Религия, выдающая себя за наиболее прочную опору морали, лишает последнюю, совершенно очевидно, ее истинных движущих сил и заменяет их воображаемыми движущими силами, непонятными призраками, которые явственно противоречат здравому смыслу и коим никто всерьез не верит. Все уверяют нас, что твердо верят в бога, награждающего и карающего, все утверждают, что они убеждены в существовании ада и рая. Однако видим ли мы, что эти представления делали людей совершеннее либо уравновешивали в уме большинства их самые мелкие интересы? Каждый человек утверждает, будто страшится божьего суда, но следует своим страстям, когда считает себя уверенным, что ускользает от суда людей.

Страх перед невидимыми силами редко так же силен, как страх перед видимыми силами. Неизвестные и отдаленные казни гораздо меньше пугают людей, чем стоящая виселица либо один по-настоящему повешенный человек. Немного наберется придворных, которые так же боялись бы гнева своего бога, как немилости своего государя. Пенсия, титул, лента заставляют забыть и муки ада, и радости небесного двора. Ласки женщины всегда берут верх над угрозами всевышнего. Шутка, анекдот, острота производят гораздо большее впечатление на светского человека, чем все суровые понятия о его религии.

Разве не уверяют нас, что одного хорошего раскаяния достаточно для того, чтобы умилостивить божество? Однако не видно, чтобы это хорошее раскаяние было очень искренним; по крайней мере очень редко можно увидеть, чтобы воры возвращали, даже умирая, те богатства, которые они нажили несправедливо. Люди убеждают себя, несомненно, что они приспособятся к вечному огню, если не смогут обеспечить себя от него. Но с небом можно придти к соглашению. Отдавая церкви часть своего достояния, огромное большинство набожных мошенников умирают спокойными насчет того способа, каким они приобрели богатства в этом мире.