На другой день не успела она приехать в Кондафорд, как сразу почувствовала, что атмосфера там напряжённая. То ли слова, сказанные ею по телефону, то ли её тон вселили тревогу в родителей Клер, и она сразу увидела, что притворяться весёлой бесполезно, — всё равно не поверят. К тому же погода стояла отвратительная — промозглая и холодная, и Клер с самого начала пришлось держать себя в напряжении.

После завтрака она избрала гостиную местом для объяснения. Вынув из сумочки полученную ею копию, она протянула её отцу и сказала:

— Вот что мне прислали, папа.

Она услышала удивлённый возглас генерала и увидела, как мать и Динни подошли к нему.

Наконец он спросил:

— В чём здесь дело? Говори правду.

Клер сняла ногу с каминной решётки и посмотрела отцу в глаза:

— Бумажка лжёт. Мы ни в чём не виноваты.

— Кто он?

— Тони Крум. Мы встретились на пароходе, возвращаясь с Цейлона. Ему двадцать шесть, он служил там на чайной плантации, а теперь получил место у Джека Масхема — будет присматривать за его арабскими матками в Беблок-хайт. Денег у него нет. Я попросила его приехать сюда к вечеру.

— Ты его любишь?

— Нет, но он мне нравится.

— А он тебя?

— Да.

— Ты говоришь, между вами ничего не было.

— Он поцеловал меня в щёку — раза два, по-моему. Это всё.

— На каком же основании бумага утверждает, что третьего числа ты провела с ним ночь?

— Я поехала с ним на его машине посмотреть Беблок-хайт; на обратном пути в лесу, миль за пять до Хенли, отказали фары. Темень была непроглядная, я предложила остаться и подождать рассвета. Мы заснули, а когда рассвело, поехали дальше.

Она услышала, как мать судорожно глотнула воздух, а у отца вырвался странный горловой звук.

— А на пароходе? А у тебя на квартире? И ты утверждаешь, что между вами ничего нет, хотя он тебя любит?

— Ничего.

— Это правда?

— Да.

— Разумеется, это правда, — вмешалась Динни.

— Разумеется! — повторил генерал. — А кто в неё поверит?

— Мы не знали, что за нами слежка.

— Когда он приедет?

— С минуты на минуту.

— Ты видела его после того, как получила извещение?

— Да, вчера вечером.

— Что он говорит?

— Обещает сделать всё, что я сочту нужным.

— Ну, это естественно. Надеется он, что вам поверят?

— Нет.

Генерал отошёл с бумагой к окну, словно намереваясь получше разглядеть её. Леди Черрел села. Она была очень бледна. Динни подошла к сестре и взяла её за руку.

— Когда он приедет, — неожиданно объявил генерал, поворачиваясь к окну спиной, — я хочу повидаться с ним один на один. Попрошу, чтобы никто не говорил с ним до меня.

— «Свидетелей просят удалиться», — шепнула Клер.

Генерал вернул ей документ. Лицо у него было подавленное и усталое.

— Мне очень жаль, папа. Мы, конечно, наделали глупостей. Добродетель ещё не служит себе наградой.

— Ею служит благоразумие, — отпарировал генерал. Он дотронулся до плеча Клер и пошёл к двери в сопровождении Динни.

— Мама, он верит мне?

— Да, но только потому, что ты его дочь. И чувствует, что не должен бы верить.

— Ты тоже это чувствуешь, мама?

— Я верю тебе, потому что знаю тебя.

Клер наклонилась и поцеловала мать в щёку:

— Благодарю, мамочка, но мне всё равно не легче.

— Ты говоришь, этот молодой человек тебе нравится. Ты познакомилась с ним на Цейлоне?

— Нет, я впервые встретилась с ним на пароходе. И поверь, мама, мне сейчас не до страстей. Я даже не знаю, оживут ли они во мне. Наверно, нет.

— Почему?

Клер покачала головой:

— Я не желаю вдаваться в подробности нашей жизни с Джерри даже теперь, когда он так по-хамски потребовал возмещения ущерба. Честное слово, оно огорчает меня больше, чем мои собственные неприятности.

— Мне кажется, этот молодой человек пошёл бы за тобой куда угодно и когда угодно.

— Да, но я этого не хочу. К тому же я дала обещание тёте Эм. Я вроде как поклялась, что в течение года не натворю глупостей. И я держу слово — до сих пор. Но меня прямо подмывает отказаться от защиты и стать свободной.

Леди Черрел промолчала.

— А ты что скажешь, мама?

— Отец должен считаться с тем, как это отразится на репутации твоей семьи и твоей собственной.

— Что в лоб, что по лбу. В обоих случаях конец один и тот же. Если мы не будем защищаться, мне дадут развод, но он едва ли привлечёт к себе внимание. Если будем, это вызовет сенсацию. «Ночь в машине» и так далее, если даже нам поверят. Представляешь себе, мама, как набросятся на нас газеты?

— Знаешь, — медленно сказала леди Черрел, — решение отца в конце концов предопределено тем, что ты рассказала про хлыст. Я никогда не видела его таким взбешённым, как после того разговора с тобой. Думаю, он потребует, чтобы вы защищались.

— Я ни за что не упомяну о хлысте перед судом. Это прежде всего бездоказательно, и потом, у меня тоже есть гордость, мама…

Динни последовала за отцом в его кабинет, который домашние иногда именовали казармой.

— Ты знакома с этим молодым человеком, Динни? — взорвался наконец генерал.

— Да. Он мне нравится. Он действительно любит Клер.

— Какой расчёт ему её любить?

— Папа, надо быть человечным!

— Ты веришь ей насчёт автомобиля?

— Да. Я сама слышала, как она торжественно обещала тёте Эм не делать глупостей в течение года.

— С чего ей пришло в голову давать такие обещания?

— С моей точки зрения, это ошибка.

— Как?

— Во всём этом важно одно — чтобы Клер стала свободной.

Генерал опустил голову, словно впервые услышал нечто, над чем стоит призадуматься; скулы его медленно побагровели.

— Рассказывала она тебе, — неожиданно спросил он, — то, что рассказала мне об этом субъекте и хлысте?

Динни кивнула.

— В былое время я мог бы вызвать и вызвал бы его к барьеру. Клер должна стать свободной — согласен, но только не таким путём.

— Значит, ты веришь ей?

— Она не могла солгать всем нам.

— Правильно, папа! Но поверят ли им посторонние? Поверил бы ты на месте присяжных?

— Не знаю, — угрюмо бросил генерал.

Динни покачала головой:

— Нет, не поверил бы.

— Юристов, чёрт бы их побрал, не проведёшь. Я думаю, что Дорнфорд, например, не возьмётся за такое дело.

— Он не выступает в бракоразводном суде. Кроме того. Клер — его секретарь.

— Надо посоветоваться с Кингсонами. Лоренс им верит. Отец Флёр был их компаньоном.

— Тогда… — начала Динни, но дверь распахнулась.

— К вам мистер Крум, сэр.

— Останься, Динни.

В дверях появился Крум. Он быстро взглянул на Динни и подошёл к генералу:

— Клер сказала, чтобы я приехал, сэр.

Генерал кивнул. Прищурив глаза, он в упор смотрел на предполагаемого любовника дочери. Молодой человек ответил на его взгляд, как солдат на параде, — твёрдо, но без вызова.

— Будем говорить без обиняков, — резко начал генерал. — Вам не кажется, что вы впутали мою дочь в скверную историю?

— Да, сэр.

— Потрудитесь дать мне объяснения.

Крум положил шляпу на стол, расправил плечи и объяснил:

— Что бы она ни сказала вам, сэр, — все правда.

Динни с облегчением увидела, что губы её отца дрогнули, словно по ним пробежала улыбка.

— Это очень порядочно с вашей стороны, мистер Крум, но я жду другого. Клер изложила мне свою версию. Был бы рад услышать теперь вашу.

— Я люблю её, сэр, люблю с первой нашей встречи на пароходе. В Лондоне мы встречались — ходили в кино, театр, картинные галереи. Я был у неё на квартире три… нет, пять раз. Третьего февраля я поехал с ней в Беблок-хайт, чтобы показать ей, где буду работать. На обратном пути, — надеюсь, она упомянула об этом? — у меня отказали фары и мы застряли из-за темноты в лесу, в нескольких милях от Хенли. Тогда мы… мы решили, что лучше не рисковать и дождаться рассвета. Я ведь дважды съезжал с дороги. Было темно, хоть глаз выколи, фонарь я с собой не захватил. Словом, мы сидели в машине до половины седьмого утра, потом двинулись и около восьми были у неё на квартире.

Он сделал паузу, провёл языком по губам, опять расправил плечи и порывисто закончил:

— Хотите верьте, хотите нет, но клянусь вам, сэр, между нами ничего не было — ни в машине, ни вообще, кроме… кроме того, что она два-три раза позволила мне поцеловать её в щёку.

Генерал, ни на секунду не спускавший с него глаз, сказал:

— Мы слышали от неё примерно то же самое. Дальше?

— Вчера, получив извещение, я сразу же поехал в город и увиделся с ней. Разумеется, сэр, я сделаю всё, что она сочтёт нужным.

— И вы не сговаривались с ней о том, что будете здесь рассказывать?

Динни увидела, что молодой человек весь напрягся:

— Отнюдь нет, сэр.

— Итак, вы готовы подтвердить под присягой, что между вами ничего нет, и повторить это суду? Правильно я вас понял?

— Да, сэр, если только есть надежда, что нам поверят.

Генерал пожал плечами.

— Каковы ваши денежные обстоятельства?

— Четыреста фунтов оклада в год, — криво улыбнулся Крум. — Это всё, сэр.

— Знакомы вы с мужем моей дочери?

— Нет.

— И никогда с ним не встречались?

— Нет, сэр.

— Когда вы встретились с Клер?

— На второй день после отплытия в Англию.

— Чем вы занимались на Цейлоне?

— Служил на чайной плантации. Но потом её из экономии слили с другими.

— Понятно. Ваше образование?

— Веллингтон, затем Кембридж.

— Вы поступили на службу к Джеку Масхему?

— Да, сэр, он поручил мне присматривать за его арабскими матками. Они прибудут весной.

— Значит, вы разбираетесь в лошадях?

— Да. Я их обожаю.

Динни увидела, как прищуренный взгляд генерала оторвался от молодого человека и упал на неё.

— Вы как будто знакомы с моей дочерью Динни?

— Да.

— Поручаю вас ей. Я должен все обдумать.

Молодой человек слегка поклонился, повернулся к Динни, затем снова повернулся к генералу и с достоинством произнёс:

— Ужасно сожалею о случившемся, сэр, но не о том, что люблю Клер. Сказать, что жалею, — значило бы солгать. Я безумно люблю её.

Он направился к двери, но генерал остановил его:

— Минутку. Как вы понимаете слово «любовь»?

Динни безотчётно стиснула руки. Опасный вопрос! Молодой человек круто обернулся. Лицо у него было каменное.

— Понимаю, сэр, — ответил он сдавленным голосом. — Вы спрашиваете, что это — вожделение или нечто большее? Так вот — это нечто большее, иначе я не выдержал бы ночи в автомобиле.

Он опять повернулся к двери.

Динни подбежала, помогла ему открыть её и проводила его в холл, где он остановился, хмуря брови и тяжело дыша. Она взяла его под руку и подвела к камину, где горел огонь. Они постояли, глядя на пламя; затем она сказала:

— Боюсь, что получилось чересчур резко. Но вы же понимаете: военный человек любит ясность. Во всяком случае вы, что называется, произвели на моего отца хорошее впечатление.

— Я чувствовал себя форменным чурбаном. А где Клер? Здесь?

— Да.

— Могу я видеть её, мисс Черрел?

— Постарайтесь называть меня просто Динни. Вы можете её видеть, но, по-моему, вам лучше повидаться и с моей матерью. Идёмте в гостиную.

Он стиснул ей руку:

— Я всегда знал, что мы за вами, как за каменной стеной.

Динни поморщилась:

— Даже каменная стена не выдержит такого нажима.

— Ой, простите! Я всегда забываю, какая у меня хватка. Клер боится даже подавать мне руку. С ней все хорошо?

— Насколько это возможно в её положении.

Тони Крум схватился за голову:

— Да, со мной ведь творится то же самое, только мне ещё хуже. В таких переделках человеку просто необходимо знать, что впереди есть надежда. Вы думаете, она меня когда-нибудь полюбит?

— Надеюсь.

— А ваши родители не считают, что я гоняюсь за нею просто так, — вы меня понимаете? — ну, ради забавы?

— После того, что было сегодня, — конечно, нет. Вы ведь такой, какой была когда-то и я, — прозрачный.

— Вы? Никогда не могу угадать ваши мысли.

— Это было давным-давно. Идём.