Объявлена во всесоюзный розыск

Художественно-документальная повесть

Судебная коллегия по уголовным делам Брянского областного суда рассматривает уголовное дело по обвинению Антонины Макаровны Гинзбург, родившейся 1 марта 1920 года, уроженки Москвы, русской, замужней, по статье 64 УК РСФСР.

В зале заседаний полно людей, некоторые стоят даже у входа. Подсудимая ведет себя спокойно, уверенно, делая вид, что ее не интересует происходящее. Изредка она бросает взгляд в зал, как бы надеясь увидеть одобряющие или хотя бы сочувствующие взгляды, но тщетно. Она видела только осуждение и ненависть. У некоторых на глазах слезы — это свидетели-родственники убитых подсудимой. Одна из таких свидетельниц в особо острый момент бросилась на подсудимую с кулаками.

По ходу суда Виктор Белоусов, собственный корреспондент газеты «Правда», трижды давал отчеты о процессе на всю страну.

Что же совершила эта пятидесятилетняя женщина, если розыск ее курировал КГБ СССР, а главная газета страны уделила ей столько внимания?

Это дело получило широкий общественный резонанс. Чтобы все было понятно, придется вернуться назад, в прошлое, лет эдак на 25, к истокам этого страшного дела. Это был необычный, уникальный случай, даже для области, где процессы над карателями в те годы не были редкостью. А тут — немолодая женщина, мать двоих детей, фронтовичка, награжденная несколькими медалями, общественница, уважаемый человек. Поневоле задумаешься.

Да, наша история изобиловала крутыми поворотами, бывало всякое. Были детоубийцы, цареубийцы и просто убийцы. Но такого не было. Всех интересовало, как могла произойти такая метаморфоза с обычной девушкой, к тому же молодой, привлекательной, комсомолкой, участвовавшей в обороне Москвы в 1941 г.

Как случилось, что эта особь женского рода, которой самим господом Богом было предначертано давать жизнь, убивала десятками, без жалости, даже с жестокостью и цинизмом? И сейчас еще ходят легенды о деле Тоньки-пулеметчицы. Накручено столько, что сразу и не сообразишь, где правда, а где ложь.

Автор, занимавшийся розыском этой садистки, решил рассказать правдиво, как все это было в действительности. Развести правду и ложь.

Эта женщина, Антонина Макарова, известная как «Тонька-пулеметчица», попала в поле зрения органов еще в 1943 году, сразу после освобождения Брянщины (ранее входила в Орловскую область). Старшее поколение, наверное, еще помнит, как «засорена» была область после оккупации пособниками фашистов. И это понятно: в противовес партизанскому движению для борьбы с ним немцы насаждали различные разведывательные, контрразведывательные, карательные органы. Чего стоит только одна бригада РОНА — Русская освободительная народная армия Каминского, более активная и жестокая, чем, к примеру, карательный полк «Десна».

О РОНА надо рассказать подробнее, так как наша героиня полтора года состояла на службе у Каминского и играла не последнюю скрипку в уничтожении и истязании людей.

В день скорби 22 июня 2006 года в солидной московской газете некто голословно утверждал, что хозяевами Брянского леса были не партизаны, а РОНА. Все написанное о партизанах это, мол, ложь советского агитпропа. Далее автор этого пасквиля пытался отмыть от крови предателя Каминского, представить его этаким борцом за народное счастье. А известно ли этому господину, что Чрезвычайная комиссия по расследованию злодеяний оккупантов, после ухода РОНА в Белоруссию обнаружила в ямах 1890 трупов на скотомогильнике бывшего конезавода № 19, принадлежавшего до революции Михаилу — брату царя Николая II? В стойлах конезавода, как известно, находилась окружная Локотская тюрьма РОНА. А если посчитать во всех семи районах, где действовало Локотское самоуправление и РОНА? В уголовном деле Макаровой имеются фотоснимки, где она, в присутствии понятых, указывает места расстрелов патриотов. Это действо Макарова называла просто — «свести в крапиву».

Чтобы не быть голословным, обратимся к документам. Уже на второй день Каминский, ставший бургомистром после убитого партизанами Воскобойника, издал приказ № 25 от 9 февраля 1942 г. о расстреле всех узников, содержавшихся в тюрьме.

13 февраля после возвращения из Брянска, куда он ездил на прием к командующему тылового района «Корюк», Каминский издал приказ № 53: «На совещании в генеральном штабе тылового района генерал Бернгардт от лица германского народа и армии объявил мне и всему л/составу благодарность за хорошую работу и приказал всех наградить землей и конским поголовьем».

Просим прощения у читателя за долгое отступление. Но из песни, как говорится, слов не выбросишь. Еще один штрих к тому, кто являлся хозяином положения на Брянщине. Вот приказ командующего 2-й немецкой танковой армии генерала Шмидта № 0325 от 20.02.1942 г.: «Действия партизан в тыловом районе в последнее время приняли такой размах, что они должны рассматриваться как постоянно растущая опасность…Партизанские отряды хорошо вооружены, в том числе автоматическим оружием, имеют опытное и единое командование».

Шмидт, докладывая в штаб армии «Центр», указывал, что «фронт в тылу армии представляется мне сейчас важнее фронта на востоке. Честно сотрудничающее с нами население не находит защиты от террора. В районе действия партизан расстреляны все бургомистры…». (Архив УФСБ, д. 165. л. 56–58).

Вот так: русский журналист опровергает Шмидта, Брандта, Бернгарда и других немецких генералов. Думается, напрасно! Или они тоже причастны к «агитпропу»?

Чтобы закончить о Каминском, скажем, что он не брезговал лично присутствовать на допросах, избивать арестованных ногами, шомполами, присутствовать при расстрелах. Бежав в 1943 году в Белоруссию, он там пытался создать подобную Локотской «альтернативу». Непокорные села уничтожал, а людей сжигал живьем в сараях.

У поляков свой счет к этому обер-палачу. В 1944 году полк отборных (именно отборных) головорезов РОНА участвовал в подавлении Варшавского восстания.

Антонина Макарова (Гинзбург), кличка Тонька-пулеметчица

Поляки до сих пор относят вину за эти злодеяния на всех русских людей. Но Гитлер был доволен. За хорошую работу в Варшаве он присвоил Каминскому звание генерала СС, а РОНА была переименована в 29-ю дивизию СС и переобмундирована в эсесовскую форму.

Незавидна судьба самого обер-палача. Как говорится, «посеявший ветер пожнет бурю». В конце августа 1944 г. машина новоиспеченного генерала была обнаружена сгоревшей на Краковской дороге. Куда исчезли Каминский и его спутники — врач Забора, начальник штаба Шавыкин и адъютант — осталось неизвестным. Не обнаружили и их трупы. Историки полагают, что это была месть поляков за разбой, учиненный в столице. Есть и другие версии, что это дело рук гестапо, там не нравилось поведение этого выскочки.

Как же простая деревенская девушка Антонина Макарова попала в эту волчью стаю?

Вспомним, то были самые тяжелые для Москвы дни середины октября 1941 г. Немецкие танковые колонны армии «Центр» рвались к столице, несмотря на потери. 19 октября в Москве было объявлено осадное положение. Вот что говорит об этом начальник тыла генерал А.В. Хрулев: «Мне передали приказ Сталина всем органам тыла немедленно эвакуироваться в Куйбышев. Ставка должна была согласно тому же приказу переехать в Арзамас. Для вывоза Ставки мне было приказано срочно подготовить специальный поезд. Позднее в тот же день Сталин в разговоре со мной подтвердил это распоряжение. Я доложил ему, что не могу немедленно выехать в Куйбышев, так как необходимо решить вопрос о запасах имущества, которое необходимо для обеспечения всей действующей армии. Сталин согласился. 16 октября началась эвакуация управлений Генштаба, военных академий, а также посольств, наркоматов и других гражданских учреждений. У причалов Московского речного порта стояли загруженные и брошенные баржи с имуществом. События 16 октября очень плохо характеризовали некоторых наших руководителей и особенно секретаря МК КПСС А.С. Щербакова. Он каким-то образом узнал, что у нас на Главном складе интендантства в Москве хранится 500 тысяч пар обуви и много другого имущества, предложил мне раздать это населению. Я сказал Щербакову: «Мне непонятно ваше предложение, войну мы кончать не собираемся, сдаваться на милость немцев тоже, следовательно, мы должны дорожить всеми ресурсами, которые у нас имеются». Однако 17 октября я увидел людей, тащивших в большом количестве ушанки, перчатки и другие теплые вещи. Я передал наш разговор Микояну, и раздача вещей была прекращена. В эти тяжелые дни Берия, Маленков и Каганович наперебой уговаривали Сталина покинуть Москву. Тем самым каждый из них хотел показать, что самая главная для них ценность — это его жизнь. Меньше всего их интересовала судьба самой Москвы. Некоторое время Сталин, по-видимому, думал об отъезде. Зная состояние дел, было нетрудно прийти к выводу, что если он, Верховный Главнокомандующий, покинет Москву, то ее, без всякого сомнения, сдадут фашистам. Такой шаг был бы равносилен предательству. Сталин остался в Москве, нарушив постановление ГКО — 16 октября покинуть столицу. Прошло всего несколько дней, и в настроении защитников Москвы наступил решительный перелом. Раз Сталин не уехал, Москву не сдадут. Шоссейные дороги и другие проезды были загорожены «ежами» и заминированы. Все москвичи поднялись на защиту своего города: «Умрем, но не сдадим город врагу».

На заводах и предприятиях формировались полки и дивизии народного ополчения. Буквально от станков рабочие уходили на фронт. До него теперь можно было доехать чуть ли не на трамвае. Враг подошел к окраинам.

Начало войны Макарова встретила на работе в столовой завода имени Ильича. Молодых девушек перевели на военное положение, парни ушли на фронт. Девушки изучали военное дело, учились стрелять, разбирали-собирали винтовки, станковый пулемет. Ей все это тогда казалось игрой. Вспоминалась «Анка-пулеметчица» из к/ф «Чапаев». Она — почти, как Анка. Вот только Петьки рядом не было, чтобы вправить ей мозги…

Ее зачислили в 1-ю Московскую Пролетарскую дивизию ополченцев, дали санитарную сумку, и стала она «Тонькой-санитаркой». 14–15 октября их полк попал в окружение под Вязьмой и почти полностью был пленен. Военнопленных согнали на территорию какой-то заброшенной колхозной фермы за колючую проволоку.

Еще 30 сентября войска группы армий «Центр» вновь перешли в наступление на Москву. 14 октября немцы ворвались в Калинин. Но еще 12 октября в группу «Центр» была направлена директива Главного командования сухопутных сил. Она гласила: «Фюрер вновь решил, что капитуляция Москвы не должна быть принята, даже если она будет предложена. Совершенно безответственным было бы рисковать жизнью немецких солдат для спасения русских городов от пожаров или кормить их население за счет Германии. Следует, как можно скорее, отрезать город от коммуникаций, связывающих его с внешним миром» («1418 дней войны», л.140).

Чуть раньше, 3 октября, советские войска оставили Орел, 6 октября — Брянск, 13 октября — Калугу. Пружина сжалась до упора. Для осуществления операции «Тайфун» (окружить и уничтожить советские войска под Москвой и овладеть столицей СССР в 1941 г.) немцы сосредоточили на московском направлении более 75 дивизий, в том числе 14 танковых и 8 моторизованных. Это 38 % пехотных и 64 % танковых дивизий, действовавших на советско-германском фронте. Из истории боев за Москву известно, что в октябре 1941 г. в окружение под Вязьмой попали четыре советские армии. Что тут могла сделать Тонька со своей санитарной сумкой?

Охраны лагеря практически не было. Все силы были брошены на Москву. Ночью она, вдвоем с солдатом Федчуком, через дыру в ограждении бежала из лагеря. Антонина предложила идти в Сычевку, на свою родину. Это было недалеко от Вязьмы, там можно было переждать лихое время. Федчук же настаивал идти на Украину. На том и порешили. В одной из деревень переоделись и, как муж и жена, якобы беженцы, двинулись в путь.

Осенью добрались до Брасовского района Орловской области. Остановились в поселке Красный Колодец, там остался Федчук. Антонина же некоторое время обитала в с. Тарасовка, а затем также обосновалась в Красном Колодце.

Пообтесавшись в Москве, она не была уже той застенчивой деревенской девочкой, как в школе. У хозяйки Полины был деверь, не призванный в армию по болезни. Тоня сошлась с ним и частенько лазила к нему на сеновал. Хозяйке это не понравилось: «Тоня, у меня тебя нечем кормить. Иди в Локоть, там легче прожить или в партизаны». Тоня выбрала первое.

У въезда в п. Локоть Антонину задержали на заставе. Ее доставили в окружную полицию, где с ней беседовал начальник полиции Роман Иванин. Он предложил ей работать в полиции разводящей. Это ей не очень подходило, но Антонина согласилась и написала заявление. В деревне Шемякино и округе, где стояла их рота, действовали партизаны. Служба была опасной. По просьбе Антонины ее перевели из роты на службу в тюрьму. Она была недурна собой, потому начальник тюрьмы Иванов-Иванин ей благоволил.

Во время следствия по своему делу Иванов-Иванин дал показания о разыскиваемой. Вот они: «Тонька являлась уроженкой или жительницей Московской области, возможно, Серебряно-Прудского района. Ее настоящая девичья фамилия — Макарова, ей примерно 20–22 лет. В Серебряно-Прудском районе жили ее родители. Окруженка, в Советской армии служила медсестрой, незамужняя». Он заявил также, что о ее преступной деятельности ему не было известно. Здесь он, конечно, лукавил — спасал свою шкуру.

Весной 1943 года Иванова-Иванина сняли с должности начальника тюрьмы и перевели в полк. О дальнейшей судьбе Тоньки он ничего не знал. Но он точно помнил, что в Лепель с «каминцами» она не отступала. Сам Иванов-Иванин был приговорен к высшей мере наказания, но, учитывая сотрудничество со следствием, эта мера была заменена 25-ю годами исправительно-трудовой колонии строгого режима. Отбыв наказание, он неожиданно объявился в своей деревне, а затем — в УФСБ с просьбой…вернуть его в колонию. Сестра и земляки в деревне презирали его. Бывшая одноклассница при встрече сказала: «Вернулся, гад. Вот возьму топор и отрублю твою собачью голову».

Зная ее решительность и буйный характер Иванова-Иванина, что он может что-нибудь натворить, с большим трудом мы устроили его в дом инвалидов, создали нормальные условия для жизни. Через какое-то время нам передали от него запечатанный пакет. Он благодарил всех за приют и сочувствие, но совесть не позволила ему жить дальше. Он, майор Советской армии, ушел навсегда…Так жизнь наказала предателя.

Его показания стали первыми наиболее полными данными о личности Макаровой, что позволило объявить ее во всесоюзный розыск.

Для проверки «московского» следа ориентировали УКГБ по Московской области. Вскоре туда выехал для координации действий оперативник из Брянска. При проверке особое внимание уделялось молодым медсестрам и другим медработникам, подходящим под эти данные. Были перелопачены горы документов в архивах Министерства обороны, МВД, УФСБ, а также в медицинском музее в Ленинграде.

В Серебряно-Прудском районе, через сельсоветы, РВК, через старожилов проверяли всех Парфеновых, чтобы выйти на семью, но безуспешно. Как говорят мудрецы, «трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно когда ее там нет». Но это стало известно позже. А пока проверка продолжалась…

Скоро Тонька освоилась в тюрьме и стала помогать конвойным сопровождать узников на расстрел. А затем она сама расстреливала заключенных из пулемета. Бывшей своей хозяйке она говорила так: «Я, теть, расстреливаю арестованных. Первый раз меня напоили, а потом привыкла. Я их не знаю, они меня не знают. Мне платят, а война все спишет». Чем не современный киллер? Сейчас нам по ТВ таких демонстрируют ежедневно.

Дополним, что Тонька не брезговала и мародерством. Убийство и мародерство — это как братья-близнецы. Она снимала с расстрелянных поношенные кофты, обувь, платки, даже заколки для волос.

Мы о разыскиваемой знали уже многое. Но главный вопрос, куда она скрылась в 1943 г., так и оставался открытым. Без ответа на него невозможно было выбрать дальнейшее направление розыска.

Источники «Жук», «Нерусова», «Резвая» и некоторые другие сообщали следующую версию. После исчезновения Тоньки ходили слухи, что ее и еще двоих (фамилии известны), как венерических больных, немцы отправили в Брянск, где якобы расстреляли. Так могло быть. Сифилис и гонорея свирепствовали среди «каминцев» и немцев.

После мая-июня 1943 г. о ней — ни звука, как провалилась сквозь землю. Суммировав все имеющиеся данные, оперативники решили прекратить ее розыск, а дело сдать в архив. Что было главным в этом решении, сейчас уж не узнать. То ли это было внутреннее убеждение, что делом заниматься нет смысла, то ли удобный предлог избавиться от зашедшего в тупик розыскного дела. Возможно, были какие-то другие мотивы, но их мы не знаем и осуждать не можем. Как говорил Шота Руставели, «каждый мнит себя героем, видя бой со стороны».

Но нашу героиню даже в архиве не забывали. При расследовании каждого очередного дела на «каминцев» ею обязательно интересовались. Очень уж колоритная фигура.

Прошло 12 лет. И вдруг, 30 с лишним лет спустя после Победы, Антонина Макарова воскресла из мертвых. Москва информировала нас, что в городе Лепеле БССР проживает Гинзбург Антонина Макаровна. Центр дал указание передать все имеющиеся документы нам для дальнейшей проверки. Дело там оказалось на грани расшифровки. Как выяснилось, наши соседи, в нарушение всех приказов КГБ СССР, вместо информирования органа, ведущего розыск, решили все сделать сами, по-тихому.

Мы были шокированы и первоначально не верили. Кто мог подумать, что Макарова может проживать в Лепеле, где на каждом шагу ей грозила опасность быть опознанной? Ведь после бегства на Запад там остались почти все семьи «каминцев».

Наверное, это верно, когда говорят, что преступника тянет к месту преступления. «Бог шельму метит».

Но все оказалось проще и без вмешательства потусторонних сил. Она просто не знала, что после 1943 года здесь действовали ее сотоварищи по РОНА. Как говорят юристы, случился казус.

Как же это произошло? Летом 1943 года многие почувствовали, что обстановка изменилась. Макарова раньше других сообразила, что возмездие не за горами и надо вовремя смыться. Тайком договорилась с немецким ефрейтором (его часть передислоцировалась в Белоруссию), взять ее с собой в качестве поварихи. Он не отказал — Макарова выделялась на фоне других местных девиц. И вот уже она в повозке. Заметим, что Тоня здорово рисковала, не согласовав отъезд с начальством тюрьмы, фактически дезертировала. Если бы дошло до трибунала — ей несдобровать. Уже прошли показательные суды, и двое «каминцев» были повешены за самовольный уход из частей в назидание другим.

Но она рискнула и оказалась в обозе немецких войск. А вскоре подошло и общее бегство на запад немецких прихвостней под ударами наступающей Красной армии. Как ни старалась Тонька услужить фашистам, удержаться ей под крылом ефрейтора не удалось.

За Брестом всех русских, в том числе и ее, направили в общую колонну беженцев. Затем погрузили в эшелон и поездом повезли в Кенигсберг. Там Макарова работала на немецком военном заводе сварщицей, ремонтировала корабли и подводные лодки. И здесь опять помогала убивать своих соотечественников.

Доживи она до наших дней, наверняка бы получила от немцев приличную компенсацию в марках. За работу на фашистскую Германию. И дополнительную прибавку к пенсии от России. Как видим, германское правительство оказалось и честнее, и справедливее. Раз ты работал на Германию, получи за труд. А дети, подростки, старики и женщины, ковавшие НАШУ победу, в тылу, в своей стране, стоявшие у станков и мартенов, растившие хлеб для армии, шившие на фабриках одежду для советских солдат, получили от своего правительства фигу. Их лишили даже тех несчастных льгот, что были даны при Ельцине.

10 апреля 1945 г. советские войска овладели Кенигсбергом. Макарова была направлена в полк на Куршскую косу в Балтийском море — в Литву. При спецпроверке она заявила, что с 1941 по 1944 гг. служила санинструктором в медсанбате, попала в окружение и в группе других лиц была угнана в Германию. В плену не была.

После освобождения она сменила несколько мест жительства: город Черняховск, п. Моргуново, с. Славянское. В 1945 г. работала в 422-м МСБ нянечкой. Там познакомилась с лечившимся солдатом Гинзбургом Виктором Семеновичем, уроженцем Полоцка Витебской области, они зарегистрировали брак. Родились дочери Мария и Людмила, но спокойствия не было. Из Прибалтики решили уехать в Белоруссию, в Витебскую область, в Полоцк — на родину мужа. В конце концов остановились в Лепеле. Здесь их приняли хорошо. Как ветераны войны они получили квартиру. А затем еще одну, для больной дочери, на той же лестничной площадке. Гинзбурги в городе пользовались уважением, работали в Промкомбинате портными. Их постоянно отмечали подарками и наградами.

Виктор Семенович воевал на фронте, имел награды, в том числе благодарность от верховного главнокомандующего И. Сталина. Ну и Антонина Макаровна была орденоносцем, имела медали «20 лет Победы», «Знак Победы 25 лет», «30 лет Победы», «50 лет Вооруженных сил», ряд благодарностей. О ее службе фашистам никто и не догадывался.

«Службу на той стороне» Антонина скрывала от всех родственников. Пока все было тихо, все были устроены, казалось бы — чего не жить. Но, видимо, не забывала кошка, чье сало съела. В 1956 году Гинзбург стала давить на мужа, чтобы уехать в Польшу к его родственникам. Но что-то не сложилось с документами, пришлось остаться. Постепенно она успокоилась, страх проходил…

Пухлое розыскное дело в трех томах было поднято из архива. Не удивляйтесь. Розыском этой девицы в разные годы занимались многие оперработники: Г. Пивень, С. Хлебников, И. Романов, А. Носов, В.А. Дьяченко, Г.К. Чернышов. Каждый внес свою долю в дело сбора доказательств.

Теперь эстафету принял я. Вчитываясь в собранные документы тех лет, становилось ясно, в каких трудных условиях работал оперсостав. Транспорта почти никакого, разве что колхозный бригадир выделит лошаденку, картотека — мечта, о компьютерах тогда и не слышали. Пишущая машинка с испорченным шрифтом была верхом желания.

Нами был разработан подробный план дальнейшей работы. Главными в нем были следующие вопросы:

а) Была ли Гинзбург-Макарова на Брянщине в 1941-43 гг?

б) Перепроверка всех данных и обстоятельств ее исчезновения из Локтя в 1943 г.

в) Выезд оперработника в Лепель для контактирования и работы. Подготовка в связи с этим негласного опознания на месте.

После получения от соседей ее фотографии, она было предъявлена в числе других трем «каминцам», которые ранее сообщали, что знают разыскиваемую. Все трое ее опознали. Проверяя «расстрельную» версию, выяснилось, что «Т», которую якобы так же, как и Макарову, расстреляли в Брянске, преспокойно живет и работает в Локте.

После некоторого запирательства «Т» рассказала о жизни в оккупированном Локте. О Тоньке слышала, но категорически отрицала какую-либо связь с ней. Жила все время здесь, никуда не выезжала. Вторая «убиенная», как нам сообщили из Киева, умерла три года назад своей естественной смертью. Вопрос о том, а «был ли мальчик», отпал сам собой.

Еженедельно начальник оперативного штаба отдела докладывал в «Центр» о ходе разработки. Нас подталкивали чуть ли не в спину. Того требовали обстоятельства. Гинзбург была не простая преступница. Здесь было новое, не укладывающееся в обычные рамки обстоятельство. Женщина — садистка и палач. Контроль был жесткий.

Не все вопросы мы могли выяснить, как говорится, не имея под рукой объекта. Пока продолжали документацию, осматривали архивные уголовные дела, выявляли новые факты ее преступлений. Несколько отдельных требований было направлено в Белоруссию, для проверки преступлений РОНА в 1943-44 гг.

Работа шла и в выходные. Мне самому не терпелось посмотреть на эту фурию.

Для работы в Лепеле были подготовлены два опознавателя для негласного оперативного опознания. Это совсем не то, что обычно показывают в кино. Оперативное негласное опознание проводится так, чтобы подозреваемый даже не догадывался о его опознании, в естественной для него обстановке. Полная конспирация. А представьте, как это трудно организовать. Ведь столько моментов надо свести одновременно в одном месте, в одно время. А всегда что-то не стыкуется.

Автор за свою оперативную жизнь провел десятки таких опознаний, каждое из них индивидуально. Иногда мероприятие заходило в такие тупики, что и нарочно не придумаешь. Все приходилось начинать сначала.

Долго искали подходящих опознавателей. Пришлось перебрать несколько кандидатур. Каждый раз что-то не подходило.

Надо:

а) чтобы опознаватель хорошо знал опознаваемое лицо по голосу, по фигуре, по другим предметам, в том числе по походке и т. д;

б) чтобы опознаватель был честным перед оперработником и не темнил;

в) чтобы опознаватель точно следовал данным ему наказам, не проявлял ненужной инициативы.

Чаще всего опознавателю вообще не сообщают, кого он конкретно должен опознать, не акцентируют его внимание на конкретном лице. Просто говорят, что «надо опознать известного вам человека». Это лучший вариант. Когда же он теряется в догадках, можно напомнить ему фамилию.

Мы решили провести опознание сразу двумя опознавателями, но, конечно, в разных местах и в разное время. Первый опознаватель — бывшая деревенская хозяйка по 1941 году Полина — серьезная, надежная женщина. Ее, правда, пришлось гримировать, чтобы ее не узнала Тоня. Пришлось менять прическу, срочно делать очки с простыми стеклами, использовать грим.

Второй опознаватель — молодая женщина Оля, она более двух месяцев сидела в Локотской тюрьме, неоднократно видела пулеметчицу, когда та входила в камеры и отбирала у женщин понравившиеся вещи.

Надо сказать, что оперативное опознание — сильная психологическая и эмоциональная нагрузка на опознавателя. Он как бы вновь переживает свое состояние, связанное с этим человеком. Например, накануне вечером, на нервной почве у Оли случилось расстройство кишечника. Девушка слегла, она переволновалась от предстоящей утром встречи. Она боялась Макарову даже спустя десятки лет. И все спрашивала меня, не убьет ли ее Тонька. Пришлось вызывать врача, давать лекарства, успокаивать.

В поезде до Лепеля женщины вспоминали годы оккупации. До этой встречи они не были знакомы. Это были совершенно разные по характеру люди. Полина — степенная, даже медлительная женщина. Ольга, наоборот, сгусток порывов и движений. Еще раз обсудили предстоящее мероприятие. Им было сказано, кого они будут опознавать.

Наутро, как часто бывает, обстановка изменилась. Все пришлось менять. Но все же, можно сказать, опознание прошло успешно. Женщины в разных местах, в разной обстановке уверенно опознали нашу героиню. Хотя и были некоторые накладки технического характера.

Я остался с Полиной на открытой веранде, где находилось еще не менее 10 человек. Макарова должна была войти в калитку ограды, пройти мимо нас через веранду в коридор здания, где в одной из комнат собеса ее ждала Оля. В комнате было еще несколько человек, кроме заведующей. Она была в курсе проводимого мероприятия, но фамилия фигурантки ей не называлась. Мы знали, что она сюда обязательно зайдет.

В комнату в назначенное время вошла Антонина. Решив свой вопрос с заведующей, она через несколько минут ушла. Буквально через полминуты Ольга выбежала за ней и прямо набросилась на оперработника: «Что же вы сидите, скорее хватайте ее, а то уйдет!» Хорошо, что никто не обратил на это внимания. Я кое-как успокоил ее. А ведь ей четко было сказано: опознает она или нет, не уходить из комнаты, пока не будет сигнала.

Заставила поволноваться и Полина, но по другому поводу. Видя, что Макарова вошла в калитку (я уже узнал ее в лицо), я усилил наблюдение за Полиной. Боялся, что она слукавит: «Скажу, что не опознала, а там — будь, что будет!» Макарова прошла, а на лице Полины никаких эмоций. Я уж подумал: опять тупик, надо крутить все сначала. Вдруг Полина поднялась с места и, проходя мимо меня, тихо так, шепотом, произнесла: «Она прошла». Скольких нервов мне стоила ее пауза! Затем вместе с местным товарищем мы сели в автомобиль с женщинами и посмотрели Тоньку еще раз на ходу. Обе подтвердили, что это она, и нет никаких сомнений.

Итак, главное дело было сделано. Теперь надо было все оформить документально, а также обговорить еще раз, что необходимо сделать в первоочередном порядке.

Но прежде — надо поужинать и дать отдых женщинам. Ольга особенно нуждалась в этом. День оказался трудным, нервным и очень насыщенным. Наутро, распрощавшись с гостеприимными соседями, мы отбыли восвояси.

Теперь, заручившись биографическими данными проверяемой, я начал ускоренную их проверку. Как говорится, что, где, когда и почем. Вот что удалось выяснить по местам прежнего пребывания Макаровой-Гинзбург.

Антонина Макаровна Макарова, урожденная Парфенова, родилась 1.3.1920 г. в Москве. Ее мать Евдокия, беременная, приехала тогда к мужу, который был в столице на заработках. Там она и родила Антонину. Семья Парфеновых была большая, детей было восемь человек.

В 1929 г. Антонина, проживая с родителями в родной деревне Волковка Смоленской области, впервые пошла в школу в соседнюю деревню Малые Липки. В детстве она была застенчивой. Когда учитель спросил: «Девочка, а ты чья?», она долго молчала, соображала. Кто-то из учеников выкрикнул: «Макарова она» (отца звали Макар). В те годы неофициальные, деревенские прозвища существовали повсеместно. Учитель так и записал: «Макарова», хотя все в семье были Парфеновы. Позже школьные документы не стали исправлять. И пошла она в большую жизнь, как А.М. Макарова. Кстати, это обстоятельство сыграло негативную роль в процессе ее розыска.

Окончив четыре класса, Макарова перебралась в Москву к сестре. Позже она нам говорила: «Я рано, как Горький, пошла в люди». В Москве работала на трикотажной фабрике, официанткой и др.

Вспомним, то было время великих свершений, как бы ни обзывали те годы «новые демократы». Строились города, заводы, фабрики, Днепрогэс, канал Кара-Кум, Комсомольск, метро. Жизнь бурлила. Молодежь работала, стремилась к знаниям. Помните фильмы тех лет? «Светлый путь», «Добровольцы», «Волга-Волга», «Чапаев» и др. Они учили вечному, доброму, светлому. А чему учат сейчас на ТВ или радио? Днем и ночью танцы, шоу, убийства, реклама и прочая дребедень. Во главу жизни поставлены, как сейчас говорят, «бабки». Честность, достоинство, мораль — к чему они? Прошлое — на помойку!

К сожалению, Антонина оказалась «паршивой овцой» в стаде.

Нет уже ни Малой Волковки, ни Липок. Фашисты сожгли их. Люди ушли, разъехались по стране, порушились старые людские гнезда. Товарищи из Смоленска с трудом смогли разыскать лишь одинокого старика Филиппа, который и рассказал некоторые важные детали из прошлого этой большой крестьянской семьи. В 1939 г. Парфеновы переехали из Смоленщины в Подмосковье, в совхоз Дудино, а в 1946 году переехали в Калининградскую область по вербовке.

К тому времени мы собрали достаточно данных для ареста. Обвинительное заключение было на 14 листах. Оно было утверждено в высших инстанциях. Состоялся предварительный разговор с руководством местного горотдела. Прокуратура дала ордер на задержание и арест.

2 июня 1978 года Макарова-Гинзбург была задержана, а затем и арестована. Для подстраховки в день задержания было проведено еще одно — четвертое опознание, прямо у мусоровоза, куда Гинзбург принесла мусор. Задержание прошло спокойно, без эксцессов. Даже уличные зеваки не поняли ситуации. Нервы у женщины оказались крепкими.

Группа задержания состояла из пяти человек плюс шофер. И медсестра на всякий пожарный случай. После задержания ее сразу допросили следователи Е. В. Корякин и Л. В. Савоськин. При этом присутствовал представитель Центра М.Д. Тарджиманов.

Пока задержанную везли на «рафике» в Брянск, а это шесть часов в пути, она вела себя достойно. В обморок не падала, где-то на полпути вместе с нами пообедала, погуляла, а затем подключилась к разгадыванию кроссвордов. Медпомощь ей не понадобилась.

В Брянске Макарову-Гинзбург водворили в следственный изолятор. Чтобы она не скучала, к ней подселили сокамерницу. Последняя была переведена из Новозыбкова в Брянское СИЗО для пересмотра своего уголовного дела. «Ланская» (назовем ее так) сумела в короткий срок установить с Гинзбург доверительные отношения. Она как бы взяла опекунство над Гинзбург, как бывалый зэк. В первое время Антонина действительно нуждалась в таком человеке. Представьте, за один день жизнь изменилась полностью.

Надо было кому-то излить, что накопилось на душе. Она делилась с сокамерницей, за что арестована, даже деталями из своей бурной прошлой жизни в Локте, а затем в Прибалтике. Как она ходила на танцы, курила, выпивала. Конечно, это была бравада, видимо, для поднятия своей значимости в глазах соседки. Например, говорила о том, что у нее в Прибалтике в разрушенном доме спрятаны ценности.

Сразу же после посадки ей была представлена возможность читать. Газетами она интересовалась мало, но зато увлеченно читала сборник «Партизаны Брянщины», особенно главу о Каминском и его РОНА. О муже и детях почти не вспоминала. Написала мужу всего одно письмо, хотя в этом ее не ограничивали. Следствие, как и администрация СИЗО, относились к ней по-человечески: питание, вещи первой необходимости, предметы туалета — все у нее было.

Вскоре Макарова освоилась настолько, что уже не нуждалась в подсказках «Ланской», даже сама пыталась верховодить.

Гинзбург не рассчитывала на высшую меру. Рассуждала так: «Ну, дадут мне года три, не больше». Интересовалась у контролера условиями работы в тюрьме, сколько платят, легко ли устроиться у них на работу. Она рассуждала так: «Домой мне возвращаться все равно не придется, останусь здесь, буду работать».

Обо всем этом нас информировала «Ланская». Но главной ее задачей было тактично, ненавязчиво подталкивать Макарову к осознанию вины и раскаянию. Идя на допрос, следователи знали общий настрой и поведение обвиняемой. Однако все было не так просто. Гинзбург избрала тактику — признавать то, от чего уже невозможно отвертеться, ссылалась на забывчивость и др.

Постепенно она обрисовала тот ужасный конвейер убийств и истязаний, который существовал в тюрьме. Расстрелы узников-одиночек производились в темной камере-стойле. По-другому уничтожались группы. Людей брали по 5–6 человек, им связывали руки, часто проволокой, выводили на скотомогильник, как выражалась Тонька, «в крапиву». Вот ее цитаты: «Ставили спиной к яме, и я из пулемета их расстреливала. Если кто оставался жив, достреливали из револьвера — я или кто-то из охранников». «Я подошла к яме, вытащила из кобуры наган и пристрелила раненых — двух или трех человек, точно не помню». «Перед предстоящим расстрелом меня предупреждали накануне, и я готовила пулемет. Стреляла по команде «По врагам — огонь!»

Вот что показал охранник тюрьмы Б., тогда совсем еще молодой 17-летний парень: «В этот день расстреливали большую группу узников, человек 15–20. Мы провели арестованных, поставили их у ямы. На казни присутствовал сам Каминский и какой-то чин, говорили, что венгерский генерал.

Кто-то зачитал приговор (раньше этого не делалось). Каминский взмахом руки дал команду начинать. Макарова оправила ремень на гимнастерке, картинно отбросила волосы назад и легла за пулемет. Она действительно чем-то напоминала Анку из кинофильма «Чапаев». Старший охранник дал команду, и пулемет заработал. Я и раньше присутствовал на расстрелах, но это меня просто потрясло.

Позже ходили слухи, что где-то в газете была напечатана фотография с надписью «Русская девушка расстреливает партизан». Но я не видел, кто и когда фотографировал».

20 ноября 1978 г. Антонина Макаровна Гинзбург Судебной коллегией по уголовным делам Брянского областного суда была приговорена к расстрелу — высшей мере наказания. Судом было доказано убийство ею более 160 человек. Суд не учел некоторые другие эпизоды убийств, поскольку они не были перекрыты другими доказательствами.

В общем, закончилось все, как и должно было закончиться. Чтобы поставить точку в этой почти 35-летней эпопее, дополним: приговор был приведен с исполнение. Это единственный случай в практике Верховного совета СССР, когда в Год женщины 60-летней матери двоих детей было отказано в помиловании.

Каждому — свое.