Сразу после похорон Под ветрищем лютым Юлю с Томой на перрон Проводила Люда. От Москвы под новый год Отогнали немцев. Мама Юле без хлопот Как переселенцу Вызов сделала домой. Бабушка с укором Лишь кивнула головой При прощанье скором.

Следом в свой родной Козлов Людочкина мама Собралась без лишних слов После телеграммы. Сильно заболел отец, Воспаленье легких. Хоть он был и молодец, Годы как веревки.

С фронта редко Фек писал, На войне работа, Каждый день и ночь аврал. Танки и пехота Отступают на восток. Едут и заводы. Без конца людской поток В поездах, подводах. Под бомбежкой чинят путь, Строят переправы, Просто некогда вздохнуть, Выспаться на нарах.

Подошел и Новый год Как-то незаметно Среди горя и забот В жизни счастьем бедной. Дали к празднику паек Семьям офицеров: Масло, сахарный песок, Куль мучицы белой. Напекла Люк пирогов. Дуся помогала, Проклиная всех врагов, Веселее стало. Марья с мужем без сынков Заглянули к Люде. Запеченных окуньков Принесли на блюде. Только сели все за стол, В дверь к ним постучали, На дорожке в коридор Их друзья стояли.

Петр, Иван, а в третьем вдруг Борьку Люк узнала, С ним его бессменный друг — Старая гитара. «Здравствуй, Люся,» — он сказал. — «Не ждала, конечно, Знала бы, как я скучал. Думал, что навечно Встретиться нам не дано, Но судьба смягчилась. Вижу вновь тебя родной И такой же милой.» Люк смутилась: «Рада я Видеть тебя тоже.» Речь ее, тепло храня, Стала много строже.

Пригласила их к столу. Вот и бой курантов «Дали фрицам за Москву! Гнать всех оккупантов!», Из кармана Петр достал Вдруг мечту о чуде. Пробка вверх и вот бокал Передан был Люде, А потом и остальным, Чокались, смеялись И шампанским дорогим Жадно наслаждались. Потеплело на душе. Выпили за Фека, Чтоб в промерзшем блиндаже Спас Бог человека. Пели песню о войне, О Войне Священной, Боря на одной струне Вторил вдохновенно.

Марья собралась домой Вместе с милым мужем. Поздно, дети спят, покой Взрослым тоже нужен. Выходить к тому же ей На дежурство утром Чтобы вылечить людей Должен врач быть мудрым. А с мальчишками отец Будет управляться. Вот и празднику конец, Стали все прощаться. Петя с Ваней на завод Заспешили в смену, Жизнь вступила в Новый год Ждали перемену. Дуся шарфиком Петру Замотала шею. «С ним и на большом ветру Я не заболею» — Петр смеялся, но не снял Дусин шарфик тонкий. Видел, взгляд ее сиял, Голос лился звонкий.

Боря не спешил совсем Распроститься с Люсей, Хоть на выход из проблем Не питал иллюзий. Начал: «Люся, ты прости. На войне испанской Много верст пришлось пройти В группе партизанской. Весточку не мог послать Не было оказий, Приходилось избегать Всех разнообразий. Помнишь, пел я у костра О стране заморской, Где магнолия цвела, Розы красой броской. Я попал в тот тайный сад С парашютом вместе: Ветер сильный снес назад И спас от ареста. Девушка меня тогда Вывела к повстанцам, А иначе ведь ждала Судьба иностранца. Ждал расстрел нас без суда И без рассуждений. Был десант в войну туда Не для развлечений.

Утром на немецкий фронт Отправляюсь завтра. Этот в жизни поворот — Смена кинокадра». Вдруг он Люде руку сжал, Подойдя вплотную, И заполнил интервал Страстным поцелуем. Будто сквозь прошел разряд, Голова кружилась, Затуманился и взгляд, Чувств чуть не лишилась.

Плач наполнил тишину, Голос младшей — Вики. Различала наяву Люда дочек крики. Вырвавшись из страстных рук, Кинулась к малышке. Несшийся из детской звук Был тревожным слишком. Няньку Дусю разбудил Тоже крик ребенка. Может срок уж подходил Поменять пеленки? К девочкам вошли вдвоем Нянька с Людой быстро. Хлынул свет в дверной проем Массой серебристой. Люк включила ночничок, Подойдя к кроватке. Викин рот и кулачок Дергались, как в схватке. Жар от тельца исходил, Личико горело, Судорог набег сводил Ручки, ножки, тело.

Люда, быстро завернув Дочку в одеяло, Ноги в валенки воткнув, Уж не размышляла. Вышла тихо в коридор На руках с малышкой. А Борис, забыв отпор, Подал ей пальтишко. Не смутившись, говорит: «Люда, что с ребенком»? — «Судороги, вся горит Дышит очень громко» — Люк ответила ему, Направляясь к двери, — «Я в больницу побегу, Хватит с нас потери». «Правильно, спускайся вниз, Буду ждать с машиной» — Крикнул Боря. Звук повис В коридоре длинном.

Бог помог или судьба, Ночью для завода Грузовик вез короба От воздуховода. Люсю тыловик подвез К городской больнице, Высадил у трех берез Как из колесницы. Дверь на стук открыл брюнет С сединой и шрамом. Врач повел их в кабинет, Успокоил маму. Осмотрел под лампой-блиц, Дал сестре заданье, Приготовить чистый шприц. Люк без колебаний Он отправил в коридор, Чтобы не мешалась, Менингит — как в приговор Вике записалось.

Дверь открылась. Врач в очках Людину малышку Вынес тихо на руках Мокрую, как мышку, Но живую. Врач сказал: «Пункцию ей сделал,» — И, на Вику показав, Продолжал по делу — «Девочку переодень, Даст сестра пеленку. Завтра выдам бюллетень, Чтоб побыть с ребенком. Можешь ехать с ней домой. Отвезет наш кучер. Последить тебе самой За дочуркой лучше». Дома Люда, уложив Викочку в кроватку, Села рядом сторожить Сон девчонок краткий.

Вскоре местный управдом После переброски Беженцев вселил в их дом Из Днепропетровска. Из трех женщин к Люк семья Въехала на время. Нет свободного жилья, Наложили бремя. У сестер лишь чемодан И еврейка-мама, Город был поспешно сдан, Тут уж не до хлама. Постарались увезти В тыл евреев срочно И от смерти их спасти Получилось точно.

Цилю с Ритой — двух сестер С матерью их Соней К поезду привез шофер По военной брони. На восток везли завод По прокату стали. Циля — главный счетовод, Риту тоже взяли. Выезжали затемно, Путь освободился, А как только рассвело Немец объявился. Бомбы сыпались вокруг И взрывались воя, Загорелся поезд вдруг, Выскочили в поле.

Добрели пешком потом В дождь до полустанка, На полу почти пустом Спали все вповалку. Жили две недели так, Пока путь чинили. Позже подошел состав И их посадили На свободные места, Рядом с туалетом. Долго ехали сюда, В холод ведь, не летом. Простудились в сквозняках. Все теперь больные. Спят на старых тюфяках, Койки раскладные. Утварь, купленную впрок Люк дала для кухни. Жалоб вылился поток, Быт спокойный рухнул. Коммуналка, трудно жить. В кухне теснотища. Люсю стало уж тошнить От еврейской пищи.

Пропитались чесноком В кухне даже стенки. Дуся часто с юморком Представляла сценки. Как-то раз, надев пиджак, Брюки, шапку Фека, Так как будто у служак Из районных ЖЭКов, И, держа портфель в руках, В комнату приезжих Вторглась в черных башмаках И в очках облезших. Бабка в комнате была, Жгла электроплитку И стояла у стола С пачками кредиток. Перед ней был чемодан Весь набит деньгами. Соня старый сарафан Дергала руками. С страхе, Дуську не узнав, Вздумалось тут бабке, Чуть на плитку не упав, Деньги прятать в тапки. Дуся выскочила в дверь И расхохоталась. Сонька злющая, как зверь, На нее ругалась: «Черт рябой»-неслось ей вслед — «Чтобы было пусто! Много тебе разных бед, Коль ума не густо.»

Первыми пришли домой Сестры Циля с Ритой, Совещались меж собой. Дверь была закрыта. Вскоре, как всегда спеша, Люк пришла с завода. Нянька, грубостью греша, Брякнула ей с хода, Как соседка плитку жгла, Тьму считала денег. Люк поверить не могла, Словно в приведенье В этот толстый чемодан С пачками кредиток. Может это был обман, Дунин пережиток. Нянька матерью клялась, И божилась страстно. Люся к Марье собралась, В общем не напрасно.

Муж Василий-прокурор Оказался дома, Слушая их разговор, Он сказал: «Знакома Тема. Спешка, весь завод Мог попасть в засаду. Не успел тогда народ Получить зарплату. Знаю, следствие вели, Но закрыли дело. Поезд бомбы подожгли, В кассе все сгорело. Следствие вел их земляк Из Днепропетровска, Может быть сестер свояк, Парень очень скользкий. Дело вновь открыть теперь Будет очень трудно, Установлен факт потерь И притом прилюдно. Было глупостью большой Дусино актерство. Чем ломиться с чепухой, Надо было просто Нам сказать и проследить За старухой тайно, С понятыми учинить Обыск неслучайный. А теперь они следы Спрячут, шито-крыто. Нет вещдоков и в суды Дверь для нас закрыта.

«Но о деньгах ничего Ведь не знала Дуся, — Молча выслушав его, Пояснила Люся. — Знала, что соседка днем Жгла электроплитку. Думала пугнуть рублем. Это ж нам в убыток, Деньги лишние платить За чужие нужды. Нам итак не просто жить. Иметь совесть нужно. И к тому же введены Жесткие лимиты. Под запрет попасть должны Все электроплиты. Видно совести совсем Нет у них в помине, Раз оставили ни с чем Многих на чужбине».

Провожая Люк к двери, Вася был серьезным: «Люда, ты теперь смотри, Будь поосторожней. Циля с Ритой могут мстить. Не исчезнет страх ведь Что ты можешь заявить, И придется впредь им Объяснять, откуда вдруг Может денег много Взяться, тут не в силах друг Оказать подмогу.» Только Люк к себе домой Дверь открыла тихо, Дуся с мимикой живой, Шмыгнув как зайчиха, Сообщила, что ушли Только что сестрицы, Сумки еле волокли. Злые, как тигрицы.

Подошел к концу январь. Дочка Вика, крошка Всех пугалась, как дикарь, Ела понемножку. Врач сказал, что лечат дни Тут все может статься. Организм без толкотни Должен сил набраться. И вниманье, и уход Ей необходимы. Будет видно через год, Все ли невредимо.

Боря ей прислал письмо И просил прощенья, Были новым для него Все ее волненья. Он целует руки ей, Как своей святыне, Если так любить детей, Сердце не остынет. Попросил ему писать Иногда о жизни. Он же будет отвечать — Бить врагов отчизны.

Из Козлова весть пришла, Мама написала: Не находятся слова Выразить, что стало С их отцом. Он истощен От своей болезни. И по внукам скорбь еще Не была последней. Старший сын Сергей попал К немцам в окруженье, Друг в письме им описал, Тяжесть положенья. Прикрывал Сергея взвод Отступленье части. В этот долгий эпизод Он был в вражьей власти. Отошли. Не смог Сергей Их догнать с отрядом. Как искать своих друзей, Когда пули градом. А кругом промозглый лес, Дождик с колким снегом. Но в войну полно чудес: Кто ползком, кто бегом Добирался до своих Месяц или больше. Ждут пока ребят живых, Будут ждать и дольше.

Оттепель сменял мороз, Ветры зло свистели. Выжимали массу слез Вьюги и метели. Медленно в холодном сне Мир катился к лету Март в конце концов весне Отдал эстафету. Треугольничек-конверт В семьях ждали страстно. В нем мог быть любой сюжет, На войне опасно. Фек дал знать, теперь здоров, Получил раненье И в Москве у докторов Был на излеченье. После выписки зашел К Юле на работу. Был ее рассказ тяжел, Верил с неохотой, Даже, если б о чужих. От себя прибавил: Из троих детей в живых Бог одну оставил.

Он прислал фотопортрет, Люде и дочуркам. И горячий свой привет Братьям металлургам. Едет в часть к себе на фронт, Срочное заданье, Будет скоро поворот. Люди в ожиданье. Люся коротко ему Описала, быт их, Умолчав про кутерьму От проблем избитых.

Наконец явился май С теплыми ночами. Окна хоть не закрывай, Даже в дождь ручьями. Люк и Дуся огород По весне вскопали, Чтобы следующий год Так не голодали. И картошку, и лучок, Огурцы с капустой Посадили, будет впрок, На столе-то пусто. А июнь за маем вслед, Месяц светлоликий, Приготовил на десерт Много земляники.

В воскресенье Марья с Люк Встали утром рано, Сделали по лесу крюк Ясно без охраны. По бидону набралось Ягод часа за два, От жары во рту спеклось. Отдых сделать надо. Ветерок их обдувал, Нес он запах нежный, Только сели на привал, Сон сморил поспешный.

Люк проснулась, кто-то ей Больно дернул косы, Рядом сбруя для коней, Чьи-то ноги босы. Подняла глаза, в седле Узкоглазый всадник С плеткой кожаной в руке, А на теле ватник. Он другой рукой держал Крепко Люк за волосы, Не по-русски верещал Неприятным голосом.

Сон слетел и с Марьи вдруг. Встала с русской статью. Глас ее бы вверг в испуг Толпы вражьей рати: «Ах ты, нехристь, негодяй, Язви твою душу, Уши шире раскрывай, И с вниманьем слушай. Муж мой местный прокурор, Он тебя посадит И судья в свой приговор Лет так двадцать вкатит.» Злобно щелками сверкнув, Отпустил Людмилу, Плеткой яростно взмахнув, Поднял коню гриву, Опрокинул им бидон С ягодой под ноги. Смяв траву, как дикий слон, Скрылся по дороге. Очень долго не могла Люк забыть о страхе Землянику собрала С Марьей, как во мраке.

Дома к ней пришел покой Никаких волнений, Этот день для Люк святой — Викин день рожденья. Имениннице пирог С земляникой спелой Испекла. Один годок Прожит в жизни целой. Петр пришел и с ним Иван, Нужно ведь поздравить, Подарили барабан, Вику позабавить. Марья деток привела, Забежал Василий, У детей своя игра. Весело носились Галя и два крепыша, Викочка смотрела, А потом и пирога Тонкий ломтик съела.

Папой с фронта ей письмо С поздравленьем тоже Было послано. Оно К ним дошло попозже. Дуся же туда-сюда Бегала со сладким, На Петра взгляд иногда Бросив вскользь украдкой. Все за праздничным столом Посидели часик Прокурор, что было днем, Обобщил как классик: «Видно к вам пристал башкир. Был судебный случай: Девушку башкир схватил, Очень долго мучил. Злы они на ваш завод, Земли их отняли И в отместку каждый год Раньше бунтовали.» — Объяснил Василий так Эпизод подробно И просил в глухих лесах Не гулять свободно.

Чтобы не было хулы От соседей с тыла, В парикмахерской полы Дуся часто мыла. У нее была мечта, Сделать кожу гладкой И поэтому туда Мчалась без оглядки. Оспа подлая рябой Сделала дивчину, А хотелось стать такой, Как в кинокартинах. Время видно подошло И влюбилась Дуня, То знобило, а то жгло, Чувством ум приструнив. Голос ласковый Петра Мнился ей повсюду. Без него была хандра, Встреча с ним, как чудо.

Косметичка метод свой Предложила Дусе: Может кожа от сурьмы, Стать как на арбузе. Не сказала, оробев, Люде о леченье, Каждый вечер мазь втерев, Ждала исцеленье. А лицо однажды вдруг Воспалилось сильно. Словно бы какой недуг Жег невыносимо. Кран на кухне целый день Тек струей холодной. Дуся мокла в ней, как тень Твари земноводной.

Вечером, придя домой, Люся онемела. На ее вопрос простой Дунька заревела. Промочив насквозь рукав, Все сказала нянька И притирку обругав, Показала банку. К Марье попросить совет Побежала Люда. В жизни суета сует Вместо абсолюта. Чем помазать, чтоб унять Жар и боль на коже, Марья — врач и все понять, И совет дать может. Марья, как сказал Люк муж, По больным ходила, Но он знал, что не досуж, Был приход Людмилы. Марья к Люк зашла потом, Дусю осмотрела, Чтоб ожога снять симптом, Мазь дала для тела.

Дома ей не привыкать Сделала всем ужин, Уложив мальчишек спать, Рассказала мужу: «Дуська обожгла лицо, Мазь с сурьмой втирала, Чтобы гладким леденцом Кожа сразу стала.» Он смеялся, вот ведь что Девушкам не страшно, За красу играть в лото, С жизнью бесшабашно.

Добровольцем на войну Петр уехал вскоре. Нянька прежде, чем заснуть, Плакала от горя, Все молилась, каждый раз Всхлипывая глуше, Чтобы Бог от смерти спас Милого Петрушу. С фронта Петр прислал им весть В общем Люсе вроде, Но привет просил прочесть Всем и Дусе-шкоде. Нянька просто расцвела, Радостью светилась, Не таила в сердце зла, Про себя молилась За любимого, за то, Что с ним будет встреча. Пусть сейчас он, золотой, От нее далече.

Петр писал, что был в бою И с остатком взвода, Догоняя часть свою, Встретился с Федотом. Тот почти валился с ног День и ночь в разъездах, Рвется немцем нить дорог, Часто нет проезда Технике и поездам. С самолетов бомбы, Падают то тут, то там, Образуя тромбы На вокзалах и путях, За и перед фронтом. Полк дорожников-трудяг Делает ремонты. Зачастую нужно брать Им винтовки в руки, Не дают враги поспать, В общем, не до скуки.

Фек подробно расспросил, Как живется Люде И хватает ли ей сил Думать об уюте. Как здоровье дочерей? Дома ли, иль в яслях? Знает: Люк из матерей Лучшая. Он счастлив. Фек просил ей передать, Что напишет позже, Долго ли придется ждать, Он сказать не может. Покурили под гудок Малость на дорожку, Петр продолжил марш-бросок, Фек влез на подножку.

Люк ответное письмо Написала Пете. Няньке же дала самой Репликой ответить. «Петр Иванович, мой свет, — Приписала Дуся — Шлю Вам свой большой привет И за Вас молюсь я!» Ночью Петино письмо Долго целовала И о девичьем своем Тихо помечтала.