Сколько он лежал в грязи и воде, Тхэ Ха не помнил. Постепенно улеглось отчаяние. Вспомнились последние слова старика Кима о том, что нужно взять себя в руки, действовать обдуманно, не горячиться. Надо во что бы то ни стало выжить. Тхэ Ха встал и медленно побрел вперед.
Тело дрожало, как в лихорадке. Ноги едва слушались. Что же произошло? Позади черная темнота. Впереди — тоже. Мозг сверлила мысль: «Только вперед, здесь смерть, гибель, надо идти, двигаться».
Но куда? Ведь он все время шел, но конца не видно. Где же спасительный выход? Шахта стала ловушкой, это он хорошо понимал. Может быть, он идет не в том направлении? Вернуться или идти только вперед? Что же делать?
Надо попытаться найти шестой забой и там лазейку наверх. Он снова пожалел, что рядом нет старика Кима. «А что, если пойти на запах взрывчатки?» — молнией сверкнула догадка. В шестом забое продолжались работы до самого последнего дня, когда началась эвакуация шахты.
Тхэ Ха решительно тронулся в путь. Шел долго и наконец уперся в стену. Повернул назад, ощупывая каждый уступ. Но скоро опять наткнулся на препятствие.
Сколько же вот так придется блуждать? И тут в спертом смердящем гнилью воздухе он неожиданно уловил какой-то знакомый запах. Да, здесь недавно был взрыв. Тхэ Ха вскоре обнаружил небольшую лазейку. Вот он, путь в шестой забой! Подобно лучу утреннего солнца, сверкнула надежда. «Там спасение!» — радостно заколотилось сердце. В шестом забое ему все знакомо. Ведь он сам там работал и в последний день взрывал.
Отдохнув и собравшись с силами, Тхэ Ха полез в узкую щель, которая вела в забой. Спрыгнул вниз, прошел несколько шагов и наткнулся на вагонетку, полную угля.
Взял комок, подбросил в руке. Тяжелый. «Вагонетка Ки Хо, — с радостью подумал он. — Вот если бы он был сейчас здесь, тогда бы!… Что тогда бы?» Он присел на вагонетку, задумался. Думал о людях, с которыми здесь работал, шутил, иногда и ссорился…
Заросший щетиной, всегда задыхающийся от кашля, знакомый с каждым уголком шахты старый мастер… Он чем-то напоминал Тхэ Ха его отца… Ки Бок, с сердитым видом вгрызавшийся отбойным молотком в сверкающую стену угля… Ки Хо, который, весело насвистывая, мчался вниз с вереницей своих вагонеток… А вот всегда сосредоточенный и задумчивый Док Чун, словно дятел, долбит своим топориком стойки креплений. Вот богатырь Сок… Бывало, сойдет с рельс вагонетка, он не зовет на помощь товарища, сам упрется в стену и один взгромоздит тяжелую вагонетку на место, да еще подтолкнет, чтобы догнала остальные.
Где они все, эти дорогие сердцу люди? Пробираются горными тропами или готовятся к грядущим боям? А Чон Ок? Где она? О чем сейчас думает? Уж не плачет ли о нем, как об ушедшем из жизни?… Пусть он умрет, но она должна быть счастлива.
— Нет, и я должен жить. Должен. Мы еще будем вместе, Чон Ок!
Он стиснул зубы и упорно зашагал вперед.
Тхэ Ха шел напрямик, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться о куски угля. До поворота было не больше ста метров. Но они тянулись, как тысяча ли. Силы покидали его. Еще один метр. Потом еще. Почудилось, что где-то ухнул взрыв. Тхэ Ха припал к земле ухом. Тело не повиновалось, отяжелело.
Что это? Пение птиц или чей-то свист? Тхэ Ха не мог различить. Только сейчас он почувствовал боль в голове и озноб во всем теле. Он открыл глаза и осмотрелся. Опять слепая темнота. Перед глазами его вдруг мелькнули жуткие картины: дуло карабина, нацеленное ему в лоб… Вот он ползет черным коридором по зловонным лужам и липкой грязи. Потом, казалось, бесконечные блуждания под землей. И все-таки он еще не вырвался из страшных объятий подземелья.
— И не выберусь… Погибну здесь… Бедная мать, она ничего не узнает обо мне… Чон Ок станет женой другого. Друзья… Вспомнят ли они обо мне добрым словом?
И тут память столкнула его лицом к лицу с американцем, командовавшим расстрелом… А это кто?… Предатель Док Ки… Вот он подошел к долговязому американцу… Докладывает ему: «Трех красных поймали. Одного около шахты, другого — когда пытался войти в нее, третьего в шестом забое схватили…»
— Схватили в шестом?… Ах ты гад. Сам вперед сдохнешь! — Тхэ Ха встал, желваки играли на скулах. Он снова пополз вперед. Тело по-прежнему едва слушалось. Но помогала ненависть.
Он полз все дальше и дальше, хотя руки и ноги сковывали железные цепи усталости. И вдруг… до слуха донесся какой-то мерный стук. Вода или еще что-то? Компрессор взорван… Тогда что это? Он замер, прислушиваясь. Вроде бы подул ветерок… Откуда? Газ взорвался? Он принюхался несколько раз, но ничего подобного не обнаружил. Наоборот, воздух был чистый и свежий. Такой воздух мог быть только там, наверху, на поверхности, — в горах, в поселке. Неужели заработала воздуходувка? Он собрал все силы и пополз вперед. Вот и место, где он закладывал динамит. А ветерок все усиливался.
«Где-то есть выход», — с бьющимся сердцем подумал Тхэ Ха. Он напрягал зрение, надеясь увидеть хоть маленькое светлое пятно, лучик солнца, но кругом темнота. «Галлюцинация», — наконец решил он и весь обмяк. Но пополз дальше, и неожиданно впереди что-то забелело. Показалось? Может быть, и ничего не было? Он прищурился и снова начал вглядываться в темноту. Странно, но теперь стало немного светлей. С прибавившимися внезапно силами он потянулся вперед, к светлому пятну.
Звезды?… Совсем непохожие. И потом, почему они отсюда видны? Он снова присмотрелся. И все-таки звезды. Конечно, они. Их целое море…
Когда Тхэ Ха выбрался на поверхность, небо на востоке еще чуть начинало алеть. Пахло сыростью. Белесые полосы тумана медленно взбирались вверх по склонам сопок, плыли над землей, точно облака. Причудливо поблескивали, переливаясь, снежинки на деревьях. Белел сказочным узором иней. И странно желтели еще уцелевшие на ветвях деревьев листья.
Тхэ Ха, как зачарованный, долго смотрел на родные места. Свежий ветерок ласкал щеки, пьянил. «Как хорошо! Жизнь-то какова? Значит, увижу их, моих товарищей! И Чон Ок, мое счастье, мою жизнь!…»
Радостное чувство овладело Тхэ Ха. Пусть враги сейчас злобствуют, пусть будет очень-очень трудно, но счастье они не затмят, не смогут. Он осторожно встал с земли и спустился в ложбину. У родника вдоволь напился и прилег под деревом отдохнуть.
Начинало светать. Тхэ Ха почувствовал прилив новых сил. Прячась в кустарнике, он пошел вдоль подножия горы к своему дому. Где-то стреляли. Стрельба то затихала, то вновь становилась ожесточенной. Тхэ Ха знал, что появляться в поселке опасно, но не мог совладать с собой. Там мать. Что с ней? Ему надо во что бы то ни стало ее повидать. А если нужно, то и помочь.
Тхэ Ха осторожно вышел из кустов и незаметно приблизился к домам. Вот и огороды… В домах не было света, и они выглядели нежилыми. Ни единого признака жизни, окна заколочены, ставни закрыты наглухо. И только собаки лаяли истошно, эхо глухо отдавалось в горах.
Тхэ Ха тихо полз вперед. Скоро и его дом. Там тоже нет признаков жизни, ни единого огонька. Он вскочил, пробежал несколько шагов. Подкрался к крыльцу. Ни единого шороха. Дом пустой. Где же мать? Тхэ Ха хотелось рвануть дверь, но он удержался. Нельзя, а вдруг там враги? Он отполз в огород и стал ждать. Из дома — ни звука. Тогда он прокрался к черному выходу. Прислушался. Неужели мать ушла? Осторожно дернул за ручку, дверь подалась.
— Мама!—тихо позвал он.
Где-то в глубине дома раздались торопливые шаги. Он прислонился к стене, скрываясь в темноте.
— Кто там? — с тревогой спросил женский голос. И Тхэ Ха рванулся вперед, узнав этот голос.
— Это я, твой сын…
Дверь распахнулась, и сухие жилистые руки обхватили шею Тхэ Ха. Мать плакала, ощупывая лицо сына. Она уже знала, что Тхэ Ха повели к шахте на расстрел. Думала, нашел там смерть, как и его отец. И вот явился с того света.
— Не нужно, мама, плакать. Слезами не поможешь… Как наши?
— Они ушли в горы.
— Все ушли?
— Те, которые смогли. Чон Ок тоже там.
Тхэ Ха обрадовался этим словам. Мать вынула из-под подушки письмо.
— От кого?
— От парторга. Пишет, что и Чон Ок пришла с ними. Тебя ждут не дождутся.
— Хорошо бы узнать, где они сейчас.
— Ушли к Чандину. Так ведь договорились?
— К Чандину?—Тхэ Ха взял в руки письмо. Ровный четкий почерк Чун О. Он просил мать скорее выбираться из поселка и идти на Чандин. Там ее встретят.
— И почему же ты осталась? Надо уходить.
— Куда мне старухе!…
Тхэ Ха пробыл дома два дня. И вот настал час расставания. Сын подошел к матери и горячо обнял ее. — Пора мне, мама.
На улице захлопали выстрелы.
— И ты, мама, поскорей уходи, — Тхэ Ха вскинул на плечи рюкзак.
— Обо мне не беспокойся. Я уйду.
— Знаешь, пойдем вместе?
— Глупенький ты, нельзя нам вместе. Завтра утром пойду в Яндок, родственники приютят. А не приютят — и то не беда! Кто тронет старуху?
Тхэ Ха мало успокоили ее слова. Но он понимал, что мать права. Действительно, трудно ей будет лазать по горным тропам, да еще под вражескими пулями. Может, и правда не тронут ее, старая ведь.
— Ну, иди, сынок. Пока все тихо. Да хранит тебя бог. А я завтра уже в Яндоке буду. Там Мун Чем Ди.
Тхэ Ха вышел из дому. Ночь была тихая, на звездном небе ярко мерцала Венера. Вот в такие вечера он когда-то возвращался со смены, и ему совсем не хотелось идти домой…
Тхэ Ха решительно шагнул в темноту, его путь лежал к горам.