Иисус, продолжая говорить им притчами, сказал: Царство Небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего и послал рабов своих звать званых на брачный пир; и не хотели прийти. Опять послал других рабов, сказав: скажите званым: вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и все готово; приходите на брачный пир. Но они, пренебрегши то, пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю свою; прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их. Услышав о сем, царь разгневался, и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжег город их. Тогда говорит он рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир. И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими. Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых, а мало избранных (Мф. 22, 1–14).

Он же сказал ему: один человек сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже все готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу прийти. И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место. Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди прийти, чтобы наполнился дом мой. Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных (Лк. 14, 16–24).

 

Свт. Григорий Двоеслов (по св. евангелисту Матфею)

Я, возлюбленнейшая братия, хочу по возможности кратко проследить чтение Евангелия, дабы в конце его иметь возможность остановиться на продолжительнейшем собеседовании. Но наперед надобно спросить, это ли самое чтение у Матфея, которое у Луки описывается под названием вечери (Лк. 14, 16 и далее)? И действительно, есть нечто такое, что представляется разногласным, потому что здесь говорится об обеде, а там о вечери; здесь выгнан тот, кто пришел на брак не в приличной одежде, там не упоминается ни об одном, которого бы выгнали. Из этого выходит справедливое заключение, что здесь браком обозначается настоящая Церковь, а там — вечерей — вечное и последнее собрание; потому что, как в эту (Церковь) входят некоторые, имеющие выйти из нее, так и там вечерей обозначается вечное и последнее собрание, так что вошедший в то однажды более уже не выйдет из него. <…> Итак, Царство Небесное есть Церковь Праведных, потому что сердца их, не привязываясь ни к чему земному, через это самое, что они стремятся к горнему, делаются Царством в них Господа, как бы Небесным. Итак, говорится: Царство Небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына.

Любовь ваша разумеет уже, кто этот Царь, Отец Сына Царева; это Тот, о Ком Псалмопевец говорит: Боже! даруй царю Твой суд и сыну царя Твою правду (Пс. 71, 1). Он-то сотворил брак Сыну Своему. Ибо Бог Отец сотворил брак Сыну Своему, Богу, тогда, когда в девственном чреве совокупил Его с человеческим естеством; когда благоволил, чтобы Бог прежде веков, был человеком на конце веков. <…> Отец сотворил брак Сыну Цареву тем, что через таинство воплощения сочетал с Ним Святую Церковь. А чрево Богородицы Девы было чертогом для Жениха сего. Поэтому и Псалмопевец говорит: по всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их. Он поставил в них жилище солнцу, и оно выходит, как жених из брачного чертога своего (Пс. 18, 5–6). Он, яко Жених, вышел из чертога Своего, когда воплотившийся Бог вышел из нерастленного чрева Девы на сочетание с Ним Святой Церкви. Поэтому Он послал рабов Своих пригласить друзей на этот брак. Он послал раз, послал в другой, потому что проповедниками воплощения Господня сперва послал пророков, а потом апостолов. И так Он дважды посылал рабов для приглашения, потому что и через пророков возвестил о будущем воплощении Единородного, и через апостолов проповедал о совершившемся. Но поскольку те, которые были приглашены прежде, не хотели прийти на брачный пир, то во втором приглашении говорится: вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и все готово.

Что мы, возлюбленнейшая братия, разумеем под юнцами и упитанными, если не Отцов Нового и Ветхого Завета? <…> поскольку в законе написано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего (Мф. 5, 43), то праведники в то время имели дозволение теснить врагов Божиих и своих всей силой, сколько имеют, и убивать их мечом. Это в Новом Завете, без всякого сомнения, запрещается, когда Истина лично проповедует, говоря: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас (Мф. 5, 44). Итак, кто обозначается юнцами, если не отцы Ветхого Завета? Ибо они, получив дозволение от Закона, воздаянием отмщения поражали врагов своих, подобно юнцам, которые бодали врагов своих рогами телесной силы? Что же изображается через упитанных, если не отцы Новозаветные, которые, принимая благодать внутреннего утучнения, возвышаясь над земными пожеланиями, возвышаются к горнему на крыльях своего созерцания<…>, которые от разумения небесного питаются уже пищей внутреннего наслаждения через святые стремления к горнему, тучнеют, как бы от обильнейшей пищи. Этим-то туком желал насыщаться Пророк, когда говорил: как туком и елеем насыщается душа моя, и радостным гласом восхваляют Тебя уста мои (Пс. 62, 6). Итак, поскольку посланные проповедники воплощения Господня, сперва пророки, а после святые апостолы, подверглись гонению от неверных, приглашенных, но не захотевших прийти, то говорится: тельцы мои и что откормлено, заколото, и все готово. Ясно говорится, как бы так: «Взирайте на кончину Отцов предшествующих и помышляйте о средствах к жизни вашей». Но замечательно, что при первом приглашении ничего не говорится о тельцах и упитанных, а при втором уже упоминаются тельцы и упитанные; потому что Всемогущий Бог, когда мы не хотим слушать слов Его, присовокупляет примеры для того, чтобы все, кажущееся нам невозможным, было тем удобнее вероятным, чем вернее мы узнали, что оно совершилось уже и над другими.

Далее следует: но они, пренебрегши то, пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю. Потому что идти на село свое значит неумеренно предаваться труду земному, а идти на купли (на торговлю) значит сильно желать прибылей от действий мира сего. Ибо иной, занятый земным трудом, а другой, преданный делам мира сего, не хотят основательно размыслить о таинстве воплощения Господня и с ним сообразовать жизнь свою, отказываются идти на брак Царев, как бы отходя на поле или на торжище. Но, — что еще важнее, — некоторые большей частью не только отвергают благодать призывающего, но и преследуют (призывающих). Поэтому-то и присовокупляется: прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их. Услышав о сем, царь разгневался, и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжег город их. Он губит убийц, потому что истребляет преследующих. Город их выжигает огнем, потому что не только души, но даже и тела, в которых те обитали, заставляет мучиться в вечном пламени геенны. Но об убийцах говорится, что они погублены посланными войсками, потому что всякий суд над людьми совершается через Ангелов. Ибо что такое строи Ангелов, если не воинства Царя нашего?

<…> о силе отмщения Его отцы наши только слышали, а мы ныне уже видим. Ибо где те гордые преследователи Мучеников? Где те, которые поднимали выю сердца против Создателя Своего и гордились смертоносной славой мира сего? Вот уже смерть Мучеников прославляется верой живых, а те, которые хвалились своею жестокостью против них, иначе не воспоминаются, как в числе умерших. Итак, мы из событий узнаем то, что слышим в притчах.

Итак, Тот, Кто узнает, что Его приглашения презирают, не будет иметь пустыми брачные чертоги Царя, Сына Своего. Он посылает к другим, потому что слово Божие, хотя на иных действует без успеха, однако же некогда найдет, где может успокоиться. Поэтому и присовокупляется: тогда говорит он рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир. Если мы в Св. Писании принимаем пути за действия, то под исходищами путей разумеем недостатки действий, потому что большей частью приходят к Богу те, которых земные дела не сопровождаются никакими выгодами. Далее следует: и рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими.

Вот уже самим качеством возлежащих ясно показывается, что этим браком Царя означается настоящая Церковь, в которой с добрыми вместе сходятся и злые. Потому что она смешена различием детей, которых всех рождает к вере так, что, по уважительным причинам, не всех доводит до свободы духовной благодати через перемену жизни. Ибо доколе мы живем здесь, дотоле необходимо, чтобы мы продолжали путь настоящего века в смешении. Но рассортировываемся тогда, когда достигаем конца его. Ибо одних добрых нигде нет, кроме неба; и одних злых нигде нет, кроме ада. Но эта жизнь, которая находится между небом и адом, так как стоит на средине, так и граждан вообще принимает от обеих сторон; впрочем, Святая Церковь и ныне принимает их не без разбора, и после различает при исходе. Итак, если есть добрые, то доколе вы пребываете в этой жизни, дотоле равнодушно терпите злых. Ибо кто не терпит злых, тот через нетерпеливость сам о себе свидетельствует, что он не добр. Ибо Авель, которого не занимает злоба Каинова, соглашается умереть. Так во время молотьбы на току зерна ложатся под мякину; так цветы растут между терниями, и пахучая роза вырастает с остриями, которые укалывают. Потому что первый человек имел двух сынов; но один из них избранный, а другой нечестивый (см.: Быт. 4, 1). <…> Двенадцать апостолов было избрано; но в число их один допущен был для того, чтобы искушать, а одиннадцать для того, чтобы быть искушаемыми (см.: Ин. 6, 71). Семь диаконов было поставлено апостолами (см.: Деян. 6, 5); но тогда как шесть пребыли в правой вере, один вышел изобретателем заблуждения (см.: Откр. 2, 6). Итак, в этой Церкви ни злые без добрых, ни добрые без злых быть не могут. Поэтому, возлюбленнейшая братия, припоминайте протекшие времена и укрепляйте себя к терпению злых. Ибо, если мы дети избранных, то по необходимости нам остается последовать их примеру. Ибо тот не был добрым, кто отказывался терпеть злых. <…> Ибо, скажу так, железо души нашей никак не доводится до остроты лезвия, если это не будет обточено пилою постороннего нечестия.

Но то не должно устрашать вас, что в Церкви много злых, а мало добрых; потому что в ковчег на водах потопных, бывшем образе настоящей Церкви, была широта в низших частях и теснота в верхних: последняя вверху по мере оканчивалась одним футом. Это, вероятно, потому, что внизу помещались четвероногие и пресмыкающиеся, а вверху — птицы и люди. Где был он широк, там вмещал зверей; а где узок, там хранил людей, именно потому, что Святая Церковь обширна плотскими, а тесна духовными. Ибо где она терпит зверские нравы людей, там обширнее распространяет место. А где имеет людей, которые подкреплены духовным разумом, там она возводится вверх, но, впрочем, суживается потому, что их мало. Потому что входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их (Мф. 7, 13–14). Ковчег вверху делается узким до того даже, что доводится до меры одного фута, потому что в Святой Церкви, чем святее кто, тем менее их. На самом верху она (Церковь) доводится до Того, Кто единственный Человек среди людей, и без сравнения с другим, родился Святым. Он, по слову пророка, соделался как одинокая птица на кровле (Пс. 101, 8). Итак, злые тем более должны быть терпимы, чем более их по количеству, потому что и на молотильном току не много зерен, которые соблюдаются в житницах, но огромные кучи соломы, которые сожигаются огнем.

Но поскольку вы, братия, по милосердию Господню, вошли уже в дом брачный, т. е. в Святую Церковь, то тщательно осматривайте, дабы входящий Царь не нашел чего-либо неприличным в настроении души вашей. <…> Что, возлюбленнейшая братия, по нашему мнению, выражается через брачную одежду? Ибо если мы назовем брачной одеждой Крещение или веру, то кто вошел на сей брачный пир без Крещения и веры? Ибо он стоит вне (брачного пира) по тому самому, что еще не уверовал. Итак, что мы должны разуметь под брачной одеждой, если не любовь? Ибо входит на брачный пир, но входит без брачной одежды тот, кто, числясь в Святой Церкви, имеет веру, но не имеет любви. <…> И подлинно, братие, если бы кто, приглашенный на телесный брачный пир, не переменив одежды, то он самым неприличием своей одежды показал бы, как он сорадуется жениху и невесте, и краснел бы, что он явился среди радующихся и празднующих в презренных одеждах. Мы приходим на брак Божий и не хотим переменить одежду сердца. <…> Но надобно знать, что как одежда развешивается на двух деревах, т. е. верхнем и нижнем, так и любовь заключается в двух заповедях, именно: в любви к Богу и ближнему, потому что написано: и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мк. 12, 30–31; см. тж. Втор. 6, 5). Здесь надобно заметить, что в любви к ближнему полагается мера любви, когда говорится: возлюби ближнего твоего, как самого себя, а любовь к Богу не стесняется никакой мерой, когда говорится: и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею. Ибо не повелевается, сколько каждый должен любить, но всецело, когда говорится: всем; потому что истинно любит Бога тот, кто ничего не оставляет для себя самого. <…> Поэтому-то у пророка Иезекииля преддверие ворот в самый город, устроенный на горе, имеет меру двух локтей (см.: Иез. 40, 9), именно потому, что для нас недозволен вход в Небесный Град, если мы не имели любви к Богу и ближнему в этой Церкви, которая называется преддверием потому, что еще вне (града). Поэтому-то заповедуется двукратное окрашивание опон, закрывающих Скинию (см.: Исх. 26, 1). Эти опоны скинии — вы, братие, вы, которые верой сокрываете таинства небесные в сердцах своих. Но на опонах скинии должна быть сугубо алая краска. Потому что алая краска имеет вид огня. А что такое любовь, если не огонь? Но эта любовь сугубо должна быть окрашена, чтобы красилась и любовью к Богу, красилась и любовью к ближнему. Ибо кто любит Бога так, что созерцая Его, нерадит о ближнем, тот хотя и окрашен, но не окрашен сугубо. И наоборот, кто любит ближнего так, что по любви к нему оставляет созерцание Бога, тот хотя и окрашен, но не окрашен сугубо. Итак, чтобы любовь ваша могла быть сугубо окрашенным алым цветом, то должна пламенеть и любовью к Богу, и любовью к ближнему, так как она ни по состраданию к ближнему не должна оставлять созерцания Бога, ни по напряженному созерцанию Бога не должна оставлять сострадания к ближнему.

<…> Еще надобно знать, что самая любовь к ближнему подразделяется на две заповеди, когда некто мудрый говорит: еже ненавидимы, да никомуже твориши (Тов. 4, 15). И лично Истина проповедует, говоря: итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними (Мф. 7, 12). Ибо если мы и то уделяем другим, чего желаем сами получить, и удерживаемся делать другим то, чего себе не желаем, то соблюдаем ненарушенными права любви. Но <…> ежели кто кого любит, но любит не ради Бога, тот не имеет любви… истинная любовь состоит в том, когда и друг бывает любим в Боге, и враг бывает любим ради Бога. Ибо сей последний любит ради Бога… и тех, которые его не любят. Ибо любовь обыкновенно доказывается только противлением ненависти. Почему и лично Господь говорит: любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас (Лк. 6, 27). Следовательно, истинно любит тот, кто ради Бога любит и того, о ком знает, что сей его не любит. Это важно, это высоко и для многих в исполнении трудно, но это составляет брачную одежду. И кто, возлежа на браке, не имеет ее, тот при вшествии Царя весьма должен опасаться высылки вон. <…> Осмотрите сердца свои со всех сторон, не имеете ли вы какой-либо ненависти, не завидуете ли чужому счастью, не питаете ли тайной злобы с желанием вредить кому-либо.

Вот Царь входит на брачное пиршество и осматривает расположение нашего сердца, и тому, кого находит не одетым любовью, тотчас во гневе говорит: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Весьма удивительно, возлюбленнейшая братия, что Он и другом называет его… Он же умолча, потому что, — о чем говорить нельзя без слез, — на оном суде последнего воздаяния не будет никакой причины к извинению, так как тот совне кричит, кто, будучи свидетелем совести, внутренне обвиняет душу. Но между тем надобно знать, что кто имеет эту одежду добродетели, но не в совершенстве, тот не должен отчаиваться в прощении при входе Царя Святого; потому что Сам Он, подавая нам через Псалмопевца надежду, говорит: в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было (Пс. 138, 16).

Но поскольку мы сказали это немногое в утешение падающего и слабого, то теперь обратимся с словом к тому, кто решительно не имеет этой надежды. Далее следует: Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов. Тогда решением совести связываются ноги и руки у тех, которые не хотели быть связанными для нечестивых дел исправлением жизни. Или яснее: тогда свяжет наказание тех, которых не вязало уклонение от добрых дел. Ибо ноги тех, которые не хотят посетить больного, и руки, которые ничего не дают от благостяжания нуждающимся, уже связаны волей. Следовательно, те, которые ныне связываются пороком добровольно, тогда против воли связываются наказанием. Но хорошо говорится, что он выбрасывается во тьму внешнюю. Потому что внутренней тьмою мы называем слепоту сердца, а внешней тьмою — вечную ночь осуждения. Итак, тогда каждый осужденный отсылается не во внутреннюю, а во внешнюю тьму потому, что там против воли отсылается в ночь осуждения тот, кто здесь добровольно пал в слепоту сердца. Где предсказывается плач и скрежет зубов для того, чтобы там скрежетали те зубы, которые здесь услаждались обжорством; чтобы там обливались слезами те глаза, которые здесь вращались от непозволенных пожеланий, так как подвергнутся частному наказанию порознь все члены, которые здесь служили в частности различным порокам.

Но по отвержении одного, в котором выражается именно совокупность всех злых, тотчас присовокупляется общая мысль, в которой говорится: ибо много званых, а мало избранных. Возлюбленнейшая братия, весьма страшно то, что мы выслушали. Вот все мы, уже призванные, верой пришли на брачный пир Царя Небесного, и веруем и исповедуем таинство воплощения Его, принимаем брашно Слова Божия; но в будущий день суда Царь приидет. Что мы призваны, это мы знаем, но избранные ли мы, этого не знаем.

Следовательно, тем необходимее каждому из нас смиряться, чем менее он знает о своем избрании. Ибо некоторые не начинали еще быть добрыми, а некоторые начали добрые дела, но не устояли в них. Иной по видимому всю жизнь провел в нечестии, но под конец жизни через слезы строгого покаяния возвращается от своего нечестия, другой по видимому проводит жизнь избранных, и однако же случается, что он под конец жизни склоняется к нечестию заблуждения. <…> Но поскольку иногда умы слушающих более обращают внимания на примеры верующих, нежели на слова учащих, то я хочу вам сказать о ближнем нечто такое, что ваши сердца должны выслушать тем с большим соболезнованием, чем ближе к ним это сказание о ближнем. <…> Отец мой имел трех сестер, которые все три были священными девами: из них одна называлась Фарсиллой, другая — Гордианой, третья — Эмилианой. Все — воспламенные одной ревностью, посвященные в одно и то же время, живя под установленным надзором, они провождали жизнь общественную в собственном доме. И когда они долго были в этом сожительстве, то Фарсилла и Эмилиана начали возрастать в ежедневных приращениях любви к Создателю своему и, будучи единой плоти, переходить духом в вечность. Напротив же того, душа Гордианы начала охлаждаться от жара внутренней любви ежедневными ее утратами, и мало-помалу возвращаться к любви века сего. Часто Фарсилла с великой скорбью говаривала сестре своей Эмилиане: «Вижу, что сестра наша Гордиана не на нашей стороне, ибо я прилежно рассматриваю, что она выбегает со двора и не бережет сердца для того, для чего предположила». Они старались исправить ее кротким ежедневным обличением и от легкомыслия нравственного возвратить к важности ее звания. Та среди слов исправления хотя и принимала неожиданно вид важности, однако же, когда проходило время этого исправления, тогда вдруг проходила и притворная важность честности, и она тотчас возвращалась к словам легкомыслия. Она радовалась сообществу мирских девиц, и для нее весьма было тягостно то лицо, которое не было предано сему миру. Но в одну ночь тетке моей Фарсилле, которая была почтеннее и очень выше сестер своих силой постоянной молитвы, тщательным измождением плоти, необыкновенным воздержанием и важностью высокой жизни, явился, как она сама рассказывала, прапрадед мой Феликс, настоятель сей Римской Церкви, и указал ей на жилище непрестаемого света, говоря: «Приходи, потому что я принимаю тебя в этом жилище света». В следующую ночь она вдруг впала в лихорадку и через день приблизилась к смерти. А так как на кончину благородных женщин и мужчин сходятся многие, чтобы утешать их родственников, то в самый час ее кончины обступили одр ее многие мужчины и женщины, в числе которых была и мать моя. Когда она вдруг, устремляя взор кверху, увидела грядущего Иисуса, тогда с великой заботливостью начала кричать окружающим: отойдите, отойдите, Иисус грядет! И когда она устремила внимание на Того, Кого видела, тогда эта святая душа отрешилась от тела; и вдруг распространилось такое приятное благоухание, что самая даже эта приятность всем засвидетельствовала, что туда пришел Виновник приятности. А когда, по обычаю над умершими, обнажили тело ее для обмывания, то найдены затверделые, как у верблюдов, наросты кожи на локтях и на коленях от продолжительной молитвы; и мертвая плоть засвидетельствовала о том, что всегда совершал живой дух ее. Это было за день до Рождества Господня. По прошествии его, она тотчас явилась сестре своей Эмилиане в сонном видении ночью, говоря: «Я пришла за тем, чтобы, проведши без тебя день Рождества Господня, провести уже с тобою святой день Богоявления». Та, заботясь о спасении сестры своей Гордианы, тотчас отвечала ей: «Если я одна приду, то на кого оставлю сестру нашу Гордиану?» Ей, как сама говорила, та со скорбью опять сказала: «Иди ты, ибо Гордиана, сестра наша, перечислена к мирянам». За этим видением тотчас последовала болезнь телесная и так, как было сказано, за день до Богоявления эта скончалась от усиления своей болезни. Гордиана же тотчас, как только осталась одна, предалась своему нечестию, и что доселе скрывала в мысленном пожелании, то после выразила на опыте нечестивого дела. Ибо, забыв страх Господень, забыв стыд и благоговение, забыв о пострижении, она после вышла замуж за откупщика полей своих. Вот, все три вместе прежде пламенели усердием, но не пребыли постоянно в одном и том же подвиге; потому что, по слову Господню: ибо много званых, а мало избранных. <…> Но поскольку я рассказал о таком событии, которое устрашило вас Божественным правосудием, то расскажу еще в противоположность и о другом, которое должно успокоить устрашенные сердца ваши Божественным милосердием. <…> В монастырь… прибыл в сожительство некоторый брат, который долго по правилам был испытуем, и наконец принят. За ним последовал брат его в монастырь, не по усердию к сожительству, но по плотской любви. Но тот, который пришел для сожительства, весьма нравился братии; напротив же, брат его далеко отстоял от него и по жизни, и по нравам. Впрочем, он жил в монастыре более по необходимости, нежели по воле. И хотя во всех своих поступках был развратный человек, но равнодушно был всеми терпим ради брата своего. <…> Он сильно оскорблялся, если бы кто стал говорить ему что-либо об исправлении его нравственности. <…> И когда он близок был к кончине, собрались братия, чтобы молитвой напутствовать исход его. Уже тело его в оконечностях омертвело, в одной только груди хранился еще жизненный теплотвор. Но все братия начали тем усерднее за него молиться, чем ближе видели его кончину. Вдруг он с возможным усилием начал кричать и прерывать их молитву, говоря: «Отойдите, отойдите; вот я предан на сожрание дракону, который не может сожрать меня в вашем присутствии. Он уже забрал мою голову в пасть свою, дайте место, чтобы меня более не мучил, но покончил бы то, что хочет сделать. Если я отдан ему на сожрание, то почему от вас терплю замедление?» Братия начали говорить ему: «Что ты, брат, говоришь? Ознаменуй себя знамением Святого Креста». На это он, как мог, отвечал, говоря: «Хочу перекреститься, но не могу, потому что меня давит дракон». Услышав это, братия, ринувшись на землю, усиленнее начали со слезами молиться об исхищении его. И вот вдруг получивший облегчение больной начал радоваться, как только мог, говоря: «Благодарение Богу; вот дракон, который схватил меня для сожрания, убежал, не мог устоять, выгоняемый вашими молитвами. Вы молитесь только о грехах моих, потому что я готов исправиться и решительно оставить жизнь мира сего». Итак, человек, который, как уже сказано, был мертв по оконечностям тела, возвращенный к жизни, обратился к Богу всем сердцем. <…> Следовательно, никто не знает, что делается над ним в сокровенных судьбах Божиих, ибо много званых, а мало избранных. Итак, поскольку никому неизвестно о себе, избран ли он, то остается всем трепетать, всем страшиться за свою деятельность, всем уповать на одно только милосердие Божие; никто не должен полагаться на свои силы. Есть подкрепитель упования нашего, именно Тот, Кто благоволил принять на Себя естество наше, Иисус Христос, Который со Отцом живет и царствует, в единении Святого духа, Бог, через все веки веков. Аминь.

 

Свт. Григорий Двоеслов (по св. евангелисту Луке)

Возлюбленнейшая братия, между наслаждениями плоти и души различие состоит в том, что телесные наслаждения возбуждают к себе сильное пожелание, когда их нет, а когда их вкусят, тотчас по удовлетворении делаются отвратительными для вкусившего. Напротив же, духовные наслаждения бывают отвратительны, когда их не имеют, а когда имеются, тогда бывают желательны; и тем более возбуждают жажду в наслаждающемся ими, чем более наслаждают жаждущего <…> духовные наслаждения умножают в душе желание, когда удовлетворяют ей, потому что чем более чувствуется их вкус, тем более познается то, что жадно должно быть любимо. А потому не вкушенные они не могут быть любимы, потому что вкус неизвестен. Ибо кто может любить то, чего не знает? Поэтому-то Псалмопевец увещевает нас, говоря: вкусите, и увидите, как благ Господь! (Пс. 33, 9). <…> Эти наслаждения потерял человек тогда, когда согрешил в раю (см.: Быт 3, 6); он вышел вне, когда заключил уста от пищи Вечной Сладости. Поэтому и мы, рожденные в несчастье этого странствования, пришли сюда уже с отвращением к ним, и не знаем, чего мы желать должны, и болезнь нашего отвращения тем более увеличивается, чем более душа удаляется от вкушения оной сладости; и тем более не желает уже внутренних наслаждений, чем долее отвыкала от вкушения их. <…> Но Верховная Любовь и оставляющих ее нас не оставляет. Ибо Он напоминает нам об оных, презираемых нами, наслаждениях и предлагает их нам; обещанием потрясает закоснелость и побуждает нас бросить свое отвращение. Ибо говорит: один человек сделал большой ужин и звал многих. Кто этот человек, если не Тот, о Ком через пророка говорится: лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено; кто узнает его? (Иер. 17, 9)? Он сотворил вечерю велию, потому что приготовил нам довольство внутреннего наслаждения. Он звал многих, а приходят немногие, потому что самые даже те, которые по вере преданы Ему, часто противоречат Вечной Его Вечери худой жизнью. Затем следует: и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже все готово. Что это за год вечери, если не кончина мира? При этой-то именно кончине мы находимся, как давно уже свидетельствует Павел, говоря: а описано в наставление нам, достигшим последних веков (1 Кор. 10, 11). Итак, если уже настает время вечери, когда нас призывают, то тем менее мы должны отказываться от Вечери Божией, чем ближе видим уже кончину века. Ибо чем яснее мы понимаем, что нет ничего, что осталось бы, тем более должны страшиться, чтобы не погубить настоящего времени благодати. Но это пиршество Божие называется не обедом, а вечерей, потому что после обеда остается вечеря, а после вечери не остается никакого пиршества. А поскольку Вечное Пиршество Божие будет приготовлено для нас по кончине мира, то справедливо было назвать оное не обедом, а вечерей. Но кто означается через этого раба, который посылается хозяином для призывания, если не чин проповедников? К этому именно чину принадлежим и мы, недостойные, хотя мы обременены тяжестью грехов своих, но, несмотря на то, мы рабы в эти дни. И когда я говорю что-либо в назидание ваше, тогда я исполняю дело раба, посланного от Верховного Хозяина. Если я увещеваю вас к презрению мира, то я прихожу звать вас на Вечерю Божию. На этом месте никто не должен презирать меня ради меня. Но если я являюсь… недостойным для призывания, но… велики наслаждения, которые я обещаю. Часто, братия мои, обыкновенно случается то, что я говорю, именно, что могущественное лицо имеет презренного раба; и когда через него дает оно какой-либо ответ своим или чужим, тогда не презирают лица говорящего раба, потому что сохраняют в сердце уважение к посылающему господину. <…> Вот самые плотские пиршества обращены для вас в духовное питание. Ибо для уничтожения в душе вашей отвращения на Вечери Господней заклан для вас оный Единственный Агнец.

Но что делаем мы, которые видим на опыте многих совершающих то же, что присовокупляется: и начали все, как бы сговорившись, извиняться. Бог предлагает то, о чем должно было просить Его; без прошения хочет даровать то, чего едва можно было надеяться; и, несмотря на то, презирают Того, Кто щедро дарует; Он возвещает о готовых наслаждениях вечного успокоения, и однако же все вместе отказываются. Представим мысленно меньшее, чтобы иметь возможность достойно судить о большем. Если бы кто-либо из сильных (мира сего) послал пригласить к себе какого-либо бедняка, то что, братие, я спрашиваю, что сделал бы этот бедняк, если не то, что обрадовался бы этому приглашению, смиренно дал бы обещание, переменил бы одежду и поспешил бы скорее идти, дабы другой не предупредил его прибытием на пир сильного?

Итак, богатый человек приглашает, и бедный спешит идти к нему; а мы приглашаемся на пир Бога — и отказываемся… что должны отвечать сердца ваши себе самим? Ибо они, быть может, в сокровенных помышлениях говорят сами себе: «Мы не хотим отказываться, потому что радуемся приглашению на этот пир великого возобновления, и идем на него». Говоря это вам, ваши души говорят истину, если они не любят более земное, нежели небесное, если не более занимаются вещами телесными, нежели духовными. А поэтому здесь присовокупляется и самая причина отказывающихся, когда тотчас же говорится: первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Что означается селом, если не земное существо? Итак, вышел для осмотра села тот, кто мыслит только о внешнем по существу. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Что мы принимаем за пять пар волов, если не пять чувств телесных? И они верно названы парами, потому что их по два у обоего пола. Они называются телесными чувствами именно потому, что не могут понимать внутреннего, но познают только внешнее, и, оставляя внутреннее, касаются только внешнего; через них верно обозначается любопытство. Это (любопытство), желая разузнать чужую жизнь, никогда не зная своей внутренней, желает мыслить о внешнем. Ибо любопытство есть важный порок; оно внешним образом располагая ум каждого к обследованию жизни ближнего всегда от него скрывает его внутреннюю, так что он, зная о других, не знает себя <…> Но замечательно, что как тот, который отказывается от вечери своего приглашателя по причине покупки села, так и тот, который отказывается надобностью испытания пар волов, присовокупляют слова смирения, говоря: прошу тебя, извини меня. Ибо когда тот и другой говорит молю тебя, и однако же презирает приглашение, тогда на языке выражается смирение, а на деле гордость. И вот об этом-то пусть размышляет каждый нечестивец, когда слушает и однако же не перестает делать то, что осуждает. Ибо когда мы говорим каждому грешнику: обратись, последуй Богу, оставь мир, то куда мы приглашаем его, если не на вечерю Господню? А когда тот отвечает: молись за меня, потому что я грешен и этого делать не могу, то что другое он делает, если не просит и отказывается? Ибо говоря: я грешен, показывает смирение, а присовокупляя: не могу обратиться, обнаруживает гордость. Итак, прося, отказывается тот, кто на словах показывает смирение, а деле выражает гордость.

Третий сказал: я женился и потому не могу прийти. Что означается женой, если не плотское удовольствие? Ибо хотя брак честен и установлен Божественным Провидением для умножения потомства, однако же некоторые домогаются через него не умножения детей, а удовлетворения пожеланиям плоти, а потому делом праведным может быть прилично означаемо дело неправедное. Итак, верховный Домовладыка приглашает вас на вечерю Вечного Пира, но поскольку один предан любостяжанию, другой любопытству, третий услаждению плоти, то именно нечестивые вкупе все отрицаются… каждый, имея отвращение, не спешит на пиршества Вечной Жизни.

Далее следует: и, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. <…> Итак, поскольку гордые отказываются идти, то избираются бедные. Почему так? Потому что, по слову Павла, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное (1 Кор. 1, 27). Но замечательно, как описываются те, которые призываются и приходят на вечерю: и нищие и бедные. Нищими и бедными называются те, которые по собственному своему суду слабы перед самими собою. Ибо нищие, и как бы сильные, суть те, которые гордятся в самой бедности. Слепые же суть те, которые не имеют света умничания. А хромые те, которые не могут прямо ходить в делании. Но когда означаются пороки нравов в слабости членов, то очевидно, что как те грешники, которые по приглашению не хотели прийти, так грешники и те, которые и приглашаются, и приходят. Но гордые грешники отвергаются для того, чтобы избраны были грешники смиренные.

Итак, Бог избирает тех, которых презирает мир, потому что большей частью самое презрение образумливает человека. Ибо тот, кто оставил отца и блудно прожил часть полученного им имения, после того, как начал голодать, пришед в себя сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом… (Лк. 15, 17)? Ибо он далеко уходил от себя, когда грешил. И если бы не голодал, то не пришел бы в себя, потому что начал помышлять о потере предметов духовных после того, как терпел крайнюю нужду в земных потребностях. Итак, призываются и приходят нищие и бедные, слепые и хромые потому, что они в этом мире беспомощны и презренны, и большею частью тем скорее слышат глас Божий, чем менее имеют в этом мире отрады. <…> рукой храброго Господь не презирает брошенного миром, и большею частью тех, которые, не имея силы последовать миру, остаются как бы на дороге, обращает к благодати любви Своей и доставляет нам пищу и питие слова Своего; и избирает как бы в проводники Себе на пути, когда делает их даже проповедниками Своими. Ибо они, приводя Христа к сердцам грешников… силой Господа ниспровергают всех гордых, которые презирали их в мире. <…>

Но послушаем, что говорит раб по приведении на вечерю бедных: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место. На вечерю Господню много было собрано таковых из Иудеи, но множество уверовавших из народа израильского не наполнило места Вышнего Пиршества. Множество иудеев уже взошло, но в Царстве остается еще место, на которое должно принять известное число язычников. Поэтому-то и говорится тому же рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди прийти, чтобы наполнился дом мой. Когда Господь приглашает некоторых на вечерю с улиц и площадей, тогда Он обозначает именно такой народ, который знал исполнение закона в гражданском сожительстве; а когда повелевает созвать к Себе в собеседники с дорог и из городов, тогда желает собрать именно кочующий народ, то есть языческий, о ознаменовании которого через Псалмопевца говорится: тогда возрадуются вся древа дубравная от лица Господня, яко грядет. Ибо древами дубравными названы язычники, потому что они всегда были повихнувшимися в своем неверии и бесплодными. <…> Но надобно заметить, что в этом приглашении не употребляется слова: пригласи, но: убеди прийти. Ибо одни приглашаются — и не хотят прийти, другие приглашаются — и приходят; о третьих решительно нельзя сказать, что их призывают, но понуждают внити. Приглашаются, и не хотят прийти те, которые, хотя получают дар разумения, но делами не соответствуют этому самому разумению; приглашаются и приходят те, которые принятую благодать разумения выражают в делах, а некоторые приглашаются так, что даже понуждаются. Ибо есть некоторые, которые понимают, что должно делать добрые дела, но делать их не хотят; видят, что должны они делать, но желанием не последуют этому. С этими (людьми), как сказали мы выше, случается то, что их бьет несчастье в плотских пожеланиях их, они стараются приобрести временную славу и не могут; и когда они предполагают плыть по поверхности моря, как бы к величайшим делам мира сего, всегда противными ветрами отбрасываются к берегам их отвержения. И когда они усматривают, что все идет наперекор их желаниям по сопротивлению мира, тогда припоминают, чем они должны быть для своего Создателя, так что со стыдом возвращаются к Нему те, которые, гордясь любовью мира, оставляют Его. Ибо часто некоторые, желая достигнуть временной славы, или чахнут от продолжительной болезни, или падают от нанесения обид, или огорчаются понесением важных убытков, и в скорби мира видят, что они не должны были ничего ожидать от приятности его, и, укоряя самих себя за свои желания, обращают сердца к Богу. <…> большей частью после того, как мы не можем получить в этом мире того, чего желаем, после того как изнемогаем от невозможности удовлетворения нашим пожеланиям, мы обращаем ум к Богу, нам начинает нравиться Тот, Кто не нравился; и Тот, Которого заповеди были для нас горьки, вдруг становится сладким в воспоминании; и грешная душа, которая усиливалась быть прелюбодейцей, но явно не могла быть таковой, решается быть верной супругой. Итак, братия мои, что сказать о тех, которые возвращаются к любви, будучи принуждены неудачами мира сего, и исправляются в пожеланиях настоящей жизни, если не то, что они понуждаются внити?

Но весьма страшна мысль, непосредственно за тем следующая. С усиленным вниманием выслушайте ее, братие и господа мои: грешники — мои братья; а праведники — господа мои. С усиленным вниманием выслушайте ее, дабы тем менее чувствовать на суде, чем с большим страхом выслушаете ее в проповеди. Ибо говорит: ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина. Вот Он зовет Сам лично, зовет через Ангелов, зовет через Отцов, зовет через пророков, зовет через апостолов, зовет через пастырей, зовет даже через нас, зовет большей частью через чудеса, зовет многократно через вразумления, зовет иногда через счастье мира сего, зовет иногда через несчастья. <…> Что же мы, возлюбленнейшая братия, должны делать, если не оставить все, — отложить мирские заботы и заниматься только желаниями вечными? Но это дано немногим.

Я хочу убеждать вас, чтобы вы оставили все, но наперед не надеюсь на успех. Итак, если вы не можете оставить всего в мире, то обладайте благами мира сего так, чтобы они не удерживали вас в мире <…> Итак, пусть будет временная вещь в употреблении, а вечная — в желании, пусть будет временная вещь на пути, а вечная пусть составляет предмет желания по прибытии (в отечество). Надобно смотреть на то, что делается в этом мире, как бы со стороны. А глаза душевные смотрят прямо против нас, когда с полным вниманием рассматривают то, к чему мы подходим. Пороки должны быть истребляемы до основания, должны быть искореняемы не только из деятельности, но даже из помысла сердечного. Для нас не должны служить препятствием к шествию на вечерю Господню ни услаждение плоти, ни суетное любопытство, ни сильное честолюбие, но мы должны, как бы некоторой стороной души, касаться даже того самого, что честно делаем в мире, дабы земные блага, нравящиеся нашему телу, служили ему так, чтобы отнюдь не поставляли препятствия для сердца. <…> Поэтому-то апостол Павел говорит: Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего (1 Кор. 7, 29–31). Ибо имеющий жену, и как бы не имеющий есть тот, кто так умеет отдавать должное плоти, что через нее не принуждается быть привязанным к миру всей душой. Когда тот же славный проповедник говорит: а женатый заботится о мирском, как угодить жене. Есть разность между замужнею и девицею: ((1 Кор. 7, 33); то имеющий жену и как бы не имеющий есть тот, кто старается угождать супруге так, что вместе с тем благоугождает и Создателю. И плачущий, но как бы не плачущий, есть тот, кто временными убытками поражается так, что всегда утешается Вечными Прибытками. А радующийся, но как бы не радующийся, есть тот, кто делается веселым от временных благ так, что всегда памятует о непрестаемых мучениях; и в том, что располагает душу к радости, стесняет ее тяжестью предусмотрительного страха. <…> Итак, для тех, которые таковы, все земное существует решительно не для пожелания, но для употребления, потому что они хотя и употребляют необходимое, однако же ничего не желают иметь со грехом. За самое даже имение свое они ежедневно приобретают награды, и более радуются доброму делу, нежели богатому имению.

<…> В этом городе… жил граф Феофан, муж преданный делам милосердия, непрестанно занятый добрыми делами, особенно отличавшийся гостеприимством. Занятый делами по своему званию, он делал земное и временное, но, как ясно видно из кончины его, более по обязанности, нежели по желанию. Ибо когда при наступлении смерти его стояла ужасная непогода, так что не возможно было хоронить его, и когда супруга его с горькими слезами спросила его, говоря: «Что мне делать? Каким образом буду я погребать тебя, когда, я не могу выйти за дверь этого дома от чрезвычайной непогоды?» Тогда он отвечал: «Не плачь, мой друг; потому что тотчас, как я умру, погода сделается хорошей». За словами его последовала смерть, а за смертью — хорошая погода. Его руки и ноги были распухшими от подагры, все были в ранах и источали сукровицу. Но когда тело его по обычаю было открыто для обмывания, тогда руки и ноги его оказались целыми, как будто никогда не имели никаких ран. Итак, его проводили и похоронили, а его супруге показалось, что надобно было переменить на четвертый день мрамор, положенный на могиле его. Когда тот именно мрамор, который был положен над телом его, был снят, тогда от тела покойного произошло такое благоухание, как будто из гниющего тела его в изобилии приготовлены были ароматы для червей. Итак, это я сказал для того, чтобы из ближайшего примера можно было показать, что некоторые и жизнь ведут светскую, и не имеют светского настроения. <…> Аминь.

 

Св. прав. Иоанн Кронштадтский (по св. евангелисту Матфею)

В читанном ныне Евангелии Господь Иисус Христос уподобляет Царство Небесное человеку-царю, который сделал брачный пир для сына своего и послал рабов своих звать званых на брачный пир — и не хотели прийти. Какое невнимание, какая гордость, неблагодарность, дерзость! Но какое снисхождение и долготерпение царя! Он опять послал других рабов, сказав: «Скажите званым: «Вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и все готово; приходите на брачный пир». Что же званые, как они ответили на новое приглашение благого царя своего? Они, говорится в Евангелии, пренебрегши и это, пришли кто на поле свое, а кто на торговлю свою; прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их.

Но теперь послушайте, что сделал царь с этими дерзкими и неблагодарными. Услышав о такой продерзости званых на брак, царь разгневался и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжег город их. Тогда говорит он рабам своим: «Брачный пир готов, а званые не были достойны; итак, пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир». И рабы те, вышедши на дороги, собрали всех, кого только нашли, злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими. Царь, вошедши посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: «Друг! Как ты вошел сюда не в брачной одежде?» Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: «Связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых, а мало избранных» (Мф. 22, 12–14). Здесь конец нынешнему чтению из Евангелия.

Сказание это называется притчей, т. е. подобием, или как бы загадкой. Надобно ее отгадать. Кто же этот царь, сделавший брачный пир для сына своего? Это — Бог Отец, Творец неба и земли и Царь всякого создания. Кто царский сын? Это единородный Сын Божий, Господь наш Иисус Христос, а невеста Его — Церковь и, во-первых, еврейский избранный Богом народ, а во-вторых, душа каждого верующего христианина. Христос возлюбил Церковъ, сказано, и Себя предал за нее (Еф. 5, 25); апостол Павел говорит: Я обручил вас единому мужу, чтобы представитъ Христу девою чистою (2 Кор. 11, 2).

Под брачным пиром разумеется Царство Небесное, в котором истинно верующие соединятся навсегда с Господом Иисусом. На этот брак, или в Царство Небесное, прежде всего приглашаемы были чрез пророков и апостолов иудеи, но они отказались от приглашения — мало того, даже оскорбили посланников Божиих и многих из них убили. За это Бог впоследствии времени оружием римлян истребил иудейский народ и разрушил их город и храм. Вместо иудеев Бог призвал на брак, или в Церковь Свою, через апостолов и равноапостолов языческие народы, в том числе и нас, русских. Но и христиане из язычников, и последующие за ними уже христианские роды также не все войдут в царство Христово. Те из них, которые не сохранят в чистоте светлой брачной одежды невинности и святости, которую они получили при крещении, или после осквернения ее грехами не очистят слезами покаяния, будут на Страшном суде извержены во тьму кромешную, где будет вечный плач и скрежет зубов.

Вот толкование приведенной притчи! Но может быть и другое, подобное, столь же верное толкование, и уже в более близком приложении к нам с вами, братья и сестры. Брачный пир, о котором говорится в нынешнем Евангелии, — это Божественная литургия, на которой предлагается верным не телец закланный, но Сам Агнец Божий, закланный в жертву ради спасения нас, грешных, да напитаемся Его пречистым Телом и Кровью, да соединимся с ним теснейшим соединением, да будем плотью от плоти Его и костью от костей Его. Вот брак царского Сына — соединение христианских душ с Христом в таинстве причащения! Вот пир — вкушение плоти и крови Его! Божественный, святейший, нетленный, небесный и обоготворяющий пир! Но многие ли и ныне спешат на этот божественный пир! Не уклоняется ли и ныне большая часть от присутствия на этой небесной вечере по нерадению и лености и по разным житейским расчетам, например, по причине торговли или по маловерию и высокоумию, или по причине долгого сна и прочее? Кто этого не видит, не замечает, не знает? Таково наше маловерие, таково духовное скудоумие, таково пристрастие к миру, таково невнимание к величайшему таинству веры, к таинству бессмертия и обожения! Такова суетность и неблагодарность христиан к Господу, предлагающему Самого Себя в снедь и питье ради очищения, освящения и бессмертной жизни! Чего же таковые достойны? Не отвержения ли от Бога, поелику сами отвергались от Него почти всю жизнь? Но и приходящие на этот брак Агнца, к Божественной литургии, для воспоминания Его жизни, проповеди, чудес, благодеяний, страданий, смерти, погребения, воскресения и вознесения на небо или для причащения пречистого Тела и Крови Его — в брачной ли одежде приходят, с чистой ли душой, с чистым ли сердцем? С горними ли помыслами, со святым ли настроением? Не с земными ли мечтами и страстями являются многие и в храм, в этот как бы брачный чертог Иисуса Христа? Мы сами, совершители страшной, небесной, бескровной Жертвы, в брачной ли одежде чистоты и бесстрастия душевного являемся всегда в храм и служим в нем? Увы! часто и у нас нет брачной одежды и благоговейных помышлений и мыслей сердечных; и мы входим нередко в нечистом рубище страстей. Поспешим все покаяться и убелить одежды душ наших слезами покаяния и делами правды, особенно милостынею, очищающей грехи. Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь; просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя. Аминь.

 

Свт. Иоанн Шанхайский (по обоим евангелистам)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Ныне пред мысленным взором нашим два пира, о которых говорят нам сегодняшние Евангельские чтения. Один пир, описанный в притче, устраивает царь, полный доброжелательства и милости. Однако званые на него не пришли, когда пир был готов. Они предпочли заняться кто куплей, кто своими хозяйственными делами; иные же, схватив посланных, оскорбили и даже убили некоторых. Разгневанный царь, строго наказав виновных, послал снова слуг своих — звать на пир всех, кого встретят. Собралось много пришедших, и когда царь пришел посмотреть их, он увидел одного не в праздничной одежде. Царь спросил, почему он пришел одетым неподобающе, а тот молчал, высказав тем презрение к царю и нежелание участвовать в торжестве, за что был извержен вон. Так на этот пир было много званых, но мало оказалось избранных, принявших участие в вечери.

Другой пир не приточный, а действительный. То пир беззаконного Ирода. По-видимому на него никто из званых на него не отказался прийти, все были одеты празднично и наслаждались вдоволь. Он проходил в пьянстве, разгуле, не сдерживаемым стыдом и совестью, и закончился величайшим преступлением, убийством Иоанна Крестителя.

Те два пира — образы двух порядков жизни, двух родов наслаждения. Первый образ духовного пира, духовного наслаждения. Он устраивается Господом. Тот пир — Церковь Христова. Мы приглашаемся на тот пир, когда призываемся к участию в Богослужениях, особенно Божественной Литургии, и причащению Божественного Тела и Крови Христовых, к деланию добра, вниманию и трезвению. Мы отказываемся идти на тот пир, когда не приходим на церковные службы, когда вместо добра делаем зло, когда предпочитаем житейские заботы и удовольствия Божественной жизни. Мы приходим не в брачной одежде, когда вносим чуждое, греховное настроение в ту жизнь. Каждый из нас много раз в день приглашается на тот пир и отказывается каждый раз, когда плотское и греховное предпочитает духовному и Божественному.

На пир Ирода мы тоже приглашаемся многократно в день. Мы часто сразу не замечаем, что нас искушает зло. Грех начинается всегда с малого. Ирод вначале даже всласть слушал Иоанна Крестителя, он внутри сознавал греховность своего поступка, но не боролся с грехом и дошел до убийства величайшего Праведника. Мы идем на скверный пир Ирода каждый раз, когда вместо добра выбираем зло, плотские, греховные наслаждения, немилосердие, невнимательность к своей душе и так далее.

Начав с малого уже трудно остановиться и, если затем вовремя не опомниться и не употребить усилия над собой, можно дойти до величайших грехов и преступления, за которыми последуют вечные мучения.

И ныне к каждому из нас Иоанн Креститель взывает: Покайтесь, приблизилось бо Царство Небесное. Покайтесь, дабы наслаждаться в светлых, вечных обителях вечери Агнца, закланного за грехи всего мира, и не разделить с диаволом пир злобы и мучений в тартаре (в преисподней) и тьме кромешной.

 

Свт. Лука Исповедник (Войно-Ясенецкий) (по обоим евангелистам)

Выслушайте слова св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, написанные им в его великом Апокалипсисе: И слышал я как бы голос многочисленного народа, как бы шум вод многих, как бы голос громов сильных, говорящих: аллилуия! ибо воцарился Господь Бог Вседержитель. Возрадуемся и возвеселимся и воздадим Ему славу; ибо наступил брак Агнца, и жена Его приготовила себя. И дано было ей облечься в виссон чистый и светлый; виссон же есть праведность святых. И сказал мне Ангел: напиши: блаженны званые на брачную вечерю Агнца. И сказал мне: сии суть истинные слова Божии (Откр. 19, 6–9).

Блаженны званые на брачную вечерю Агнца. Об этой брачной вечере сказал Господь свою великую притчу о званных на вечерю, которую слышали вы в нынешнем евангельском чтении. Евангелист Лука говорит, что некоторый человек устроил вечерю великую, а апостол Матфей иначе говорит о том же самом: Царство небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего… (Мф. 22, 2). Вот то, что говорит Матфей, чрезвычайно близко подходит к словам апостола Иоанна Богослова, которые читал я вам сейчас в Апокалипсисе.

Эта вечеря была именно брачный пир Сына Божия, а Сам Бог Отец устроил эту великую вечерю. Что же дальше слышим мы? Были заколоты тельцы, овны, все было приготовлено для брачного пира Сына Божия, Которого скрыл Лука под видом некоторого человека.

И когда все было готово, когда настало время ужина, послал он раба сказать званым: Идите, ибо уже все готово.

Заранее были приглашены, были заранее званы на брачный пир некоторые избранные.

Кто были эти избранные, кого первых звал Господь на брачную вечерю Сына Своего? Это были вожди народа израильского, это были учители его — первосвященники, книжники, фарисеи, члены синедриона, старейшины народа — их в первую очередь звал Господь на пир Свой. Он даже не ограничился однократным приглашением: когда все было готово к пиру, Он опять послал раба сказать, что все готово, идите, идите на пир.

И как ответили эти избранные, эти вожди народа израильского? И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю, и мне нужно пойти и посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. А по-славянски сказано гораздо лучше: Молю тя, имей мя отречена, — отрекаюсь от твоей вечери. Он купил землю и поэтому считал совсем неинтересным брачный пир Христов, вечерю Сына Божия. Ему дороже была земля, купленная им, ибо только на земное возложил он все свое упование, только к земному обратил сердце свое, только к земным благам направлены все стремления его, все помыслы, а потому не хочет он никакой вечери в Царстве Божием, она ему неинтересна, важнее та земля, которую купил.

Другой сказал: Я купил пять пар волов и иду испытать их; молю тя имей мя отречена.

Он купил пять пар волов, значит, не был бедным человеком: он был богат, и из-за этих пяти пар волов отказался от вечери в царстве Божием. О, окаянный любостяжатель! О несчастный, привязанный всем сердцем только к богатству, только к благам земным.

Знаем, знаем мы, что кто вступит раз на путь любостяжания, никогда не сходит с него, ибо любостяжание всецело овладевает сердцем человека, делает сердце это ничем ненасытимым, ибо чем больше приобретает человек, тем больше разгорается его страсть к приобретениям, тем ненасытимее хочет он новых богатств.

Третий сказал: я женился; и потому не могу прийти. Первые два все-таки извинялись, а этот даже не извинился, он просто и грубо говорит: не нужна мне твоя вечеря. Я женился, мне предстоят брачные утехи, которые мне гораздо дороже твоей вечери. Имей мя отречена. Опять человек, преданный всем сердцем земному.

И возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место. Кто эти слепые, хромые, нищие и убогие, которых собирал хозяин вечери по улицам города? Это те, о которых говорит апостол Павел в послании Коринфянам: Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и униженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее… (1 Кор. 1, 27–29). Это были нищие и телом, и духом, это были смиренные, простые люди, которые не кичились своей мудростью, ибо книжной мудрости не имели, были необразованными людьми.

А ведь вы же знаете, что Своих святых апостолов Господь Иисус Христос избрал именно из таких, из ничего не знающих от науки, от мудрости человеческой, простых рыбарей. Потом еще 70 избрал. Они из тех, которые ходили за Ним, а ходили толпы людей, совсем иначе настроенных, чем вожди израильские, ненавидевшие Христа из зависти к Нему. Это были люди простые, хотя и грешные, и тяжко грешные, как мытари и блудницы, но которые омывали слезами своими ноги Его и отирали их распущенными волосами.

Это были не мудрые, не знатные — это были униженные.

Они чувствовали сердцем своим, хотя и грешным, но сохранившим чуткость, святость Господа Иисуса, чувствовали огромный контраст между Христом, Святейшим святых, и самими собой, сосудами греха и нечистоты. И эта святость Христова привлекала к Нему их — всех этих хромых, спотыкающихся на греховных путях своих; всех этих слепых, ничего не видевших в сердце своем, что надлежало бы видеть, в чем надлежало покаяться. Это они — нищие, хромые, слепые, убогие — это они обратили сердца свои к Спасителю нашему, их собрал раб господина по улицам города. Но осталось еще место.

И тогда господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди прийти, чтобы наполнился дом мой (Лк. 14, 23–24). Кого это велел Он искать по дорогам загородним, по проселочным путям, по изгородям? Это язычники, среди которых с такой быстротой распространилось евангельское слово, это язычники, жившие далеко, далеко от Иерусалима, это язычники той великой империи Римской, которая покорила себе весь тогдашний мир. Это они, покоренные в течение трех веков проповедью о Христе, это они, пролившие в этом процессе своего познания Христа так много крови, мученики Христовы — это они, темные язычники, блуждавшие по перепутьям. Это их призвал Господь.

Знаете вы, что Евангелие Христово в течение трех веков покорило себе весь тогдашний языческий мир. Вот кем наполнилась горница, уготованная для пира. Св. Матфей прибавляет еще нечто важное, о чем умолчал Лука: Царь, вошедши посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте в тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов (Мф. 22, 11–13).

А это кто: одетый не в брачную одежду? Это один из тех, которых немало даже среди нынешних христиан, один из тех, кто не понимает, что царство Божие силой берется, и употребляющие усилия восхищают его. Это тот, который полагал, что получив отпущение и прощение грехов в Таинстве крещения, уже чист; это один из ханжей, которые думают, что только одним внешним соблюдением обрядов, одной внешней набожностью можно заслужить Царствие Божие.

Не хотят видеть той грязи, которой так много в сердцах их, не хотят сознавать, что одеты в грязное рубище, зловонное рубище, сотканное из их грехов, и все-таки смеют лезть на вечерю Христову. О как нужно их изгнать, не терпеть присутствия их! Как допустить их к участию в вечере великой?! В Царстве Божием место только святым и более никому.

Ну что же, скажем ли, что притча Христова относится только к тем древним людям, врагам Христовым, вождям народа израильского, и нечестивым книжникам и фарисеям? Не скажем, не скажем: слова Христовы вечны, имеют они вечное и непрестающее значение и в наши дни, и для нас, живущих почти через две тысячи лет, имеют глубокое значение. Ибо подлинно, разве не все люди, которых Он искупил Божественною Кровью Своею, призваны на вечерю в царстве Божием?

А многие ли откликаются на призыв?

О как их мало, как мало!

О Господи! Как страшно, что вечеря Христова уничижается!

Огромное, огромное множество людей так поступают: им нет дела до Царства Небесного, они не верят в вечную загробную жизнь, не верят в Бога и в Царствие Его вечное; они идут своим путем, отвергши путь Христов. Что же, пусть идут — их воля, но пусть смотрят, куда придут. Увидят, увидят, поймут, что отвергли, над чем смеялись и издевались.

Но в роде человеческом далеко не все таковы. Из числа отвергших вечерю Христову есть много, очень много таких, которые веруют в Бога, которые любят Христа и хотели бы войти в Царство Небесное. Но на вечерю они не идут, но Христу, зовущему на вечерю, отвечают: Имей мя отречена. Почему, почему вы не идете?! Они смущенно отвечают: как нам идти, ведь над нами будут смеяться, будут издеваться. Можем ли мы идти против течения, можем ли не жить той жизнью, которой все живут? Можем ли выдаваться из среды людей мира сего? Ведь зависим от них во многих отношениях, боимся потерять то, что имеем, если пойдем против них. И не хотят идти против течения… И плывут по течению…

Плыви, плыви, смотри только, куда приплывешь — в полном отчаянии приплывешь. Ты боялся насмешек и издевательств людей мира сего, а не боялся ли ты слов Самого Господа и Бога нашего Иисуса Христа: Кто постыдится Меня пред человеки, постыжусь того и Аз пред Отцом Моим Небесным. Этого не боишься, это для тебя меньшее значение имеет, чем насмешки людей мира сего? Это не побуждает ли тебя плыть против течения?

Не в нашей власти таких удержать, но в нашей власти осознать ужас отречения от царства Небесного, от вечери Христовой. Нам нужно сознавать, что заслужим мы отречение от нас Самого Господа Иисуса Христа, если посмеем Ему сказать: имей мя отречена, если не решимся плыть против течения, если выше всего не будем ставить заповеди Христовы, не боясь того, что скажут о нас люди мира сего.

О как бы я хотел, чтобы среди вас, малого моего стада, не нашлось ни одного, кто заслужил бы осуждение от Христа, зовущего на вечную Свою вечерю, чтобы не оказался никто изгнанным с вечери Христовой за то, что пролез туда в грязной, зловонной одежде греха. Жизнь коротка, все скоро умрем, так подумаем же о том, что оставшиеся дни наши надо употребить на то, чтобы очистить сердца свои и стать достойными участниками великой и вечной вечери Христовой.

Всех нас да сподобит этой радости Господь и Бог наш Иисус Христос!

 

Митр. Антоний Сурожский (по св. евангелисту Луке)

<…> У Достоевского есть замечательное место, где он вспоминает свой приезд в Неаполь. Он стоит на палубе корабля и видит неописуемую красоту: голубое бездонное небо и природу, горы, город, море. Он весь охвачен этой красотой, а вокруг приехавшие одновременно с ним и не смотрят на природу, на небо. Это все успеется, сейчас им надо заняться своим багажом, высадиться как можно скорее, раньше других, чтобы успеть найти извозчиков… Достоевский смотрит и говорит: Да, а небо-то глубокое, бездонное, но небо всегда будет, «успеется» на него посмотреть, а теперь надо высадиться…

Не так ли мы живем очень часто — не только по отношению к Богу, но и по отношению к людям? Слишком часто, почуяв нечто глубокое, на чем мы могли бы остановиться, мы это отстраняем, потому что есть что-то другое — мелкое, ничтожное, но что «надо» сделать сейчас. Оно от нас может уйти, багаж мой может остаться на корабле, или я его потеряю по дороге, — на небо я успею посмотреть… Так бывает и с Богом. И к Богу я «успею» дойти.

Об этом я хочу сказать подробнее, пользуясь… притчей. Один человек сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже все готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу прийти. И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему… (Лк. 14, 16–21).

Притча продолжается, но я на этом остановлюсь, потому что это единственное, что я хотел вам вычитать. Здесь ясная картина того, что с нами бывает. Мы призваны в Царство Божие, то есть мы призваны вступить с Богом в отношения такой близости, такой взаимной любви, чтобы стать Его самыми близкими друзьями. Но для этого, конечно, надо найти время на Него, надо просто найти время с Ним пообщаться, так же как бывает с друзьями. Мы не называем другом человека, который иногда, встретив нас на улице, скажет: «Ах, как я рад тебя видеть!» — и потом никогда не покажется у нас на дому, будь у нас горе, будь у нас радость. Тут то же самое.

Господин (под именем господина тут говорится о Боге) пригласил друзей на брак своего сына. И каждый из них начал отказываться. «Я купил клочок земли, теперь я обладаю землей, она моя…» И он не понимает, что говорит совсем «не то»: потому что в тот момент, когда он «овладел» землей, он стал рабом земли. Он не может от нее оторваться, он не может ее оставить ради того, чтобы разделить радость самого близкого своего друга; земля его держит в плену. Не обязательно большое богатство, это может быть самая ничтожная привязанность. Вы подумайте о том, что случится, если вы в руку возьмете даже мелкую монету, с которой вы ни за что не хотите расстаться. Зажали вы ее в кулак — что же вы теперь можете делать с этим кулаком? Ничего. А с этой рукой? Предплечьем? Плечом? Ничего не можете делать, иначе вы выроните эту монету. И в результате, потому что вы взяли в руку самую ничтожную монетку, грош какой-то оказывается, вы все свое тело, все свое внимание, все свое сердце поработили этому грошу, этому медяку. Этот образ всем нам должен бы быть понятен. Поэтому человек, который говорит: «Я теперь хозяин земли», — на самом деле только раб этого кусочка земли, поля, в которое он пустил корни, и эти корни ему не дают никуда от поля отойти.

Другой человек купил пять пар волов, у него дело, у него призвание, он что-то должен с этими волами делать: то ли обрабатывать землю, то ли впрячь их в тачку, чтобы таскать какое-то свое богатство. Он тоже не может пойти на зов своего друга, у него «дело есть», у него призвание есть, он что-то должен совершить на земле. Когда он совершит это на земле, ну, тогда он может вспомнить о небе, тогда и о Боге можно будет вспомнить, о друге можно будет вспомнить, о нуждах чьих-то можно вспомнить, о чьей-нибудь радости можно будет вспомнить…

О радости как раз говорит третий пример. Третий приглашенный отвечает своему другу (или Богу — назовите как хотите): «Я только что женился сам, я не могу прийти на твой пир. Как я могу прийти на твою радость, когда мое сердце переполнено моей, собственной? Для твоей радости в моем сердце места нет. Если я приду на твою радость, я должен на минуту забыть свою. Нет, этого я не сделаю!» Разве это не то, что так часто мы делаем в том или другом виде? Я хочу сказать, что у нас сердце чем-то переполнено, и в нем нет места, чтобы разделить чужую радость или чужое горе. Это же страшно подумать! Но вот о чем нам говорит эта притча. Это очень важно нам воспринять, потому что иначе мы будем продолжать жить, пуская корни в землю, думая, будто мы ею обладаем, когда мы рабы ее. («Земля» здесь обозначает все то, что нас может вещественно поработить: богатство в каком бы то ни было виде).

Или у нас высокое представление о нашем призвании. Нам надо что-то совершить громадное; я художник, я писатель, я умный человек; скажем даже: я священник, я проповедник, я богослов. Мне некогда заняться Богом, потому что я занимаюсь по отношению к другим людям изложением того, кто Он, что Он, говорю о тайнах Царства Божия… Жутко подумать об этом по отношению к себе, но и к другим!

Теперь мы сумеем, может быть, понять, какая свобода от нас требуется этой притчей по отношению к тому, что мы слышим; свобода эта не значит отказ, а — независимость. Ведь большей частью то, что мы называем любовью, это порабощение другого и одновременно порабощение себя самого, это такое отношение к кому-то, когда мы к этому человеку привязаны, как осел привязан к стене; это не любовь. Такая привязанность — нечто совсем другое; это рабство. Мы призваны к такой любви, которая отрекается от себя, которая отрешенно и пламенно обращена к другому и способна видеть его или ее, а не себя в отражении.

 

Архим. Кирилл (Павлов) (по св. евангелисту Луке)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Дорогие братия и сестры, за две недели до праздника Рождества Христова Святая Православная Церковь наша напоминает нам о его приближении и приготовляет к достойной его встрече. В нынешнюю, первую приготовительную к празднику неделю она воспоминает святых, живших до Рождества Христова, — ветхозаветных пророков и всех благочестивых людей, с верою ожидавших пришествия Спасителя, отчего и неделя эта называется неделей святых праотец. Этим воспоминанием она переносит нас мысленно во времена ветхозаветные, во времена, предшествовавшие явлению обещанного Богом Избавителя, и для побуждения нас к нравственному самоочищению поставляет перед нами целый сонм великих праотцев, воссиявших своей богоугодной жизнью.

Все праотцы жили надеждой на имеющего явиться Искупителя и постоянно высказывали свою веру в Него. Но в то время как небольшое число благочестивых людей ожидало явления Христа Спасителя на земле и приняло Его, большая часть богоизбранного народа израильского не приняла Христа Спасителя, отвергла Божий глас и попечение о своем спасении, лишила себя вечной блаженной жизни, о чем и читалось сегодня в Святом Евангелии.

Святой евангелист Лука повествует о том, как Господь Иисус Христос возлежал на пиршестве у одного фарисейского начальника и некто из возлежавших сказал: Блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием! (Лк. 14, 15). И Господь ему и всем присутствовавшим за трапезой предложил в ответ на это следующую притчу: Один человек сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже все готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу прийти. И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место. Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди прийти, чтобы наполнился дом мой. Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных (Лк. 14, 16–24).

Под образом доброго хозяина разумеется в этой притче Бог, Небесный Отец, Который постоянно зовет нас на Свою вечерю, то есть в Царствие Небесное, уготованное нам от сложения мира, наследуемое чрез принятие верою Искупителя нашего Христа Спасителя и готовое открыться под конец этого мира. Рабом, по толкованию Святых Отцов, в этой притче разумеется принявший зрак раба ради нашего спасения Единородный Сын Божий, Который всегда призывает нас: Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас (Мф. 11, 28).

Ближайшим образом эта притча относится к современным Господу нашему Иисусу Христу иудеям и язычникам, которые в течение многих веков приготовлялись действиями Божественного Промысла к принятию Спасителя и вступлению в Церковь Христову, однако по своему упорному неверию, по увлечению житейской суетой и греховными удовольствиями не восхотели явиться на брачный пир Сына Божия, не вошли в лоно Церкви Его Святой, в то время как и Сам Он, Жених церковный, и друзья Его, святые апостолы и пророки, призывали их на путь покаяния и спасения во Христе Иисусе.

После того как званые оказались недостойными брачной вечери, Слуга Божий по повелению Своего Господина приглашает на пир всех нищих, увечных, хромых и слепых, которые с благодарностью отзываются на приглашение войти на пиршество и быть участниками великой вечери. Под нищими, увечными, слепыми и хромыми разумеются люди, действительно обладающие естественными недостатками, которые с большей готовностью отзываются на приглашение Божие следовать за Господом для достижения Царствия Небесного, как говорит об этом и апостол Павел: Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом (1 Кор. 1, 26–29).

Можно разуметь под нищими и убогими людей, несовершенных и в нравственно-духовном отношении, людей, погрязших в заблуждениях и пороках, не одаренных от природы добродетелями, которые, однако, на призыв Господа Своего отозвались покаянием и первыми идут в Царствие Божие.

Хотя эта притча имеет, как сказано было, ближайшее отношение к современным Иисусу Христу людям, имеет она самое близкое отношение и ко всем нам. В ней каждый найдет, если только внимательно прислушается к голосу своей совести, изображение своего собственного отношения к Церкви Христовой, к своему вечному спасению. Из притчи мы видим, что приглашаются на вечерю прежде всего люди, которые занимаются законными трудами и утешаются невинными семейными радостями, что не является оскорблением благости Божией, потому что Сам Господь дал заповедь и трудиться, и иметь жену. И тем не менее судьба этих людей, занятых законным трудом и предающихся невинным удовольствиям складывается очень прискорбно. Все заканчивается для них тем, что они лишаются участия в вечном царском пире и гибнут. За что же? Конечно, они осуждаются не за то, что трудились и утешались радостями семейными, но за то, что среди житейских забот и попечений надмевались своим почетным положением и, пристрастившись к своему труду, торговле и радостям, забыли о долге повиновения и почтения к своему Господину и пренебрегли приглашением на Его пир.

И среди нас, дорогие братия и сестры, могут быть такие люди, которые, обладая известными добрыми качествами, и достоинствами, и добродетелями, проводят время в различных трудах, занятиях, развлекают себя удовольствиями и радостями невинными и среди своих трудов и радостей совершенно забывают о Боге и своих обязанностях по отношению к Нему. В гордом уповании на свою праведность они считают себя не нуждающимися в милости, дарах и благах Божиих, решительно отказываются от дел самоотвержения, от послушания Богу и остаются глухи ко всякому призыву ко спасению.

Пристрастие к земному, к наслаждениям, к богатству, к удовольствиям века сего, пристрастие к отдельным лицам другого пола заглушают в человеке призыв к Царствию Божию, и он, подобно евангельским званым, отвечает: Не могу прийти, прошу тебя, извини меня. Конечно, эти званые не вкусят вечери Господней, не будут наслаждаться вечным блаженством, от которого они сами же и отрекаются. Во время земной жизни они не приобретают ничего для жизни в обителях Отца Небесного. Любовь, радость, мир, долготерпение, кротость, милосердие, благость, воздержание, вера (ср.: Гал. 5, 22–23) — вот качества, отверзающие человеку врата небесные и вводящие его в чертоги райские. Но эти качества, составляющие плоды духа, неведомы и недоступны живущим по началам плоти, живущим только для земли, без мысли о Небе, об Иисусе Христе и Его заповедях. И поэтому без тяжких, по-видимому, грехов, без возмущающих душу злодеяний миролюбец и сластолюбец, предающийся своим житейским попечениям и радостям, забывая о Боге, в конце концов подвергается вечной погибели: Сеяй в плоть свою, от плоти пожнет истление (Гал. 6, 8).

А вот люди второго рода, званые с дорог и перекрестков, т. е. люди менее одаренные и способные в жизни, оказываются более отзывчивыми, и призыв Божий, обращенный к ним, венчается успехом скорее, чем обращенный к людям, надмевающимся своей праведностью или своими дарованиями. Нищие духом, сознающие свое ничтожество, нравственную скудость и неспособность собственными силами устроить свое спасение, алчущие и жаждущие правды, со всей горячностью отвечают на призыв в Царствие Христово, к жизни христианской, и из их среды исходят лучшие гости на брачном пиру Агнца Божия, вземлющего грехи мира.

Все великие люди, оказавшие своими подвигами благодеяние Церкви, все великие пастыри и учители Церкви, святые мученики, смертью запечатлевшие свою несокрушимую любовь ко Христу, святые подвижники и подвижницы и все святые Божии вышли из среды званых — нищих духом, смиренномудрых — и торжествуют ныне на брачной вечере кроткого Агнца. Вступают в сонмы избранных Божиих многие из людей, скудно наделенных умственными и нравственными дарованиями — хромых, слепых, — и многие из тех, которые, злоупотребляя, растратили вверенные им дары Божии на порочные и постыдные дела, но потом, от всего сердца раскаявшись, уврачевали свои греховные раны и облеклись в светлую брачную одежду. В этом убеждают нас многие святые, которые после порочной, греховной жизни соделались чистыми и праведными, как, например, преподобная Мария Египетская или преподобный Моисей Мурин.

Братия и сестры! И мы являемся призванными в Царствие Небесное. Будем поэтому внимательны к гласу Божию, памятуя, что есть предел нашему земному существованию, что придет время, когда милосердие Божие, которое ныне призывает нас к покаянию и исправлению, как бы уступит место правосудию и праведному гневу Божию. Се, ныне время благоприятно, се, ныне день спасения (2 Кор. 6, 2). Очистим себя покаянием и исправимся, чтобы праздник Рождества Христова встретить с чистой совестью и духовной радостью и от полноты радости и чувств воспеть рожденному в Вифлееме Богомладенцу: Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение! (ср.: Лк. 2, 14).

 

Прот. Димитрий Смирнов (по св. евангелисту Матфею)

В сегодняшнем евангельском чтении Церковь предлагает нам притчу Господню о брачном пире. Эта притча о Царствии Небесном. Царствие Небесное сравнивается со свадьбой, которую устраивает Отец Небесный Сыну Своему.

В Библии есть книга «Песнь песней», в которой под видом любви юноши и девушки рассказывается о любви человека и Бога. Еще издревле человеческой душе в ее стремлении к Богу усваивали те же отношения, что и в браке. В истинном браке два человека становятся одним существом, не теряя своей личности; у них все делается общим, они имеют друг к другу жертвенную любовь, желание один другому послужить, каждый живет не для себя, а для другого. И отношения души человека и Бога такие же. Господь, чтобы спасти человека, нисходит на землю, распинается за него. Человек должен быть убит за свои грехи, а это наказание берет на Себя Бог, отдает Себя в жертву, и человек в ответ отдает Ему всю свою жизнь, отвергается себя, берет крест свой и следует за Богом по тому пути, который Господь ему предначертал.

Поэтому Господь и уподобляет Царствие Небесное брачному пиру. А Церковь — это Царствие Небесное, находящееся на земле. Господь приводит нас в Свое Царствие через Церковь. И наше богослужение, вершиной имеющее Божественную литургию, есть Царство Небесное, пришедшее в силе. Мы здесь стоим перед лицом Самого Христа Спасителя. Все мы пришли на этот пир, но каждый из нас находится к нему в особом отношении. Много званых — Господь призывает в Царство Небесное не только нас с вами, но и весь мир через слово Божие. Священное Писание переведено на все языки мира. Каждый человек, живущий в мире, знает имя Христово. Любой может познакомиться с теми словами, которыми Господь призывает его в Царствие Небесное, но совсем не каждый откликается на это, даже не каждый верующий.

Вот сегодня Отец наш Небесный устраивает брачный пир. Идет воскресная ранняя литургия, и Господь всех верующих из близлежащих домов (а их здесь очень много, несколько тысяч человек) призывает на нее, но совсем не все идут — под разными предлогами. Как в притче написано: Они, пренебрегши то, пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю свою, то есть у людей свои дела: у кого дети, у кого внуки, кому надо обои клеить, у кого холодильник испортился. Господь зовет всех на брачный пир, зовет всех в Царство Небесное — не в какое-то там символическое, а в самое реальное: в храме присутствует живой Христос, и Духом, и Телом. <…> Мы можем вкусить Его Пречистого Тела и Честной Его Крови, то есть соединиться со Христом — не как кровоточивая женщина края одежды Его коснулась, а всего Христа принять в себя.

Брак — это сочетание двух существ в одно, и душевно, и телесно, поэтому и говорит Писание, что муж и жена есть одна плоть; из них происходит даже третья плоть — дитя. И такое же сочетание души христианской со Христом совершается на этом брачном пире, они соединяются не только в один дух, но и в одно тело: Тело Христово растворяется в нашем теле, а Кровь Его в нашей крови. Какую еще благодать можно вообразить выше? Что для человека может быть вожделенней, чем такое общение со Христом? Что может быть радостнее, полнее? К чему еще можно на земле стремиться, как не к одному только — к соединению со Христом, если, конечно, человек Его любит?

И вот Господь всех зовет, а приходят совсем не все. В Евангелии сказано: Услышав о сем, царь разгневался. Это в истории часто происходит. Например, в нашей стране не так давно было более тысячи действующих монастырей, на каждой улице — по два храма. <…> И вот все оказалось сметено. Единственная причина этого — что люди причащались раз в году. Христос звал, а никто не шел — значит, это никому не нужно, и Господь все отнял. Так случалось со многими народами, когда они пренебрегали Христом.

<…> Тогда говорит он рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир. И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых, и брачный пир наполнился возлежащими. Это сказано о нас: Господь остатки какие-то собрал по разным закоулкам и все-таки наполнил пир. Мы не являемся изначала зваными, а представляем собой некий сброд, который не знает ни заповедей Божиих, ни Священного Писания, и пришли мы как бы ниоткуда, потому что никакого христианского воспитания не получили, имеем отрывочные сведения о вере, о Боге. Мы только собираемся учиться чему-то доброму. Среди нас есть люди, по душе своей злые, а есть добрые, есть разговорчивые и молчаливые, умные и глупые, худые и толстые — всякие есть. Господь собрал всех, кого нашел способным вместить хотя бы часть благовестия Христова.

Дальше в притче события развиваются таким образом: Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду. То есть Сам Отец Небесный входит в наш храм и смотрит, кто из нас в брачной одежде, а кто нет. И говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых, а мало избранных. А это о чем? Кто из нас будет связан и брошен вон, во тьму внешнюю, то есть в мир внешний, мир страстей, в погибель? Тот, кто попал сюда случайно. А что такое брачная одежда? <…> Мы тоже получаем брачную одежду — вот здесь, на исповеди. Мы приходим в храм, с ног до головы опутанные и оклеенные грехами своими, и Господь нас вопрошает, часто устами священника: «Какие у тебя на совести грехи?» А человек молчит или отвечает: «Пелагея» — и все. Тогда он брачной одежды не получает, а отходит от исповеди такой же грязный, как и подошел, то есть очищения не происходит, потому что нету покаяния. А покаяния нет потому, что человек не замечает, что он весь в грязи; он считает, что ничем не согрешил. Некоторые так и говорят: я ни в чем не грешен. То есть настолько человек привык к своей одежде, что она кажется ему чистой. Если надеть темную рубашечку и носить две недели — она все чистенькая, но стоит окунуть ее в таз со стиральным порошком, сразу окажется, что она черна от грязи, хотя человек этого и не замечает. Так и живущий в грехах не замечает, что он полностью черен, что он весь в грязи. И чтобы ему участвовать в брачном пире Отца Небесного, чтобы соединяться со Христом Спасителем, нужна другая одежда, а эту ветхую надо скинуть, то есть нужно покаяться.

<…> Само желание причаститься — это Божественное желание. И то, что человек пошел на брачный пир даже в грязной одежде, не есть еще грех, потому что стремление причаститься — от Бога. Дьявол не может внушить человеку такую мысль, потому что для дьявола это невыносимо. Наоборот, он всеми правдами и неправдами старается нас отвратить от причастия. <…> К сожалению, мы часто, следуя, как нам кажется, своим мыслям (на самом деле они внушены нам сатаной), под разными предлогами уходим от причастия. А Господь нас зовет. Он же не говорит: пийте от нее Маша, Даша, Катя и Вова, Он говорит: Пийте от нея вси — все, весь мир призывается к Чаше для соединения с Богом. Но единственное условие этого соединения — покаяние, потому что мы все пришли к Богу в грехах. <…> И вот с покаянием нашим начинается страшная путаница. Чаще всего она происходит от незнания. Человек никогда в жизни не исповедовался, никто его этому не учил. Что, собственно, исповедовать? как говорить? что вообще нужно? Обычно каждый старается все правильно исполнить, некоторые даже спрашивают: а что вперед целовать, Крест или Евангелие? Но правильность заключается не в том, что сначала целовать, или как голову наклонять, или как креститься, — она заключается в том, чтобы покаяться. Человек должен осознать перед Богом, что он недостоин участия в этом пире. Каждый входящий в храм должен глубоко понимать, что он здесь пришелец, он убогий нищий, которого подобрали где-то на дороге и из милости сюда пустили.

<…> Источник нашего очищения есть Чаша Христова. Взять отсюда Чашу Христову — и это уже будет не храм, потому что центр и средоточие нашей духовной жизни есть эта божественная служба — Евхаристия, благодарение. Одна раба Божия вчера сказала: «Я в церковь очень редко хожу, но я дома молюсь». Да, помолиться можно и дома, и даже очень хорошо, что человек дома молится, но причащаться, соединяться со Христом не только духовно, через молитву, но и телесно можно только в храме. А причащение есть самая большая полнота общения с Богом, без него не может быть ни молитвы, никаких добрых дел, никакой жизни христианской, а только одна иллюзия ее. Поэтому целью нашей жизни должно стать постоянное причащение. Причастие — это есть Царство Небесное. <…> Царствие Небесное — это не значит, что мы сядем где-то на облаке и будем по воздуху летать. Нет, оно здесь находится, но оно духовное и увидеть его можно только духовными очами. А для этого надо их открыть, надо промыть их от греха.

<…> А некоторые полностью формализовали свою духовную жизнь, им лишь бы причаститься. Ну да, причаститься ты можешь, но не только ничего не получишь от этого, а и нанесешь себе вред. Апостол Павел так и говорит, что многие внезапной смертью умирают и многие часто болеют, потому что без рассуждения приступают к Святым Христовым Тайнам, не понимая, чего причащаются. Мы причащаемся того Тела, которое ходило по Иудее, которое страдало на Кресте, того Тела, которое вознеслось на небо. Мы соединяемся с Самим Христом. Это не есть какой-то символ. Просто потому, что мы не можем есть человеческое мясо — человек не может переступить через это, — Господь так премудро устроил, что мы вкушаем Его Тело и Кровь под видом хлеба и вина. Но это только вид, как во Христе был вид человека, но с Его человечеством было соединено Божество. <…> так святые отцы на Соборе установили эту Божественную истину, догматизировали, выработали эту замечательную, изысканную формулу.

<…> Евхаристия — это краеугольный, пробный камень нашей веры и нашего отношения к Богу. И если что-то нас может отлучать от причастия, то только церковная дисциплина, потому что не каждый, в силу своей греховности, может выдержать, не повредившись умом, душой и прочими составами, ежедневное причащение, не может удержать эту чистую одежду. Поэтому нужно к причастию особенно готовиться. Если святые апостолы причащались ежедневно, то уже по прошествии нескольких десятков лет христиане стали причащаться раз в неделю. А потом это все более и более скудело, и уже во времена Иоанна Златоуста появились христиане, которые причащались раз в году. А теперь есть такие, которые вообще почти не причащаются, хотя по канонам церковным кто хотя бы раз в год не причастился, тот уже, собственно, не христианин, то есть он становится как бы не крещеным.

<…> Чашу выносят, Чашу жизни, в которой Тело Христово! Да мы должны броситься к ней, обнять! Вот как Иоанн Кронштадтский: он, когда Божественную литургию служил, эту Чашу обнимал, он ее целовал, поливал ее слезами — такая была у него любовь ко Христу. А мы? Мы можем и потолкаться, и свечами заниматься, и чем-то шуршать, и о чем-то думать… Выходит Сам Христос, Чашу жизни предлагает — вот оно, Царство Небесное, вкушай, пей! А нам все равно, мы даже покаяться не хотим. Так только, по обычаю: вроде уж время пришло, вот в пост — тогда, мол, и причащусь. А желания такого не испытываем; какая-то обязанность, какая-то поденщина в этом, а жажды нету. <…> А то приходит человек: батюшка, у меня то, у меня се, кому мне молебен заказать, кому мне отслужить? Чаша жизни выносится, Сам Христос живой перед нами! Какой еще молебен? Можно помолиться любому святому — это очень хорошо. Можно просить помощь, можно и молебен отслужить — все это вещи прекрасные. Но если человек пренебрегает Самим Христом Спасителем, как можно просить чего-то у Его Матери? Неужели Матерь Божия нас послушает, если мы отвергаемся Ее Сына? Как это возможно? Поэтому нам надо стремиться к Чаше. Нам ее Господь дал, Он для этого и Кровь Свою пролил, чтобы нас этой Кровью напитать, потому что эта Кровь животворящая, она оживотворяет нас. И если мы хотим ожить, если мы хотим просветиться, начать новую жизнь, то нам надо к Чаше стремиться <…>

Господь пришел к Своему народу, который Он избрал давно, много-много сотен лет назад. Но этот народ Его не принял, за исключением немногих людей. Слово Божие обращено ко всем живущим на земле, но одни народы приняли его, а другие нет. Бывает и так, что кто-то сначала с радостью воспринимает, а потом отвергает слово Божие.

Господь пришел на землю и зовет всех на пир веры, зовет всех в Царствие Небесное, которое Он уподобляет свадьбе, потому что из всех праздников человеческих свадьба — самый радостный. Сейчас, правда, это во многом ушло, но даже то, что люди на свадьбе стараются друг перед другом выставиться как можно больше и больше пир закатить, есть свидетельство той прежней радости, которая шла от сердца, а не от того, чтобы другим показать, каковы, мол, мы. Вот поэтому Господь и уподобляет Царствие Небесное брачному пиру.

Кто же вступает в брак на этом божественном пире? Дух Божий и душа человека сочетаются навсегда в любви. К этому союзу Господь и зовет всех людей, но они находят уважительные причины, чтобы уклониться от Его зова. <…> Мы вот с вами пришли на этот пир веры, потому что церковь, Божественная литургия — это и есть Царствие Небесное на земле. Знаем мы это или нет, чувствуем или нет, но Царствие Небесное — оно вот здесь, сейчас явлено во всей своей полноте. Только воспринять его мы можем каждый в ту меру, насколько кто подготовился, насколько смог облачиться в брачную одежду.

<…> Не все из идущих в храм даже знают о том, что здесь есть Царствие Божие, к которому можно приобщиться. Стоят в храме телом своим, а дух не может воспринять это, уяснить, усвоить, потому что человек отягчен совсем иным. А бывает, человек и в храм-то пришел не за этим, не за Царствием Небесным, а еще за чем-то. Мало ли нужд у человека? Мало ли за чем к Богу можно обратиться? Поэтому Господь говорит: Много званых, а мало избранных.

И ради избранных Господь пролил Свою Кровь. Сможем ли мы стать этими избранными? Если захотим, то сможем, а если не захотим, то не сможем. Иной говорит: я вроде бы хочу, но у меня ничего не получается. Дело в том, что на словах каждый человек этого хочет, но всякое желание обычно сопряжено с неким деланием, которое подтверждает его желание. Самые простые примеры: человек захотел пить, и, если он дома, он идет к чайнику, а если на улице — то ищет квасную бочку. Не так ли? Так. Если человек хочет учиться, он поступает в учебное заведение, соответствующее его интересам. Бывает, что человек не хочет учиться, а хочет иметь диплом — тогда он поступает туда, куда легче поступить, но при этом получает не образование, а лишь свидетельство о нем. <…> Если человек хочет приобщиться к Царствию Небесному, он начинает исполнять заповеди Божии. И по тому, как он исполняет, можно понять, действительно ли он хочет Царствия Небесного или нет. Потому что просто декларировать: я, дескать, хочу — это все пустые слова. Слова должны подтверждаться делом.

И вот Господь говорит: Пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир, злых и добрых, чтобы наполнился брак возлежащими. И наш брак тоже наполнился, все мы собрались вокруг престола Божия, где уготована трапеза, которой многие из нас будут приобщаться. А многие не будут, по разным причинам: один не подготовился, потому что ему было лень; другой так тяжко согрешил, что даже стыдно в этом признаться, все старается юлить, думает, что Бог не видит и не знает. И много разных обстоятельств у человека. И есть среди нас разные люди, и добрые, и злые.

А почему Господь избрал именно всех вместе, и злых, и добрых? Нельзя ли было одних добрых призвать, хороших? Нет, никак нельзя, потому что Господь хочет спасти всех и каждого. Просто задача у всех разная. Если ты добр, то в этом еще нет награды. Да, ты добрый, ну и что? Тебя Бог и сотворил таким. Поэтому если хочешь достичь Царствия Небесного, ты должен стать по крайней мере в два раза добрее. Вот тогда будет награда, тогда виден будет твой труд. А если ты злой, ты должен перестать быть злым, и, если достигнешь хотя бы половину доброты, которую имеет тот добрый изначала, для тебя этого будет достаточно, чтобы войти в Царствие Небесное. И хотя тот, ничего не делая, превосходит тебя в доброте, но он Царствия Небесного не достигнет, потому что ничего для этого не сделал. А ты, будучи злым, потрудился и перестал быть злым. И это будет великий христианский подвиг <…> А что такое добро? Это есть исполнение заповедей Божиих. И мы сможем их исполнять, только их познав. А для этого мы должны знать Священное Писание, чтобы нам понимать, в чем заповеди состоят. Поэтому один из наших тяжких грехов — это невежество. Когда человек говорит, что он не знает, этим он не освобождается от наказания. Причем наказывает его не Бог, а он сам себя наказывает. Потому Господь и говорит: не знавший и не делающий биен будет. Конечно, кто знал и не делал, биен будет больше. Это понятно. <…> Каждый из нас от других отличается каким-то хорошим свойством души, данным ему от Самого Бога. Но мы не трудимся для того, чтобы прибавить себе это добро и убавить то зло, которое мы приобрели в своей жизни, предварительно себя развратив. Поэтому нам обязательно нужно этот труд приложить, и Господь его от нас ждет. И если мы будем понуждать себя на этот труд души, тогда сможем воспринять то, что здесь сейчас происходит и что происходит всегда во всех церквях независимо от того, какой это храм, какой поет хор, кто служит. Потому что Евхаристия только совершается руками священника, а претворяет хлеб и вино в Тело и Кровь Свою Сам Христос. <…> Конечно, жизнь наша трудна, и сами мы по своему существу люди грешные, но Царствие Небесное для нас не закрыто. И пока мы живы, Господь ждет, что мы обратимся к Нему, потому что ни один человек не может сам себя из злого сделать добрым, из плохого — хорошим. Только Господь это может, и надо Его об этом просить, надо взывать: Господи, спаси меня, я погибаю. <…> И Он всегда стоит среди нас. Как один святой сказал: молящийся человек — это уже церковь. Поэтому когда мы только направим мысль свою к Богу, Он уже выбегает к нам навстречу. Да, мы грешные, мы блудные дети, но, как только мы устремляемся в Отчий дом, Господь тут же выбегает к нам навстречу и готов принять нас в Свои объятия, готов простить, готов тельца упитанного закласть, чтобы дать нам в пищу.

Он отдал ради нас на смерть Сына Своего Единородного. Кто может сказать: я достоин причащаться Тела и Крови Христа Спасителя? Никто не может так сказать. А Василий Великий говорил: знаю, Господи, что недостоин «и суд себе ям и пию». Как можно быть достойным такой святыни? Но милость Божия простирается на нас, Господь не отвергает нас, Он хочет нас исцелить. А мы сами своей злой волей, разлененностью, гордостью препятствуем спасению нашей души. Поэтому если кто-то из нас погибнет, то в этом будет виноват он сам, потому что сам не захотел. Потому что Царствия Небесного нужно алкать и жаждать, как человек хочет есть и пить, когда ему долго не давали. Вот если он так хочет Царствия Небесного, он сумеет, он найдет. Господь выйдет Ему навстречу и возьмет его к Себе. Аминь.