Если вы думаете, что судьбами простых людей управляют великие государи, политики, военачальники, то вы сильно ошибаетесь.

Простыми людьми управляет казенный документ. Если он у тебя есть, то ты - хозяин жизни, если нет, то ты - никто и звать тебя никак. А кто выдает эти документы? Маленькие и неприметные винтики большой государственной машины, бюрократы-крючкотворы, но их гусиные перья имеют страшную силу, большую по убойности, чем шуваловские единороги.

Опасайтесь этого крапивного семени. Начальства они бояться хуже смерти, но деньги любят, больше жизни. А еще любят всласть покуражиться над просителем, полной чашей испивая свою толику власти. Ой, сладка эта чаша. Как наркотик привязывает к себе. Потому конкуренция в их рядах - жуткая, а законы царят волчьи. Очень редко встречаются среди них люди порядочные и честные. Среда преобразует и перерабатывает человеческий материал под себя без жалости.

Дорогие современники, ругая бюрократов сегодняшних дней, имейте ввиду, они - пушистые щенки, по сравнению со зверьем которое царило в присутственных местах двести лет тому назад.

Но есть у этой братии одно слабое место. На уровне инстинкта они стремятся удержаться у хлебного места, а при первой возможности пролезть, оттирая и затаптывая других, повыше. Поспособствуй чинуше в этом, и уж за такую услугу он тебе какую хочешь бумагу, добудет.

И вот, где-то на просторах Смоленской губернии, лошади, везущие подрессоренную коляску с солидным чиновником на важный доклад к высокому начальству, вдруг, по неизвестной причине, понесли. ДТП.

Коляска переворачивается, чиновник получает кучу ушибов и, естественно, не попадает на такой нужный доклад, а его замещает другой. Этот другой и принимает от высокого начальства награду - повышение по службе и перевод в столицу. Все просто. Оказаться в нужном месте в нужное время.

Результатом этой диверсии, исполнителем которой являлся сын Ильи, Никола, стали все нужные бумаги, подтверждающие личность Горского Сергея Александровича, потомственного дворянина, проживавшего последние годы за границей, в Богемии, Австрии и Герцогстве Варшавском. Знаю, что таких совпадений не бывает, но и фамилия, и имя с отчеством, совпали полностью. За границу молодой человек уехал после ссоры с отцом.

Отец, пожелавший жениться вторично, не встретил понимания сына и вынудил юношу уехать. После спился, промотал имение и помер. Ну а Сергей, оставшись без средств, своим трудом жил в Европе. Теперь решил вернуться на Родину. Все бумаги были подлинные, а родственники, хоть и покойные ныне, реальные. Такую легенду даже в XXI веке создать не просто, а здесь за неделю сварганили. Во, зубры. Видно не впервые что-то подобное проворачивают.

- Зачем ты это делаешь, Илья? Ведь не просто вам достались эти бумаги.

- Ты уже заплатил за них с излишком, песнями своими. И еще заплатишь, сам найдешь как. Такой ты человек, Сергей. Теперь наши дороги разойдутся. Мы на Москву подадимся, а дальше - кто знает? Но еще встретимся. Дорога сводит людей.

Цыган, сидя развалившись у колеса кибитки, готовой тронуться в дорогу, достал кисет с трубкой. Я последовал его примеру и закурил сам. Попыхивая трубочкой, стал говорить, еще не зная, как воспримет мои слова собеседник.

- Через два года будет большая война. Французы и другие народы пойдут на Москву. Цыган стрелять будут, за лошадей. Они много добра возьмут. Потом назад побегут. Добро бросать будут, прятать.

И еще, перед войной, весной, Русский Император Турка побьет. Бессарабию под себя заберет. Навсегда. Думай, Баро. Тепло там. Сытно.

Сидим, курим. Илья подарил мне отличную трубку-носогрейку, с янтарным мундштуком, а мелкая, по имени Мирела, кисет с вышитыми шелком белым шестиконечным крестом 'моего' герба. Зара, глядя на подарок, только усмехалась, а Илья весело щурил глаза. Пускай, зато дымить теперь могу вволю. Вот и дымлю. А цыган держит паузу. Мастера они говорить и слушать. Психологи природные, без дипломов. Ложь и правду различают на раз. А этот - явно, не из последних. Мастер. Наконец Илья заговорил, тихо, но со значением, так не только от себя говорят.

- Щедро платишь, брат. Золотым словом. Благодарю. В долгу перед тобой.

Пустил последний клуб дыма, выбил трубочку.

- Помощь будет нужна, подойди к цыгану, скажи - Сергей, брат Ильи Черного. Все. Прощай брат.

Поднялся, крепко взял меня за плечи, непроизвольно ответил таким же крепким пожатием.

- Тэ дэл о Дэвэл о дром лачо! (Пусть даст Бог добрый путь)

- Джя Дэвлэса! ( Иди с Богом )

Ну, вот и еще одна страничка перевернута. Теперь я, Сергей Александрович Горский из Горских, герба Прус. (Prus primo, Turzyma представлен в красном поле белого цвета щестиконечный крест, у которого одного кончика недостает, а в нашлемнике видна закованная в латы рука с поднятым мечом.) Название этого знамени и начало его, объясняются прибытием в Польшу в конце X века трёх прусских князей, искавших спасения от меченосцев. Герб этих пруссаков (prus) впоследствии перешёл ко многим польским, украинским и белорусским фамилиям. Один из потомков польских Прусов - Николай, получил во владение селение Горское в Литве в XVI столетии, а с ним и фамилию, под коей и внесен в родословные книги.

Были в роду сановники, епископы и воины. Были богатые и совсем бедные. Вот я как раз из таких, бедных.

Все надежды на устройство и адаптацию в этой действительности я связывал с аудиенцией в канцелярии губернатора Смоленской Губернии, на предмет соискания вакансии на государственную, либо военную службу. Но это потом. А на сегодня необходим визит к предводителю местного дворянства, Лесли Сергею Ивановичу. Там, предъявив свои бумаги, и рассказав о своих затруднениях, испросить рекомендации.

Оказывается, была такая обязанность у предводителя дворянства, проверять подлинность прибывающих на постоянное место жительства дворян, за самозванство карали сурово. Кроме того, вносить изменения в родословные книги, а также, оказание помощи, ежели будет нужда, в устройстве судьбы представителей дворянских фамилий.

По-простому - паспортный стол, бюро трудоустройства, брачная контора и касса взаимопомощи для избранных.

Ой, чтой-то меня мандражит. Тут тебе не театр Вахтангова, играть надо по системе Станиславского. 'Не верю!' быть не должно. Стараниями Ильи и его соплеменников упакован я вполне. Одет по моде, в темно-синий сюртук. Дорожный баул с вещами, книгами на немецком и английском языках, одеждой, а также саквояж с бумагами и самым необходимым выглядят весьма представительно. В гостинице приняли радушно и без проблем. Барин из-за границы прибыли. Но сейчас, откровенно трушу. Первый визит, самый сложный.

Настроился. Выдохнул. Шагнул на порог.

… Шагнул на порог… и проснулся. В холодном поту. Буквально. Хорошо, что это только сон. Пробил нервный смешок:

- Штирлиц никогда не был так близок к провалу.

Интересно, что бы я говорил о себе, о своем пребывании за границей, как бы общался вообще. Ведь от людей этой эпохи отличаюсь, как сенегалец от японца.

Двигаюсь не так, говорю иначе. Грамматика другая, двух слов не напишу нормально. Да какая грамматика …, я и перьями этими пользоваться не умею, ни писать, ни очинить. Опасную бритву только осваиваю, одежду, будь она проклята, французского образца, носить не умею.

Научусь, конечно, а что делать. Эх, я - попаданец, прогрессор, супермен. Тут бы выжить, да не загреметь на каторгу или в желтый дом. Дворянских бумаг захотелось - имеешь. А толку…?

Какой ты дворянин, если при входе в комнату выключатель на стене ищешь, разницу между сиятельством и светлостью представляешь с трудом, французским не владеешь. Неделя жизни в таборе и два дня в гостинице показали - чужой ты здесь, Серега. И эта чужеродность может вылезти в любой момент.

Дурак ты, парень, нужно было в таборе остаться, там уже освоился, вроде как. Нет, задумал Отчизне послужить, романтик. Только как к этому служению подобраться - без понятия. Всегда у меня так, сперва делаю, потом уже думаю. Дурной характер. Карма. И девизом на моем дворянском гербе можно смело начертать. 'Война план покажет'.

Утро только занималось, когда я покидал Смоленск.

Всегда, когда возникала сложная проблема, я отправлялся в дорогу. Решение, как правило, приходило в пути.

Что бы сделал настоящий Горский после возвращения из-за границы? Да на могилу к родителям он бы поехал! Поклониться, прощения попросить. Вот и мне следует поступить так же, ведь теперь я и есть тот потеряшка. Риск? Да плевать. Так надо, и все тут. А дорога поможет вжиться в этот мир.

Вот в Смоленск вернусь, обязательно. Для чего-то меня именно в это место закинуло. Да и нравится мне город, приветлив он ко мне. Подарил первые знакомства, возможность легализации, средства на первое время. А пока, конечная точка моего маршрута - Витебская губерния, деревня Горки, имение Горских.

- Ты, российская дорога, семь загибов на версту.

Эта песенка привязалась ко мне прочно. Во-первых, по теме. Дорога - песня. Именно эта. А, во-вторых, моего возницу зовут Гаврила, как в фильме про гардемаринов.

Невзрачный с виду мужичок, но возница отменный. Коляска, нанятая в Смоленске сроком на месяц вместе с кучером, содержится в порядке, лошадки ухожены. Мужик услужлив и не болтлив. Отличный спутник в путешествии. Все окрестные дороги знает, а за дополнительную денежку исполняет роль личного слуги.

Здорово меня выручал на первых порах. Как себя вести на постоялых дворах, сам-то я был без понятия. Пришлось поглядывать на других, а в особо непонятной ситуации глубокомысленно говорить, надувая щеки:

- Гаврила, ты уж расстарайся, братец.

Явно, иногда говорил не по делу, но мужик относился к этому философски. Блажит барин, так это дело барское. Далекие предки таксистов уже тогда имели все черты своих современных коллег.

Неделя дороги и встречи, встречи, встречи. Каждый день с другими людьми, каждый день общение, беседы иногда партия в карты или шахматы с попутчиками на постоялых дворах.

Пьянка с офицерами смоленского гарнизона, возвращающимися к месту службы. Они, как и мы, пережидали дождь, зарядивший на целый день.

А еще были монахи и послушники, идущие пешком из Иерусалима к Белому морю, посещая по пути все значимые православные храмы. Годами идут.

Барышни в сопровождении компаньонок и старших родственниц. Купцы и вездесущие приказчики. Крестьяне. Казаки с пакетом. Этап арестантов. Семья помещика, переезжающая в имение из города. Студенты. Да упомнишь ли всех.

Больше слушал и смотрел, меньше говорил. И поражался людям. Насколько они другие, не похожие на нас, и в тоже время такие же.

Удивляла неторопливость и обстоятельность в движениях и словах, аккуратность в одежде крестьян. Как я понял, тех самых, угнетаемых крепостных. И их чувство собственного достоинства. Вот неожиданность!

Не лохи, не лузеры. Пусть крестьяне, пусть крепостные, но люди ПРАВОСЛАВНЫЕ. Да, их могут продать, или забрить в солдаты, но к этому относятся спокойно. Они живут по законам, заведенными исстари, установленными не ими. Но законы эти, оказывается, соблюдаются всеми. И крестьянами и их хозяевами.

Я слушал их разговоры и узнавал, что бывает всяко. Голодают, не без того, но голодают в неурожай, и беду эту Миръ разделяет на всех. А барин обязан заботиться о них, а вот если не хочет, то имение вполне может сменить хозяина на наследника. За этим оказывается, следят.

Конечно, есть и изверги, есть и моральные уроды среди помещиков и управляющих, но это не правило, а исключение. Просто невыгодно гнобить без нужды свое добро.

Проще было с военными. Вот уж кто во все времена остается неизменным. Бабы, карты, водка и война. Вечные темы, но отличия, все же, были. Стоило разговору зайти об исполнении службы, тут - шутки в сторону. К этим вещам относились серьезно. Профессионалы, хоть и поругивающие свою работу, но глубоко уважающие свою профессию. Эти, пожалуй, были мне ближе всех.

Торговая братия тоже не слишком отличалась от знакомой мне по своему времени. Внутренне.

Деловая хватка, предприимчивость, некоторая наглость, любовь к атрибутам и знакам статуса у них присутствовали. Все как у нас. Зато внешне абсолютно не похожи на офисных работников или загнанных челноков. Все как на подбор - жилистые, загорелые крепыши. Да, и еще. Бумаг при заключении сделок не пишут. Ударили по рукам при свидетелях и все. Кидалово, наверное, есть, без этого в их деле нельзя, но слову здесь верят.

Труднее всего было сойтись с людьми, теперь уже своего круга. Но именно встреча с двумя очаровательными сестрами Авиловыми, которым помог выйти из их коляски и расположиться на постоялом дворе, дала возможность почувствовать себя жителем той эпохи. Просто случай.

После того как я представился и начал путано рассказывать о себе, инициативу в разговоре перехватили сестры. И рассказали обо мне все….

Вот ведь свойство молодых, красивых женщин. Они всему найдут объяснение, главное им не мешать. В моем лице они получили благодарного слушателя истории обо мне самом.

Оказывается, случай с моим покойным отцом широко известен. Все жалели старого Горского, который, из-за козней молодой жены, выгнал своего сына без гроша. А когда понял, что натворил, бросился искать свое чадо. Шесть лет, до самой смерти искал.

Пил сильно, каялся. Жену в монастырь заставил уйти. Имение по ветру пустил. Заложено нынче на значительную сумму, которая вся ушла на поиски сына. И меня жалели. Я, по народной молве, оказывается, попал за границей в руки контрабандистов, был вывезен в Альпы, жил в плену, бежал. Роман в трех частях.

- Но, это же все знают, Серж. вы несколько лет провели в горах, среди диких пастухов и контрабандистов, пока не бежали. Ах, как это романтично. Конечно, все это превратности судьбы, но вы достойно их преодолели. Ваша седина, при столь молодом возрасте, говорит о тех лишениях, что выпали на вашу долю ….

Под конец беседы, вернее уже сплошного монолога на два голоса сестер, моя голова готова была треснуть от обилия подробностей о моей же жизни. Но все имеет конец, и мы, наконец, распрощались. Но….

Есть такие слова, провинция и слухи. Соедините их и получите Интернет начала девятнадцатого века. Форум "Сергей Горский и его приключения" работал отлично, опережая мое продвижение к Горкам. И результат сказался, когда, неожиданно для меня, на одном из постоялых дворов прозвучало приветствие, обращенное ко мне лично.

- Сергей Александрович, Вы не узнаете меня? Я Дмитриев Олег Степанович, бывал у Вас в имении.

- Да, конечно. Рад. - Только и смог проговорить я, удивленно рассматривая представительного седого помещика, в коричневом сюртуке и с военной выправкой.

- Я с трудом узнал Вас, Сергей Александрович. Немудрено. Видел Вас восемь лет тому. Нда-с …, слышал о Ваших бедах. Не поверил вначале. Авиловы, знаете ли, болтушки знатные.

Не думал уже увидеть сына моего доброго приятеля живым. Да вот, Господь сподобил. Возмужал. Видно многое пережил, ну да главное - живой. Сейчас в Горки?

- Да. Думаю поклониться могиле батюшки.

- В дальнейшем, не сочтите за назойливость, как думаете поступить? О Ваших приключениях весь уезд гудит, народ у нас, в провинции, сами знаете….

- Сейчас только заеду, долг сыновний отдать. В пределах России еще и месяца нет, как обретаюсь. После - обратно в Смоленск, есть некоторые прожекты, как Горки выкупить. Но требуют моего присутствия там.

- Будете просить вспомоществования? Тогда лучше в родной губернии. Да и родня ….

- На Отчину вернусь только полноправным Горским, никак иначе. И это твердо….

- Что ж, узнаю Сашину кровь. Бог тебе в помощь, сынок.

А помещик растрогался под конец. Глаза увлажнились, мелко крестит.

- Ты, уж заезжай к нам, в Липовку. Вероника Андреевна рада будет, да и мне отрада. Расскажешь о жизни своей, а мы, старики, порадуемся.

- Заеду, Олег Степанович, непременно заеду. Только о прошлом своем рассказывать - увольте. Тяжело, а иногда и стыдно за свои поступки прошлые бывает. Забыть хочу.

Вы поклон Веронике Андреевне передавайте. Как выкуплю имение, буду наведываться с визитами.

После этой встречи меня стали "узнавать". Видимо мой отказ рассказать о своих похождениях подстегивал людскую фантазию и интерес. Все додумывали сами. Но благодаря этому интересу, "возобновил" знакомство с несколькими помещиками, причем из старой Витебской шляхты. Все выказывали свое расположение и приглашали с визитами.

Наверное, я действительно был похож на пропавшего семь лет тому паренька. Хотя, ему должно быть только двадцать три, против моих тридцати шести, но сейчас люди выглядят постарше, чем аналогичный возраст в наше время. Да и перенос меня здорово омолодил.

Наконец, подъехали к селу. Небольшое поселение дворов на тридцать, не богатое и не бедное - обычное.

Встречало все наличное население. Слухи опередили и здесь. Крестьяне кланялись. Бабы платочком слезы утирали, дети глазели с деревьев и из-за плетней.

Вышел из коляски, остановился, не доходя до толпы пару шагов. Навстречу мне бросился рослый мужик, упал в ноги.

- Прости барин, не уберегли мы батюшку твоего. От кручины по тебе, милостивец наш, помер. Схоронили возле матушки вашей. Всем миром за могилками приглядываем. Имение, ныне, в казну заложено. Усадьбу заколотили, все мебеля повывезли. Бумаги в уезд, опечатали да и отправили.

- Встань….

- Тимоха я, барин, на конюшне служил, а ныне, старостой в Горках.

- Встань, Тимоха. Отведи к батюшке.

Постоял у могилки. Крестьяне не приближались, давая побыть в одиночестве. И что странно, чужие люди похоронены, а сердце щемит. Да еще и имение это….

Любили люди старого барина, это видно сразу. И Сережу пропавшего любили. Если буду в состоянии, помогу этим людям, чем смогу. Да только мне бы кто помог.

Спускаясь с кладбищенского холма, встретил депутацию, состоящую из мужиков во главе с Тимохой.

- Барин, отобедай, чем Бог послал, не побрезгуй. Надо батюшку твоего помянуть.

Не отказал. Люди от души предлагали. Сидели не долго, сразу и в обратный путь.

- Может, заночуешь, барин? Мы тебе перины постелем. Оставайся. - Начал по новой староста.

- Нет, Тимоха. Тяжело мне. Поеду. Горки выкуплю, не сомневайся. Пока я беден, но деньги будут. Имение сберегите. Вот, возьми пока.

Отдал два четвертных, половину оставшейся у меня наличности.

Провожали тоже всем народом. Ехал и слышал, как затихал крик пацаненка, вылезшего на крышу последней избы.

- Вертайся, барин, у меня братик скоро родится, крестным будешь!

Вот сорванец.

Лошадки бодро рысили, неся меня обратно, на встречу с кирпичными стенами Смоленска. А Гаврила с облучка распевал:

- Ты, российская дорога, семь загибов на версту,- безбожно коверкая мотив.