Утром в жизнь вошла война С громким звуком жести. Тихо вздрогнула страна От ужасной вести. Должен был вернуться Фек, Люк домой спешила, Проводить скорей их всех Маму попросила. В поездах с двумя детьми Было очень сложно, Все заполнено людьми, Тесно невозможно.

Кто домой, кто от войны Ехали за Волгу, А военные чины В строй, согласно долгу. Дуся и на этот раз Отбыла с Людмилой, От малышек всякий сглаз Бранью отводила. Приходилось в коридор Выходить курящим. Дунин грубый разговор Люк сочла срамящим.

Прибыли в Магнитогорск. На перроне людно. Поезд к фронту через Орск Провожали бурно. Громкий марш оркестр играл, Женщины шумели. Дал команду генерал, Сцепы заскрипели. Проводив мужей на фронт, Разошлись с перрона. Поезд шел за горизонт, Нет уж эшелона.

Не пришел встречать их Фек, Мог ведь задержаться. На машине человек Им помог добраться. Вот и дома. У двери Листик телеграммы: «Люк целую извини Война вне программы Все подробности письмом Береги девчонок» Люк в отчаянье немом, Будто бы спросонок, Кое-как открыла дверь, В дом вошли без шума. «Как же жизнь пойдет теперь?» — Мучила их дума.

Вскоре вышла на завод. Собралось в охапках, Много чертежей и свод К ним инструкций в папках. Металлургов, был приказ, На войну не брали, Нужно выполнить заказ По сверхпрочной стали. Шла работа день и ночь На прокатных станах. Фронту танками помочь Главным было в планах.

Фек подробное письмо Написал с дороги. Заглянуть с пути домой Удалось немногим. Их отправили на фронт На передовую, Делать путевой ремонт В группу боевую. Осень мокрая пришла. Думая о блице, Вражьей своры два крыла, Двигались к столице. Карточки на все ввели. Хлеб, крупу, продукты Люди получить могли В продуктовых пунктах. Дополнительный паек Изредка давали. Беженцев поток потек По Заволжским далям.

В октябре фронт подошел Близко к Подмосковью. Пали Вязьма и Орел, Не до хладнокровья. Женщин, маленьких детей В поезда сажали, Вывозили поскорей. Те не возражали. Из Москвы с тремя детьми Прибыла невестка, Всех устрой и накорми — Людина повестка. Вику младшую свою Дочь кормила грудью. Как солдат спала в строю Дети были сутью. Утром рано на завод, В перерыв кормленье, Дел домашних хоровод. Не до размышлений.

Помогла невестке Люк Подыскать работу. Требовалось много рук В эти дни заводу. На чертежников был спрос. Юлина работа. Но как быть с детьми? Вопрос Не был новым сроду. Ее старший сын Олег, Школьник и подросток, В доме видел лишь ночлег, Сладить с ним не просто. Школу бросив, не сказал Матери об этом, Днем куда-то исчезал, Плюнув на запреты.

Мать ругалась лишь сперва, Позже с наказаньем, Он не тратил на слова Своего вниманья. Младшенького грудничка Вову в ясли взяли. Было бабушке внучка Жалко до печали. Деток Юля никогда Грудью не кормила. Пережиток, ерунда, В ясли относила. Бабушка смогла спасти Только внучку Тому, Мать согласна не вести В ясли. Будет дома.

Всем прибавилось хлопот. Мама Люси тут же Сдвинула на новый год Возвращенье к мужу. Он им весть прислал. Здоров, Немцев нет в округе, Не течет домашний кров, Спрашивал о внуках. Написали, трудно жить, Попросив совета, Как с Олегом поступить. Стали ждать ответа. Юля мужу на войну Не про все писала, Там проблем и самому Выпало немало.

Тома с бабушкой была. Юля на работе. Вовочку домой брала В пятницу к субботе. А Олег вдруг стал курить, Мать сама курила. Как ему тут говорить! Нет у слова силы. «На табак где деньги брал?» — «Собирал окурки». — — «Карточек запас пропал Прямо из шкатулки». «Я не брал» — сказал Олег, «Что тут отпираться! Не купить нам даже хлеб, Будем побираться!» — Мать кричала. Сгоряча Била парня сильно. Злость, как лава клокоча, Лезла изобильно.

Люк и бабушка вдвоем Оттащили Юлю. «Не исправишь все битьем И не дашь пилюлю.» На речь бабушки: «Свою Мать жалеть ведь надо» — Внук ответил: «Вот убьюсь, Будет ей отрада!»

Тут Олег схватил пальто И помчался к двери — «Мне не нужен здесь никто, Вы не люди, звери!» Следом бабушка за ним, Не догнать Олега. От мороза будто дым, Кашель бьет от бега. Мимо прозвенел трамвай, Взяв людей, умчался. Вдалеке собачий лай Где-то раздавался.

Бабушка пошла домой, Там шло обсужденье Ясно, уж само собой, Внука поведенье. Дуся вспомнила, что днем Был водопроводчик, Не могла стоять при нем, Много дел всех прочих. Баба Маша в магазин Бегала за хлебом Оставался он один. Грех накажет небо! Юля версию принять Не хотела сразу, «Мог ли взрослый не понять: Гадко», — бросив фразу.

А Олега нет и нет, Вот уж полночь скоро. В доме выключили свет, Темнота за шторой. Не заснули до утра, Думали, вернется. Может это не беда, Может обойдется.

Люк и Юля собрались Заявить в милицию, Там начальство дождались. Люди краснолицие, В отделение прибыв, Им раскрыли тайну: Труп лежал, уже остыв, На путях трамвайных. Мальчик. Он на колбасе Вечером катался, Скользко было в темноте И не удержался. Был при нем кисет пустой, Ножик перочинный, Стукнулся он головой, Следствием — кончина. Люда плакала навзрыд, Юля словно камень Серая и рот закрыт Сжатыми губами. А потом пришла в себя И без колебаний В морг одна пошла скорбя Делать опознанье.

Надо было хоронить Бедного Олега. Грунт успел уже застыть, Навалило снега. Люк, Ивана и Петра Встретив, попросила Им помочь за два утра Выкопать могилу. Согласились сразу те. Чтоб смягчить страданье, Перед сменой на заре Сделали заданье. Думали для похорон Завтра выбрать можно, Но у Юли свой закон Противоположный. Как решила этим днем Хоронить сыночка, Пусть горит земля огнем, Прочь все проволочки.

Лошадь дали без хвороб На конюшне старой. Погрузить помог ей гроб Конюх сухопарый. Сани можно на полдня Взять, но без возницы. Юля кучером сама Села в рукавицах. Кладбище недалеко, В деревеньке ближней. Лошадь бегала легко, Кучер был бы лишним.

Шел сухой и мелкий снег, Солнышко в тумане. На себя кипел в ней гнев. Быстро мчались сани. Вот деревня и старик Вышел из избушки Как из сказки лесовик, В шубе и треушке. «Где здесь кладбище, дедок?» — У него спросила. «Ты проехала, чуток Угол зря скосила».

Юля сани развернуть Захотела тут же Но старик, успев вздохнуть, Ей сказал: «Не нужно Возвращаться так назад. Объездной дорогой Поезжай туда, где сад, Дальше спуск пологий. Если сразу прямиком К кладбищу вернуться, То покойником другим Может обернуться». Не поверила ему, Что за предрассудки, Развернулась на бегу Вниз по первопутке.

Вот и кладбище. Старик, Здешних мест смотритель, Несмотря на громкий крик, Был не просто зритель. Очень ловко опустил Гроб, потом лопатой Грунт со снегом навалил Горкою со скатом. Юля долго у холма Свежего стояла, Плакать видно не могла, Слова не сказала. А когда пришла домой, Попросила водку. Люк из фляжки полевой Налила ей стопку. Выпив и чуть-чуть поев, Спать ушла. Все молча. Бабушка, сдержав свой гнев, Лишь вздохнула горче.

Утром из больницы к ним Марья заскочила С сообщением плохим, Вову хворь свалила. Ночью привезли его С жаром и поносом Изнуренного всего И с плохим прогнозом. Люся, Юлю разбудив, Рассказала это. «Ты сейчас пойдешь?» — спросив, Вышла без ответа.

Забежала в перерыв Вовочку проведать. Няня, дверь ей не открыв, «Дайте дообедать» — Крикнула, но на бегу В дверь впустила стужу И, узнав, идут к кому, Стала как-то суше. «Вот, пришла мать наконец Думала — сиротка». «Брат мой, Вовочки отец. Вове я лишь тетка» — Пояснила няне Люк. Та же удивилась: «У нее под сотню штук Что ль детей родилось? Разве может чья-то мать Своего ребенка Не жалеть и не ласкать, Когда он в пеленках»? Люся рассказала ей Про большое горе. «Божья Мать, спаси детей От таких историй». —

Осенив себя крестом, К Вовочке в палату Люсю провела потом Даже без халата. В боксе он лежал один. При дизентерии Из лекарств фурадонин — Средство терапии Был тогда. Еще уход Маленькому нужен, Не исполнился ведь год, Ко всему — простужен. Бледный, тени на щеках, Лишь глаза блуждали, Что-то он искал в мазках Потолочной дали.

Жалости спазм горло сжал, Люк едва вздохнула. Прочь, как если бы пожар, С Вовочкой отсюда! Ручку-перышко взяла И к губам прижала. Ротиком как из стекла Улыбнулся вяло. Люк хотела попросить Грязное бельишко. Постирать бы и помыть Бедного мальчишку. Но нельзя, еще троих Заразить так можно Дома девочек своих. Надо осторожно.

Забежала вечерком. Мать не приходила. Одежонку в грязный ком Собрала, умыла, Тельце нежно протерев. В свежую рубашку, Приодела. Подогрев, Накормила кашкой. Боль ушла не навсегда, Закрывать стал глазки, На руки взяла тогда И запела с лаской: «Баю-бай, баю-бай Боль плохая убегай, Будет солнышко светить, Вову нашего лечить» Он заснул спокойным сном, Рот в улыбке белой, Словно бы в тепле родном Отогрелось тело.

Долго Вовочку она На руках качала. В темноте окна луна Холодно сияла. Та же нянька в ночь, сама Любовь Тимофевна. Люк заметила, хрома, Шла неравномерно. А в лице и теле стать, Красота от бога. Стала Люда вспоминать, Знала ли немного? Что-то ей пришло на ум, Память будоража, И спросила наобум «Вы из Карабаша?» Брови приподнялись вверх: Вот не ожидала! Люда поняла — успех, Правду угадала. Ей же вспомнился рассказ Инженера в прошлом. Знать хотя бы пару фраз О конце возможном.

Няня слушала ее, Видимо в смущенье, А потом уже свое Высказала мненье: «Да, конечно же, отец Против был Егора, Потому что молодец На поступок скорый. На свободу через год Парень вышел все же, Пораспрашивал народ, Где найти нас сможет. В Омск приехал по весне, Долго ждал свиданья И потом наедине Дал мне обещанье: Год пройдет и будет тут, Едет он в Магнитку. Скромный быт и тяжкий труд Для него не пытка. Там все ново, будет он Вечером учиться. А, построив новый дом, Сможет и жениться. Как сказал, так через год В Омск приехал снова. Шумной свадьбы хоровод Нас увез из дома.

Обжились, родился сын, А Егор учился. Опыт тех лихих годин Очень пригодился. Вскоре мастером он стал По прокату стали. За старанье и запал Даже орден дали. Родилась и дочь у нас Десять лет уж скоро. И поможет мне подчас, И в ученье спора». «А Наталья как? Жива?» Няню Люк спросила «Нет, почти как года два Мама нас простила.» Под их тихий разговор Вова беззаботно Спал. В кроватке ведь простор, Там ему свободно. Положив его туда, Люк домой помчалась. Надо сделать все дела, Ночь почти кончалась.

А на следующий день Не пустила к Вове Нянька новая — кремень, Грозно сдвинув брови. «Есть у Вас свой грудничок, Заразиться может И совсем не пустячок Коль он занеможит. Врач сказал, пусть мать придет, Мальчик очень болен. Ночь едва ли проживет, Ведать Бог лишь волен». Побежала на завод, Рассказала Юле, Что ее сыночка ждет, Встретив в вестибюле.

Юля слушала ее, Не сказав ни слова, Будто думала: «Вранье, Страшно от такого». Люк ушла к себе в отдел, Повторяя тихо: «Кто же Вовочке хотел Этой доли-лиха»? Дома вечером у Люк Все валилось на пол. Вдруг раздался двери стук. Кто-то тихо плакал. Люк спросила: «Вова как?» Юля замолчала, А потом уже впотьмах Горько зарыдала.