В тот час, когда богиня Пандейя выливала в небе из голубых ведер на поля такую пышность полуденного золота, что в его отсвете пропадала даже хмурость Пелиона, Хирон стоял перед входом в пещеру и, склонив голову, смотрел на Харикло. Он видел не раз, как умирают на земле, и понимал, что значит умирать. И хотя он мог слышать шаги Смерти и воочию видеть бессмертными глазами Смерть, но говорить с нею — не говорил. Бессмертные не беседуют со Смертью.

Умирала старая Харикло.

О, как весело звучали под горой голоса!

И впрямь, веселые, звонкоголосые возвращались с охоты Актеон и Язон — юноши, питомцы Хирона. Они с хохотом поднимались к поляне по крутой тропе, гуськом. На плечах у них стволы ясеней — не стволы, а исполины Пелиона для костров полубогам-героям. И увешаны стволы от вершины до комля добычей. Легко нести юношам добычу. На стволах качались звериные туши — медведи, вепри, связки косуль, и рядом с ними пучки съедобных и целебных корней и клубней. Вот день так день!

Еще издалека они радостно кричали:

— Учитель Хирон, смотри: сегодня мы без оружия добыли дичь — руками и умом, как ты нас учил! Дичь добрая, на славу. Так, значит, мы и делали добро. Смотри, отец!

И юноши смеялись.

Но, выйдя, бурно дыша, с горящими глазами, на поляну, они взглянули на Хирона и умолкли. Он не сказал им, как бывало:

— Младенцы, о-го-го! Теперь мясного молока в ковшах немало. Пригубите. А соблюден лесной закон?

И юноши, бывало, отвечали:

— Он соблюден. Нет лишнего. По мере нужды — не больше.

— А соблюден закон звериной правды?

— Он соблюден: «Без лютости отвага».

— Ну, расскажите коротко и прямо.

И начнут, бывало, юноши говорить, и скажут друг о друге:

— Отец, Язон медведицу под себя подмял и отпустил, увидев двух малолеток-медвежат. Он мать почтил.

— А Актеон у барса вырвал из когтей козленка и погрозил когтистому зверюге: «Смотри в другой раз!..» Барс был сыт и рвал козленка без нужды — от ярости и злобы.

…Но сегодня наставник не спросил их, как бывало. Он даже не оглянулся на охотников.

Осторожно свалили юноши на траву стволы с добычей и стали рядом. Смотрят во все глаза на Хирона. Сегодня он иной. Таким герои-полубоги еще не видели мудрого кентавра.

Неподвижно, долго-долго стояли удивленные юноши, наблюдая учителя. И вот Актеон осторожно, чуть подтолкнув Язона, шепнул ему:

— Ты видишь?

— Вижу.

— Это что?

В буром золоте бороды Хирона что-то серебрилось и белело. Казалось, будто Время, которое еще никогда не подступало к бессмертному кентавру, вдруг потянулось к нему паутинными пальцами и, перебирая в его играющей золотом бороде волос за волосом, тончайшей, тоньше воздуха, кистью неслышно серебрило то один волосок, то Другой.

И вдруг, не выдержав, шагнул Актеон к Хирону и спросил:

— Отец, кто проводит по золоту твоих волос серебром, как у стариков? Ведь ты не подвластен Хроносу-Времени.

— Я познал утрату, — ответил Хирон.

— И что ж! Утраты не омрачают радость богов. Они были у тебя и прежде. Осенью много листьев опадает с деревьев. Разве кто жалеет листья? Это ж осень. Не так ли ты нас учил?

И ответил Хирон:

— Ты, мальчик, прав. Так говорил я вам и себе. Я видел утраты — и свои, и чужие, но тогда я еще не познал их. Утрату познают, когда любят. Тогда впервые слышишь голос Ананки-Неотвратимости. Я услышал сейчас ее голос. И учусь сейчас новому мужеству, более твердому, чем былое.

Переглянулись ясными глазами Актеон и Язон, полубоги, и слегка пожали плечами. От таких плеч отползли бы львы в кусты. Они были молоды, и хотя были смертны, но еще не познали утрат. А Любовь?.. И тут оба разом обернулись друг к другу, и встала перед их глазами Меланиппа, с конским телом, блестящим, как агат, и с девичьим торсом, золотисто-белым, словно цветы асфодели, — их подруга-красавица, внучка Хирона.

И вдохнули юноши в себя полмира:

— Меланиппа!

А у входа в пещеру тихо испустила свой последний вздох Харикло.

— Умерла…

— Актеон, мне будто послышался голос учителя. Кто-то сказал: «Умерла». Ты слышал? — В глазах Язона стоял вопрос.

— Слышал. Да, ведь старая Харикло была смертной.

Но и в глазах Актеона стоял тот же вопрос.

— Пойдем, окунемся в волны.

И пошли юноши, полубоги-герои, к потоку, где жила нимфа Окирроэ, дочь Хирона, мать девушки-кентавра красавицы Меланиппы.