Сказать, что эти сорок или сорок пять метров до сосны показались мне километрами, значит ничего не сказать. Я теперь хоть по себе чуточку знаю, каково было нашим разведчикам в войну и партизанам подбираться к вражеским позициям, когда в любую секунду тебя могут обнаружить и открыть смертельный огонь.

Но мне еще мины не угрожали, не свистели надо мной шальные пули, и враг мой был всего лишь навсего в единственном числе. Да к тому же я столь неосмотрительно поступил со своим ружьем — оставил его шагах в пяти.

Я полз и старался, чтобы не заглушил у меня страх то большое и непонятное еще, но очень светлое и радостное чувство, о котором до сих пор приходилось читать только в книгах. Раза два оглянулся. Лица Галкиного я не видел. Я видел только стволы ее ружья, наведенные в затылок Профессора. И я твердо верил, что она будет все время начеку. «На такую девчонку смело можно положиться, эта не растеряется и не струсит», — думал я. Только ты сам не подведи ее. Если Профессор успеет схватить ружье и заляжет с ним за стволом сосны, ни тебе, ни Галке несдобровать…

Кольча о чем-то разговаривал с Профессором, и довольно мирно, судя по тону. А вот о чем там у них идет речь, я не мог уловить, потому что до меня долетали только отдельные слова. Ветер шумел в траве, яростно трепал сосну, да и мне было не до подслушивания.

До Профессора всего ничего — метров десять, а до ружья и того ближе. Я уже начал было подбираться, весь напружился, готовый к последнему броску, но в этот момент в аккурат тому бандюге захотелось покурить. Он достал сигареты и начал шарить по карманам в поисках спичек. Может оглянуться. Я припал к земле. Но надо же было так случиться, что угадал я тут прямо на муравьиную кучу. И ни вправо, ни влево нельзя отодвинуться даже на сантиметр: Чак всю траву повытоптал, когда на медведицу кидался. А муравьи жрут меня зверски, жрут беспощадно. Они набились под рубашку, облепили голые ноги, ползут под штаны, жварят руки и уже по щекам полезли… Я кусаю губы, чтобы вытерпеть. Кажется, еще секунда, и кончусь тут или с дикими воплями начну кататься по траве, отбиваясь от своих истязателей.

Вот Профессор наконец нашел зажигалку. Я думал, что он ко мне повернется прикуривать, спасаясь от ветра. Нет, опытный куряка, видать. Нагнулся как сидел.

И в этот миг меня будто катапульта кинула вперед. Не помню, как я и вскочил, как одолел расстояние до сосны. Я помню только, как сграбастал ружье и кинулся вправо, чтобы не загораживать собой Профессора.

Услышав топот моих ног, Профессор оглянулся, и по лицу его расплылась широкая улыбка. Я в это время был от него уже далеко.

— Руки вверх! — Галка вскочила и наставила свою двустволку на Профессора. — Колян, ты свободен.

Я переломил трофейное ружье. Заряжено. Щелкнул замками, ставя стволы в прежнее положение. И тоже приготовился открыть огонь, если Профессор кинется на кого-нибудь из нас.

Нет, поздно сопротивляться. Он это понял. Медленно начал поднимать руки. Я на всякий случай настороженно озираюсь по сторонам: вдруг кинется откуда-нибудь на помощь своему дружку Гурьян. Но того не видно нигде.

Потом опять я к Профессору повернулся и стал его с интересом изучать. Видели мы этого прохиндея, как Ванюшка выражается, только издали, давно привыкли к мысли, что он преступник, бандит, рецидивист, а тут стоит перед нами видный, фасонистый мужчина, интеллектуал без сомнения, привыкший содержать себя в чистоте и большой опрятности. Смотрит на нас открыто, дружески и беспечно улыбается. Вот он я, весь перед вами!

— И это в благодарность за его спасение? — Профессор кивнул на Кольчу, не переставая улыбаться.

А тот ни бе ни ме. Все еще под медвежьим чебурахом, что ли? По-моему, напугали мы его больше, чем Профессора. Тому-то хоть бы хны. Смотрит на нас так, как смотрят взрослые на расшалившихся детей, когда шалости их переходят все границы.

Вид Профессора и эта его невинная улыбочка так меня ошарашили, что я на какое-то время даже укусы муравьев перестал чувствовать. А тут еще Кольча зудит:

— Галя, Миша, давайте разберемся. Олег Аркадьевич профессор, историк. Он ищет Золотую Бабу…

Что это еще за баба появилась? Золотая!..

Умаслить успел, тварюга, Колокольчика. А мы-то старались скорей спасти его, на смертельный риск пошли!.. Думали, он тут от страха загибается…

— А ты помалкивай! — обрезала Галка Кольчу. Да еще так на него зыркнула, будто хотела добавить: «Без сопливых обойдемся!»

Мне кажется, что она тоже опешила, когда увидела повернувшегося к нам Профессора. Но по тону ее я сразу понял, что она не отступит.

— Миша, обыщи его! Ну чего ты топчешься?..

Я стал остывать от того накала, в котором пребывал с момента броска к ружью, кожа моя обрела чувствительность. Муравьи, набившиеся под одежду, грызли меня, наверное, с еще большим ожесточением, видя, что я никак на их укусы не реагирую. Корчась и извиваясь всем телом, я бросил «профессорское» ружье на траву и стал раздеваться.

— Муравьи сожрали! — сдернул я с себя куртку, рубашку, потом штаны.

— Все не слава богу! — пробурчала недовольно Галка.

А я, приплясывая, сметал с себя беспощадных мучителей. Трясти одежду нет времени. Пошел к Профессору в одних плавках.

Холеная бородка с курчавинкой, усы — волосок к волоску: русые, красивые. Следит за собой Профессор даже в тайге. Поглядывает на меня так, будто я у него собираюсь под мышками почесать: вот-вот прыснет со смеха. Поднятые вверх руки от усталости уже шевелиться начинают, дрожать. Ладошки белые, пухлые длинные пальцы, тонкие запястья… Никогда бы и не подумал, что такие бандиты бывают.

«Да он же как сыр в масле катается, если уже не первый год золотишко промышляет!» — думал я, не без робости ощупывая его карманы.

Сопротивляться или возмущаться Профессор и не думает. Наоборот, он даже поворачивается ко мне так, чтобы я скорее заканчивал эту процедуру. Он со мной как с ребенком забавляется. Кольча видя, что мне некуда положить изъятые у Профессора вещи, оказывает услугу: приносит мою кепку. Свою он потерял, как я уже говорил. Я первым делом вытащил у Профессора из ножен охотничий нож. Дорогой, с белой костяной рукояткой.

— Вот тут еще один, — забывшись, Профессор опустил одну руку и коснулся пальцами узенького набедренного кармашка.

— Руки! — рявкнула жестко Галка.

Палец ее лежал на спусковом крючке. Ружье было наставлено прямо в грудь Профессору. Я старался держаться немного в стороне.

— Осторожнее, девочка, — попросил Профессор, подняв руку. — Ружье раз в год само стреляет.

А в голосе его ни страха, ни малейшей тревоги или волнения.