У Бэби Байер зудело во рту. Она ощущала каждый зуб, и ей казалось, что какая-то когтистая лапа вцепилась ей в макушку и давит на глазные яблоки. Но точно Бэби знала одно – она не в своей постели. Простыни, почти невесомые, были из такого тонкого льняного полотна, что она почти не чувствовала их. Наволочки на подушках из такой же тонкой ткани были отделаны по краям бельгийскими кружевами. От постельного белья исходил легкий аромат лаванды.

Бэби боялась открыть глаза. А что, если кто-то в постели рядом с ней? А что, если она даже не знает, кто это? В памяти у нее всплыла сцена из фильма: главная героиня просыпается в залитой кровью кровати рядом с трупом. Едва представив себе это, она в ужасе открыла глаза. Над головой ее был прозрачный полог с блестящей шелковой отделкой. Балдахин закрывал массивную кровать с трех сторон.

Она медленно повернула голову, и боль переместилась ко лбу. Зажмурившись, она все же решилась открыть глаза и бросить взгляд на другую половину постели: она была пуста.

Бэби попыталась приподняться, но рухнула на подушки.

– Черт возьми, куда же я попала? – прошептала она. – О, мерзость, – простонала она, наконец вспомнив все.

Она была в одном из отдаленных летних „коттеджей", принадлежавших Тите и Джордану Гарнам. События прошлого вечера во всей полноте всплыли у нее в памяти, пока она маялась головной болью.

Она снова услышала слова Титы: „Оттащите куда-нибудь эту дрянь и суньте ее в постель".

Собравшись с силами, она приняла сидячее положение и откинула прозрачную москитную сетку. От обстановки у Бэби перехватило дыхание. Все было белым, а из широких и высоких стеклянных дверей открывался вид на океан. Балкон, который тянулся вдоль всей комнаты, был уставлен вазами с розовыми и белыми цветами.

Поднявшись, Бэби босиком прошлепала по белому ковру и вышла на балкон. До нее доносились плеск воды, голоса и смех людей. Она облокотилась на перила и посмотрела вниз. Там, вокруг сверкающего бирюзового плавательного бассейна, расположилось около дюжины людей, легко и небрежно одетых. У каждого в руках был бокал. По изумрудной лужайке, отделявшей бассейн от океана, сновали взад и вперед официанты в белых смокингах с закусками на подносах.

„Который же час?" – подумала она, стиснув голову. Жареные бифштексы и салаты на столе меньше всего походили на завтрак.

Она должна выбираться отсюда, но как? Она не могла допустить, чтобы кто-то увидел ее в этом черном одеянии без лямочек и в босоножках на высоких каблуках.

Оторвавшись от перил, она повернулась, чтобы найти свои босоножки и сумочку. Слава Богу, что, уезжая из города, она догадалась сунуть в нее полный набор косметики.

Преодолев мраморный порог открытой двери, она подпрыгнула от удивления. Возле кровати стояла молодая темноволосая девушка в белой нейлоновой форме и в передничке.

– Что вы здесь делаете? – выдохнула Бэби. Девушка удивленно подняла на нее глаза.

– Привожу в порядок комнату, – сказала она.

Отыскав сумочку, Бэби порылась в ней в поисках бумажника. Господи, хоть бы не оказалось, что она его посеяла. Девушка с бесстрастным лицом, собрав белье, остановилась в дверях.

Бэби подошла к ней и протянула пятидолларовую купюру.

– Пожалуйста, вы не могли бы проводить меня? У меня нет машины, и я не знаю, черт побери, где тут станция. Я должна вернуться в Нью-Йорк.

Горничная словно не заметила денег.

– Почему бы вам не позвонить и не вызвать машину? – деловито спросила она.

Бэби отдернула руку.

– Отсюда?

– Вы же не на Луне, мисс. Позвоните и скажите, что вы в Уиллоуз, потом спуститесь и подождите перед домом. Вам далеко добираться?

– И откуда только вы такая умная? – саркастически осведомилась Бэби.

Повернувшись, горничная направилась в холл.

– Из Мичиганского университета, – бросила она через плечо и исчезла в дверях соседней комнаты.

Всхлипнув, Бэби присела на матрац. Не следовало так вести себя с горничной. Теперь она в самом деле в безвыходном положении. Взглянув на телефон, Бэби обругала Титу Мандраки-Гарн за то, что из-за нее она попала в такую ситуацию. Ну, ничего, подумала Бэби, придет час и она возьмет свое. Тита, эта богатая сучка, что она вообразила? Ей ли не знать, что все о ней говорят? Как несколько лет назад она увела у дочери ее единственного дружка. В свое время дочка ее была классной девочкой по вызову, но ей повезло, и она выскочила замуж за Гарна. Когда дочь развелась с Гарном, Тита оказалась тут как тут и женила его на себе. Тсс! Провалиться мне, если это не появится во всех газетах и журналах. Тита и ее муженек достойны книги. И если Петра даст Бэби возможность описать эту вечеринку, она уж, черт побери, ничего не забудет.

А теперь ей больше всего хотелось унести отсюда ноги, ни с кем не столкнувшись.

Бэби явилась сюда накануне вечером на пару с Тони, фотографом из „Курьера", чтобы дать отчет о приеме. У самых ворот он заявил, что хочет раскурить самокрутку с марихуаной, и заставил Бэби подождать его у высокой каменной стены, окружавшей поместье.

Она чувствовала себя сущей идиоткой в легком платьице, почти ничего не прикрывавшем, и босоножках на высоких каблуках, когда мимо нее по дорожке шуршали лимузины и роскошные спортивные машины.

– Тони, ради Христа, пошевеливайся, – проворчала она, подходя к машине „Курьера", которую Тони поставил на обочине. – Надо собрать материал и покончить с этим делом.

– Да ты просто хочешь, чтобы на тебя обратили внимание, – глотая слова, невнятно буркнул он, стряхнув тлеющий кончик самокрутки и спрятав ее в нагрудный карман.

Следуя за лимузинами и спортивными автомобилями, Тони поставил помятую машину „Курьера" возле будки охраны и показал на наклейку нью-йоркского департамента прессы на ветровом стекле. Охранник, прищурившись, посмотрел на нее и махнул рукой, разрешив проехать. Вереница машин неторопливо двигалась к главному зданию.

Тони откинулся назад, положив руки на рулевое колесо.

– В конторе говорят, что ты кормишь с ложечки Джо Стоуна, – с хитрой улыбкой сказал он.

Глаза Бэби, сузившись в щелочки, наполнились ненавистью.

– Тони, – ровным голосом сказала она, – знаешь, кто ты такой?

– Ну и кто же? – спросил он, подав машину чуть вперед.

– Тупоголовый хам!

– Как мне нравится, когда ты злишься, – сказал он, потирая висок. Вдруг он замер. – Боже, ты только глянь на это!

Бэби повернулась. Она никогда еще не видела здания, так сверкавшего огнями на фоне ясного вечернего неба. Подсвеченное снизу, оно, казалось, воспарило над бархатными лужайками и живыми изгородями, окружавшими его. Вдоль второго и третьего этажа тянулись широкие балконы: от этого здание походило на ярко освещенный речной теплоход. На флагштоках, прикрепленных к каждому углу мансарды, развевались под порывами вечернего океанского бриза золотистые полотнища знамен. Вдоль полукруглой подъездной дорожки сновали какие-то высокие люди в белых смокингах с золотистыми бабочками. Они помогали гостям высаживаться из машин и показывали водителям места стоянки.

Бэби сникла.

– Господи, а мы в такой развалюхе, – простонала она. – Поставь ее, Тони, и пойдем.

– Черта с два я буду суетиться. Я ничем не хуже этих фанфаронов. Ты только посмотри на них.

– Я-то их вижу, Тони, – стиснув зубы, сказала Бэби. – И не хочу, чтобы они видели меня в этой мятой консервной банке. А теперь выпусти меня.

Тони нажал на тормоза.

– Да? Ну иди, – согласился он.

Выйдя из машины, Бэби наклонилась к нему.

– Я войду в дом и смешаюсь с гостями. Будь любезен, отыщи меня и начинай снимать, как только увидишь, что я с кем-то разговариваю. Ты найдешь меня у ближайшей стойки.

– Ясно, ясно, ясно, – сказал он, отмахиваясь от нее.

Бэби одернула помявшееся в машине платье, поправила прическу и двинулась по дорожке. Она не выносила работать с фотографами, особенно с Тони. Когда у нее будет своя колонка, ей не придется иметь дело с такими кретинами.

Она присоединилась к гостям, толпившимся возле широкой мраморной лестницы, которая вела на огромную террасу, окружавшую весь дом. Добравшись до верхней ступеньки, Бэби приподняла руками груди, перевесила сумочку на другое плечо и изобразила улыбку.

За высокими двойными дверями она видела, как блестит мраморный пол, отражавший свет множества канделябров со свечами. Даже в таверне „Грин" канделябров было гораздо меньше. Венецианское стекло отливало разными цветами. Дом выглядел на редкость импозантным. Возможно, его недавно перестроили, и хозяева явно кичились богатством. Бэби не слишком хорошо разбиралась в интерьере, но отлично понимала, как выглядят большие деньги. В этот же особняк было вложено не менее миллиона долларов.

Взглянув направо, она заметила белый смокинг Дана Разера и кивнула ему.

– Ух, – сказала она. – Ну просто сон наяву, не так ли?

Разер обнимал жену за талию.

Вдали зазвучала музыка. Пока Бэби пробивалась через толпу, музыка становилась все громче. Люди смеялись, но говорили приглушенными голосами, пораженные великолепием особняка. Впрочем, они были достаточно воспитанны, чтобы не показывать своего изумления.

Широкая терраса за огромным холлом была выложена каменными плитами и окружена низкой оградой. Бэби присмотрелась к группе, расположившейся между террасой и большим белым тентом. Взяв бокал шампанского, предложенный ей официантом, Бэби услышала, как там то и дело упоминают имя Лолли Пайнс. Она приблизилась.

– Она была замужем? – спросила женщина с таким носом, с каким обычно прибегают к помощи пластической хирургии.

– Не думаю, – зычным голосом ответила обладательница еще более чудовищного носа. – Брэндон, Лолли Пайнс была когда-нибудь замужем?

Мужчина в розовой мексиканской рубашке покачал головой:

– Понятия не имею. Насколько мне известно, Лолли была самой закоренелой девственницей из всех старых дев.

– Я слышала, что она была лесбиянкой, – сказала дама в солнечных очках „Порше".

– Я доподлинно знаю, – вмешалась ее собеседница, – что Лолли пару раз поимели во времена Эйзенхауэра.

– Кого? Лолли? – возмутились ярко-красные губы. – Ты шутишь? Даже тогда не могло произойти ничего подобного. Лолли Пайнс никогда в жизни не раздвигала ноги.

Все засмеялись. Расплескивая шампанское и переминаясь с ноги на ногу, дамы высвобождали высокие каблуки из расщелин каменных плит. Значит, весть о смерти Лолли уже докатилась до Лонг-Айленда. Наверное, об этом узнают в Монголии, подумала Бэби. Плохо! Она рассчитывала воспользоваться этой новостью как поводом завязать разговор.

Бэби навострила уши, очутившись рядом с другой компанией. Там был юрист с Парк-авеню, который обычно оттягивал время между предъявлением обвинения и началом процесса; бывшая девушка по вызову, преобразившаяся в литератора; весьма влиятельный деятель с Уолл-стрит, содержавший в том же доме, где жила Бэби, квартиру, где хранил свои лифчики, платьица и белокурые парики, и еще чета, симпатичная Бэби. В свое время муж обладал доходом вдвое большим, чем у Джордана Гарна, но теперь пошел на дно, хотя пока это оставалось тайной. Они существовали на те деньги, которые его жена зарабатывала в фирме „Секс по телефону", сидя в библиотеке двухэтажной квартиры „Ривер Хаус".

Если не считать семейного юриста, все собравшиеся полагали, что об их грешках никто не знает. Их имена время от времени упоминались в разделе „Виноградинки" в связи с разными событиями, но в сравнении с тем, что можно было бы написать о них, это было не так уж интересно.

Бэби редко приходилось писать о таких больших приемах: приглашения обычно доставались Петре Вимс или кому-нибудь из штатных любимчиков. И если бы Гарны давали свой прием в любой другой вечер, а не в эту пятницу перед началом летних отпусков, сегодня здесь была бы Петра, а не она. Бэби решила извлечь из представившейся ей возможности все, что можно. Она изобразила самую сияющую улыбку и с помощью локтей втерлась в группу.

– А вы знаете, почему Леона Хелмсли так жутко боится отправляться в тюрьму? – спросила бывшая девушка по вызову.

Все головы повернулись в ее сторону.

– Во-первых, ей не позволят красить волосы, – греясь в лучах всеобщего внимания, сказала она. – Во-вторых, у нее потечет силикон, который ей ввели как раз над верхней губой: процедуру надо повторять каждые шесть месяцев. Кроме того, ей запретят носить накладные ресницы.

– Но самое главное, она лишится обслуживания а ля Венера, – заметила одна из женщин.

Дамы ахнули в один голос, а мужчины смущенно переглянулись.

Когда вокруг бывшей девушки по вызову восстановилось спокойствие, она сказала:

– Не сомневаюсь, какой-нибудь могучий охранник-гомосексуалист обрадуется возможности обслужить ее.

– Что это за обслуживание? – поинтересовался деятель Уолл-стрита. – Никогда о нем не слышал.

Бэби придвинулась поближе. Она тоже никогда не слышала об этом. Если это какая-то новинка, которой увлекаются дамы из общества, ей надо быть в курсе.

– Вам, мужчинам, незачем знать об этом. Все равно никто из вас не признается, что занимался такими делами, – заметила молодая дама. – Тс-с-с, девочки, больше ни слова.

Бэби втиснулась в их компанию.

– Привет, – радостно сказала она. – Я Бэби Байер из „Курьера".

Улыбки погасли, все разом повернулись к ней и уставились на нее так, словно у нее что-то висело под носом.

– А о чем это вы сейчас говорили... насчет Венеры? – Все как по сигналу повернулись и отошли в глубь террасы. Как у балерин из русской „Березки", у них двигались только ступни.

Обескураженная, но не унывающая Бэби повернулась и увидела Дэйва Дрикса из „Верайети"; он, ухмыляясь, смотрел на нее.

– Это жуткое дело, малышка. Скорее всего, нечто вроде мощного венгра-гомосексуалиста с дилдо, украшенным драгоценными камнями. Но тебе ведь не нужен гомосексуалист с такой штукой, а, Бэби?

Бэби повернулась к нему спиной и направилась к краю террасы. Взяв с подноса мятый финик, она посмотрела, нет ли кого-нибудь, кто может объяснить, что это за штука. Не успела она отправить финик в рот, как сзади раздался громкий голос с выраженным английским акцентом.

– Ну разве это не потрясающе? Чем больше у вас денег, тем большее уединение вы можете себе обеспечить. Затем вы приглашаете кучу гостей, которые бродят по дому и открывают ящики шкафов и комодов. Или задвигают их так, что не открыть.

Засунув финик за щеку, Бэби повернулась. Сзади стоял розовощекий человек в белой рубашке навыпуск, которая висела до колен; через открытый ворот виднелись клочки седоватых волос. Вокруг головы был повязан белый шелковый носовой платок, впитавший пот, и от него так неприятно пахло, что не помогал даже дорогой одеколон.

– Привет, – без особого воодушевления сказала Бэби. Он ей совсем не понравился, но почему бы с ним не поговорить.

– Привет, – ответил британец, приподнимая бокал. – Я бы подал вам руку, но мне так жарко, что не могу ни к кому прикоснуться. Не понимаю, как только вы, янки, выносите такую жару. Типичная колония.

– Все нормально, – кивнула Бэби. – Я Бэби Байер, от комплиментов можете воздержаться.

– Я и не собирался. Абнер Хун, к вашим услугам. – Он слегка наклонил голову с лысой ярко-розовой макушкой.

– Абнер Хун! Из „Лондон Газетт"! Я время от времени читаю вашу колонку, – восхищенно сказала Бэби, обрадованная встречей с коллегой. – Я пишу для полосы „Виноградинка" в „Курьере".

– „Виноградинка"? Это вы воруете у меня материалы или все в этом участвуют?

Бэби засмеялась.

– Мы заимствуем у вас далеко не так много по сравнению с Лолли Пайнс. Может, вы думаете иначе, мистер Хун?

Хун поднял руку, как бы желая оборвать этот разговор.

– Прошу вас, дорогая. Не надо упоминать мою обожаемую Лолли Пайнс. Я выпил тьму-тьмущую шампанского, чтобы хоть немного утешиться. Вы знаете, что она должна была приехать со мной сегодня вечером. Я вне себя от горя.

Бэби уставилась в пустой бокал.

– Простите, я не учла, что вы были такими близкими друзьями, – искренне сказала она. Бэби очень хотелось понравиться Абнеру Хуну. Он первый колумнист в Лондоне, влиятельный член международного информационного союза. Из-за шестичасовой разницы во времени статьи из лондонских газет воспринимались как сногсшибательные новости. Петра Вимс постоянно прибегала к услугам факса и, получая номера, тут же публиковала известия из Лондона, несколько обработав их.

Покачнувшись, Абнер Хун подхватил Бэби за локоток и учтиво повлек ее к бару.

– Джин с тоником, дорогой, – сказал он бармену, – только без льда, без лимонного сока и поменьше тоника. А вы, мисс Байер?

– То же самое, – ответила Бэби.

Держа в руке стакан, Хун повернулся к Бэби:

– Скажите, что вы собираетесь написать об этом приеме?

– Понятия не имею. Хун нахмурился.

– Пока я подыскиваю тему. Но ничего стоящего услышать не удалось, одна болтовня. Кто с кем. Намеки. Ну вы знаете: „А также присутствовали..." – а дальше унылый перечень имен. Но людям это нравится.

– И сколько же тем вы накопали за вечер? – спросил Хун с той английской интонацией, которая бывает одновременно вежливой и покровительственной.

– Какие-то новинки из салона красоты... – начала Бэби.

– Я слышал, что какая-то венгерка пользует этих дам... вроде бы дилдо. У нее есть частный салон где-то на Пятой авеню.

– Откуда вы знаете? – невинно спросила Бэби, удерживаясь от смеха.

Хун наклонился к ней. От него пахло, как от мокрого пса.

– Я только что натолкнулся на Дейва Дрикса из „Верайети". Конечно, я давно уже слышал об этой женщине. Ну, не изысканное ли удовольствие?

– М-м-м... – промычала Бэби, улыбаясь, – куда уж изысканнее.

Похоже, Хун вспомнил, что ему следует быть сдержаннее, поскольку он только что перенес такую утрату.

– Ваш издатель, Таннер Дайсон, позвонил мне в машину, когда я был на пути сюда. Он решил устроить неслыханную панихиду по незабвенной Лолли. Ну, не прекрасно ли это, а? – с воодушевлением произнес он.

– И в самом деле, прекрасно, – согласилась Бэби, сочувственно пожав ему руку. Если уж Таннер Дайсон потрудился разыскать Абнера Хуна, то ли со своего ранчо, то ли из салона своего „Гольфстрима" по пути в Нью-Йорк, значит, Абнер Хун действительно был лучшим другом Лолли.

– Скажите, – спросила она, – как вы полагаете, кто будет на этой панихиде?

Он вскинул руки.

– Дорогая, да мало ли кто! Если уж вы считаете, что здесь полно знаменитостей, так вы и представить себе не можете, сколько их придет отдать последний долг Лолли. Целый мир! Вселенная!

– Так много? – растерянно проговорила она, вытаращив глаза и уставившись на него. – Абнер, – мягко сказала она, – знаете, я обожала Лолли.

– Все мы так к ней относились, дорогая.

– И мне бы хотелось быть там.

– Ну так, конечно, будете, почему бы и нет?

– Но я не знаю, пригласят ли меня. Мне никогда не случалось бывать в обществе Таннера Дайсона.

Абнер слегка поежился, но потом хмыкнул:

– Служба будет в театре Минскофф. Он будет забит до предела, так что приходите пораньше. Дайте мне номер вашего телефона, и я скажу вам, в какое время.

– Правда? – пискнула Бэби.

– Конечно, – сказал он, протягивая руку. – А теперь давайте займемся более приятными вещами. Может, прогуляемся по дому и выясним, как Тита тратит денежки Джордана?

Бэби быстро повернулась к нему:

– Вы думаете, нам удастся?

– Почему бы и нет? – прошептал он. – Если нас остановят, скажем, что ищем туалет.

Бэби поджала губы и закатила глаза. Если ей доведется обозреть этот великолепный дом, она сделает материал экстра-класса. Может, даже он станет гвоздем номера. Ей было приятно, когда ее материалы появлялись на странице „Виноградинки". Случалось это не часто, потому что Петра относилась к этому весьма ревниво, но если она первая осмотрит перестроенный дом Гарнов, то пусть Петра хоть удавится, – Бэби отправится с материалом прямиком к Джо.

Она взяла Абнера под руку, и они отправились к входу со стороны океана.

По пути Хун, задрав голову, осматривал дом.

– Я помню его еще с тех времен, когда тут обитал Трент Нуннали, – ностальгически произнес он. – Первый этаж был сплошь отделан африканским красным деревом; его, кусок за куском, доставляли через мыс Горн. Полировали его на месте. Потрясающий был дом. Надеюсь, они его не слишком изменили.

Потолок комнаты, где они оказались, был поднят еще на этаж. Стены покрывало дымчатое стекло с золотыми нитями. По обе стороны огромного камина, в котором можно было зажарить мамонта, среди зеленых шелковых папоротников стояли на задних ногах две гипсовые зебры. Хун не двигался и почти не дышал.

– Боже! – воскликнул он, оглядевшись. – Ну и ну!

Бэби обвела взглядом комнату.

– Ужасно, не правда ли? – Она вытащила из сумочки блокнот и стала делать заметки.

– О, моя дорогая, вот об этом и напишите. Непременно. Кто-то должен поведать об этом безобразии. – Хуна все это вывело из себя. По мнению Бэби, оно того не стоило. Если на деньги Гарна благородное старое дерево покрыли слоем зеленой краски, разве на деньги кого-то другого нельзя нанять рабочих и восстановить все в первозданном виде?

– Идем, – скомандовал он. – Посмотрим, какое еще непотребство устроили здесь эти выскочки.

По пути Хун долго и возмущенно обвинял Гарнов за оскорбительное отношение к прекрасному старому дому. Бэби поддакивала. Но, увидев, что Хун двинулся вверх по лестнице, она спохватилась:

– Абнер! Едва ли стоит туда подниматься. Давайте перекусим.

– Ладно, – сказал он. – Теперь меня уже ничто не остановит. Только помните, если нас заметят, мы ищем туалет.

Второй этаж походил на первый; одна за другой следовали спальни. Бэби и Абнер заглядывали в каждую из них, отпуская остроты и приглушенно смеясь, когда на цыпочках пересекали холл. В конце его оказалась большая комната, напомнившая Бэби модную лавку на Мэдисон-авеню: низкие удобные диваны, покрывала цвета спелой пшеницы, бесчисленные вешалки с предметами дамской одежды. Сначала она подумала, что они попали в самую большую гардеробную Титы Мандраки, но, присмотревшись, заметила, что тут висит по несколько одинаковых изделий разных размеров.

Она наблюдала, как Абнер осматривает бар с прохладительными напитками в конце холла. Снизу, где проходил прием, доносились звуки музыки. Антураж комнаты вызвал у Бэби неудержимое желание рассмотреть все подробнее.

Подойдя к первой вешалке, она стала неторопливо передвигать плечики по металлической трубке. Сердце у нее трепетало. Никогда еще Бэби не видела таких изящных моделей, потрясающих тканей, такой тонкой ручной работы. Она представила себе, как придет на панихиду в золотистой мини-юбке и все будут оборачиваться и глазеть на нее. Или вот в таком бледно-розовом шифоновом платье с тончайшими гофрированными складками. Каждая вещь, к которой она прикасалась, казалась ей еще более привлекательной, чем предыдущая.

Она посмотрела на свою сумочку, потом обвела взглядом комнату. Ну есть же какой-то способ, подумала она, и сердце ее громко забилось. Хорошо бы незаметно стянуть хоть одно из этих потрясающих платьев. Присматривая в магазине купальник, Бэби обычно совала его под платье. Она еще ни разу в жизни не купила себе купальника. Выскользнуть из примерочной совсем нетрудно. Конечно, приходилось довольствоваться теми, что не звенят, когда выходишь из магазина, но не все ли равно, какой у них цвет, если они достаются бесплатно.

Она осмотрела свой „наряд для коктейлей". Под ним никак не спрятать платье. Она приподняла юбку свободного покроя: под ней вполне можно скрыть эту изумительную золотистую мини-юбку и выскользнуть отсюда.

Торопливо сунув под юбку приглянувшийся ей туалет, она мечтательно посмотрела на жакетик. Какая досада, что она не захватила с собой большую сумку. А может, попытаться и его унести...

Она уже протянула к нему руку, но вдруг от дверей раздался голос:

– Вас что-то заинтересовало? – Бэби безошибочно уловила саркастическую нотку.

В дверях показалась величественная фигура хозяйки дома.

Вот тут она и впала в панику. Единственное спасение – немедленно изобразить обморок.

С грохотом повалившись на пол, Бэби услышала крик Титы, шаги в холле и голос Абнера. Какой тупой старый болван, подумала она, мог бы сообразить, что тут происходит.

– Боже мой, Боже мой! – причитала Тита. – Помогите!

Бэби не шевелилась. Она лишь чуть приоткрыла рот, словно в беспамятстве у нее отвалилась челюсть.

– В чем дело? – услышала она голос Абнера.

– Эта женщина пыталась примерить мои вещи, – гневно выдохнула Тита. – Увидев меня, упала в обморок.

– О, моя дорогая, – смутился Абнер, опустившись на колени возле Бэби и положив ей на лоб влажную липкую руку. – Вы знаете, кто это? – спросил он Титу.

– Боюсь, что нет. Впрочем, какая разница! Гостям не следует заходить в эти комнаты.

Абнер убрал руку со лба Бэби и поднялся.

– В таком случае вы должны были указать гостям, где находятся туалеты, – важно произнес он. – Эта дама из „Курьера". Она собирается написать для своей газеты материал об этом великолепном доме.

Бэби слышала, как Тита, стоявшая над ней, фыркнула.

– Какой, однако, странный способ собирать материал, примеряя мои вещи. Мне придется сообщить об этом Таннеру Дайсону.

– Думаю, сейчас естественнее было бы позаботиться об этой молодой даме! – взорвался Абнер. – А теперь, будьте любезны сказать, где ее можно привести в чувство?

– Если уж это необходимо, в конце холла есть пустая комната для гостей. Унесите туда эту мерзавку и суньте ее в постель.

Бэби решила, что пришло время застонать. Может, не желая разговаривать с ней, Тита уйдет. Бэби чуть приподняла голову. Приоткрыв глаза, она увидела, как Тита торопливо удаляется.

Абнер, наклонившись к уху Бэби, прошептал:

– Ты, маленькая идиотка, вставай и уноси ноги, пока не появился кто-то еще.

Бэби широко открыла глаза:

– Но...

– Никаких „но", малышка. Я знаю, чем ты тут занималась. И не одерни я платье над той золотистой юбочкой, которую ты пыталась спереть, ее бы как пить дать заметила мадам Гарн. А теперь поднимайся и снимай юбку. Мы уложим тебя в постель.

Бэби с трудом поднялась и, выдернув из-под подола юбку, повесила ее на плечики вместе с жакетом. Потом повернулась к Абнеру, ждавшему ее у дверей.

– Ради Бога, зачем мне ложиться в постель? Все кончено!

– Нет, не кончено. Ваше появление внизу вызовет неприятности. Нельзя исключить, что ее убедил этот маленький спектакль. Значит, вы не можете просто исчезнуть. Если вы ляжете в постель, я спущусь вниз, скажу, что вы нездоровы, и, может быть, спасу вашу репутацию.

Абнер проводил ее в комнату, и она, не раздеваясь, легла в постель.

Бэби подтянула простыню до самого подбородка и огляделась.

– Я не могу тут задерживаться, Абнер. Я сойду с ума. Кроме того, как там мой фотограф? Он начнет искать меня.

– Я найду его и займусь им, – сказал Абнер, задергивая шторы. – Можете заснуть?

– Господи, конечно же нет, когда такой шум и гам под окном.

Засунув руку в карман брюк, Абнер вытащил маленькую серебряную коробочку и открыл крышку.

– Давайте-ка посмотрим. Я захватил с собой синюю, зеленую, трехцветную... Думаю, что синяя пригодится.

Бэби встревоженно подскочила на кровати.

– Что это вы там делаете? Не буду я принимать никаких идиотских пилюль.

Подняв на нее глаза, Абнер нетерпеливо облизнул губы.

– И что же ты собираешься делать, любовь моя? Лежать тут и смотреть в потолок или вздремнуть пару часов, пока не минует опасность?

Застонав, Бэби рухнула на подушки.

– Ну, ладно. Но только что-нибудь полегче. Я хочу поскорее встать и свалить отсюда. Часик, не больше. А потом вы придете и вытащите меня, да?

– Вот, – сказал Абнер, протягивая ей небольшую синюю пилюлю. Рядом с кроватью на столике стоял хрустальный графин с водой. Он налил стакан и поднес ей.

Бэби, проглотив пилюлю, посмотрела на своего спасителя.

– Вы так добры, Абнер. А ведь вы даже не знаете меня.

– О, еще как знаю, – сказал он с кривой усмешкой. – Я добр к вам по тем же причинам, по которым поддерживал афганцев у них на родине. Они тоже склонны к решительным необдуманным действиям и так же тупы, как вы. Свойства характера, которым просто невозможно противиться.

Бэби легла на подушки и закрыла глаза.

– Спасибо, – сказала она. – Я подумаю. – Когда перед глазами у нее заплясали маленькие красные точки, она решила, что Абнер хочет спуститься вниз и сам написать об этом приеме. Но было уже слишком поздно.

Она отключилась.

Короткий резкий стук в дверь испугал Бэби. Подняв глаза, она увидела, что в дверях стоит горничная-студентка с перекинутым через руку свежим бельем.

– Вы Бэби Байер? – скучным, ровным голосом спросила она.

– Э... э... да, – смутившись, сказала Бэби. – А что?

– Только что звонили от входных ворот. За вами пришла машина.

– Машина? За мной?

– Так мне сообщили, – сказала горничная.

– Как мне спуститься вниз?

– Миновав холл, поверните направо и спуститесь по лестнице к дверям.

Горничная взмахнула в воздухе простыней, разворачивая ее. Та легким облаком опустилась на кровать.

– На вашем месте я бы поскорее ушла. И не стала бы делать вид, что заблудилась. Внизу разговаривали только о вас.

Бэби повернулась:

– Да? И что же они говорят? Горничная улыбнулась:

– Рассказывают, что миссис Гарн поймала вас на месте преступления, когда вы прошлым вечером пытались украсть вещи у нее из мастерской.

– Вранье! – пылко возразила Бэби. – Я репортер. Меня направили сюда из газеты. Мне надо было все посмотреть, чтобы написать материал об этом доме. От жары я потеряла сознание, меня положили в постель и дали какую-то таблетку, от которой я проспала всю ночь.

– Вот как?

– Именно так.

– Ну хорошо, – горничная пожала плечами. – Тогда вам не о чем беспокоиться. Вы же знаете, как люди любят судачить.