Чем выше взбирались по Лыжному склону Майя и Жива, тем шире раздвигался перед ними Ведьмин яр. Дух захватывало от такого простора внутри оврага, который на глазах превращался в величественное лесистое ущелье.

– Ну, разве здесь не чудесно? – восхищалась Жива.

– Чудесно, – соглашалась с ней Майя.

– А там наверху, ещё чудеснее. Там настоящая поляна сказок.

Прямая и широкая лента трамплина вскоре закончилась. Далее укатанная дорожка поворачивала направо к Перекрёстной лощине и превращалась в траверз – в глубокий ров, больше напоминающий узкий проход между двумя насыпями, который соединял Ведьмин яр с широким окружным рвом и одновременно разъединял центральный и южный бастионы крепости.

Траверз был прорыт перпендикулярно крепостному валу специально для отхода защитников форта в глубь территории. Именно здесь и находился сейчас безумный инквизитор, сбежавший от греха подальше от двух ведьм, встреченных им возле седьмой потерны.

Заслышав восторженные голоса девушек, хруст веток и шорох листьев под их ногами, он, обеспокоенный тем, что находился на открытом пространстве, мигом перебежал к спасительным кустам возле двух засохших деревьев, полностью лишённых коры.

Оказавшись на вершине трамплина, девушки в очередной раз глянули вниз, на всякий случай, чтобы убедиться, что никого внизу не было – ни людей в чёрном, ни знакомого байкера, который своим появлением спас их от иных.

– Как видишь, заклинание подействовало, – с облегчением вздохнула Жива. – Перуна они боятся, как огня.

– Я уж подумала, всё, мне конец, – завела глаза кверху и покачала головой Майя. – Если бы не ты, не знаю, что бы было. Этот гад словно загипнотизировал меня. Ноги вдруг стали ватные. Меня будто подкосило. Я в один миг лишилась сил.

– Ладно, успокойся, всё уже позади. Сейчас вон, по этой тропинке, – кивнула Жива, – поднимемся наверх. Капище Перуна совсем рядом. Там ты сразу наберёшься сил.

Путь наверх продолжала неприметная тропинка, которая располагалась в десяти метрах от двух засохших деревьев, стоявших рядом. Их высушенные добела стволы резко выделялись на фоне буйной зелёной листвы кустарников и служили ориентиром для завсегдатаев горы.

Услышав слово «Перун», притаившийся за ними человек в чёрной рясе оживился. Ведь он до сих пор ещё никак не мог его найти.

По калейдоскопическому мельтешению белизны и пурпура в зелёной листве он понял, что мимо него прошли те самые, уже знакомые ему, две ведьмочки, одетые в белые сорочки и красные юбки. Переждав, пока затихнут вдали их шаги и голоса, безумный инквизитор вышел из укрытия и последовал за ними. Поднявшись по тропинке на вершину холма, вскоре он вновь увидел за деревьями далёкие спины девушек.

Те приближались к поляне, ярко освещённой солнцем посреди тёмного леса. То, что просматривалось на ней, явно указывало на то, что это было языческое капище. Благодаря этим ведьмочкам отец Егорий, наконец, нашёл то, что так долго искал.

В центре поляны возвышались два грозных идола, которые чётко вырисовывались на фоне буйно цветущей груши. Подойдя ближе, он присмотрелся и разглядел, что идолов стало на одного больше.

Короткими перебежками от дерева к дереву он с другого ракурса приблизился к лужайке и с удивлением обнаружил, высунувшись из-за куста, что идолов, на самом деле, было четыре – просто они стояли спиной друг к другу и под разным углом зрения их было разное количество.

Не доходя метров двадцать до поляны, девушки почему-то вдруг остановились, словно остерегаясь чего-то. Присмотревшись, дьякон увидел сбоку группу экскурсантов и стоявшего перед ними босоного гида, который что-то увлечённо им рассказывал.

– В самой глуши, как раз посерёдке между Ведьминым и Русалочьим яром, находится главная достопримечательность Лысой Горы – языческий храм, так называемое капище. Название происходит от древнерусского слова «капь», означающее идол. Расположено оно на возвышенности левого отрога Лысой горы, принимая во внимание, что сама гора имеет вид подковы.

В отличие от церквей, костёлов, мечетей и синагог – храмы язычников всегда располагались под открытым небом. Считается, что таким образом родноверы оказываются ближе к природе и скорее могут быть услышанными своими богами, нежели те, кто наоборот загораживается от них экранированной поверхностью куполов.

Территория капища ограничена, как видите, неглубокой канавкой охранного круга и составляет приблизительно сто метров в диаметре. В центре находится сама капь – четыре идола, которые выдолблены из цельных дубов и поставлены здесь ещё в 2002 году. Они символизируют Перуна, глядящего на все четыре стороны.

Посещать капище могут только язычники, совершающие здесь свои обряды. Происходит это два раза в неделю – в субботу в полдень и в среду в полночь. Женщины в этих обрядах участвуют только по особым праздникам, т. к. это святилище Перуна – покровителя воинов.

Чужакам же сюда вход заказан. Об этом их недвусмысленно предупреждает и стоящий за пределами круга чур Ярилы, держащий в руке острый нож, и четыре деревянных волка Семаргла, вздыбленных из земли с угрожающим оскалом, а также огромный жертвенный камень, вытесанный в форме куба и залитый для устрашения то ли кровью, то ли жидкостью, похожей на кровь.

Несмотря на это, сюда заходят все, кому не лень. Каждый, кто впервые попадает на гору, ставит своей целью непременно посетить и капище. Это непременный пункт программы. Перун является достопримечательностью Лысой Горы. Здесь часто бывают пешие экскурсии, подобная нашей, заезжают сюда и на туристских автобусах. Но не все приходят к языческим идолам с добрыми мыслями.

Похожее языческое капище ещё совсем недавно находилось в северной столице бывшей советской империи. Правда, вместо четырёх идолов там стояло одно изваяние Перуна, хоть и четырёхликое. Зато охранял капище в Петербурге в районе Купчино не один деревянный волк, а целых четыре Семаргла со всех сторон.

Питерские язычники, именующие себя «волками Семаргла», считают, что все славяне меж собою родичи, а боги славянские есть их предки прямые. При этом Перун – первейший из них. Чтобы укрепить дух славянского народа, они поставили идолы Перуна во многих городах России, включая Владивосток.

Но вскоре питерское капище было стёрто с лица земли тяжёлой техникой. Как писали в прессе, наступило второе крещение Руси: православные выступили в крестный поход против язычников.

Короче, питерских «волков» обложили и погнали прочь. Они спустились на юг и, как прежде, варяги с севера, застолбили себе местечко в сопредельном государстве, соорудив святилище Перуна на Лысой Горе в Киеве.

Здесь к ним примкнули местные родноверы, и сейчас тут в обрядах участвуют более десятка человек, в основном молодежь: киевские студенты и школьники. При этом белые вышиванки у них прекрасно уживаются с джинсами, а мечи и топоры – с мобильниками и планшетами. Но, как и подобает волкам, все они на вид люди злые и угрюмые, ни с кем не общаются и никого знать не хотят. Поэтому на территорию капища мы с вами заходить не будем, дабы лишний раз их не позлить.

Как только экскурсанты удалились, Майя и Жива подошли к полянке ближе и вновь остановились, не решаясь переступить неглубокую канавку охранного круга. Путь им преграждал небольшого роста деревянный бородатый истукан с ножом в левой руке и с дубинкой – в правой.

– Это Ярила, – представила его Жива.

– Какой-то он слишком воинственный, – заметила Майя.

– Этот ещё дружелюбный. Обычно Ярилу изображают с отрезанной головой в руке.

– Ужас какой.

– Поэтому его надо задобрить, – посоветовала Жива. – Видишь, ему все деньги кидают.

На земле, а также на камне подношений возле истукана, действительно, валялось множество мелких монет. Майя сняла с плеч рюкзак, вытащила из кармашка кошелёк, вынула из него всю мелочь и бросила копейки на жертвенный камень.

– Ну вот, теперь можно, – взяла Жива кузину за руку. – Идём!

Но Майя почему-то не сдвинулась с места.

– А ты хоть раз уже там была? – настороженно спросила она.

– Была. Хотя девушкам вообще-то… находиться там не полагается.

– Почему?

– Ну, Перун ведь – это бог воинов.

– Тогда зачем нам туда заходить? Я и отсюда всё прекрасно вижу.

Капище было ориентировано на четыре стороны света. Войти сюда по правилам можно было через одно из четверых ворот, составленных из трёх брёвен и поставленных буквой П. Верхняя перекладина с вырезанной на обоих концах зубастой пастью представляла собой двуглавую змею амфисбену. При этом вход в каждое из врат преграждал вздыбленный, словно в прыжке, деревянный страж Семаргл, издали пугающий всех оскаленной пёсьей мордой.

Позади стража располагался квадратный сруб, скреплённый венцом из двух пар брёвен, внутри которого находилось кострище. Брёвна, по-видимому, служили скамейками для тех, кто собирался здесь вокруг ритуального костра. Четыре четырёхметровых кумира также были огорожены срубом.

На заднем плане на фоне пышно цветущих груш бросалась в глаза ярко освещённая солнцем корявая сосна. Её раздвоенный ствол напоминал издали гигантские рога дьявола или же стилизованную букву Ч, начальную букву в слове «чёрт».

– Пока никого нет, пошли, – дёрнула Жива кузину за руку.

– Стрёмно как-то, – пожала плечами Майя. – А вдруг кто-нибудь сюда зайдёт?

– Не бойся. Идём! – вновь дёрнула она сестру за руку.

Но Майя всё ещё продолжала стоять на месте, никак не решаясь переступить охранный круг. Какая-то сила словно удерживала её. Боясь обернуться, она с тревогой произнесла:

– У меня такое впечатление, будто кто-то на нас смотрит.

Жива огляделась вокруг, но поп в чёрной рясе, выглядывающий из-за куста, успел вовремя убрать голову.

– Никто на нас не смотрит. Если боишься, стой тут.

Отпустив руку Майи, она переступила канавку и вошла в ворота. Опасаясь остаться самой, Майя всё же пересилила себя и нерешительно последовала за двоюродной сестрой. Жива погладила по голове оскаленного пса и кивнула Майе:

– Иди, не бойся. Погладь Семаргла, и они тебя не тронут.

– Кто не тронет? – осторожно спросила Майя.

– Песиголовцы.

– Кто? – не поняла Майя.

– Песиголовцы, – повторила Жива, – ты что, никогда не слышала о них?

– Нет, – покачала головой Майя.

– Ну, это такие существа с головой пса, – пояснила Жива.

– И что, они реально существуют? – с опаской спросила Майя.

Жива кивнула.

– Они не просто существуют. Они живут здесь. Лысая гора – одно из немногих мест, где они до сих пор обитают. По крайней мере, Веда их постоянно видит здесь. Поэтому, чтобы они тебя не тронули, надо погладить их божество Семаргла по голове.

– А если я не поглажу это бревно, они, что, укусят меня?

– Да, это бревно. Но оно как бы предостерегает, что они здесь. Что они рядом. И могут не только укусить.

Майя тут же погладила деревянного Семаргла по голове. Затем они обошли огороженное брёвнами кострище и предстали перед главными идолами.

Вид у них был жутковатый. Вытесанные из цельных дубов, все четыре изваяния были похожи друг на друга. У каждого на голове были шлемы, грудь они прикрывали мечами с непонятными рунами на клинке, сбоку же они заслонялись щитами, на которых также были изображены какие-то символы.

Обойдя идолов вокруг, Майя обратила внимание, что все они были словно на одно лицо. У всех были длинные узкие носы и густые усы подковой, но отличия среди них всё же были. Южный Перун выделялся нахмуренными бровями, северный – глубокими мешками под глазами, восточный – морщинами на лбу. Западный же стоял с надутыми щеками и с открытым ртом.

– Ну и как тебе Перуны? – спросила Жива.

– Что-то они мне не нравятся, – пожала плечами Майя, – какие-то они недобрые, неприветливые.

Жива усмехнулась:

– А что, они должны улыбаться тебе и приветствовать: «Здравствуй, внучка моя дорогая»?

– И всё-таки, от них исходит что-то зловещее.

– Майя, а какие должны быть идолы? Весёлые и раскрашенные, как матрёшки? Это же лики Перуна, в конце концов, бога грозного и воинственного.

– А что означают все эти символы? – спросила Майя.

– Это секира Перуна, – принялась объяснять Жива, – это его громовое колесо, а вот эти ромбики с точками на щите – это оберег Лады.

– То есть получается, что грозный Перун на самом деле прикрывается щитом Лады?

– Как видишь. А теперь если хочешь, обними одного из них, чтобы набраться силы.

Майя подошла к ближнему Перуну и, прикрыв глаза, обхватила идола обеими руками. Постояв молча, она глубоко вздохнула и, открыв глаза, расцепила руки.

– А сюда между ними можно даже втиснуться, – заметила она.

– Лучше не надо, – посоветовала Жива.

– А чего они такие чёрные изнутри? – обратила Майя внимание на обугленные бока и спины идолов.

– Вот, идиоты! – не сдержалась Жива. – Видно, опять их кто-то поджигал.

– Блин, дебилы, дауны! – возмутилась и Майя.

– Нет, это не дауны. У дебилов мозгов на это не хватит. Это явно какие-то вандалы!

Справа от кумиров находился жертовник – похожая на куб гранитная глыба, обтёсанная с четырёх сторон. По бокам жертвенного камня были высечены какие-то символы: один знак был похож на тризуб, другой – на ромбик с ножками, третий – на ветвистые рога. Сверху на камне лежала краюха хлеба, кое-где на щербатой поверхности виднелись красные подтёки.

– Здесь, что, жертву Перуну приносят? – испуганно спросила Майя.

– Как видишь, ему жертвуют хлеб, – показала Жива рукой.

– Но тут же видна кровь! – возразила Майя.

– Это не кровь. Это – краска. Кто-то специально красной краской залил, чтобы люди пугались.

Майя вновь оглянулась и вдруг заметила вдалеке парня, который приближался к капищу. Одет он был в камуфляжную форму, едва различимую на фоне деревьев.

– Смотри, кто-то идёт, – испуганно прошептала она

Жива глянула в ту сторону и неожиданно обнаружила ещё одного человека, прятавшегося за кустом. Этот был чернобород и в чёрной рясе.

– Да тут ещё и поп! – воскликнула она. – Погнали скорей отсюда!

Каждый охотник должен знать, что на него всегда найдётся другой охотник.

О. Егорий оглянулся и неожиданно заметил у себя за спиной налысо стриженного парня в камуфляжной форме.

– И что? – по-волчьи злобно зыркнул на него парень, которого так и звали – Злой.

– А что? – с недоумением спросил чернобородый.

– Что вы здесь выглядываете?

– А что… нельзя?

Чернобородый поднялся во весь рост, давая понять парню, что он гораздо выше и крупнее его. Длиннополый чёрный плащ заменял ему чёрную рясу. По всей видимости, это был поп.

– Можно, – сразу притих Злой. – Если, конечно, вы здесь… с благими намерениями.

– А как же иначе? – заверил его поп, – я здесь только с благими намерениями.

В это время кто-то громко крикнул с поляны:

– Были!

– Были! – отозвались со всех сторон чьи-то голоса.

Дьякон заметил, что к капищу со всех сторон подходят парни в белых рубахах.

– Были! – громко отозвался и стоящий рядом Злой.

– А ты что, из этих? – удивился о. Егорий.

Злой молча кивнул.

– Есть! – послышался вновь чей-то громкий призывный клич.

Поп заметил, что верховодил всем на поляне какой-то мужик с волчьей шкурой на спине.

– Есть! – отозвались дальние голоса.

– Есть! – крикнул Злой, а затем вполголоса добавил чернобородому, – смотрите, если замыслили что-то недоброе, Семаргл разорвёт вас на части.

– Семаргл?

– Да, наш бог с головой волка, – гордо ответил Злой.

– Будем! – опять призывно закричал мужик в волчьей шкуре, повернувшись к ним.

Дьякон обратил внимание, что шкура была цельная: с хвостом, с лапами и с волчьей головой, которая словно шапка прикрывала голову мужика.

– Будем! – разноголосо ответили ему парни.

– А этот тогда кто? – спросил о. Егорий.

– Будем! – громко отозвался Злой и вполголоса добавил, – это наш волхв Лысогор.

Покинув попа-расстригу, он пошёл навстречу парням в белых рубахах, несмотря на то, что сам он был в камуфляжной форме. Злой был единственным из команды Кожемяки, кто примкнул также и к язычникам.

– Покайся! – бросил ему вслед бывший церковный служитель. – Грех поклоняться идолам!

Злой, не оборачиваясь, в ответ только усмехнулся.

– Восстаньте! – истошно закричал волхв Лысогор, вытаскивая меч из ножен.

– Восстанем! – ответили ему.

– Восстаньте! – вновь призвал волхв, потрясая мечом.

– Восстанем! – ответили ему.

– Тот, кто вечен, тот не мёртв, – провозгласил волхв. – Будь то! То закон, что явно.

– То закон, что явно! – повторили все за ним.

– Всебог есть! – утверждающим голосом произнёс затем Лысогор, – Перун есть! Чур есть! Слава через нас за судьбы наши!

Он поклонился первому чуру, стоящему за пределами круга. Два жреца, державшие в руках по топору, воткнули их в землю по обе стороны от чура.

– Слава Яриле – божьей силе! – прикоснулся рукой волхв к изваянию и, глядя на острый нож в его руке, добавил, – чур меня!

Вслед за ним все остальные язычники также прикоснулись к чуру, произнеся предостерегающее заклинание:

– Чур меня!

Лысогор переступил охранную канавку и зашёл в круг.

– Тот закон, что явно! Бог есть всё! Всё есть бог! Всё есть всё!

Вслед за ним, воздев кверху руки и произнося те же самые слова, в круг вошли и остальные язычники. Волхв тем временем подошёл к вздыбленному из земли деревянному волку.

– Всебог есть! – воззвал затем он к небесам. – Перун есть! Семаргл есть.

Наложив правую руку на голову волка, он добавил:

– Слава Семарглу!

Затем он поцеловал волка в оскаленную пасть. То же самое проделали и остальные.

Обойдя обложенное брёвнами кострище, Лысогор тем временем направился к идолам Перуна. Один из жрецов подал ему молот и забрал меч.

– Перун есть! Все здесь! – воззвал волхв к небесам и поклонился идолам. – Будь здрав Перун Сварожич!

После этого начался торжественный обход четырёхликого кумира. Перед каждым изваянием волхв возносил руки кверху и произносил здравицу:

– Ты ж Перун! Бог богов! Дед дедов! Царь царей! Князь мечей!

Серьёзные парни в белых рубахах вторили ему:

– Будь здрав! В том прав! Слава вам! Слава нам! Здесь да там!

После этого волхв со всей силы ударял молотом по гранитному камню, установленному у подножия кумиру. Безумный инквизитор, наблюдавший издали за этим действом, не вполне понимал, что символизировал этот камень и что означал этот удар молотом. Он мог лишь догадываться, что, скорей всего, это была связь с преисподней. Правда, неясно было, по каким ещё предметам лупили этим молотом.

Установленный рядом огромный жертвенный камень наводил на вполне определённые мысли, а судя по мечам и топорам, которые держали в руках язычники, можно было с уверенностью предположить, какие жертвы приносили своим богам эти товарищи.

Находиться в одном лесу с угрюмыми парнями, глядящими, как волки, и с их предводителем в волчьей шкуре чернобородому вдруг стало неуютно.

И, не привлекая внимания, он отошёл отсюда восвояси, скрывшись в чаще.

Тем временем волхв Лысогор обратился к собравшимся:

– Были зверичи – стали людичи! Я, волк, говорю это вам. Кто боится за себя – не бойтесь! Кто боится за род свой – не бойтесь! Кто боится за народ свой – не бойтесь! Пусть другие нас боятся! Мы – славяне!

– Мы – славяне! – дружным хором отозвались язычники.

– Скуйся и сверши то, что для тебя было страшно, – с воодушевлением продолжил Лысогор. – И ты увидишь, что такое бесстрашие! Не дай страху сожрать тебя. Оставь нежить голодной, а чернобога без корма. Перун на нашей стороне. Да поможет нам меч и молот Сварожича, да поможет нам гром и молния! – завершил свою речь волхв.