Город Ош. — Сборы, в путь. — Осмотр тюрьмы. — Наше вступление во кочевую жизнь. — Крепость Гульча. — Охота на кабанов.

17 июня. В 5 часов дня выехали мы из Андижана, рассчитавшись с любезным и чрезвычайно добросовестным хозяином гостиницы, и в наемных фаэтонах направились к г. Ош, отстоящему от Андижана в 48 верстах. Вся дорога идет слегка в гору и очень живописна. Проехав верст 5 по пыльной степи, окруженной холмами с выгоревшей, пожелтевшей травой, нашим глазам открылась красивая долина, густо заселенная, с массою зелени и обработанными нолями; кишлаки — торговые, раскинувшиеся на больших пространствах; видно много хлеба, который складывается в небольшие скирды на крышах жилищ.

Деревья по породам своим не разнообразны: тополь серебристый и пирамидальный, ветла, тутовое дерево, карагач; но за то карагачи и тополя достигают таких колоссальных размеров и такой красоты форм, о которых я не имела понятия. Остановившись на минуту чтобы напоить лошадей на. станции, отправились далее не крупною, ровною, но очень спорою рысцою; начинало темнеть, выплыла полная луна, освещение которой придало местности вид фантастической декорации. Наконец, мы въехали в азиатские окраины города Ош, среди которых возвышается гора «Сулейман-Тахта» («трон Соломона». По преданию, именно здесь, восседая на этой гор, Соломон чинил суд и расправу). Город, как азиатский, так и русский вытянулся длинною полосою вдоль берега реки Ак-Буры.

Рис. 16. Вид на долину р. Ак-Бура.

Направились мы прямо в Военное Собрание, где и рассчитывали найти приют на несколько дней, которые нам приходилось провести в этом городе для окончательной экипировки нашей экспедиции; туда же на правились и опередившие нас вещи и багажа. Но нам пришлось бы потерпеть немалое разочарование: собрание чистилось и красилось к приезду генерал-губернатора, и разместиться в нем вшестером, да еще с большим количеством громоздкого багажа было неудобно; на почтовой станции обе имеющиеся комнаты для приезжающих оказались занятыми, ни гостиниц, ни даже постоялых дворов в город е не имеется. Положение наше становилось критическим: и часов вечера, пустынная улица заснувшего городка, на этой улице шесть бесприютных путников, окруженных бесчисленными ящиками всяких форматов, у этих путников, тела, просящие отдыха и, что еще хуже, желудки, настойчиво требующие пищи; сверху луна задумчиво и равнодушно заливает фантастическим светом эту не лишенную трагизма картину.

Несмотря на поздний час, с храбростью отчаяния, муж отправился к батальонному командиру, у которого на свое счастье, застал уездного начальника, подполковника В. И. Зайцева, благодаря заступничеству которого нас и водворили на первую ночь в самом здании Военного Собрания, а на следующий день раскинули в саду юрту для мужчин и палатку для нас с Н. П.

21 июня. Горячее время сборов и покупок для окончательной экипировки. Благодаря содействию В. Н. Зайцева, при командировавшего к нам своего личного переводчика, эта задача значительно облегчена. Через посредство этого переводчика [9]Переводчик Ибрагим Чанышев оказал подполковнику Зайцеву важные услуги по предупреждению готовившихся в Ошском уезде беспорядков.
закуплено 8 верховых лошадей, 2 осла, нанято 10 вьючных лошадей, 2 верблюда, заказана юрта, куплено необходимое теплое платье, кошмы (войлока) и ячмень, который необходимо везти с собою, так как в настоящее время в пути будет почти невозможно находить его в необходимом количестве: новый ячмень еще не созрел, а запасы его уже истощены. Стоимость найма вьючных животных поденная: 2 руб. в день за верблюда, и 1 р. за лошадь на собственном корму, и с обязательством замены негодного или павшего в пути животного. Один из верблюдов предназначался для перевозки юрты, другой— для фуража, но впоследствии пришлось несколько изменить это распределение, так как юрта оказалась слишком тяжелою для одного верблюда (нормальным и не обременительным грузом считается: 8 пудов для лошади, 12 пуд. для верблюда и 6 пуд. для осла).

По словам В. Н. 3—ва в этом году на Памиры отправляется несколько экспедиций, из которых одна под начальством инженера М — го; ему поручено устройство постоянных почтовых станций, т. н. «рабатов» вплоть до Памирских укреплений и разработка дороги. В будущем, следовательно, году, когда станции эти будут готовы, путешествовать можно будет с большими удобствами.

Нас опять пугают, уверяя, что на Памирах наши лица сильно пострадают от постоянных ветров, яркого света и сухости воздуха; кожа будто бы лопается, как от сильного обжога, а нос теряет свою первоначальную форму. Признаки горной болезни рисуют нам в самых мрачных красках, но мы облеклись в броню неуязвимости и бесстрашие, тем более, что верили обещанным бествиям лишь на половину, как нам и советовали люди, умудренные опытом.

23 июня . Осматривали сегодня местную тюрьму, в которой много заключенных по Андижанскому инциденту, и дело не обошлось без комического недоразумения: вооруженные, как всегда, фотографическими аппаратами и штативами к ним, мы гурьбою подошли к решетчатым воротам тюрьмы и просили сторожа доложить о нас гну начальнику тюрьмы, к которому имели письмо В. Н. 3—ва с просьбою допустить нас к осмотру заключенных. Окинув нас подозрительным взглядом, сторож скрылся и, вернувшись через минуту, объявил, что «войти можно, но играть здесь нельзя». На наши недоумевающие расспросы он лишь настойчиво повторял, что «смотреть — смотрите, а играть никак нельзя». Пока мы оглядывали друг друга, силясь догадаться, какие собственно игры нам возбраняются, и кто из нас мог дать повод заподозрить нас в столь легкомысленных намерениях, громкий смех подошедшего начальника тюрьмы положил конец недоразумению: сторож доложил ему, что пришли какие-то музыканты и просятся в тюрьму.

Нам очень любезно было разрешено, не только осмо треть всех заключенных, но. и снять с них фотографии. «Андижанцы» сидят в подследственной ка мере, отдельно от остальных арестантов. Большинство — киргизы; лица неприятные, опущенные вниз глаза, позы смиренные, со сложенными руками; многие что-то шептали про себя. Нам указали на двух стариков, из которых один имел вид необычайно смиренный, стоял сгорбившись и едва, по-видимому, дерзал поднять на нас глаза; но тем не менее, он был одним из наиболее деятельных и фанатичных пособников Ишана. Другой был совсем лядащим старичком с седою обтрепанною бороденкою: этот, во время преследования забился в пещеру и уложил трех джигитов, сунувшихся было взять его; сдался он лишь после того, как от входа, было направлено на него дуло ружья с обещанием немедленно стрелять. Этот же старикашка выдержал за тем, не издав ни одного звука, 200 ударов розг, и ударов ожесточенных, так как солдаты были страшно озлоблены.

Рис. 17. Один из участников Андижанского восстания.

 Внутренность тюрьмы совсем не производит впечатления мрачного: высокие, просторные камеры, чисто выкрашенные белою краскою, громадные окна, за которыми виднеется густая зелень, масса света и воздуха; если бы не железные решетки в окнах, не сразу бы и догадался, что находишься в месте заключения.

Приготовления и закупки кончены; завтра думаем выступать.

24 июня. Сегодня настал для нас решительный день: выступаем в поход, верхами, с юртой, вьюками, словом, сегодня начинается наша экспедиция. Охот ничья команда, прикомандированная к нам генералом Ионовым с разрешения генерал-губернатора, должна прибыть сегодня в Ош под начальством поручика М — ва; последний избран ген. Ионовым, как опытный охотник и знаток местности. Решено, что наш вьючный караван под предводительством своего караван-баши (буквально: голова каравана) Алимбая, выступит в 11 ч. утра, муж останется ждать М — ва с командою, остальные же часа в 4 дня отправятся в путь, остановившись для ночевки в кишлаки Мады, верстах в 12 от г. Ош. Этот маленький переход должен служить пробным к амнем всем нам, давно не садившимся на лошадей.

Рис. 18 . Р. Ак-Бура вблизи г. Ош.

Сборы при отъезде были, и продолжительны, и совершенно безалаберны. На каждую верховую лошадь, кроме седла и седока, приходилось нагрузить наши куржумы [10]Переметные сумы, прикрепляющиеся сзади седла ремнями.
с вещами, да по одному пуду ячменя, при чем то и другое прикрепить так, чтобы и седоку было удобно, и лошади не беспокойно; задача эта оказалась тем более сложною, что прислуга не была еще приучена к своему делу, а наши сотоварищи по путешествие оказались совершенно неопытными кавалеристами и потому вполне беспомощными в деле седлания лошадей и прилаживания всего необходимого. Де ло шло из рук вон плохо. После долгих неудачных попыток, пререканий, возгласов отчаяния, все наконец взобрались на лошадей и заявили, что готовы. Тронулись не в 4, как хотели, а в 6 часов, но все же тронулись.

Проехав несколько десятков шагов, доктору пришлось остановиться, чтобы поправить съехавшие на бок куржумы, и затем усиленною рысью догонять уехавших вперед; мы слегка над ним подтрунили, но оказалось, что почти каждому из нас периодически приходилось проделывать то же самое, а потому вперед подвигались мы очень медленно; мы с Н. П. Б — ой находились в лучших условиях, так как муж сам руководил седланием наших лошадей, особенно же плохо приходилось доктору, временная лошаденка которого была необычайно тряска и, как-то вся трепыхаясь на ходу, сбивала на сторону все куржумы; последние тянули за собою седло, а с ним вместе и злополучного се дока, который в конце концов совсем освирепел, да и было от чего.

Чувствовала я себя в седле хорошо, но не успела еще примениться к характеру и повадкам моей лошади, а следовательно и не умела добиться лучшего ее хода. Мы с Н. П. Б — ой, следуя советам людей опытных, решились ехать по-мужски, на мужских седлах, и ни разу впоследствии нам не пришлось раскаяться в этом; я думаю, что лишь благодаря этому способу езды, мы впоследствии делали переходы в 40–50 верст, не чувствуя усталости.

Рис. 19. Наша юрта и мой дорожный костюм.

 Имея это в виду, мы с нею еще в Тифлисе сделали себе черкесские костюмы, которые, будучи удобны для езды верхом, при ходьбе представляют подобие юбки, открывающей лишь ступню ноги. Седла у всех, кроме доктора и В., простые, сартские: они состоят из деревянного лакированна го остова, по форме напоминающего английские седла и покрытого тонкою подушкою из верблюжьей шерсти. Сзади и спереди имеются тонкие ремешки для привязывания необходимых вещей и платья. Седло это удобно для сидения на нем, не побивает спины лошади и очень дешево: каждое из них нам стоило по 10 рублей.

В сумерки мы добрались до места нашей ночевки, кишлака Мады, посредине которого под громадным карагачом была приготовлена для нас юрта. На утро думали двинуться часов в 5, чтобы придти в Лангар до наступления жары (22 версты); но и на этот раз ранний выход нам не удался, и уселись мы на лошадей лишь в 6 1/2 часов. Принято думать, что ни одна поездка «с дамами» не может произойти во время; чтобы снять с себя такое нарекание, спешу заверить читателя, что в нашей поездке остановка была всегда пе за дамами: у наших спутников, в самую последнюю минуту неизменно находилось какое-нибудь неотложное дело.

Эти 22 версты мы прошли с небольшим в 3 часа, нисколько не утомившись, несмотря на то, что почти всем нам уже давно не приходилось ездить верхом. Своею лошадью я, пока, очень довольна: это послушное, кроткое и красивое животное с прекрасным ходом. Есть, впрочем, и у неё недостаток: к спускам и подъемам она, по-видимому, не привыкла и ее приходится в этих случаях держать на тугих поводах, а в горах это может оказаться весьма неудобным. Убедиться в этом мне при и лось довольно неожиданным образом: спустившись на неглубокую лощинку, я зазевалась было на окружавшую меня картину, когда почувствовала, что моя лошадь собралась в комок и как-то по-зайчиному прыжками, пустилась на довольно крутой подъем: она точно пыталась выскочить испод меня, и я должна была изо всех сил вцепиться ей в гриву, чтобы не съехать с неё назад; со стороны вид я представляла комичный. Поводьев, конечно, распускать не следовало, но ведь ни одна приличная лошадь и не кидается в гору, словно на приступ. Вообще, приходится применяться к особенностям и странностям даже собственной лошади, если предпочитаешь жить с нею в ладу. Памятуя о том, как мне важно приобрести её расположение, я пытаюсь подкупить ее, приучая есть хлеб из моих рук.

Приблизительно на полпути от Мадов до Лангара начинается широкое ущелье, по дну которого течет река Талдык; оно окаймлено невысокими горами, покрытыми травою. Из-за этих ближайших гор, рисуются вдали снежные вершины, которые на ясном голубом небе кажутся рисованными по фарфору. Местами дорога совсем размыта и приходится переправляться вброд по этой, теперь еще мелкой и разделенной на небольшие рукава реченке.

Всю дорогу сопровождает нас джигит от киргизской волости и ему, очевидно, было поручено доставить нас невредимыми к месту остановки; так как безопасности нашей ничто не угрожало, джигит принял на себя обязанности дамского cavalier servant : он трусил все время рядом с нами на своей крохотной лошаденке и развлекал нас самым добросовестным образом. Вся его тщедушная фигурка исчезала в обширных желтых кожаных чембарах [11]Чембары — очень широкие штаны, стягивающиеся у пояса; в ненастную, холодную погоду киргизы запрятывают в них длинные полы халатов.
, испод серой, войлочной шляпы лукаво поглядывали крошечные глазки; сбоку болталась чудовищных размеров и, очевидно бутафорская сабля: он был смешон до крайности и сильно напоминал собою огородное чучело. И вдруг наш телохранитель запел: он, очевидно, импровизи ровал и пел отдельными фразами, обращаясь то к пещере мимо которой мы ехали, то к карагачу, одиноко стоявшему на склоне горы, то к Н. П., белокурые волосы которой, очевидно, покорили его сердце; в особо патетических местах он восторженно тряс головой, закрывал глаза и рукой затыкал собственное ухо: этот прием, очевидно, облегчал ему высокие ноты.

В Лангаре нас ожидали уже две приготовленные для нас юрты, в одной из. которых были кровати, стол даже кресло; явился самовар, крынка свежего молока, и мы отдохнули на славу. Часов в 8 вечера догнал нас муж, и на следующий день в 5 час. дня, выехали мы с тем, чтобы ночевать в Бирбулак, в 18 верстах от Лангара.

Переход ожидался небольшой, легкий, но начало темнеть, подул холодный ветер, а Бирбулака вес еще не видно, хотя по времени мы давно уже должны были добраться до него. Какое-то сиротливое чувство просится в душу: вот и ночь наступила, ничего не видно кругом, место чужое, за тысячи верст от всего своего, и мы голодны, и мы ужасно иззябли, и никому до нас дела нет. Но вот в темноте и как-то неожиданно обрисовались силуэты двух юрт; лошади радостно зафыркали, и через четверть часа мы сидели за самоваром довольные, как дети, и мрачных мыслей как не бывало.

Минимум за эту ночь показал лишь +5 0 С.

28 июня. Сегодня предстояло пройти до Гульчи 23 версты, по возможности без привала, но… лошади разбежались по горам, и часа три прошло прежде, чем удалось собрать и оседлать их; солнце пекло уже порядком, когда мы двинулись. Взобравшись по довольно крутому подъему, мы около 10 часов утра были на перевале Чигирчик и перед глазами нашими лежала картина такой красоты, которая забудется не скоро. Глубокое ущелье круто понижается по обе стороны перевала, ярко-зеленые горы окаймляют его; иные из них точно разрублены посредине и поднимаются к чистому, непривычно для нас яркому небу, обнажив составляющая их глины, кирпично и фиолетово-красно го цвета.

Рис. 20. Перевал Чигирчик.

 Здесь наверху дул резкий, холодный ветер; трава нежная, очевидно, еще недавно зазеленевшая, цве тут незабудки. Неохотно отрываем мы глаза от этой красоты, но медлить некогда: мы и так уже запоздали; начался спуск, всегда более утомительный, чем подъем. По дну ущелья, в которое мы спустились отлогими зигзагами, злится и пенится река . с нешироким, но довольно глубок им руслом, густо поросшим по берегам травою; вода в реке — кристально-чистая, зеленоватого оттенка и падает целым рядом водопадов.

По дороге встречаются стайки розовых дроздов и альпийских галок, отличающихся от наших черным оперением, а также красными лапками и клювом. Много сизых голубей, по-видимому, совершенно схожих с нашим домашним голубем; горлинок и глинистых голубей более не видно.

С каждым поворотом дороги картины меняются, не знаешь, в какую сторону смотреть, до того ново и хорошо то, что окружает, до того неподражаемы и изменчивы тоны и краски. Остановившись на минуту около станции и выпив по стакану холодного кумыса (прескверный напиток, между прочим, и почему то всегда изобилующий лошадиными волосами), мы двинулись далее в сопровождение нового джигита, сменившего наше «чучело»: эти джигиты передают нас один другому, заранее уведомляя дальнейшая волости о прибытии «больших господ».

Кто и когда передает сведения о наших передвижениях, нам неизвестно, но по прибытии на ночевку, мы неизменно и впоследствии находили расставленные для нас юрты, кумыс, барана, где возможно и молоко; при этом почти всегда несколько киргизов являлось слугами-добровольцами.

Часов в 12, разморенные жаром, мы приблизились к Гульче, крепостные здания которой виднелись издали. Джигит наш сорвался с места и помчался вперед с очевидным намерением предупредить, кого следует, о нашем прибытии. Действительно, на берегу р. Гульчи, через которую предстояло переправиться вброд, кроме нашего джигита, ждали нас несколько конных сартов и арба, в которую пришлось сложить с наших седел все куржумы с ячменем и вещами, так как река довольно глубока. Подобрав ноги на седло, спустились в реку за передним проводником; река делится на два рукава с очень быстрым течением.

Рис. 21. Переправа через р. Гульчинку.

Мне советовали не смотреть на воду, чтобы избежать головокружения, но я скоро заметила, что смущает меня, не столько вода, сколько противоположный берег: когда мне случалось взглянуть на него, казалось, что меня относит в сторону, с головокружительной быстротой, так что я. спешила отвести глаза и сосредоточить свое внимание на крупе передней лошади; эти последние совсем наваливались на воду против течения и бодро выбирались из реки.

Никто из нас не смалодушествовал, не свалился, и мы почти сухими вскоре подъезжали к приготовленным для нас юрте и палатке. По обычаю восточного гостеприимства, в юрте оказался «достархан» [12]Угощение.
, предложенный нам волостным старшиною. Он состоял из нескольких дынь (редкость для этого времени), лепешек из очень крутого, пресного теста, сахара, леденцов и халвы; на дыни накинулись мы с жадностью, совсем несоответствующею достоинству «больших господ», и попросили чаю.

Величайшим наслаждением, а также и отдыхом является возможность основательно умыться; и потому в палатке устроили мы себе уборную, в которую затребовали ведро холодной ключевой воды, и после купания я почувствовала себя совершенно воскресшею. Впоследствии бывшая с нами палатка всегда служила нам с Н. П. уборною.

Гульча — собственно военное укрепление; оно состоит из маленькой крепостцы с сотнею солдат; возле ютится крошечная деревенька, в которой имеется базар и даже «европейский магазин». Лежит крепостца в ущелье, окруженном мягкими зелеными горами; климат довольно влажный, с перепадающими, но редко продолжительными дождями, больших жаров не бывает, зимы суровые, с обильным снегом; деревьев мало и почти исключительно тополи.

Мимо нас постоянно тянутся громадные караваны киргизов: это запоздавшие кочевья, пробирающиеся на Алайскую долину.

29 июня. Вчера муж в первый раз поехал на горы работать со своим фототеодолитом . С этим инструментом у него в Оше случилась большая неприятность: сломался уровень (ватерпас), что грозило сделать работу с ним чрезвычайно неудобною, впоследствии, однако, удалось уладить это затруднение. Вчера же муж убил пару кекликов (каменная куропатка), которых мы съели за обедом; мясо их оказалось чрезвычайно жестким, вероятно потому, что зажарили их вскоре после того, как они были убиты. Сарты очень любят кекликов и часто держать их в клетках, как бойцовых птиц.

Поручик М — в нагнал нас в Гульче со своею охотничьего командою; отсюда он будет сопровождать нас все время нашего пути; его солдаты — молодец к молодцу, и с такою охраною нам, конечно, бояться нечего. Эти охотничьи команды формируются из самого молодцеватого и бравого элемента; их посылают нередко в горы для охоты, при этом вся команда, за исключением офицера, — пешая. В случаях военных действий эта горсть храбрых и испытанных людей неоцененна. Охотники они выдающиеся, а ходоки такие, о каких трудно составить себе понятие, не видав их на деле. Они выступали всегда почти одновременно с нами и даже впоследствии, когда мы делали переходы в 35–40 верст, приходили лишь часом полутора позже нас, причем немедленно принимались за варку кушанья и всякую хозяйственную возню. Кому из них уже решительно нечего было делать, развлекал себя гармоникою или откалывал такое замысловатое па, от которого земля гудела кругом. В гору, и часто крутую, идут они тем же легким, упругим шагом, как и по ровному месту; трудности пути и усталости для них точно не существует.

Мы все более приобретаем вид путешественниц по диким странам: наши новенькие черкески поистрепались, руки страшно загорели и огрубели: всякое кокетство приходится отложить до более удобного случая, заботимся лишь о сохранении некоторой опрятности и, пока тепло, нам это удается; говорят, что дальше, на Памирах, придется забыть и об этом.

Сегодня волостной старшина прислал сказать, что верстах в десяти видели стадо кабанов, и все наше общество, кроме меня, поехало на охоту, большинство, впрочем, зрителями; М — в взял нескольких солдат и гончих.

30  июня. Вчера для мужа были именины сердца: он убил первого в жизни кабана. Сведения, сообщенные старшиною, оказались справедливыми и наши охотники действительно встретили верстах в 8 от Гульчи стадо кабанов. Муж заметил свинью, когда она уже уходила от него, и выстрелил ей вдогонку экспрессного пулею, но промахнулся; второй же выстрел круглою пулею догнал ее, она пошла шагом и, наконец легла. Пуля вошла в левую заднюю ляжку, прошла через внутренности, при чем сердце оказалось пробитым насквозь, и засела в правой: лопатке, которую и раздробила; удивительна живучесть животного, которое с пробитым сердцем шло еще некоторое время. Пуля, найденная в лопатке, точно срезана сверху, несколько кусков свинца отщеплено. Свинка молодая, с поросенком. Шкуру с неё сняли для московская Зоологического музея.

Снимание шкуры для чучела — вещь довольно сложная, и с большим искусством операцию эту проделал один из солдат охотничьей команды: сперва разрезается снизу кожа живота до грудной клетки, внутренности удаляются, затем переламывается спинной хребет, и туша, привешенная к древесному суку, вывертывается на изнанку, после чего шкура снимается чулком; на ногах оставляются копыта с последним суставом.

Рис. 22. Д. Н. Г— н с убитым кабаном.

 С головы шкура снимается с так называемым «пятаком» и губами. Работать необходимо хорошим и очень острым ножом. Когда шкура снята, с неё тщательно соскабливают остатки мяса и сала, после чего изнутри ее натирают солью и мышьяком, чтобы предохранить от червей и загнивания, и по возможности лучше просушивают.

Здешний климат не заслужил моих симпатий, хотя и отличается удивительными удручающим постоянством: ежедневно с 2 — 3 часов пополудни, после ясного жаркого утра, в горах раздаются глухие раскаты грома и собираются темные грозовые тучи: они ползут, ползут на долину и, наконец, разражаются над нею грозою и ливнем, который с промежутками продолжается часов до 10 вечера; и так каждый день неизменно, словно лихорадка.