Ну вот и опять дорога.

Брр, ну и колотун. Морета со мной полностью согласна, но как дисциплинированная драгунская лошадь бодро перестукивает копытами. Служба есть служба.

Васильев впереди на полкорпуса на своем голштинском мерине. Увидев мой арсенал одобрительно хмыкнул. Кстати, вооружен он тоже неслабо. Оба пистолета находятся в кобуре, драгунский палаш приторочен к седлу. Я знаю, у него есть еще один пистолет маленький, но с двумя стволами. Носит скрытно под мундиром, как я свой ТТ. За седлом приторочены две кожаные сумки и дорожный тубус-чемодан.

Выехали в сторону Витебска. Грязь с ночи подмерзла, двигаемся довольно быстро. Через три версты свернули направо и стали по сельским проселкам огибать Смоленск. Я, конечно, не эксперт, но если бы мне нужно было скинуть погоню, поступил бы именно так. Интересно, кому мы так нужны и куда путь держим? Васильев молчит как партизан на допросе, значит, просто едем вслед. Время придет - все и узнаем.

Я хорошо ориентируюсь в лесу. Это врожденное чувство направления было со мной всегда. Мы уже полдня кружим по лесным дорогам и вырубкам, но спроси меня, где Смоленск - укажу сразу. Васильев все также насторожен, путает следы. Правая рука капитана все время свободна и, практически, лежит на седельной кобуре. Иногда мы останавливаемся и слушаем предзимнюю лесную тишину.

Примерно во втором часу дня выехали к охотничьему домику, скрытому под сенью могучих вековых деревьев. Сейчас, когда почти облетела листва, можно рассмотреть и домик, и баньку, и небольшой сарайчик. Летом, наверное, домик можно заметить только подобравшись вплотную. Народа - ни души.

Васильев спешился, знаком показав мне последовать его примеру.

- Горский, приготовь ружье, будь у лошадей и поглядывай. Если начну палить, поможешь. Если все в порядке - махну рукой. Тогда заведешь лошадей в сарай. Не расседлывай, только подпругу ослабь да корм задай. Сам - в секрет, затаись и гляди. Будет кто-то ехать - предупредишь.

Гляди внимательно. Тут могут ждать как друзья, так и враги. Ну и подъезжать тоже, всякие могут. Понял?

- Сделаю, ваше благородие.

- Если со мной, избави Бог, случится рана, или чего похуже, приказываю - не помогать. Хоть наизнанку вывернись, а сумки и тубус доставь обратно в Смоленск и найди способ передать губернатору. Но только так, чтоб никто не видел. Если совсем край выйдет - содержимое сжечь, но лучше до этого не доводить. Не доверять никому, только губернатору. Ну, все - с Богом.

Инструкции получены. Все ясно? Ни фига не ясно, но исполнять будем.

Ждем. Смотрим.

Васильев с пистолетом за поясом отправился к домику. Скрипнула дверь, вошел внутрь. Нет уже минуты три. Начинает колотить внутреннее напряжение. Вышел. Машет рукой, значит - порядок. Фух….

Беру лошадок в повод, веду к сараюшке. Голштинец явно тут уже был, сам тянет в тепло и под крышу.

Устроил лошадей, устроился сам, чтобы и обзор был и минимальный комфорт. Прямо в стожке сена у сарайчика. Через открытую дверь поглядываю на лошадей. В лесу много не увидишь, лес надо слушать, а у лошади слух куда лучше человеческого. На любой посторонний звук уши стрелочкой ставят, вот тебе и сигнал - будь внимателен.

Ружье держу в одной руке, во второй - кусок вяленого мяса. Жую потихоньку, а то уже живот подвело, и наблюдаю. Из трубы домика появился дымок, топят, стало быть. Интересно, в доме есть еще кто-нибудь? Судя по отсутствию лошадей - нет, но с другой стороны за домиком кто-то приглядывать должен.

Вышел Васильев проверить как я. Оценил мою лежку и мой питательный процесс. Нет, мне начинает нравиться его ироничная мимика, надо перенять. Ни слова не сказал, но явно одобрил.

- Ваше благородие, если что, то я голоса подавать не буду, слишком тихо в лесу. Комок земли в двери кину вроде сигнала.

- Соображаешь унтер, не ошибся я в тебе. Ну, бди. Смены тебе не будет. Дотемна дежурить будешь. Может и завтра придется. Поглядим. - Когда капитан говорит по службе с нижними чинами, то всегда переходит на 'ты'.

Не пришлось. Где-то, через час лошади подняли головы, навострив уши. Вскоре и я расслышал звон железа и перестук копыт. Просигналил в дом, Васильев сразу вышел на крыльцо, вглядываясь в лесную чащу. Из-за деревьев выехали всадники. Двое, нет трое. Один - чуть в стороне. Капитан явно узнал прибывших, и был рад увидеть их. Пошел навстречу.

Двое, это вроде как начальник с сопровождающим, третий - просто мужик, но с ружьем и с повадками лесовика. Мою лежку вычислил враз, потому и отделился от остальных. Похоже - лесник и смотритель домика. Пока команды отбой не было, держу его на мушке как самого опасного.

Васильев, подойдя к всадникам, вытянулся перед начальником и бросил два пальца к фуражке, явно приветствуя старшего по званию, хотя тот был и в гражданском платье.

Все равно, пока не ослабляю внимания.

Прибывшие спешились, двое отправились в дом, а мужик занялся лошадьми. Входя вслед за гостями, капитан махнул мне, мол, все путем, и только тогда я вышел из укрытия. Пошел помогать леснику с лошадками. Свою он завел в сарай, а двум остальным ослабил подпруги и устроил у коновязи с кормушкой и поилкой. Те с аппетитом захрупали овсом.

Мужичок, молча расседлав лошадку, закинул ружье за спину и почапал в лес, оставив меня в гордом одиночестве тащить службу дальше.

Через час гости вышли, сели на лошадей и отбыли, забрав сумки. Васильев дал команду расседлывать и до утра отдыхать. Наконец хоть согреюсь.

Пока хлопотал у печки, готовя нехитрый перекус из саломахи с чаем, Васильев сидел и читал какую-то книжицу, стихи вроде. Но читал рассеяно, часто отрываясь и устремляя задумчивый взгляд в пространство. Лицо его было усталым и расстроенным.

- Сергей Александрович, взгляните. - Перейдя на обращение по имени - отчеству,

Васильев положил на стол две ассигнации в десять рублей.

- Одна из них - фальшивая. Вы сможете определить какая?

Я рассмотрел, пощупал фактуру, глянул на просвет. Ну не спец я по этому делу, а так на глаз одинаковые вроде.

- Мы с Вами, Сергей Александрович, везли две полные сумки таких фальшивок. Их изъяли у каторжан, что ловили месяц тому, а хранились они, как и золото у того самого, ограбленного и убитого помещика. Некоего Максима Фомича Ухова. Человека непубличного, скорее затворника, недавно приобретшего поместье, а до того проживавшего в Москве и из всех развлечений признававшего одну охоту.

До Государя поступали сведения о том, что в Париже печатают фальшивые деньги, после контрабандой доставляются в Россию, но доказательств этому, увы, не было. В числе прочих задач, негласных, более того, тайных, поставленных мне министерством финансов, входило и пресечение доставки контрабанды, выявление исполнителей и их арест.

Оказывается, разработана целая схема. Фальшивые деньги поступают в Россию и здесь обмениваются на золото, разумеется, не в пропорции один к одному. Империи наносился двойной вред - этими фальшивками и изъятием золота. Министерство финансов, взяв под контроль все движение крупных партий золотых монет, находилось в недоумении, чем контрабандисты расплачиваются за фальшивки. Оказывается, у них был такой, неучтенный источник - казна Сигизмунда, по крайней мере, ее часть.

Кто-то из деловых разбойных людей либо их тайных покровителей оказался в курсе таких операций. Они опередили меня, а главное, быстрее нашли человека, который являлся основным передаточным звеном. Быстро организовав нападение на усадьбу Ухова они отыскали и золото и фальшивки последней контрабандной партии, но вот уйти не смогли. Погубила жадность и геройство конюха, угнавшего лошадей.

Вполне резонно вы можете спросить, отчего это таким делом занимаюсь я, а не полиция. Вся причина в том, что есть подозрение и оно обосновано, что этим промыслом, коей следует приравнять к измене, занимаются именно полицейские чины, а также кое-кто из армейской службы снабжения.

Сейчас мы отправили фальшивки в столицу, а сами завтра выезжаем в Москву, где должны отработать все сведения про помещика Ухова. Он ведь не один этим промыслом занимался. Как вам, Горский, задача? Не претит ли вашей шляхетской чести? Вести расследование, дело - нелегкое и грязное, но для Родины нужное.

- Если нужно - будем вести. Только….

Вениамин Андреевич, ведь если такие масштабы, то в этом, наверняка, кое-кто и из Общества замешан. Вы с таким заданием как между молотом и наковальней оказались.

- Мы, Горский, мы. Вы теперь тоже в этом деле завязаны.

Обалдеть, прям боевик и Голливуд. Одинокий рейнджер на тропе войны вместе с напарником из нацменьшинств. А в России оказывается и двести лет тому предавали и воровали как и в родном времени.

С большим же запасом прочности рассчитана Господом эта страна. Ее с остервенением мордуют, грабят, предают свои же дети, рвут различные иноземные цивилизаторы, а она стоит. Потому что другие ее дети с не меньшим остервенением отстраивают, сохраняют и защищают. Россия, кто тебя поймет, да и нужно ли это, тебя понимать. Мне достаточно чувствовать, что ты есть. Ладно, это все философия.

А Васильев - тот еще жук. Не зря, видно, племянника одного из лучших министров финансов России задействовали в этом деле. На этой кухне он - абсолютно свой человек. Интересно, история с дуэлью подстроена была или нет? Хотя, едва ли, в это время такими вещами не шутят, просто совпало.

Мы поужинали и стали готовиться ко сну. Но вот поспать не вышло.

У дверей кто-то завозился, раздался скрип навесов и в домик ввалился человек. Весь в крови. С трудом можно было узнать в рухнувшем на пол человеке сопровождающего начальника, которого видели здесь, не более четырех часов тому. Весь в кровавых и грязных лохмотьях, обрывками которых наспех замотаны две раны: одна - на груди, вторая - на плече.

Мы бросились к нему.

- Валентин, что с тобой дружище? Что случилось? Где полковник? - вопросы из капитана выскакивали со скоростью пулемета, но человек только хрипел.

Я схватил глиняную кружку, набрал воды из ведра и осторожно прижал к губам раненого, поддерживая ему голову. Тот жадно выпил все до капли. Такая жажда бывает при сильной кровопотере. Он, наконец, смог говорить.

- Пахом, сука, углядел, что в сумах было. Соблазнился и солдатиков из конвоя подбил троих. Остановился, вроде онучи перемотать, а сам из ружья в полковника….

Один солдат в меня стрельнул, а двое других в своих товарищей, что в сговоре не были. Мне повезло, лошадь башкой на первый выстрел дернула, она у меня пуглива…. Еще воды дайте.

Я подал, в этот раз добавив в воду раздавленных ягод клюквы, которые лежали в плошке на подоконнике. Лесник был хозяйственным малым, хоть и сволочью оказался. Раненый продолжал:

- Пуля в шею лошади угодила, а после уж в меня. Порох дрянной был, за день видать отсырел, а может, не досыпал стервец. Пуля царапнула по ребру да на круп откинула. Лошадь раненая понесла, кровь хлещет, меня об ветки бьет, в темноте острый сук в плечо въехал. Меня и скинуло, а лошадь с разгону в болото….

Тати подбежали меня добить, да, наверное, решили, что я в болоте, вместе с лошадью оказался. Рядом стояли - да Бог уберег, не увидели меня. А я вот слышал, они на заимку Пахомову подадутся, одежу сменят, а там - на Волгу махнуть хотят.

Пока раненый говорил, я прокипятил чугунок воды, вкинув в него пучок сухой ромашки, висевшей в связке под потолком. Там же был сухой мох, и прочие травы. Замочил в кипятке бинты, которые нарвал со своей сменной рубахи, знал, что чистая, позавчера стираная. После принялся обрабатывать и перевязывать раны. Много мелких, это побило его в скачке, а серьезных две - от пули и от обломанной ветки в плече.

Сунул в зубы ремень и плеснул на раны водкой. Закрыл мхом и перевязал раны. А какая еще медицина может быть в девятнадцатом веке?

Васильев тоже время не терял, седлал лошадей, сооружал факелы из бересты, каких-то тряпок и запаса масла для лампы.

Раненый был не такой уж тяжелый, после отлежки в дня два, вполне сможет сесть в седло, вот только остаться при нем мы не могли, поэтому нужно было его подготовить.

Устроив его на лежанке, рядом поставил ведро с водой и кружку, чтобы раненый мог достать рукой, положил хлеб и вяленое мясо. Васильев оставил фляжку с коньяком и один из моих пистолетов с пятью зарядами. Лошади лесника засыпали корма, а в бадью я натаскал несколько ведер воды. Седло повесил так, чтобы раненый человек смог оседлать без особого труда. Мы не знали, удастся ли нам вернуться, расклад - два к четырем, да еще и на чужой территории, а раненый должен иметь возможность добраться до города.

Закидал дрова в печь, да запас на три дня заготовил. Ему теперь важно тепло, а ничем большим мы ему помочь не могли.

Валентин и сам все прекрасно понимал и торопил нас в погоню. Все твердил про заимку. Пришлось влить в него добрую чарку водки, что осталась после перевязки, чтобы нервы расклинило.

Отдыхай парень, ты свое дело сделал, теперь наша очередь.

Ночью по лесу не поскачешь, если не хочешь остаться без глаз. В два факела освещая дорогу, все равно продвигались довольно медленно. Больше шагом, чем рысью. Васильев знал место, куда направились тати. Вел уверенно, но ночью сбиться с дороги - раз плюнуть.

В часе езды наткнулись на место побоища. Разбойники убрали трупы людей с дороги, но пятна крови и ломаные ветки выдают место схватки.

Васильев только зубами скрипнул, и послал своего голштинца вперед.

Кончалась ночь, кончалась и наша дорога. Все заготовленные факелы прогорели, но и мы и кони, казалось, приобрели ночное зрение и упрямо пробивались сквозь темный лес. Раз сбились, но быстро вернулись на верную дорогу. Скорость движения не уменьшалась хоть это было и рискованно, мы понимали, что тати уйдут с первым светом, надо было успеть. И мы успели.

К заимке выехали вовремя. На земле еще царила тьма, а небо все больше светлело. Разбойнички уже проснулись и готовились в дорогу. Четыре фигуры суетились во дворе среди лошадей. Солдаты сменили мундиры на крестьянские армяки, и кто из них был Пахом, определялось только по бороде.

Жалости не было, единственно Васильев просил оставить хоть одного для допроса, желательно Пахома. Что мы уничтожим их всех я не сомневался - заслужили.

Моя позиция была метрах в пятидесяти от заимки, а Васильев начал пробираться ближе с двумя пистолетами в руках и третьим за поясом.

Мой выстрел из винтовки был первым.

Пахом свалился, держась за рану в ноге и громко вскрикнув. После принялся материться. Дезертиры метнулись в укрытие, двое из них выпалили в мою сторону. Ну-ну, в белый свет - как в копеечку.

Лихорадочно перезаряжаюсь. Я приготовил маленькую хитрость.

В стороне положил патрон от пистолета, а еще парой патронов сделал к нему пороховую дорожку от себя. Закончив заряжать, подпалил зажигалкой порох. Слева от меня вспыхнул с облаком порохового дыма патрон.

Один из дезертиров перебежал поближе, стал выцеливать в это дымное облако. Мне видна его голова и половина корпуса. Не рискую, бью в корпус. Тут калибр - шесть с половиной линий, куда не попади, смертельно. Второй готов.

Двое оставшихся кидаются к лошадям, один прет сумки, второй - два ружья. Не успевают. Я вижу только облачка дыма и слышу два пистолетных выстрела. Чуть погодя еще один. Все, конец боя. Наша взяла.

Раненый Пахом все также лежит, держась за простреленное бедро. Возле него - кровавая лужа, тоже видать не жилец. Мы с Васильевым подходим к нему одновременно, и я прикладом выбиваю нож из его руки. Подыхает, а укусить хочет, волчара. Крепкий мужик.

- Кто? - Это капитан.

- Кто тебе сообщил, что в сумках деньги? Говори, и я прощу тебе смерть моего друга и командира полковника Смотрицкого. Одним грехом у тебя меньше будет. Перед тем как убить помолиться дам, может и смилуется над тобой Господь. Я знал тебя как хорошего человека. Кто толкнул тебя на такое? Отвечай….

Тать облизнул губы и горько усмехнулся.

- Поманила птица-удача, да обманула. Не судьба мне богатым быть….

Попутал меня бес да урядник Семенов. Соблазнил богатством. Нет, не судьба…. Он со своими людьми за вами вашбродь выехал из Смоленска, да видать потерял. Кто ж знал, что у вас место встречи поменялось с полковником. Пришлось мне, грех на душу брать.

Чую отхожу, дай у Бога прощения попросить. Прощай, Вениамин Андреич, и прости. Слаб человек….

- Бог простит, и я прощаю. Покойся в мире.

Невероятным усилием лесник встал на колени. Осенил себя крестным знамением, кровь чуть не фонтаном забила из ноги. Простоял с минуту, шепча слова молитвы, еще раз попытался перекреститься, но уже не смог поднять руки. Упал и умер.

Хмурый рассвет, печальное утро. Мы хороним. Сначала врагов, потом своих.

Четверых предателей похоронили в общей могиле возле заимки, потом пошли искать тела полковника и солдат. Обнаружили их в овраге, закиданных ветками и опалой листвой. Хорошо хоть в болото не кинули.

Тела были положены на лошадей и отвезены к охотничьему домику. При свете дня добрались быстро. Невдалеке от домика на небольшой полянке и схоронили.

Васильев все больше молчал, только желваки ходили на скулах. Сам копал могилы, стирая непривычные руки в кровь об рукоять лопаты и заступа вровень со мной. Потом так же молча стоял над могилой полковника. Глаза горели от яростного гнева, а может и от подступающих слез, пальцы рук сжаты в кулаки. Три минуты на прощание с боевыми товарищами. Охрипшим голосом командует:

- На караул! Павшим - Честь!

Лишь солнце брызнуло на полировке палаша и шпаги, словно специально для этого пробившись на несколько секунд сквозь набегающие тучи.

Мы с капитаном стоим с обнаженными клинками, Валентин, опираясь на самодельный посох пытается выпрямиться во фрунт.

Последний воинский ритуал. Прощайте братцы, кончилась ваша служба.

Валентин чувствовал себя уже много крепче, даже порывался помочь нам в копании могил, но капитан приказал ему сидеть и набираться сил для дороги. Приказал таким голосом, что даже я, находясь от него в метрах десяти, вытянулся в струнку.

Умеют господа офицеры, ох как еще умеют командовать. Вроде и негромко, вроде и негрозно, а не исполнить - даже мысль такая не появится, друг ты там ему или кто. Вот и Валентин только 'слушаюсь' и сказал.

Кроме того раненый должен нести караул, о людях урядника Семенова забывать не стоило. Следы мы путали хорошо, в охотничьем домике встреча происходила в первый раз, но про заимку проводника урядник почти наверняка знал, а уж оттуда проследить нас - не проблема. След после себя оставили широкий. Весь вопрос был только во времени и сообразительности урядника. По уму нам нужно было сразу уходить и от заимки, и из охотничьего домика, но задержали похороны.

Еще одно отличие моего времени от нынешнего. И знаете, наверное, так как поступают здесь - правильней. Конечно, риск возрастал многократно, но все равно люди, подвергая себя опасности, стараются поступать по-человечески. Здесь дворяне другой модели поведения просто не представляют.

Готовимся в дорогу. Вернее готовлюсь в основном я. Кормлю лошадей, переседлываю. Лошадей у нас уже с избытком, пригнали с собой еще шесть голов конвойных и полковника. На всякий случай все под седлом, да и седла - добро казенное, не бросать же.

Оружия тоже - избыток. Забрали с заимки все. Тоже пересмотрел, что нужно - дозарядил, поменял затравку. Если случится бой - каждый выстрел будет ценен. Весь огнестрел разложил по седельным чехлам и кобурам, а лишние палаши сложил на чердаке. Кому надо - заберет в целости, а на глазах лежать нечего, оружие все-таки.

Немудрящую еду с утра приготовил Валентин, и теперь, захватив с собой плошку с варевом, согласно приказа, с ружьем за спиной и посохом в руках поковылял к дороге нести караул. Мы с капитаном перекусываем тоже на ходу, между неотложными делами.

Васильев пишет уже третий лист, постоянно потирая лоб и решая какие-то стратегические задачи. Перекладывает на столе залитые кровью бумаги, обнаруженные при мертвом полковнике. Вот закончил, запечатал печатью два конверта, надписал.

Резко встал и уже на ходу бросил:

- По коням. Валентину поможешь в седло подняться, чтоб раны не открылись. В дороге я его поддержу.

Коней - в повод, поведешь за нами. Действуй, Горский.

Дальше была выматывающая езда сквозь чащу по тропкам и каким-то узеньким лесным дорогам. Если кто думает, что это просто с табунком лошадей в поводу, да еще и не имея подобного опыта, пусть попробует.

Мы уходили, затаптывая свои следы следующим за нами караваном лошадей. Мой внутренний компас подсказывал мне, что сделав крюк, возвращаемся к той же Витебской дороге в паре верст от Смоленска. Пересекая очередной ручеек, остановились набрать воды. У Вадима рана в плече все-таки открылась, глубокая зараза, и кровит крепко. Ему становилось все хуже. Пока держался, но надолго, я думаю, его уже не хватит. Передышка и смена повязки ему была просто необходима. Я спешно занялся раной.

Капитан тоже воспользовался остановкой. Подъехав ко мне вплотную, он негромко проговорил:

- Слушай приказ, Сергей Александрович, а также и мою личную просьбу.

Для врага, который прервал жизнь полковника Смотрицкого руками дезертиров, в тех бумагах, что он вез - опала государева. А для них это - почти смерть.

По злому ли умыслу, по глупости ли, но эти люди нанесли великий вред Отечеству. Непростые люди, большие чины. Кто именно вам лучше пока не знать. Фальшивые ассигнации и контрабанда золота - только малая часть…. - Перекатил желваки и еще тише. - Да и не это главное….

Вы, Горский, вчера как чувствовали, когда говорили о молоте и наковальне. Мы лежим на этой наковальне, а молот уже опускается и наше спасение теперь только в скорости.

Всего я вам объяснить не смогу да и времени нет, но от того, как быстро Вы сможете добраться до столицы и вручить пакеты, зависит наша жизнь. Пакеты нужно передать…. Запомните накрепко порядок….

Этот - именно в собственные руки князю Кочубею Виктору Павловичу, но во вторую очередь. А этот - графу Дмитрию Александровичу Гурьеву, министру финансов, срочно, но обязательно через секретариат с регистрацией и отметкой в вашей официальной подорожной. Лично встречаться с министром нежелательно. Пришли, отдали и ушли. Вы - просто гонец. Вот ваша официальная подорожная за подписью Смоленского губернатора.

Разница по времени между вручением пакетов не должна превышать часа. Пока бумаги попадут из секретариата на стол министра, князь Кочубей уже должен быть в курсе всего.

Понимаю, что князя может и не быть в Санкт-Петербурге, тогда - все напрасно, но тут уж остается положиться на Божью волю. Князю расскажите все, просите у него защиты и покровительства. При его заступничестве вас из мести не тронут. Побоятся. Как вы пройдете к князю, я даже не представляю, но вы должны это сделать. Пакет только из рук в руки.

Успеете в Петербург раньше гонцов наших врагов - я еще поживу, нет - мне и Валентину не жить. - Подтянулся, опять перешел на командирский тон.

- Пойдешь одвуконь, остальных коней бросишь. Вот тебе деньги, тут двести рублей. Коней меняй при первой возможности, но не на станциях. Хоть воруй, хоть грабь, но поспей раньше….

Протащи след в сторону Витебска еще пару верст и уходи, а я попробую уйти по ручью и спасти Валентина и сумки. Если обманем погоню - прорвусь в Смоленск. Все. Благослови вас Господь, Сергей Александрович.

Капитан, поддерживая своего друга в седле, тронул вниз по течению ручейка, а я, стараясь наследить как можно больше, ломанулся вдоль дороги в сторону Витебска. Пусть погоня считает, что мы рвемся на запад.

- Выноси, родные!

Двадцать восемь подков перемешивают палый лист, оставляя за собой широченный след.

- За мной! Не сбейтесь случайно, я вам еще и указатель оставлю.

Бросаю на след окровавленную тряпку, подобранную еще у ручейка. Пусть считают, что раненый все еще находится в седле и уходит именно в этом направлении.

- Давай, давай родные! Скоро на дорогу выйдем - ходу добавим. Наддай гривастые, не жалей подков!

Мой азарт передается лошадям, все чаще с рыси срываемся в галоп, ломая ветки и молодые деревца вдоль лесной колеи. Храп и ржание раздаются все чаще, кони начинают взбрыкивать и кусать соседей.

Все - вырвались, вот она дорога.

Небо затянуло уже капитально и на землю начал падать пока еще легкий снежок. Вечерний мороз и ветер прихватили грязь, копыта гулко бьют в мерзлую землю. Бросаю все поводья, кроме сменного коня. Ору во все горло, потом свищу в два пальца, как пацан - голубятник.

Пошли, вольные, пошли гнедые, рыжие и чалые! Дава-ааай!!!

Ах, как мы летели! Это удача, что тракт пустынный, могли и стоптать кого, но сейчас мне все было глубоко безразлично кроме скорости и ветра.

Мы неслись в белом вихре падающих снежинок, не видя ни земли, ни неба, только серую ленту дороги. Ветер упругим мокрым тараном бил в лицо, швыряя навстречу глазам рыжую гриву Мореты. Чалого коня полковника в поводу даже не чувствую настолько ровно идет рядом. Остальные тоже не хотят отставать. Так и несемся табуном со свистом, гиканьем, топотом и ржанием охваченные жаждой скачки и свободы.

Сколько промчались? Много, кто их версты считает, пока есть силы и кураж. Но вот уже и ход стали сбавлять. Переходим на рысь, а дальше - на легкую трусцу. Не запалить бы лошадей.

Адреналин в крови приходит в норму. Хотел пересесть на чалого, но передумал. Моя рыжая красавица держится вполне нормально, да и на чалого косится ревниво. Не буду ее обижать.

Впереди на дороге видны три крытые повозки. И кому это в такую погоду охота путешествовать? Либо беда гонит, либо где-то припоздали, теперь наверстывают.

Подъезжаю. Да это табор кочует. Цыгане.

Везет мне на этот народ. Это я удачно заехал.

- Лачё дывэс! Доброй дороги, рома. Я Сергей, брат Ильи Черного, может, слышал кто про меня?

- Далеко ли кочуешь, пшало? Слыхали мы о тебе, земля слухом полнится для того кто умеет слушать.

Есть нужда в чем? Или нам чем поможешь? Может, коней продаешь? Совсем загнал красавцев. От кого убегаешь? Или догоняешь кого? - Еще довольно молодой, но явно старший в этой ватаге цыган говорил от имени всех на хорошем русском языке.

- Судьбу свою догоняю, от неволи убегаю. Хороших хозяев для своих коней ищу, а то ведь пропадут. Жалко, из беды меня выручили теперь бы отблагодарить их. Походили под военным седлом, пусть походят под цыганским.

- Отдохни Сергей, дальше не надо ехать. За час метель будет, до утра не стихнет. Не бойся, судьба дальше не побежит, и неволя тоже пережидать метель будет, не нагонит. Айда с нами, до утра отдыхать будешь в тепле.

А и верно, ветер крепчает. Сворачиваем под защиту деревьев в распадок . Тут и ветер потише, да и укрытие есть. Громадный сруб. Склад или сарай, но по мне больше похож на авиационный ангар. Окон нет, только двое ворот в разных концах строения. Хватило места под крышей и для кибиток, и для людей, и для коней.

Я так подумал, что это помещение используется только летом, как временное хранилище для урожая. Оказалось - нет. Здесь планировался военный магазин. Магазин не в понятии торговая точка, а склад фуража и продуктовых запасов армии. Поставили уже года три тому, но пока пустует. Вскоре явился и смотритель за добром, пожилой отставной солдат.

Видно процедура по получению мзды за возможность комфортно заночевать была отработанна всеми сторонами, проходила не впервые и много времени не заняла.

За стеной воет вьюга, а мы сидим в тепле у огня самодельного очага. Лишних лошадей и ружья с пистолетами я оставил в таборе, переведя стрелки за расчет на Илью, моего названного цыганского брата.

Мол, встретите, что положено за лошадей и стрелялки ему и отдадите.

Ужином меня покормили и теперь пришла пора подумать, в какой ситуации я оказался.

Насколько я понимаю, меня втравили в одну из государственных афер, где задействованы несколько различных интересов сильных мира сего. Каких?

Что я помню о министре финансов Гурьеве? Да маловато, пожалуй. Знаю только, что он был третьим министром по счету.

Ну да, Васильев, родной дядя капитана, был первым. Служил еще у Павла, потом у Александра. Был ценим независимо от власти.

После его смерти назначен второй, фамилии не помню, но тот накосячил и его сняли и в этом году назначили графа Гурьева. Вроде справлялся, налоги собирал на войну, за что его в дворянской среде не любили. Чего еще? По-моему какая-то реформа, связанная с банками и бумажными деньгами. Или это уже не он? Не помню, но уже теплее.

Точно, изымались излишки ассигнаций с заменой на серебро.

Так, так - это что же выходит?

Россия изымает необеспеченные собственные бумажки, выплачивая при этом компенсацию, а Париж эти бумажки штампует. Здорово. Включили печатный станок и получают в обмен на бумагу золото от контрабандистов. Те тоже не в накладе, вернее их высокие покровители. Меняют французскую бумагу на русское серебро по официальному курсу. Все в плюсе, в минусе только Россия. Блин, как все знакомо.

Что еще по министру?

В памяти потомков остался больше не как министр финансов, а как любитель манной каши, которой присвоили его имя. И, похоже, был несамостоятельной фигурой, а так - хороший и преданный исполнитель. Пусть это будет - сила раз.

Теперь по Кочубею. С этим полегче. Интересовался его фамилией, как связанной с Петром и Мазепой после прочтения 'Полтавы' Пушкина. Попутно и про князя Виктора Павловича прочитал - личность примечательная.

Англофил, ненавистник Наполеона, сторонник отмены континентальной блокады. Входил в Негласный комитет при Александре, но держался особняком. Всегда был у власти в разных должностях, вплоть до министра внутренних дел, а позже и канцлера. Дружил со Сперанским, даже выдвигал его, но не ладил с Аракчеевым. Сейчас являлся членом Государственного Совета и курировал там один из четырех департаментов. Экономики, между прочим. Значимый дядя. Пусть это - сила два.

А мой-то капитан, похоже, слуга двух господ. От министерства финансов занимался золотом Сигизмунда, и под этим прикрытием, от князя Кочубея французскими фальшивками и русскими предателями. Что-то типа контрразведки. Полковник, пусть земля ему будет пухом, тоже что-то копал именно под крышей Кочубея и, скорее всего, Сперанского. Сперанский сейчас в фаворе, и будет в силе еще год вроде.

Третья сила - деятели, делающие бизнес на фальшивых ассигнациях и, скорее всего, на торговле Родиной.

Вычислить можно? Попробуем. Судя по тому, что за нами гонялись полицейские чины и в деле плотно завязаны контрабандисты, которых полиция должна гонять, плюс Васильев обмолвился о ненадежности полиции - это следы мышек, ведущие в одну норку. Везде - ключевое слово полиция.

И кто у нас во главе доблестной ми…, блин, полиции?

А это, выходит, ее глава - Балашов Александр Дмитриевич, генерал и чего-то там шеф и комендант. Имеет кучу чинов. Главмент.

Так, а про этого что знаем?

Был противником Сперанского, сам его арестовал в 1812. Один из врагов реформ, умен и прагматичен. На словах - истинный русак, но всегда держал сторону немцев. Крепостник. Масон. Сторонник союза с Пруссией и Австрией. Соратник Аракчеева. Всегда - при Александре, до начала 1814 года, а после - больше по заграницам. Не хотел Александр его видеть рядом. А вот Николай вообще, турнул в отставку. Еще был вхож в круг приближенных сестры императора. Чуть не первая скрипка.

Умная и властная баба была, великая княжна Екатерина Павловна, своим влиянием на брата делиться не желала ни с кем. Тем более с реформатором, или как его окрестили в свете, 'бездушным преступником' Сперанским.

Да тот и сам постарался. Ему было просто интересно просчитать задачу - обустроить Россию так, чтобы она стала первой в мире. Он ее успешно решил, но вот с внедрением решений в жизнь лоханулся. Слишком многим его реформы были не по нраву.

Екатерина Павловна собрала кружок, в который входили кроме главмента еще куча влиятельного народа, в том числе Карамзин и какой-то швед на русской службе. Фамилию вот не помню, Арфельд или Армфельд, вроде.

Его мемуары попадались мне как-то на глаза, вот только осилить до конца не смог. Основной тезис в них таков, все русские - свиньи и от Европы их надо держать подальше.

А денежку и чины этот швед, между прочим, именно в России и рубил, и влияние на императора имел. Мразь, одним словом.

Вот они тепленькой компашкой Сперанского и свалили.

Карамзин убедил Александра, что русские могут жить только в крепостном состоянии, да по старине. Доказывал свою концепцию исторического развития яркий представитель русской интеллигенции, блин. Доказал таки императору, что мы - дикие и к изменениям не способные, низкий ему поклон.

Балашов материальчик на реформатора собрал, я так понимаю, свою собственную шкуру спасая, а бывший шведский подданный преподнес в нужном свете.

Александр - в гневе, Сперанский - в опале, реформы - под сукном, страна - в заднице. Финита.

На полвека откинули ребятки державу. И добро бы это произошло в средневековье, так ведь нет. Уже наступил век пара - век скоростей. Каждый год шел за три. Почти все реформы потом прошли, только с временной задержкой и позором Крымской войны. Мы отстали, как в том анекдоте про электронику, навсегда.