Лешка налил из графина воду в стакан и выпил залпом.

— Вот, собственно, и все, — закончил он. — Я забежал домой. Старик мой разболелся. Температура под сорок. Испанка. Я, конечно, испугался. За врачом сбегал, потом в аптеку и сюда.

— Это к делу не относится — перебил Малинин. — Товарищи, нельзя терять времени. Не забывайте, что через час наступит двадцать четвертое декабря. А разве мы готовы отразить нападение?

Я никогда не видел его таким решительным.

— Федор Гаврилович, дозвольте, я к Красильникову живым духом слетаю, выпрошу роту, а то и две!

— Хорошо, Малинин! — задумчиво сказал я. — Но тут надо разобраться. У меня вызывает сомнения новый срок. Когда они успели его переменить? Всего несколько часов назад день выступления был прежним.

— Не понимаю, что вы хотите? — грубо перебил Егор. — Будем ждать до воскресенья, а пока нас раздолбают, как младенцев! Ну, переменили и переменили! Догадались, наверно, что мы за ними следим. Так я побегу к Красильникову. Только сперва позвоните.

Побежденный его уверенностью, я снял трубку и попросил штаб полка:

— Товарищ Красильников? Здравствуйте. Говорит Братченко.

— Кто? — недоверчиво переспросил знакомый бас.

— Братченко!

— Здравствуйте, — после длинной паузы ответил начальник штаба. — Значит, вы живы?.. Я, впрочем, так и думал... Очень интересно это у вас получилось... Передаю трубку товарищу Волошину. Он у меня.

— О чем вы говорите? — удивился я, но в трубке уже слышался суховатый голос Петра Андреевича:

— Прибыл? Через десять минут встретимся в ревкоме!

— Да некогда мне! — с досадой закричал я. — Дело в том, что...

— Я тебя не в гости зову! — перебил Волошин. — Жду!

— Черт-те что! — буркнул я и, не попадая в рукава, стал надевать тулуп.

— Ругается начальство? — сочувственно спросил Егор.

...Волошин встретил меня сухо, отрывисто поздоровался и зашагал по кабинету, бросая тяжелые, как камни, слова:

— Расскажи, как отряд загубил, а сам живой остался? Вон что! Ловко! Под мостом, стало быть? Ты, оказывается, акробат!

— Петр Андреевич, что это вы? — обиделся я. — Не верите мне?

— Сомневаюсь! — резко ответил он. — Я хитрить не умею. Пять лет верил, как себе, а сейчас сомневаюсь. Непонятные дела у тебя творятся! Контрреволюционные элементы подвал в Чека ломают, а ты их с поклоном отпускаешь. С матерыми врагами либеральничаешь. Неизвестному ойроту на слово веришь, ведешь людей прямо к засаде, а сам спасаешься чудесным образом... Разбираться в этом я не стану, я не трибунал. Но на посту председателя Чрезвычайной комиссии оставаться не можешь! Сдавай дела Николаеву.

— Этого не сделаю, — ответил я спокойно, но все во мне натянулось и дрожало как струна. Я принялся сворачивать цигарку.

— Не подчиняешься? — удивился Волошин.

— Оправдываться не буду! — в ушах у меня так шумело, что я не слышал собственного голоса. — Но в такой момент...

У меня не хватало дыхания, я поперхнулся и долго не мог справиться с собой. Волошин хмуро смотрел в сторону.

— Нынче на рассвете в четыре часа возле моста назначен сбор заговорщиков. Уже час ночи. Не задерживай меня, Петр Андреевич! — сказал я и встал.

Волошин засопел и долго сверлил меня маленькими пытливыми глазками.

— Ладно! — спокойно сказал он. — То, что ты злой, это хорошо! Я ведь и не ждал, что ты в один день город очистишь. Юридического факультета ты не кончал и следователь такой же самодельный, как я городской голова. Но все же на одной святой злости далеко не уедешь. Врага не только в лоб бьют, но и с тыла. Учись применять военную хитрость. Впрочем, — Волошин встал, — об этом после поговорим. А сейчас действуй. И не обижайся на старика, — совсем уже ласково проговорил он и похлопал меня по плечу. — Ступай!

Думая о предстоящей. операции, я побежал к себе. Возле особняка гарцевали на копях красноармейцы. «Прислал Красильников!» — мелькнуло у меня. Я поднялся на крыльцо и увидел Малинина. Сдвинув папаху набекрень, он самодовольно приказывал командирам взводов:

— Разделитесь на три отряда и подходите к мосту с разных сторон. По улицам поезжайте гуськом, старайтесь, чтобы на вас прохожие глаза не лупили. А еще лучше — прямо отсюда ступайте за город, в Красивую балку, оттуда по бережку подберетесь к переправе.

Николаев не вмешивался в его распоряжения. Лешка в шинели, накинутой на плечи, бегал по залу и заглядывал в черные окна. Чувствовалось, что инициативу взял в руки Малинин. Командиры со всеми вопросами обращались к нему.

Я вошел незамеченный.

Малинин кричал:

— Орлы, пора в путь! Выходи строиться!

Красноармейцы, затягивая ремни с патронными сумками, двинулись к двери. Но тут выступил Николаев и негромко сказал:

— Отставить. Будем ждать товарища Братченко.

— Да, может, он не скоро придет, — недовольно проворчал Егор.

Но Николаев тем же размеренным тоном успокоил:

— Товарищ Братченко придет очень скоро.

Я подошел к Малинину.

— Ты, я вижу, все уже организовал, — приветливо сказал я, отметив про себя и ликующий взгляд Лешки, и довольную улыбку Николаева, и откровенно изумленный взгляд Малинина. «Откуда же черпал информацию товарищ Волошин? — мелькнуло у меня. — У Красильникова? А может, у Егора?»

Взяв Малинина под руку, я вышел с ним на крыльцо. В маленьком дворике теснились всадники, выстраиваясь в два ряда, бряцали штыками, звенели сбруей. Тяжелые железные ворота распахнулись. Лошади захрустели подковами по мерзлому снегу.

Я, Малинин, Николаев и Лешка ехали в первой четверке. Кони наши шли вровень. Миновав улицу, отряд завернул к базарной площади. Она была пустынна в этот поздний час. Тусклый фонарь освещал торговые ряды, запертые лавки, обледеневший булыжник. На площади мы разделились. Взвод во главе с Малининым направился к мосту. Другой взвод, с которым ехали я и Лешка, свернул вправо, чтобы атаковать противника с фронта. Николаев возглавил взвод, который должен был находиться в засаде.

Лешка, нервничая, беспрерывно курил. Я вглядывался во мрак, боясь не заметить занесенный снегом берег. Когда смутные очертания моста выступили на белой поверхности реки, я зажег под шинелью спичку, взглянул на часы. Без четверти четыре. Пора.

Спешившись и оставив лошадей под присмотром двух красноармейцев, бойцы рассыпались цепью, окружая мост. Я шел рядом с Лешкой, сжимая наган, и до боли в глазах всматривался в темноту. Между каменными «быками» на льду мелькнули тени. Из-за разорванной тучи выглянула ущербная луна, я увидел группу всадников, застывших у берега. Когда по реке разлился синевато-белый свет луны, всадники неслышно передвинулись в густую тень, отбрасываемую мостом.

#img_8.jpg

— Кого-то ждут! — шепнул Лешка.

Пригнувшись, мы перебежали ближе. Я вытащил из-за пазухи ракетницу и нажал курок. Мертвенный, зеленый свет озарил реку и высокий берег, заросший голыми кустами. Гулко рассыпались выстрелы. Я подбежал к мосту и встретился с подоспевшими конными красноармейцами.

— Руки вверх, контра! — свирепо закричал Егор, размахивая шашкой. Но всадники, прятавшиеся под мостом, не сопротивлялись.

Сгрудив коней в кучу, они подняли руки. При слабом свете луны я разглядел их. Молодые, безусые, с перепуганными лицами, пленники производили жалкое впечатление. Сойдя с коней, они гуськом выбрались на крутой берег. Тут у моста мы тщательно обыскали их. Ни у одного не оказалось оружия. Только у рослого чернобрового мужчины в заднем кармане я нашел нож в чехле.

#img_9.jpg

— Это и есть Серж! — шепнул радостно возбужденный Лешка.

Я не разделял его радости, все острее чувствуя, что мы в чем-то промахнулись. Как, вот эти семеро безоружных, испуганных юношей и есть те самые заговорщики, с которыми связан Степняк? Я приказал осмотреть окрестности. Но красноармейцы вернулись ни с чем. Но, может быть, эти всадники — передовой пост, выставленный для встречи банды? Тогда где же те, кого они ждали?

Было совсем светло, когда мы вернулись в особняк на Никольской. Задержанных ввели в кабинет. Самым старшим и наиболее хладнокровным из них был Серж. Он пристально взглянул на Лешку, но не подал вида, что узнал его. Вообще, он не казался испуганным. Его круглое женское лицо выражало полное равнодушие.

Иначе вели себя другие арестованные. Одетый в просторный вельветовый балахон молодой человек с испугом следил за нами. Рослый парень в лыжном костюме оглядывался с растерянной улыбкой. Остальные были чем-то похожи друг на друга: сытые физиономии, опрятная одежда и трусливые глаза нашкодивших щенков.

— Главное, не дать им опомниться! — отвел меня в сторону Малинин. — Вы старшего допросите, а мы с Николаевым другими займемся.

Когда молодых людей выводили, Серж громко сказал:

— Вы от нас ничего не добьетесь! Мы не унизимся перед вами! — Эту фразу он явно предназначал для своих друзей.

Приказав Лешке произвести с красноармейцами обыск в доме Лозинских, я приступил к допросу. Серж сидел, положив ногу на ногу, полузакрыв глаза, всем видом давая понять, что отвечать не будет. Все же в позе его была напряженность, нарочитость. Так ведут себя наглые, но слабые. Я решил дать ему почувствовать, что здесь с ним не намерены шутить.

— У вас есть три минуты на размышление! Или вы бросите валять дурака и расскажете все, что вам известно о белогвардейском заговоре, или будете расстреляны!

Я деловито взглянул на часы и направился к двери. Вернувшись через несколько минут, я не узнал Сержа. Высокомерие как рукой сняло. Самодовольное лицо осунулось. Он поспешно сказал:

— Я буду говорить.

— Слушаю.

— Произошла страшная ошибка! — Он прижал руки к груди. — Вы принимаете нас за других... Ни о каком белогвардейском заговоре мы не имеем понятия...

— Зачем же собрались возле моста?

— Я говорю правду! Конечно, то, что мы хотели сделать, тоже заслуживает наказания... с вашей, разумеется, точки зрения... Но в конце концов мы же только намеревались... И потом вы должны принять во внимание, что все мы недавние гимназисты, а господин Полещук, которого мы ждали у моста, даже несовершеннолетний.

— Не тяните!

— Мы, группа друзей, часто размышляли, как дальше жить. Ведь надо делать карьеру, обзаводиться семьями. Но где? Куда идти? На чьей стороне правда? Мы пришли к убеждению, что заблуждаются все. Свирепствуют одни, еще более жестоки другие. В России царит первобытный хаос!

— И что же?

— Мы решили бежать!

— К господину Степняку?

— Я не знаю, кто такой Степняк, — удивился Лозинский. — Мы хотели с помощью ойротов пересечь границу. Там, среди цивилизованных людей... Впрочем, наши взгляды не могут вызвать у вас сочувствия. Но уверяю, мы безвредны. Никто из нас даже не умеет обращаться с оружием...

«Играет роль?» — подумал я и достал из письменного стола ключ.

— Знаком вам этот предмет?

— Мой ключ... — протянул руку Серж. — Как он к вам попал? Я потерял третьего дня...

Исподтишка наблюдая за выражением его лица, я не увидел ни тени испуга или замешательства. Серж был удивлен, и только...

Нет, Лозинский не стрелял в кассира Новикова! Этот злополучный ключ оказался ложной уликой, которая увела нас совсем в другую сторону... Горько было признаваться в этом, но приходилось.

В кабинет вошли Николаев и Малинин. Выяснилось, что остальные арестованные слово в слово повторили то, что я узнал от Сержа. Оставалась надежда на Кольцова. Может быть, обыск что-нибудь даст? И вот внизу забряцали штыки. Я бросился навстречу Лешке. Он был взволнован.

— В доме Лозинского мы ничего не нашли. Но на обратном пути задержали одного типа. У него есть бумаги любопытного содержания...