Проснувшись, когда выход из Теснины уже заливал яркий дневной свет, Микаш бросился ощупывать больную руку. На месте! Вроде даже не болит и скованности не чувствуется. Он стянул край рубахи, вглядываясь в плечо. Даже шрама не осталось!

Сойки мирно посапывали. Первым поднялся Орсо, за ним подтянулись и остальные. Умывались, раздували потухший костёр, перешёптывались, досадуя, что проспали. Ни слова о том, что было ночью. Не мог же шрам пропасть сам?

Проглотили завтрак и выдвинулись в путь. Путь предстоял долгий, а ночевать в тесном проходе, где даже лечь вряд ли получится, не хотелось. В звене чувствовался прилив сил: бодро перебирались с камня на камень, подтягиваясь на высокие кручи, прыгали по мокрым и скользким от струящегося внизу ручья валунам. Скальные стены смыкались, выступы поднимались и обрывались — сойки снова прыгали. Проход сузился настолько, что понадобилось снять мешки и протискиваться боком, выдохнув из груди весь воздух. На обед не останавливались: заглотили пару орехов и запили водой.

Хорошо, что подгонять не нужно, можно заняться своими мыслями. Сильфы и слова их предводителя никак не шли из головы. Микаш вертел их так и эдак, как куски мозаики, которые не хотели стыковаться друг с другом. Догадка теплилась в мыслях, но он счёл её слишком смелой и отмёл, а всё увиденное и услышанное разложил в тайной комнате у себя в голове по полочкам, чтобы если появится новая зацепка, новый кусочек мозаики, попытать счастья снова.

Сумерки наползали удлиняющимися тенями, прятали опасности, облекали каменные глыбы в силуэты демонов. Ноги гудели от усталости, тело стало липким и грязным. До выхода добрались только к восходу луны. Дежурные лениво занимались костром и снедью, пока остальные остужали ноги в ручье и отдыхали, подстелив на жёсткие камни одеяла.

— Ничего страшного. Вот выйдем из теснины, боком Перепутов лес минуем, и легче станет, — подбадривал остальных Орсо.

Микаш вглядывался в темноту, застилающую пеленой выход. Непроницаемое будущее. Даже звёзд с луной не видно.

— Мы ведь не пойдём в Перепутов лес? — спросил Орсо, устраиваясь рядом с Микашем.

Прерывать течение усталых мыслей разговорами не хотелось. Слишком привык он к отверженному одиночеству, и даже годы службы вытравить эту привычку не смогли.

— Маршал ведь не к Терракотовой башне нас посылал? — ну что тут ответить? — Если он решил сжить тебя со свету, то нас следом тащить незачем.

Микаш повернул к нему голову. Смотрел и не видел. Сильфы проведут через лес, а дальше как-нибудь сами. Маршал надеется. Эта миссия — единственный шанс на победу. Быть может, к ней он и готовил Микаша всё это время. Или это лишь очередная веха на очень долго пути… куда? Ввысь или в бездну унесут невидимые крылья? И ждёт ли Лайсве в безопасности большого города?

Ночь прошла тихо. Микаш поднял всех засветло, чтобы быстро позавтракать и с первыми лучами отправиться в дорогу.

Солнце нехотя выкатывалось из-за старого чернолесья, что древние называли Перепутьем духов. Полосами разгоралось сизое и ненастное небо. Вековые дубы и вязы переплетались кряжистыми ветвями, выпирали из палой листвы корни. Пахло гнилью. Лучи света пропарывали сумрак под густыми кронами. Так узко между толстенными стволами, что протискиваться приходилось, как в теснине. Там колючие кусты, то топкий мох, а под ним скользкая кочка. Неверный шаг, чавк! Подлая трясина затягивала вниз. Мошкара так и вилась вокруг. Редкий зверь шевелил листву, мелькал тенью вдали и тут же исчезал. К вечеру туман поволок со всех щелей-низин, будто Сумеречную реку кипятили. Дым-пар валил коромыслом.

Первая ночёвка прошла в промозглой сырости. Даже огонь отказывался приниматься за отсыревшие дрова — умаял. Поживиться нечем — Микаш предупредил, чтобы дичь не стреляли, ягоды-грибы не собирали, рыбу не ловили.

Дурное место, колдовское.

На второй день лес стал суше и древнее. Чёрные стволы частоколом устремлялись в необозримые дали. Солнце не показывалось, день от ночи почти не отличался, как на севере.

Здесь всё сохло. Даже торфяники на болотах не пахли так остро. Голые деревья кренились набок, готовые рухнуть при любом дуновении ветра. Костёр разжигать было боязно — могло вспыхнуть от одной искры. Пыльный воздух душил, резал глаза, но все терпели.

С демонами не сталкивались. Лишь изредка Микаш замечал вдали светящиеся силуэты. Полупрозрачные, похожие на зверей и птиц, они брели, не обращая внимания не незваных гостей, по своим делам. Остальные рыцари их не видели. Хорошо! Чем меньше страха, тем лучше.

На четвёртый день они добрались до обозначенной на карте ямы. Круглая, шириной в десятка два саженей, с обрывистыми сыпучими краями, словно и правда сюда рухнула глыба с Девятых небес, оставив на земле незаживающий ожог.

Микаш скомандовал привал. Суетились, разбивали лагерь, окапывали кострище, чтобы огонь не перекинулся на сухой лес, готовили походную похлёбку из всего, что попадало под руку.

Микаш сидел на земле, скрестив лодыжки, дышал глубоко и медленно, впитывая душный воздух кожей. Скрипели деревья, гарь щекотала ноздри и оседала на лице, когда ветер дул едва заметно. Нужно подготовиться к завтрашнему дню: заполнить резерв внутренних сил до передела, расслабиться и отдохнуть настолько, насколько это только возможно. Внизу придётся туго. Повезло, что сильфы залечили руку, иначе понадобилось бы кого-то более здорового отправлять и лезть к нему в голову телепатией.

Подкатило время дежурства, трепетали языки пламени в костре, трещали дрова. Вспоминался другой костёр, в ледяной тундре, засыпающая Лайсве. Она бодрилась, чтобы доказать, что может не хуже других, а ему было жалко смотреть, как она мучается, но отговорить её получалось. В конце концов она пригрелась у него на коленях и уснула. Микаш долго, до окончания дежурства наблюдал за её мерным дыханием и гладил по волосам. Потом в Эскендерии было почти так же: он не находил слов, и тогда она предложила сама. Он даже не мечтал, что такое возможно. Сейчас вдали от неё всё казалось волшебным сном, которому не суждено сбыться. Может, так оно и лучше: каждое мгновение с ней переживать как чудо и упиваться им. Счастье до крайности!

— Так расскажешь, что за сумасшедший план придумал маршал? — вырвал из томных грёз возглас Орсо. — Неужто на солнечные камни позарился?

Он опустился рядом.

— Нет, — Микаш качнул головой. Орсо поджал губы. — От успеха нашей миссии зависит победа и выживание войска. Это всё, что нам надо знать. Перестань сомневаться. Сейчас мне нужна твоя поддержка, как никогда. Парни надеются, что я выведу их из этой заварушки целыми и невредимыми, а заодно кое-чему научу и заработаю им пару наград.

— Хорошо, я поддержу тебя. Только обещай, что пройдёшь этот путь до конца и заберёшься на самый верх: станешь маршалом и женишься на своей принцессе. Пускай все увидят, на что способны безземельные без связей и денег. Сделай это для всех нас. Если кто и сможет, то это ты.

— Я просто хочу защищать людей от демонов, — пробормотал Микаш, чувствуя, что наверху будет не так уж сладко.

Поутру начали собираться. Микаш объяснил задачи на день:

— Мы с Юхо спустимся на верёвках, а вы подождёте нас здесь.

Юхо, невысокий лопоухий северянин, был с ними уже второй поход. Не слишком опытный, но и не совсем зелёный. Главное, что медиум сильный и не из робкого десятка, всегда рад себя показать. Раздулся от гордости, что его выбрали. Лишь бы самоуверенность не помешала.

— Возьми меня, — насупился Орсо.

— Нет, кто-то должен приглядеть за всем. Ты единственный, кому я доверяю, — Микаш похлопал его по плечу и шепнул на ухо: — Если что случится, только ты сможешь их вывести.

Орсо тоскливо вздохнул, но спорить не стал. Микаш и Юхо обвязали себя верёвкам. Другие концы прикрепили к ближайшим дубам, которые выглядели более-менее надёжно. Условились о знаках: один раз дёрнут верёвку — остановиться, два — вытягивать.

Стены ямы были гладкими, почва — спёкшейся, камень ниже — оплавившимся будто от небесного огня. Жар под ладонями чувствовался и сейчас.

Они спустились до небольшой пещеры и забрались в неё. Микаш достал из заплечного мешка факел и запалил его, высвечивая внутренности. Гарь душила кашлем. У дальней стены белели человеческие кости.

— Вызови тех, кто здесь погиб, — скомандовал он.

Юхо замер рядом и сглотнул. Преодолев оцепенение, он подобрал с гладкого пола острый камень и выцарапал им сигилы призыва.

— Что спрашивать? — спросил он, прежде чем произнести формулу.

— Созови всех, кто здесь остался. Пускай они проводят нас к солнечным камням и уберегут от опасностей.

Юхо достал из-за пазухи ворох ивовых амулетов и принялся нараспев произносить заклинания, окутывая кости зеленоватой дымкой своей ауры.

Шелест, грохот в отдалении. Изо рта повалил пар, холодок пробежался по хребту, замелькали вокруг едва уловимые тени.

— Их много, я не вытяну один, — предупредил Юхо.

— Я буду тебя подпитывать, у меня большой резерв.

Юхо удивлённо моргнул. Командиры обычно не тратили свой драгоценный родовой дар даже на подчинённых. Разве что чудак маршал Комри и тот, кто высокородным никогда не был.

Микаш сжал его ладонь, соединяя потоки аур, представляя, как голубое переливается в зелёное и зажигает колдовскую дымку ярче, вытягивая тёмную призрачную материю отовсюду.

— Они говорят, что здесь много ловушек и демонов, — снова подал голос Юхо.

— Демонов или духов?

Юхо пожал плечами:

— Они не знают. Самые маленькие камни на глубине двадцати саженей.

— Надеюсь, длинны верёвки хватит.

Если не хватит, придётся подниматься и думать, как быть дальше. Только времени — в обрез.

Они спустились ещё. Постоянная поддержка связи утомляла, голубые нити выкачивали всю силу. Юхо не чувствовал, как теряет часть впустую, но времени учить его не было.

Мимо проносились тени — обитатели подземелий. На глубине больше, похожие на громадных хищных рыбин, насекомых и даже диковинных животных. Других. Не из этого мира. И пахло от них — такого запаха Микаш раньше не слышал, даже не находил слов, чтобы описать. Небывальщина, бр-р-р! Хорошо, что Юхо ничего не замечал.

— Стойте! — он дёрнулся.

Микаш вжался спиной в стену. Из глубины выползал великанский паук-ананси, один из древнейших демонов, упоминания о которых сохранились в книгах. Считалось, что они вымерли. Некстати вспомнились рассказы о том, как их жвала раскалывали человеческие черепа, как орехи.

Демон прополз рядом. Замер. У самого лица щёлкнули челюсти. Юхо сопел, норовя вот-вот расплакаться. Микаш рывком перенял контроль над его телом. Пару мгновений перетерпеть! Зеленоватые всполохи призраков сгустились. Дразнили. Ананси поднял голову, учуяв их, и помчался выше. Микаш облегчённо выдохнул одновременно с Юхо. Кивками условились продолжать.

Пару саженей — и ещё пару пауков промчались мимо. Этот спуск никогда не кончится!

Внизу чернела ещё одна пещера. Юхо махнул рукой. Добрались! Раскачаться, оттолкнуться — и залезть внутрь. Пещера уходила вглубь. Зажгли ещё один факел и осмотрели стены. Камней нигде не было. Неужто призраки обманули? Микаш повернулся к Юхо, тот покачал головой, но через мгновение вцепился в его локоть. Микаш замер, так и не поставив занесённую ногу на пол. Под ней зелёный призрак освещал маленькую выемку. Ловушка! Кто и зачем тут их ставил? Дальше шли осторожней, осматривали каждую пядь. Призраки указывали на свои кости и другие ловушки — сил удивляться уже не было.

Россыпь звёзд вмурована в стену. Солнечные камни! Они горели так ярко, что приходилось прикрывать глаза руками. Микаш замедлил шаг, выискивая новые ловушки. Юхо молчал вместе со своими призраками. Подозрительно.

Возле стены с камнями — мелкими, размером с палец и чуть крупнее, с кулак — они остановились. Микаш разглядывал сокровища через щели между пальцами и пелену слёз. Юхо полез выколупывать, но Микаш остановил. На больших камнях были выцарапаны знаки. Две петли, перечёркнутые сбоку прямой чертой. Микаш перебирал в памяти все символы, что знал. Алчность. Похоже на алчность.

— Берём только маленькие. Голыми руками трогать нельзя, — предупредил Микаш, натягивая рукавицы из жёсткой кожи. Жар от камней исходил такой, что они могли обжечь ладони.

Камни выколупывали ножами. Наполнили один мешок, принялись за второй.

Юхо отошёл вместе с факелом и удивлённо воскликнул:

— Здесь золото!

Микаш обернулся. Юхо освещал факелом золотые жилы.

— Не трогай!

— Пару таких камушков, и я смогу купить нашего высокого лорда с потрохами!

Глаза Юхо полыхнули зелёным. Вокруг роились призраки, отрезая телепатические связи. Истощение не давало прорваться сквозь них. Юхо ударил по золотой жиле ножом.

— Не-е-ет!

Своды пещеры сотряслись до основания. Зеленоватая аура — призраки разорвали оковы и, угрожающе шипя, заметались вокруг. Ледяное оцепенение сковывало суставы. «Не-е-е-ет!» — вопило чутьё, вторя голосу. Пробудило. Микаш схватил мешки в одну руку, Юхо в другую и помчался к выходу. Своды сближались, словно пещера захлопывала зев. Юхо очухался, Микаш сунул ему в руку один из мешков и верёвку, сам взялся за вторую и дёрнул два раза.

— Быстрее! — кричал он.

В зеленоватую кутерьму призраков ввязались и тени духов. Камни летели градом, плющились стены, ближе сходились потолок и пол. Верёвки дёрнулись и подались вверх. Как раз вовремя — вход в пещеру захлопнулся у самых ног, лишь пара камней полетела в бездну. Стены тряслись, болтало из стороны в сторону. Грохот оглушал. Глыбы просвистывали мимо, грозя прошибить голову. Духи метались вокруг, задевая невидимыми крыльями. Чутьё заходилось в припадке, и вдоха не сделать от прикосновений потусторонней силы. Верёвки тянулись вверх, слышался треск. Ещё мгновение, и оборвутся. Ну уж нет!

Микаш уцепился за выступ, второй рукой схватил Юхо за шиворот. Они вместе повисли на обрыве, верёвки улетели в бездну. Сверху показалась голова Орсо. Он забрал их мешки, потом помог вылезти Юхо, а после и Микашу. Оказалось, что Иво и силач Глякса держали Орсо за ноги, помогая доставать товарищей из западни. Все разом повалились на землю, пытаясь отдышаться. Она ещё тряслась. В голове прозвучал голос сильфа: «Вы нарушили запрет. Дальше идите сами!»

Микаш подскочил:

— Уходим! Живее!

— Погоди, ты едва на ногах держишься! — возразил Орсо.

Микаш подхватил вещи и принялся забрасывать костёр землёй.

— Идёмте живее! Это приказ!

Сойки нехотя побрели за ним. Юхо пришлось тянуть волоком. Края ямы обваливались, земля тряслась всё сильнее, на опушке падали сухие деревья. Страх придал сил. Бежали до самой темноты и дольше, когда огромная полная луна выплыла из-за горизонта и зависла над головами.

— Привал! — тронул Микаша за плечо Орсо, когда они оказались на открытом пространстве.

— Нет, я в порядке, я ещё могу идти!

— Ты можешь, а остальные — нет.

Микаш обернулся. Взмыленные сойки тяжело дышали, глаза мутные, осоловелые, колени дрожали.

Он покривил рот. Загнал.

— Привал!

Пустошь за лесом, пыльная и удушливая. Звёзды бисерной россыпью, луна как громадная головка сыра. В темноте не видно, но если они не заблудились, на горизонте должен появиться силуэт Терракотовой башни.

Разводил костёр и готовил Микаш. Остальные отлёживались вместе с Юхо — к вечеру он немного очухался от рикошета своих же способностей. Завтра сможет идти сам.

Тревога не унималась. Жизнь дала Микашу преимущество, как одиночке, но как командиру… Трудно думать за всех, соизмерять их силы со своими. К тому же под руководством Орсо они размякли. Нет, Микаш не винил старого служаку, наоборот, командир из него лучший, более опытный и рассудительный. Микаш же постоянно лез на рожон и ошибался. Взглянул на мешки с солнечными камнями. Какой с них толк мертвецам?

Поели и залегли отсыпаться. Микаш сторожил возле костра и разглядывал флягу с бодрящим зельем целителей. Если пить постоянно, без сна можно вытерпеть с неделю. А может, и больше, если рассудок выдержит.

— Ты же обещал не вести себя глупо, — перехватил флягу Орсо. — Почему тебе так нравится плясать на одних и тех же граблях?

— На этот раз риск стоит цели. Маршал надеется.

— Так не подводи его. Вялый и ослабленный, ты ничего не сделаешь. К тому же на тебя надеются и парни здесь. Прекрати винить себя во всех неприятностях. Плохие вещи просто случаются. Никто на твоём месте не справился бы лучше!

Простые истины рыцарского Кодекса! Иногда они бесят до белых демонов в глазах, но никогда не теряют своей значимости. Только от тревоги — лекарство слабое.

— Хорошо, я вздремну. Если заметишь что-то подозрительное, буди, не раздумывая.

Орсо кивнул. Микаш завернулся в плащ, рядом вокруг костра сопели остальные сойки. Через несколько мгновений сон навалился тяжёлой пустотой.

«Микаш!» — послышалось сквозь дремоту.

На лицо капнуло что-то тёплое, запахло свинцом. Микаш открыл глаза. Над ним в лучах багряного восхода застыла тень гигантского паука. Выгнувшись, завис в воздухе Орсо. Из его груди торчала острая паучья лапа, с неё неумолимо сочилась кровь. Щёлкнули жвала, чёрные глаза демона ананси уставились на Микаша.

Полыхнула ярость, притупив остальные эмоции. Паучья лапа устремилась на Микаша. Выхватив меч, он подскочил и отбил её. Ананси отступил, пытаясь стряхнуть с себя тело Орсо. Микаш подбежал к нему, крутанулся, вкладывая в удар как можно больше силы. Лапа паука вместе с Орсо рухнула на землю.

Ананси наступал. Микаш увёртывался от атак, пытаясь то попасть в глаза.

Зашевелились остальные Сойки. Едва не задев плечо, просвистела стрела, вторая, третья. Они отлетали от толстого панциря, но отвлекали демона на себя. Микаш поднырнул под него и вогнал клинок по рукоять в незащищённое брюхо. Обдав вонью, полилась жёлтая слизь. Микаш метнулся в сторону. Ананси распластался на земле. Рядом лязгало оружие. Напали ещё несколько пауков!

«Бейте под брюхом!» — мысленно приказал Микаш и рванулся к ближайшему ананси.

Клинок пел в руках, словно радовался первой за долгое время битве. Азарт, жажда крови придавали сил. Микаш проскакивал между острыми пиками лап, лихо уходя от ударов. Он снова стал собой — несокрушимым карающим клинком. За Мидгард! За Соек! И за Орсо… За Орсо!

Выстреливали голубые нити внушения, подхватывая ближних воинов, заставляя действовать слаженно, очищая от предательского страха. Сойки оттеснили тварей друг от друга, отвлекли, нападали и увёртывались, истощая силы демона. Щёлкали жвала, свистели стрелы, пели клинки. Боевые кличи мешались с натяжным дыханием. Вздувались мышцы, сбивались в паклю волосы, липла к телу мокрая от пота рубаха.

Удачный момент — тварь слишком занята окружившими её сойками. Микаш кувыркнулся между лапами и снова пронзил мягкое брюхо. Ещё один паук пал поверженный, залив слизью грязь рядом с собой. В десяти шагах испускал дух последний враг, затухали жёлтые всполохи демонической ауры. Отрубленные лапы валялись повсюду — Сойки постарались на славу, грязные, запыхавшиеся, но всё ещё державшие оружие наготове, хотя демонических аур не ощущалось на расстоянии нескольких вёрст.

Белый кругляш солнца уже трепетал над огненно-рыжим горизонтом. Чёрной тенью высился вдали остов древней башни.

Неужели закончилось?

Всего несколько мгновений Микаш переводил дух, борясь с перхотой в горле.

«Не вини себя, плохие вещи просто случаются, — звучали в голове последние слова Орсо. Лучший друг, первый из Соек, кто его принял, верное плечо, правая рука. — Просто живи, дойти до конца, докажи всем, что можешь!»

Микаш опустился у распростёртого тела на колени и выдернул оттуда лапу. Сойки сгрудились за спиной. Пересчитал ауры — остальные живы, отделались царапинами.

— Собирайте хворост, разводите костёр! — приказал он твёрдым, как сталь клинка, голосом. Ни шороха, только тяжёлое дыхание и стук сердец. Микаш подскочил и обернулся к ним: — Живо! Я не Орсо, чтобы терпеть ваши нюни. Ступайте, а не то я решу, что ваши мамки подсунули мне дочек вместо сыновей. Всех отошлю обратно пинком под зад!

Сойки повздыхали и, перешёптываясь, поковыляли к лесу.

Микаш снова склонился над телом Осро и прикрыл его остекленевшие глаза. Кто теперь даст мудрый совет, кто поддержит и уймёт суровый нрав? Что было бы, если бы Микаш не передал ему караул? Быть может, спас, быть может, погиб бы сам. Тогда остальные выкрутились бы? Не думать об этом извечном «бы», не марать память друга, ведь Орсо сам просил об этом! Их имена и так будто были выбиты у него на рёбрах: матери, сестры, односельчан, Дражена, Келмана, Орсо, других — всех, кого он не смог спасти. Боль резала сердце с каждым вздохом.

Нет, нужно думать о живых. Маршал надеется, Лайсве ждёт. За Мидгард!

Сухих дров отыскалось предостаточно. Пламя взметнулось до небес, пожирая завёрнутое в холстину тело.

— Ты был лучшим из нас, всегда торопился жить и не пропускал ни одной битвы, поддерживал добрым словом и не желал чужого. И вот теперь уходишь самым первым… Мы не забудем, — голос споткнулся о сухой ком, защипало нос. Микаш заговорил иначе, словно наедине, с живым: — Я буду чтить каждый совет, каждое обещание, как клятву. Не стану мучиться виной за то, что не могу исправить. Я поднимусь на самый верх и докажу этим напыщенным высокородным, что люди из низов могут не хуже их, богатых и благополучных. А может, даже и лучше, потому что всего: и чинов, и ратной славы, и трофеев, и любви мы добиваемся честно, — он сжал кулаки, ногти впивались в ладони до крови. — И это моё слово!

— И это наше слово! — надрывая глотки, закричали все Сойки.

Только сейчас он увидел их вновь, будто спала мутная пелена: глаза горели, в лицах небывалое воодушевление, что впору в смертельный бой идти. Усмешка вышла похожей на колкий утгардский лёд.

Перед отходом Микаш оставил на пепелище свою серебряную сойку. За потерю командирского знака лорд Мнишек снова будет выговором грозиться, но плевать. Пускай засунет все свои бумажки и придирки в свой сморщенный старческий зад!

Вскоре они маршировали к башне. Время выходило слишком быстро. Один день, второй, третий. Силуэт как будто не приближался, а они топтались на месте. Пили «бодробой» и спали не больше четырёх часов в сутки. Микаш подгонял, напоминая о разнюнившихся бабах и бродящих в окрестностях демонах. Спасти кого-то можно, только сделав его выносливей, научив преодолевать любые препятствия, выживать в немыслимых условиях. Послабление равносильно убийству. Пусть хоть ползком ползут! Будут знать, как к нему в звено напрашиваться!

Демоны встречались изредка: перекатуны, похожие на сухой комок стеблей, позарившиеся на еду в заплечных мешках. Справлялись с ними легко, но они отнимали драгоценные силы.

На четвёртый день, задыхаясь от усталости и пыли, Сойки всё-таки дошли. Огромная круглая башня уносилась ввысь, насколько можно было видеть. Стены украшали терракотовые горельефы: пышнотелая Повелительница земли Калтащ, её муж медведь Дуэнтэ, сыновья и дочери, покровители ремёсел, с дарами для людей. Скульптура почернела и частично осыпалась, о некоторых сколотых фигурах можно было только догадываться.

Времени оставалось впритык: к утру всё должно быть готово. Маршал с воинством ждёт знака на другой стороне долины.

Винтом поднимались полуразрушенные ступени, тёмные провалы между ними сквозили смертью, приходилось карабкаться и прыгать, балансируя на грани. Вскоре ступени оборвались чёрной бездной. Сойки зацепились осадными кошками за грозящие обвалиться стены и полезли по верёвкам.

В сумерках они добрались до выхода на смотровую площадку, вознося благодарственные молитвы всем богам. В центре лежал огромный, в человеческий рост кристалл. Уцелел каким-то чудом, даже трещин не нашлось! Сквозь него был виден большой очаг, погрызенный копотью. Шесть Соек приподняли кристалл. Микаш высыпал все солнечные камни в очаг, заполнив его с горкой. Пока не стемнело окончательно, Сойки развернули кристалл в сторону русла полноводной Шегами. Теперь свет должен быть заметен издалека — вот и сигнал маршалу о том, что всё готово к битве.

От рассвета Сойки попрятались в ниши под смотровой площадкой. Микаш выбрал ту, что сужающимся окном-бойницей выходила на будущее поле брани.

Зарево разгоралось медленно, словно не желало того, что должно было вот-вот случиться. Полосами разгорался горизонт, сумерки разжижались, серость затапливал яростно-рыжий свет. Медленно вырисовывались очертания жёлтого диска. Стоило лучам добраться до смотровой площадки, как наверху затрещало, раскалился потолок.

«Зажмурьтесь!» — мысленно приказал Микаш. Яркая вспышка обожгла даже сквозь плотно сомкнутые веки, грохот оглушил.

Лишь через пару мгновений, очухавшись, Микаш распахнул глаза, и глядя сквозь пальцы, уставился вдаль. В долине происходило нечто грандиозное. Такого светопреставления, должно быть, не случалось ещё со времён Войны богов. Дробилось русло, разлетались на осколки камни, словно в них не прекращая било молниями. Вода раздвигала себе путь, вначале робко, тонкими струями просачиваясь сквозь трещины. Осмелев, она усилила потоки, нещадно хлеща дрогнувшую преграду, с ликующей яростью набрала невиданную мощь и понеслась в наступление, сметая всё на своём пути. Вот и свет уже перестал бить по руслу, повалил пар, но алчущие волны уже бешеным табуном неслись к башне.

Перед внутренним взором метались всполохи демонических аур, застигнутых внизу неотвратимым бедствием. Толклись, бежали в разные стороны в поисках спасения, шипели и орали, перекрикивая грохот, но тут же гасли, погребённые под толщей голубой стихии.

Дрожали стены, высыпались из кладки камни.

«Держитесь!» — Сойки дружно вцепились в выступы и снова неистово молились, чтобы простоявшая полторы тысячи лет башня продержалась ещё немного.

Поток обогнул строение и помчался дальше, пожирая бессильную пустошь. Опрокидывался сухостой в Перепутовом чернолесье, молодые деревья встречали смерть стоя. И вот, наконец, вода дотянулась до вожделенного высохшего русла, щедро полилась в него, наполняя мёртвую сестру-реку жизнью.

Высоченные волны всё ещё нахлёстывали в башню, пытаясь сломить и её, но древнее строение держалось стойко, словно поддерживаемое самим богами.

Затрубили боевые горны. На берегу новообразованной реки столбом поднималась пыль. Сквозь неё нечётким силуэтом подступали войска. Из воды к ним тянулись уцелевшие демоны: мэнквы, ананси, мангусы, куйату.

Шагал впереди них, воспламеняя воздух, король ифритов, самый большой из тех, кого доводилось видеть. Раскалённый добела венец на голове и бездна в глазах. Ифрит хлестал бичами, вздымал огненные вихри навстречу Сумеречникам. Как истинный предводитель, он не отступал, он жаждал вызвать чемпиона на поединок чести. Последняя отчаянная попытка спасти положение. Что ж, враг хорош — тем слаще победа. Только тревожно, ведь чемпион у воинства один…

Утренний всадник выехал вперёд, обогнал знаменосцев. Непревзойдённой белизной сияли конь и плащ, голубыми вихрями клубилась непомерно большая, нечеловеческая аура. Один его вид внушал восхищение, священный трепет и ужас, как перед древними духами или даже небожителями. Несокрушимый, ничто не сможет его сломить! Так хочется в это верить!

«Верь, ведь вера — единственное, что у нас есть», — звучали в голове слова Лайсве.

И Микаш верил. Молился за него, ему самому, как богу. Он должен выстоять ради всей армии!

Щёлкнул хлыст, пропел боевой рог, застучали копыта. Стеной вздымались воздушные щиты, сыпля голубыми искрами. Белый конь, не боясь пламени, скакал в наступление. Тянулись к нему огненные языки, облизывали невидимую преграду, но пробиться сквозь неё не могли. Всадник выставил копьё. Жеребец взвился на дыбы и подскочил вверх. Ифрит хлестнул бичом, но тот тоже скользнул по воздуху, точно по льду.

На острие копья сгустился телекинетический шар и поразил ифрита в грудь, оттесняя к берегу. Следом — беззвучный удар воздухом. Казалось, ифрит сам пятился от страха, сам оступался, но нет — искрила аура всадника, с шипением выпуская всё новые стремительные снаряды. За спиной ифрита пенился, рос чудовищный вал. Демон обернулся на звук. Всадник разбежался и опрокинул его копьём прямо в воду. Ифрит долго барахтался, шипел паром, но телекинетический щит намертво вжимал его в воду, топил, отталкивая дальше от берега, где на его набросилось хищное течение и, туша огонь, довершило дело, столбом пара обозначая могилу.

Как только аура ифрита потухла, Утренний всадник развернулся к орде демонов, что ждали исхода схватки в неподвижном оцепенении.

— За Мидгард! — эхом полетел над рекой клич.

Взмахнул мечом Всадник, запели победоносные горны, взвились градом стрелы. Суматоха сбила строй противника. Демоны кинулись врассыпную, визжа от ужаса. Сотрясая копытами земли, мчалось на них воинство Сумеречников. Закипела битва. Лязг стали, хрипы и рык долго оглашали долину. Воздух пропитался кровью, гарью и паром. Рыцари теснили малочисленную рать демонов к воде. По реке дрейфовали трупы, оставляя за собой тёмные разводы. Были потери и среди Сумеречников, но демоны проигрывали окончательно и бесповоротно. Рыцари добивали остатки, никому не позволяли спастись бегством. Только к вечеру всё закончилось. Впервые за полторы тысячи лет эта долина освободилась от демонов.

«Мы все хотим жить, одни — до заката, когда на землю опустится милосердная союзница тьма, другие — до рассвета, когда по ней прокатится четвёрка Всадников Зари, сметая демонов, как мусор, яростным светом. И кто из нас более достоин жизни — ещё вопрос».

К башне прислали лодки: река разлилась так, что она оказалась посредине между двух берегов. Вначале Сойки спустили оружие и вещи, а потом полезли самим. Микаш уходил последним. Заглянул на смотровую площадку: от солнечных камней остался лишь пепел, а кристалл обуглился и растрескался. Микаш отколол кусок, завернул в тряпицу и спрятал за пазуху. Уж эта диковинка точно придётся принцесске по душе, гораздо больше, чем бусы и тряпки.

Догорал закат. Воинство разбивало лагерь на берегу. Подмастерья целителей бродили вдоль реки, посыпая её обеззараживающим порошком. Тыловики доставали из воды тела и сжигали. Целители возились с ранеными, готовили к похоронам павших. Только воины, проведшие в боях весь день, отдыхали у костров. Велись разморённые разговоры, перемежаясь взглядами в звёздное небо.

Сойки хоть и не принимали участия в сражении, а всё равно устали до полусмерти. Развели огонь в установленном месте и завалились отсыпаться. До обеда следующего дня их не беспокоили, не по приказу маршала, а потому что Микашу удалось выхлопотать эту милость.

Сам же он готовил отчёт для маршала, вызнавал новости и носился по поручениям. Увидеть Гэвина не удалось. Он тоже был в делах по горло. В округе всё ещё убирались, решали, как поступить с отвоёванными землями, какими путями отводить армию к Эскендерии, пересчитывали провиант. Ликования не чувствовалось совсем, только суета и усталость.

В полдень все выстроились у разложенных в линию погребальных костров. Не мало, но и не так много, как могло бы быть, не успей Сойки с камнями на башню вовремя. Повезло, можно сказать. У Соек был всего один символический костерок. За Орсо.

Поминальную речь читал сам Гэвин. Исполненный торжественности голос летел над полем, не оставляя безучастным никого. Говорил о подвиге во имя всего людского племени, о долге и чести, об отваге и тяжёлых временах. Любого другого слушать бы не стали, а его вот терпели. Одного взгляда глубоких синих глаза хватало, чтобы довести до икоты любого смеющегося. Следом речь передали капитанам, которые обращались к своим ротам, в конце позволили командирам назвать павших воинов поимённо.

Сглотнув, Микаш зачитал заслуги Орсо и поблагодарил за службу. Все слова были уже сказаны у Перепутова чернолесья, боль в сердце отыграла, а вина задвинута на самое дно нерушимой клятвой. Пламя занялось быстро, встало трескучей стеной, обращая тела в пепел.

Приказ разойтись пах грозовой сладостью. Оживились голоса, полнясь высоким чувством, будто люди только поняли, поверили, наконец. Победа! Та самая, невероятная мечта, доставшаяся прыжком веры и никак иначе. Рыцари обнимались, плакали, поздравляли друг друга, ошалело кричали. Микаша подхватили на руки, и Соек следом.

— Слава победителям! Слава героям! — грянул дружный крик.

Их качали на руках, каждый тянулся потрогать, словно они стали живой легендой. Микаш ловил на себе завистливые взгляды других командиров. Лицо Гаето заметно перекосило, Вильгельм хмуро щурил кошачьи глаза и улыбался одними уголками губ. Это кое о чём напомнило.

К ужину Микаш припозднился, заканчивая дела. Ему вручили миску с похлёбкой и подлили браги в кружку.

— Мы думали, ты будешь праздновать с командирами, — осторожно начал Иво.

— Велика честь! С вами лучше, — усмехнулся Микаш и принялся за еду. — Будем больше тренироваться? С вашей выносливостью надо что-то делать. И с жаждой золота тоже.

Он выразительно посмотрел на Юхо.

— Сомневаюсь, что ты тут задержишься, — с горечью ответил тот. Микаш вскинул бровь. — Слухами земля полнится. В роту Белогрудок назначают нового капитана. Все думают, что это будешь ты.

— Я? — верилось как-то с трудом.

— Ты герой этого сражения и многих других. Маршал к тебе благоволит, — развёл руками Юхо. — И это правильно. Никто не достоин этого больше тебя, никто не справится лучше.

— Да! Да! — доносились отовсюду воодушевлённые возгласы.

Микаш смущённо жал плечами. На лице против воли расплывалась улыбка.

Пожалуй, было бы здорово!

Ночью он представлял, как будет стоять в строю, мимо пройдёт Гэвин и невзначай бросит: «Ах да, ты теперь капитан Белогрудок». Капитан! Мог бы кто поверить, что этот безродный сирота дослужится до такого? Да, Гэвин обещал сделать его маршалом, но это было как те обещания, которыми его потчевал лорд Тедеску, только бы он защищал высокородных молокососов и добывал трофеи.

Покойся с миром, друг Орсо, теперь твоя мечта наверняка сбудется.

С сапогами Микаш спал в обнимку, сторожил свои вещи. Поднялся рано и на построение явился при полном параде. Даже лорд Мнишек носа не подточит. А когда назначат капитаном, так и про старого брюзгу и вовсе можно будет забыть.

Выстроились в шеренгу: звенья и перед ними командиры. Лорд Мнишек поравнялся с ними. Вильгельм выпятил грудь и задрал подбородок. Раздался треск. Штаны слетели вместе с ремнём. По строю разнёсся дружный хохот.

— Позорище! — лорд Мнишек прикрыл лицо рукой. — Подберите свой стыд, мастер Холлес, он вам ещё понадобится. Сюда идёт маршал!

Смех сменился тревожным шёпотом.

— Отставить разговоры! — рявкнул Мнишек.

К Вильгельму подбежал Гаето, вытягивая на ходу свой ремень взамен лопнувшего ремня высокородного.

Да, кое-чему стоило поучиться у непутёвого братишки принцессы.

Микаш сохранял непроницаемое выражение лица, но от нетерпения даже стоять смирно было пыткой!

Показался его силуэт: средний рост, сухощавая фигура, движения скупые, словно берегущие силы. Он кого-то приветствовал, кому-то вручал награды. Когда Гэвин поравнялся с ним, Микаш не сдержал предвкушающую улыбку. Но маршал лишь безразлично скользнул взглядом и прошёл мимо. Может, объявит потом?

— Мастер Холлес, — остановился маршал возле высокородного. Тот вместо церемониального поклона едва качнул головой. — Рад сообщить, что вы назначены командиром роты Белогрудок. Несите свою службу с честью и доблестью.

Микаш повернул голову. Вильгельм смотрел на него в упор, злорадно ухмыляясь. Как плетью огрел.

Ну, конечно! Размечтался, идиот!

Микаш отвернулся и отодвинул разочарование за каменную стену безучастности. Бесполезно это. Надо тренировать парней. В голове уже составлялись планы: разметить время и нагрузку, как следует её наращивать…

— Вольно! Разойдись! — отвлёк приказ лорда Мнишека.

Микаш повёл затёкшими плечами, смотря в сторону удаляющихся Соек. Они избегали его взгляда, неловко было или боялись… Как прокажённого. Надо где-нибудь переждать. Одному всегда легче. Одиночество исцеляет душевные раны как ничто другое.

— Эй, стоять! — окликнул его лорд Мнишек.

Микаш повиновался. Нужно соблюдать дисциплину и держаться подальше от неприятностей. Нужно хорошо исполнять свою работу.

— Маршал требует тебя к себе срочно. Надеюсь, он примет мои рапорты во внимание. Твоё поведение не подобает рыцарской чести!

— Так точно, мой капитан! — ответил Микаш, пропуская всё мимо ушей.

Сбегал к костру за отчётом. Сойки поглядывали исподтишка, мрачно молчали. Их жалость только нервировала. Вдох-выдох. Вытерпит, не маленький. Ночь заберёт печали.

Стражники у шатра пропустили без лишних слов. Тлели угли в жаровне, горели свечи на столе, в чашке дымился ароматный отвар. Маршал чертил что-то на карте.

Прежде чем Микаш успел поздороваться, вошёл Вальехиз и заставил его посторониться.

— Послание от лорда Эдгарти! — он вручил маршалу листок.

— О милостивые боги! Высокие лорды решили устроить состязание, кто отхапает себе больше освобождённой земли? — возопил Гэвин, смяв послание.

— Отмерьте наделы согласно тем деньгам, что они дали на этот поход, — пожал плечами Вальехиз.

— Они все вместе взятые давали меньше, чем вложил я, — Гэвин закрыл веки и надавил на них пальцами. — Чтобы я ещё хоть раз у них что-то попросил, скряги скудоумные! Они даже удержать эти земли не смогут, учитывая, что фронт с единоверцами проходит совсем близко. Когда это стало модно, жертвовать всё здравомыслие жадности?

Мда, как-то он не вовремя.

— Мне зайти позже? — кашлянул в кулак Микаш.

Гэвин открыл глаза и посмотрел на него, смягчаясь.

— Нет.

Микаш подошёл и положил на его стол отчёт.

Гэвин хмыкнул:

— Обстоятельно.

Углубился в чтение.

— Моей службой недовольны? — спросил Микаш после затянувшегося молчания.

Гэвин снова посмотрел на него. Под потускневшими глазами красовались тёмные круги, скулы заострились как у покойника.

— Вы назначили капитаном Холлеса, — неловко пояснил Микаш.

Резная чёрная бровь поползла кверху.

— Так назначили бы вас, согласись вы жениться на дочери лорда Баттьяни. Это он для своего зятя должность подсуетил, — холодно ответил за маршала Вальехиз. — Думаете, мы сильно рады его назначению?

— Да, Холлес не слишком удобный человек на этом посту. Того и жди неприятностей, — пробормотал Гэвин и снова погрузился в чтение.

Микаш виновато потупился. Высокородный продал себя подороже, как опытная шлюха. Микаш бы так ни в жизнь не сумел, лучше удавиться на собственной гордости.

— У вас ещё есть шанс получить повышение, — продолжил Вальехиз. — Женитесь на дочери лорда Веломри. Уж ей-то вы не побрезгуете, или она только в постели хороша?

Лицо будто ошпарили, даже дышать сделалось трудно.

— Каким образом моя личная жизнь стала публичным достоянием?!

— Хотите быть героем на большой должности, будьте готовы, что каждый ваш чих станут обсуждать все кому не лень, — назидательно отрядил Вальехиз.

— Скажи спасибо, что они не додумали того, чего и в помине не было — поддержал его Гэвин, не отрывая глаз от бумаги.

— Посему, — Вальехиз снова перевёл внимание на себя. — Лучшую партию, чем вы, для своей дочери лорд Веломри вряд ли отыщет. А уж родного зятя в Совете грех не поддержать. Тем более его сын показался себя хм… несерьёзным.

— Она не хочет замуж. Её работа для неё главное, — Микаш отвернулся. Неприятно было сознаваться, что ему страшно услышать отказ. А лорд Веломри? Вдруг он вспомнит слугу, которого обещал выпотрошить и выставить в трофейном зале за недостойную любовь к его дочери? Тогда все узнают…

— Твоё попустительство ни к чему хорошему не приведёт, — Гэвин отложил бумаги и, устало потирая переносицу, посмотрел на него. — Жерард мягко стелет, да жёстко спать. А женщины создания хрупкие, должны сидеть за надёжными стенами и воспитывать детей.

Микаш грыз губы. Нужно добиться повышения без чужих подачек. Быть может, тогда он станет достойным её, и она сама захочет за него замуж, как захотела быть его любовницей. Украденные поцелуи никогда не сравнятся с теми, что дарят добровольно.

— Гордыня плохой советчик. Без влиятельных знакомых ничего не добиться, — повторил Вальехиз давешние слова Вильгельма, чем утвердил решимость Микаша.

— Только порой их хочется придушить собственными руками, — рассмеялся вдруг Гэвин, показывая, как свернул бы шеи высоким лордам из Совета. — Вальехиз, до завтра ты мне не понадобишься.

Помощник закатил глаза:

— Опять секреты? Нашли себе поверенного, честное слово!

Но всё же подчинился и ушёл.

Микаш облегчённо выдохнул. Наедине с маршалом он чувствовал себя гораздо раскованней, почти как с другом. Гэвин поднялся из-за стола и подошёл к нему, по обыкновению сложив руки на груди.

— Всё не так уж плохо. Для тебя есть более подходящее назначение.

Микаш удивлённо моргнул.

— Лорд Мнишек, конечно, заслуженный капитан, но потерял хватку. Больше ратует за чистоту и дисциплину во время построений, чем за мастерство и сплочённость в бою. Будешь помогать ему и наведёшь в роте порядок. Красноклювы должны стать сильнее. Мы не можем позволить себе столько потерь.

— Снова грызть зубами землю, чтобы трофеи получали другие? — Микаш понурился.

— Если есть качество хуже гордыни, то это тщеславие, мой мальчик, — качнул головой маршал. — Мне не нужны люди, которых волнует только своё благополучие и слава. Настают тяжёлые времена, когда спасти наше племя сможет разве что самоотверженный труд. Я думал, ты понимаешь, но если нет, возвращайся к Сойкам. Только ты уже получил от них всё, что мог. А помогая лорду Мнишеку, ты многому научишься. Именем высокородного ты сможешь отдавать любые приказы и никто не усомнится в твоей власти. Подумай, сколько ты сможешь сделать для меня, для этой армии и для всего Мидгарда.

Ничего никогда не даётся легко?

— Лорд Мнишек меня терпеть не может. Он воспримет это, как личное оскорбление.

— Если не хочешь, тогда я просто выдам тебе ещё одну медаль, — Гэвин безнадёжно махнул рукой.

— Нет, я сделаю всё, что вы скажете, только дайте другую награду: дружеский поединок.

— Прямо сейчас?

— Боитесь опозориться перед всей армией?

— Размечтался!

Они вышли на улицу. Забрав у стражников свой меч, Микаш скинул куртку с рубахой и встал на изготовку. Гэвин зеркально повторил его стойку. Вокруг собиралась толпа. Микаш смотрел в глаза маршалу, пытаясь предсказать его действия. Не вытерпел и первым ринулся в бой. Маршал парировал играючи. Достойный противник, единственный в жизни. Они кружили друг напротив друга. Хитрые манёвры, рискованные выпады, обманные финты. Изящный танец под музыку скрещивающихся клинков. Никто не хотел, чтобы он закончился слишком быстро.

Гэвин наносил короткие точные удары. Микаш ушёл в глухую оборону, раскручивая клинок петлями. Нужно атаковать при первой возможности. Но темп всё нарастал. Микаш замахнулся несильно, изучая маршала. Увернулся, парировал, отводя клинок в сторону. Лишь короткие мгновения, когда можно откинуть противника назад.

Пот катил градом, мышцы гудели, но это была приятная усталость. Азарт пьянил. Даже глаза маршала полыхали ярче, слетали оковы измождения. Два хищника, два яростных стальных вихря, сходились и расходились, снова и снова.

Не хотелось, чтобы бой заканчивался, как жаркие ночи Эскендерии, полные томных ласк. Где ещё можно опробовать все свои умения? С кем ещё узнать столько новых приёмов? Хотя ясно, стоит Гэвину применить дар, и бой оборвётся. Телепатия против телекинеза бессильна и даже вредна. Но Маршал сражался только мечом.

И вот Микаш ошибся: неверно рассчитанный выпад открыл брешь в безупречной защите. Остриё прижалось к груди и так же стремительно опустилось.

— Честь победителю! — отсалютовал Микаш, бухнувшись на колени.

Вокруг толпилась вся армия. Сумеречники едва слышно перешёптывались.

— Это был знатный бой, мой мальчик, — Гэвин протянул ему руку и по-дружески похлопал по спине.

— Служу моему маршалу!

— Всем людям, мой мальчик, не забывай никогда.