Между тем следствие о смертях полковника Онищенко, майора Гольцова и заказного явно убийства Пузырева не то что зашло в тупик — оно вообще давно бы рассыпалось на три разных уголовных дела, если б их не объединяла такая перспективная, на первый взгляд, фигура Эдуарда Поспелова. Больше ничего и никого их не связывало, а все обвинения, как убедились следователи, все доказательства скатывались с этого мерзавца, как вода с гуся. Вроде мокрый гусь, с головы до ног, а отряхнется — нет, сухой до свечения, такой-сякой. Следователи поняв, что попинать Эдуарда Поспелова все равно не выйдет из-за его связей и влияния, давно бы плюнули и закрыли дело, но вначале их поддерживал странный интерес генеральной прокуратуры, откуда они забрали это дело, и откуда постоянно шли запросы по продвижению следствия. Прокуратура явно копала под Эдика свою яму, поняли следователи, и она просто мечтает взять еще и их материалы, как камень на шею Эдика. А потом и сам Эдик проявил неожиданное рвение — охотно отвечал на вопросы, но при этом ссылался на секретность, мол, не все он может говорить, подписку давал, и не кому-нибудь, а вашему начальству. Вот если б ему, Эдику. Попасть на прием к Директору ФСБ, то многое бы прояснилось. Честно говоря, только наглость и гнала Эдика в эту приемную, где ему и впрямь хотелось выяснить свои вопросы.

Операм что, они попытались официально, так, мол, и так, в интересах следствия, подозреваемый требует встречи, но все их докладные и просьбы возвращались с косой поперек листа, и размашистой подписью Директора — Пошли вы в…

Опера не обижались на начальство, понятно, что к такому товарищу на прием прожженные жуки, на вроде Эдика, стремятся толпами, и не зря беднягу охраняет целая свора секретарей в погонах. Эдик не оставлял попыток — и звонил в приемную, пытаясь записаться и лично приходил два раза, пытаясь убедить секретарей в государственной важности своей проблемы, но его имя, видимо, оказалось внесенным в некий черный список. Директор предпочитал прохлаждаться со всякими террористами. Это казалось непонятным, вплоть до ощущения пустоты под ногами — ведь деятельность отдела «К» затрагивает интересы государства и может невольно нанести ему ущерб, от какового ущерба как раз и должна защищать государство его организация под названием ФСБ. Обычно эти придурки, вечно хмурые и засекреченные, всегда возникают тихой шекспировской тенью на пути всякого рода инициативы и хмуро предупреждают: «Братишка, сюда нельзя. Тут государственные интересы. Положь на место, чего взял, и назад осади, козел, а то по рогам…». Раздумывая над последствиями операции «Белое безмолвие», Эдик все больше и больше беспокоился. Как патриот. Как бы чего не…вышло. Серьезные последствия. Очень далеко идущие. И этой ФСБ все ведь известно. Сколько докладных записок подано — одна от Онищенко, одна от Эдика.

Да и «Ежик в тумане» — что с ним делать? Эдик тихо бесился, и мысль использовать оперов, которые до сих пор вяло пытались пришить ему кучу трупов, была естественной для патриота. Пока что те не находили более пушистого клиента, на которого их можно пришить, и Эдик вовсю этим пользовался. Он хорошо знал старый принцип: «Доступ к начальнику лежит через секретаршу», перетаскав им в свое время и по сию пору гору шоколадок и прочих знаков внимания, которые и взятками-то язык не повернется назвать. И оперов на это науськивал, давая всякие советы и обещая взять все трупы на себя, и еще пусть вешают, до кучи, сколько выдержит — если они помогут попасть к Директору на прием. Можно долго рассказывать, как обрабатывали опера секретарей в погонах, но лучше сказать короче — они обманом впихнули Эдика в нужный кабинет и захлопнули дверь. Увидев Эдика, которого он раньше вроде не видел, Директор задрожал. На мгновенье Эдику показалось, что Директор готов спрятаться под стол, словно в его лице увидел свою убитую совесть — при его работе о совести и речи быть не может, понятно. Казалось, от ужаса он потерял дар речи. Впрочем, причиной столь странного впечатления Эдик счел простой человеческий испуг — от неожиданности.

— Моя фамилия — Поспелов Эдуард Максимович, — нагло заявил Эдик. — Я сотрудник отдела «К».

Директор ничего не возмутился, что тут врываются всякие Максимовичи без спроса и без доклада. Он посмотрел на дрожащие пальцы, и они перестали дрожать, и спросил простуженным голосом:

— Что за отдел такой? — Глазенки его отупевшие забегали, как у жулика, и это успокоило Эдика.

— Я понимаю, — сказал он доверительно. — Это засекреченный ото всех отдел, даже от своих сотрудников. Он более секретный, чем ваш отдел убийств. И это разумно.

— У нас нет отдела убийств. — Директор, овладев нервами, попытался в гневе выпучить глаза, но получилось плохо.

— Вот именно! — обрадовался Эдик. А отдел «К» еще секретней. Про отдел убийств никто ничего не знает, но слухи есть, а про отдел «К» и слухов нет. Вы даже мне, сотруднику отдела «К», ни за что не признаетесь, что я являюсь его сотрудником, ведь так?

— Как я могу признать вас сотрудником отдела «К», если вы не являетесь его сотруд… — Директор замолк на полуслове, безуспешно стараясь прийти в себя.

— И хорошо сделаете. Иначе вы завалите работу целого отдела «К».

— У нас нет отдела «К». — Директор все еще сипел, но голос явно восстанавливался. Очередная фраза прозвучала даже с угрожающим оттенком. — Я вас вообще впервые вижу.

— Тогда вызовете адъютантов, пусть они вышвырнут меня из кабинета.

— Вы и сами ходить умеете, — буркнул Директор ФСБ, пряча глаза. — Но если вы пришли попусту тратить мое время пустыми домыслами, я действительно вызову адъютантов. Что у вас? Давайте ближе к делу…раз уж пришли. У вас какое-то дело?

— Дело…есть дело. Я работал с вашим Онищенко. Надеюсь, помните. Мы достигли определенных результатов. Они вас интересуют?

— Нет, — быстро сказал Директор ФСБ.

— Операция «Ежик в тумане». Она стоит около пятидесяти миллионов долларов, по очень заниженным ценам, и она вас не интересует?

— Здесь я задаю вопросы. — Директор явно пришел в себя. — Нет, не интересует. И с вами я говорю только потому, что надеюсь прекратить вашу болтовню об этом мифическом отделе «К». Мне уже докладывают о работе отдела «К»… — Директор невольно повысил голос, — некоторые информаторы…о якобы работе якобы отдела. Да будь у меня засекреченный отдел «К» и еще отдел убийств, я давно бы прихлопнул такого…или болтуна, или неумеху…который разглашает сведения об отделе «К».

— Я умеха. Только вы мне не помогаете, — обиделся Эдик. — А если я и болтаю, то только необходимое. Я тут же все прекращу, если вы сумеете убедить меня, что отдела «К» нет. Онищенко подавал вам докладную записку по этому поводу?

— Рассмотрена и отвергнута, — отрезал Директор ФСБ тяжело и угрюмо. — Никакой надобности в создании такого отдела нет. Ваши доводы признаны не убедительными.

— Что-то не верится. В Усть-Олонецке с нами работала армия, действующая армия. Ради чего? Получается, что ради кириллицы. Андрюха Ростовцев — он голова, конечно, однако, этой голове может кто-то и подсказать. Это отдел «К». Его не создали только потому, что он давным-давно существует, не так ли? Создан наверняка, первым же декретом еще в семнадцатом году.

— Перестаньте пороть чушь. То, что в Усть-Олонецке, видимо, работала армия, сделали всего лишь очень большие деньги Хуторковского. — Директор ФСБ старался нагнать на себя еще больше угрюмства. — Первый Президент России его ценил, и потому велел ФСБ в свое время помочь. Мы и помогали — это ваша работа с Онищенко. Но теперь новый Президент начал наводить порядок, убирать эту…эту семейственность своего рода…и Хуторковский сидит в тюрьме. Вот и все. И что мне прикажете делать с вашими миллионами? Правильно, я ничего и не делаю. Я не знаю о них ничего и знать не хочу. Это ваше личное дело. Ваше и Хуторковского.

— Хорошо. Я понял. — Эдик начал злиться. — Но вы ушли от ответа про отдел «К». Поставлю вопрос резче — неужели вы тупой замшелый чиновник, который не понимает необходимости отдела «К»?

У Директора ФСБ опять затряслись пальцы. Он уставился на них и с трудом упрямо сказал:

— Да, я тупой и замшелый, пусть. А вам не приходит в голову, что я все-таки понимаю важность отдела «К» и только потому…ничего не делаю! Даже…вам не мешаю, хотя…многие уже просят. У вас все, надеюсь?

— Что вы меня гоните? Я вас уже достал? — буркнул Эдик, пытаясь собраться с мыслями. Слова Директора оказались неожиданными.

— Еще нет. Я еще держусь. Так у вас все?

— Мы могли бы сотрудничать, если б вы признались, что отдел «К» существует, — сказал Эдик, чувствуя, что проиграл. — Вы не доверяете мне. А я мог бы подделать документы о том, что Ленин и большевики не только немецкие шпионы, но и вообще людоеды, причем качественно и с обглоданными детскими косточками в кармане пиджака, найденного в подвалах Кремля. Может, вы просто трусливый чиновник?

— Я осторожный чиновник, и ваши издевки меня уже достали. — Директор нажал кнопку, и в кабинет вошел откормленный адъютант.

— Проводите господина, — сказал Директор ФСБ, еле сдерживаясь, чтобы не добавить «…с лестницы», и это прозвучало так ясно, что адъютант напрягся. Эдик понял, что окончательно проиграл. Он решил выйти своими ногами. Все равно вынесут. Злой и обиженный за Россию, Эдик все-таки счел встречу результативной. Он понял главное — ему не мешают. Одно это следует считать за огромную поддержку от государства.