика в основании тубы.

— А вот и твой камень, — Нира вымученно улыбнулась и разжала ладонь, на которой среди ила и обрывков водорослей светлела пирамидка астрагала с рунами на боках… она, как и всегда, легла руной Уино к низу…

Тэйд коснулся белой пирамидки пальцем и его охватило изнеможение, подобного которому он никогда прежде не испытывал. «Как же я от всего этого устал…»

 

Глава 53. Гости

Н.Д. Весна. 1165 год от рождения пророка Аравы. Кетария. Седогорье

Тропинку в густом буреломе, ведущую к охотничьей хижине у озера Загиморка отыскал сразу. Да и как не отыскать, Бриник Два тонло хоть и слыл человеком, мягко говоря, не особо умным, но дело своё знал, и уж что-что, а объяснить, как найти нужное место в любой точке юга Седогорья мог весьма доходчиво.

Сухая постель, запас дров, трут, огниво, немного сухарей, мешочек с колотым горохом и даже половинка дивно пахнущего кабаньего окорока — всё было точно так, как Бриник и обещал.

— Гляди-ка, не обманул, гаденыш, — довольно шмыгнул носом Загиморка, и бросил в котелок две щепоти душистых специй. — Отдохну здесь пару деньков, отлежусь, на озере, туда-сюда, порыбалю… — Он помешал густое варево ложкой, — и домой, к Линке, кхе-кхе, зазнобушке, под бочок. Поди, за два дня-то остынет, сильно орать не будет, да и драться, мать её, — он инстинктивно ощупал припухшее веко, — больше не полезет. И как же это Бринику удалось так долго от меня эту хижину скрывать? И озеро это, почему я раньше о нём ничего не слышал?»

Дымы очага, и ароматы похлёбки из гороха и копченой кабанятины, вызывали зверский аппетит и заставляли трепетать ноздри Загиморки, однако памятуя о том, что ещё ни разу за всю жизнь он не сделал ничего путного после плотного обеда (да впрочем, и «до» ничего не сделал) решил сходить на озеро прямо сейчас, не откладывая. Сняв котелок с готовой похлёбкой с огня, он ткнул в середину пышного варева ложкой — она стояла, будто в мокрый песок её воткнули, а не в кашу.

«Ох ты ж! — сглотнул слюну следопыт, но переборол желание и не накинулся на содержимое котелка, а отставил в сторону. — Пусть потомиться чутулечку».

— Я быстро, — пообещал он толи себе, толи похлёбке и вышел на воздух.

* * *

В просвете между камнями, под яркими лучами ослепительно блестели сине-зелёные воды озера.

Лайс грел спину, налетавший ветерок шумел кронами могучих древних дубов и баоков, что обступили лесное озерцо, трепал куцые волосёнки Загиморки. Погода была просто чудесной. И чем дальше он шел, тем больший участок берега открывался ему, и наконец, он таки увидел озеро целиком. Поросшие осокой берега, острые блестящие верхушки валунов, торчащие над водой; сквозь прозрачную сине-зелёную гладь (вот ведь чудо!) видны водоросли, и камешки, мелькают серебристые росчерки мелких рыбёшек, а на дне просвечивают какие-то каменные правильных форм обломки.

А вот по другую сторону вытянутой заводи, все было отнюдь не так уж и чудесно, — шагах в десяти, на большом плоском камне одним краем погруженном в воду стоял могучий воин в чёрных доспехах, со странного вида тяжелым копьем в руке. Впрочем, странным было не столько это копьё, сколько сам воин, его вид: рост, стать, осанка, длинные светлые волосы с серебристым отливом, сплошь покрытые узорами тиу руки.

И вот, словно в подтверждение своей неординарности воин коснулся замерцавшего округлого знака на левом запястье, и тут же доспехи его: наплечники, грудные и нарукавные пластины начали уходить прямо под кожу. Так, во всяком случае, Загиморке почудилось. А ещё показалось ему будто рисунок-тиу на руках воина не простой, а движется. Он потёр глаза — расстояние было достаточным, чтобы ошибиться, к тому же мех козьей кожи с любимой настойкой опустошенный почти на две трети, да палящие лучи Лайса, сверлящие темя, давали ему нешуточный повод усомниться в реальности всего происходящего.

Но нет, он не ошибся — доспех исчез полностью, оголив мускулистый весь покрытый двигающимися, можно сказать: живыми тиу, торс воина.

Тот умывался — черпал горстями воду и с наслаждением лил себе на плечи и грудь, — делал это так, будто в жизни воды не видел.

Загиморка замер, теряясь в догадках — кто бы это мог быть, и маялся в нерешительности, соображая куда сподручней сбежать — направо в кусты, или налево за камни?

Не успел, решить… Вода в озера взбурлила и из неё, обдав рыболова брызгами, вынырнуло огромное чудовище. Тень заслонила свет. Загиморку так и отбросило назад мощным порывом ветра, поднятого его могучими крыльями.

Странное существо — ни змея, ни птица, нечто среднее. Мокрое тело, в ярком свете Лайса, сверкающее, словно сделанное из чернёной стали, голова похожая на змеиную, массивная длиной в пять локтей шея, могучие кожистые крылья с когтями на сочленениях; ухмыляющаяся пасть с частоколом острых белоснежных клыков.

Змеептица уставилась на онемевшего Загиморку, а он, не в силах отвести взгляд от красных полных ненависти глаз, читал в них свой смертный приговор.

«Вот я и порыбалил…».

Спрятаться вроде было куда, да момент, когда можно укрыться в кустах, уже упущен. Упущен, потому что он оцепенел от страха — руки сделались ватными, по спине потекла холодная струйка. Распластавшись на камне, он вжался в него так, будто тот мог впитать его и укрыть. Ничего подобного не произошло, и незадачливый рыбачек так и остался стоять на самом виду.

«Девять Великих!» Загиморка оцепенело взирал, как черная тварь подбирается все ближе, и уже готовился к смерти, как вдруг светловолосый повернул голову и посмотрел сперва на свою кошмарную спутницу, а затем и на него. Взмахнув рукой, воин что-то выкрикнул, на незнакомом языке, — змеептица повернула голову и недовольно зашипела, но подчинилась; застыла занесённая для удара лапа с огромными когтями, такими что казалось — разорвут при желании и железо, и камень и галиор.

Некоторое время царила полная тишина, только слышно было, как перевалился и плюхнулся в воду сдвинутый ногой камешек.

Понимая, что спасён, пусть и на время, Загиморка поднял руки, демонстрируя дружелюбие, и попытался улыбнуться. Вышло или нет судить он не мог, а вот его визави отреагировал мгновенно, и отнюдь не так как он хотел — тварь издала низкий громовой рев и взвилась на дыбы; угрожающе заклацала хищными клювами на изломах массивных крыльев. Сердце Загиморки остановилось, и он почувствовал, как увлажнились его штаны.

Светловолосый снова что-то крикнул, сперва змеептице, а потом ему. Резко взмахнул рукой, показывая, что разрешает уйти.

Пятясь задом, Загиморка видел, как змеептица в один взмах перелетела с одного берега на другой, и, покорно прогнувшись и сложив крылья, подставила воину спину. Тот вбросил копьё в ножны и взлетел в седло. Они взмыли в воздух…

* * *

— Да он с ума сошел! — Стражник перегнулся через каменный зубец бастиона. — Куда так несётся? Коня загубит, себе шею свернёт.

— Орлиный Глаз мне! — Бинту Шимару комендант крепости Кривого перевала требовательно выставил руку, поиграл пальцами.

Ему подали трубку Дамохиора.

— Да… это наш всадник! Взгляни-ка, Тэйто.

Тэйто Игрис отмахнулся от предложенной трубки, приставил ладонь ко лбу, защищая глаза.

В четверти лиги на север по тракту, с трудом не налетая на подводы двигающегося к воротам крепости обоза, мчался всадник. Он махал обозникам рукой и, по всей видимости, что-то кричал им. Люди останавливались, разворачивались, крутили головами, разводили руками, не понимая, что происходит, и чего он от них хочет.

— Ой, не к добру это. — Тэйто выругался и снова вгляделся в приближающуюся фигуру — его всё утро обуревали плохие предчувствия и, похоже, настала пора им сбыться.

Около бойниц сгрудились лучники, глядя на тракт и всадника.

— Этого парня я помню, — крикнул один из стражников, — он из новеньких, из пополнения. Вчера в первый раз в составе патруля по тракту отправился.

— А почему он один? — нахмурился Бинту Шимару. — Куда так несётся.

Они с Тэйто переглянулись.

— Коня мне! — проревел Тэйто Игрис и со всех ног бросился вниз по лестнице.

Остальные солдаты, включая лучников, заполнивших верхушку стены, выжидающе смотрели на командира.

— Все на стены. Тревога! — скомандовал Бинту Шимару

* * *

Они мчались навстречу друг другу, а когда три четверти пути было преодолено и оставалось не больше двадцати локтей, и Тэйто Игрис уже различал обрывки фраз, патрульный пронзительно вскрикнул и взмахнул руками; конь его встал на дыбы и начал заваливаться на бок, подминая под себя седока. Забил ногами по воздуху, хрипя и отплёвываясь кровью.

В спине воина торчала стрела… огромная больше похожая на небольшое копьё.

«Но откуда? Кто?! Кто посмел?» Сиорий Тэйто Игрис соскочил на каменистую землю.

Несмотря на страшную рану патрульный был ещё жив, он тянул к нему руку и пытался что-то сказать.

— Что там? Кто тебя так напугал? — склонился над умирающим Тэйто.

— Бегите…

— О, боже мой! — заорал кто-то из обозников. — Спасайтесь!

Со всех сторон раздались крики, люди в ужасе бежали к лесу, некоторые пытаясь укрыться, лезли под телеги.

Тэйто Игрис поднял голову и тотчас увидел громадные черные силуэты, парящие над трактом; это было так неожиданно, что ему показалось, будто сама смерть спустилась с небес.

«Иэры!» С детства увлекающийся мифологией он прекрасно знал, кто это, много читал, сотни раз видел на гравюрах, а соответственно представлял, как эти твари опасны, никогда, правда, не думал, что они существуют на самом деле, и, конечно же, не предполагал, что когда-нибудь ему доведётся встретиться с такой в живую. Да не с одной, а с пятью…

* * *

Могучие крылья иэра мерно загребали воздух, и вскоре впереди промелькнула неширокая лента реки пересекающая тракт, каменный мост и кажущиеся сверху совсем крошечными башни втиснутой в ущелье крепости.

Келизан взмахнул рукой, безжалостно отдал приказ: в атаку!

Сегодня он уже проявил милосердие и подарил жизнь одному из людей — этого вполне достаточно. Всего лишь мимолётная слабость. Чудесный день, дивный пьянящий воздух, прекрасное настроение и свобода… К тому же человек был так жалок, кажется, даже обмочился при одном взгляде на иэра. Первый человек, которого за многие-многие годы увидел Келизан и такое убожество. «Пусть живёт, — подумал он и разрешил тому уйти. На этом всё, поблажки закончились. Отныне пощады не видать никому. И плевать на то, что Ридатиар приказал им быть осторожными, сегодня день возвращения, день их триумфа. Келизан так долго ждал его…

«Настало время возмездия! Будь я проклят, если не утоплю эту крепость в крови, — подумал он и указал, летящему рядом Кираху на точку внизу. — И будь прокляты мы все, если не утопим в крови Ганис!»

Стрелок поднял лук, человек в сверкающих доспехах упал сраженный стрелой, а Келизан послал иэра в вираж, вскинул гизурам и обрушил весь свой копившийся тысячелетиями гнев на разбегающихся в панике людей.

 

Глава 54. Живое и вечное

Н. Д. Весна. 1165 год от рождения пророка Аравы

Вокруг сплошная чернота — мертвая тишина в купе с кромешной тьмой. «Я умер?!» И не шелохнуться, не вздохнуть — во рту земля и истончившийся кусок Водного камня, — того что используют сарбахские ныряльщики чтобы дышать под водой, — нос и уши намертво запечатаны грязью.

«Нет!»

«Снова этот голос в голове! Что тебе от меня нужно?!»

«Мне нужно чтобы ты отсюда выбрался!»

Он сумел глотнуть воздуха. Дышать мог, пошевелиться не удалось. Голова пульсировала болью. Руки застыли на груди — крест-накрест, правая поверх левой, начал с неё — напряг пальцы, вонзая в землю, попробовал сжать в кулак, не вышло, мешала грязь. Растопырил пальцы, попробовал согнуть — безуспешно, однако удалось вывернуть запястье. Покрутил — всё в порядке.

«Пошло дело!»

Звать на помощь было бесполезно, и Вейзо попробовал вспомнить, как он здесь оказался: «Диро Кумиабул… Чойум… Кеален Поро… Снова Диро… Поединок — он и Диро. Поединок? Что за слова дурацкие опять в голову лезут. Драка, срящь — да. Поединок? — нет, не моё слово. Итак, я дрался с Диро и… и он меня убил… забавно, но факт. Так я мёртв?»

Размышляя, он пытался пошевелить рукой, получалось, но с трудом — мокрая от дождей земля держала крепко.

«Жив, говоришь? Ни холод тебе нипочем, ни сырость? Почему тогда ты дышишь? — Он пошевелил языком, это заставило ещё явственнее почувствовать характерную кислинку — первоначальная догадка подтверждалась, он дышал только благодаря Водному камню. — Но откуда он взялся?»

Определив, что жизнь его зависит от оставшегося в Камне воздуха, а его наверняка совсем немного, Вейзо заставил себя успокоиться и реже дышать.

Снова попробовал пошевелить левой рукой — бесполезно, и это притом что плечом он подвигать смог, и вот дальше — от локтя и ниже, предплечье и кисть оставались недвижимы…

«Камнем придавило? Вряд ли. Она же сломана! — вдруг осенило его. — И нога, похоже, тоже. О рёбрах и говорить нечего. — Это внезапное прозрение обрадовало его так, будто всё было с точностью до наоборот. — Сильно ж мне от Диро досталось».

Он пошевелил пальцами и нащупал кусок ткани.

«Меня накрыли, прежде чем закопать, и на этом спасибо».

Перебирая пальцами, он подтянул ткань, дошел до края.

«Отлично!»

Единственным пока его «инструментом» была правая рука, этого на первых порах было вполне достаточно. Вейзо принялся шевелить локтём, земля под ним слегка подалась, и локоть чуть продвинулся наружу, затем обратно. Он способен был двигать рукой вдоль груди. Вскоре у правого бока образовалось небольшое пространство, позволившее приподнять плечо и повернуться, в результате заработала правая нога. Продвинув ладонь к лицу, коснулся пальцами подбородка. Это был успех, его следовало закрепить. Вейзо усилил натиск, однако чем активнее он двигался, тем сложнее это становилось — плотная грязь поддавалась, но ей некуда было деваться. Он просто сгребал её с одного места на другое, теряя силы и расходуя последние крупицы воздуха. От осознания сего факта на него накатила паника. Его замутило, дыхание сделалось прерывистым, сознание начало меркнуть. Он безуспешно дернулся раз, другой — те же результаты, вернее их видимость. На самом деле ничего не происходило, а если участь, сколько надо проделать работы чтобы выбраться наружу это казалось невыполнимой задачей.

«Успокойся, — приказал он себе, — как же нет результатов, а это что? — он вяло поскрёб щёку. — Успокойся, — приказал. — Хорошо, — ответил. — И работай… Как скажешь, Вейзо, как скажешь».

И вдруг… звуки… сквозь земляную толщу слышались слабые неясные звуки. Далёкие-далёкие.

«Слова? Кто-то разговаривает?»

Звуки становились громче, отчётливее, превратились в голоса:

— Живее копай…

— Что?

— Там вон попробуй!

— Ладно-ладно… буду…

И всё — прекратились звуки, как и не было.

«Что?»

И тут что-то ткнуло его в бок. Чья-то рука схватила его за ногу, в области колена.

И вдруг мрак земляного узилища прорезал тонкий лучик света. И голоса беспокойные:

— Нашел?

— Нашел!

Вейзо почувствовал, как чьи-то пальцы коснулись его щеки. И свет, много света. И знакомый голос:

— Вейз, жив?

Сразу несколько рук, схватили его за одежду, потащили наверх.

Он ничего не видел — свет ослепил его. Кое-как выковырив пальцем изо рта Водный камень напополам с землёй, он глотнул свежего воздуха, и его вырвало.

— Жив, бродяга. Катите тачку, дети мои, да поживее.

— Шойум… — Скулу Вейзо пронзила острая боль. «Челюсть тоже сломана». Он вытаращил единственный глаз, которым почти не видел, на своего спасителя.

— Я это, я, — прохрипел калека. — Чойум Пятишкур, собственной персоной.

Некоторое время они смотрели друг на друга, наконец, безногий сказал одноглазому.

— Прости что я так, по-другому тебя было не спасти.

— А так ты спас? — слова Вейзо превратились в надрывный кашель.

— Как видишь. Ты жив, а это главное.

«Жив ли? Вот в чём вопрос».

* * *

Лия ра'Ней стояла на балконе и глядела на море.

Хотя день близился к полудню, из-за туч едва пробивался серый сумеречный свет. Черные клубящиеся облака заволокли небо со всех сторон, двигаясь с моря на юг.

— Он открыл глаза сиита Лия, — дыхание служанки вырывалось изо рта прозрачным белым облачком.

— О боги! — Лия обхватила себя руками, чтобы сохранить хоть немного тепла. — Идём.

— Мы делали всё, как сказал цейлер…

Лия нахмурилась.

— Где он? Я приказала ему не отходить от больного.

— Он у Осилии ра'Крат, сиита Лия. Около часа назад пришел слуга и сказал что у сииты Осилии жуткие головные боли, и он вынужден был уйти.

— Хорошо, идём.

* * *

— Как ваше имя, сиорий? — Лия ра'Ней склонилась над больным.

Хыч молчал, не то чтобы он совсем не мог говорить, физически он мог это сделать хоть и с большим трудом, он не знал, где находится и как попал сюда, а потому не решил ещё, как отвечать.

— Я знаю, что вы из дома Кратов, сиорий, — на вашей руке браслет. Но большего я, к сожалению, не смогла выяснить. Один художник по моей просьбе нарисовал ваш портрет, но пока никто не смог, до верного, вас опознать. Скорее всего, из-за того что вы истощены и изранены, болезнь сильно изменила вас, а может, потому что вы вели скромный образ жизни и не появлялись в свете, а Золотой Дом Кратов так многочислен. Но есть и неплохие новости — сиорий Шино ра'Лит сказал, что вы очень похожи на Ангра ра'Крата, и Фим ра'Ней — мой кузен, — подтвердил это. Он видел раньше портрет вашего дедушки, вы похожи как две капли воды. Ходили слухи, что десять лет назад Ангр ра'Крат, а я склонна думать, что это всё-таки вы, уехал в Артаранг и там погиб. Но как мы видим это не так…

Хыч попробовал поднять голову.

— Не надо, — ласково коснулась его плеча пальцами сиита Лия, — лучше вам этого не делать. Жрецы Форы нашли вас на пристани, видимо вы подверглись нападению и вас сбросили в канал. Хвала Сэволии Великосердной вы остались живы. В тот день я была в храме и приказала доставить вас сюда. Эта часть замка, левое крыло, два этажа, пятый и шестой, отведены дому Нэйев. Вы мой гость, сиорий, — она погладила его по плечу, — до тех пор, пока не поправитесь и не изъявите желания покинуть нас.

Хыч моргнул.

— И уж коли это всё что у меня есть, — Лия улыбнулась, — я буду называть вас Ангром ра'Кратом.

Хыч мысленно возблагодарил Первых и смежил веки, что могло означать только одно: да это я сиита, вы не ошиблись.

* * *

Он взбирался по тропе на гору, растрёпанный и изможденный, с рассеянным опустошенным взглядом.

К вечеру, когда закат залил небо алым, а сил идти дальше уже не было, Левиор остановился и понял — здесь. За ним по пятам шли ничего не помнящий после удара головой о камни Гейб Ваграут и маленький тярг — Рыка, единственные кому Левиор позволил преодолеть этот путь вместе с ним и Кинком.

…С того злосчастного вечера, когда на него и мальчика напал древесный кот, Гейб ни произнёс ни слова, лишь беззвучно шелестел своими бескровными губами и тоскливо глядел на Кинка.

Кинк продержался ещё два дня, и умер этим утром, провалился в небытие после ночи горячечного бреда, да так и не пришел в сознание. Последним что увидели его подёрнутые мутной пеленой глаза, были первые лучи восходящего Лайса.

Левиора учили многому, но не всему. Он остановил кровотечение и заживил чудовищные раны Кинка, но крови осталось слишком мало, и восполнить её Левиор не мог. Оставалось только ждать и надеяться на чудо.

Надежды не сбылись — чуда не случилось.

— Не корите себя, градд Дигавиар, — мягко сказал ему тогда брат Буго, — вы не могли помочь мальчику. Он потерял слишком много крови.

— Я должен был его спасти, — прошептал Левиор, опускаясь на землю рядом с телом Кинка.

— К сожалению, такое случается.

Это были последние слова Белого, он развернулся и ушел, ни с кем не попрощавшись…

* * *

Ветер растрепал волосы Левиора, когда он шагнул к пропасти…

…Был бы там кто-то ещё, он увидел как молодой мужчина с мальчиком на руках и феа встали у края обрыва, и как мужчина шагнул прямо в воздух и, сделав два полных шага в пустоте, остановился, вытянул руки и отпустил мальчика. И как тот, оседлав, невесть откуда взявшуюся диковинную белую птицу, взмыл в небо, в бесконечную его синеву, навстречу абсолютному безмолвию…

Левиор зачарованно смотрел, как летит Кинк, как резвится, в безудержном порыве его оран, делая разворот за разворотом, как скользит, раскинув крылья по глади темнеющего неба.

— Ты всегда хотел научиться летать, мой мальчик, — прошептал Левиор. — Прости, я не смог тебя уберечь. Тихраб те ит алоихо даис — теперь небо твой дом.

Кинк слился с вечностью, стал её неотъемлемой частью, парил навстречу зарождающимся звёздам, наслаждаясь долгожданным покоем.

Левиор не знал, как долго сможет поддерживать эту иллюзию, с безысходной ясностью осознавая, что должно быть совсем не долго — он экриал и пусть в его распоряжении всё Уино мира, но и оно когда-то закончится… всё когда-нибудь заканчивается… Нет в мире ничего вечного…