Эти вечер и ночь прошли у меня спокойно, что, наверное, должно было подтвердить правильность выбранной позиции. Правда, сквозь сон вроде бы я отдалённо слышал детский плач и какие-то раскатистые громовые звуки, но скорее всего, это было просто размытыми фрагментами сновидений или нечто подобное. По дороге на работу мне снова не удалось блеснуть чем-то неординарным, хотя я искренне посмеялся над долговязым мужчиной средних лет, который шёл как-то излишне манерно и уже одним этим приковывал к себе пристальное внимание. Наверное, ему самому казалось, что он смотрится солидно, однако со стороны это больше выглядело комичной наигранной дерготнёй. Костюм мужчины чем-то напоминал облачение Андрея Миронова в фильме Бриллиантовая рука, а узенький галстук создавал гнетущее впечатление ветхости и зыбкости. Человек степенно ел мороженое и в какой-то момент резко остановился, пристально вглядываясь в небо, и, кажется, выходя из себя. Насколько я понял, некая птица нагадила на мороженое, и был уверен, что мужчина, как любой на его месте, попросту выбросит его в урну. Но как бы ни так — лишний раз убедился, что по себе не надо судить других. Человек, так и не выглядев в высоте птиц, которым можно было беспредметно погрозить сухоньким кулаком или даже позволить себе разразиться бранью, обратился к мороженому, вертел его так и эдак, пристально разглядывая, потом достал из кармана брюк белоснежный платок, аккуратно отломил им верхушку сладости и выбросил. Остальное же продолжил спокойно есть, возобновляя путь.

Моё появление в офисе ознаменовалось непривычно вежливыми и бесконечными здорованиями с коллегами, чего раньше никогда не происходило. Честно говоря, после вчерашнего я думал, что все будут просто продолжать шарахаться при моём появлении. Однако видимо, желание подлизаться к тому, кто вроде как оказался сейчас в фаворе, пересилило все остальные мысли и побуждения. Очень забавно было наблюдать, как коллеги тактично расступаются перед кулером или просто освобождают путь, чтобы случайно не обременить меня чем-нибудь и иметь возможность лишний раз продемонстрировать свою лояльность.

Когда я достиг рабочего места, молодой сотрудник у окна вскочил и, поздоровавшись, спросил — хочу ли я, чтобы он опять помог мне вынести на крышу стул и ноутбук. Однако если вчера эта идея была действительно оригинальной, то сегодня, по моему мнению, она потеряла свою притягательность и новизну. Соответственно, под свои цели и нынешнее настроение, я посчитал явно неудачным решением в этом повторяться. Поэтому поблагодарив коллегу, я уселся за стол и, не успев включить компьютер, услышал сзади чьё-то учащённое дыхание, за которым последовал знакомый голос. — Доброе утро. Хорошо, что вы уже на месте!

Обернувшись, я увидел лилейное лицо директора, который теперь очень мало походил на себя самого до инцидента со слетевшей обувью Маши.

— Да, здравствуйте.

— Мы могли бы поговорить в моём кабинете?

— Да, конечно, — кивнул я и, поднявшись, последовал за Вениамином Аркадьевичем, ловя на себе завистливые и восхищённые взгляды окружающих.

— Кофе, чай?

Я сначала никак не принял вопрос директора на свой счёт, а когда он повторил, то именно с этого момента почувствовал, что стал в его глазах не просто каким-то сотрудником, а хоть и немного, но достойным внимания человеком. Пусть мотивы начальника были далеки от оценки меня как личности или профессионала своего дела, однако, такое отношение льстило, с одной стороны, и заставляло быть достойнее, как бы соответствовать — с другой.

— Кофе, пожалуйста.

— Оля! Два кофе! — кивнул Вениамин Аркадьевич полноватой симпатичной женщине, и она бросила на меня пронзительный понимающий взгляд, широко улыбнувшись. Почему-то это мне как раз не понравилось — создавалось ощущение, что человек, даже толком не умеющий напечатать на компьютере элементарный документ, ставит себя намного выше меня. С другой стороны, если рассудить здраво, то как ещё можно реагировать на человека, неожиданно попавшего в струю, который завтра опять может стать никем?

— Да, конечно.

Оля приподнялась и пошла к большому шкафу с вытянутыми зеркальными стёклами, где, видимо, и хранилась посуда.

— Прошу!

Директор распахнул передо мной пухлую дверь и, заметив моё колебание, которое ошибочно истолковал, как желание учтиво пропустить хозяина кабинета вперёд, легонько подтолкнул меня в спину, уверен, желая таким образом продемонстрировать некий покровительственный, располагающий жест.

— Спасибо.

На самом деле я остановился лишь потому, что именно сегодня был неприятно поражён роскошью этого кабинета, слишком сильно контрастирующей с остающимися за дверью убогими офисными рядами столов и выкрашенными белой краской стенами. Здесь особенно издевательски и вызывающе чувствовалась ложь, звучавшая в каждом слове руководства, когда оно ссылалось на отсутствие средств на самые элементарные нужды. Даже такие пустяки, как пакет с логотипом компании или шариковая ручка для рабочих целей практически всем сотрудникам приходилось добывать с огромным трудом. Однако произнесённые проникновенным голосом аргументы всё-таки по большей части походили, как ни странно, на правду и, признаться, я сам, волей или нет, был во многом жертвой этих заблуждений. А тут — такое великолепие. Впрочем, понятно, что если бы не произошедшее случайное стечение обстоятельств, ничего подобного я никогда не увидел, и, следовательно, продолжал бы пребывать в благом неведении. Тем более что тот же Вениамин Аркадьевич неизменно приезжал на работу на стареньких «Жигулях» и единственный предмет роскоши, который бросался на нём в глаза, были ярко блестящие часы «Омега». Впрочем, относительно них директор при любом удобном случае ссылался на презент от партнёров, последовавший за какой-то масштабной сделкой, где вроде как он проявил себя человеком, выдающимся во всех отношениях. При этом Вениамин Аркадьевич почему-то неизменно неприятно усмехался, и пояснял:

— А часы, которые мне лет двадцать назад подарили в честь юбилея завода, лежат теперь дома и продолжают тикать. Эти же, только представьте, точно такие, как побывали на Луне!

— Что же, располагайтесь, я же с вашего позволения сяду на своё место, — гостеприимно раскинул руки хозяин кабинета, и я аккуратно, с некоторым опасением, присел на край большого поскрипывающего кожей стула с необычайно широкой, загнутой назад спинкой. Такая мебель ассоциировалась у меня с интерьерами дореволюционных дворцов или неоднократно показываемых по телевизору домов олигархов, что вызывало какой-то невольный трепет и подсказывало, что, испортив такую вещь, можно будет потом ещё очень долго расплачиваться. Подобное мне приходилось неоднократно видеть в выражении лиц водителей, которые следовали за навороченной иномаркой на почтительном расстоянии, но при этом готовы были в любой момент вильнуть куда-нибудь в сторону, лишь бы, пусть и в своих фантазиях, исключить возможную аварию, какой бы маловероятной она ни была на самом деле.

— Да, конечно.

— А теперь — сразу к делу, — Вениамин Аркадьевич хлопнул сложенными на столе руками и потрогал часы, убедившись, что их хорошо видно за манжетами сероватой рубахи с запонками. — Решением руководства, вы, как перспективный и ответственный сотрудник, назначаетесь на новый ответственный пост — начальника отдела по работе с ВИП-клиентами. Понятно, что всё, высказанное мною вам на днях, не более чем желание не перехвалить, а наоборот — поднять ваш боевой дух и открыть дорогу новым профессиональным свершениям.

Я молчал, и просто смотрел на равномерно мигающий ярко-зелёным светом край лежащего на столе ноутбука.

— От всего сердца поздравляю. Уверен, что вы справитесь со всем блестяще, и не успеем оглянуться, как мы встретимся здесь же, чтобы поговорить об ещё более ответственной и перспективной должности. Не так ли?

Мне пришлось слегка кивнуть и перевести взгляд в сузившиеся и нездорово поблёскивающие глаза директора. Собственно, и без этого было понятно, что в возможность чего-то подобного он верит с большим трудом, а вот пафосного увольнения вовсе не исключает, а даже будет всеми силами негласно этому способствовать. Может быть, ему и выгорит, но я постараюсь сделать всё, чтобы белая полоса на работе теперь только ширилась, в перспективе накрыв и его самого. Мне неожиданно показалось, что, пожалуй, я гораздо больше подхожу под обстановку этого кабинета и такая перемена вполне могла бы стать венцом исполнения всех возможных здесь желаний. Забавно, как мы устроены — а ведь не пройдёт и месяца, хотя я сам об этом, разумеется, ещё не знал, как я просто от всего здесь откажусь по собственному желанию. Впрочем, наверное, это лишний раз говорит о справедливости распространённого утверждения, что цель нужно всегда выбирать глобальную, а не под какие-то мелкие эмоции, которые, по самым разным причинам, меняются слишком быстро.

— Вот и отлично. Что же — вот вам папки с делами клиентов. Несомненно, вы захотите сразу же с ними ознакомиться… — Вениамин Аркадьевич аккуратно пододвинул мне пухлую неровную стопку и улыбнулся. — Кое-что из этого вы наверняка знаете, но давайте согласимся, явно недостаточно для эффективной работы в новой должности. Теперь об условиях — ваша зарплата увеличивается в три раза, новое рабочее место — освобождённые недавно Патрушевым столы в комфортном углу у стены, кроме того, в конверте — небольшой бонус за вчерашнее вмешательство. Это, если хотите, материальное поощрение от компании и неизменная вера в вашу дальнейшую отличную работу.

Директор полез в карман пиджака и извлёк оттуда пухлый похрустывающий конверт, который положил сверху папок и, немного смущённо, добавил:

— Это лучше сразу убрать, сами понимаете, чтобы не было лишних разговоров.

Я взял конверт и, убедившись, что он не запечатан, бросил любопытный взгляд на содержимое. Оказалось, что там, вопреки ожиданиям, исключительно пятитысячные купюры и их явно много — как минимум, тысяч на сто. Что же — очень даже неплохо для моего весьма скромного материального положения, и что бы там ни последовало дальше, этой суммой я уже волен распоряжаться по своему усмотрению. Подобная перспектива как-то сразу согрела душу ощущением стабильности и уверенности в завтрашнем дне, которой частенько мне не хватало как раз в материальном плане. Кроме того, сразу возникло непреодолимое желание порадовать себя вечером какой-нибудь качественной выпивкой с обязательным большим куском красной рыбы — к ней я был неравнодушен с детских лет, и успех почему-то неизменно ассоциировал именно с таким незамысловатым блюдом.

— Спасибо.

— Не за что, — покровительственно махнул рукой Вениамин Аркадьевич, и я сразу подумал, что уж это-то он точно говорит искренне и директор явно не был инициатором подобных поощрений, особенно — в моём случае. — Мне хотелось бы выразить уверенность, что мы станем теперь встречаться намного чаще и найдём массу точек соприкосновения по этим и другим рабочим вопросам. Верю, что из нас выйдет отличная команда, в чём, в конце концов, заинтересованы все. Кстати, в верхней папке листок с составом сотрудников вашего отдела — их немного, но как сами понимаете, это настоящие профессионалы и люди, огромному опыту и частным суждениям которых можно вполне доверять, в чём мы имели возможность неоднократно убедиться.

— Всё обязательно посмотрю, — ответил я, с трудом сдерживая раздражение от его напыщенного голоса и казённых фраз, которые лишний раз невольно подчёркивали огромную дистанцию между нами, даже после всех произошедших перемен. Но в какой-то момент я подумал — зачем же, собственно, мне сдерживаться? Пока я в фаворе у Большого босса, что мне может сделать этот лысый коротышка, возомнивший себя ни пойми кем?

— Уверен и хочу… — начал директор, прервавшись, когда услышал трель сотового телефона из моего кармана. Понятно, ещё несколько дней назад я, не задумываясь, проигнорировал бы это или, может быть, торопливо выключил аппарат и извинился, но только не сегодня. Чувствуя себя здесь в какой-то степени хозяином положения, я подумал, что это будет весьма хорошей пощёчиной для Вениамина Аркадьевича, и не надо здесь больше ничего выдумывать. Насколько я знал, он весьма трепетно относился к тому, чтобы любой сотрудник, удостоенный его драгоценным вниманием, стоял навытяжку и внимал каждому царственному слову. А вот теперь, без всяких опасений или чего-то подобного, я могу запросто вытащить телефон и поговорить на личные темы в его присутствии. Ну чем не забавный ненавязчивый подкол, пусть сам директор это таковым совсем и не считает?

Я вытащил телефон, нажал кнопку с расплывчатой зелёной точкой по центру и ответил. Оказалось, это звонил курьер, судя по голосу — молодая девушка, которая сообщила, что уже ждёт меня на проходной. Задав пару уточняющих вопросов, я только тут вспомнил, что действительно недели три назад хотел заказать в одном Интернет-магазине забавный гаджет для друга, но тогда выбранной модели не оказалось в наличии и мне любезно предложили её подвезти, как только она появится. Я согласился и, несмотря на то, что курьер почему-то не перезвонил мне заранее, как они делали обычно, был очень рад тому, что это произошло именно сейчас.

— Как вы выглядите? — поинтересовалась она, когда я, с улыбкой бросив задорный взгляд на Вениамина Аркадьевича, сказал, что подойду через несколько минут.

— Очень привлекательно! — бодро ответил я, думая про себя, что вопрос должен быть сформулирован — «как я вас узнаю» или нечто в таком роде.

— Значит, точно не разминёмся, — послышался в ответ приятный женский смех и нас разъединили.

— Вам уже пора по делам? Извините, что отвлекаю. Собственно, мы уже закончили. Ах, да — Альберт Митрофанович будет послезавтра в офисе около двух часов дня. Постарайтесь находиться на месте — он хотел встретиться и услышать ваши мысли о развитии подчинённого вам теперь отдела.

— Хорошо, спасибо!

Мы пожали руки — пожалуй, впервые с момента моего устройства на эту работу. Правда, Оля так почему-то нам ничего и не принесла, но, наверное, это и к лучшему — только беспредметно затянула бы краткий и деловой разговор, который, пожалуй, несколько тяготил нас обоих. Потом я удостоился высочайшей чести быть провоженным до дверей и получил ещё одно доброе напутствие, которое, несомненно, слышали через приоткрытую дверь как минимум человек пять. Понятно, этого было вполне достаточно, чтобы через несколько минут эта информация была доведена абсолютно до всех, как, собственно, и произошло.

Выйдя из офиса и оказавшись через минуту у лифтов, я впервые столкнулся с удивительным совпадением — все двери практически одновременно и гостеприимно распахнулись, но внутри кабинок никого не было. Как говорится, выбирай на вкус. Я остановился на том лифте, что был первым слева и редко мной использовался. Аккуратно встав на плавно, но значительно просевший пол, я качнулся и нажал обожжённую явно зажигалкой пластмассовую кнопку первого этажа. Двери с дребезжанием закрылись, но ничего не произошло. Я не ощутил движения, вибрации, каких-то характерных звуков или чего-то подобного. Единственное, что остро чувствовалось — это страх от побежавших в разные стороны теней в кабине, неожиданно наполнившейся полумраком от большой лампы, которая всего мгновение назад, я был в этом абсолютно уверен, ярко сияла. Неужели опять начинается что-то, похожее на первый вечер дома? Я провинился и достоин предупреждения или даже услышу в первый и последний раз те слова, что тени предназначают именно для меня. И они на самом деле заговорили — вкрадчиво, протяжно, но вовсе не угрожающе.

— Она на краю. Мы скоро поговорим с ней, но она не выдержит и расстанется сначала с капсулой, а потом и с жизнью. Не будем искать другого — ты возьмёшь обе. Время уходит…

Замерев, я просто стоял и смотрел в висящее на стене зеркало — оно отражало сведённое мукой и ставшее абсолютно чужим лицо, всё ещё походящее на моё собственное. Его пересекали двигающиеся тени, кажется, загораживая глаза и превращая их в бездонные чёрные дыры, сквозь которые вроде бы можно было даже различить двери лифта. Одна из теней справа начала набухать и становиться чем-то похожей на меня, а другая распласталась на полу, и я мог видеть, как быстро вздымается женская грудь, увенчанная висящей на шнурке капсулой. Первая тень опускается и забирает кулон себе, вешая на шею, и, когда моё подобие поднимается, явственно видно, что у него болтаются две капсулы. Потом видения снова начали уменьшаться и вытягиваться в отвратительную улыбку, которая, казалось, говорила, что видит все потаённые глубины моей души и знает, что такой человек, как я, не чурается подобных вещей и выполнит то, что они предлагают. Потом тени стали делиться на множество ниточек, которые, кажется, оплели всё вокруг и начали вращаться с бешеной скоростью, становясь всё менее заметными от медленно гаснущего в кабине света. Мне хотелось закричать и объяснить, что я не хочу погружаться туда, куда они несут меня из реальности, но тут неожиданно услышал вопль девочки, которая, кажется, спасла меня от этих монстров в прошлый раз дома.

— Возьми кулон у неё!

Я вздрогнул и увидел, как ребёнок летит на меня и достигает гигантских размеров по ту сторону зеркала. Исходящий от девочки призрачный свет, кажется, залил всё вокруг, заставляя тени прекратить своё безумное вращение и забиться в самые уголки кабинки. Но они здесь, никуда не уходят — только ждут своего часа, чтобы снова накинуться и сказать мне что-то ещё. Можно ли считать это предупреждением и следующей за этим смертью? Нет, скорее я понял, что они говорили о другом — разумеется, это Маша. Почему я так решил? Просто она была единственной, кого я знал с таким кулоном и с этим теперь придётся, волей-неволей, считаться. Предупредить её? Или это давало мне какой-то есть шанс получить преимущество в том безумии, в которое меня втянули? И почему ангел тоже сейчас заодно с тенями, утверждая, что я должен стать обладателем второй капсулы. Или я что-то не так понял?

— Возьми и ты избавишь кого-нибудь ещё от того, что испытываешь сам. Сделай добрый поступок, тем более что здесь наши интересы совпадают. Ты можешь, хочешь и сделаешь! — выдохнула девочка, и, кажется, меня обдало ледяной волной, которая освежила и позволила немного сосредоточиться. Значит, всё именно так, только аргументы разные, а вывод один и он не может быть утешительным. Неужели Маша? Значит, это вовсе и не забава или смена мировосприятия, а обременительная ноша игры, следование правилам и всего-то? Но почему?

— Возьми капсулу, когда придёт время. Мы подскажем тебе.

Я едва различил слова, идущие со всех сторон, принимаемой мной вначале просто за отдалённый гул, но оказавшиеся голосами прижатых к стенам теней. При этом девочка начала быстро удаляться, словно всасываемая в какую-то невидимую мне и находящуюся очень далеко точку. Или это расщелина в Мирах? Гул стал громче, накатывая, словно волнами и барабанящий по голове, как водопад, под который я как-то поднырнул в Карпатских горах и на несколько мгновений потерял ориентацию, испугавшись и запаниковав. Потом что-то пронзительно щёлкнуло, вспыхнул яркий свет, и двери лифта с грохотом открылись. Я стоял всё так же лицом к зеркалу и видел у себя за спиной надпись 1 этаж, загораживаемую кучкой людей, с недоумением смотрящих на меня и явно желающих попасть в лифт. А я, прищурившись, смотрел на своё бледное вытянутое лицо и почему-то обрадовался, что мои волосы не поседели — такой страх сидел лишь где-то внутри, кажется, остро ощущаемый даже физически. Какие уж тут гаджеты и прочие глупости?

Пошевелившись, я почувствовал дрожь во всём теле и с трудом выбрался из лифта, несомненно, выглядя как тяжелобольной. Почему-то несмотря, по большей части, на сочувствующие взгляды людей, никто даже не спросил — Нужна ли мне помощь. Впрочем, может, оно и к лучшему. Что я мог ответить? А вот чего действительно мне сейчас очень захотелось, так как можно быстрее оказаться на улице, вдохнуть полной грудью свежий, пусть и осенний, воздух и куда-нибудь долго идти, только не оставаться в закрытых стенах и так близко к этому лифту. Впрочем, я действительно шёл, двигался. Только в какую сторону? Где я нахожусь?

— Можно ваш пропуск? — раздался рядом резкий оклик и, отшатнувшись, я увидел поднявшегося со стула и подошедшего ко мне вплотную охранника. Я начал шарить по карманам и только с четвёртой попытки смог достать пластиковую карточку, а потом медленно поплёлся к двери. При этом я отметил, что охранник идёт по пятам и даже, наверное, аккуратно меня поддерживает, опасаясь, что именно в его смену произойдёт какой-нибудь инцидент. Кажется, я где-то слышал, что за любое привлечение негативного внимания к своему посту здесь вполне можно было поплатиться крупным штрафом или даже увольнением. Неужели и из-за подобного такое возможно?

Выйдя на улицу, я почувствовал себя неожиданно хорошо. Даже, пожалуй, отлично. Словно и не было ничего такого в лифте, а просто что-то привиделось и ушло давным-давно. Моё эмоциональное восприятие теперь казалось каким-то больше наигранным и надуманным, а не действительно реальным. Особенно же почувствовать себя совсем в своей тарелке, мне позволил забавный эпизод, невольно осуществивший давнишнюю тайную мечту пощупать объёмистую грудь сидящей на ресепшене девушки, которую вроде как звали Варей. Мы ни разу не здоровались, даже не обменивались кивками при встрече, а знали друг друга просто визуально. Тем не менее, уходя с работы, я частенько посматривал на девушку и представлял себе — что именно может скрываться под этими двумя вздымающимися манящими буграми. В общем-то, конечно, я это знал, но одно дело представлять, другое — увидеть или даже прикоснуться.

Когда я начал пересекать двор, предварительно тепло поблагодарив охранника за заботу, то увидел Варю, спешащую наискосок с какими-то бумагами в руке и плотно прижатым к уху телефоном. Когда мы практически поравнялись, девушка неожиданно затормозила, повернулась и через мгновение вполне могла столкнуться со мной, явно не замечая ничего вокруг. Есть такие люди, которых разговор по телефону целиком дезориентирует, и Варя точно была одной из них. И когда девушка неожиданно ринулась в мою сторону, я автоматически поднял обе руки и выставил их согнутыми в виде чашек ладонями вперёд. Именно в эти объятия моих пальцев и угодила грудь Вари, которую я успел несколько раз энергично сжать, почувствовав почему-то лёгкое разочарование. Девушка на мгновение застыла, удивлённо глядя на меня, и я явственно услышал, как мужской голос ей очень громко выговаривает в трубку относительно покупки какого-то новогоднего подарка, что явно было несколько преждевременно. Потом Варя резко отшатнулась назад, сжала губы, и, бросая на меня какие-то затравленные взгляды и сокрушённо качая головой, быстро скрылась в дверях соседнего корпуса. Я же некоторое время просто стоял, вспоминая неожиданную мягкость её тела, хотя в моих фантазиях, её грудь непременно оказывалась упругой. Наверное, именно поэтому я сразу почувствовал некоторое разочарование, лишь позже поняв его причину. Однако в любом случае произошедшее показалось мне забавным, а собственная непроизвольная реакция — весьма правильной и уместной. Но как ни странно, интерес к Варе начал угасать, однако встреча с подъехавшим ко мне курьером показалась весьма желанной, тем более что чувствовал я себя — лучше некуда, чего никак не мог сказать всего несколько минут назад.

Последовав к дверям, за которыми скрылась Варя, я вскоре увидел в холле представительницу Интернет-магазина, оказавшуюся не просто девушкой, а ещё и весьма симпатичной.

— Ой, я как-то вас таким себе и представляла! — рассмеялась она и протянула руку. — А ответ был просто великолепен.

— Очень рад, что произвёл такое неизгладимое впечатление, — усмехнулся я и расписался в протянутых мне бумагах, получив в руки маленькую и какую-то разочаровывающе-простенькую коробочку, за которую умудрился отвалить почти две тысячи рублей.

— Весьма забавная штука. Думаю, будете довольны!

Цокнув языком, улыбнулась девушка и тут же рассмеялась:

— Кстати, я — Катя.

— Это хорошо. Моё имя вы знаете. Вот деньги и, не знаю, как вы, а я совсем не против где-нибудь встретиться вне работы — например, просто погулять.

— Что же, подходит. Вот мой номер — позвоните, если не передумаете — о чём-нибудь, может быть, и договоримся.

Она протянула отпечатанный на обыкновенной бумаге телефон и аккуратно рядом вывела: «Катя, курьер, гаджет». Потом посмотрела на меня и хмыкнула:

— Не удивляйтесь. Это чтобы вам было проще вспомнить — кто я вообще такая.

— Вряд ли смогу забыть.

— Ладно. Но так будет понадёжнее. Тогда — давайте, звоните!

— Лучше сказать — до встречи, — кивнул я и, обернувшись, посмотрел на сидящую у ресепшена и низко склонившуюся над чем-то Варю. Мне показалось, что всего мгновение назад она смотрела на меня, но теперь быстро опустила голову, явно смущаясь того, что случилось между нами во дворе. Скорее всего, этот интимный момент могли зафиксировать только камеры наблюдения и он вряд ли станет достоянием гласности, однако мы оба это знали, после подобного обычно отношения между людьми так или иначе меняются. Размышляя именно об этом, я пошёл в сторону двора, пряча в карман бумажку с телефоном Кати и продолжая с разочарованием поглядывать на гаджет, который уж больно сильно проигрывал тому, что было изображено на фотографиях и видеоролике Интернет-магазина.

Когда я не торопясь дошёл до своего рабочего места, предсказуемо оказалось, что уже все в курсе моего повышения. Коллеги вскакивали с мест и бросались меня сердечно поздравлять, желать успехов и отмечать гениальность руководства, которое нашло и назначило именно того человека, который словно был создан для такой ответственной должности. Конечно, несмотря на откровенное подхалимство, всё происходящее весьма льстило самолюбию и поднимало настроение, однако я прекрасно понимал, что за малейшей ошибкой последует провал и те же самые сотрудники будут завтра плевать мне в лицо или делать вид, что совсем не замечают. Кроме того, новая должность хоть и звучала солидно, однако фактически ничего реального под собой не имела — три человека в подчинении, на мой взгляд, в лучшем случае, тянули на какого-нибудь ведущего специалиста, но никак не соответствовали уровню начальника отдела. К тому же если учесть, что двое из них работали удалённо, это вообще превращалось в какой-то фарс.

Движимый этими непростыми мыслями, я закрыл ноутбук и тут же подобострастные коллеги предложили свою помощь в переносе папок и содержимого полок. Что же — как известно, «общий труд на мою пользу — сближает», и я с удовольствием согласился, всего через несколько минут достойно расположившись в приятном тихом углу, площадь которого раза в четыре превышала ту, что я штатно занимал раньше, впрочем, как и все остальные. Сотрудники помогли быстро не только перенести всё моё барахло, но и аккуратно расставили именно в той последовательности, как было. Когда они наконец ретировались, ещё раз тепло поздравив меня и убедившись, что больше ничем помочь не могут, я тоскливо оглядел новое рабочее место и с разочарованием подумал, что почему-то теперь вовсе и не рад этому повышению. Точнее, несколько не так — когда-то я думал, что если нечто подобное произойдёт здесь со мной, то буду чувствовать себя самым счастливым человеком на свете, а вот теперь в душе царило только ощущение пустоты и какой-то сумятицы от стремительно произошедшего взлёта. Но главным, разумеется, было здесь совсем другое — тот выход на набережную, когда на моих руках умер человек, что-то во мне надломил и заставил как-то сторонне, что ли, смотреть на происходящее вокруг. Возможно, это было тем самым, что люди называют объективностью или же просто смещением ценностей. Да, раньше я хорошо знал и видел своё место в этом мире, однако теперь сказать здесь что-то однозначное было затруднительно. Словно тени открыли нечто за его границами или в нём, что представлялось невыразимо глубоким, вечным и настолько важным, что всё остальное на этом фоне попросту меркло.

Тем не менее, раз уж так всё вышло, и можно было назвать добрыми известиями — достойным завершением столь активно и позитивно прошедшей первой половины дня я посчитал обед с Машей, поскольку вчера до этого дело не дошло. Как ни странно, я видел её сегодня мельком пару раз, но она, несмотря на ожидаемую бурную реакцию, даже не подошла ко мне поздороваться. А уж отсутствие её, когда новость о моём повышении облетела весь офис, могла однозначно говорить только о том, что случилось нечто экстраординарное. Может быть именно те голоса, о которых Маша мне говорила позавчера, казавшееся теперь необычайно далёким? Хотелось надеяться, что нет. Однако какой-то червячок продолжал меня неотступно грызть и, не утерпев, я вскоре подошёл к её рабочему месту, застав его пустым.

— Отлучилась в туалете, скоро вернётся, — тут же проинформировала меня дородная рыжеволосая женщина, сидевшая рядом, которую я ни о чём и не спрашивал. Тем не менее кивнув, я пошёл туда, где вскоре пристроился напротив двери в серник дамы, как любил выражаться одни мой знакомый, фактически живущий в Праге, и просто рассматривал потрескавшуюся табличку с изображением фигуры девочки в платьице, приподнимающей его по краям, а между ног картинки имелся небольшой чёрный квадрат. Наверное, это олицетворяло унитаз в таком схематическом виде. Видимо, нечто подобное, но мальчишеской темы, висело и на нашем туалете, но как ни силился, я так и не смог вспомнить даже отдалённо — что же это может быть. Ну не писающий же мальчик, в конце концов?

Несмотря на то, что я настроился на долгое ожидание, Маша появилась довольно скоро, и я неожиданно пожалел, что здесь и сейчас снова не столкнулся с директором. Интересно, как бы Вениамин Аркадьевич отреагировал на это теперь, особенно после своего прошлого замечания? Может, ещё и услышу, но теперь увольнением это не грозило мне наверняка.

— Ой, ты меня напугал, — хрипло сказала Маша, и я увидел, что у девушки очень грустный вид, а жутковато запавшие глаза раскраснелись.

— Что случилось?

— Дядю — единственного родственника, который всю жизнь обо мне заботился, забрали в больницу с чем-то серьёзным и вот теперь я не нахожу себе места от беспокойства. Извини, что сама не подошла — думала, раз ты оказался в фаворе, то не стоит портить тебе праздник своей кислой миной.

— Ты точно ничего бы не испортила! — тут же воскликнул я и растерялся. Как теперь будет правильным поступить? Обнять её и вывести прогуляться, чтобы девушка высказалась, в чём наверняка очень нуждалась? Или, возможно, оставить пока в покое? Про её дядю, который вроде был когда-то учителем, я что-то слышал от самой Маши ещё до нашего близкого общения — он жил в Жуковском, прямо напротив аэрогидродинамической трубы и девушка несколько раз громко вспоминала его и ЦАГИ, когда пыталась утихомирить ставших по её мнению слишком шумными коллег. Однако то, что он был единственным её родственником, разумеется, я не знал и искренне сочувствовал девушке, невольно представляя себя на её месте.

— Может, хочешь поговорить об этом? Могу я чем-то помочь?

— Боюсь, что нет. Ну, разве что просто держи кулаки за него и за меня, — всхлипнула Маша и вытянула вперёд свои длинные пальцы с облупившимся розовым лаком на кажущихся слишком тонкими ногтях, невольно напомнив мне услышанную от кого-то фразу, что подобное, как ничто другое, плохо говорит о девушке.

Я аккуратно принял их в свои руки, пожал и решил в одиночестве не ходить на обед, почему-то весь остаток рабочего дня вспоминая ставшие пустыми и тёмными глаза Маши и боясь провести параллель с засевшими где-то в их глубине тенями. Впрочем, эти образы преследовали меня только в моменты непродолжительных перерывов, пока я знакомился с папками по ВИП-клиентам, с которыми теперь предстояло работать, и удивлялся осведомлённости своей структуры о малейших нюансах их личной жизни. Так, например, один директор очень любил получать на Дни рождения необычные зажигалки, другой был неравнодушен к мальчикам, третий тайно переодевался в женское нижнее бельё, четвёртый — обожал минет в машине, и так далее. В основном читать подобное было неприятно, однако на фоне дел с каждым, оформленных официально и на личных отношениях, несомненно, это позволяло очень чётко выявить некоторые закономерности и наиболее удачные подходы в работе с каждым конкретным человеком. Впрочем, было кое-что, что, несомненно, объединявшее всех этих людей — желание оказать на высоте положения даже в каких-то несущественных мелочах, за чем частенько крылось сокрушительное поражение в другом. Впрочем, наверное, это частенько бывает и с обычными смертными, кто не умеет или не хочет расставить приоритеты, вникнуть в истинный ход вещей и начать действовать.

Ото всех этих хлопот и размышлений, меня оторвал голос Вениамина Аркадьевича:

— Смотрю, вы все в работе?

— Да, стараюсь внимательно вникнуть.

— Верно, верно. Время уже к шести часам и, в новом статусе, я бы рекомендовал вам уже начинать собираться домой или куда там вы планируете пойти вечером.

— Но я хотел, может быть, ещё немного задержаться.

— Послушайте, Кирилл. Вы подчёркиваете этим ваш статус и, между нами, частенько позволяете сотрудникам выполнять свою работу гораздо более эффективно, чем находясь с ними рядом. Заметили, что я очень редко выхожу из своей берлоги? А всё почему? Именно из-за этих соображений. Когда-то я, подобно вам, демонстрировал рвение, но нашлись люди, которые, так сказать, открыли мне глаза и, поверьте, результат был поразительный.

— Это можно расценивать как приказ? — улыбнулся я, невольно подумав, что впервые в моей карьере начальник настаивает на том, чтобы его подчинённый выходил немного раньше конца рабочего дня.

— Если хотите, да. Неофициальный, разумеется. Но на самом деле просто добрый совет, которому просто нужно последовать и довериться суждениям человека с опытом.

— Хорошо, если так, то я собираюсь.

— Отлично. Доброго вечера и до завтра!

Вениамин Аркадьевич неодобрительно покосился на выставленное перед ним мусорное ведро, о которое, развернувшись, чуть не споткнулся, и степенно удалился, стараясь не позволять рукам слишком сильно раскачиваться.

Я отложил все дела, убедился, что до шести ещё больше двадцати минут, потянулся и направился к двери. Хотя на самом деле получилось так, что фактически я всё равно вышел из здания вместе с остальными сотрудниками. Дело в том, что в главном корпусе я решил забежать перед дорогой в туалет, а гнутый запор немного заклинило изнутри, в результате на попытки выбраться ушло добрых четверть часа. Сначала я был уверен, что никакой особой проблемы нет и вполне реально открыть дверь самому, но чуть позже пришлось позвонить на пункт охраны и попросить о помощи. В итоге пара здоровенных разнорабочих, ещё минут десять давала мне через дверь разные советы.

— Попробуйте повернуть два раза влево, а потом один — направо, потяните ручку на себя и так открывайте.

Понятно, подобное шоу не могло не собрать массы любопытствующих и когда, наконец, рабочие взломали дверь и освободили меня, целая толпа коллег, большинство из которых я не знал совсем, встречали меня смехом и аплодисментами, словно героя, выжившего в невероятном сражении. Вообще-то забавно, и это оказалось одним из тех немногих случаев, когда я улыбался искренне и сам считал всё произошедшее достаточно смешным. Хотя конечно, был несколько удивлён здесь реакцией сотрудников, когда речь шла о начальнике и, скорее рассчитывал на их показную участливость и деланное возмущение. А когда я вышел на набережную, стараясь пропустить вперёд гомонящую толпу коллег и вяло отвечая на их громкие до свидания, меня неожиданно кто-то крепко ухватил сзади за плечи и, обернувшись, я увидел огромные, кажется, увидевшие нечто ужасное глаза Маши. Она тряслась и словно опадала вниз, глядя куда-то за меня, всхлипывая и шепча. — Я чувствую, что они скоро заговорят со мной, но ничего не могу с собой поделать.

— Кто? Тени?

— Да, но я не могу сейчас быть необычной. Только не в момент, когда может умереть мой самый дорогой человек. Неужели это не ясно?

— Я тебя прекрасно понимаю, крепись.

Обняв девушку, я приблизился к ограждению набережной и постарался опереть на него Машины руку — всё-таки для меня она была тяжеловата. При этом понятно, я испытывал двоякие чувства, но не находил в себе сил признать вслух, что девушке теперь, собственно, волноваться абсолютно не о чем — приговор ей вынесен, озвучен мне вслух в лифте и, скорее всего, как говорится, обжалованию не подлежит.

— Неужели они заговорят? Но что они могут сказать?

— Я не знаю, извини.

Нахмурившись, я почувствовал себя неприятно от своей лжи, однако прекрасно понимал, что никакие слова правды здесь ничего не изменят, и неожиданно сам для себя предложил. — Хочешь, поедем сегодня ко мне?

Маша отпрянула и отчаянно затрясла головой, отчего мне на щёку попала её слезинка. — Нет, нет. Ты что, не понимаешь? Если ты окажешься рядом, то меня могут заставить что-то сделать с тобой. А я этого не хочу!

Про себя я невольно подумал, что скорее велика вероятность обратного, поэтому, пожалуй, действительно не стоит торопить события. Интересно, как бы реагировала на всё происходящее девушка, знай правду? Убежала от меня, стала обвинять или просить о пощаде? Пожалуй, я не хотел этого знать, и выбранная роль утешителя меня полностью устраивала. — Хорошо. Тогда давай просто прогуляемся или где-нибудь посидим. Я никуда не спешу.

— Нет, я сейчас еду в больницу и хочу сделать это одна. Спасибо тебе, конечно, большое и, надеюсь, увидимся завтра.

Мгновение поколебавшись, Маша крепко меня обняла и, всхлипнув, устремилась в сторону метро. А я ещё долго стоял на набережной и смотрел вслед её развевающемуся бесформенному плащу булыжного цвета. Потом моё внимание переключилось на трёх молодых дворняг, раздобывших где-то носок и перекидывающихся им. Удивительно, что такие простые и неинтересные для большинства людей вещи способны привести животных в настоящий экстаз — возня выглядела очень комично, особенно когда перекрученный носок плюхался кому-нибудь на морду и вис на носу. Однако смеяться мне совсем не хотелось — даже наоборот, я почувствовал, как в глазах мягко закололо, что частенько было предвестником слёз, и мне почему-то вспомнился школьный двор, где мы любили играть «в сифака», бросая друг в друга ногами какой-нибудь грязный предмет, подвернувшийся под руку. Через какое-то время, оторвавшись от созерцания весёлых псов, я снова посмотрел в сторону большого автомобильного центра, в переходе у которого скрылась Маша и прошептал. — Желаю тебе удачи.

Возвращаться домой мне не хотелось, но и неожиданно закрапавший дождик не располагал к прогулкам, подвигнув меня к альтернативному решению — максимально, но в разумных пределах удлинить путь домой. Поэтому я направился на метро к Казанскому вокзалу, хотя никогда не любил подобных мест с их постоянной давкой, суетой, обилием тележек, сумок и вопящих граждан. Перед глазами продолжали стоять тени с двумя болтающимися кулонами и отчаявшееся лицо Маши, о которых я не переставал думать и чувствовать, какое сопротивление этому оказывает нечто задорное и весёлое внутри меня, кажется, занявшее практически всё с момента смерти девушки на набережной. Единственное, что на какое-то время вернуло меня к реальности, стали красиво выведенные на электричке, в которой я собирался ехать, слова: «Имени АПЛ „Курск“». Это невольно заставилось заколебаться и провести аналогию с «Титаником» — ладно бы ещё обозвали не имени, а памяти. Однако быстро отбросив все эти глупости или, вполне возможно, именно поэтому я уселся в состав и мой путь прошёл безо всяких происшествий.