Проснулся, как и хотел, на рассвете. Микаш это умел сызмальства, когда приходилось работать от зари до зари. Тело наливалось тяжестью. Нет, не время жалеть себя. Надо бороться до следующей ночи, когда снова можно будет раствориться в сладких грёзах.

Сквозь буковые стволы брезжили ржавчиной рассветные лучи, багрянец проклёвывался из земли, седая дымка бежала в тенистые овраги.

Микаш добрёл до лагеря и переоделся в боевую одежду — вчера не успел. Зато стёганка осталась целой. Царапины саднили, но хотя бы не воспалились. Мазь должна помочь. Вокруг суетились рыцари, поглядывали на него и перешёптывались.

Подошёл неунывающий Келман:

— Ты как? Вчера знатно потрепало. Мы-то думали, ты просто хвастался про демонов. А оказывается…

Он положил руку на плечо Микаша, и тот зашипел.

— Может, к целителям? — забеспокоился Келман.

Сил не было. Резерв заполнился только на четверть. Микаш боялся рухнуть посреди боя, но и остаться не мог.

— Не пойдёшь? — заскрипел голос Збиденя. Микаш обернулся и с негодованием уставился в выцветшие стариковские глаза. — Упрямая ты зараза! Обузы там не нужны, — командир покачал головой и метнул в Келмана повелительный взгляд. Рыцарь убрался. Збидень вручил Микашу флягу. — Выпей — полегчает, раз уж решил идти. И это… парни должны научиться убивать демонов сами. Иначе когда ты подохнешь из-за своей глупости, они все полягут.

Микаш всю жизнь стремился на поле брани. Погибнет в первом бою? Ну и пусть. Лишь бы он был, хотя бы один! Збидень ушёл собирать строй. К Микашу подвели уже поседланного Беркута.

Флягу он всё-таки откупорил и понюхал. Пахло резко, пряно и кисло одновременно, но на яд не похоже. Очередное сонное зелье? Горло пересохло и слиплось, першило от жажды. Хотелось выпить до дна, но Микаш глотнул лишь немного. Напиток ударил в голову не хуже эля, а в бой нужно идти трезвым. Микаш вскочил в седло и заторопил коня к удаляющемуся строю.

Становилось легче. По крайней мере, пальцы на ногах перестали неметь, застывшая в жилах кровь растекалась по телу, вызывая зуд. Он бодрил, заставлял держать спину ровно, а голову высоко.

Зяблики шагали в самом хвосте левого фланга. Бой кипел на правом, за пригорками в низине. Вести доходили медленно и обрывочно. По аурам ощущалась лишь мешанина разноцветных сполохов. Ни вид демонов не разобрать, ни их количества. Неведение убивало. Микаш прикладывался к фляге и пытался расслабиться, слиться с материнской стихией своего дара. Немного отпустило только после полудня.

Небо набухало низкими тучами. Прорвало ветром, и на голову посыпались тяжёлые мокрые хлопья. Затаившееся на время чутьё растревожило и предупредило. Пятки впились в конские бока. Микаш вскинул заряженный арбалет. К болту крепилась верёвка. Оставалось только метко выстрелить. Пришлось воспользоваться даром. Замутило. Микаш отстранился от ощущений в теле и сосредоточился на едва различимой в тучах цели. Щёлкнул крючок, свистнул болт с разматывающейся верёвкой. «Иу-у-у-у», — завизжало вышине. Попал!

Микаш зацепил край верёвки за рожок впереди седла. Хлестнула по крупу хворостина. Беркут сорвался в галоп, грохоча копытами по мёрзлой почве. Визг усилился. Рыцари посторонились. Микаш промчался мимо. Верёвка натянулась, галоп становился скованным, Беркут хрипел и грыз удила от натуги. Икры свело от напряжения. Лупцующая по шее хворостина переломилась пополам. Беркут мог вот-вот встать, а то и вовсе рухнуть без сил. Вместо этого с небес упала гарпия. Микаш соскочил на землю, а Беркут развернулся к твари боком и упёрся четырьмя ногами, будто корни пустил. Упрямый жеребец в этом мастак!

Гарпия не двигалась. Зяблики подались вперёд. Она рванулась, пытаясь выдрать лысой когтистой лапой застрявший в крыле болт. Микаш натянул верёвку, раздирая крыло сильнее. Гарпия заверещала.

— Этьен, слазь, будешь драться, — махнул Микаш высокому норикийцу-оборотню.

Учился он получше остальных, да и волчий тотем прибавлял ему агрессивности и ловкости. Должен справиться.

Этьен медлил, боязливо поглядывая на товарищей. Спешился. Микаш подал ему собственный меч. У них-то оружие никудышное, может подвести.

— Не трусь. Если победишь, попадёшь в передовой отряд, а то и до командира дослужишься!

Збидень подъехал к ним и смотрел непроницаемо. Ждал ошибки?

Гарпия отошла от боли и готовилась броситься на них. Микаш дёрнул верёвку и толкнул оробевшего Этьена в спину:

— Не медли и не измывайся над тварью. Её надо убить быстро. Вперёд!

Он несмело замахнулся, гарпия едва не зацепила его когтями. Микаш в последний момент сумел её подсечь. Этьен подобрался ближе. Несколько ударов поразили пустоту — даже раненная, гарпия увёртывалась слишком проворно. На третий раз Этьен пронзил её грудь. Гарпия замерла, свистнул в последний раз клинок, и голова покатилась, орошая землю кровью. Серое тело затряслось в судорогах и опало.

Запели боевые горны, возвещая об отступлении. В тучах разгорался закат, мглистой пеленой опускались сумерки. Конница отступала сотрясающим стылую землю топотом сотен копыт. Мокрый снег попадал, отметившись перед владычицей-зимой, да перестал, тут же растаяв.

Лагерь разбили в вытянутой ложбине с выходами с двух сторон. Сверху её укрывали деревянные настилы и лапник. Даже отсветов от костров не заметно, пока не въедешь внутрь. Тесновато, но зато безветренно и тихо.

Их звено снова стояло на отшибе. Зяблики сгрудились у костра и поздравляли Этьена с первым демоном, пили круговую. Микашу не навязывались и не сердились. Не хотелось говорить, слова отбирали последние крохи сил. Он привалился к своим мешкам, глотнул из фляги и запрокинул голову, вглядываясь в лоскуты чернильного неба, обрамлённого крупными стежками лапника.

Флягу не хотелось выпускать из рук. Она нагрелась об кожу и отдавала тепло обратно, помогала даже несмотря на то, что зелье закончилось. Резерв заполнился на треть. По крайней мере, не мутило. Хорошо, что с гарпией легко прошло. Используй он дар ещё раз, наверняка бы надорвался. Глаза слипались, веки наливались тяжестью, пальцы бродили по поверхности фляги. Наткнулись на герб.

Микаш поджёг ветку и принялся разглядывать. Вряд ли у Збиденя есть герб. Копьеносец повергает дракона, внизу девиз: «Помни, кто ты есть». О геральдике Микаш знал мало. Напрягся, выцеживая из памяти крупицы казавшейся чужой и незначительной истории. Джордж Драконоборец, первый Архимагистр, нет, просто вождь охотничьих племён с Авалора. Могучий и доблестный, его подвиги до сих пор воспевали барды. Он предводительствовал над Сумеречниками во время первой тролльей войны и погиб, сражаясь с драконом. Насчёт дракона Микаш был не так уверен, ведь Кодекс предостерегал от схваток с ними. А вот остальное… Авалорец, с королевским даром, древнейший род. Увидел в лесу, понял, почувствовал. Только зачем осыпать милостями безродного мальчишку и следить, чтобы он не сдох под кустом, когда у самого на плечах целая армия?

Збидень всё так же отказывался делиться вестями. Приходилось собирать их по крупицам из досужей болтовни, скудных на объяснения приказов и того, что удавалось подглядеть. Восстанавливать общую картину из мелочей было сложно, но без этого Микаш плохо понимал, что делать. Через пару дней разум сам процеживал и вычленял нужное. Выходило, что они наткнулись на силы значительно большие, чем рассчитывали. Демонская рать собралась, говорили те, кто воевал на передовой, под стать первым тролльим войнам. Благо, за столько веков силы и мастерство ордена возросли многократно. Потери были значительные. Каждый вечер догорал вместе с погребальными кострами.

Выходов из ложбины обнаружилось больше. Один из них скрывался между пригорками в узком овраге, следопыты рыли подземный ход с противоположной стороны на случай, если придётся отступать тайно.

Твари здесь собрались достаточно древние и распространённые, о них много говорилось в книгах. Кроме гарпий, полчища ехидн, горгон, минотавров, гидр, ламий, василисков, горгулий и керберов. Встречались даже гиганты-кекропы, метатели валунов — от них урона было как от осадных башен. Единственное радовало — хитростью они не отличались, о колдовстве не помышляли, всецело отдаваясь силе и ярости. Ночных нападений больше не случалось.

В боях Зябликов ставили в дальний от основных схваток фланг, потому демонов замечали разве что вдалеке, едва различимыми всполохами аур. Микаш каждый день отлавливал хотя бы одну мелкую тварь, чтобы парни попробовали себя в бою. Гарпии, ехидны, горгоны, горгульи, даже одного кербера удалось притащить. Порой приходилось нарушать приказ и покидать позицию, чтобы оказаться поближе к демонам. Зяблики поначалу трусили. Заставлять, угрожать — без криков обойтись не получалось. Збидень только журил, что Микаш лезет, куда не следует. Хотелось высказаться. Почему он должен возиться с сосунками? То внушением заставлять добивать полудохлых демонов, то и вовсе направлять их руки собственными, как будто они барышни кисейные!

Однажды утром Оле и Реут не явились на построение. Не нашли в лагере их вещей и лошадей. Сбежали… Грустил о них только Микаш. Оставшиеся постепенно обвыкались, заражались азартом битвы и жаждой крови. Больше всех старался Келман: первым лез, если предлагалось самим вызваться на бой. На ночёвках громко хвалился, что уложил больше всех тварей и словно сам себе верил, становился ловчее и уверенней, а в ударе чувствовалось гораздо больше силы. Микаш даже выделил его перед всеми, когда Збидень собирал их для утреннего построения.

— Если готовы, то сегодня пойдём на передовую, — заложив руки за спину, Збидень расхаживал вдоль строя. Зяблики тревожно переглядывались, только Микаш оставался спокоен. Ждал этого. — Подменим выбившееся из сил звено.

Он принялся распределять задания. Микаш внимательно вслушивался, представляя себе будущую битву.

— А ты, как победивший больше всего демонов, сразишься с минотавром, — Збидень широко улыбнулся Келману.

Тот счастливо облизнулся и закивал.

— М-минотавр?! — выдохнул Микаш прежде, чем Збидень успел добраться до него. — Вы что! Поставьте лучше меня, я готов!

— Ты пойдёшь против гарпий вместе с Дидье и Кашталем. Ты же по ним мастер, — отмахнулся Збидень.

Микаш приподнял одну бровь. Что значит это показное презрение?!

— Они справятся без меня. А на минотавра надо вдвоём, а то и втроём идти. Даже лучший без поддержки не выстоит! — не сдавался Микаш.

— Маршал Комри просил напомнить: приказы командиров не обсуждаются, — не повышая голоса, укорил Збидень. — Ещё слово, и поедешь домой.

— Не отбирай у меня славу! — хорохорился Келман. — У тебя уже есть трофей — коса пересмешницы. А у меня будет голова минотавра!

Микаш промолчал. Лучше бы и до этого молчал. Молчание — золото. Всё сделает сам.

Он нашёл среди вещей мешок с ядом и отнёс Келману.

— Минотавры перед нападением ревут. Широко разевают пасть и… Ты должен закинуть туда это. Одна попытка — больше не будет. Потом отстреливайся. Не вступай врукопашную, пока он не ослабеет, а лучше дождись меня. Управлюсь с гарпиями — и тотчас к тебе, — подбирал слова Микаш, пока Келман смотрел на него сверху вниз со спины пузатого рыжего мерина.

— Хватит тебе кудахтать! — оборвал тот и погнал коня в начало строя.

Микаш взобрался на Беркута и поспешил следом

У линии фронта все разговоры стихли. Напряжение стало густым и вязким, почти осязаемым в сыром, промозглом воздухе. Лошади хрипели, грызли удила, перебирали ногами в нетерпении. Зяблики жались к их гривам, побаиваясь первого боя. Серые утренние сумерки рассеивались, в прореху между облаками заглянул алый глаз солнца. Запели боевые горны, закричали командиры, загрохотали по мёрзлой земле кованные копыта. Реяли пёстрые знамёна на ветру, плотным строем, нога в ногу неслись лошади, в такт стучали сердца. Впереди круговертью разноцветных всполохов аур надвигалась орда демонов. У них тоже был свой строй, свой порядок и свои цели, о которых мало что было известно.

Микаш закрыл глаза, доверившись жеребцу. Выискивал гарпий в вышине, за облаками. Достал из колчана стрелу и наложил на тетиву, прицелился и ждал. Боевые горны запели во второй раз, предвещая начало атаки. Микаш открыл глаза. Уже близко. У передних воинов с сотню шагов до линии столкновения. Он снова зажмурился и принялся считать про себя. Пятьдесят, двадцать, десять, три, два… Первая стрела пронзила облака одновременно с трубным гласом горнов. Микаш уже накладывал на тетиву вторую. Быстрее! Он должен разобраться с гарпиями до появления минотавра.

Сумеречники сшибались с лавиной демонов на линии фронта. Дидье с Кашталем замерли в растерянности. Келман тоже застыл под защитой передних, закованных в железо рядов рыцарей, по которым, словно по утёсам, нахлёстывали чёрные волны.

Микаш продолжал стрелять. Одна туша упала на землю, вторая. Дидье спешился и принялся добивать. Кашталь так и сидел истуканом. Третья, четвёртая гарпия. Надо быстрее. В самое сердце с одного выстрела. На выдохе. Они падали, как снег, грязными серыми хлопьями, но меньше не становилось. Сгущались тучи. Микаш вихрем метался по полю, Беркут безо всяких команд занимал нужную позицию, то нёсся, то останавливался, позволяя сделать верный выстрел. Кашталь тоже спешился. Гарпии снижались качающейся тучей, хлопали крылья.

Опасность рядом. Колчан стремительно пустел, гарпии были уже на расстоянии вытянутой руки. Беркут взвился на дыбы и отбросил одну из подлетевших тварей копытами. Микаш отбивался кистенём. Демоны окружали, стало темно, как ночью. Сквозь кожистые крылья, как сквозь слепоту, он видел приближение яростно-бордовой ауры минотавра и испуганные сверкания маленькой коричневой ауры звероуста. Быстрее! Микаш сёк тварей, потеряв им счёт. Лишь бы пробить брешь, лишь бы успеть. Донёсся бычий рёв. За последним взмахом крыльев мелькнула прореха. Келман швырял мешок с ядом в распахнутую пасть чудища ростом в сажень.

«Отстреливайся! Не подходи близко! Жди!» — мысленно приказывал Микаш, скидывая с плеч очередную гарпию. Бился из последних сил.

Келман, хвала богам, не лез на рожон — его слабенькая аура не сближалась с яростно-бордовой, посверкивающей вспышками боли от арбалетных болтов. Минотавр ревел, гарпии с шипением кидались со всех сторон. Их становилось меньше, просветов — больше. Вот минотавр уже как на ладони. Здоров, демон! Плечистый, покрытый густой рыжей шерстью, на руках когти размером с ножи. Голова бычья, с поставленными вперёд рогами. Из ноздрей валил пар, словно демон дышал огнём.

«Держись!» — мысленно позвал Микаш.

Келмана это только подстегнуло. Он отбросил арбалет, спрыгнул с коня, выхватил меч и пошёл врукопашную. Микаш опрокинул на землю сразу трёх гарпий, Беркут топтал их копытами. Дидье с Кашталем рубили барахтавшихся в пыли тварей. В небе осталось с десяток. Микаш сбил ещё несколько — с остальными справятся без него.

Пятки щекотнули конские бока, Микаш выхватил копьё и направил его вперёд. Беркут подскочил с места и помчался к минотавру.

Поздно! Они уже сошлись. Один удар об выставленные вперёд когти, и никудышный мечик разлетелся на осколки. Келман отступил на шаг. Минотавр скользнул лапой по его лицу наотмашь. Брызнула во все стороны кровь. Келман рухнул. Микаш колотил коня пятками. Минотавр вскинул голову и снова заревел. На всём скаку Микаш всадил копьё в мохнатую грудь, но демон даже не пошатнулся. Обхватил древко руками и дёрнул. Микаш вылетел из седла. Голова врезалась в твёрдую, как камень, землю. В глазах потемнело, привкус крови во рту.

Едва не лишившись чувств, Микаш распахнул веки. Голова Келмана покоилась рядом. Невидяще смотрели выпученные в испуге глаза. Из глубоких борозд сочилась кровь. Кусок черепа был срезан, как крышка, и оттуда вытекало что-то белое. Минотавр снова заревел. Запахи пота, крови, смрада и гари смешивались в воздухе, как крики, стоны и лязг оружия. Тело занемело, даже мысленно на помощь позвать не удавалось. На грудь словно глыба навалилась. По коже волнами пробегали мурашки. Минотавр приближался медленно — неповоротливая туша. Вытягивались из лап чёрные когти. Свист воздуха. Раскроенный череп — неизбежная судьба.

Заскрежетали когти будто по стеклу, не в силах достать до жертвы. Вспыхнул голубоватой дымкой защитный полог, совсем как во время порки провинившегося. Минотавр ударил ещё раз, но не получилось.

Взвыл ветер. Сладость грозы очистила воздух. Будто мгла разошлась, и сквозь прореху туч в столбе ослепительного света спустился сверкающий всадник. Минотавр замер, Микаш затаил дыхание, казалось, даже время остановилось. Словно наяву послышался восторженный голос Лайсве: «Когда ты ощущаешь трепет или благоговение, знай, боги проходят рядом, дотрагиваются крыльями, защищают и направляют по нужной дороге».

Белый конь неслышно летел над землёй. Вился на ветру белый плащ. Кренился набок обнаживший клинок Утренний Всадник из легенды. Голубоватая дымка окутывала его и сгущалась вокруг лезвия. Копыта замерли рядом. Взгляд полыхающих синевой штормового неба глаз всего на мгновение обратился к Микашу, утягивая в лиховерть потустороннего могущества. Ёкнуло сердце. Сверкающий голубоватыми всполохами клинок опустился на голову минотавра. Она отделилась от шеи и покатилась по земле. Тело ещё стояло, а всадник удалялся к линии фронта. Чёрная туча бежала от него.

Вдалеке запели боевые горны, призывая к отступлению. Дидье и Кашталь, потрепанные, но живые, подбежали и подхватили Микаша с двух сторон.

— Ты как? — спросил до безобразия конопатый Кашталь.

— Всех перебили! — подмигнул коренастый чернявый Дидье.

Микаш вырвался и подхватил тело Келмана. Перекинул его через холку взмыленного, но невредимого Беркута и залез в седло следом.

Отступали, едва волоча ноги, тащили за собой мёртвых и раненых. Сумерки сгущались над лагерем. Микаш отнёс Келмана к остальным мёртвым у северного выхода из ложбины. Их укладывали рядами по звеньям и ротам, заворачивали в холщовые саваны и готовили к погребению.

Микаш устроил Келмана на свободном участке земли рядом с ещё одним Зябликом. Невозмутимого Аттоша укусила ядовитая горгона. Его не успели доставить в лазарет — околел в дороге. Микаш долго разглядывал его, чтобы не забыть, никого из них! Лицо почернело, из уголков губ выступила смрадная пена.

Из оцепенения вывел дребезжащий голос Збиденя:

— Никак не можешь отпустить? Правильно, виноват! Почему приказа ослушался?

— Келман бы не справился. Я хотел помочь! — заспорил Микаш.

— Помог? Из-за тебя пяток гарпий ушли и Дидье с Кашталем едва не погибли, а для Келмана ничего не изменилось. Он сам выбрал свой путь и выбрал правильно — слушать командира. Потому что мы делаем общее дело. Если одна рука работает отдельно, её следует отсечь, какой бы сильной она ни была.

Во взбешённых щёлках глаз ясно виделась неизбежная участь. Збидень прав. Хорошо сражаться — ещё не значит уметь подчиняться и делать общее дело. Для армии второе важнее. Микаш сжал кулаки:

— Прошу, позвольте остаться на погребение!

— Ступай к маршалу, — Збидень вручил ему серебряного зяблика и отвернулся. — Пускай он сам решает.

Спорить не было смысла. Микаш направился в сердце лагеря.

Тишина до боли въедалась в кости, сдавливала и без того звенящую голову. Костры не трещали дровами, безмолвное пламя неслышно облизывало деревяшки, щекоча ноздри дымком и запахом похлёбки. Усталые воины словно онемели, переговариваясь лишь короткими взглядами, даже ветер не ворошил серые палатки. Только реял похожий на привидение белый флаг над вытянутым прямоугольником маршальского шатра.

Стражники перегородили путь скрещёнными алебардами. Микаш показал им зяблика, и его пропустили внутрь. За пологом притаилась небольшая прихожая, отделённая от остального шатра занавеской. За ней можно было разглядеть с дюжину силуэтов, обрисованных светом пламени. Капитаны собрались на военный совет. Микаш замер, прислушиваясь.

— Потери значительные, но основные цели мы взяли, посему не вижу смысла отступать в шаге от победы, — не терпящим возражений голосом вещал Гэвин. Остальные молчали. — Вначале нужно снять соглядатаев с воздуха. Гарпий у противника почти не осталось, а горгульи не поднимаются так высоко и много слабее. Для завершения задачи воспользуемся летучими отрядами.

Пирокинетиков и телекинетиков поставим на этих скалах, — силуэт маршала склонился над столом, на котором наверняка лежал план местности. — В авангарде пойдут иллюзионисты вместе с ротой белогрудок. Они загонят противника в эту щель под огонь. Расплавим их как в кузнечном горне. С другой стороны выход закроют наши основные войска, чтобы наверняка никто не сбежал. Вопросы или возражения?

Все молчали, даже не шевелились. Микаш выглянул из-за занавеси. Капитаны собрались вокруг большой жаровни, в которой ярко горели поленья. У противоположной от входа стены стоял одинокий короб с вещами, ковёр устилали толстые подушки. Под потолком висели сухие пучки трав, источавшие свежий запах. Микаш прошёл к приземистому столу с картой, на противоположной стороне которого замер Гэвин. Пальцами он перебирал белые бусы, стуча крупными круглыми семенами друг об друга.

— Слишком рискованно разделяться и оставлять тыл неприкрытым, — высказался Микаш, изучая позиции войск, отмеченные деревянными фигурами.

Один из капитанов одёрнул его за плечо, посыпались упрёки:

— Кто таков? Как посмел возражать маршалу? Как посмел усомниться в его уме и суждениях? Почему пробрался на совет эдакий голодранец? Кто его пустил? Уж не лазутчик ли?

Микаш понурился. Молчание — золото, как он мог забыть? Хотя чего переживать, всё равно выгонят. А там… выпорют-не выпорют, да пускай хоть вздёрнут — без разницы.

Поток возмущения прервал раскатистый смех. Все замолкли и уставились на Гэвина.

— Ну вы и трусы, господа. Один безземельный паренёк высказаться не побоялся.

— Это — не смелость, а глупость, — пробормотал Микаш.

Расслышал его, кажется, только маршал, и едва заметно усмехнулся. Лучше бы запугал! А так… будто лицо ошпарило. Горит! Даже поднять глаза боязно, а взгляд всё бродит по позициям, в мыслях уже рисуется картина следующего боя.

— Пойдите-ка все вон! — крикнул Гэвин и хлопнул в ладоши.

Капитаны нехотя покидали шатёр, осыпая Микаша негодующими взглядами. Он замешкался. Стоит ли докладывать о провинности или уйти вместе со всеми? Здравый смысл возобладал, и Микаш направился к выходу.

— Э, нет, ты останься, — приказал Гэвина.

Микаш сглотнул и повернулся. Из-за его спины выступил подтянутый, в слишком аккуратной для похода одежде капитан. Возраста, должно быть, такого же, как Гэвин, черты лица мелкие и тонкие.

— Целители просили доложить, что мастер Фейн скончался. Тело готовят для погребения, — отрапортовал он с порога.

— Да-а-а, — протянул Гэвин. — После встречи с пифоном мало кто выживает. Жаль парня, никогда не доставлял хлопот. Кажется, у него сын остался возраста первого посвящения? Если мать не воспротивится, можно сделать его компаньоном моего сына Брана. Тому как раз общения со сверстниками не хватает.

— Это к Сольстису. Я отпишусь, — без доли сожаления ответил капитан. — Нужно назначить кого-то на место Фейна. Взглянете на списки кандидатов?

Гэвин покрутил головой:

— Нет, Вальехиз, проследи лучше за подготовкой к погребению.

Капитан поклонился церемониально низко и ушёл. Гэвин сверлил Микаша пронизывающим взглядом. Не боится без телохранителей? Хотя чего бояться? Свежим сохранился в памяти несокрушимый дух битвы внутри синих глаз Утреннего всадника, прекрасный в своей гордой силе. В детских мечтах Микаш видел себя таким, но сегодня впервые осознал их тщетность. Не из-за происхождения или несправедливости, а потому что слаб и недотягивает.

Микаш заговорил:

— Меня прислал мастер Збидень с докладом о нарушении приказа. Вместо битвы с гарпиями я атаковал минотавра. Погиб мой сослуживец, а пяти гарпиям удалось улететь.

— Всего пяти? — усмехнулся Гэвин, окончательно сбив с толку. — Збидень, похоже, слишком рьяно взялся за обязанности наставника и немного пережал.

Микаш повёл плечами:

— Он не занимался новобранцами. Это делал я. И не справился.

— Его приказ был не возиться с новобранцами, а сделать из тебя лидера.

Микаш догадывался о чём-то подобном, да и Збидень несколько раз проговаривался, и всё же… Зачем?

— Интересуешься тактикой? Читал книги? — спросил Гэвин.

— Самую малость. Что попадалось в библиотеке лорда Тедеску. У меня не получается, когда не вижу цельной картины.

Гэвин выдвинул из угла маленький столик, на котором лежала расчерченная белыми и чёрными клетками доска. На ней стояли деревянные фигурки, тоже белые и чёрные.

— Шахматы, старинная эламская забава, а может и не эламская, просто там прижилась. Садись, — Гэвин указал на красную подушку напротив. Микаш настороженно повиновался. — Фейн был моим бессменным партнёром. Играл, конечно, слабо, но остальные отказывались. Как это — обыграть маршала, возражать, спорить? Трусы все, но ты ведь не такой? Бросишь мне вызов?

Проверяет? Издевается? Микаш скрепя сердце согласился.

Гэвин объяснял правила, называл фигуры и показывал ходы. Голова вскипела от новых знаний. Началась игра. Микаш судорожно пытался понять, как ходить, чтобы не терять свои белые фигуры и снимать вражеские чёрные. Пыхтел, покрылся испариной. Так хотелось залезть в голову маршала и покопаться там. Жаль, что он телекинетик — у таких даже эмоции не считаешь.

— Шах и мат, — объявил Гэвин, сняв белого ферзя ладьёй. Другой защиты у короля не оставалось.

Со стороны Микаша лежала горка чёрных фигур, правда, снимал он только те, которые позволял Гэвин. Научиться бы так — мечта!

— Видишь, в чём твоя проблема? — заговорил маршал, пряча фигуры в кожаный мешок. — Ты просчитываешь ситуацию на два, самое большое на три хода вперёд, а надо охватывать всю партию.

Микаш не представлял, как это сделать, разглядывая доску и продолжая видеть на ней двигающиеся фигуры.

— Научишься. Иди сюда, — Гэвин встал и поманил Микаша к плану местности. — Смотри, это называется долгосрочная стратегия. Ты просчитываешь варианты битв с имеющимися силами и знаниями о противнике. Учитываешь рельеф, погоду — все детали, которые можешь проанализировать. Потом выбираешь вариант в соответствии с твоими целями. Требуется ли быстрая победа или нужно свести потери к минимуму? Зачистить территорию полностью или припугнуть врага, сохранив собственные силы? Для каждой цели своё решение.

— Я бы выбрал, чтобы все наши выжили, — ответил Микаш, представляя Келмана с разбитым черепом и Аттоша с чёрным лицом.

— Достойная цель. Только для этого надо отпустить всех по домам. Несколько лет они будут жить, а потом начнётся полномасштабное нашествие, и умрёт гораздо больше людей.

Микаш потупился. Маршал, как всегда, прав. Нельзя давать волю чувствам, не на поле брани, но всё равно хотелось спасти тех, кого сейчас готовили к погребению.

— Тогда свести потери к минимуму?

— Это сложнее, чем кажется. С одной стороны, можно осторожничать, истощая провиант и силы, а в результате уйти ни с чем. С другой, можно взять разумный риск, выждать подходящего момента и атаковать всеми силами. Тогда с заведомой долей удачи можно победить.

— Если будем ждать дольше, то рассеем силы на мелкие битвы и ничего не добьёмся?

— Быстро соображаешь. На твоём новом месте это пригодится. — Гэвин кивнул. — Поведёшь завтра звено Фейна в атаку.

— Меня следовало бы выгнать, а вы хотите меня повысить? Зачем вы помогаете мне, безродному и неумелому? Почему пришли на выручку, когда могли бы спасти опытного командира, своего друга и партнёра по шахматам?

Микаш положил на стол флягу с гербом. Гэвин поморщился и сцепил руки на груди, словно закрываясь от любопытных взглядов или чтения мыслей.

— Что за времена? Уж и доброе дело нельзя сделать, чтобы не заподозрили злого умысла.

Опять не то ляпнул! А хотелось просто поблагодарить… или даже восхититься. Почему же так трудно совладать с собой? Почему спирает дыхание и потеют ладони от одного его жеста или слова?

Гэвин достал из мешка несколько фигур.

— Если бы Фейн был ближе ко мне, я бы так и сделал. Но спасти я мог только тебя. Смотри, — он вложил в руку Микаша чёрного короля. — Самая важная фигура на доске и самая бесполезная. Движения ограничены одной клеткой, а с его потерей заканчивается вся партия. В общем, политик, дрянь, а не фигура. Вот ферзь — фигура знатная, опасная и сильная. Офицер — неплох, конечно, но далеко не ферзь. А есть пешка, с виду самая слабая, но если позволить ей дойти до края доски, то хоп — она уже ферзь, да ещё во вражеском лагере. Кем бы ты пожертвовал, офицером или удачно расположенной пешкой?

Микаш взял обе фигуры и принялся их рассматривать.

— А как же дружба и справедливость?

— Когда в твоих руках судьба мира, личное отступает на второй план. Выживание нашего вида и общее благо — вот в чём смысл. То, что нужно сделать, должно быть сделано невзирая ни на что.

Всё это правильно, только Микаш никогда не смог бы стать таким… Бесстрастным? Отважным? Настоящим командиром Сумеречников. Быть может, стоит отказаться, чтобы никого не подводить?

За занавес вновь заглянул Вальехиз:

— Погребальные костры готовы. Ждут только вас.

Гэвин кивнул и обратился к Микашу:

— Идём. По дороге объясню задачу твоего звена.

Тьма опустилась на лагерь. Все, кроме дозорных, собрались у сложенных кострищ с зажжёнными факелами. Гэвин взял два, и один вручил Микашу. В безветренном молчании слышны были только шаги и треск пламени. Ветер едва перебирал волосы на затылке.

Гэвин останавливался возле каждого завёрнутого в холстину тела, называл имя и лишь потом поджигал. Микаш вглядывался в лица, стараясь запомнить.

Гэвин указал на Келмана и Аттоша.

— Попрошайся с ними сам — полегчает.

— Я не знаю церемониальных слов.

— Я тоже, — усмехнулся он. — Просто скажи от всего сердца.

Микаш набрал в грудь побольше воздуха и заговорил приглушённо, не желая, чтобы посторонние лезли в его горе:

— Келман, Аттош, вы стали мне как братья, даже ближе. Вы приняли меня сразу и без условий, как никто в моей жизни ещё меня не принимал. Я должен был обучить вас и защищать, но оказался слаб и не смог. Не знаю, стоит ли сейчас просить прощения за всё, что не сказал и не сделал. Но клянусь, я буду помнить о вас каждый день своей жизни. Каждый раз принимая бой с демонами, я буду сражаться за вас, чтобы ваша гибель не осталась неотмщенной. Ступайте с миром, куда бы ни лежал ваш путь.

Он отыскал глазами Гэвина, тот подбадривающе улыбнулся и кивнул. Микаш поджёг костры, и они двинулись дальше, хотя взгляд никак не хотел оставлять павших друзей в покое.

Они снова замерли возле молодого чернявого командира, которого Микаш видел в компании высокородного Холлеса. Теперь он лежал мёртвым посреди погребального костра. Белый саван скрывал изувеченное тело, но не лицо. На щеках были видны глубокие борозды, обнажавшие кости на скулах.

— Фейн, — назвал имя маршал, словно приказывая.

Микаш опустился на колени, закрыл глаза умершего и положил сверху по монетке для паромщика.

— Спи спокойно, павший воин, я позабочусь о твоих людях. Клянусь честью Сумеречника.

Со всех сторон спину сверлили настороженные взгляды. Его новое звено? Туго с ними придётся.

— Сойки — один из летучих отрядов для скрытных миссий. Проверенные парни, врать и интриговать не станут. Уважают силу. Если что — подскажут. Главное, страх не показывай, — зашептал Гэвин.

Видимо, отказаться не получится. Микаш принял эту участь и поджёг этот костёр.

Они ещё долго ждали, пока не догорят тела и поднявшийся вдруг ветер развеет прах.

Уже у себя в шатре Гэвин скрепил приказ о назначении Микаша сургучной печатью.

— Если позволено будет сказать, неважная идея — назначать командиром безземельного новичка в обход тех, кто имеет достойное положение и долго ждал назначения, — заметил свидетельствовавший приказ Вальехиз.

Маршал отмахнулся:

— Это временно. У него уникальный опыт «слепых» боёв.

Гэвин возлагал на него слишком много надежд. Придётся попотеть, чтобы не подвести завтра всё войско. Только об этом и стоило переживать. Маршал вложил в его руку серебряную сойку и подтолкнул к выходу.

Микаш вернулся в звено Збиденя, чтобы собрать вещи. Не дав переговорить с командиром, его окружили Зяблики.

— Если тебя в чём-то обвиняют, то мы готовы подтвердить, что ты сражался безупречно. Никто бы не смог сделать больше! — наперебой уверяли они.

Микаш улыбнулся. Раньше за него заступалась разве что Лайсве.

— Меня повысили, — сознался он, показывая командирский знак.

Они не могли поверить, а потом раздался дружный хор поздравлений и пожеланий удачи.

— Насчёт Келмана и Аттоша не переживай, — положил ему руку на плечо Дидье. — Они хотели стать героями, чтобы ты ими гордился.

Микаш неуютно передёрнулся. Он представлял себе героизм не таким тщетным.

— Чего встали? А ну-ка всем спать! Завтра с утра в бой! — раздался зычный голос Збиденя.

Парни не посмели ослушаться и оставили их наедине.

Микаш вложил в ладонь Збиденя зяблика и поклонился в пояс:

— Спасибо вам за науку.

Суровое лицо смягчилось, разгладились морщины. Збидень обнял Микаша за плечи.

— Дурень ты, дурень. Хоть бы до конца похода ещё поучился. Может, я и пережал, но только для того, что тебе дальше легче было, — сетовал командир. — Будь осторожен. Норов перед высокородными не показывай, иначе никакие милости маршала тебя не спасут. Люди страшнее демонов, не забывай.

— Не забуду, мой командир, будьте спокойны.

Збидень подтолкнул его вперёд и вернулся в палатку.