Микаш с нетерпением ждал, когда можно будет приступить к новым обязанностям. Уж очень хотелось проверить пределы полученной власти. За отпуск он набросал несколько планов по реструктуризации роты: выписал имена всех рыцарей, их возраст и опыт, вид и уровень владения даром, силу и мастерство. Начертил схемы, где состав звеньев был подобран по взаимодополняемости, эффективности и специализации. Теперь Микаш понимал, зачем Гэвину знать всех по именам. Хотелось бы и самому так же за всем следить.

Вдобавок Микаш набросал графики и программу тренировок для рядовых и инструктажи по улучшению лидерства для командиров. Столько трактатов пришлось для этого перелопатить, что голова шла кругом.

Во время первой же ночёвки он представил планы маршалу в его шатре. Гэвин долго их изучал, заставляя Микаша грызть ногти от волнения. Надо же, не отмёл с первого взгляда! Что-то исправлял и только через час вручил бумаги обратно со словами:

— Если тебе удастся воплотить хоть часть в жизнь, потери сократятся вдвое.

Микаш просиял и умчался обдумывать план дальше.

Лорд Мнишек мучился ревматизмом и срывал недовольство на рыцарях во время утренних построений. Остальное его не интересовало. Он подписывал приказы, не читая, лишь бы их одобрял маршал. Единственной неприятностью оказались мелочные придирки к самому Микашу. Безропотность служила платой за то, чтобы управлять ротой от имени капитана. Если рыцари возмущались новыми порядками, Микаш разводил руками. Мол, я-то тут причём? Сам страдаю! Без лишних споров ему подчинялись.

Вставали до зари, бегали несколько вёрст, умывались и шли на построение перед завтраком. После завтрака продолжался марш. На дневной остановке упражнялись с оружием, перед сном — с даром. Основное внимание — на взаимодействие членов вновь сформированных звеньев. Составы пришлось менять несколько раз, учитывать новобранцев. Практика всегда отличается от теории, а уж если в спор вступают характеры и взгляды…

После изнурительных тренировок рыцари разбредались спать и до песни утренних горнов даже не жужжали. Образцовый порядок для лорда Мнишека!

На редких днёвках рыцари строили из подручных материалов полосу препятствий и проходили её в любую погоду: проливной дождь, палящее солнце, ураганный ветер. Всё, чтобы увеличить шансы желторотиков выжить в бою.

Для себя Микаш тоже составил график, судя по которому на всё задуманное не хватало часов по десять-двенадцать в каждом дне. Ему выделили отдельную палатку. Он имел на неё право, как командир, но желал быть со своим звеном, его неотъемлемой частью. Теперь же для работы требовалось уединение и тишина. От гулянок отмахиваться стало легко: мол, лорд Мнишек три шкуры спустит.

К остальным хлопотам добавились и неучтённые. Оружие и броня быстро изнашивались, оружейники работали плохо и жаловались на скудную оплату. Микаш стал разбираться, жалея, что вешал все денежные вопросы на Лайсве и ничему у неё не научился. Заставил казначеев всё показать. Выяснилось, что кое-кто проворовался, а кое-кто намеренно завышал цены.

Устранив эти неприятности и урезав расходы, Микаш собрал небольшую сумму. С оружейниками пришлось договариваться лично: лестью, угрозами, посулами и обещаниями замолвить словечко перед маршалом.

К первым стычкам большинство проблем худо-бедно решились. Рота была к нему расположена, наслушавшись историй о подвигах, авторитет лорда Мнишека — непререкаем. Военные советы дозволялось посещать без попустительств маршала, из-за которых на них обоих смотрели с неодобрением. Микаш смог высказываться по любым вопросам и вносить предложения. Говорил он так часто, как только придумывал, что сказать, отыгрываясь за время, которое приходилось прятаться в углу. Гэвин спорил, объяснял или даже соглашался. Остальные слушали их с тревогой, но потом привыкли.

Зачищали северное направление, южное оказалось перекрыто из-за войны с единоверцами. Марш остановили в норикийской горной долине Ланжу, покрытой мрачными хвойниками. Вотчина оборотней с тотемом волка. Леса кишели ими. А в тёмных чащах, недоступных горных вершинах и пещерах таились демоны. Твари земли не такие опасные, как огненные ифриты и пифоны, хотя куда более хитрые и пронырливые.

— Такая сушь стоит — пирокинетиков использовать нельзя. С телекинезом тоже надо осторожно — сухостой не выдержит сильных потрясений. Каждое действие должно быть взвешено, — объяснял Гэвин на последнем совете.

Микаш изучал карту ещё долго после того, как все разошлись.

— Перестань волноваться — лучше выспись, — Гэвин положил ему руку на плечо.

— Надо отдать последние распоряжения, — отмахнулся Микаш. Никакого волнения он не чувствовал, вот совершенно, просто хотелось удостовериться…

— Успокойся, тебя аж колотит! Это очередной бой, такой же, как сотни других на твоей памяти.

Микаш напряжённо выровнялся:

— Такой же. Можно откланяться?

— Давно пора!

***

Микаш проснулся пораньше, чтобы собраться и настроиться перед тем, как затрубили горны и на пороге показался новый оруженосец Кумез, которого назначили взамен прошедшего посвящение Вардена. Кумез был молчалив и робок, но помогал облачаться в доспехи справно. Поверх надетой на стёганку кольчужной рубашки закрепил ремнями пластины панциря, проверил сочленения. Микаш уже пробовал эти доспехи во время тренировок. Не слишком удобно, но капитаны настаивали на полном облачении, раз уж ему выпало вести роту в атаку.

На построение он успел немного раньше Мнишека, чтобы всех ещё раз проверить. Капитан вальяжно прошествовал к ним в белых латах с выведенной на груди чёрной цаплей и красным плащом за спиной. Как будто собирался в бой, хотя целители строго-настрого запретили ему напрягаться. Он осматривал каждого рыцаря, кривился, отчитывал, а под конец разразился грозной речью, косясь на Микаша:

— Ну что, остолопы, к порядку вас не приучили? — Подрывает авторитет прямо перед битвой? Зачем? — Езжайте же и не смейте ронять честь войска маршала Комри. Если кто-то из вас, сосунки, побежит назад, получит болт между глаз! — капитан вскинул заряженный арбалет и обвёл им ближних воинов. — Сражайтесь, слышите?! До последней капли крови, вы только на растопку годные!

Он сплюнул и зашагал прочь. Микаш вышел вперёд, чтобы хоть немного сгладить ситуацию:

— Лорд Мнишек поведал нам, как важны доблесть и бесстрашие на поле брани. Кто-то из вас уже пробовал вкус демонской крови, а для кого-то это впервые. Я не стану врать, что демоны не страшны и не смогут вас убить. Путь воина не бывает лёгким. Но вы должны помнить, для чего вы здесь: чтобы защищать тех, кто остался в солнечном мире — детей, жён, родителей. Ради их счастливых и свободных жизней мы всё это терпим.

По роте прокатились возгласы одобрения. Микаш продолжил:

— Мы выживем. Выживем, чтобы вернуться к ним и насладиться плодами наших побед. Для этого всего лишь надо действовать слаженно. Свобода, равенство, братство — вот что заповедал нам Безликий. Полагаясь на его Кодекс, мы победим и покроем наши имена славой. Вместе!

Он ударил в латы кулаком и выставил вперёд открытую ладонь — древнее приветствие Сумеречников. Рыцари повторили за ним:

— Вместе мы сила!

— Пускай каждый из вас вернётся сегодня живым, — тихо добавил Микаш, обводя всех их, молодых и уже в возрасте, бедных и богатых, внимательным взглядом.

Настроение разряжалось. Они полнились решимости и веры. Микаш улыбнулся и словил на себе гневный взгляд лорда Мнишека. Как же старик завидовал молодости и силе! Можно только пожалеть…

Микаш накинул на плечи алый плащ, Кумез водрузил ему на голову шлем с белыми перьями и подвёл Беркута. Пришло время боя.

Плотно сомкнув строй, воинство ехало к широкой лощине. Красноклювы выступали в авангарде. Стремительным клином они должны были врубиться во вражью орду, истыкать их копьями и затоптать лошадьми, пока демоны не ринулись бы в лес, где их ждала засевшая в укрытиях пехота.

Сизые клочья тумана кутали землю, скрывая выбоины и камни. Солнце выкатывалось из-за гор раскалённым слепящим маревом. Микаш натянул поводья и вскинул руку. Воинство замерло на краю лощины, кони в нетерпении рыли землю копытами. Микаш прикрыл веки, кожей осязая зловещую лиловую дымку демонических аур. Всеобщее волнение сгущалось чёрной тучей, увеличивая собственную тревогу. Живот сводило судорогами, голову вело, а перед глазами мелькали раскроенные черепа и выпотрошенные кишки. Знал бы кто, засмеяли. Нужно отрешиться.

Микаш сделал несколько вдохов, заставляя сердце биться ровно. Гнал прочь дурные мысли, сосредотачиваясь на тех образах, что вызывали спокойствие и умиротворение. Запах цветущего разнотравья на зареченских лугах, бегущее волнами на ветру море серебристого ковыля, вкус утренней росы на стеблях мятлика, отливающая золотом шерсть лошадей, терпкая теплота их шкур. И её лицо, ласковое и нежное, всегда немного печальное. Идеальная фигура, впадины и выпуклости, ложбины между ними. О, в этих лабиринтах можно блуждать вечность и не помышлять о выходе.

Эхо донесло завывание боевых горнов. Не мешкая, Микаш приставил к губам серебряный рог и подул в него.

— За Мидгард! Безликий с нами! — раскатились боевые кличи.

Шпоры скользнули по лоснящимся конским бокам. Беркут рванул вниз по крутому склону, остальные — за ним. Летели из-под копыт комья земли, катились камни. Кони приседали на задние ноги и съезжали с круч. Всадники опасно кренились из сёдел. Внизу их уже ждали. Огромная рать, будто здесь собрались все, кого Сумеречники не успели добить. Последний бой — священная месть мерзким людишкам. Рыжие волкоподобные варги со своими дальними родичами — дикими псами дандо. Лунные Странники с кожистыми крыльями и нетопыриными головами. Великанские огры, косматые, покрытые серой морщинистой кожей. Из-под верхних губ торчали внушительные клыки. В длинных до колен руках зажаты громадные палицы. Седобородые хозяева пущ, Башахуаны, сгорбленные, с узловатыми гибкими руками. Ушастые пакостники-гоблины и их мелкие сородичи гремлины. Чудовищные грюлы верхом на косматых йольских котах с бешеными зелёными глазами. Громадные птицы с медными клювами и когтями. Тролли-шаманы с козьеголовыми посохами. Других — не счесть.

Полетели стрелы. Сумеречники врубились в самую гущу: протыкали копьями, отбивались кистенями и мечами, давили тварей лошадиными копытами. Гам, запах крови. Кто-то падал, кто-то огрызался, чёрная орда нахлёстывала волнами. Слишком много — только полягут все. Идеальный план оказался ловушкой.

Морщась от досады, Микаш снова приложил к губам рог. Три гудка — сигнал к подмоге.

С небес спикировала медная птица. От её когтей едва удалось увернуться, ещё и варги снизу набросились. Микаш отбивался, Беркут следовал за каждым его телодвижением, а мысли были с командирами звеньев. Узнать новости, оценить обстановку, отдать приказания, помочь ближним. И всё это одновременно с собственной борьбой.

Вдалеке запели боевые горны, затряслась земля от копытной дроби. Испуганным рёвом демонская орда возвестила о прибытии подкреплений. Спускались с трёх сторон в лощину конные воины, выбиралась из леса пехота. Микаш скорее чувствовал их, чем видел, в этом море тел.

Твари облепили со всех сторон, как потревоженные дикие пчёлы, огрызались отчаяньем загнанных зверей.

Микаш потерял счёт поверженным врагам и погибшим товарищам. Вся жизнь слилась в бесконечную схватку, заученные движения, когда уже не чувствуется ни страха, ни усталости, ни даже боли.

Зной отступал, ряды нечисти редели. Золото заходящего солнца пробивалось в просветы.

Зашелестели крылья, визг вывел из боевого транса, вернув миру очертания, а мыслям ясность. Обнажились рядом клыки, в нескольких пядях скользнула когтистая лапа. Микаш ударил кистенём наотмашь. Тварь грянулась оземь. Запели боевые горны, оповещая об отступлении.

В голове мелькнуло: не простой Странник, фантом — сильная аура.

Он уже поднимался. Микаш выхватил с пояса аркан и набросил на тварь. Петля сдавила раскрывающиеся крылья. Странник заверещал. Рядом шевелились уцелевшие демоны, но Сумеречники безжалостно добивали их.

Странник рванулся, верёвка скользнула по перчаткам. Микаш намотал её на переднюю луку седла и дёрнул на себя, подтягивая демона ближе. Тварь шипела, увёртываясь от ударов кистенём. Подобралась к Беркуту слишком близко, и тот пнул её копытом. Странник отлетел в сторону и повис на верёвке, как куль с соломой.

— Тише, малыш, — похлопал жеребца по шее Микаш. — Он нужен живым.

Щекотнули скользкую от пота шерсть шпоры. Беркут затрусил между тел вверх по склону, волоча за собой бездыханного демона.

Микаш замыкал строй. Тащили раненых, за погибшими надеялись вернуться позже, если удастся выбить нечисть из леса.

В лагере Кумез помог снять доспехи и забрал Беркута. Странник ещё не очнулся. Микаш запер его в клетку, наспех сколоченную из осиновых прутьев. Осину Странники не любили.

За этим занятием его застал лорд Мнишек. Не послал кого-то, а явился сам, словно Микаш был выше его по званию.

— Что ты творишь? Думаешь, у меня есть силы читать погребальные речи из-за твоих ошибок? Никто за тебя твою работу не сделает!

О, эту песню ему напевала сызмальства мать, а потом и лорд Тедеску с его несносным наследником. Смешно! Впрочем, к старикам нужно быть снисходительней.

— Я и не думал отказываться от почётной обязанности, но спасибо, что напомнили. И за отеческую заботу, и за науку тоже спасибо, — Микаш поклонился в землю, как кланялись простолюдины, а не Сумеречники.

Мнишек смутился. Если бы не темнота, то наверняка бы был заметен румянец на впалых щеках.

— Поговори мне тут!

Он ушёл восвояси. Микаш пожал плечами. Погребальные костры ещё не собрали, поэтому он вернулся в палатку и набросал отчёт для маршала. Скорбные горны затрубили, как раз когда он заканчивал. Погребальных речей он уже успел выучить предостаточно, заодно сочинил ещё несколько.

Отослав Кумеза с отчётом, Микаш ещё раз перечитал списки погибших, переоделся в бело-зелёную парадную форму и направился на погребение. Символические костры были сложены для тех, кто остался в лощине. Громкий чистый, как звон колоколов, голос маршала летел над ночным полем, усиленный эхом. По цепочке подхватывали капитаны рот. Очередь дошла и до Микаша. Он закашлялся, прочистив горло, и шагнул вперёд:

— Сегодня многие не вернулись из боя, многие отправились на Тихий берег, молодые, полные надежд. Мы помним, как утром они шли с нами, шутили и не думали о смерти. И это правильно — не стоит звать костлявую раньше срока. Но раз уж вышло, они не дрогнули перед её лицом, прикрыли нас собой. Благодаря их подвигу мы ещё дышим, наш мир не поглотил хаос, а наши близкие могут спокойно жить в тепле и безопасности. Погибшие не уйдут в забвение, мы запомним их имена, они будут звучать в наших сердцах, пока мы сами не взойдём на эти костры. Давайте назовём их всех, — Микаш принялся читать наизусть список погибших. Отовсюду ему вторили голоса воинов. Поднималось в душе чувство единения и гордости за то, что они делают правое дело, оставив за порогом личную выгоду и распри. — Ступайте с миром. Ваш подвиг будет жить в веках, а ваших близких не обойдёт божья милость и благоденствие. Мы выстоим против мрака!

— Мы выстоим! — вторили отовсюду, даже из чужих рот.

Надо же, как воодушевились!

Слово передали командирам звеньев, которые поджигали костры. Быстро догорели, одно незаметное мгновение для звёзд на небе — человеческая жизнь, такая хрупкая, но такая важная — ничего важнее нет. В подобные моменты понимаешь это лучше всего.

После церемонии посыльный доложил, что маршал ожидает Микаша с пленным на совете. Подозвав несколько воинов покрепче, он велел помочь дотащить клетку со Странником до маршальского костра. Тварь уже очнулась, обняв костлявыми руками прутья, просунула между ними рыло и посверкивала красными глазами в темноте. Пока парни тащили — молчала. Ничего, под серебряным лезвием расколется, как миленькая.

Вокруг костра уже собрались капитаны и советники. Настороженно наблюдали, как перед ними устанавливают клетку с демоном. Гэвин пришёл последним, по хмуром усталому виду ясно, что его что-то тревожило.

— Я взял пленного. Хочу допросить. Можете считать это мнительностью, но мне кажется, демоны знали о наших планах, — робость перед кумиром пришлось отставить в сторону ради дела.

Гэвин пожал плечами:

— Допрашивай.

Он уселся на бревно вместе с капитанами, поставил локти на колени и подпёр подбородок ладонями.

Микаш никогда никого не допрашивал, но… Не идти же на попятную.

Странника вывели из клетки и привязали к столбам рядом с костром. Тварь дёргалась, пытаясь цапнуть зазевавшихся, но, оказавшись связанной, обмякла, глядя кроваво-красными глазами в лицо Микаша.

Ему поднесли серебряный кинжал. Отрешиться. Показывать слабость нельзя никогда, особенно своим.

— Струсил, убийца? — прошипел, обнажив клыки, Странник. — Головы резать ты мастак, а мучить перед всеми — сразу совестно? Вот она, истинная суть палача!

Язык заговаривает.

— Если хочешь умереть быстро — отвечай на вопросы. Как вы узнали о наших планах? Кто ваш лазутчик?

— Думаете, мы не можем предсказать все ваши ходы? Нет никакого лазутчика. В ваших поражениях виноваты вы сами.

— Уж конечно, — хорошо хоть демон разозлил его достаточно, чтобы брезгливость унять. Микаш полоснул серую кожу серебряным лезвием. — Будешь отвечать?

Выступила чёрная кровь, запахло палёным мясом. Странник зашипел, извиваясь:

— Нет лазутчика! Вы сами кусаете себя за хвост. Скот останется без сторожей, и тогда его можно будет откормить и схарчить, как у вас в селе.

Микаш смерил его ледяным взглядом и вырезал лоскут кожи на мохнатой груди. Палёная шерсть и мясо воняли премерзко. Как когтями по стеклу, визжала тварь. Помогало только то, что капитаны наблюдали бесстрастно.

— Ещё одно оскорбление — и я сниму с тебя всю кожу. Имя!

— Хоть режь по кусочкам — не скажу.

— Значит, лазутчик всё-таки есть!

Странник зарычал, разрывая верёвки, и насадил себя на выставленный для защиты кинжал. Лезвие вошло в грудь по рукоятку. Демон дёрнулся и рухнул на землю бездыханным. Микаш мотнул головой, прогоняя оцепенение. Гэвин вручил ему платок, чтобы вытереться от крови.

— Лазутчик точно бывал на советах, — предположил Микаш, чтобы сгладить оплошность. — Нужно проверить, нет ли у присутствующих шрамов на шее.

Гэвин в задумчивости почесал бровь и приказал капитана зычным голосом:

— Исполняйте!

Микаш взял факел. Капитаны, помощники и советники отворачивали вороты рубах, кривясь, словно это унижало их высокородную честь. Вильгельм, напротив, презрительно ухмыльнулся, когда Микаш ничего у него не нашёл. Остальные тоже оказались чисты. Микаш замер возле последнего — Дайон Томази, капитан роты Чернопёрых. Норикиец, из обедневшей семьи, телепат, как и Микаш. Ему было за тридцать, крепкий, но невысокий, звание носил не первый год, на советах отмалчивался, но на поле брани был смелый и удачливый.

Было в его взгляде что-то подозрительное, но шея тоже оказалась чиста.

— Доволен, маршальский прихвостень? — зашептал на ухо Дайон, поправляя ворот. В голос добавил: — Сам-то шею покажешь? Да я отсюда шрамы вижу!

— Они у меня с детства. Маршал знает.

Микаш повернулся к Гэвину и покорно склонил голову. В темноте не получалось разглядеть его лицо, только пульсировала и покрывалась жилками нестерпимо-голубая аура. Маршал насторожился? В чём-то его подозревает? Но ведь…

Сгусток воздуха ударил в бок. Микаш едва успел подставить ладони прежде, чем упал на четвереньки.

— За Единого!

Над головой свистнул клинок. Микаш обернулся: Дайон застыл над ним с растопыренными ногами и руками, в правой зажат короткий меч. Глаза вытаращились, рот суматошно глотал воздух, словно на горло давила удавка. Телекинетические путы полностью обездвижили его всего за одно мгновение мысли!

«Маршал только что мне жизнь спас! В очередной раз!»

— Кляп ему в рот и живо ко мне в шатёр! — приказывал Гэвин, продолжая удерживать Дайона.

Микаш подскочил. После затишка мысли играли в чехарду. Бунтовщики среди Сумеречников? Снюхались с демонами? Вербовали лазутчиков? Готовили покушение на маршала? Пытались ослабить армию?

То же обсуждали капитаны.

Как Дайон пронёс оружие на совет? Всех же обыскивали!

Двое охранников выбили меч из безвольной руки Дайона и потащили к шатру Гэвина. Маршал направился следом. Ну уж дудки! Микаш защитит его, прикроет спину, даже если это будет стоить места в ордене.

Он чуть не бежал. Стражники затолкали пленника в шатёр и отошли. Гэвин развернулся у входа и перегородил путь рукой.

— Это небезопасно! — горячился Микаш.

— Правильно. Поэтому ты остаёшься здесь, — Гэвин развернулся и нырнул под полог шатра.

Микаш сунулся за ним и врезался в невидимую преграду. Полыхнул голубоватым отсветом телекинетический щит. Оставалось только молотить по нему кулаками в бессилии. Ни одного звука не доносилось! Что же там происходило?!

Микаш уселся на землю и закрыл глаза, присматриваясь к аурам, но щит глушил даже их. Голова трещала: то ли от усталости и бесконечных волнений, то ли от удара телекинезом. Хорошо хоть дар не использовал в это время, иначе бы не очухался до завтра.

Капитаны толпились рядом. Их взгляды сверлили затылок, их эмоции — тревога и недоверие. Но волновал больше маршал — закрытая на пудовый замок книга, которую нестерпимо хотелось прочесть от корки до корки, разгадать зашифрованный в мутных словесах смысл, но Микаш не мог дотянуться даже до инкрустированной золотом обложки.

Полыхнула голубая аура. Раздался крик. Микаш подскочил и вжался в невидимый щит. Преграда, как стекло, разлетелось на осколки, и Микаш, потеряв опору, едва не рухнул, и нос к носу столкнулся с выглянувшим из шатра Гэвином. С ладоней падали тёмные капли, в ночном воздухе витал солоноватый привкус крови. Так пахла беда.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Гэвин обратился к стражникам:

— Заберите тело. На рассвете сожжём, как предателя.

Он пошатнулся. Микаш попытался подхватить его, но тот выровнялся и отстранился, скрестив руки на груди, заговорил чётко и бойко:

— В лагере есть ещё предатели. Соберите всех истинных телекинетиков, кто умеет обходить ментальные блоки и невосприимчив к внушению. Проверим всех — я расскажу, что делать. Начнём с приближённых к Томази, телепатов в первую очередь.

Рыцари бросились исполнять приказания. Сила маршала, даже когда он был настолько ослаблен, довлела над лагерем, не позволяя ослушаться. Никогда.

— Дайона подкупили демоны? — спросил Микаш.

Гэвин наградил его тяжёлым взглядом:

— Если бы. Единоверцы.

— Как у них ума хватило?

— Не у них, а у тех, кто стоит над ними. Защитники Паствы в небесно-голубых плащах — так они себя называют.

— Те одержимые из Эскендерии? Я слышал, они возглавили наступление. Говорят, будто их изгнали из ордена за то, что они услышали глас истинного бога.

Гэвин с досадой сплюнул:

— Вопрос только в том, какого именно бога.

— Иногда даже жаль, что люди так доверчивы.

— Вера — великая сила, вероятно, самая страшная в мире. Нас хотят стравить друг с другом. Простая стратегия, как и всё гениальное: разделяй и властвуй. Не рассказывай никому, что они тобой интересовались.

— Я понимаю. — Между ними разверзалась пропасть по мере того, как Микаш осознавал происходящее. Дайон был телепатом. Допрашивают телепатов. Одержимые интересовались Микашем. И то пророчество вёльвы… Гэвин всё знает! — Не возьмёте меня на допрос? Я читал о ментальных техниках, даже пробовал кое-что. Могу поделиться резервом, у меня большой запас!

— Нет, — Гэвин повернулся в сторону возвращающихся рыцарей.

— Вы мне не доверяете? — спросил Микаш в отчаянье. Нет, он не может потерять дружбу маршал! А была ли дружба? — Я готов пройти проверку первым, самую строгую и предвзятую. Я сделаю всё! Я отдам за вас жизнь!

Лишь бы не видеть подозрение в его глазах и не слышать отчуждение в голосе!

— Тише! — Гэвин зажал ему рот. — Тебя и так проверят первым. Не пойми меня неправильно: если бы ты переметнулся, я бы почувствовал, но сейчас нас обоих загрызут, если мы этого не сделаем. Просто верь мне — это единственное, чем ты можешь помочь.

У костра собрались телекинетики и бросали на них любопытные взгляды. Гэвин подошёл к ним и принялся что-то объяснять, помогая себе руками.

Скорее бы. Ожидание невыносимо!

Рыцари обернулись к Микашу.

— Не соблаговолите пройти с нами? — поинтересовался один из телекинетиков. — Это пустая формальность — не стоит волноваться.

Микаш склонил голову, для маршала — не для них. Встал у костра, куда указывали. Телекинетики окружили его.

— Не сопротивляйтесь, и всё пройдёт легко, — сказал тот же рыцарь.

Гэвин стоял в шаге от них. По хмурому виду было ясно, что легко не будет в любом случае.

Микаш сделал глубокий вдох. Пальцы множества рук легли на голову, будто покрыли её всю. Из них выстреливали искристые ленты, жалили, пронзали, рвали и выворачивали наружу мозги. Сознание мутилось, в глазах темнело. Даже на допросе у дознавателей не было так больно. Так должно быть? Или это от усталости? Или потому что и вправду виноват? Вправду, демон. Самый худший из всех!

Перед глазами мелькали детские кошмары: накатывающие на степь валы гудящего пламени, свой злорадный смех, от которого стыла кровь, тьма одиночества и беспредельной власти, жажда возмездия, что не есть справедливость, а просто оскал обезумевшего от боли зверя. Всепоглощающая ненависть. К заведённому ли порядку? К глупым односельчанам? К заносчивым и жадным высокородным? К пресмыкающимся безземельным? Нет, они все — мелкие шавки, их укусы даже не чувствуются. Но есть там кто-то родной и близкий, которому даришь любовь бескорыстно, а он обращает её в ненависть, бьёт в спину и вырывает сердце из груди. Боль заволакивает всё существо алым маревом, вытаскивает наружу злобу, оборачивает бронёй из ярости и жажды мести. Микаш выпускает внутреннего демона из клетки, чтобы поменяться с ним местами, оставляя для себя лишь узкую щель. Чтобы видеть.

Полыхнули нестерпимо-синим глаза, тонкие губы сжались в полоску, черты такие острые, что можно порезаться. Серебряная сойка в его раскрытой ладони. Этот сильный повелевающий голос: «Тёмное есть в каждом из нас — свой демон. Можно прятать его от посторонних глаз или прятаться самому. Но истинную силу обретаешь, лишь встретившись с ним лицом к лицу и покорив его. Заставь его служить себе и людям, а не служи сам. — И чуть позже, сказанное вкрадчивым шёпотом: — Не подведи. Ты мне нужен, ты нужен всему Мидгарду».

«Я не злобная тварь! Я докажу, что достоин вас»!

Микаш закусил губу до крови — её привкус отрезвил. Реальная боль. Не падать. Не показывать слабость — за слабость сжирают живьём, особенно здесь.

— Хватит, он чист! — выкрикнул Гэвин.

Отпустили так резко, что Микаша едва не разорвало на части.

— Ну как? — поинтересовался телекинетик с напускной вежливостью.

— Комариный укус! — выкрикнул он, чтобы никто не догадался, как ему плохо.

Рыцари расступились, пропуская Гэвина. Тот двумя пальцами запрокинул голову Микаша назад и вытер платком его нос, шепча на самое ухо:

— Что за глупый, упрямый мальчишка? Какой год с тобой вожусь, а ума так и не прибавилось!

Тело наливалось тяжестью, но больше всего беспокоил растекающийся по лицу стыдливый румянец.

Гэвин показал перепачканный в крови платок. Надо же, Микаш и не почувствовал.

— А вы какого демона опорожнили добрую половину резерва?! Знаете, скольких ещё проверять придётся? — отчитывал Гэвин рыцарей. Те виновато прятали глаза. — Если он надорвался, шкуры с вас спущу, ясно?!

Подозрения сняли?

Кровь всё текла на губы, по подбородку и мазала ворот рубахи.

— Мастер Холлес, к целителям его, живо! — крикнул маршал прохлаждавшемуся рядом Вильгельму.

Тот подошёл и попытался взять Микаша под руку, но он вырвался.

— Я в порядке. Я пойду с вами!

Маршал снова зашептал:

— Не подрывай мой авторитет, я не хочу тебя наказывать. Ты нужен мне. Живым.

Ну да, приказы маршала не обсуждаются, чтоб их! Пришлось тащиться к целителям. Вести себя под руку Микаш не позволил — Вильгельм только направлял его, подталкивая в спину.

— Что же маршал такое издевательство допустил? Нет, понятно, что хотел своё имя очистить. Но нам же теперь вас на ноги ставить. А не поставим, так он точно угрозу исполнит! — кудахтал главный целитель.

Его подчинённые суетились вокруг: щупали пульс, совали в кровоточащий нос бинты. В горло влили целый кувшин особенно мерзких зелий. Аж удивительно, что не вытошнило, хотя мутило знатно. Снова много рук водило над головой — закрывали бреши в ауре и оттягивали нездоровое влияние чужого дара. Только легче не становилось. Жутко хотелось знать, что происходит в лагере: обнаружили ли ещё лазутчиков? Вдруг кто-то из его роты? Из близких знакомых? Кто будет защищать маршала, пока он тут прохлаждается?!

Микаш уже порывался уйти без спроса, как его отпустили. Напоследок главный целитель вручил ему две фляги.

— Это восстанавливающее, — он указал на красную крышку, — а это сонное, — на зелёную.

— Сонное зачем?

— Приказ маршала, — главный целитель развёл руками. — Крепкий сон восстанавливает силы лучше, чем самое чудодейственное зелье. Не пренебрегайте им!

А то Микаш не знал. Тьфу!

Он вышел из палатки. На улице вместо Холлеса его встретили два стражника. Микаш направился к себе — они двинулись следом. Слабая надежда, что отстанут, растаяла, когда он добрался до своей палатки. Хоть бы вид сделали, что не следят. Микаш развернулся и спросил в лоб:

— Что это значит?

— Приказ маршала. К вам никого не пускать, вас никуда не выпускать.

— Меня снова в чём-то подозревают?

— Нет, но на вас покушались.

Микаш недоумённо моргнул. Они про Дайона, что ли?

— Это недоразумение. Никому я не нужен!

Они встали у входа в палатку. Тут ничего доказать не выйдет. Микаш нырнул под полог и, не снимая сапоги, развалился на тюфяках. Усталость придавила к земле, а до этого не чувствовалась почти. От досады Микаш выхлебал вначале всё восстанавливающее зелье, а потом принялся и за сонное. Жажда совсем замучила.

И его как будто не стало.