Муз-Кол и его снег. — Перевал Кизил-Джиик. — Озеро Ранг-Куль; киргизский роман; дикие гуси; осмотр пещеры; легенда о белом петухе; Чиракташ. — В гостях у киргиза. — Долина Бюрулюк. — Памирский Пост.

Двадцатипятиверстным переходом пришли мы сегодня на Муз-Кол (ледяное озеро).

Рис. 39. По пути к Муз-Колу.

Почти половину пути шли по Каракульской котловине; дорога представляла ровный, пологий подъем, лошади отдохнули, шли весело, и четыре часа промелькнули незаметно. Сурово было ущелье, по которому мы двигались, хотя и замечается некоторое разнообразие в красках: здесь были уже не те неопределенные тона, к которым привык наш глаз за последнее время, осыпи все еще куполообразных гор блестели и переливались на солнце черными, зелеными и "темно-фиолетовыми цветами.

Рис. 40. Муз-Кол и его снег.

 Воды за весь переход не было.

Но вот начался спуск в котловину Муз-Кол и первое, что нам бросилось в глаза, было дно долины, во всю ширину покрытое снегом. Не знаю, чем можно объяснить то обстоятельство, что снег в этой долине не тает круглый год; нигде кругом, даже на ближайших горах, не было и признака снега, здесь же он лежит толстым, плотным пластом, из под которого сочится вода маленькими ручейками, сбегающимися затем в одно русло. По словам местных жителей, близ «Ледяного озера» почти непрерывно дует сильный, холодный ветер; нам же, очевидно, посчастливилось, и когда, минут десять спустя, мы подъезжали к приготовленным для нас юртам, было совсем тихо. Нас встретил «амин» [30]Старшина.
, о сан е которого свидетельствовала лишь болтавшаяся на груди его медаль; по виду же и костюму он не отличался от сопутствовавших. ему киргиз. Он же должен был сопровождать; нас далее. До оз. Ранг-Куль нам предстоит сделать; два перехода верст по 35, тяжелых потому, что, мы не найдем, ни дров, ни баранов, ни молока; впрочем, старшина обещает доставить на следующую остановку; все необходимое.

Рис. 41. Голова архара.

Завтра доктор и Б. отправляются усиленным маршем на Памирский Пост, чтобы оттуда кратчайшим путем добраться до цивилизованных мест, так как свободное время и того и другого ограничено; нам же хочется побывать на оз. Ранг-Куль. Как будто страшновато остаться без доктора в путешествии, где риск неизбежен и, на всякий случай, доктор поделился с нами перевязочными средствами и всевозможными медикаментами.

Рис. 42. Стоянка близ перевала Кизил-Джиик.

18 ию ля. Охотники наши выехали чуть свет, мы же должны были встретиться с ними на ночевке, перевалив через Кизил-Джиик. Перевал Кизил-Джиик — высочайший из встречавшихся нам до сих пор (15,300 фут); горы его состоять из красного песчаника, дорогу заменила узкая тропинка, подъем довольно крут. По мере приближения к вершине ветер крепчал, навстречу ползла беловатая туча и, наконец, повалил мокрый, крупный снег. На самой высшей точке, перевала разразилась настоящая метель, снег; с крупою больно хлестал по лицу и залеплял глаза; холодно, впрочем, не было, и снег таял тотчас же.

Переход наш подходил к концу, мы продрогли, устали, проголодались, но оставалось сделать еще не сколько верст, чтобы спуститься с перевала в лощину к воде, где приходилось довольствоваться палаткою в ожидании вьюков с юртою, и эти последние версты показались нам очень долгими. Из снеговой тучи мы выбрались, проглянуло даже солнце, но не надолго: каждые 10–15 минут короткие ливни барабанили со всех сторон в нашу палатку, в которой мы уселись потеснее, чтобы согреться; чай помог нам: мы пригрелись и задремали. Лишь часов в 9 вечера прибыл наш караван, а за ним и охотники, также попавшие на перевале в буран, но тем не менее убившие трех архаров, из которых два молодых.

19 июля. Сегодня утром все опять оказалось покрытым снегом, который лишь в восьмом часу утра начал таять; минимум за ночь показал —3,4 °C. К 9 час. солнце уже ярко светило и пригревало порядочно. Нам предстояло сегодня сделать до оз. Ранг-Куль, по словам проводника, верст 36, но их оказалось более: версты здесь не мерены, дорога не разработана, да оно, пожалуй, и лишнее, так как дорога всюду, во все стороны, плотная и ровная как стол; лошади идут шутя.

Оставалось пройти еще верст 7, когда из-за ближайшей кулисы гор стали вырисовываться скалистые вершины хребта, стоящего по ту сторону озера. По мере приближения, коридор, по которому мы ехали, расширился и мы наконец попали в обширную котловину; подойдя к самому протоку, соединяющему оба озера, мы завернули влево, огибая Ранг-Куль, к тому месту, где рассчитывали разбить лагерь. Ранг-Куль состоит из двух озер: Шор-Куль и собственно Ранг-Куль; оба озера соединяются протоком ; замечательно, что эти рядом лежащие озера-близнецы, соединенная между собою вышеупомянутым протоком, резко отличаются между собою по составу воды: в Шор-Куле вода горько-соленая, как в Кара-Куле, тогда как в Ранг-Куле она совершенно пресная.

После мертвенного, тоску наводящего однообразия Памирских гор эта долина производила чарующее впечатление. Озеро вытянулось в длину верст на 5; к одному его берегу близко придвинулись горы общепамирского характера, округлые и лишенные растительности; по другую же его сторону тянулась широкая ровная полоса земли, покрытая, хотя и тощею, но все же годною для корма травою, и за этою полосою тотчас же поднимаются скалы, почти отвесные, лиловатые, резко выделяющиеся на голубом небе своими зубчатыми гребнями. Скалы эти, судя по виду их, составляли когда-то одно целое, одну стену, разделившуюся (ве роятно, размытую) впоследствии на четыре отдельные части с глубокими между ними лощинами; эти скалы изрыты бороздами и пещерами. Когда вечером из-за гребней их показалась полная луна, осветившая всю ширь задремавшего озера с раскинувшимся на берегу его лагерем, картина казалась неправдоподобною и напоминала театральную декорацию волшебного балета.

Рис. 43. Скалы на берегу оз. Ранг-Куля.

На месте нашей стоянки юрты еще не было: наш караван мог придти лишь часа через четыре, а потому мы расположились пока на кошме [32]Войлок
, на которой величественно принимали депутации. Сопровождавший нас старшина с киргизом помчались куда-то в горы, откуда, словно по волшебству, появились представители власти, — местный старшина и кази [33]Выборный судья
, и капитала, — здеш ний богач киргиз; их сопровождало несколько мелких сошек.

Рис. 44 Оз. Ранг-Куль.

 Ударили нам челом достарханом, в котором главную роль играл каймак из кутасового молока; это нечто в роде мягкого масла из топленых сливок, вещь очень вкусная, но и очень жирная.

Мы узнали впоследствии , что кази, приехавший с этою компанией, — бывший старшина и что он был смещен за какую-то неправильность, допущенную им в одной романической истории, наделавшей между здешними киргизами не мало шума, несколько лить тому назад. Простой киргиз рабочий, неказистый с виду и бедный, но хороший музыкант, выкрал дочь своего богача хозяина, успев овладеть её сердцем и согласием. Беглецов поймали, при чем разгневанный отец связал своего оскорбителя и отвез в горы, где и бросил связанного, а следовательно и обреченного на гибель; девушка, однако, отправилась спасать своего возлюбленного, нашла его, носила ему пищу и дала ему возможность спастись. Обиженный музыкант прибежал на Памирский Пост и, как был в одной рубашке (в ноябре), бросился с жалобою к начальнику Поста. Вызвали для суда девушку, отца, свидетелей и, наконец, обратились с неофициальными расспросами к самой виновнице всей этой кутерьмы, чтобы узнать от неё, желает ли она выйти за муж за своего похитителя. «Если не скажешь отцу, таксыр (господин), то желаю», заявила она: сознаться в этом при своих она не смела, так как это желаниё было бы равносильно признанно, что и похищена она была не против воли, а это позорило бы честь её и семьи. Суд постановил предписать отцу, во-первых, поженить романическую парочку, а во-вторых, не только отказаться от обычного калыма, но и уплатить зятю за истязание значительный куш: приговор, под которым, вероятно, охотно подписался бы и сам Соломон, блаженной памяти.

Кроме мелких рачков, М. М. не нашел в озере ничего живого, зато поверхность, его кишит гусями, целые стайки которых бороздят его во всех направлениях; особенно же много собирается их по зорям на болоте в конце озера. Почва кругом солончаковая, даже на горах все борозды, по которым стекает дождевая вода, окаймлены отложениями солей, словно снегом.

20 июля. Сегодня ясный солнечный день, тепло, тихо; на минуту мне эта погода напомнила лето, наше, русское лето; озеро отражает в себе и голубое небо с облачками, и весь хребет окаймляющих его гор.

Рис. 45. Характерный Памирский перевал.

Муж занялся было съемками на ближайшей горе и, покончив с одной стороной озера, водрузил белый флаг с тем, чтобы повторить съемку с разных мест, но гуси так раздразнили его, плавая невдалеке целыми стаями, что бросил он свое благоразумное намерение, взял ружье и отправился на болото.

Среди озера есть остров, который значительно более приподнят над поверхностью воды, чем берега самого водовместилища. На нем, по словам М — ва, — такая масса гусей, что их можно почти ловить руками, но за неимением лодки, пробраться туда, конечно, нельзя; там же гуси выводят детенышей, кладя яйца прямо на песок, так? что солдатам, ухитрившимся перед Пасхой переправиться на остров в квашне [34]Кадка, в которой квасят тесто.
, удавалось набрать обильный запас яиц.

21 июля. Сегодня предпринимали экскурсию для осмотра одной из пещер, в рассказах киргизов окруженной ореолом таинственности. М — в побывал в ней года 2 —3 тому назад, и его рассказы также возбудили наше. любопытство. Находится она в одной из прибрежных скал и забираться в нее приходится из бокового ущелья. Большую часть подъема можно, хотя и с трудом, сделать на лошади; после, примерно, трети пути глинистый, поросший травою грунт заменяется сначала крупным камнем, а затем сыпучим острым щебнем, который по крутому уклону сыплется из-под ног лошади и до крайности затрудняет подъем; животные останавливались на каждых десяти шагах, чтобы перевести дух (надо помнить, что высота здесь весьма значительна: свыше 14,000 фут). Щебень стал, наконец, так глубок, а подъем так крут, что последнюю треть пути пришлось делать пешком. Шли мы долго, заботясь преимущественно о том, чтобы по возможности сохранить дыхание, а потому ежеминутно останавливались. С завистью и удивлением смотрели мы на солдат охотников, которым этот подъем, очевидно, казался шуткою: они стали подниматься гораздо позднее нас, как всегда пешком, догнали и чуть не вприпрыжку обогнали нас, точно под ногами у них находился не сыпучий щебень, по которому приходилось местами лезть на четвереньках, а ровная дорога. Напомню, что мне давно уже пришлось облечься в охотничьи сапоги мужа, и они словно привинчивали меня к земле своею тяжестью, даже и на ровном месте: не мудрено поэтому, что, подползая к цели нашей прогулки, я упала духом и уже не надеялась более обрадовать отечество своим возвращением.

За эту экскурсию нам особенно часто приходилось слышать зловещий свист горной индейки ( Megaloperdix Nigelii ), которую местные жители называют «улар»; свист этот напоминает завывание ветра в трубе и производит жуткое впечатление. Улар водится лишь в горах на значительных высотах: ниже 9—ю тысяч фут его встречать не приходилось. Замечая опасность, он не летит, а предпочитает бежать и притом всегда. кверху, в гору. Для коллекции не удалось, к сожалению, добыть ни одного экземпляра, так как встречать уларов приходилось лишь на охотах за архарами и кииками, и в тех же, приблизительно, местах, где держатся последние; в виду же возможности спугнуть более ценную дичь, уларов не стреляли. Мясо их, говорят, отличается чрезвычайно нежным вкусом.

У входа в пещеру зажгли взятые с собою свечи и вошли: передняя часть её, очень широкая, сводчатая, вся усыпана толстым слоем птичьего помета, кажется исключительно голубиного: голубиных гнезд здесь множество [35]Скалистый голубь. Columba livia
. Широкий вначале коридор, несколько суживаясь, делает поворот и начал круто спускаться; темнота наступила полная, идти приходилось по нагроможденным большим камням, на всем лежал толстый слой пыли, потревоженной нами и лезшей в глаза, нос и покрывавшей наше платье; идти было все труд нее, так как проход стал настолько узким, что в одном месте пришлось ползти на четвереньках по камням и ныли. Любопытного кругом было мало, если не считать нагроможденных друг на друга камней. В одном месте однако напали на след пребывания здесь человека: обрывки кошм, остатки костра, людские черепа и рога кииков валялись на земле. Особенно удивило нас следующее обстоятельство: по очень круто наклоненному камню, на слое пыли виднелись следы голой, словно человеческой ступни; возможно, что здесь жил медведь, так как человек не мог бы взобраться по такому камню; его же присутствием, может быть, объясняются разломанные на части черепа кииков с отделенными рогами и притом в таком узком проходе, в который живой киик со своими рогами пролезть заведомо не может.

Я смалодушествовала и вернулась с Ташметом назад, к выходу, боясь главным образом обратного крутого подъема по камням. Спутники мои также недалеко ушли от места, где я их оставила: спустившись еще немного, они достигли, по-видимому, конца пещеры, но оказалось, что наверху есть щель и ход дальше; туда, однако, проникнуть они не решились. В одной из маленьких боковых пещер М — в нашел обломки большой деревянной ореховой точеной чашки, обрывок темно-красной шерстяной материи с узором, выложенным узкой шелковой желтой ленточкой, обрывки кошм и несколько человеческих черепов. М — в несколько лет тому назад, уже посещал эту пещеру, заинтересовавшись предположениями киргизов о присутствии в ней человека, и действительно видел человеческий след, идущий от входа пещеры вглубь, но не возвращающейся обратно (благодаря, вероятно, существующему второму выходу). След этот и теперь он нашел сохранившимся, также как и следы, оставшиеся от первого. его посещения: очевидно, с тех пор сюда никто не заглядывал. Трудно объяснить присутствие людских черепов; два из них, так же, как и пару великолепных рогов киика, М — в отдал М. М.

Спуск по горе обратно был сравнительно легок: нога глубоко уходила в щебень и шли мы чуть не бегом. Добравшись до места, где оставили лошадей, стали спускаться верхом, зигзагами и скоро были дома.

В другой пещере, хорошо  видимой из нашего лагеря, по рассказам киргизов лежат несметные богатства, охраняемые белым петухом. По словам существующей легенды, один смельчак задумал пробраться в нее, чтобы овладеть сокровищами, но скала представляет отвесную стену, пещера высока. Тогда находчивый герой, недолго, думая, разрубил на мелкие части свою лошадь, куски теплого мяса немедленно примерзали к скале (дело было, зимою), и по этим кускам, как по лестнице, он добрался до самого входа пещеры. Но цербер петух не зевал: он налетел на дерзновенного, покусившегося на его сокровища, и так нелюбезно встретил его, что тот полетел вниз и разбился до смерти.

В качестве естествоиспытателя М. М. привык заниматься исследованиями и не может успокоиться до тех пор, пока не докопается до самой сути дела. С белым петухом свести знакомства ему не удалось (хотя он и похвалялся, что непременно изловил бы его своим пинцетом и упрятал бы в пробирку): забраться к нему по способу героя легенды было, и убыточно, и не по сезону, а иных приспособлений под руками не оказалось; зато он решился исследовать другую пещеру Чирак-Таш [36]Светящийся камень
, находящуюся верстах в 5 от нашего лагеря. Вчера им в обществе Н. П. и Андрея была предпринята экскурсия с этою целью. Н. П., однако, предпочла остаться у подножия скалы и рассказывала потом, что снизу и на известном от горы расстоянии она сама видела в пещере довольно яркий, ровный, будто фосфорический свет. Андрей отправился брать гору приступом спереди, сняв для этого предварительно сапоги; М. М. же, обойдя скалу, которая в этом месте довольно узка, смекнул приблизительное положение пещеры и полез с задней стороны. С большим трудом добрался он до намеченного им и в нем… как в окне увидал озеро и влезшего с противоположной стороны Андрея. Это объясняло все: в скале имеется сквозное отверстие, позади которого на недалеком расстоянии находится глинистая желтая гора, ярко отражающая солнечный свет, и снизу этот свет кажется исходящим из самой пещеры: потому-то он и является таким спокойным, немигающим; в лунные ночи тот же эффект производить луна. Внутри эта пещера, по словам М. М., не представляет ничего отличного от остальных: нагроможденные камни, толстый слой пыли, несколько сталактитовых образований; света самостоятельного, кроме проникающего извне, нет.

Как ни жаль было расстаться с мыслью о таинственно светящемся камне, пришлось признать резонность доводов М. М.

22 июля. Рано утром наши охотники отправились сокрушать кииков. Н. П. поехала прокатиться с М. М., я же осталась дома, чтобы заняться починкою моего дряхлеющего от непосильных трудов костюма. Не успела я однако пришить оторванного кармана, как в дверях юрты увидала мужа, закрывавшего глаза платком и нащупывавшего вход рукою: накануне вечером он засорил глаз искрой от костра и еще утром он его не беспокоил, но затем глаз так разболелся, что ему пришлось вернуться с охоты домой, закрыв глаза и положившись на честное слово своего Серого; этот конь, впрочем, так умен, что довериться ему можно. Боль была очень сильна, но после усиленного прикладывания компрессов несколько стихла.

М — в со своею командою тем временём продолжал охоту и им посчастливилось напасть на громадное стадо кииков, из которых два козла они убили и привезли, третий был ранен в живот, но ушел, и они не могли догнать его даже по кровавому следу. Одного из привезенных козлов муж выпросил у М — ва для скелета в московский музей, в котором такового не имеется. Обчистка костей и выварка их была поручена. одному из солдат, Мустрякову, специалисту и великому искуснику также и по сниманию шкур и препарированию их для набивки чучел. Коллекции М. М. все разрастаются, и он отвоевывает у нас с Н. П. один яхтан за другим: последние освобождаются по мере уменьшения запасов провизии.

Мы, впрочем, и не ропщем, так как коллекции становятся действительно интересными.

23 июля . Минимальный термометр показал за ночь —5°; часов в 7 утра было уже +15 0 , а в 10 ч. — совсем жарко. Выступили по направлению к Памирскому посту, до которого остается, кроме сегодняшнего, еще один переход. Приблизительно на пол-пути жил тот «кази», который являлся к нам в Ранг-Куль; он вышел навстречу нам и убедительно просил зайти к нему напиться чаю; отказываться было неудобно, и мы сошли с лошадей. Из юрты. показалась уже немолодая киргизка, с поклонами приглашавшая нас войти. Небольшая загородка отделяла правую от входа часть юрты, служащую кладовою для провизии и всякой утвари; против входа по стене сложены кошмы, одеяла и сундуки, а в середине юрты, под дымовым отверстием жарко пылал костер с висящим над ним громадным котлом, в котором что-то превкусно шипело. С правой же стороны. близ перегородки разостлана шкура киика; внутренняя сторона её играет роль кухонного стола, около которого хлопотало три женщины; гостеприимство требует, чтобы угощение непременно готовилось на глазах гостя. Нам подали чаю в «пиола»  [37]Пиола — китайские фарфоровый чашки без ручек.
а то, что шипело в котле, оказалось квадратными кусочками теста, которые бросались в кипящее масло и затем вылавливались оттуда ложкою: получалось нечто подрумяненное, легкое и удивительно аппетитное.

Я вообще нахожу, что киргизы едят, если и не разнообразно то чрезвычайно вкусно: их каймак, нап ример, несмотря на присутствие большего количества кошмяных волос, пользовался все время у нас большою популярностью, а в области приготовления баранины, они вполне артисты. Роль масла в киргизской и сартской кухне играет бараний курдюк, достигающей нередко 35–40 фунтов весом; не толстый слой жира покрывает также и спину животного до шеи. За невозможностью в большинстве случаев доставать масло, наша еда также готовилась на этом жире, и я должна признать, что он не только хорош по вкусу, но и вполне удобоварим для желудка. Наиболее употребительная кушанья, приготовляемые из баранины, следующие: «палау», о котором уже было упомянуто; «шашлык», приготовляемый на вертеле; «куардак», для которого нарезанное небольшими кусочками мясо жарится в жиру, при чем последний вместе с мясным соком и небольшим количеством воды образует очень вкусную подливку; затем «бёш-бармак», в котором к мясу прибавляются кусочки теста; это кушанье едят руками, отчего оно и получило свое название (бёшь — пять; бармак — пальцы). Существует еще один и, кажется, наиболее гастрономический способ приготовления мяса, который нам не удалось испробовать: цельного выпотрошенного барана, с зашитым внутри его курдюком кладут, не снимая шкуры, в ямку на горячие уголья; засыпав его слегка землею, разводят сверху костер, который и поддерживают определенное время. Туша сохраняет таким образом в себе весь сок и жир, и люди, попробовавшие изготовленную этим способом баранину, говорят, что она замечательна вкусна.

Одна из хлопотавших по хозяйству женщин была сестрою хозяина, жившей с своею семьею в соседней юрте; обе остальные были женами хозяина: старшая— средних лет и недурна собою, вторая — совсем еще молоденькая женщина с резко выраженным киргизским типом, но довольно миловидная. «У хорошего мужа младшая жена повинуется старшей, — говорил хозяин, своим тоном давая понять, что у него так и ведется, — а у плохого нередко младшая и поколачивает старшую». В женском киргизском костюме бросается прежде всего в глаза громадный белый тюрбан, из легкой материи, таких обширных размеров, что напоминает своим видом подушку, прикрученную к голове. Женщины уверяют, будто эти тюрбаны не очень тяжелы, но мешают они им несомненно, так как они часто поправляют их руками и даже выработали особую походку, с наклоном вперед и выгибом спины, для того, чтобы не цепляться, в юрте ежеминутно своим убором.

Рис. 46. Киргизские женщины.

 Из-под тюрбана с боков висят наушники, заостренные, книзу и обшитые шнурочками и бляхами; на груди и поясе также навешаны бляхи и украшения, на руках надеты серебряные браслеты. Халаты на женщинах ватные и такого же покроя, как у мужчин; толстые сапоги с громадными подкованными каблуками доканчивают их наряд.

Наш хозяин считается богачом: у него больше сотни баранов, верблюды и целое стадо яков. Последние заменяют собою лошадей и коров, верблюды же, кроме своего труда дают еще шерсть, из которой женщины ткут очень теплую и прочную материю. Посидев с полчаса, мы встали с мест, чтобы продолжать путь, и хозяева вышли провожать нас, причем «кази» держал повод моей лошади, а сестра его — стремя.

Полюбовавшись на Ранг- Куле иною, более красивою природою, мы вновь видели перед собою унылые Памирские картины: почва, не то глинистая, не то песчаная, перемешанная с мелким щебнем и твердая, как паркет; растительность— редкие и пучки терескена горы куполообразные; кое- где из мягких очертаний их торчат неразрушившиеся еще скалистые гребни.

После отлогого подъема, мы спустились в большую долину Бюрулюк, названную так вследствие обилия волков, водящихся здесь [38]Бюрт — волк.
, по пути валяются сотни рог и черепов. архаров, вероятно, смываемых с гор. Местные охотники говорят, что большое количество архаров ежегодно истребляются волками, которые, собравшись в стаи, устраивают на них правильные облавы. Наш переход сегодня невелик, едва в 20 верст. От ежедневного упражнения, у нас развилась почти потребность проводить ежедневно несколько часов в седле и М. М. опасается даже, что чего доброго, по приезде в Россию ему придется после утреннего чая садиться верхом на стулья. Он уверяет также, что ему в путешествии особенно нравится возможность утром «едва продрав глаза», не одеваясь (так как и не раздевался), перекатиться со своей спальной кошмы к клеенке, заменяющей нам стол, и получить порцию каши и кружку чая с сухарем, а иногда и со свежею лепешкою.

Рис. 47. Дорога на Памирах.

Подъезжая к намеченной нами остановке, мы еще издали увидали спешно. собираемую для  нас юрту; когда мы приблизились, около неё суетилось несколько женщин и ребятишек, из которых один, самый маленький, был прехорошеньким пузатым мальчуганом, с широкою добродушною мордочкою, невысморканным носом и громадными черными глазами; он очень охотно взял из моих рук кусок шоколада и сахара  и все запихал себе в рот с явным удовольствием. Пока мы в юрте пили чай, ребятишки устроили нам серенаду, причем каждый из участников пел самостоятельно, совершенно не интересуясь пением соседа: выходило нечто несуразное, но тем не менее, каждый из них получил по серебряному пятачку, который для них был диковиною, после чего детвора со всех ног пустилась к аулу, ве роятно, показывать свое приобретение. Близ нашего лагеря пасутся стада кутасов [39]Местное название для яков. Bos gruniens
, громадных и на вид страшных зверей: горбатые, рогатые, с длинными мохнатыми хвостами, хрюкающие по-свиному, они производят внушительное впечатление.

Сейчас я неудержимо смеялась, наблюдая сцену знакомства кутасов с нашими осликами, которые были для них, вероятно, существами еще невиданными: один по одному кутасы стали выстраиваться перед осликами в шеренгу, тараща глаза на маленькое ушастое животное; последние старались соблюсти свое достоинство и делали вид, что вовсе не боятся, однако, бочком придвигались поближе к юртам, сопровождаемые неотступно толпою удивленных кутасов. Убедившись наконец, что спасенья нет, один из осликов не выдержал характера и залился таким истерическим криком, что привел своих преследователей в окончательное недоумение.

24 июля. Сегодня последний переход, верст в 37, к Памирскому Посту. Охотники отправились особо, к ним же присоединилась и Н. П., надеясь полюбоваться охотою, а мы с М. М. и нашей свитою — особо.

Проехали верст 18 по тоскливейшей бугристой местности; вокруг глина с мелкими камнями и щебнем, кое-где пучки терескена; небольшой перевал, спуск в большую котловину, сотни валяющихся архарьих рог; воды нет нигде; солнце печет немилосердно; скучно, а закусить уже время и отдохнуть не мешает. Сошли мы с лошадей и легли отдыхать на острые камни; завтрак наш состоял из холодного куска жареного киика (остальное забрали с собою наши охотники) и черных сухарей; помечтали о чашке чая, удовольствовавшись в действительности глотком воды, которую я всегда вожу в бутылке у седла. Укрыться от солнца решительно негде, а лежать на острых камнях хуже, чем сидеть в седле.

— «Поедемте», сказала я через четверть часа М. М — чу.

— «Поедемте», грустно ответил он мне. Рыжок мой тоже грустно и сонно мотнул головой, и мы двинулись дальше.

Опять небольшой подъем, и перед нами раскинулась широкая долина реки Мургаб. Сверху река казалась синею лентою, берега её поросли густою травою, видом которой Памиры так редко балуют. Мы ожили; тропинка бежит вдали от реки, и опять затрусили мы с горку на горку, по песку и камням, но на ду ше уже было веселее: вдали мелькала голубая лента Мургаба.

Но вот за нами раздался топот скачущих лошадей, и через минуту нагнал нас муж и Н. П. Им так надоело бесконечное стояние в ущелье в ожидании архаров, охота шла так вяло что они бросили ее и поскакали догонять нас. Мы оживились, бод рее двинулись вперед: близость воды, а следовательно и чая, отдых на траве, а не острой гальке, подгоняли нас. Хотя вдали и виднелся аул, но до него оставалось еще верст 5 и мы предпочли расположиться на берегу реки. Здесь, наконец, осуществились наши мечты о чае, который на этот раз был, впрочем, исключительно скверен, так как кипятился в железном вед ре. Мургаб— река довольно широкая, с быстрым течением; но в противоположность горным рекам, кото рые мы видели за этот месяц, она не бурлить и не мечется, а спокойно и ровно катит свои молочно-голубые воды.

Рис. 48. Памирский Пост издали.

Верстах в 8 от нашей остановки, у самого Памирского Поста, сливаются две реки: Ак-Су и Ак-Байтал и, слившись, получают название Мургаба, который есть одно из верховий Аму-Дарьи.

Через час мы подъезжали к Посту; здесь долина замыкается голыми, неприютными горами, зелени нет, если не считать кочковатого болота под самыми стенами укрепления. Последнее сооружено на высокой насыпи, окруженной глинобитными стенами и широким рвом: внутри виднеются казармы и жилые дома:. все здания одноэтажные, из серой глины, под цвет окружающей природы; Лошади так отвыкли за этот месяц от всяких построек, что подъезжая ко двору укрепления; сильно беспокоились, не хотели входить и вдруг: все четыре кинулись в сторону, причем моя от страха даже упала на колени: она, вероятно, испугались развевавшегося на стене флага; во двор, мимо казарм, они вошли неохотно, фыркали и пятились. Навстречу нам вышел начальник поста, М. А. Н — в, молодой еще человек, радушно сообщившей, что помещение для нас готово, так как он был уже предуведомлен о нашем приезде (киргизы ему рассказали, что кроме остальных, идут «одна марджам», т. е. одна дама, — это; я, и один офицер, — это Н. П., которая прослыла за офицера, вероятно, благодаря своей белой папахе). В нашем распоряжении оказалось три комнаты, в которых мы и расположились с давно невиданными удобствами. Как-то неловко нам было после юрт и кошм ходит по полу, сидеть на стульях и за столом, а всего страннее было спать на постелях с простынями и без платья.

В настоящую минуту, кроме начальника и команды солдат, на посту находились: полковник, заведующий артиллерией П. и казачий сотник Л — в. Доктор, пом ещение которого мы занимали, уехал в отпуск.

25 июля. Рано утром получено известие, что завтра сюда прибудет для ревизии штабной генерал в сопровождении офицеров генерального штаба. Большая сенсация; Начальник поста в страшных хлопотах: все чистят, метут, проверяют. После обеда поручик Л — в отправился за 25 верст навстречу генералу. Мы собрались было выступать завтра, так как ничто более нас здесь не задерживает, занимаемое же нами помещение может оказаться необходимым для генерала и его офицеров, но М — ву очень хочется пробыть еще денек, да и хозяева наши убеждают подождать, и помочь им занимать почетного гостя. Решили остаться.

За обедом артиллерийский полковник говорил, что ему неоднократно доводилось встречать на Памирах англичан, которые всякими дозволенными и недозволенными способами стараются проникнуть в русские владения; их, впрочем, и не особенно беспокоят. Однажды был задержан после продолжительного пребывания на русских Памирах заведомый шпион, но при обыске у него была найдена лишь маленькая, не имеющая важного значения карта, все же сколько-нибудь, ценное он успел, очевидно, переслать своим заранее. Его арестовали, и обязав честным словом немедленно отправиться в Маргелан, великодушно отпустили: в Маргелан он едет еще и по ныне. По словам того же полковника, положение солдат сипаев, сопровождавших английского представителя Жерара во время работ разграничительной комиссии было весьма печальным: в зимнюю стужу, в то время, когда наши солдаты одеты в полушубки, длинные тулупы, меховые шапки и валенки, те несчастные щеголяли в коротких бумажных штанах, с ногами обутыми в сандалии и обмотанными до колен шерстяною тесьмою. На них жаль было смотреть: мерзли они страшно; продовольствие их было нищенским. Не мешает помнить, что рядом, у солдат же на глазах, начальство их путешествует со всевозможным комфортом и роскошью. Английские офицеры и генералы обращались со своими солдатами надменно и до крайности жестоко.

Жизнь обитателей Поста крайне незавидна: судьба закинула этих, еще молодых и сильных людей в такой уголок земного шара, куда всякие сведения извне проникают лишь спустя долгие месяцы: они словно отрезаны от остального мира. Обстановка, в которой им приходится коротать время, крайне скромна, почти убога; кроме нескольких книг, заученных ими чуть не на память, и двух-трех газет, сообщающих давнишняя сведения, читать нечего; свободного же времени у них больше, чем нужно, так как при всем желании, заняться там решительно нечем. Делались попытки культивирования каких-нибудь овощей, хотя бы картофеля, но климат настолько суров, что попытки эти не привели ни к каким результатами Все, что требуется обитателям Поста для жизни, привозится им из-за сотен верст караванным способом.

До сих пор мы еще не решили, каким путем пойдем отсюда: не хочется идти старою, знакомою дорогою через оз. Кара-Куль, несравненно любопытнее был бы новый путь по р. Ишарт до Кара-Булака, через перевалы Каинды (16.200 ф.), или Кизил-Белес (14.700 ф.), с тем, чтобы пересечь Алайскую долину по направлению к Дараут-Кургану; против этого, однако, маршрута восстал поручик М — в, а за ним и все обитатели Памирского Поста. По их словам, путь этот совершенно неодолим для вьючных животных: тропинки местами настолько узки, что лошади срываются с них в пропасти; на перевале Каинды ген. Ионов потерял более половины вьючных лошадей; о переправе же через р. Мургаб нечего и думать, особенно с верблюдами. Вот что нам предсказывают; все это впрочем говорится по наслышке, так как лично никто из присутствующих в тех местах не бывал. Зная, однако, по опыту, что не всяким запугиваниям надо верить, принимая во внимание то обстоятельство, что мы не отрезаем себе пути к отступлению и во всякую минуту можем повернуть обратно, мы, кажется, решаем все-таки идти на Пшарт.

26 июля. Генерал-ревизор оказался дутым: вместо него сотник Л — в встретил ветеринарного врача, проезжающего по своей надобности в сопровождении двух киргизов. К обеду подъехал и виновник переполоха. Нас опять пугали карнизами, переправами и висячими на досках переходами. Когда муж выразил намерение пройти завтра до перевала Пшарт и за ним остановиться на ночевку, все вновь и дружно восстали, уверяя, что до перевала верст 50; когда же он сослался на карты (свою поверстную и маршрутную, принадлежавшую ветеринарному врачу), по которым до спорного пункта значилось всего 28 верст, врач решительно заявил, что все карты врут, что он бывал там не раз и за 45 верст ручается; М — в утверждал, что ни одна вьючная лошадь не одолеет в день этого перехода, а его солдаты-охотники придут только к ночи. С проводниками нам также не везет: Алим-Бай достал было киргиза, который провел по этому пути большой караван и согласился вести и нас, но через час тот же киргиз отказался под гбм предлогом, что через Мургаб мы переправиться не сможем, так как «там вода очень толстый» (много воды). Вообще чувствуется настойчивое противодействие нашему намеренно идти этим путем. В чем же собственно дело? Запасаемся здесь сахаром и ячменем.